Еще быстрей! Так быстро, что не поспевает мысль, тысячи жизней в мгновение ока…
   В полной тайне его выносят из дворца, сложенного из обожженного кирпича, и по реке с густо поросшими тростником берегами везут к скрытому склепу. Там уже все готово. Его несут вдоль рядов низкорослых смуглых людей, одетых в полотняные юбки, и те склоняют перед ним свои бритые головы, как склоняет под ветром налитые колосья пшеница. Высокими в унисон голосами они начинают читать нараспев вечные священные слова:
   «Да упокоится он в Западной Горе, чтобы свободно выходить на землю и смотреть на Солнце, и пусть будут открыты все дороги праведной душе, что пребывает сейчас в царстве Мрака! Да будет одарен он милостью входить в наш мир, чтобы, вселяясь в душу человека, нести дары Тому-кто-из-потустороннего-предела и жертвы приносить Ре-Гору, Некбет и Гатору, Богине Воздуха, Принцессе Злых Пустынь, Озирису, Большому богу, Анубию и Господину Алых стран, за что да одарят они его блаженством, вдыхать прохладу Северного ветра!»
   Так мумия Нармера Льва, того, кто силой своего меча воссоединил Верховья и Низовья, нашла последнее убежище в потайном склепе. Первый фараон Египта, пройдя сквозь тени, вступил в солнечный свет богов.
   И наконец, в однообразной череде воспоминаний из доисторических эпох он вдруг увидел Его, сверкающего и величественного. Словно Дух Пылающего Золота высился Он среди мрака.
   Он заговорил, тихо, спокойно, как говорят шепотом, но в его голосе наряду с миром слышались мощь, непобедимая молодость и пыл, перед которыми оказались бессильны все немыслимые тысячелетия его призрачного существования.
   — Я Валькирий, — тихо заговорил он. — Властители Жизни и Смерти изгнали меня из Вечности в мир Времени за преступление, о котором тебе ведомо. Я прожил десять тысяч раз по миллиону жизней, переходя из мира в мир, из тела в тело; мне предстоит еще пережить бессчетное количество перевоплощений, и так будет до тех пор, пока я не выполню поставленной передо мной задачи. С твоей поддержкой, о Кирин, я искуплю свой давний грех…
   Казалось, что в окружении расплывчатых теней подсознания, среди обломков и обрывков навсегда забытых жизней, в глубинах странных, не очерченных во времени видений, не могло остаться места удивлению. Но Кирин, напротив, был поражен. Подумать только, он стал хозяином у бога! До чего нелепая мысль, и в то же время — до чего точная! И разве этот бог — не тот же вор?
   — Уже давно меня гнетет усталость от этой серой и однообразной жизни смертных, — тихо продолжал голос. — Одна жизнь сменяется другой, и каждый раз один и тот же скупой набор эмоций, немногих и ущербных чувств и ограниченных возможностей. Человеческое тело для бессмертного — не более чем ветхая, грязная тюрьма. Поэтому я уходил в глубины, разума моих хозяев и там мечтал о былой славе… и о славе грядущей.
   Взметнулись ли на миг чуть выше тусклые огни? Или же то был блеск ушедшего величия, вспыхнувший в призраке изгнанного божества? Кирин не мог сказать наверняка.
   — Скоро ми войдем в Башню, ты и я. Я помогу, но многого не жди, ибо за вечность заточения моя сила вытекла по капле, к тому же я истощен потерей энергии, что вложил в тебя, хотя о том и не жалею. А потому, Кирин, будь начеку и ступай осторожно: отныне я смогу прийти на помощь только раз.
   В душе его нарастал смутный протест. Как объяснить этому доброму, скорбному, усталому созданию, что он вовсе не собирается расставаться с «Медузой»? Как обнажить перед увечным ангелом свой стыд, название которому — алчность? Он мучительно подбирал нужные слова, как вдруг почувствовал, что сон оставляет его. Нет, не сейчас…
   Он вдруг почувствовал, как кто-то осторожно трясет его за плечо, открыл глаза и увидел старину Темуджина, с улыбкой щурившегося на него сверху вниз. Вместе со зрением вернулся слух.
   — Просыпайся, парень, — сказал маг. — Приехали! В телескопе — Пелизон!

13. ЗАРЛАК ВСТУПАЕТ В ИГРУ

   Глубоко под землей, в мрачной, вырубленной в скале комнате, освещенной холодным сиянием немеркнущих ламп, за огромным столом из черного дерева сидел в одиночестве сухопарый человек.
   Он был одет во все черное. Черный переливчатый шелк рукавов легким шуршанием отвечал на каждое движение руки, листающей страницы древней книги, которая лежала перед ним на столе. Вспыхивали и гасли блестки драгоценных камней, вшитых по складкам просторной сутаны, скрывавшей человека от чужого глаза.
   Вместо лица — темный овал маски под выступающим далеко вперед капюшоном. Остались одни глаза — серые, со взглядом холодным, точно лед, и в то же время жарким, как огонь. Неподвижной тенью он навис над испещренным рунами листом старинной рукописной книги, и казалось, во всей этой зловещей фигуре остались жить одни глаза. В них полыхал яростный огонь неукротимой энергии. В пристальном взгляде угадывалась бесчеловечная жестокость, которая, однако, не могла затмить безудержную жажду власти.
   Книга, над которой склонился этот закутанный в черное человек, пережила многое и многих. Тысяча веков миновала с тех дней, когда рука неведомого переписчика покрывала витиеватыми иероглифами эти пожелтевшие, в паутинке тончайших морщинок кожаные листы. Книга, лежавшая перед ним на массивном столе, была старше, чем летопись человечества. Речная глина, из которой люди однажды слепили кирпичи, чтобы потом возвести из них стены Ура в Чалдизе, еще пребывала в первозданном состоянии, когда на эти высохшие, ломающиеся от неосторожного прикосновения листы ложились первые значки. Блоки пирамиды Хеопса еще спали в теле скал, стоявших вдоль долины Нила. Огромная сверкающая стена льда, что, перемалывая все на своем пути, пришла с бескрайнего, таинственного севера, лишь недавно отступила в свои исконные пределы. Человек находился в возрасте младенца, он только-только шагнул на низкую ступеньку, отделявшую его от зверя, едва встал на ноги, освоил самые примитивные орудия труда. Аура почти физически ощутимой изначальной древности окружала старинную книгу, сквозь сотни тысячелетий она пронесла в себе пыль неторопливого времени.
   Но что бы ни пытался отыскать человек в сутане в этом своде древней мудрости, все ускользало от него. С тихим проклятием он закрыл книгу и оттолкнул ее в сторону, затем откинулся на спинку богатого, как трон, стула и предался размышлениям; его голодные, с блеском холодной ярости глаза устремились в непроницаемый сумрак подземной комнаты.
   Слабый звук за спиной. Сталь звякает о сталь. Похожая на клешню рука в наростах отодвигает темную гардину. За ней черный провал — вход в коридор. Из темноты в комнату ступает карлик, облаченный в стальные доспехи. Фантастические на вид доспехи разрисованы извивающимися драконами и оскаленными дьявольскими мордами. Из-под сплошного покрова стали виднеются лишь отвратительные руки и желтоватое с лягушачьими чертами лицо.
   Он был невероятно безобразен. Не рот, а безгубая прорезь, глаза — три пылающие щелки, полные злобы и хитрости. Голова начисто лишена волосяного покрова.
   — Хозяин! — проквакало существо. Человек в сутане обернулся.
   — Говори! — хрипло приказал он.
   — Мы потеряли связь с Пангоем, — сказал карлик Смерти. — Его передатчик замолчал в третьей четверти часа Жабы.
   — Мертв или без сознания?
   — Мертв.
   Слово эхом отдалось от свода и угасло до невнятного шепота. Лицо в черной маске надолго задержалось на карлике, глаза излучали серый мертвящий холод. Зарлак, повелитель карликов Смерти, король Пелизона, переживал редкое чувство горечи от постигшей его неудачи. Старинная книга, которую он так тщательно изучал и, отчаявшись, оттолкнул от себя, была его последней надеждой. Все время, что он пробыл в этом пустынном мире, населенном дикарями, им двигала одна мысль — любыми способами разгадать тайну Железной Башни. Он просмотрел все полуистлевшие рукописи, так или иначе затрагивающие культ Смерти, — тщетно. Он раскопал все старинные слухи и сплетни — результат тот же. В конце концов в поисках ключа, который отворил бы ему охраняемые демонами и заклятиями ворота Башни, он обратился к древним Книгам Власти, но книги обманули его. Неудача с Пангоем на Зангримаре принесла новые огорчения. Сейчас маска скрывала под собой лицо, изборожденное морщинами, обезображенное яростью и бессильной злобой. Но в темных зрачках светили звериная ненависть и жестокость. Еле заметно вздрогнув, карлик отвел глаза — он не в силах был вынести этот горящий взгляд.
   — Подай мне записи! — приказал Зарлак.
   Карлик молча протянул своему хозяину моток пластиковой ленты с черными волнистыми полосами по серой поверхности. Всматриваясь в них, Зарлак начал медленно протягивать ленту между пальцев, затянутых в черные перчатки.
   — Последние записи показывают, что он застал в своих покоях какую-то девушку-рабыню, — осторожно заговорил карлик. — Он попытался допросить ее, но в это время внезапно проснулся землянин, и между ними произошла схватка. Похоже на то, что землянин Кирин убил Пангоя…
   — Глупец, я и сам могу прочесть телеметрию! — Зарлак скрипнул зубами. С глухим рычанием он отбросил ленту. Пангой представлял огромную ценность. Нексиец так никогда и не узнал, что, прежде чем он прибыл на Зангримар, в его мозговую ткань хирургическим путем были вживлены телепатические рецепторы. Колдун не подозревал, что работает на Зарлака, короля Пелизона. И вот его невольный шпион убит, а он так и не проник в тайну Железной Башни.
   Карлик — его звали Вулкар — незаметно пододвинулся ближе.
   — Что же теперь будет, хозяин? — прошептал он. Холодный взгляд Зарлака по-прежнему сверлил густые сумерки.
   — Теперь землянин, конечно, явится сюда, — сказал король. — Если только сумеет вырваться из когтей Королевы Ведьм живым и вернуть свой корабль.
   — Разве это возможно? Королева такая сильная… — с сомнением в голосе протянул Вулкар.
   — Пангой тоже был сильным, — грубо оборвал Зарлак. — Его власть над разумом не имела границ — вот почему великие колдуны Некса первым послали на Зангримар именно его. Только такой человек, как он, сумел бы разрушить планы Азейры, прежде чем та ввергла бы половину галактики в пучину войны. — Невидимая улыбка тронула скрытые маской губы Зарлака. — Но несмотря на все свое могущество, глупец не устоял перед чарами женщины. Он безнадежно влюбился в королеву… а та, зная, каким мощным оружием является власть над разумом, приняла его к себе на службу. Она не знала, равно как и он, что его мозг передает мне все, что видит и слышит ее поклонник. Вулкар злорадно захихикал.
   — А ведь эту любовь устроили ему вы, хозяин!
   — Ты прав. — Зарлак усмехнулся. — Это была мастерская работа. В то время я посещал младшую ступень школы колдовства на Нексе. Когда стало известно, что с миссией пошлют Пангоя, я заманил его в свою комнату и там вживил в мозг телепатические рецепторы. А заодно внушил ему под гипнозом, чтобы он возжелал ведьму и пал бы под ее чарами. Я рискнул в надежде, что в Азейре осталось достаточно от женщины, чтобы ей льстило слепое обожание, и что поэтому она скорее приблизит его к себе, чем убьет. Все шло хорошо, как вдруг является землянин и каким-то непонятным образом побеждает колдуна…
   — Так вы считаете, что этому Кирину удастся сбежать с Зангримара?
   Король кивнул:
   — Если в нем достало силы сокрушить нексийца, у него есть все шансы вывернуться из цепких лапок Королевы Ведьм. И тогда он непременно прилетит на Пелизон.
   От слов хозяина в голове закованного в сталь человечка с трудом зашевелились мысли. Карлики Смерти охраняли Железную Башню с фанатизмом, закаленным в веках; ни один пришелец не имел права проникнуть в Башню — всех, кто настаивал, убили. Но Скрытный, приманив к себе Вулкара, отвратил его от древних обетов и подчинил своей воле. Сердце карлика точил червь жадности и страсти; тонко сыграв на алчности, Зарлак сумел накрепко привязать его к себе и лишь тогда посвятил в свои тайные планы.
   Вулкар оказался ценным союзником. Обоими владело одно желание — похитить сокровище Железной Башни и, заполучив сердце демона, установить свое господство над множеством миров. Вулкар исходил слюной всякий раз, как вспоминал, что хозяин обещал ему золото и женщин… земных женщин!
   — Если он явится, что будем делать, хозяин?
   — Расставим силки и поймаем птичку, — ответил король Пелизона.
   — На пути к Башне?
   Скрытный презрительно рассмеялся. Голос его упал до тихого вкрадчивого мурлыканья:
   — Конечно нет, идиот! Только после того, как он украдет «Медузу»и выйдет из Башни!
   Коварство, сквозившее в голосе хозяина, тронуло струны в душе Вулкара. В безудержном веселье маленький карлик Смерти принялся скакать по мрачной комнате, то и дело подпрыгивая и тихонько повизгивая от восторга. И, как бы вторя ему, укрытую сумраком подземную комнату наполнили раскаты хриплого демонического смеха…
 
   — Мне это не нравится, парень. Совсем не нравится! — пропыхтел Темуджин, с трудом волоча ноги за Кирином и девушкой. Серая опаленная пустыня мало годилась для ходьбы, и сандалии старого мага поминутно вязли в мелких колких кристаллах. В темном пустынном небе лениво клубились испарения.
   Кирин тоже хмурился. Положение — туманнее не придумаешь. Его не раз предупреждали, что карлики Смерти несут охрану вокруг Башни со всем коварством и усердием, какими одарила их природа. Но если так, то куда они подевались?
   Вынырнув из Бездны, корабль Кирина занял орбиту на значительном удалении от Пелизона. Они подкрадывались, точно воры, потихоньку, укрыв корабль за плотным полем — надежной защитой от радаров. А на экранах перед ними плыл Пелизон — угрюмого вида сфера, покрытая серым в крупных складках камнем, безжизненные берега которой омывают темные безымянные моря. Пользуясь мгновенными вспышками двигателей ориентации, они медленно снижались, огибая планету, как вдруг горизонт впереди загорелся, и яркая полоса дневного света прорезала унылое плато.
   Внизу — ни патрулей, ни стационарных станций обнаружения. Пусто. Это было уже не просто странно — это настораживало.
   В полной тайне они опустились на ночной стороне. Никаких признаков тревоги. Разведка из стратосферы не зафиксировала ни лагерных костров, ни племенных поселений, ни каких-либо иных скоплений аборигенов. Железная Башня, никем не охраняемая, в одиночестве стояла посреди каменистого плато под затянутым туманом небом. Странно…
   Они осторожно опустились на землю и пешком отправились к подножию Башни. Одно из двух: или их меры предосторожности обманули внимание карликов Смерти, или система охраны вовсе не такая плотная, как они полагали…
   Внезапно Каола, судорожно вдохнув воздух, схватила Кирина за руку; другой рукой она молча указывала вперед.
   Небеса прояснились.
   Резкий ветер порвал в клочья и отогнал покрывало испарений. Ледяным холодом замерцали звезды, ровное сияние нескольких лун окрасило голый камень пепельным цветом.
   Перед ними, уходя вершиной в обнаженное небо, вздымалась громада Железной Башни.
   Быстро оправившись от удивления, Кирин не мешкая приступил к делу: затаив дыхание и покусывая верхнюю губу, начал тщательно изучать на глаз легендарное сооружение.
   Она оказалась ниже, чем он ожидал. Хотя землянин не мог сказать наверняка, что именно он ожидал увидеть, — возможно, что-нибудь величественное, ажурное, невероятно высокое, что поражало бы воображение. Но он ошибся.
   Башня представляла собой ступенчатую пирамиду, построенную в девять уровней. Приземистая, как бы припавшая к земле, и монолитная, с обводами, окутанными легкой дымкой, она, как рукотворная гора, выступала из скалистого плато, нарушая собой унылое однообразие ландшафта.
   Больше всего Башня напоминала мрачную тюрьму. На вид — настоящая крепость, одни углы и стены. В мертвенно-бледных лунных покровах она вовсе не выглядела заключенной в железный панцирь. У нее не было ни глянца, ни блеска, присущих металлу. Скорее, материалом послужил какой-нибудь пористый камень, напоминающий лаву, грубый и прочный.
   Она высилась над равниной, ступень за ступенью уходя в ночное небо. От нее веяло чем-то зловещим. Казалось, некая наводящая ужас аура зла обволокла Башню сверху донизу. При виде ее очертаний сердце наполнял липкий страх!
   Все трое молча взирали на массивную пирамиду, вознесшую свои ступени посреди пустынной равнины. В каменном здании ощущалось нечто чужеродное, нечто не поддающееся объяснению. Неосознанно они понимали, что сооружение, которое неясно вырисовывалось перед ними в ночи, не могло быть творением рук человеческих, хотя ни один не смог бы выразить словами, откуда в них эта уверенность.
   Итак, они смотрели на Башню. Кирин — сузив глаза, оценивающим взглядом, с губами, тронутыми ироничной полуулыбкой; Каола, льнувшая к его руке, подняла бледное лицо, на котором лежала тень недоброго предчувствия и страха; что касается доктора, то он таращился на пирамиду, широко раскрыв от изумления рот. Но вот его губы снова пришли в движение.
   — Говорю тебе, парень, — сипло зашипел он, — мне это не нравится — слишком уж тихо. Я носом чую ловушку!
   Кирин передернул плечами, точно сбрасывая с себя предчувствие тревоги и близкой опасности, навалившееся на него в первый же миг, как он увидел Башню.
   — Хватит об этом. Вперед, и держите ухо востро, оба!
   Они продолжили путь. Время от времени Кирин озадаченно поглядывал на левое запястье. Там его руку плотно обхватила кожаная лента. Тускло светились фосфоресцирующие циферблаты. Принцип работы миниатюрного детектора был чрезвычайно прост: с помощью узконаправленного луча он улавливал источники тепла; его чувствительность была такова, что он фиксировал любое проявление теплокровной жизни, все, превышающее размерами кошку. Кирин то и дело обшаривал равнину лучом — стрелки так и не шелохнулись. Охраны не было.
   Во всяком случае, охраны, созданной из плоти и крови.
   И снова — к Башне! Чем ближе они подходили, тем огромнее она становилась. На расстоянии ее размеры казались вполне умеренными — приземистое на вид сооружение, нечто вроде крепости или гробницы. Но сейчас, когда они оказались почти рядом, только сейчас начали вырисовываться ее истинные размеры. На смену удивлению пришел благоговейный страх. В конце концов, спустя еще час, они стояли у самого основания и, значит, могли получить исчерпывающее представление о ее пропорциях.
   Квадратная по форме, Башня имела длину стороны больше мили и была почти полмили в высоту. Никогда прежде Кирин не слышал — и тем более не видел — такого гигантского монолитного здания; рядом с ней даже цитадель Азейры там, на Зангримаре, выглядела бы карликовой, а ведь то было не одно, а целая группа соединенных между собой сооружений.
   «Воистину, — думал он, задрав голову, — только богу под силу отгрохать такую штуку».
   Но что поражало больше всего, так это ее конструкция: она была построена не из отдельных, пусть и массивных блоков, но из цельного куска скалы! И этот камень — шероховатый, серый, пористый, который послужил для нее материалом, — Кирин впервые такой видит. Он провел ладонью по его поверхности — похож на металл, такой же плотный и прочный. Приложи он все силы, ему и крошки не отколупнуть от его шероховатой поверхности.
   На вид камень казался оплавленным, как после мощного взрыва. Похоже, страшное пламя прошлось по нему в незапамятные времена. Вся поверхность была усеяна щербинами и оспинами, как у шлака или вулканической лавы.
   Может быть, Бог отлил ее из расплавленного камня?
   Прямо перед ними зияла черная пасть входа.
   Охраны по-прежнему не было. Ни часовых, ни датчиков. Он снова пошарил вокруг тепловым детектором. Ничего. Но от этого тревога и напряжение лишь усилились. Что-то здесь не вяжется. Даже очень не вяжется. Должна же быть охрана…
   — Все, пошел, — буркнул он.
   Девушка взволнованно посмотрела на него:
   — Думаешь, стоит рискнуть?
   — Уверен. Я выучил все карты наизусть. Я знаю каждый фут ее переходов. И лучше мне отправиться сейчас, чем дожидаться, пока здесь объявятся карлики Смерти. Похоже, мы прибыли в ночь, когда они взяли выходной! — Он слабо усмехнулся на свою не совсем удачную шутку. Честно говоря, ему было не до смеха — очень уж неуютно себя чувствуешь, стоя перед черным провалом, ведущим в глубь дьявольской каменной гробницы, которой стукнуло ни много ни мало, как полсрока Вселенной. А если совсем начистоту, то он в последний момент просто испугался и лишь немалым усилием воли подавил в себе страх, загнал его в глубь души. А еще Кирин понимал, что чем дольше он здесь простоит, тем труднее будет войти. Так что надо было решаться, пока окончательно не разболтались нервы.
   Темуджин тронул его за рукав:
   — Слушай, парень, давай забудем… Ну ее к Хаосу, эту «Медузу», и с нею все божественные замыслы Тревелона! Лучше уберемся отсюда подобру-поздорову, пока шкура цела и мозги на месте. Это проклятая планета, сущая обитель Зла!
   Вор помотал головой:
   — Не выйдет, док, даже не пытайтесь отговорить. Я должен сделать это, и сделаю. Ни один вор не смог выкрасть «Медузу». Но может быть, мне удастся поломать эту традицию…
   И, круто повернувшись, он зашагал к Железной Башне. Он так и не оглянулся. Через мгновение его поглотила тьма.
   — Думаете, у него получится? — спросила Каола. Старый маг пожал плечами.
   — Одним богам ведомо, девочка, — ответил он и глубоко вздохнул. — Но если кому это и по плечу, так Кирин как раз такой парень.
   — А нам что делать — сидеть и ждать, пока он не покажется? — Девушка бросила тревожный взгляд на мрачный ландшафт вокруг, на залитую лунным светом каменную гору, на хмурое небо, с которого холодно мерцали далекие равнодушные звезды. Она поежилась. — Не знаю, мне почему-то не по себе, будто на меня кто-то смотрит!
   Темуджин похлопал ее по руке:
   — Пустое, девочка! Расслабься и ни о чем не думай. Все будет хорошо, обещаю тебе. А нам не остается ничего, кроме как ждать. Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем Кирин доберется до комнаты с сокровищем. Надо набраться терпения. Вот увидишь — он вернется.
   И вдруг — холодный насмешливый голос у них за спиной:
   — Подождем его вместе. — Они обернулись — Зарлак! Затем — небрежно сопровождавшим его карликам Смерти:
   — Взять их!

14. ИГРА СО СМЕРТЬЮ

   Кирин двигался вперед в полной темноте. Некоторое время коридор вел прямо, в глубину созданной богом горы, чей камень был тверже железа. Портал постепенно отдалялся, и скоро от него остался прямоугольничек слабого света. Внезапно ход круто свернул вправо, и портал скрылся из виду. Дальше ничто не нарушало тьмы.
   Сейчас, когда он наконец-то очутился внутри Железной Башни, его страхи и недобрые предчувствия прошли сами собой. Это был прежний Кирин — уравновешенный, расчетливый, готовый к любым неожиданностям. Чувства предельно обострены, нервы в норме, пульс ровный. Казалось, он владеет ключом к верховной власти, готовой в любую секунду выполнить любой его приказ.
   Из поясной сумки он извлек странного вида устройство и с помощью ремешка закрепил его на лбу. От двух скобок на глаза опускались черные диски. В центре ремешка торчала металлическая трубка. Она испускала пульсирующий луч, который ощупывал пространство впереди и, наткнувшись на преграду, отражался к источнику. Черные диски, улавливая отраженные лучи, создавали трехмерное изображение преграды. По своему действию аппарат напоминал радар, с той разницей, что давал картинку в трех измерениях.
   Конечно, было бы и проще и удобнее использовать световые лучи. Похоже, те, кто пытал счастье до него, так и поступали, о чем свидетельствовал хруст высохших костей под ногами вора.
   В стенных нишах, протянувшихся двумя рядами под потолком коридора, неподвижно сидели серебряные птицы с хищно изогнутыми клювами. В вечный металл однажды вдохнули жизнь. Но сейчас стражи спали: только видимый свет выводил птиц-роботов из спячки, бросая на жертву, заставляя рвать ее в куски и убивать. Они никак не реагировали на невидимую пульсацию щупа. Вот почему, исходя из опыта, Кирин запасся этим устройством вместо того, чтобы лезть с факелом или с фонарем.
   Но вот перед ним первое серьезное препятствие.
   Огромные лезвия, как ножи мясников, раскачивались сверху вниз, из стороны в сторону, внезапно вылетая из пазов в потолке, в полу и в стенах. Они с шелестом проносились мимо, рассекая воздух в вековечной пляске смерти. Кирин сосредоточенно смотрел на них, вспоминая скупые данные тревелонцев о частоте ударов. И вдруг, едва лезвия разошлись в стороны, прыгнул вперед! Он маневрировал, то выгибая тело, то застывая, то делая краткий рывок — в любой миг на волосок от смерти, но неизменно двигаясь вперед. Его луч заменял зрение, но то была далеко не равноценная замена. Полуслепой, он двигался среди летающих ножей, против воли танцуя с ними ту же страшную пляску. На лбу выступили капли пота, пот стекал по спине, груди, ногам, одежда липла к телу.
   Наконец поле с мелькающими лезвиями осталось позади, и, значит, можно отдышаться. Какое-то время он стоял, ни о чем не думая, дожидаясь, пока утихнет дрожь и восстановится дыхание, чувствуя, как из тела, подобно воде из сжатой губки, уходит напряжение. Кирин приходил в себя. Он благополучно миновал птиц, снабженных фотоэлементами, и увернулся из-под удара лезвий, однако впереди его ждали ловушки несравненно опаснее этих.