Стараясь двигаться незаметно, Скалли взяла один из них и прочла этикетку. Брови ее озабоченно поднялись. Она осторожно повернула голову в сторону Макса Фенига.
   Тот, увлеченный беседой, не обращал на нее никакого внимания.
   — А вот снимки происшествия в районе мыса Канаверал. Видите эти конусы, которые летят друг за другом? Объясняли это бликами, наложившимися в объективе…
   — Вы хотели показать нам что-то необычное? — со скукой сказал Малдер.
   — Да-да, конечно! Идите сюда! — Он остановился у громоздкого агрегата со множеством никелированных ручек. Темная полоска шкалы в нижней части была расчерчена более густо, чем у обычных приемников. Макс Фениг с гордостью провозгласил: — «Волчье ухо—2000». Вы что-нибудь слышали об этом?
   — Немного… Макс объяснил:
   — «Волчье ухо» представляет собой самое современное оборудование для слежения за радиопередачами. Поиск и перехват одновременно — более ста каналов в секунду. Автоматическое разделение передач, отстройка помех, дешифрующий синтезатор. Это чтобы можно было восстановить утраченную часть перехвата. Ну, и много всяких разных других технических хитростей.
   — Откуда это у вас?
   — Ну-ну, если я скажу, что купил, вы мне все равно не поверите! — Он взялся за тумблер, щелкнул им и завертел верньеры. — В данный момент я подключен к каналам местной полиции и пожарных: сотовые телефоны, обычные телефоны, аварийная связь, а когда погода хорошая, я даже слышу диспетчера авиабазы «Уиллсмарш».
   Темная панель ожила, и по ней побежали быстрые квадратные огоньки, похожие на светлячков, соперничающих друг с другом.
   — Что за чушь? — приблизив ухо, бесстрастно спросил Малдер.
   — А вы послушайте, — предложил Макс Фениг. Он как будто даже подпрыгивал от предвкушаемого удовольствия. — Передача с машины, в режиме сканирования, две ночи назад. Радиоперехват, местное полицейское управление.
   Он прибавил звук и пальцами отогнул ухо. Торопливый мужской голос ворвался в вагончик:
   — На окружной дороге «D-7» пожар. Это рядом с самым началом каньона. Да-да, я знаю, о чем говорю!.. Немедленно высылайте пожарных. Говорит заместитель шерифа Райт. Алло, вы слышите меня? Алло?.. Пожар на «D-7», на окружной дороге!.. А, черт!..
   Далее — тишина.
   — А потом вот это — через тридцать пять минут после первого сообщения. Вероятно, уже от команды пожарных. Слушайте-слушайте! Почему-то передача шла с перерывами. Помехи были просто невероятные…
   Из динамика ударили гул и надсадный свист, но прорезавшиеся вслед за тем голоса выделялись все же довольно отчетливо:
   — Алло, Троттер? Здесь очень серьезное положение. Говорит Даннингсон, немедленно требую медицинскую помощь и эвакуацию!.. Медиков сюда! Медиков! Быстрее-быстрее!.. Нет, по радио я тебе объяснить не могу. Даннингсон? Алло? Троттер? Почему не отвечаете?.. — Раздался звон, точно от разбитой посуды, затем треск, простуженный гул, нечеловеческое завывание. Несмотря на это, голос снова прорвался. — Так, что здесь у нас? Секунд очку… О господи, что это такое?.. Какого черта?! Чарли! Чарли!.. Троттер, говорит Даннингсон!.. Ситуация чрезвычайно серьезная!..
   Голос пропал, а свист и гул в эфире резко усилились.
   Макс Фениг с сожалением почмокал и выключил свой агрегат.
   Он больше ничего не сказал.
   Он лишь хитро, точно разыгрывая их, глядел на Малдера и Скалли. Кепка отбрасывала тень козырька на лицо, и в его круглых металлических «битловских» очках отражались мелкие огни приборов.
 
   Окрестности Таунсенда, штат Висконсин
   Штаб операции «Сокол»
   День второй
   Ближе к вечеру
 
   Внутри штабной палатки царил полумрак. Мундиры обслуживающего персонала почти сливались с темнотой. Из-за этого казалось, что в помещении совершенно пусто. И только полковник Хендерсон, выхваченный из темноты конусом лампы, прижимал к уху телефонную трубку:
   — Мы накинули в этот раз очень плотную сеть, — докладывал он. — Да, сэр! Разумеется, мы учли все наши прошлые промахи. Земля по периметру зоны прорыта, перекопана, обработана рекомендованным антисептиком и огорожена. В операции в данный момент участвуют все три спецкоманды!.. Нет, сэр! На этот раз оно не уйдет. Да, сэр! Это тоже предусмотрено, сэр! У меня, сэр, насчет этого нет никаких сомнений! Все будет исполнено согласно аварийному плану!.. — Он послушал, что ему говорят на том конце провода. Бровь у него поднялась, и на лбу появились резко очерченные морщины. — Малдер меня не слишком беспокоит, сэр. В зону он проник, но у него нет документального подтверждения. Сэр, вы уже получили мой рапорт? Хорошо, сэр, вы можете быть в этом абсолютно уверены! У нас все в порядке, сэр!.. Он задумчиво положил трубку и несколько секунд сидел неподвижно. Затем рявкнул, как тигр:
   — Эй, дежурный!.. Кто-нибудь!.. Вы что, все спите?
   К нему немедленно подскочил лейтенант, словно материализовавшийся из темноты.
   — Что у нас с электронной охраной периметра?
   — Только что подключили систему слежения, сэр!..
   — Вы гарантируете, что она будет фиксировать все движущиеся предметы?
   — Разумеется, сэр, для этого система и предназначена.
   — Я имею в виду: если, скажем, этот предмет неодушевленный?
   Лейтенант в растерянности переступил с ноги на ногу.
   — Простите, сэр?
   — Я говорю: камень, дерево или какие-нибудь химические соединения?
   — Простите, сэр, я все-таки не понимаю…
   — Если сквозь барьер пойдет что-то, не идентифицируемое с привычными нам объектами?
   — Система реагирует на любые сколько-нибудь существенные изменения, сэр!..
   — Значит — только ждать… — сказал после паузы полковник Хендерсон. Лейтенант наклонился к нему:
   — Простите, сэр?
   — Я говорю: будем ждать. Обо всех изменениях в ситуации докладывать незамедлительно!..
 
   Милл Роуд, средняя школа
   Чрезвычайный эвакуационный центр
   День второй
   18:27
 
   Койки были расставлены, видимо, в бывшем актовом зале. Кресла отсюда вынесли, и освободилось довольно большое пространство. Вероятно, семей на двадцать, как Малдер успел быстро прикинуть. То есть во всей школе, наверное, было размещено человек сто пятьдесят — двести. И ни один из этих двухсот людей не знал истинной причины эвакуации — той, что на самом деле вынудила их оставить свои дома и—по крайней мере в ближайшие дни — полагаться только на службы срочной социальной помощи.
   Как это было типично для всего, связанного с «Секретными материалами»! Искажение информации, фальсификация, наконец, откровенная ложь, выдаваемая за правду. А настоящая правда заперта за семью замками. На Малдера школа произвела гнетущее впечатление. Он видел мужчин и женщин, сидящих на своих временных лежаках как бы в некотором отупении. Одни тихо переговаривались — видимо, просто чтобы обрести поддержку в своих соседях, — другие пытались найти себе хоть какое-нибудь занятие. Кто-то возился с простынями, выданными социальной службой, кто-то возводил кустарную ширму из стоек и полотенец, а кто-то со сдерживаемым раздражением объяснял, что «…он так этого не оставит, правительство должно понимать, что оно делает. Если перевозки опасны, значит, надо запретить эти перевозки. Промышленные токсичные вещества — не для нашего мирного города…» Ему поддакивали, но без особого энтузиазма. Настроения не было. Вероятно, все были слишком подавлены.
   Малдер и Скалли прошли прямо в следующее помещение, где курчавая негритянка в блузке и джинсах терпеливо успокаивала мальчика лет, вероятно, двенадцати. Гладила его по голове и говорила с истощающимся терпением:
   — Подожди, Пайлис, мы скоро опять будем дома.
   — А я хочу вернуться домой сейчас!
   — Сейчас нельзя, Пайлис.
   — А я хочу!
   — Ну, Пайлис, ну ладно, ну ты ведь уже взрослый мужчина…
   Мальчик послушно кивал, но тут же начинал сначала. Малдер шагнул к ним и постарался придать лицу соответствующее выражение соболезнования:
   — Миссис Райт? Извините, я — Фокс Малдер из Федерального Бюро Расследований. Это Дэйна Скалли, агент, моя помощница по расследованию. Мы хотели бы задать вам пару вопросов… про вашего мужа.
   Женщина немедленно вскинулась:
   — Что вам еще нужно о нем знать?..
   После чего отвернулась и прошла к уже застеленной койке — безо всякой нужды перевернула чистенькую подушку, поправила и так ровно натянутое одеяло.
   Мальчик подвинулся вслед за ней, не издав ни единого звука.
   Скалли виновато сказала:
   — Нам очень жаль вашего мужа…
   — Да бросьте вы… — не оглядываясь, раздраженно отозвалась миссис Райт.
   — Миссис Райт, мы хотели бы вам помочь, если получится…
   — В таком случае, пожалуйста, оставьте меня в покое!
   — Почему вы не хотите иметь с нами дела?
   — Да потому что я, кроме того, что уже рассказывала, ничего больше не знаю!..
   — А кому вы рассказывали о своем муже?
   — Ну… ко мне приходил военный вместе с представителем этой фирмы. Ну, которой принадлежала цистерна…
   — Они вам представились? Вы помните их фамилии?
   — Простите, мэм, я уже все сказала!
   Миссис Райт ненатурально повысила голос и, выразительно посмотрев сначала на Малдера, а потом на Скалли, быстро скосила глаза на солдата, стоящего неподалеку.
   Тот, казалось, не слушал, занятый не слишком обременительным несением службы. Физиономия у него была бесстрастная.
   Скалли тоже скосила глаза и мигом обо всем догадалась. Расстегнула плащ и присела рядом на койку.
   — Ну-ну, успокойтесь, мы не будем вам надоедать, если вы против…
   Миссис Райт ответила тихим надрывным шепотом:
   — Как вы не поймете: даже тело его мне не хотят выдать. Тело моего мужа — чтобы я похоронила его как следует. Сказали, что они сами об этом позаботятся, ясно?
   — Но правительство не может так поступать, — твердо заявила Скалли. — Это противозаконно и нарушает многие ваши права. Я уверена, если, например, подать апелляцию…
   Миссис Райт отчаянно схватила ее за руку:
   — Ни в коем случае! Прошу вас! Не надо!..
   — Но вы должны знать, что случилось, — сказала Скалли. — Вы имеете на это право. Вы — единственная, кто может потребовать от властей исчерпывающую информацию… Миссис Райт чуть ли не вплотную приблизила к ней умоляющее лицо. Над бровями блестели бисером крохотные капельки пота.
   — Право, мэм, мне нынче не по карману. Они сказали, что, если я хоть кому-нибудь проболтаюсь, они сразу же отменят пенсию моему мужу. Дескать, он сам не соблюдал правила безопасности. А мне, мэм, еще надо позаботиться о ребенке.
   Словно чтобы обрести необходимые силы, она крепко сжала плечо мальчика. Тот, не обращая внимания, бросал на одеяло резиновый мячик. Поднимал и снова бросал. Опять поднимал и опять бросал.
   — Видите?..
   — Да.
   — Тогда прошу вас, уйдите, пожалуйста, — прошептала миссис Райт.
   Скалли не знала, как поступить. Она оглянулась на Малдера. Тот поднял брови и отрицательно покачал головой.
   Скалли снова повернулась к измученной негритянке.
   г— К сожалению, миссис Райт, я вынуждена просить вас дать официальные показания…
   Лицо негритянки мгновенно окаменело.
   — Простите, мэм, я не могу этого сделать…
   — Тогда, миссис Райт, боюсь, нам придется вызвать вас в судебном порядке. Я сочувствую вашему положению, но такова формальная процедура. Избежать этого, боюсь, не удастся…
   Она хотела еще что-то добавить, но свет в это мгновение резко ослаб — и вдруг погас сразу во всем здании.
   Малдер инстинктивно почувствовал, как привстали люди со своих коек.
   — Эй!.. Что это?..
   — Есть у кого-нибудь фонарик?..
   — Ребята, дайте свет, черт бы вас побрал!.. Кто-то двинулся и тут же наткнулся на что-то загрохотавшее железом.
   Вскрикнул, видимо, сильно ударившись. В темноте пронзительно и одновременно беспомощно завизжала женщина.
 
   Окрестности Таунсенда, штат Висконсин
   День второй
   Около 21:00
 
   Сигнал чрезвычайного оповещения затрещал так, что у полковника Хендерсона завибрировал череп. Звук был отчаянный и способный пробудить даже мертвого. Полковник сорвал с головы наушники.
   Тотчас подскочил дежурный лейтенант и щелкнул переключателем.
   В тишину ворвался голос наблюдателя с центрального пульта слежения:
   — Мы получаем исключительно сильный сигнал, сэр! Более двух килогерц. Прием очень устойчивый. Это, без сомнения, Орегон, северо-восточная сторона, рядом с административным центром. Скорость перемещения объекта — примерно семь миль в час.
   Полковник Хендерсон схватил микрофон.
   — Команда «Бета»?
   — На месте, сэр!
   — Какова конфигурация сигнала?..
   — Ожидаемая!
   — Так! От юго-запада к перекрестку оцепить все! Команда — поиск и уничтожение любых неизвестных объектов. Повторяю: поиск и уничтожение!
   — Да, сэр!..
   — Выполняйте!
   Командир подразделения «Бета» отключился. Полковник Хендерсон сжал кулаки и медленно опустил их на стол перед собой. Затем резко поднялся.
   — Машину!.. — приказал он взволнованному дежурному лейтенанту.
 
   Центр слежения за космическими объектами
   Горы Шейенв, штат Колорадо
   День второй
   Около 21:00
 
   Команда «Бета» находилась в готовности «ноль» со вчерашнего дня — костюмы специальной защиты, работающее оборудование и посменный —
   через каждые два часа — отдых, не раздеваясь. Это были все молодые ребята, профессионалы высокого класса, обученные и готовые к любым неожиданностям, и потому уже через семь минут после получения приказа оба подразделения — штурмовое и прикрывающее — выбежали к кубическому административному зданию Орегона, гигантским пластом бетонного козырька выдающемуся над ступеньками, ведущими внутрь.
   Командир махнул, и подразделение прикрытия с карабинами наизготовку начало растягиваться вдоль стен здания, а второе — с десантными пистолетами и ножами — перебежками двинулось в мерцающий ночной подсветкой аквариум вестибюля. Причем, пока перебегала одна группа, другая прикрывала ее, готовая немедленно открыть огонь.
   Автоматические двери отъехали.
   — Джексон? — через пять секунд, строго по инструкции, затребовал командир.
   — Ничего… — доложила первая двойка внутри здания.
   Наружное оцепление тоже дало отрицательную отмашку.
   — Дальше!.. — Теперь командир махнул рукой дважды. Это означало самостоятельное продвижение.
   Передняя двойка вышла на середину громадного вестибюля, одна половина которого
   открывалась прямо на улицу — или в сад, откуда втекал удушливый аромат магнолий, — а во второй, овальной, разбитой на коридоры, видны были двери множества служебных секций.
   Блестели пластмассовые таблички с фамилиями, уходили за поворот горящие через один прямоугольные пластмассовые светильники.
   Кажется, ничего подозрительного.
   Тем не менее оба солдата медленно поворачивались из стороны в сторону, напряженно вылавливая все, что представлялось хоть сколько-нибудь необычным.
   Один оборот, другой…
   Однако прохладный вестибюль был пуст. Обычное рабочее помещение, покинутое на ночь людьми.
   Нигде никого.
   Джексон облегченно вздохнул.
   — Наверное, какая-то ошибка, — успокоительно сказал он напарнику.
   Тот кивнул, соглашаясь.
   Ему тоже хотелось думать, что это просто ошибка.
   Еще одна двойка проникла в вестибюль со стороны сада. Остановилась при входе и тоже начала медленный танец на месте.
   Они обменялись сигналами.
   — И у них все в порядке, — резюмировал Джексон.
   Теперь следовало прочесать этажи центра — до крыши. Осмотреть кабинеты и коммуникационные ниши.
   Работы — на всю ночь.
   Он уже отворачивался от силуэтов второй двойки, очерченных на фоне дверей синими сумерками, когда краем глаза уловил какое-то быстрое движение воздуха неподалеку — словно маленький круглый смерч прокатился по вестибюлю. Что-то вроде прозрачного студня, изламывающего воздух.
   — Внимание!..
   Напарник отреагировал мгновенно:
   — Где?!
   Но ответить ему Джексон уже не смог.
   Тело его пронзила деревянная судорога. Мышцы стянулись, будто веревки, ломая суставы. И еще прежде, чем он успел завершить поворот и узреть, что же это такое, изламывающееся и прозрачное, катится к ним над линолеумом, помещение озарилось бледным, режущим, как при атомном взрыве, светом — Джексон видел такой в учебных фильмах о возможной войне — и со стороны сада донесся нечеловеческий крик.
   Он чудовищно лупил по ушам.
   И Джексон не сразу понял, что вместе с солдатами второй двойки кричит он сам.
   Атомный беспощадный свет заливал все здание, вытекая из окон на улицу.
 
   Таунсенд, штат Висконсин
   Районный госпиталь
   День второй
   23:12
 
   Врач был исключительно категоричен.
   — Простите и поймите меня, но я не буду обсуждать с вами своих пациентов. Это не бюрократическое упрямство, это — профессиональная этика. Врач не рассказывает о своих больных посторонним.
   Он нажал ряд кнопок в диагностическом кресле и, неприязненно глянув на Малдера, перешел к хирургическому столу — повернулся к федералам спиной в белом халате, непреклонный, уверенный в своей правоте.
   — Это значит, что заместитель шерифа Райт все-таки был вашим пациентом? — спросил Малдер.
   — Это значит, что больше я вам ничего сказать не могу!..
   Под халатом у него проглядывал синий комбинезон хирурга.
   На груди был прикреплен бэдж с фамилией.
   — Хорошо, а как насчет его жены и ребенка, доктор? Что вы скажете, если подумаете о них? Потому что если они, эти люди, добрались до вас в вашем чертовом госпитале, то до них они добрались, конечно, в первую очередь. И, наверное, они вам здорово угрожали, доктор? Что они приставили вам к виску в качестве пистолета? Небрежность с наркотиками? Налоговые декларации? Диплом ваш собираются аннулировать? А, доктор?..
   — Ненавижу фашистов! — сказал врач сквозь зубы.
   Малдер так и вскинулся на него:
   — Что?
   — Я имею в виду тех, кто приходил ко мне с… некими предупреждениями. Они здесь разошлись так, будто они у себя дома. Будто они тут хозяева, а не я…
   — Кто это был?
   — Два таких здоровенных парня. От них за версту разило казармой и тупостью.
   — Какие-нибудь документы они предъявили?
   — Что-то такое очень формальное: следственная группа из военной полиции…
   — Расскажите нам про помощника шерифа, доктор, — сказала Скалли. — Ведь это вы его в ту самую ночь принимали?
   — Его фамилия Райт?
   — Да…
   — И еще наутро доставили троих пожарных, — добавил врач после паузы. — Они все скончались во время оказания помощи. Ничего сделать было уже нельзя. Ожоги пятой-шестой степени на девяноста процентах кожного покрова. Страшно представить, что там с ними было. Таких ожогов я, скажу откровенно, просто никогда не видел. Трупы забрали еще до того, как мы приступили к вскрытию.
   — Значит, вскрытия не было?
   — Говорю: мы просто-напросто не успели… Скалли сделала шаг вперед.
   — Вы случайно не заметили, доктор, трупного отвердения? Или, скорее, отвердения от жары?
   — Да-да, вы правы, конечности были достаточно напряженные. И суставы тоже, такие, как будто заизвесткованные. Интенсивная минерализация, «синдром, стариков». А откуда, простите, вы столько об этом знаете?
   — Я проходила практику. У меня диплом по судебной медицине.
   Малдер деловито вмешался:
   — По вашему мнению, если неофициально… Скажите, доктор Оппенхайм, могут ли такие ожоги появиться Под действием радиации?
   — Трудно ответить. Я думаю, что возможны. Если тело подвергать длительному воздействию… И если это воздействие большой силы…
   Он задумался и озадаченно поскреб подбородок.
   — Спасибо, доктор, — сказала Скалли.
   — А что, те парни… — спросил врач. — Как вы думаете, они еще вернутся?
   — А как вы сами думаете, доктор?
   — Пусть возвращаются, — сказал врач. — Я готов с ними разговаривать…
   В коридоре больницы Скалли сказала:
   — Значит, все эти люди погибли, в конечном счете, от сильной радиации?
   — А могло такое получиться при повреждении ядерной боеголовки?.
   — Кто его знает? Я читала о подобных ожогах. В литературе немногое сказано, и — не до такой же степени!
   — Да, и я тоже об этом читал. Такое было только в Хиросиме, в эпицентре ядерного взрыва! Но я говорю о смертельном исходе при непосредственном контакте. У меня есть целая пачка секретных материалов, там приводятся очень сходные клинические результаты.
   Скалли вздохнула:
   — Малдер, у меня нет ответов на все вопросы, но если завтра с утра мы не прибудем в ФБР для проведения специальных слушаний по расследованию, никаких «Секретных материалов» может больше не быть — никогда!..
   — Официально — как зарегистрированной документации — их и так нет.
   — Почему ты так думаешь, Фокс?
   — Я не думаю, я знаю… Она остановилась.
   Динамик, встроенный в стену, проревел доисторическим басом:
   — Все свободные бригады — в операционную!.. Всем хирургам, всем врачам, всем сестрам!.. Дежурным — подготовить резерв! — Ого! — сказал Малдер.
   Они находились уже у выхода из больницы.
   — Что?
   — Пока не знаю, но давай подождем.
   — Ты уверен, что нам следует здесь задержаться?
   — Дорогая, пора бы привыкнуть, что я никогда ни в чем не уверен. А уж тем более сейчас.
   — Тогда в чем дело?
   — Ни в чем. Просто подождем.
   — И не называй меня «дорогой», — сказала Скалли.
   — Тысяча извинений…
   Малдер замолчал и резко повернулся.
   Двери в приемный покой шумно разъехались, и санитары той семенящей поспешной поступью, которой отличаются именно бригады «скорой помощи», быстро провезли по кафелю пять или шесть каталок с лежащими на них пациентами.
   По безжизненному расположению тел было ясно, что все они без сознания. Если только не хуже, потому что могло быть гораздо хуже. Помещение сразу же наполнилось голосами, выкриками, командами: «Пропустите!..»
   Сестра, выскочившая из-за стойки, толкнула Малдера, чтобы освободить проход. Он увидел багровое, точно обваренное кипятком лицо с провалом рта, пузырящуюся кожу, которая жила, казалось, отдельно от человека, гной, растекшийся в том месте, где должны были находиться глаза, струпья обгорелого носа, кошмар но содранный подбородок… Человек кашлял, дергался, трепетал и, видимо, уже не имел сил даже стонать.
   А за последней каталкой спокойно, как будто все происходило согласно заранее утвержденному плану, заложив руки за спину и неестественно выпрямившись, деревянной походкой следовал Хендерсон, и по неподвижному лицу его, с которого ушла жизнь, невозможно было догадаться о сжигающем полковника внутреннем напряжении.
   Двое солдат в пятнистых комбинезонах сразу же встали у дверей.
   — Никого сюда не впускать!
   — Слушаюсь, сэр!..
   — Тем более журналистов!
   — Слушаюсь, сэр!
   Полковник натолкнулся глазами на Малдера, несомненно узнав, процарапал его прицелом зрачков, потом перевел жесткий взгляд на Скалли, но, не сказав ни единого слова, проследовал дальше по коридору.
   Спина у него была будто из цельного дуба.
   Прямая, одеревенелая.
   — Малдер… — позвала Скалли.
   — Да?
   — Опять — то же самое?
   — Не знаю…
   Малдер проводил взглядом носилки и закусил губу.
   В предоперационной вращалось бурлящее говорливое сумасшествие:
   — Капельницу сюда!..
   — Маску!.. Я вам сказал — маску!..
   — Кто-нибудь!.. Принесут нам когда-нибудь еще один стол?..
   — Сестра, вы что, уснули, не видите?..
   — Прошу прощения, доктор…
   — Эй, Джек, быстренько давай сюда!..
   Один из пациентов бился на лежаке, выгибаясь дугой, и его еле удерживали, пытаясь вставить в остатки ноздрей тонкие резиновые трубочки. Другой со свистом дышал и, как изжаждавший, присосался к наложенной кислородной маске. Щеки у него вздувались и тут же опадали.
   Значит, некоторые еще живы.
   Малдер решительно схватил полковника Хендерсона за рукав.
   — Что здесь произошло?
   — Что бы здесь ни произошло, вас, Малдер, это никоим образом не касается!
   — Ошибаетесь, полковник. Мы хотим того же самого, что и вы. Только вы то и дело получаете тела погибших. Это ваш единственный результат за все время проведения операции. Если бы вы не загоняли в угол это животное — или что у вас там? — если бы вы не оставляли ему другого выхода, кроме как отчаянно защищаться, может быть, тогда таких жертв бы и не было. Скажите, полковник, вас не мучает — не совесть, нет! — но хотя бы напрасность этих усилий? Сколько еще людей погибнет, прежде чем вы измените свою позицию?
   Хендерсон воткнул в него невидимые штыри зрачков. Глаза были незрячие, точно стеклянные.
   — Послушайте, Малдер, я не хочу больше вам повторять. Если вы с вашей напарницей не вымететесь отсюда через тридцать секунд, я приму меры, после которых меня совесть мучить не станет. Это будут уже не мои потери, а ваши…
   Врач, несколько побледнев, прервал его:
   — Агент Скалли остается здесь, со мной. Она — доктор, и у нее есть диплом. Она останется, если, конечно, вы сами, агент Скалли, не против…