В соседней комнате, за стеной отчаянно заревел ребенок. Женщина вздрогнула.
— Ну вот, Люк постоянно плачет с тех пор, как все это началось… — проговорила она с болью в голосе. — Словно понимает, что происходит… Извините, я сейчас вернусь. — Робин встала и быстрым шагом вышла из гостиной.
Малдер откинулся на спинку дивана, развернул конверт и вынул большое контрастное черно-белое фото. В центре снимка, откинув голову и высоко подняв руки, замер в какой-то сложной позе высокий чернокожий танцор. Но внимание Скалли, заглянувшей через плечо напарника, привлек не он, а зрители.
— Гляди, Фокс, да это же Бове! — Дана коснулась фотографии кончиком пальца. — И Уортон! Похоже, они знакомые тех пор, когда полковник служил на Гаити…
— Что ж, — философски заметил Малдер, — все дороги ведут в Рим…
Временный лагерь
для незаконных эмигрантов
Фолкстоун, штат Каролина
День третий
Около полуночи
Утверждая, что охрана лагеря попросту физически не могла допустить подмены тела рядового Мак-Альпина, лейтенант Фойл, заведующий временным моргом, несколько лукавил. По крайней мере, для федеральных агентов проникнуть в административный корпус лагеря не составило особого труда. Несколько беззвучно вскрытых замков и отсоединенных датчиков сигнализации — и кабинет полковника гостеприимно распахнул свой двери перед ночными гостами. В просторных коридорах здания было гулко и пусто. Где-то на нижних ярусах негромко бормотал вентилятор. Ничего сложного для людей, обладающих минимальным опытом в такого рода делах.
Малдер щелкнул выключателем фонарика и провел лучом по поверхности стола. Если верить тем, кто утверждает, будто характер человека можно-де определить по шнуркам ботинок, головным уборам, тростям и по системе, в которой разложены вещи на рабочем столе, то полковника можно было назвать крайне умеренным человеком. Аккуратно, но без болезненной тщательности рассортированные папки с делами, два стаканчика для ручек и для карандашей — остро заточенных и тупых вперемешку, — ножницы, стэплер… Не неряха, но и не фанатичный поклонник порядка. Что еще?.. Впрочем, бог с ним, — это все лирика…
— Фокс, посвети-ка сюда!
Малдер направил луч фонаря на небольшой металлический сундучок, выкрашенный в цвет хаки, над которым склонилась Скалли. Словно подчиняясь какому-то волшебству, маленький навесной замок тихонько щелкнул и распахнулся под умелыми пальцами федерального агента. Дана откинула крышку, и Фокс присвистнул.
— Да-а… Похоже, наш полковник очень сильно уверен в себе, коли рискует хранить на работе такие вещи.
Скалли осторожно, за краешек, извлекла из сундука измятый лист, в котором, впившись в бумагу когтями, торчали высохшие вороньи лапы.
— Смотри-ка: рядовые Гутиерес и Данхэм подавали жалобу на полковника Уортона. Здесь перечислены имена пострадавших и даты избиения.
Малдер склонился над раскрытым сундучком и вытащил пару именных медальонов армии США.
— Гляди-ка, чьи тут имена…
У входа в кабинет, щурясь ответа фонарика Малдера и крепко сжимая в руке пистолет, стоял рослый чернокожий морпех с сержантскими нашивками.
— Выключите фонарик, пожалуйста, — мягко проговорил он, — и следуйте за мной.
— Где Уортон? — отрывисто спросил Малдер, делая шаг вперед.
Сержант попятился:
— Вы очень скоро увидите полковника.
— Ваш Уортон убил Бове! — Малдер негодующе тряхнул головой. — Если вы знаете об этом, то имеете шанс получить срок за соучастие в убийстве. Задерживая нас и мешая расследованию, вы только усугубляете вину…
— Заткнитесь! — вежливое выражение сошло с лица сержанта. — Бове получил по заслугам. После того, что этот ублюдок проделал с Гутиересом и Мак-Альпином…
— Это был не Бове, — вступила Скалли.
— Кто же тогда? Господь бог?
— Нет. Ваши товарищи собирались дать показания против полковника Уортона, и он поспешил их остановить.
— Если вы нам не верите, можете посмотреть сюда, — поддержал напарницу Фокс, указывая рукой в направлении сундучка, на дне которого белели свежие, совсем недавно очищенные от плоти кости. Даже от дверей легко можно было разглядеть череп, несколько ребер, позвонки… Лицо сержанта посерело — похоже, с воображением у него было все в порядке.
— Это все, что осталось от рядового Гутиереса, — Малдер сделал еще один шаг, и протянул пехотинцу медальон с четко выгравированным личным номером и именем: «Микаэль Гутиерес», только что извлеченный из походного сундучка полковника. Сержант судорожно сжал в кулаке холодный металлический прямоугольник.
— Где может быть тело Бове? — спросил Малдер.
— На муниципальном кладбище, — глухо проговорил пехотинец. — Мы похоронили его сегодня днем…
Муниципальное кладбище
Фолкстоун, штат Каролина
День третий
Пять минут до полуночи
Тридцать три толстые красные свечи горели ровно и ярко, бросая на надгробия четкие черные тени и разгоняя стелющийся над землей туман. Полная луна, мутным бельмом проглядывающая сквозь завесу облаков, освещала раскопанную могилу и стоящий рядом свежий сосновый гроб. Человек в багряной накидке, монотонно напевая что-то себе под нос, неторопливо обходил гроб по кругу, и белый порошок из толченой кости и высушенных трав, текущий струйкой меж пальцев, тонкой полосой ложился на утоптанную землю. Льдистый блик лежал на лезвии большого ножа, небрежно брошенного на крышку гроба. Иногда человек поднимал лицо к небу, и тогда его бормотание становилось громче: «Заклинаю тебя именем Луны… заклинаю тебя именем Ночи… заклинаю тебя именем Звезд…» Но пусто и безлюдно было на кладбище, лишь сквозняк, шелестящий в ветвях вязов высоко над землей и далекий собачий перебрех нарушали тишину. И никому не было дела до знака, возникающего на земле, знака локо-муа, «зеркала», открывающего перекресток двух миров и дающего человеку возможность вглядеться в свое истинное «я».
…Когда Малдер остановил машину у кладбищенской ограды и заглушил мотор, Скалли не сразу нашла в себе силы оторвать ладони от раскалывающейся и плывущей головы. В глазах мутилось, словно после скоростного спуска на «Русских горках»; в горле комом стойл сегодняшний ужин. Клинические симптомы сотрясения мозга… или отравления… Слишком неопределенно.
— В чем дело, Скалли? — голос Малдера казался глухим и далеким, словно звучал сквозь толстый слой ваты — так иногда бывает во сне. — Что с тобой?
— Ничего… — Дана усилием воли заставила себя отнять руки от головы. — Все в порядке. Все в полном порядке…
— Ты уверена?
— Да-да-да, все нормально. Я сейчас посижу немного и тебя догоню. А ты пока давай за Уортоном.
Фокс недоверчиво качнул головой и вышел в темноту.
Некоторое время Скалли сидела неподвижно, вглядываясь расширенными зрачками в клочья тумана, ползущие за ветровым стеклом, и прислушивалась к себе. Тихий, но неотвязный шум в голове постепенно нарастал, неожиданно оборвавшись на самой высокий ноте резким взвизгом, — и тут же снова заныла порядком расчесанная левая ладонь.
Дана осторожно коснулась края ранки пальцем, и вдруг зашипела от нахлынувшей жгучей боли. Казалось, жесткое, как камень, инородное тело с силой напирает изнутри. Когда на ладони появился бугорок, Скалли вскрикнула — не столько от боли, сколько от страха. В следующую секунду края раны разошлись, и на свет появились мокрые черные пальцы. Сильные руки крепко сдавили горло Скалли, и она поперхнулась вибрирующим криком.
Осторожно выбирая путь между надгробиями и крепко, словно охранный талисман, сжимая в руке холодную рукоятку пистолета, федеральный агент Фокс Малдер пробирался к сердцу кладбища — туда, где на крестах и на покрытых налетом тлена мраморных херувимах плясали красноватые отсветы огня, откуда тянуло гарью и где звучал монотонный голос, нараспев произносящий одну за другой ритмичные фразы на чужом гортанном языке. Ветер гнал над землей седые обрывки тумана, луна стремительно скользила по небу, как на серфинге, то появляясь, то исчезая за облаками. Подумать только, как резко меняется наше восприятие одного и того же места в зависимости от часа! Еще вчера днем Малдер смотрел на муниципальное кладбище как на ухоженное и по-своему уютное подобие небольшого парка. С наступлением же темноты все изменилось самым разительным образом. «…От всего этого становилось невыразимо тяжко на душе, чувство это я могу сравнить лишь с тем, что испытывает, очнувшись от своих грез, курильщик опиума: с горечью возвращения к постылым будням, когда вновь спадает пелена, обнажая неприкрашенное уродство…» — сейчас Фокс готов был подписаться под каждым словом классика.
Человек в багровых одеждах дочертил на земле крест, вписанный в неровную окружность, и замер с ножом в руках, задумчиво глядя на закрытый гроб. Малдер видел его широкую неподвижную спину, лунный блик, лежащий на лысине, мощные висловатые плечи бывшего борца…
Человек вздохнул и повернулся к Фоксу.
Это был полковник Уортон. Взгляд полковника рассеянно скользнул по ближайшим надгробиям и сфокусировался на федеральном агенте. Малдер отшатнулся, вскинув пистолет, — физиономия полковника на секунду показалась федеральному агенту маской из выделанной человеческой кожи, натянутой на основу, не совсем подходящую для этой цели. И еще — это скучающее выражение в пронзительно-черных глазах-колодцах…
— Федеральное Бюро! — Выкрикнул Фокс, чтобы заглушить страх. — Бросьте нож, Уортон!
Полковник коротко глянул на федерала и хриплым, каркающим голосом произнес фразу на незнакомом языке, — Фокс сумел уловить только общую угрожающую интонацию.
— Бросьте нож, я вам говорю! — Малдер сделал шаг вперёд. — Выполняйте, ну!
Полковник тяжело согнулся — годы и пренебрежение сбалансированным питанием давали о себе знать — и с силой вогнал лезвие в мягкую, черную землю. Малдеру показалось, будто в его тело, чуть ниже солнечного сплетения, вонзилось пылающее острие и начало медленно вращаться, наматывая на себя внутренности. Фокс выронил пистолет, обеими руками схватился за живот и, согнувшись, ничком рухнул на землю.
Скрученный внезапным приступом, федеральный агент не мог видеть, как, более не обращая на свою жертву внимания, полковник медленно развернулся к оставленному гробу — и нос к носу столкнулся с высоким чернокожим в развевающихся на ветру цветных лохмотьях. Мертвый ненавидящий взгляд сверху вниз ударил морского пехотинца, словно плеть.
— Кто творит зло — тот со злом и столкнется, — проговорил человек, обращаясь к офицеру, и сквозь боль Фокс узнал этот глуховатый бас. Это был голос Бове.
Из рассеченной щеки гаитянина вытекла капелька не успевшей свернуться крови и застыла, подрагивая, на подбородке.
Глаза полковника вспыхну ли. Стремительным, почти невозможным для его фигуры и сложения движением Уортон выкинул вперед руку с заточенным, как бритва, ритуальным кинжалом, — но гаитянин был быстрее. Сверкая белками, Бове неуловимо сместился, уходя от прямого выпада, — и с силой выдохнул в лицо своему противнику облако белого дыма. Полковник вскинул руки и с воплем рухнул на землю…
Но ведь было, раз за разом говорила она себе позже, несомненно было что-то еще — нечто, остановившее руку убийцы, руку духа — Лоа, порождения фанатичной веры старых гаитян. Что же все-таки заставило его уступить уйти, оставив полуживую жертву? Но, сколько ни силилась Дана вспомнить, что именно стало для нее спасительным якорем, мысль ускользала, проходила мимо, маячила, поддразнивая, где-то на самой грани круга света, на периферии сознания, недоступная обыденному зрению…
И сколько ни будет потом напрягать свою тренированную память федеральный агент Дана Скалли, ей так и не удастся вспомнить, как она, озаренная внезапной вспышкой, безнадежно, словно утопающий, потянулась к небольшому вышитому бисером мешочку, висящему на приборной панели справа от руля. Тому самому защитному амулету, купленному Малдером за пять долларов у мальчишки в лагере. Дана не сможет вспомнить, как ее дрожащие пальцы сжались на амулете, — и в тот же миг кабина вновь стала пустой и просторной, а чернокожий душитель со звуком, похожим на долгий тяжкий вздох, растворился в воздухе.
А впрочем, стоило ли ей это вспоминать?..
Но счастье, как известно, не может длиться вечно.
Пара ног в кремовых брюках и изящных полусапожках с острыми носами остановились около его лица.
— Малдер, у тебя все в порядке? — сильные руки Скалли помогли ему сесть, а затем и осторожно встать, что, против ожидания, удалось довольно легко.
— А ты-то как?
Лицо напарницы неестественно бледным пятном выделялось в темноте.
— Судя по твоему виду, я чувствую себя лучше, — Дана отвернулась. Выскакивая из машины, она успела краем глаза заметить в зеркале свои расширенные зрачки и тонкую, как волосок, радужку. — Что тут произошло?
— Не знаю, — честно ответил Фокс.
Скалли подошла к грузному телу в багровой накидке, лежащему ничком рядом с разверстой могилой, и с усилием перевернула его на спину.
Полковник Уортон не дышал.
— Он мертв, — Дана обернулась к Малдеру. — Это ты его?..
— Боюсь, ты мне не поверишь, но я уверен, что его прикончил Бове, — устало ответил Фокс.
Временный лагерь
для незаконных эмигрантов
Фолкстоун, штат Каролина
Три дня спустя
Встреча с людьми, которым ты, несмотря ни на что, сумел по-настоящему помочь — бальзам на душу любого государственного служащего, независимо от того, работает ли он в ФБР или в федеральной газовой компании. Особенно если встреча, скорее всего, последняя. Именно поэтому Малдер не мог отказать Скалли, когда она предложила перед отлетом заскочить на базу. Тем более, что она просила Мак-Альпина подготовить некоторые документы.
Фокс с любопытством вертел головой по сторонам. Казалось, за последние дни, когда утрясались самые грозные последствия внезапной смерти полковника Уортона, обвиненного в целом ряде уголовных преступлений, здесь практически ничего не изменилось. Все та же серая гамма, обвисший стяг, те же машины, колючка, высокий забор… Разве что вооруженные до зубов солдаты пропали. Но, едва ступив на территории лагеря, Фокс почувствовал: изменилось главное. На смену обреченности пришла надежда. Чувство радостного ожидания было буквально разлито в воздухе.
— Вот документы, которые вы запрашивали, — рядовой — а теперь уже сержант — Джек Мак-Альпин протянул федеральному агенту Скалли тонкую пластиковую папку.
Стоящий в отдалении грузовик с открытым фургоном, набитым оживленными эмигрантами, нагруженными скарбом, газанул и тронулся с места. Расформирование лагеря шло полным ходом.
— Это список пассажиров, — добавил Мак-Альпин, глядя на Скалли, быстро листающую страницы в поисках нужной ей буквы. — Местные власти просят, чтобы тело Бове перевезли на Гаити. Очень жаль, что он вернется на родину в гробу…
— Это полный список? — перебила Скалли, отрываясь от бумаг.
— Да, насколько мне известно.
— Но ведь был еще мальчик! Честер Бонапарт…
— Бедный мальчишка…— Джек сочувственно понизил голос. — Увы, он погиб шесть недель назад. Когда приключились те самые беспорядки…
Муниципальное кладбище
Фолкстоун, штат Каролина
Тот же день
Комья земли весело подпрыгивали, отскакивая от простой деревянной крышки нового, еще пахнущего свежими досками гроба. День выдался на редкость теплый и солнечный. Здесь, на краю муниципального кладбища, где начинался небольшой лес, сегодня было особенно хорошо. Пели птицы в ветвях, солнце подсвечивало верхушки деревьев, пахло смолой и давленой сосновой хвоей. Никакого тебе утреннего тумана, никакой «черной луны». Человек средних лет со светлой бородкой и сигареткой в зубах, сидящий в кабине мини-экскаватора, прищурился на солнце, сдвинул на затылок легкомысленную бейсбольную кепку и взялся за рычаги.
— Джули, отойди! — бросил он собаке, с интересом принюхивающейся к чему-то на краю свежей могилы.
Мини-экскаватор подкатил к краю ямы, опрокинул ковш, и на крышку гроба обрушилась лавина песка и сухой глины. Мотор машины натужно заревел, и экскаватор подался назад. Человек в кабине выплюнул сигарету и, вдохнув полной грудью, задумчиво посмотрел вверх — туда, где над лесом раскинулось во всю свою безоблачную синь небо.
День был столь чудесен, и птицы пели гак громко, а мотор ревел столь энергично, что кладбищенский смотритель так и не выделил из окружающих звуков странный шум, раздающийся со дна могилы. Дыхание жизни напрочь глушило тихий шорох и едва слышное подвывание, доносящиеся из глубины.
Одним словом, мужчина в экскаваторе так и не обратил внимания на звуки, которые издавал, завывая в неизбывном ужасе и скребя изнутри стертыми до крови пальцами крышку гроба, полковник Уортон…
— Ну вот, Люк постоянно плачет с тех пор, как все это началось… — проговорила она с болью в голосе. — Словно понимает, что происходит… Извините, я сейчас вернусь. — Робин встала и быстрым шагом вышла из гостиной.
Малдер откинулся на спинку дивана, развернул конверт и вынул большое контрастное черно-белое фото. В центре снимка, откинув голову и высоко подняв руки, замер в какой-то сложной позе высокий чернокожий танцор. Но внимание Скалли, заглянувшей через плечо напарника, привлек не он, а зрители.
— Гляди, Фокс, да это же Бове! — Дана коснулась фотографии кончиком пальца. — И Уортон! Похоже, они знакомые тех пор, когда полковник служил на Гаити…
— Что ж, — философски заметил Малдер, — все дороги ведут в Рим…
Временный лагерь
для незаконных эмигрантов
Фолкстоун, штат Каролина
День третий
Около полуночи
Утверждая, что охрана лагеря попросту физически не могла допустить подмены тела рядового Мак-Альпина, лейтенант Фойл, заведующий временным моргом, несколько лукавил. По крайней мере, для федеральных агентов проникнуть в административный корпус лагеря не составило особого труда. Несколько беззвучно вскрытых замков и отсоединенных датчиков сигнализации — и кабинет полковника гостеприимно распахнул свой двери перед ночными гостами. В просторных коридорах здания было гулко и пусто. Где-то на нижних ярусах негромко бормотал вентилятор. Ничего сложного для людей, обладающих минимальным опытом в такого рода делах.
Малдер щелкнул выключателем фонарика и провел лучом по поверхности стола. Если верить тем, кто утверждает, будто характер человека можно-де определить по шнуркам ботинок, головным уборам, тростям и по системе, в которой разложены вещи на рабочем столе, то полковника можно было назвать крайне умеренным человеком. Аккуратно, но без болезненной тщательности рассортированные папки с делами, два стаканчика для ручек и для карандашей — остро заточенных и тупых вперемешку, — ножницы, стэплер… Не неряха, но и не фанатичный поклонник порядка. Что еще?.. Впрочем, бог с ним, — это все лирика…
— Фокс, посвети-ка сюда!
Малдер направил луч фонаря на небольшой металлический сундучок, выкрашенный в цвет хаки, над которым склонилась Скалли. Словно подчиняясь какому-то волшебству, маленький навесной замок тихонько щелкнул и распахнулся под умелыми пальцами федерального агента. Дана откинула крышку, и Фокс присвистнул.
— Да-а… Похоже, наш полковник очень сильно уверен в себе, коли рискует хранить на работе такие вещи.
Скалли осторожно, за краешек, извлекла из сундука измятый лист, в котором, впившись в бумагу когтями, торчали высохшие вороньи лапы.
— Смотри-ка: рядовые Гутиерес и Данхэм подавали жалобу на полковника Уортона. Здесь перечислены имена пострадавших и даты избиения.
Малдер склонился над раскрытым сундучком и вытащил пару именных медальонов армии США.
— Гляди-ка, чьи тут имена…
* * *
— …Не двигаться! — хрипло прокатилось от дверей, и оба напарника, резко обернулись.У входа в кабинет, щурясь ответа фонарика Малдера и крепко сжимая в руке пистолет, стоял рослый чернокожий морпех с сержантскими нашивками.
— Выключите фонарик, пожалуйста, — мягко проговорил он, — и следуйте за мной.
— Где Уортон? — отрывисто спросил Малдер, делая шаг вперед.
Сержант попятился:
— Вы очень скоро увидите полковника.
— Ваш Уортон убил Бове! — Малдер негодующе тряхнул головой. — Если вы знаете об этом, то имеете шанс получить срок за соучастие в убийстве. Задерживая нас и мешая расследованию, вы только усугубляете вину…
— Заткнитесь! — вежливое выражение сошло с лица сержанта. — Бове получил по заслугам. После того, что этот ублюдок проделал с Гутиересом и Мак-Альпином…
— Это был не Бове, — вступила Скалли.
— Кто же тогда? Господь бог?
— Нет. Ваши товарищи собирались дать показания против полковника Уортона, и он поспешил их остановить.
— Если вы нам не верите, можете посмотреть сюда, — поддержал напарницу Фокс, указывая рукой в направлении сундучка, на дне которого белели свежие, совсем недавно очищенные от плоти кости. Даже от дверей легко можно было разглядеть череп, несколько ребер, позвонки… Лицо сержанта посерело — похоже, с воображением у него было все в порядке.
— Это все, что осталось от рядового Гутиереса, — Малдер сделал еще один шаг, и протянул пехотинцу медальон с четко выгравированным личным номером и именем: «Микаэль Гутиерес», только что извлеченный из походного сундучка полковника. Сержант судорожно сжал в кулаке холодный металлический прямоугольник.
— Где может быть тело Бове? — спросил Малдер.
— На муниципальном кладбище, — глухо проговорил пехотинец. — Мы похоронили его сегодня днем…
Муниципальное кладбище
Фолкстоун, штат Каролина
День третий
Пять минут до полуночи
Тридцать три толстые красные свечи горели ровно и ярко, бросая на надгробия четкие черные тени и разгоняя стелющийся над землей туман. Полная луна, мутным бельмом проглядывающая сквозь завесу облаков, освещала раскопанную могилу и стоящий рядом свежий сосновый гроб. Человек в багряной накидке, монотонно напевая что-то себе под нос, неторопливо обходил гроб по кругу, и белый порошок из толченой кости и высушенных трав, текущий струйкой меж пальцев, тонкой полосой ложился на утоптанную землю. Льдистый блик лежал на лезвии большого ножа, небрежно брошенного на крышку гроба. Иногда человек поднимал лицо к небу, и тогда его бормотание становилось громче: «Заклинаю тебя именем Луны… заклинаю тебя именем Ночи… заклинаю тебя именем Звезд…» Но пусто и безлюдно было на кладбище, лишь сквозняк, шелестящий в ветвях вязов высоко над землей и далекий собачий перебрех нарушали тишину. И никому не было дела до знака, возникающего на земле, знака локо-муа, «зеркала», открывающего перекресток двух миров и дающего человеку возможность вглядеться в свое истинное «я».
…Когда Малдер остановил машину у кладбищенской ограды и заглушил мотор, Скалли не сразу нашла в себе силы оторвать ладони от раскалывающейся и плывущей головы. В глазах мутилось, словно после скоростного спуска на «Русских горках»; в горле комом стойл сегодняшний ужин. Клинические симптомы сотрясения мозга… или отравления… Слишком неопределенно.
— В чем дело, Скалли? — голос Малдера казался глухим и далеким, словно звучал сквозь толстый слой ваты — так иногда бывает во сне. — Что с тобой?
— Ничего… — Дана усилием воли заставила себя отнять руки от головы. — Все в порядке. Все в полном порядке…
— Ты уверена?
— Да-да-да, все нормально. Я сейчас посижу немного и тебя догоню. А ты пока давай за Уортоном.
Фокс недоверчиво качнул головой и вышел в темноту.
Некоторое время Скалли сидела неподвижно, вглядываясь расширенными зрачками в клочья тумана, ползущие за ветровым стеклом, и прислушивалась к себе. Тихий, но неотвязный шум в голове постепенно нарастал, неожиданно оборвавшись на самой высокий ноте резким взвизгом, — и тут же снова заныла порядком расчесанная левая ладонь.
Дана осторожно коснулась края ранки пальцем, и вдруг зашипела от нахлынувшей жгучей боли. Казалось, жесткое, как камень, инородное тело с силой напирает изнутри. Когда на ладони появился бугорок, Скалли вскрикнула — не столько от боли, сколько от страха. В следующую секунду края раны разошлись, и на свет появились мокрые черные пальцы. Сильные руки крепко сдавили горло Скалли, и она поперхнулась вибрирующим криком.
Осторожно выбирая путь между надгробиями и крепко, словно охранный талисман, сжимая в руке холодную рукоятку пистолета, федеральный агент Фокс Малдер пробирался к сердцу кладбища — туда, где на крестах и на покрытых налетом тлена мраморных херувимах плясали красноватые отсветы огня, откуда тянуло гарью и где звучал монотонный голос, нараспев произносящий одну за другой ритмичные фразы на чужом гортанном языке. Ветер гнал над землей седые обрывки тумана, луна стремительно скользила по небу, как на серфинге, то появляясь, то исчезая за облаками. Подумать только, как резко меняется наше восприятие одного и того же места в зависимости от часа! Еще вчера днем Малдер смотрел на муниципальное кладбище как на ухоженное и по-своему уютное подобие небольшого парка. С наступлением же темноты все изменилось самым разительным образом. «…От всего этого становилось невыразимо тяжко на душе, чувство это я могу сравнить лишь с тем, что испытывает, очнувшись от своих грез, курильщик опиума: с горечью возвращения к постылым будням, когда вновь спадает пелена, обнажая неприкрашенное уродство…» — сейчас Фокс готов был подписаться под каждым словом классика.
Человек в багровых одеждах дочертил на земле крест, вписанный в неровную окружность, и замер с ножом в руках, задумчиво глядя на закрытый гроб. Малдер видел его широкую неподвижную спину, лунный блик, лежащий на лысине, мощные висловатые плечи бывшего борца…
Человек вздохнул и повернулся к Фоксу.
Это был полковник Уортон. Взгляд полковника рассеянно скользнул по ближайшим надгробиям и сфокусировался на федеральном агенте. Малдер отшатнулся, вскинув пистолет, — физиономия полковника на секунду показалась федеральному агенту маской из выделанной человеческой кожи, натянутой на основу, не совсем подходящую для этой цели. И еще — это скучающее выражение в пронзительно-черных глазах-колодцах…
— Федеральное Бюро! — Выкрикнул Фокс, чтобы заглушить страх. — Бросьте нож, Уортон!
Полковник коротко глянул на федерала и хриплым, каркающим голосом произнес фразу на незнакомом языке, — Фокс сумел уловить только общую угрожающую интонацию.
— Бросьте нож, я вам говорю! — Малдер сделал шаг вперёд. — Выполняйте, ну!
Полковник тяжело согнулся — годы и пренебрежение сбалансированным питанием давали о себе знать — и с силой вогнал лезвие в мягкую, черную землю. Малдеру показалось, будто в его тело, чуть ниже солнечного сплетения, вонзилось пылающее острие и начало медленно вращаться, наматывая на себя внутренности. Фокс выронил пистолет, обеими руками схватился за живот и, согнувшись, ничком рухнул на землю.
Скрученный внезапным приступом, федеральный агент не мог видеть, как, более не обращая на свою жертву внимания, полковник медленно развернулся к оставленному гробу — и нос к носу столкнулся с высоким чернокожим в развевающихся на ветру цветных лохмотьях. Мертвый ненавидящий взгляд сверху вниз ударил морского пехотинца, словно плеть.
— Кто творит зло — тот со злом и столкнется, — проговорил человек, обращаясь к офицеру, и сквозь боль Фокс узнал этот глуховатый бас. Это был голос Бове.
Из рассеченной щеки гаитянина вытекла капелька не успевшей свернуться крови и застыла, подрагивая, на подбородке.
Глаза полковника вспыхну ли. Стремительным, почти невозможным для его фигуры и сложения движением Уортон выкинул вперед руку с заточенным, как бритва, ритуальным кинжалом, — но гаитянин был быстрее. Сверкая белками, Бове неуловимо сместился, уходя от прямого выпада, — и с силой выдохнул в лицо своему противнику облако белого дыма. Полковник вскинул руки и с воплем рухнул на землю…
* * *
…Позже Скалли неоднократно пыталась вспомнить подробности той ночи, которая стала переломной для всех обитателей фолкстоунского лагеря, но причудливая мозаика воспоминаний упрямо не желала складываться в единую непротиворечивую картину. В памяти остались только разрозненные обрывки. Салон машины, наполненный неясными шорохами, шарканьем ног и глухим настойчивым бормотанием… Огромный негр в полосатой цветастой накидке — тот самый, что так неожиданно напугал ее во время первого визита в лагерь для незаконных эмигрантов… Его руки, сомкнувшиеся на ее горле… Отсутствие боли — и при этом ощущение удушья, мучительная, забытая со времен детских приступов астмы неспособность вдохнуть полной грудью… Скалли изнемогала. Звезды слабо просвечивали сквозь массивную фигуру душителя, его толстые губы безостановочно шевелились, а пустые глазницы смотрели на нее без всякого выражения. Дану вдавило в спинку кресла, голова запрокинулась, по щеке, вместе со слюной, стекала струйка крови из прокушенной губы… А затем спасительным покрывалом опустилась багровая тьма.Но ведь было, раз за разом говорила она себе позже, несомненно было что-то еще — нечто, остановившее руку убийцы, руку духа — Лоа, порождения фанатичной веры старых гаитян. Что же все-таки заставило его уступить уйти, оставив полуживую жертву? Но, сколько ни силилась Дана вспомнить, что именно стало для нее спасительным якорем, мысль ускользала, проходила мимо, маячила, поддразнивая, где-то на самой грани круга света, на периферии сознания, недоступная обыденному зрению…
И сколько ни будет потом напрягать свою тренированную память федеральный агент Дана Скалли, ей так и не удастся вспомнить, как она, озаренная внезапной вспышкой, безнадежно, словно утопающий, потянулась к небольшому вышитому бисером мешочку, висящему на приборной панели справа от руля. Тому самому защитному амулету, купленному Малдером за пять долларов у мальчишки в лагере. Дана не сможет вспомнить, как ее дрожащие пальцы сжались на амулете, — и в тот же миг кабина вновь стала пустой и просторной, а чернокожий душитель со звуком, похожим на долгий тяжкий вздох, растворился в воздухе.
А впрочем, стоило ли ей это вспоминать?..
* * *
Малдер не мог встать. Сейчас, когда ушла боль, несколькими минутами раньше заставлявшая его кататься по грязной земле и царапать пальцами мокрую глину, ему было почти хорошо. Смешно сказать, но Фокс не мог подняться — и все. Просто нарушилась на время связь между осознанным желанием и памятью мышц, — а, может быть, и еще что-то, сейчас Малдеру не хотелось об этом думать. Такое бывает после сильного болевого шока. Сейчас Фокс лежал на влажной кладбищенской земле, глядя на очистившееся, наконец, от облаков небо, и ничего не было прекрасней для него, чем эта высь, полная звезд, шорох ветра в кронах деревьев… и — отсутствие боли.Но счастье, как известно, не может длиться вечно.
Пара ног в кремовых брюках и изящных полусапожках с острыми носами остановились около его лица.
— Малдер, у тебя все в порядке? — сильные руки Скалли помогли ему сесть, а затем и осторожно встать, что, против ожидания, удалось довольно легко.
— А ты-то как?
Лицо напарницы неестественно бледным пятном выделялось в темноте.
— Судя по твоему виду, я чувствую себя лучше, — Дана отвернулась. Выскакивая из машины, она успела краем глаза заметить в зеркале свои расширенные зрачки и тонкую, как волосок, радужку. — Что тут произошло?
— Не знаю, — честно ответил Фокс.
Скалли подошла к грузному телу в багровой накидке, лежащему ничком рядом с разверстой могилой, и с усилием перевернула его на спину.
Полковник Уортон не дышал.
— Он мертв, — Дана обернулась к Малдеру. — Это ты его?..
— Боюсь, ты мне не поверишь, но я уверен, что его прикончил Бове, — устало ответил Фокс.
* * *
… Крышка гроба, в котором покоился гаитянин, оказалась очень легкой и Скалли удалось откинуть ее на хорошо вмазанных петлях безо всяких усилий — полковник подготовился к предстоящей акции с поистине армейской основательностью. Бове лежал на дне простого деревянного гроба, вытянувшись во весь мой немалый рост и сложив большие загрубевшие ладони на груди. Любому медику достаточно было одного взгляда, чтобы обнаружить трупное окоченение, начавшееся, судя по всему, уже много часов назад. Скалли вздохнула. Да, Бове был мертв давно и бесповоротно, она готова была клятвенно подтвердить это в сколь угодно высоком суде. Но почему-то ей, повидавшей массу куда более экзотических смертей, жутковато было видеть это выражение умиротворенности, застывшее на исхудавшем, покрытом коркой запекшейся крови лице.Временный лагерь
для незаконных эмигрантов
Фолкстоун, штат Каролина
Три дня спустя
Встреча с людьми, которым ты, несмотря ни на что, сумел по-настоящему помочь — бальзам на душу любого государственного служащего, независимо от того, работает ли он в ФБР или в федеральной газовой компании. Особенно если встреча, скорее всего, последняя. Именно поэтому Малдер не мог отказать Скалли, когда она предложила перед отлетом заскочить на базу. Тем более, что она просила Мак-Альпина подготовить некоторые документы.
Фокс с любопытством вертел головой по сторонам. Казалось, за последние дни, когда утрясались самые грозные последствия внезапной смерти полковника Уортона, обвиненного в целом ряде уголовных преступлений, здесь практически ничего не изменилось. Все та же серая гамма, обвисший стяг, те же машины, колючка, высокий забор… Разве что вооруженные до зубов солдаты пропали. Но, едва ступив на территории лагеря, Фокс почувствовал: изменилось главное. На смену обреченности пришла надежда. Чувство радостного ожидания было буквально разлито в воздухе.
— Вот документы, которые вы запрашивали, — рядовой — а теперь уже сержант — Джек Мак-Альпин протянул федеральному агенту Скалли тонкую пластиковую папку.
Стоящий в отдалении грузовик с открытым фургоном, набитым оживленными эмигрантами, нагруженными скарбом, газанул и тронулся с места. Расформирование лагеря шло полным ходом.
— Это список пассажиров, — добавил Мак-Альпин, глядя на Скалли, быстро листающую страницы в поисках нужной ей буквы. — Местные власти просят, чтобы тело Бове перевезли на Гаити. Очень жаль, что он вернется на родину в гробу…
— Это полный список? — перебила Скалли, отрываясь от бумаг.
— Да, насколько мне известно.
— Но ведь был еще мальчик! Честер Бонапарт…
— Бедный мальчишка…— Джек сочувственно понизил голос. — Увы, он погиб шесть недель назад. Когда приключились те самые беспорядки…
Муниципальное кладбище
Фолкстоун, штат Каролина
Тот же день
Комья земли весело подпрыгивали, отскакивая от простой деревянной крышки нового, еще пахнущего свежими досками гроба. День выдался на редкость теплый и солнечный. Здесь, на краю муниципального кладбища, где начинался небольшой лес, сегодня было особенно хорошо. Пели птицы в ветвях, солнце подсвечивало верхушки деревьев, пахло смолой и давленой сосновой хвоей. Никакого тебе утреннего тумана, никакой «черной луны». Человек средних лет со светлой бородкой и сигареткой в зубах, сидящий в кабине мини-экскаватора, прищурился на солнце, сдвинул на затылок легкомысленную бейсбольную кепку и взялся за рычаги.
— Джули, отойди! — бросил он собаке, с интересом принюхивающейся к чему-то на краю свежей могилы.
Мини-экскаватор подкатил к краю ямы, опрокинул ковш, и на крышку гроба обрушилась лавина песка и сухой глины. Мотор машины натужно заревел, и экскаватор подался назад. Человек в кабине выплюнул сигарету и, вдохнув полной грудью, задумчиво посмотрел вверх — туда, где над лесом раскинулось во всю свою безоблачную синь небо.
День был столь чудесен, и птицы пели гак громко, а мотор ревел столь энергично, что кладбищенский смотритель так и не выделил из окружающих звуков странный шум, раздающийся со дна могилы. Дыхание жизни напрочь глушило тихий шорох и едва слышное подвывание, доносящиеся из глубины.
Одним словом, мужчина в экскаваторе так и не обратил внимания на звуки, которые издавал, завывая в неизбывном ужасе и скребя изнутри стертыми до крови пальцами крышку гроба, полковник Уортон…
* * *
«Бывает временами, что даже ясному взору разума баша земная юдоль покажется мало чем уступающей преисподней; но воображение человеческое — не Каратида, которой дозволено вступать безнаказанно во все ее пещеры. Увы! Конечно же, всё тёмная рать страхов перед потусторонним — не только плод воображения; но как тех демонов, что были спутниками Афрасиаба в его путешествии по Оксусу, их нельзя будить, а то они пожрут нас; да почиют они самым непробудным сном, иначе нам несдобровать».
Эдгар Аллан По «Похороненный заживо»