Картер Крис. Молния ("Д.П.О."). Файл №305

   — Господи, как невкусно, — подумал Да-рин. — Но что делать, ведь именно так обедали русские коммунисты в фильме «Красная смерть». Железный капитан Скворцов каждого пойманного врага закусывал нечищеной луковицей с крупной солью. Пустышка говорил, что у них там, в КГБ, все так едят. Стран— ное у них КГБ, не то что наше ФБР…
   Дарин вспомнил сегодняшний допрос, который ему учинили. Подлец Зеро, это он проговорился, больше некому.
   Во рту все горело, едкий луковый запах больно бил в нос. Глаза слезились. Дарин вернулся в ванну, умылся и прополоскал язык. Полегчало.
   — С самого детства я чувствовал в себе склонности к садизму, мазохизму, а иногда даже к альтруизму, — донеслось из комнаты. — Я пытался вести нормальную жизнь, но в школе мне все время хотелось ткнуть пробегавшему первокласснику линейкой в глаз. Потбм я понял, какое облегчение может принести истязание собственной плоти…
   Освальд стал в проходе, прислонившись к косяку. Жирный парень в телевизоре продолжал пугать студию своим внешним видом.
   — Идиот… — мрачно произнес Дарин.
   — Не знаю, не знаю. Ты вот тоже кретин, так тебя же по телику не показывают… — мать развалилась в кресле всего в двух шагах от экрана и внимательно слушала передачу.
   Дарин хотел что-то возразить, но в животе забурлила съеденная луковица, и тяжелая вонючая отрыжка сковала горло.
   — Ты бы пошел поучился хорошим манерам. Они денег не стоят, а в жизни помогут… — мать вспомнила, что сына надо воспитывать. — Вот познакомишься ты с девушкой, придешь на свидание. Она тебе: «Здравствуй, дорогой»… А ты в ответ рыгаешь. Да какая дура с тобой общаться захочет? — мать доела чипсы и, скомкав пакетик, бросила его под кресло.
   — Да ты не знаешь, какие со мной женщины общаются… — тихо буркнул сын.
   — Но потом я понял: есть путь к спасению… — восторженно заливался телевизор. — Любой может быть прощен, если впустит в свое сердце Христа, если скажет…
   — Мама, почему ты смотришь эту чушь?
   Дарин взглянул на телевизор, почувствовал сложное переплетение проводов. Вот бежит будущий звук, а это картинки. Освальд, оставаясь неподвижным, потянулся к проводам, поймал поток, колкой волной бежавший по металлу. Телевизор вздрогнул, изображение на экране поменялось. Длинноволосый певец яростно скакал по сцене, зажав под мышкой поломанную электрическую гитару.
   Освальд перевел взгляд на маму, а потом коснулся ее, как только что касался сложного прибора. Она была много сложнее: сотни, да что там — миллионы слабых потоков струились по ее рукам, переплетались около позвоночника, загадочно клубились в голове. Он может все это сломать. Но поменять… Нет, поменять не может. Заставить полюбить себя или хотя бы показать, что он не дурак, как думают все вокруг. Кроме… Кроме Шэ-рон. Шэрон так не думает… Она считает его человеком. И если бы не Фрэнк… А мама его не любит. Он помнит, когда его впервые привели в школу. Папа тогда уже ушел, а мама не захотела отправлять ребенка учиться. Сказала, что идиотов отдают в закрытый интернат. Его провожала соседка. Пятнадцать минут от дома. Все дети были с цветами, в новой отглаженной одежде. А ему было безумно стыдно не за то, что он плохо одет и что у него дырка на коленке. Нет, ему было стыдно, что его ведет не папа и не мать, даже не бабушка, а совсем чужая женщина.
   В школе его побили. Это было совершенно непонятно. Мальчишки, которые так здорово играли на перемене… Сначала они прогоняли его, потом уходили сами, как только он хотел поиграть в «классики» или «ступени». А потом… Они играли в «камушки». Плоский голыш, служивший битой, с хрустом ломал воткнутые в песок сухие камышины. Дарин стоял, смотрел с тоской… Потом не выдержал и пошел к ребятам. Нога в маленьком стоптанном башмачке ненароком смяла палочки. Одноклассники молча смотрели, как он подходит, а потом все так же молча повалили его и стали топтать. Дарин помнил только острый камень, вонзившийся в щеку. До сих пор шрамчик остался.
   И хотя матери было наплевать на сына, она все-таки пришла жаловаться. Слишком уж страшно выглядел ребенок. Все тело покрыто синяками, губы расквашены, два оставшихся молочных зуба выбиты. Дарин помнил, как мама держала его за руку. Последний раз в жизни. Он стоял перед огромной учительницей и все боялся, что его накажут. Не наказали. Учительница, сама напуганная до смерти, взволнованно объясняла маме:
   — Он спускался с третьего этажа. А там уборщица как раз пол помыла. Никто и заметить не успел. Он, наверно, поскользнулся и упал вниз, по ступенькам. А под конец ударился о батарею, — женщина судорожно комкала шелковый шарфик.
   Дарин стоял, смотрел на лестницу с ажурными чугунными перилами и прибитыми поверху плашками, чтобы дети не катались. Стоял и мучительно пытался вспомнить, когда же он падал с лестницы. А ведь падал, раз учительница говорит.
   Освальду вдруг безумно захотелось оборвать что-нибудь в струящихся перед ним потоках: например, перервать вот этот ручеек, так ритмично пульсирующий. Он чувствовал, как все его существо тянется, стремится вперед — сломать, прекратить, остановить. Нельзя. Мать.
   Дарин судорожно втянул воздух, луковый запах bq рту исчез, оставив только гнилостный привкус с еле заметным металлическим оттенком. Мир снова стал нормальным: комната, телевизор, толстая женщина, сидящая в кресле. Вот она повернулась, разлепила губы, стряхивая налипшие крошки. Дарин услышал неприятный тонкий голос:
   — Дари! Перестань баловаться с «ленивцем»!
   Мать уперлась рукой в кресло, собираясь подняться. Под рукой хрустнул пульт дистанционного управления. Женщина медленно опустилась обратно, посидела в нерешительности, а потом принялась судорожно нажимать на все кнопки подряд.
   — Мама, сходи в театр, ты давно не была в театре, — устало сказал Дарин. Посмотрел на телевизор. Экран мигнул и погас.
   Женщина встала и, держась за сердце, побрела к кровати.
   «Всегда она так», — с раздражением подумал Дарин. Достал из ящика пятерку, собираясь пойти купить пива.
   — Эй, ты дома? — раздался крик за окном. Дарин прошел по коридору, распахнул дверь на улицу. Зеро охнул и, держась за разбитый лоб, отступил на шаг.
   — Ну?
   — Пошли пиво пить, — очухался Пустышка.
   — Не пойду я с тобой, — зло ответил Да-рин.
   — Ну, тогда отгадай, кто ко мне сегодня приходил. Кстати, про тебя спрашивали.
   Зеро отхлебнул из бутылки и протянул ее Дарину. Тот взял, подержал в руках и отдал обратно, даже не попробовав.
   — Агенты ФБР.
   — А откуда знаешь? — искренне удивился Зеро.
   — Они приходили и ко мне, Ты же сам их натравил, — Дарин злобно посмотрел на друга.
   — Я? Да я им ни слова не сказал! Клянусь! Ты мне не веришь? Они про вчерашнего ублюдка расспрашивали, так я и то им ничего не сказал, — Зеро стукнул себя кулаком в грудь. — А про тебя им кто-то другой накапал. Кто тебя мог видеть?
   — Ты! — Дарин сбежал с крыльца и быстро пошел по тропинке.
   — Да говорю я тебе! Молчал… — Пустышка семенил сбоку, как гуляющая болонка.
   — Отойди, Пустышка, — Освальд мотнул головой, словно бык, увидевший красное.
   — Ты не понимаешь…
   — Отойди! — заорал Дарин. — Убью! У меня сейчас настроение кого-нибудь поджарить, — он попытался говорить спокойней.
   — Только не коров! Дарин, прошу, только не коров. Опять ты…
   Слова потонули в порыве налетевшего ветра.
   Они взбежали на холм. Ветер, спавший весь вечер, проснулся и принялся за работу. Заскрипели огромные деревья, грозно качая черными ночными кронами. Тучи осели, стали похожими на грязный слипшийся войлок.
   — Ладно, я слушаю, — Дарин замер, руки безвольно опущены, голова задрана вверх.
   Тучи на небе зашевелились, поползли чернильной манной кашей. Дом у подножия холма засветился всеми окнами.
   — Я пришел… Отвечай! — заорал Освальд.
   Поднял руки, стараясь дотянуться до неба, ухватиться за край грозы, нависающий над головой.
   — Ну, же! Давай! Давай, сволочь! Зеро постоял, потом вдруг развернулся и помчался вниз, перепрыгивая через кочки и ямы.
   — Я тебя не боюсь! — Дарин закружился, словно разговаривая с неведомым противником, который почему-то все время оказывается за спиной.
   Порыв ветра рванул полы куртки, взвихрил волосы. Застонал тополь, огромная верхушка хрустнула и, окруженная ворохом сорвавшихся черных листьев, полетела вниз. Свет в доме погас, в мире остался только черный свет.
   — Хочу!.. — вой пронесся над холмом, человеческий, но в чем-то звериный.
   Горизонт вспыхнул, огромная ветвистая молния осветила холм, мокрую от росы траву, стадо перепуганных коров. Извилистая полоса электрического огня ударила в одинокую фигурку на вершине. Человек покачнулся, но устоял, в своем языческом блаженстве похожий на черную молнию. Следующая вспышка осветила лицо: губы прикушены, струйка густой крови стекает по подбородку, глаза широко раскрыты и кружево порванных сосудиков оплетает огромный бездонный зрачок. Ноздри трепещут, бьются рвущейся на волю птицей. Волосы шевелятся, словно живут самостоятельной жизнью.
   Третья молния обожгла вершину холма, веером полоснула по стаду. Глупые животные шарахнулись, а старый бык замешкался, не понимая, почему не встают и не убегают молодые самки, упавшие на сочную зеленую траву. Острый запах озона ударил в ноздри, грохот прокатился по холму, захлестнув притихший дом. Бык рванулся и, уже не сдерживая себя, побежал.
   Пустышка, прятавшийся у подножия холма, помчался наверх, с трудом выпутывая ноги из травы. Порыв ветра сбил его с ног. Он вскочил, почувствовал, как что-то холодное расплескалось по лицу. Следующая крупная капля ударила по руке. А затем, сорвавшись с надоевшей цепи, дождь хлынул ручьями, потоком побежал вниз по склону. Зеро поскользнулся. Пополз, цепляясь за корни. Потом встал на четвереньки, с трудом оторвал руки от земли. Заковылял, стараясь не упасть снова. Мокрые волосы не давали рассмотреть…
   Дарин лежал на самой верхушке, вокруг спекшейся лысиной чернело сожженное пятно. Зеро упал на колени, коснулся груди приятеля, пытаясь услышать, бьется ли сердце. Освальд медленно открыл глаза.
   — Ты жив! — радостно выдохнул Зеро.
   — Куда ж я денусь? — Дарин криво усмехнулся.
   Пустышка влюбленно рассматривал некрасивое, почти детское лицо.
   — Дарин, с тобой все в порядке? — спросил Зеро. Налетевший порыв ветра унес его слова, кинул в лицо пригоршную стылой воды. Пустышка хотел что-то сказать, но мокрые пряди волос залепили рот, мешая говорить.
   — Как ты себя чувствуешь? — прокричал Зеро, пытаясь перекрыть вой несмолка-ющего ветра.
   — Как никогда хорошо! — Дарин поднялся, голубые глаза, казалось, налились мертвенным светом.
   Словно лампочки в морге.
   Шериф выбрался из машины и сразу увяз сапогами в мокрой после вчерашнего дождя глине. Суетливый помощник принялся что-то рассказывать. Доклад был явно не готов, да и не нужен — шериф собирался все осмотреть сам. Мокрая трава скользила под ногами, и Сампсон сильно запыхался, пока поднимался на вершину.
   Уставившись на него остекленевшими глазами, лежала корова. А рядом, в каких-то пяти метрах, еще одна. А вон там, у кустика шиповника, третья. Эта куда-то бежала, перед тем как умереть. Грустное стадо сгрудилось у подножья. Шериф подошел к погибшей корове, присел рядышком. Положил руку на холодную шею. Сквозь короткую, грязно-белую шерсть просвечивала сеть кровеносных сосудов, отчего все тело казалось покрытым татуировкой.
   — Опять молния? — шериф поднял голову, посмотрел на стоявшего рядом помощника.
   — Так же, как в прошлый раз, — помощник криво ухмыльнулся, его некрасивое лицо стало еще некрасивей. — У нас завелся какой-то Зевс-мясник.
   — И вы тоже верите в эту чушь?
   — Я не знаю, как насчет чуши, но в прошлый раз коровы погибли от молнии, когда на небе не было ни тучки. Сейчас-то хоть действительно гроза была. Да и парни эти… Четверо за полгода! Не много ли? — Помощник переминался с ноги на ногу; было видно, что ему неприятно спорить с начальником, но и не сказать, что думает, он не мог.
   — И многие так считают?
   — Те, кто знает о коровах и парнях, — почитай, все.
   — Ну, хорошо хоть круг компетентных лиц ограничен,…… шериф поднялся с корточек, посмотрел на помощника. — Видимо, придется лишить вас квартальной премии — за распространение слухов, не соответствующих реальности.
   — Есть, сэр, — помощник вытянулся в струнку, лицо окаменело, не выдавая никаких чувств.
   — Вот это уже лучше. А то забыли даже слово такое — дисциплина.
   Шериф направился ко второму трупу. В спину ему донеслось чуть слышное бормотание:
   — Дохлые коровы — вот это реальность. А слухи… Да какие слухи, когда все так думают!
   Шериф рассматривал молодого бычка, уткнувшегося розовым, когда-то теплым носом, в след от копыта. Вода налилась в ямку, и если бы не судорога, скрутившая теленка перед смертью, могло показаться, что он пьет. Шерифу стало неловко, словно он чем-то провинился перед животным.
   Телефонный звонок вывел шерифа из раздумий.
   — Алло! — в телефоне зашипело.
   — Фредерик Сампсон? — пожилой голос говорил почти без интонаций.
   — Да, это я, — ответил шериф.
   — С вами говорит профессор Дональд Грейндельсберг из Аркоидской обсерватории.
   — Да, я слушаю.
   — Вы просили сообщать вам все о молниях. Так вот, вчера вечером рядом с городом ударило несколько молний. Точнее, три штуки. — Грейндельсберг говорил так, словно читал скучнейшую лекцию, давно надоевшую ему самому и слушателям, но которую надо дочитать до конца.
   — Огромное спасибо, Дональд, вы нам очень помогли. Опять погибло несколько коров, на всех следы удара молнии.
   — Не за что. Но если честно, я не понимаю, почему молнии убивают так часто.
   — Но вы же сами рассказывали мне про ионизационные столбы и исследования, связанные с электричеством! — Фредерик на секунду почувствовал себя мальчиком, которому сказали, что никакого Деда Мороза нет, а добряк, раздававший подарки, — это папа, нацепивший ватную бороду.
   — Я не собираюсь отказываться от своих слов. Просто мы фиксируем все проявления атмосферного электричества. Так вот, аппаратура зарегистрировала шесть всплесков активности. Четыре раза молнии попадали в человека, два — в животных. И ни разу в дерево или хотя бы в громоотвод. Кстати, если уж на то пошло, по логике, грозы должны были греметь над обсерваторией, а не над противоположной стороной города. — Дональд закашлялся в трубку.
   Шериф молча подождал, пока он закончит. Потом спросил:
   — Ну хорошо. А если не молния, то что?
   — Мы пытаемся понять. Никакая земная техника не способна управлять электричеством такой мощности. Значит, либо есть неизвестные нам естественные причины, либо придется признать, что все-таки это совокупность случайностей. Либо… — Грейндельс-берг замолчал.
   — Либо что?
   — Либо мы имеем дело… — Дональд замялся. — Либо мы имеем дело с чем-то сверхъестественным, паранормальным.
   Шериф засмеялся. Профессор подождал, пока он замолчит, и сухо поинтересовался:
   — Я сказал что-то очень смешное? Прошу прощения, но мне ваше поведение кажется не совсем приличным.
   Фредерик почувствовал себя нашкодившим студентом и, давясь хохотом, извинился:
   — Дональд, умоляю, не сердитесь на меня, просто вы мне напомнили моего помощника. Тот тоже говорил о свихнувшемся Зевсе, раскидывающем молнии направо и налево.
   — Может быть, ваш работник и не так уж не прав, как кажется. Меня ждут дела, я вынужден прервать наш разговор. Я сообщу, если станет известно что-нибудь новое. Надеюсь на такую же откровенность с вашей стороны.
   В трубке раздались гудки. Шериф закрыл мембрану и спрятал телефон в карман пиджака. «Они что, сговорились?» — устало подумал он.
   Тем временем распогодилось. Давно вставшее солнце медлсчно сушило землю. Согревшиеся мухи кружились возле погибших, животных, садились им на морды и, разочарованные, улетали — высохшие глаза напоминали стекло.
   Приехала машина, четверо грузчиков ловко подхватили мертвого бычка и потащили к грузовику.
   — Может, действительно не молния? — задумчиво произнес Фредерик. — Да ну, чушь… Что это еще может быть?
   Сампсон поднял голову и увидел машину, подъезжающую к холму. «Шевроле», новенький. Из салона вышли двое, в строгих костюмах, мужчина и женщина.
   «Федералы, — раздраженно подумал шериф. — И чего им неймется? Сидели бы себе в главном управлении и не совались в наши дела. Спрашивается, чего им надо? Четверо умерли от удара молнии. Ну и что? Или они тоже ищут сумасшедшего Зевса, подрывающего устои нашего общества? Или, наверно, считают, что это происки Моссада и КГБ. Бред какой-то, КГБ в Коннервиле…»
   Шериф плюнул, норовя попасть в лужицу в отпечатке копыта.
   Двое, коротко переговорив с водителем грузовика, стали карабкаться вверх по склону.
   «Чтоб ты поскользнулся!» — злобно подумал шериф.
   Мужская фигурка качнулась, выставила руки, спасая пиджак от грязи. Фредерик снова сплюнул, давя в себе желание перекреститься. «Вот и не верь после этого…» Он отвернулся и пошел к своему «пикапу». Залез в теплый пыльный салон, включил радио. Печальная, плавная мелодия заставила закрыть глаза, расслабиться, ощутить всего себя, до последней жилки, до родинки на голени и царапины около плеча. Почувствовать, как давит на грудь одежда, осознать прикосновение ткани, теплого воздуха, света, пролезшего в машину через боковое окошко. Шериф медленно вздохнул, кровь стучала в расслабленных пальцах.
   За окном раздался голос. Сампсон сбросил оцепенение и открыл глаза. Те двое уже поднялись и теперь подходили к оставшемуся трупу. Шериф тронул шелкового ската, парившего у лобового стекла, рядом с зеркалом. Игрушка качнулась пару раз и замерла, слегка колыхаясь. Фредерик последний раз вздохнул и выкарабкался навстречу незваным гостям.
   — Доброе утро, — женщина наклонила голову, здороваясь. Мужчина кивнул.
   — Не совсем оно доброе, — шериф понял, что грубит, но остановиться не смог. — А для кого-то и последнее.
   — Вы, случайно, не расскажете нам, что произошло? — Мужчина выступил вперед.
   Шериф мучительно пытался вспомнить, как же его зовут. Странная какая-то фамилия, то ли Мойзер, то ли Молдмен.
   — Не расскажу. К сожалению, я сам не знаю. Известно, что погибло три коровы. Вы видели трупы.
   — Знаете, коровы обычно не умирают просто так, — женщина уловила язвительные интонации шерифа и теперь отвечала в тон. — У них очень слабо развиты суицидальные наклонности, их, знаете ли, не преследует Танатос.
   Фредерик с некоторым раздражением понял, что, как зовут женщину, он тоже не помнит. Он постоял, рассматривая свои сапоги, потом перевел взгляд на ботинок мужчины.
   — Простите мистер… э…
   — Молдер, Фокс Молдер.
   — И… — шериф повернулся в сторону Скалли.
   — Дэйна Скалли.
   «Ну вот, теперь можно разговаривать», — подумал Фредерик.
   — Вы, конечно, мне не поверите, но… — шериф выдержал длинную паузу.
   — Я, кажется, догадываюсь. Вы хотите сказать, что их всех убила молния, — Молдер смотрел на шерифа, тот радостно расплывался в улыбке.
   — Хорошо! Вы все за меня сказали.
   — А какие-нибудь доказательства? — тихо спросила Скалли.
   — А что-нибудь противоречащее этому объяснению? Вы подумайте, молния ударила в холм и попала в стадо коров. Пошаговое напряжение, мокрая трава… Трех ближайших к точке попадания животных убивает. Что в этом необычного? — шериф смотрел на агентов, благожелательная улыбка застыла на лице.
   — Ничего, если не считать, что это шестой случай за полгода.
   — Вы что! — искренне возмутился Сам-псон. — Коров убивало только дважды.
   — Да, в остальных случаях гибли люди. Невинные люди и невинные животные, — холодно произнес Молдер.
   — Вы что, думаете, я знаю о каком-то таинственном преступнике и сейчас выгораживаю его? — шериф сузил глаза, всматриваясь Молдеру в лицо.
   — Конечно, мы так не думаем. Но все-таки, у вас есть какие-нибудь доказательства, хотя бы косвенные, подтверждающие, что это была молния, а не маньяк с электрошоком? Берете стандартный электрошок, а к нему присоединяете аккумуляторы для электросварки. Не случалось у вас такого? — Скалли говорила, наклонившись в сторону шерифа, ветерок трепал рыжие волосы, шевелил ткань юбки. — Я вас убедила?
   — Не случалось, — ответил Фредерик на первый вопрос — У меня маньяков не водится.
   Они помолчали, стоя друг напротив друга: агенты ФБР, молодые, здоровью, полные энергии и интереса к работе, — и усталый, начинающий седеть шериф, привыкший ловить преступников, а не молнии, падающие с неба. Подошел помощник, поклонился Скалли и Молдеру и, повернувшись к Сампсону, сухо спросил:
   — Сэр, что делать с трупами?
   — Ну откуда я знаю? Спросите на бойне. Если им не нужно, то действуйте по инструкции. И вообще, спрашивайте у владельца стада. Это его собственность, — шериф замолк, а потом некстати добавил: — Про премию я пошутил, прошу прощения за неудачную шутку.
   Заметно повеселевший помощник побежал отдавать распоряжения. Шериф вспомнил про своих гостей и обернулся к ним.
   — Вы знаете, что молнии разговаривают по радио? — Сампсон усмехнулся, чем-то напомнив Молдеру учительницу младших классов.
   — Да, — Молдер кивнул, — молния передает сигнал на определенной частоте. Его можно поймать даже обычным приемником.
   — Вы, я вижу, хорошо учились в школе, — Фредерик запустил руку в волосы, провел по голове, размял затекшую шею.
   — Неплохо, — вежливо ответил Фокс.
   — Я попросил моих друзей из обсерватории регистрировать все передачи на этой волне. Вчера они зафиксировали три всплеска.
   Три молнии. В конце концов вы можете сами посмотреть…— Рука шерифа указывала на пятно выжженной травы.
   Молдер и Скалли подошли к пятну, опустились на корточки. Песок сплавился в комки стекла, земля покрылась пеплом. Фокс протянул руку, коснулся уже остывшей поверхности.
   — Боюсь, что ваша работа в нашем городе закончилась, — произнес шериф.
   Скалли с неудовольствием отметила, что Фредерик сделал ударение на слове «нашем». Правильно, он считает, что со своими проблемами они разберутся сами и нечего агентам ФБР соваться куда не положено.
   — Молдер, видимо, он прав. Мы не можем вечно гоняться за молниями, — Дэйна прикоснулась к руке Фокса.
   — Ты тоже считаешь, что здесь виноваты слепые силы природы? — саркастически бросил Молдер.
   — А если нет, то что?
   — Не знаю, но думаю, что-нибудь прояснится.
   — Пока мы будем ждать этого «чего-нибудь», нас выгонят с работы — за халатное отношение и преступное бездействие. — Скалли поднялась, одернула юбку и подошла к человеку, стоявшему поодаль. Согласно бэд-жику на кармане, перед Дэйной находился помощник шерифа, некто Бенджамин Остер-ли.
   — Доброе утро, Бен, — поздоровалась Скалли. — Я Дэйна Скалли, из Федерального Бюро Расследований. Если я не ошибаюсь, то вы первым прибыли на место происшествия.
   Она обратила внимание, что говорит слишком официальным тоном, и, пытаясь исправиться, мило улыбнулась. Настырный ветер портил прическу, и приходилось все время придерживать волосы, чтобы они не лезли в глаза.
   — Доброе утро, агент Скалли. Я действительно приехал первым. Позвонил пастух и сказал, что кто-то убил его коров. Сампсон был тогда в управлении, и пришлось ехать мне. Да и вообще, это моя обязанность, — Остерли полез в карман брюк, но потом вспомнил, что это невежливо, и поспешно спрятал руки за спину. Через секунду он припомнил, что это тоже невежливо.
   — Как вы думаете, отчего погибли животные? — спросила Скалли.
   — Честно говоря, я не ветеринар… — Бен потер руки, не зная, куда их деть, наконец уцепился за пуговицу на пиджаке и облегченно стал ее откручивать.
   — Ну хоть какие-то соображения? Может быть, вы заметили что-то необычное? — Скалли вцепилась в Бенджамина, как клещ, и неуклонно вытягивала из него ответы.
   — Все считают, что коровы погибли от удара молнии… но… — помощник замялся; нитки наконец порвались, и пуговица осталась в кулаке.
   — Но — что? — настаивала Дэйна.
   — Но я так не считаю. За последние полгода погибли четверо. Я уже двенадцать лет работаю в Коннервиле, так до этого не погиб ни один. Странно, не правда ли?
   — Вы не пробовали говорить это шерифу? — спросила Скалли.
   — Пробовал, он чуть было не лишил меня ежеквартальной премии… За распространение слухов, порочащих звание полицейского… — Остер ли криво усмехнулся.
   Скалли поблагодарила помощника и, понурившись, вернулась к Молдеру.
   — Ничего интересного, — она кивнула в сторону Бена. — Придется нам возвращаться с полностью проваленным делом.
   Молдер, все еще сидевший на корточках возле горелого пятна, поднял голову.
   — Тебе часто случалось видеть, как молния попадает в ботинок? — спросил он.
   — Я вообще не видала молний, попадавших куда бы то ни было. — Дэйна хотела засмеяться, но что-то в голосе Молдера удержало ее.
   — Посмотри! — Фокс поднял с земли кусок спекшейся стекловидной массы. — Это след от ботинка. А вот здесь, — он ткнул пальцем, — видна даже резина с подошвы. Понимаешь? Кто-то стоял, любовался ночным небом, спинку почесывал… И тут вдруг гром, вспышки… Миллионы вольт по телу бегут. Вот обувка и попортилась… Так сказать, изоляция перегорела…
   — Не ехидничай! — Скалли одернула Молдера. — Ты думаешь — Дарин?