Страница:
В то же время он заметил, что в окно была вделана частая железная решетка, прутья которой были настолько массивны, что их нельзя было бы сдвинуть со своих мест даже усилиями нескольких сильных людей.
Взгляд в окно не дал сыщику никакого представления о месте, где он находился. Он видел верхушки громадных деревьев, но был ли то лес, или просто группа деревьев, решить не мог.
Одно лишь было несомненно – это то, что он находился не в самом Нью-Йорке, так как, в таком случае, он слышал бы звонки конок и другие легко уловимые звуки уличного гула большого города, теперь же кругом царила мертвая тишина, как будто, на самом деле, дом стоял в глубине лесной глуши.
– Но где же я, в таком случае? – пробормотал Ник Картер с оттенком никогда не покидавшего его юмора, – как бы то ни было, а хозяева дома не оставили меня без обстановки и комфорта. Черт возьми, что за прелестная комната! Поистине, царская темница! В таком уютном гнездышке можно было бы приятно провести несколько недель, но я сильно сомневаюсь, чтобы в намеренья моих тюремщиков входило предоставление мне такого приятного времяпрепровождения.
– В общем, я должен еще как следует отблагодарить их, – продолжал он, беседуя с самим собою, – за то, что они так ловко и, вместе с тем, так просто одурачили меня, словно начинающего новичка. И ведь я как раз перед тем получил предупреждение от Тен-Итси. Впрочем, между нами говоря, я уже не в первый раз попадаюсь на подобную удочку. В деле Карутерра, отправленного мною в Горн, я тоже дал хорошего маху, и досаднее всего то, что это вполне аналогичный случай.
Да, да, дружище, на твоем надгробном памятнике следует сделать красивую эпитафию: "дураком родился, за всю жизнь ничему не научился и дураком умер!"
Это объяснение весьма просто. Мне за последнее время очень везло, все шло как по маслу, а поэт говорит, что "ничто так трудно не переносится, как ряд хороших дней" – я стал слишком беспечным и чересчур уверенным в себе. И эта-то беспечность привела меня к такому плачевному результату, беспечность особенно непростительна в данном случае.
Эти невеселые мысли заставили сыщика отнестись весьма скептически к своим способностям.
– Благодарю вас, мистер Мурилло Кортец, или Дацар, или как вас там зовут. Вы дали мне вполне заслуженный урок, и я не премину им воспользоваться, хорошенько зарубив у себя на носу вашу первую победу в начатой нами борьбе. В будущем вы не будете иметь случая жаловаться на ошибки с моей стороны, в чем вы могли бы убедиться даже теперь, дав себе труд пожаловать сюда померяться силами с Ником Картером; в случае же моего поражения я готов зарабатывать свой хлеб рубкой дров или другим каким-либо трудом, не требующим никаких умственных способностей.
Было характерно для великого сыщика то, что он никогда не принимал в расчет всей тяжести своего положения и строил планы на будущее, как будто бы от остального мира его не отделяли, как в данном случае, крепкие железные решетки и воля человека, которого он сам считал дьяволом.
Он безгранично верил в свою счастливую звезду и питал непоколебимую уверенность в собственные силы.
Конечно, теперь положение его было очень тяжело, и другой на его месте давно бы уже пал духом. Но он не отчаивался, тем более, что в своих бездонных карманах имел целый арсенал различных инструментов, при помощи которых мог бы вырваться на свободу.
Но, когда сыщик при воспоминании об этих инструментах невольным движением схватился за карманы, он был неприятно поражен, убедившись, что они были совершенно очищены от содержимого.
От внимания его врагов не ускользнули даже два револьвера, которые великий сыщик с особенными предосторожностями носил всегда в рукавах своего сюртука и которые были снабжены особым механизмом, при подъеме рук, моментально спускавшим револьверы на ладони.
Только деньги, находившиеся при сыщике в момент его пленения, словно в насмешку, были оставлены ему.
– Гм... гм... Однако, это лишает меня надежды на скорое освобождение, – пробормотал про себя Ник Картер. – Теперь в моем распоряжении находятся лишь собственные руки, которые, однако, к счастью, достаточно сильны для того, чтобы причинить некоторую головную боль противнику, кожа которого не сшита из особенно прочного материала.
Заложив руки за спину, сыщик ходил по комнате. Дойдя до зеркала, он взглянул в него и в тот же момент отшатнулся, словно пораженный собственным отражением.
– Однако же, эти молодцы хорошо знают свое дело, – вырвалось у него невольно. – Они меня разгримировали до того, что Ник Картер остался в своем настоящем виде, в том виде, в котором его никто не видел, кроме Дика и кузины Иды, даже Патси не видел никогда моего лица без маски.
Покачав головой, он снова принялся ходить взад и вперед по комнате. Так прошел целый час, в течение которого тишина не была нарушена ни разу. Очевидно, сыщик находился в одной из внутренних комнат дома.
Вдруг взгляд сыщика упал на единственную, находившуюся в комнате, дверь.
"Она, понятно, заперта", – подумал он, подходя к двери.
В двери не было ни ключа, ни ручки. При толчке Ника Картера, она, к его удивлению, открылась, и сыщик вошел в соседнюю, не менее богато обставленную комнату.
"Дверь была умышленно оставлена открытой", – подумал Ник Картер.
Постояв минуту на пороге, он хотел было уже двинуться дальше, как вдруг услыхал вдали дребезжание электрического звонка.
К двери, должно быть, был проведен ток и сыщик, открыв ее, тем самым оповестил об этом своих тюремщиков.
Но напрасно сыщик надеялся найти кого-нибудь в этой комнате, как ни вглядывался он, но не мог заметить ни одного живого существа.
Только железные решетки на окнах показывали, что комната представляла собой место заключения.
Посреди комнаты стоял накрытый стол и возле него одно обитое кожей кресло, как бы указывавшее на то, что дорогие деликатесы, разложенные на серебряных блюдах, предназначались исключительно только для одной персоны.
– Черт побери, – пробормотал про себя сыщик. – Это все выглядит так аппетитно, что невольно испытываешь голод... Устрицы, омары, майонезы... замечательно... да еще замороженная во льду белужья икра... А тут, что за золотистая прелесть выглядывает из серебряной кастрюли?..
Вот Помери-Грено... не забыта моя любимая марка шампанского... тут же и ростбиф, который выглядит так аппетитно, словно сам просится в рот... Но что означает эта записка на тарелке?..
С удивлением взял сыщик листочек бумаги и прочел следующие, написанные на пишущей машинке, строки:
"Прошу покорно, милейший Картер! Не откажите отведать. Зная вашу бесстрашность, позволяю себе предупредить вас, что как яства, так и напитки отнюдь не отравлены.
Дацар".
"Этому я вполне верю, – подумал Ник Картер с улыбкой на губах, – так как, если бы он собирался меня умертвить, то имел возможность сделать это гораздо проще и легче. Во всяком случае, я весьма благодарен ему за это любезное приглашение. Но поблагодарю его впоследствии лично, а пока не стану заставлять себя дольше упрашивать, тем более, что с утра у меня во рту ничего не было."
С полнейшим спокойствием, словно находился за собственным столом, принялся Ник Картер за трапезу. Запах кушаний дразнил аппетит, и на самом деле они оказались приготовленными восхитительно. Сыщик кушал с большим аппетитом, словно оправдывая поговорку, что "еда и питье соединяют воедино душу и тело"; в эту минуту он мог бы смело сказать, что хороший обед не променял бы ни на что.
Отдав честь кушаньям и напиткам и отодвинув от себя тарелки, сыщик почувствовал себя вполне подкрепленным.
Вдруг он снова услышал трель электрического звонка. И в тот же момент, словно театральная декорация, внезапно поднялась одна из продольных стен и комната погрузилась в полнейший мрак.
Страшное волнение овладело сыщиком, когда он заметил, что двери и окна комнаты вдруг закрылись тяжелыми железными шторами.
Благодаря воцарившейся темноте, Ник Картер не видел ничего, но только чувствовал, что вокруг него расстилается какой-то туман. Когда последний рассеялся, то комната наполнилась розоватым светом, осветившим ее до самых отдаленных уголков.
На розовом фоне красиво выделялись появившиеся откуда-то экзотические растения, высокие, стройные пальмы и гирлянды самых фантастических цветов... откуда-то доносился еле уловимый шорох и как бы легкое журчание отдаленных лесных ручейков.
Когда глаз сыщика освоился с новым освещением, то Ник Картер, к своему глубокому удивлению, увидел, что, комната, где он только что сидел, исчезла и он теперь находится в роскошнейшем тропическом саду. Широкая аллея вела вокруг цветочных клумб к высокой башне, на верху которой красовался флюгер. Кругом, на сколько хватало глаз, цвели дивные растения, в зеленой чаще деревьев качались на ветвях красивые попугаи, среди цветов порхали изумрудные колибри, своим разноцветным оперением напоминавшие драгоценные камни. Откуда-то сверху, казалось с небес, неслись тихие звуки божественной мелодии. Стоявшие перед башней фонтаны били беспрерывными струями и кристальные брызги рассеивались в воздухе...
Вся эта волшебная картина отуманивала сознание Ника Картера.
"Что со мной? Где я? Разве не в Нью-Йорке, этом прозаическом мировом городе? Разве я не сыщик Ник Картер?.. Мой разум не допускает веры в сверхъестественные явления и я хотел бы убедиться, бодрствую я или сплю", – пронеслось в его голове.
Ник Картер ожидал всего, но только не того, что представилось его изумленному взору.
Вместо мучений, какие, казалось бы, Дацар должен причинить сыщику, он окружил его роскошнейшей обстановкой, угостил великолепным завтраком и теперь перенес в страну чудес.
Но Ник Картер не имел времени продолжать свои размышления. Его ожидало нечто более удивительное, перед чем тускнело все, только что им виденное.
Сыщик вдруг заметил, что он не один в саду. В башне, колонны которой обвивали зеленые ползучие растения и бархатно-красные цветы, светлела небольшая ниша и в ней покоилась молодая красивая женщина.
Ее красивые формы облегала длинная мантия, золотистые волосы густыми локонами падали на словно выточенные из слоновой кости плечи.
Облокотясь рукой о спинку кресла, смотрел Ник Картер на спящую. Она лежала к нему спиной и он не мог видеть ее лица.
Вдруг давно забытое чувство зашевелилось у него в груди, но он никак не мог припомнить, когда именно испытал он его в первый раз, буря житейских волн давно захлестнула это чувство.
В воздухе распространилось дивное благоухание. Божественная, давно знакомая мелодия звучала у него в ушах и сердце сжималось тоской горестной утраты.
– Где и когда слышал я этот мотив?
Вновь раздалась серебристая трель звонка. На этот раз она звенела тихо и моментально умолкла, но все же долетела до уха спящей, она открыла глаза, потянулась и села на своем ложе.
Крик изумления сорвался с уст Ника Картера. Лицо его покрыла мертвенная бледность и сердце тревожно заколотилось в груди. Он простонал:
– Ирма!.. Мертвые воскресают!.. Не сон ли это?.. Ты ли это, Ирма?..
Красавица медленно повернула голову в сторону сыщика, чем дала возможность последнему взглянуть на ее лицо.
Ник Картер не ошибся, то была Ирма.
Пять лет прошло с того дня, когда он последний раз видел это дорогое ему лицо, тогда оно было мертво и он навеки прощался с ним.
Ирма Плавацкая была первой женщиной, которую полюбил Ник Картер, этот хладнокровный и рассудительный сыщик.
Великий криминалист познакомился с Ирмой в Париже, куда он был вызван по одному делу. Она была дочерью русского графа, сосланного за свои убеждения в Сибирь и лишенного вследствие конфискации своего имущества. Ирму взрастила ее старая воспитательница Аира, прибывшая вместе со своей воспитанницей в Париж в надежде, что французское правительство примет участие в судьбе горячо любимого отца Ирмы и добьется его помилования.
Знакомство Ника Картера с Ирмой произошло в доме одного французского министра. С первого же взгляда он почувствовал безотчетное влечение к этой девушке и чувство его с каждым днем росло все более и более. Ирма отвечала на любовь великого сыщика. Ничто не препятствовало счастью этой пары и был уже назначен день свадьбы, как вдруг незадолго до него Ирма заболела. Сыщик предпринял все усилия для восстановления здоровья горячо любимой девушки, прибег к помощи лучших врачей, но все было тщетно. Ирма таяла с каждым часом. Болезнь у нее была очень странная, она не жаловалась ни на какие боли, а только чувствовала неимоверную слабость и утомление.
Жизнь медленно покидала прекрасное тело молодой девушки и, наконец, наступил день, когда сыщик в беспредельном горе увидел перед собой безжизненное тело своей отошедшей в вечность невесты. Несмотря на отчаяние, в которое повергла его смерть боготворимого существа, он должен был испытать всю горечь последнего обряда и лично присутствовать при погребении Ирмы на известном кладбище "Пер-Лашез".
Тяжкая утрата не вполне, однако, разбила сердце Ника Картера. Он возвратился в Нью-Йорк и снова принялся за свою деятельность. Постепенно рана, нанесенная его сердцу смертью Ирмы, заживала, а неумолимое время залечило ее окончательно. Прошли годы, сердечная боль утихла, но образ покойной невесты не был забыт знаменитым криминалистом.
И вот его раны снова открылись.
– Нет, такого сходства не бывает!.. Это она!.. Это Ирма Плавацкая!
Он, наверное, подумал бы, что бредит, если бы не испытывал сердечной боли.
Поднявшись с кресла, он направился к мраморным ступеням башни. Но тут произошло нечто необъяснимое.
Девушка поднялась со своего ложа. Очаровательная улыбка играла на ее прекрасных устах. Она протянула к сыщику свои руки и произнесла мягким серебристым голосом:
– Николай...
Призыв боготворимого существа сковал язык Ника Картера и он только что хотел ринуться к ступеням, как вдруг свалился на пол, словно пораженный электрическим ударом.
Через секунду к нему вернулось сознание. Пол шатался под его ногами, словно от сильного землетрясения, розовый свет погас, цветы, фонтаны и все прочее было окутано непроницаемым мраком.
Только вверху брезжил слабый луч света. Взглянув по направлению его, Ник Картер снова увидел Ирму: она медленно исчезала в высоте. Но теперь лицо ее было покрыто смертельной бледностью и выглядело так, как он видел его много лет тому назад лежавшим в гробу, с той лишь разницей, что теперь в нем отсутствовало все земное и она, как бесплотный дух, уносилась в высь. Глаза ее были закрыты, головка склонилась, на бледном ангельском лице отражалось глубокое страдание, руки были скрещены на груди, а полуоткрытые губки словно шептали ему последнее "прости".
– Ирма!.. Ради Бога!.. Я с ума схожу! – воскликнул Ник Картер в порыве беспредельного отчаяния.
Дьявольский хохот был ему ответом.
В ту же минуту яркий свет прорезал тьму и прогремел гром.
Дрожание пола все усиливалось и сыщик не мог уже более держаться на ногах. Он упал и в то же мгновение потерял сознание.
Когда Ник Картер снова открыл глаза и осмотрелся вокруг, то увидел, что находится в той же комнате, где ему был сервирован такой прекрасный обед.
– Что все это значит? Бредил ли я? Где Ирма и что с нею случилось? В последний момент я видел, что она, подобно ангелу, парила в воздухе.
Все эти вопросы сыщик произнес вполголоса. Вдруг он замолчал, так как услышал вблизи себя чей-то смех.
Быстро вскочив, он увидел человеческую фигуру, которая сидела у окна с книгой в руке и в которой он тотчас же узнал Мурилло Кортеца.
Но, присмотревшись внимательнее, сыщик усомнился в верности своего предположения. Сидевший у окна человек, безусловно, принадлежал к индийской расе. Художественно отделанный тюрбан, покрывавший голову незнакомца и все остальное одеяние его: оранжевый кафтан с широким шелковым поясом, короткие желтые шаровары, коричневые шелковые чулки и красные туфли, переносили вас в далекую Индию, где члены некоторых обществ одеваются таким именно образом.
Но все же, несмотря на подобный наряд, Ник Картер, всматриваясь пристально в этого человека, готов был бы поклясться, что видит перед собой Мурилло Кортеца, если бы только его не приводил в смущение темный цвет лица незнакомца.
Те же красивые зубы, та же обворожительная улыбка, тот же приятный голос, словом – те же самые черты, что так хорошо запечатлелись в памяти сыщика.
– Ну, хорошо ли мы галлюцинировали? – спросил незнакомец.
Сыщик решил, что только наружным хладнокровием и неустрашимостью он может импонировать своему тюремщику.
– Да, удивительно, – отвечал он спокойным тоном, бросив пронзительный взгляд на выходца с Востока. – Мне снилось, будто я был в зале морга для опознания трупов, а по выходе оттуда, сел по приглашению кучера в какой-то экипаж, где меня захлороформировали и доставили сюда.
Человек, которого Ник Картер принимал за Мурилло Кортеца, рассмеялся.
– Это было так же мало похоже на сон, как и завтрак и недавно проведенные вами сладкие минуты, – заметил он, смеясь.
– Объясните мне, наконец, что все это значит, – перебил его Ник Картер. – Во сне я видел дух единственного дорогого моему сердцу существа.
– Знаю, знаю, – кивнул таинственный человек, с прежним загадочным смехом. – Вы видели Ирму Плавац-кую, пять лет тому назад похороненную вами в Париже.
– Но ведь она же на самом деле похоронена там! Я сам провожал до могилы ее тело!
– По всей вероятности, это вам снилось, дорогой Картер. Если вы снесетесь по кабельному телеграфу с управлением кладбища, то, безусловно, получите ответ, что могила, в которой была погребена Ирма Плавацкая, пуста.
– Тогда, стало быть, Ирма жива? – воскликнул, встрепенувшись, сыщик, но в ту же минуту махнул рукой и прибавил: – нет, все это ложь и обман, рассчитанный только на то, чтобы расстроить меня. Вероятно, это-то и есть игра в кошку и мышку... Но я не так прост, как вы думаете... Ирма умерла!.. я это превосходно знаю!..
– Как же вы можете утверждать это, если только что убедились в противном? – спросил Индус. – Впрочем, милейший Картер, вы еще не то увидите в этом полном чудес доме... Что такое жизнь и смерть?.. Что вы знаете о загробных тайнах?.. Уверены ли вы, что бодрствуете, а не спите? И можете ли категорически утверждать, что существуете на самом деле, или это только игра воображения?
– Я полагаю, что вы привезли меня сюда вовсе не для того, чтобы предлагать мне такие философские вопросы? – оборвал его Ник Картер, непринужденно опускаясь на ближайшее кресло.
– Безусловно... Но позвольте вам представиться.
– Лишнее. Вы – то же лицо, с которым я познакомился в кабинете директора банка.
– Вы ошибаетесь, мой друг. Я вовсе не переодетый Мурилло Кортец. Ваше заблуждение объясняется нашим поразительным сходством... Чтобы быть вполне откровенным, мистер Картер, я должен вам сказать, что нас семь братьев, очень похожих друг на друга.
– Всего семь? – спросил Картер, пренебрежительно пожимая плечами. – Впрочем, я весьма рад, что вас не семьдесят семь братьев.
– О, нет! Верьте мне, я говорю сущую правду – нас действительно семеро. Для отличия друг от друга мы назвали себя семью первыми буквами тибетского алфавита, и я, как четвертый, именуюсь Дацаром.
– Дацар! Враг земли, повелитель дьяволов!..
– А! Стало быть, покойный друг Томсон разболтал вам о нашей секте? – смеясь, воскликнул Дацар. – Но об этом мы побеседуем после. Я – все, и в то же время – часть; повелитель и – исполнитель. Вам это, разумеется, покажется непонятным.
– Я полагаю, – сухо пробормотал сыщик. – Но скажите мне, однако, кто этот ваш товарищ, с которым я познакомился у Саймона Грея?
– Это седьмой из нас – его зовут Граке.
– Знакомство с остальными членами вашей семьи меня пока не интересует. Гораздо более занимает меня вопрос, зачем, собственно, вы меня сюда доставили и что предполагаете со мной сделать?
– Вас доставили сюда в исполнение беспрекословной воли одного из семи, для того, чтобы в этом доме познакомить вас с ужасами и мучениями, едва ли известными человечеству. Вместе с нами вы будете свидетелем пыток, недоступных даже воображению человеческому.
– Ах, вот как! Может быть, я предназначен для исполнения в них главной роли?
– Нет, ошибаетесь. Ваш черед еще не наступил.
– Это меня успокаивает. Но кто же продемонстрирует перед нами это зрелище?
– Не будем пока интересоваться его именем. Во всяком случае, вам небезинтересно будет познакомиться с работой имеющейся у нас так называемой "обнимающей машины".
– Вы дошли уже и до машин?
– Да, мы не теряем времени, – саркастически заметил Дацар. – Слышали ли вы когда-нибудь о "железной деве"?
– Стальная венецианская дева? Разумеется. Ее и теперь еще можно видеть в различных музеях.
– Наша "обнимающая машина" несравненно совершеннее; мы стоим на высшей ступени развития искусства и приложили все старания, чтобы создать нашу "железную деву" по последнему слову техники. Наша машина, так же, как и венецианская, имеет форму девы, но вместо глупых клинков, впивавшихся в конце пытки дюйм за дюймом в тело жертвы, мы вставили во внутренность машины тысячи великолепно отточенных острых игл, настолько твердых, что свободно пробуравливают самые крепкие кости; процесс идет медленно, так как иглы изготовлены различной величины. Лишь только "железная дева" начинает закрываться, иглы впиваются сперва в мясистые части тела, принося этим неимоверную боль жертве, и лишь по истечении 48 часов объятия "девы" наносят смертельные уколы.
– Ну, это болтовня, из которой я не верю ни единому слову, – перебил сыщик.
– Вы скоро убедитесь в правдивости моих слов, – сухо возразил Дацар. – Что касается меня, то я уже был свидетелем великолепной работы "железной девы".
– Негодяй! – воскликнул Ник Картер, теряя наконец самообладание. – Я вижу, что вы хотите меня раздражить простой болтовней. Случись только это! Уж я бы вам показал свои когти!
– Показать их вам теперь очень трудно, – возразил со смехом Дацар. – Хотя вы сидите и близко от меня, но нас разделяет сила, в действии которой, если угодно, можете в любую минуту убедиться. В общем, вам пока нечего беспокоиться за себя. Ожидающая вас смерть еще более ужасна, чем те пытки, которые вы увидите собственными глазами.
Ник Картер не отвечал.
Сидевший перед ним человек казался ему настоящим извергом.
Несчастный Томсон был прав, говоря, что нельзя судить о человеке по наружности, а лишь по его внутренним качествам. Ведь невозможно было даже предположить, чтобы этот человек мог оказаться таким жестоким, каким только пылкая фантазия может представить себе страшного дьявола. И каким странным контрастом казались при этом обворожительная улыбка, игравшая на красивом лице Дацара, его приятный голос и изящные манеры.
Благодаря своему шестому чувству, чутью, Ник Картер был весьма далек от того, чтобы верить индусу, считая его слова лишь праздной болтовней.
"И тем не менее, – подумал сыщик, – что, собственно, знаю я про этого Дацара? Он мне кажется каким-то всезнающим, но принадлежит ли он к числу двух убийц несчастного Томсона и представляет ли собой известного мне Мурилло Кортера – для меня загадка, которую я тем не менее, разгадаю, как бы Дацар ни старался это скрыть. А пока необходимо найти какой-нибудь способ убежать отсюда, прихватив, кстати, с собою и этого темнокожего господина".
Дацар словно читал мысли Ника Картера и сказал с улыбкой:
– Не ломайте себе голову над разгадкой тайны "семи", это вам не под силу, несмотря на ваши великолепные способности. Мы непостижимы, потому, что созданы не так как обыкновенные люди – из праха и мысли. То, что для людей невероятно, что они называют чудом, для нас ясно само собой. Мы – сверхлюди и не рождены, подобно смертным, ползать по земле, у нас есть крылья, мы можем измерять воздушные пространства, для нас не существует тайн... мы знаем все!..
Сыщик не слыхал последних слов Дацара. Всеми помыслами своими он ушел в размышления об Ирме. Она мертва, он сам стоял у ее гроба, и тем не менее в течение нескольких минут он видел ее снова живою. И воображение рисовало ему картину ее появления: с поникшей хорошенькой головкой и скрещенными на груди руками. Теперь, когда сыщик находился в полном сознании, мозг его напрасно работал над разрешением этого непонятного явления.
К тому же он никак не мог объяснить себе еще одного обстоятельства. В Париже он был в маске изящного светского жуира и эту маску он не снимал даже перед своей невестой.
И все же Ирма узнала его и назвала по имени в его теперешнем виде, виде, в котором его никто не знал как Ника Картера. Каким образом могло это случиться?
Сыщик закрыл глаза. Голова его шла кругом.
Действительно ли слова Дацара были лишь пустой болтовней, или же на самом деле этот индус обладает той силой, о которой говорил?
И сыщику мучительно захотелось проникнуть в тайну этого улыбающегося дьявола в образе аристократа, но тот, словно снова угадал его мысли и, откинувшись на кресле, ударил несколько раз в ладоши.
В тот же момент бесшумно раздвинулись массивные дубовые плиты стен и из образовавшихся отверстий показались 12 громадных воинов-индусов. Как изваяния из темной бронзы стояли в нишах их мощные фигуры в полном вооружении, в кушаках и темно-красных тюрбанах красиво облегавших их головы. В руках они держали кривые сабли, страшное оружие Востока.
Взгляд в окно не дал сыщику никакого представления о месте, где он находился. Он видел верхушки громадных деревьев, но был ли то лес, или просто группа деревьев, решить не мог.
Одно лишь было несомненно – это то, что он находился не в самом Нью-Йорке, так как, в таком случае, он слышал бы звонки конок и другие легко уловимые звуки уличного гула большого города, теперь же кругом царила мертвая тишина, как будто, на самом деле, дом стоял в глубине лесной глуши.
– Но где же я, в таком случае? – пробормотал Ник Картер с оттенком никогда не покидавшего его юмора, – как бы то ни было, а хозяева дома не оставили меня без обстановки и комфорта. Черт возьми, что за прелестная комната! Поистине, царская темница! В таком уютном гнездышке можно было бы приятно провести несколько недель, но я сильно сомневаюсь, чтобы в намеренья моих тюремщиков входило предоставление мне такого приятного времяпрепровождения.
– В общем, я должен еще как следует отблагодарить их, – продолжал он, беседуя с самим собою, – за то, что они так ловко и, вместе с тем, так просто одурачили меня, словно начинающего новичка. И ведь я как раз перед тем получил предупреждение от Тен-Итси. Впрочем, между нами говоря, я уже не в первый раз попадаюсь на подобную удочку. В деле Карутерра, отправленного мною в Горн, я тоже дал хорошего маху, и досаднее всего то, что это вполне аналогичный случай.
Да, да, дружище, на твоем надгробном памятнике следует сделать красивую эпитафию: "дураком родился, за всю жизнь ничему не научился и дураком умер!"
Это объяснение весьма просто. Мне за последнее время очень везло, все шло как по маслу, а поэт говорит, что "ничто так трудно не переносится, как ряд хороших дней" – я стал слишком беспечным и чересчур уверенным в себе. И эта-то беспечность привела меня к такому плачевному результату, беспечность особенно непростительна в данном случае.
Эти невеселые мысли заставили сыщика отнестись весьма скептически к своим способностям.
– Благодарю вас, мистер Мурилло Кортец, или Дацар, или как вас там зовут. Вы дали мне вполне заслуженный урок, и я не премину им воспользоваться, хорошенько зарубив у себя на носу вашу первую победу в начатой нами борьбе. В будущем вы не будете иметь случая жаловаться на ошибки с моей стороны, в чем вы могли бы убедиться даже теперь, дав себе труд пожаловать сюда померяться силами с Ником Картером; в случае же моего поражения я готов зарабатывать свой хлеб рубкой дров или другим каким-либо трудом, не требующим никаких умственных способностей.
Было характерно для великого сыщика то, что он никогда не принимал в расчет всей тяжести своего положения и строил планы на будущее, как будто бы от остального мира его не отделяли, как в данном случае, крепкие железные решетки и воля человека, которого он сам считал дьяволом.
Он безгранично верил в свою счастливую звезду и питал непоколебимую уверенность в собственные силы.
Конечно, теперь положение его было очень тяжело, и другой на его месте давно бы уже пал духом. Но он не отчаивался, тем более, что в своих бездонных карманах имел целый арсенал различных инструментов, при помощи которых мог бы вырваться на свободу.
Но, когда сыщик при воспоминании об этих инструментах невольным движением схватился за карманы, он был неприятно поражен, убедившись, что они были совершенно очищены от содержимого.
От внимания его врагов не ускользнули даже два револьвера, которые великий сыщик с особенными предосторожностями носил всегда в рукавах своего сюртука и которые были снабжены особым механизмом, при подъеме рук, моментально спускавшим револьверы на ладони.
Только деньги, находившиеся при сыщике в момент его пленения, словно в насмешку, были оставлены ему.
– Гм... гм... Однако, это лишает меня надежды на скорое освобождение, – пробормотал про себя Ник Картер. – Теперь в моем распоряжении находятся лишь собственные руки, которые, однако, к счастью, достаточно сильны для того, чтобы причинить некоторую головную боль противнику, кожа которого не сшита из особенно прочного материала.
Заложив руки за спину, сыщик ходил по комнате. Дойдя до зеркала, он взглянул в него и в тот же момент отшатнулся, словно пораженный собственным отражением.
– Однако же, эти молодцы хорошо знают свое дело, – вырвалось у него невольно. – Они меня разгримировали до того, что Ник Картер остался в своем настоящем виде, в том виде, в котором его никто не видел, кроме Дика и кузины Иды, даже Патси не видел никогда моего лица без маски.
Покачав головой, он снова принялся ходить взад и вперед по комнате. Так прошел целый час, в течение которого тишина не была нарушена ни разу. Очевидно, сыщик находился в одной из внутренних комнат дома.
Вдруг взгляд сыщика упал на единственную, находившуюся в комнате, дверь.
"Она, понятно, заперта", – подумал он, подходя к двери.
В двери не было ни ключа, ни ручки. При толчке Ника Картера, она, к его удивлению, открылась, и сыщик вошел в соседнюю, не менее богато обставленную комнату.
"Дверь была умышленно оставлена открытой", – подумал Ник Картер.
Постояв минуту на пороге, он хотел было уже двинуться дальше, как вдруг услыхал вдали дребезжание электрического звонка.
К двери, должно быть, был проведен ток и сыщик, открыв ее, тем самым оповестил об этом своих тюремщиков.
Но напрасно сыщик надеялся найти кого-нибудь в этой комнате, как ни вглядывался он, но не мог заметить ни одного живого существа.
Только железные решетки на окнах показывали, что комната представляла собой место заключения.
Посреди комнаты стоял накрытый стол и возле него одно обитое кожей кресло, как бы указывавшее на то, что дорогие деликатесы, разложенные на серебряных блюдах, предназначались исключительно только для одной персоны.
– Черт побери, – пробормотал про себя сыщик. – Это все выглядит так аппетитно, что невольно испытываешь голод... Устрицы, омары, майонезы... замечательно... да еще замороженная во льду белужья икра... А тут, что за золотистая прелесть выглядывает из серебряной кастрюли?..
Вот Помери-Грено... не забыта моя любимая марка шампанского... тут же и ростбиф, который выглядит так аппетитно, словно сам просится в рот... Но что означает эта записка на тарелке?..
С удивлением взял сыщик листочек бумаги и прочел следующие, написанные на пишущей машинке, строки:
"Прошу покорно, милейший Картер! Не откажите отведать. Зная вашу бесстрашность, позволяю себе предупредить вас, что как яства, так и напитки отнюдь не отравлены.
Дацар".
"Этому я вполне верю, – подумал Ник Картер с улыбкой на губах, – так как, если бы он собирался меня умертвить, то имел возможность сделать это гораздо проще и легче. Во всяком случае, я весьма благодарен ему за это любезное приглашение. Но поблагодарю его впоследствии лично, а пока не стану заставлять себя дольше упрашивать, тем более, что с утра у меня во рту ничего не было."
С полнейшим спокойствием, словно находился за собственным столом, принялся Ник Картер за трапезу. Запах кушаний дразнил аппетит, и на самом деле они оказались приготовленными восхитительно. Сыщик кушал с большим аппетитом, словно оправдывая поговорку, что "еда и питье соединяют воедино душу и тело"; в эту минуту он мог бы смело сказать, что хороший обед не променял бы ни на что.
Отдав честь кушаньям и напиткам и отодвинув от себя тарелки, сыщик почувствовал себя вполне подкрепленным.
Вдруг он снова услышал трель электрического звонка. И в тот же момент, словно театральная декорация, внезапно поднялась одна из продольных стен и комната погрузилась в полнейший мрак.
Страшное волнение овладело сыщиком, когда он заметил, что двери и окна комнаты вдруг закрылись тяжелыми железными шторами.
Благодаря воцарившейся темноте, Ник Картер не видел ничего, но только чувствовал, что вокруг него расстилается какой-то туман. Когда последний рассеялся, то комната наполнилась розоватым светом, осветившим ее до самых отдаленных уголков.
На розовом фоне красиво выделялись появившиеся откуда-то экзотические растения, высокие, стройные пальмы и гирлянды самых фантастических цветов... откуда-то доносился еле уловимый шорох и как бы легкое журчание отдаленных лесных ручейков.
Когда глаз сыщика освоился с новым освещением, то Ник Картер, к своему глубокому удивлению, увидел, что, комната, где он только что сидел, исчезла и он теперь находится в роскошнейшем тропическом саду. Широкая аллея вела вокруг цветочных клумб к высокой башне, на верху которой красовался флюгер. Кругом, на сколько хватало глаз, цвели дивные растения, в зеленой чаще деревьев качались на ветвях красивые попугаи, среди цветов порхали изумрудные колибри, своим разноцветным оперением напоминавшие драгоценные камни. Откуда-то сверху, казалось с небес, неслись тихие звуки божественной мелодии. Стоявшие перед башней фонтаны били беспрерывными струями и кристальные брызги рассеивались в воздухе...
Вся эта волшебная картина отуманивала сознание Ника Картера.
"Что со мной? Где я? Разве не в Нью-Йорке, этом прозаическом мировом городе? Разве я не сыщик Ник Картер?.. Мой разум не допускает веры в сверхъестественные явления и я хотел бы убедиться, бодрствую я или сплю", – пронеслось в его голове.
Ник Картер ожидал всего, но только не того, что представилось его изумленному взору.
Вместо мучений, какие, казалось бы, Дацар должен причинить сыщику, он окружил его роскошнейшей обстановкой, угостил великолепным завтраком и теперь перенес в страну чудес.
Но Ник Картер не имел времени продолжать свои размышления. Его ожидало нечто более удивительное, перед чем тускнело все, только что им виденное.
Сыщик вдруг заметил, что он не один в саду. В башне, колонны которой обвивали зеленые ползучие растения и бархатно-красные цветы, светлела небольшая ниша и в ней покоилась молодая красивая женщина.
Ее красивые формы облегала длинная мантия, золотистые волосы густыми локонами падали на словно выточенные из слоновой кости плечи.
Облокотясь рукой о спинку кресла, смотрел Ник Картер на спящую. Она лежала к нему спиной и он не мог видеть ее лица.
Вдруг давно забытое чувство зашевелилось у него в груди, но он никак не мог припомнить, когда именно испытал он его в первый раз, буря житейских волн давно захлестнула это чувство.
В воздухе распространилось дивное благоухание. Божественная, давно знакомая мелодия звучала у него в ушах и сердце сжималось тоской горестной утраты.
– Где и когда слышал я этот мотив?
Вновь раздалась серебристая трель звонка. На этот раз она звенела тихо и моментально умолкла, но все же долетела до уха спящей, она открыла глаза, потянулась и села на своем ложе.
Крик изумления сорвался с уст Ника Картера. Лицо его покрыла мертвенная бледность и сердце тревожно заколотилось в груди. Он простонал:
– Ирма!.. Мертвые воскресают!.. Не сон ли это?.. Ты ли это, Ирма?..
Красавица медленно повернула голову в сторону сыщика, чем дала возможность последнему взглянуть на ее лицо.
Ник Картер не ошибся, то была Ирма.
Пять лет прошло с того дня, когда он последний раз видел это дорогое ему лицо, тогда оно было мертво и он навеки прощался с ним.
Ирма Плавацкая была первой женщиной, которую полюбил Ник Картер, этот хладнокровный и рассудительный сыщик.
Великий криминалист познакомился с Ирмой в Париже, куда он был вызван по одному делу. Она была дочерью русского графа, сосланного за свои убеждения в Сибирь и лишенного вследствие конфискации своего имущества. Ирму взрастила ее старая воспитательница Аира, прибывшая вместе со своей воспитанницей в Париж в надежде, что французское правительство примет участие в судьбе горячо любимого отца Ирмы и добьется его помилования.
Знакомство Ника Картера с Ирмой произошло в доме одного французского министра. С первого же взгляда он почувствовал безотчетное влечение к этой девушке и чувство его с каждым днем росло все более и более. Ирма отвечала на любовь великого сыщика. Ничто не препятствовало счастью этой пары и был уже назначен день свадьбы, как вдруг незадолго до него Ирма заболела. Сыщик предпринял все усилия для восстановления здоровья горячо любимой девушки, прибег к помощи лучших врачей, но все было тщетно. Ирма таяла с каждым часом. Болезнь у нее была очень странная, она не жаловалась ни на какие боли, а только чувствовала неимоверную слабость и утомление.
Жизнь медленно покидала прекрасное тело молодой девушки и, наконец, наступил день, когда сыщик в беспредельном горе увидел перед собой безжизненное тело своей отошедшей в вечность невесты. Несмотря на отчаяние, в которое повергла его смерть боготворимого существа, он должен был испытать всю горечь последнего обряда и лично присутствовать при погребении Ирмы на известном кладбище "Пер-Лашез".
Тяжкая утрата не вполне, однако, разбила сердце Ника Картера. Он возвратился в Нью-Йорк и снова принялся за свою деятельность. Постепенно рана, нанесенная его сердцу смертью Ирмы, заживала, а неумолимое время залечило ее окончательно. Прошли годы, сердечная боль утихла, но образ покойной невесты не был забыт знаменитым криминалистом.
И вот его раны снова открылись.
– Нет, такого сходства не бывает!.. Это она!.. Это Ирма Плавацкая!
Он, наверное, подумал бы, что бредит, если бы не испытывал сердечной боли.
Поднявшись с кресла, он направился к мраморным ступеням башни. Но тут произошло нечто необъяснимое.
Девушка поднялась со своего ложа. Очаровательная улыбка играла на ее прекрасных устах. Она протянула к сыщику свои руки и произнесла мягким серебристым голосом:
– Николай...
Призыв боготворимого существа сковал язык Ника Картера и он только что хотел ринуться к ступеням, как вдруг свалился на пол, словно пораженный электрическим ударом.
Через секунду к нему вернулось сознание. Пол шатался под его ногами, словно от сильного землетрясения, розовый свет погас, цветы, фонтаны и все прочее было окутано непроницаемым мраком.
Только вверху брезжил слабый луч света. Взглянув по направлению его, Ник Картер снова увидел Ирму: она медленно исчезала в высоте. Но теперь лицо ее было покрыто смертельной бледностью и выглядело так, как он видел его много лет тому назад лежавшим в гробу, с той лишь разницей, что теперь в нем отсутствовало все земное и она, как бесплотный дух, уносилась в высь. Глаза ее были закрыты, головка склонилась, на бледном ангельском лице отражалось глубокое страдание, руки были скрещены на груди, а полуоткрытые губки словно шептали ему последнее "прости".
– Ирма!.. Ради Бога!.. Я с ума схожу! – воскликнул Ник Картер в порыве беспредельного отчаяния.
Дьявольский хохот был ему ответом.
В ту же минуту яркий свет прорезал тьму и прогремел гром.
Дрожание пола все усиливалось и сыщик не мог уже более держаться на ногах. Он упал и в то же мгновение потерял сознание.
Когда Ник Картер снова открыл глаза и осмотрелся вокруг, то увидел, что находится в той же комнате, где ему был сервирован такой прекрасный обед.
– Что все это значит? Бредил ли я? Где Ирма и что с нею случилось? В последний момент я видел, что она, подобно ангелу, парила в воздухе.
Все эти вопросы сыщик произнес вполголоса. Вдруг он замолчал, так как услышал вблизи себя чей-то смех.
Быстро вскочив, он увидел человеческую фигуру, которая сидела у окна с книгой в руке и в которой он тотчас же узнал Мурилло Кортеца.
Но, присмотревшись внимательнее, сыщик усомнился в верности своего предположения. Сидевший у окна человек, безусловно, принадлежал к индийской расе. Художественно отделанный тюрбан, покрывавший голову незнакомца и все остальное одеяние его: оранжевый кафтан с широким шелковым поясом, короткие желтые шаровары, коричневые шелковые чулки и красные туфли, переносили вас в далекую Индию, где члены некоторых обществ одеваются таким именно образом.
Но все же, несмотря на подобный наряд, Ник Картер, всматриваясь пристально в этого человека, готов был бы поклясться, что видит перед собой Мурилло Кортеца, если бы только его не приводил в смущение темный цвет лица незнакомца.
Те же красивые зубы, та же обворожительная улыбка, тот же приятный голос, словом – те же самые черты, что так хорошо запечатлелись в памяти сыщика.
– Ну, хорошо ли мы галлюцинировали? – спросил незнакомец.
Сыщик решил, что только наружным хладнокровием и неустрашимостью он может импонировать своему тюремщику.
– Да, удивительно, – отвечал он спокойным тоном, бросив пронзительный взгляд на выходца с Востока. – Мне снилось, будто я был в зале морга для опознания трупов, а по выходе оттуда, сел по приглашению кучера в какой-то экипаж, где меня захлороформировали и доставили сюда.
Человек, которого Ник Картер принимал за Мурилло Кортеца, рассмеялся.
– Это было так же мало похоже на сон, как и завтрак и недавно проведенные вами сладкие минуты, – заметил он, смеясь.
– Объясните мне, наконец, что все это значит, – перебил его Ник Картер. – Во сне я видел дух единственного дорогого моему сердцу существа.
– Знаю, знаю, – кивнул таинственный человек, с прежним загадочным смехом. – Вы видели Ирму Плавац-кую, пять лет тому назад похороненную вами в Париже.
– Но ведь она же на самом деле похоронена там! Я сам провожал до могилы ее тело!
– По всей вероятности, это вам снилось, дорогой Картер. Если вы снесетесь по кабельному телеграфу с управлением кладбища, то, безусловно, получите ответ, что могила, в которой была погребена Ирма Плавацкая, пуста.
– Тогда, стало быть, Ирма жива? – воскликнул, встрепенувшись, сыщик, но в ту же минуту махнул рукой и прибавил: – нет, все это ложь и обман, рассчитанный только на то, чтобы расстроить меня. Вероятно, это-то и есть игра в кошку и мышку... Но я не так прост, как вы думаете... Ирма умерла!.. я это превосходно знаю!..
– Как же вы можете утверждать это, если только что убедились в противном? – спросил Индус. – Впрочем, милейший Картер, вы еще не то увидите в этом полном чудес доме... Что такое жизнь и смерть?.. Что вы знаете о загробных тайнах?.. Уверены ли вы, что бодрствуете, а не спите? И можете ли категорически утверждать, что существуете на самом деле, или это только игра воображения?
– Я полагаю, что вы привезли меня сюда вовсе не для того, чтобы предлагать мне такие философские вопросы? – оборвал его Ник Картер, непринужденно опускаясь на ближайшее кресло.
– Безусловно... Но позвольте вам представиться.
– Лишнее. Вы – то же лицо, с которым я познакомился в кабинете директора банка.
– Вы ошибаетесь, мой друг. Я вовсе не переодетый Мурилло Кортец. Ваше заблуждение объясняется нашим поразительным сходством... Чтобы быть вполне откровенным, мистер Картер, я должен вам сказать, что нас семь братьев, очень похожих друг на друга.
– Всего семь? – спросил Картер, пренебрежительно пожимая плечами. – Впрочем, я весьма рад, что вас не семьдесят семь братьев.
– О, нет! Верьте мне, я говорю сущую правду – нас действительно семеро. Для отличия друг от друга мы назвали себя семью первыми буквами тибетского алфавита, и я, как четвертый, именуюсь Дацаром.
– Дацар! Враг земли, повелитель дьяволов!..
– А! Стало быть, покойный друг Томсон разболтал вам о нашей секте? – смеясь, воскликнул Дацар. – Но об этом мы побеседуем после. Я – все, и в то же время – часть; повелитель и – исполнитель. Вам это, разумеется, покажется непонятным.
– Я полагаю, – сухо пробормотал сыщик. – Но скажите мне, однако, кто этот ваш товарищ, с которым я познакомился у Саймона Грея?
– Это седьмой из нас – его зовут Граке.
– Знакомство с остальными членами вашей семьи меня пока не интересует. Гораздо более занимает меня вопрос, зачем, собственно, вы меня сюда доставили и что предполагаете со мной сделать?
– Вас доставили сюда в исполнение беспрекословной воли одного из семи, для того, чтобы в этом доме познакомить вас с ужасами и мучениями, едва ли известными человечеству. Вместе с нами вы будете свидетелем пыток, недоступных даже воображению человеческому.
– Ах, вот как! Может быть, я предназначен для исполнения в них главной роли?
– Нет, ошибаетесь. Ваш черед еще не наступил.
– Это меня успокаивает. Но кто же продемонстрирует перед нами это зрелище?
– Не будем пока интересоваться его именем. Во всяком случае, вам небезинтересно будет познакомиться с работой имеющейся у нас так называемой "обнимающей машины".
– Вы дошли уже и до машин?
– Да, мы не теряем времени, – саркастически заметил Дацар. – Слышали ли вы когда-нибудь о "железной деве"?
– Стальная венецианская дева? Разумеется. Ее и теперь еще можно видеть в различных музеях.
– Наша "обнимающая машина" несравненно совершеннее; мы стоим на высшей ступени развития искусства и приложили все старания, чтобы создать нашу "железную деву" по последнему слову техники. Наша машина, так же, как и венецианская, имеет форму девы, но вместо глупых клинков, впивавшихся в конце пытки дюйм за дюймом в тело жертвы, мы вставили во внутренность машины тысячи великолепно отточенных острых игл, настолько твердых, что свободно пробуравливают самые крепкие кости; процесс идет медленно, так как иглы изготовлены различной величины. Лишь только "железная дева" начинает закрываться, иглы впиваются сперва в мясистые части тела, принося этим неимоверную боль жертве, и лишь по истечении 48 часов объятия "девы" наносят смертельные уколы.
– Ну, это болтовня, из которой я не верю ни единому слову, – перебил сыщик.
– Вы скоро убедитесь в правдивости моих слов, – сухо возразил Дацар. – Что касается меня, то я уже был свидетелем великолепной работы "железной девы".
– Негодяй! – воскликнул Ник Картер, теряя наконец самообладание. – Я вижу, что вы хотите меня раздражить простой болтовней. Случись только это! Уж я бы вам показал свои когти!
– Показать их вам теперь очень трудно, – возразил со смехом Дацар. – Хотя вы сидите и близко от меня, но нас разделяет сила, в действии которой, если угодно, можете в любую минуту убедиться. В общем, вам пока нечего беспокоиться за себя. Ожидающая вас смерть еще более ужасна, чем те пытки, которые вы увидите собственными глазами.
Ник Картер не отвечал.
Сидевший перед ним человек казался ему настоящим извергом.
Несчастный Томсон был прав, говоря, что нельзя судить о человеке по наружности, а лишь по его внутренним качествам. Ведь невозможно было даже предположить, чтобы этот человек мог оказаться таким жестоким, каким только пылкая фантазия может представить себе страшного дьявола. И каким странным контрастом казались при этом обворожительная улыбка, игравшая на красивом лице Дацара, его приятный голос и изящные манеры.
Благодаря своему шестому чувству, чутью, Ник Картер был весьма далек от того, чтобы верить индусу, считая его слова лишь праздной болтовней.
"И тем не менее, – подумал сыщик, – что, собственно, знаю я про этого Дацара? Он мне кажется каким-то всезнающим, но принадлежит ли он к числу двух убийц несчастного Томсона и представляет ли собой известного мне Мурилло Кортера – для меня загадка, которую я тем не менее, разгадаю, как бы Дацар ни старался это скрыть. А пока необходимо найти какой-нибудь способ убежать отсюда, прихватив, кстати, с собою и этого темнокожего господина".
Дацар словно читал мысли Ника Картера и сказал с улыбкой:
– Не ломайте себе голову над разгадкой тайны "семи", это вам не под силу, несмотря на ваши великолепные способности. Мы непостижимы, потому, что созданы не так как обыкновенные люди – из праха и мысли. То, что для людей невероятно, что они называют чудом, для нас ясно само собой. Мы – сверхлюди и не рождены, подобно смертным, ползать по земле, у нас есть крылья, мы можем измерять воздушные пространства, для нас не существует тайн... мы знаем все!..
Сыщик не слыхал последних слов Дацара. Всеми помыслами своими он ушел в размышления об Ирме. Она мертва, он сам стоял у ее гроба, и тем не менее в течение нескольких минут он видел ее снова живою. И воображение рисовало ему картину ее появления: с поникшей хорошенькой головкой и скрещенными на груди руками. Теперь, когда сыщик находился в полном сознании, мозг его напрасно работал над разрешением этого непонятного явления.
К тому же он никак не мог объяснить себе еще одного обстоятельства. В Париже он был в маске изящного светского жуира и эту маску он не снимал даже перед своей невестой.
И все же Ирма узнала его и назвала по имени в его теперешнем виде, виде, в котором его никто не знал как Ника Картера. Каким образом могло это случиться?
Сыщик закрыл глаза. Голова его шла кругом.
Действительно ли слова Дацара были лишь пустой болтовней, или же на самом деле этот индус обладает той силой, о которой говорил?
И сыщику мучительно захотелось проникнуть в тайну этого улыбающегося дьявола в образе аристократа, но тот, словно снова угадал его мысли и, откинувшись на кресле, ударил несколько раз в ладоши.
В тот же момент бесшумно раздвинулись массивные дубовые плиты стен и из образовавшихся отверстий показались 12 громадных воинов-индусов. Как изваяния из темной бронзы стояли в нишах их мощные фигуры в полном вооружении, в кушаках и темно-красных тюрбанах красиво облегавших их головы. В руках они держали кривые сабли, страшное оружие Востока.