Картленд Барбара. Благоухающий Цветок

   Поставив виски и сэндвичи на столик, она повернулась к камину и протянула руки к пламени. И тут увидела в висевшем над камином зеркале свое отражение.
   За два года она изменилась: фигура по-прежнему оставалась как у подростка, но ключицы уже не торчали из выреза платья.
   Как и у матери, лицо ее было сердцевидным, чуть заостренным к подбородку, а карие глаза сделались еще больше и привлекали к себе внимание.
   Неестественная бледность объяснялась тем, что она была перегружена работой по дому и редко получала возможность совершать прогулки на свежем воздухе. Впрочем, она и не стремилась подолгу гулять, напуганная холодными зимними ветрами.
   Азалия вгляделась в свое отражение.
   Она не могла решить, красивы ли ее темные волосы и расширенные словно от испуга глаза.
   И в который раз пожалела, что отца нет рядом. Уж он-то сказал бы ей правду. Ее взгляд упал на фартук, в котором она стряпала весь день на кухне.
   Под фартуком на ней было надето платье, принадлежавшее прежде то ли Виолетте, то ли Маргарите. Они всегда одевались почти одинаково и предпочитали неяркие тона – светло-голубой, бледно-розовый или бежевый. Ей же эти платья совершенно не шли.
   Почему, она и сама не знала. Видимо, к тому времени, когда их отдавали ей, платья становились до того изношенными, застиранными и утратившими форму, что носить их было почти невозможно.
   – Какая разница, как я одета, – успокоила она себя. – Кто меня сейчас видит?
   Не успела она произнести эти слова, как услышала приближающиеся к двери шаги.
   Она догадалась, что это не дядя – он едва ли оставит гостей, – и потихоньку скользнула за тяжелую бархатную штору, закрывавшую окно, не желая встречаться с посторонними.
   Едва она успела спрятаться, как дверь отворилась.
   – Здесь никого нет, – произнес мужской бас. – Давай-ка посидим тут немного, Джордж. Мы свое дело определенно сделали.
   – Ты сделал, Мервин, – ответил другой голос.
   Рассылавшая собственноручно все приглашения, Азалия сразу же догадалась, кому принадлежат голоса.
   Среди гостей лишь один человек носил такое необычное имя – Мервин, это был лорд Шелдон. Получив приглашение, он поинтересовался, нельзя ли ему прийти с другом, гостившим в то время у него, капитаном Джорджем Уидкомбом.
   Азалия прекрасно знала, что леди Осмунд, радовавшаяся возможности заполучить такого именитого гостя, согласилась.
   Пригласить на вечер лорда предложил генерал, поскольку до того, как принять свой титул, лорд Шелдон служил в Индии в Семнадцатом гусарском полку и встречался там с генералом.
   – Весьма неглупый молодой человек, – ворчливо заметил лорд Осмунд, – хотя мне никогда особенно не нравился. Впрочем, полковник высокого о нем мнения, к тому же он тоже едет в Гонконг.
   – И он там будет в одно время с нами? – спросила леди Осмунд, и в ее жестких глазах вспыхнула искорка хищного интереса.
   – Будет, – сухо ответил генерал, и Азалия поняла, что по какой-то причине ее дядю не слишком радует такая перспектива.
   И теперь она услышала, как капитан Уидкомб сказал:
   – Скажи на милость, Мервин, как тебя угораздило попасть на это ужасное сборище? Ведь у тебя вся каминная полка засыпана приглашениями, одно другого интересней. Право, я весьма удивлен!
   – Ты еще не слышал самого страшного, Джордж, – ответил лорд Шелдон.
   – Что может быть страшнее? – фыркнул капитан Уидкомб. – Кстати, я вижу тут виски. Давай-ка выпьем, шампанское подали отвратительное!
   – Армейские нравы, приятель! Генералы всегда стараются выгадать на мелочах!
   – Охотно верю, – ответил капитан Уидкомб. – Хотя у нас в гвардии царят другие обычаи.
   – Не будь таким снобом, Джордж, – с упреком сказал лорд Шелдон. – И признаюсь, я тоже предпочитаю что-нибудь покрепче, а не ту шипучую гадость, которой нас потчевали.
   – Должен заметить, что ты меня не порадовал, Мервин. Надо же! Притащил сюда в первый же вечер, не успел я приехать в Лондон.
   – Хотел дать тебе почувствовать, каково мне будет во время поездки в Гонконг.
   – Боже, Мервин! Неужели там тебе придется общаться со всей этой компанией?
   – Ты не поверишь, но главнокомандующий припер меня к стенке и заявил, что, поскольку генерал плывет на флагманском корабле, а я на «Ориссе», он будет весьма признателен, если я возьму под свою опеку леди Осмунд и ее дочерей-близнецов! Что я мог поделать?
   – Дорогой друг, я посмотрел уже на эту даму и приношу тебе свои самые глубокие и искренние соболезнования!
   – Я-то надеялся поработать во время плавания, – с горечью заметил лорд Шелдон. – Столько было планов, и надо же! Свалились мне на голову.
   – Почему же тебе так не повезло?
   – Главнокомандующий знает, с какой целью Министерство колоний направляет меня в Гонконг, а генерал – один из его любимчиков. Кстати, именно благодаря этому он и получил такую должность.
   – И согласился ее принять, – язвительно заметил капитан Уидкомб. – Не сомневаюсь, что генеральша рассчитывает навязать своих бело-розовых идиоток-дочек ничего не подозревающей колонии!
   – Она уже устроила мне допрос с пристрастием, на кого из местных знаменитостей можно науськать своих крошек.
   – Вероятно, ей хотелось узнать, ждут ли их там какие-нибудь завидные женихи, – заметил капитан Уидкомб.
   – Разумеется, – подтвердил лорд Шелдон. – Что еще так интересует полковых мамаш, как холостые офицеры!
   – Да, на Гонконг нагрянет целая рыболовецкая флотилия, – съязвил капитан.
   – Точно! Только должен тебе заметить, дружище, что я уже достаточно повидал этих девиц из Англии: они не ловят рыбу. Эти хватают когтями и немедленно пожирают свою жертву. – Он презрительно фыркнул. – Это настоящие тигрицы, кровожадные охотницы за женихами, любая из них. Должен тебе сказать, что у меня сердце обливается кровью, как только подумаю о безусом юнце, которого закогтит одна из этих прелестниц и потащит под венец. Все, жизнь бедняги, считай, загублена до конца его дней!
   – Да, Мервин, безрадостную ты нарисовал картину.
   – Я достаточно нагляделся в колониях, – ответил лорд Шелдон. – Ты еще не служил за пределами острова, мой мальчик, хотя, похоже, очень скоро окажешься в Индии и будешь воевать там с русскими.
   – Думаешь, скоро начнется война? – спросил капитан Уидкомб.
   – Ее можно было бы избежать, – ответил лорд Шелдон, – но наши умники решили подстраховаться и увеличить численность гарнизона в Гонконге на случай, если китайцы зашевелятся, пока наши основные силы будут действовать в других регионах.
   – Так вот почему ты туда отправляешься?
   – Хотелось бы мне, чтобы это была единственная причина моей поездки!
   – А что же еще?
   – Ты мне не поверишь, дружище, – ответил лорд Шелдон, – но в настоящий момент в Гонконге разыгралась настоящая драма местного значения.
   – Что такое?
   – Нелепые и смешные дрязги между армией, то есть гарнизоном Гонконга под командованием генерала Донована, и губернатором. – Он немного помолчал и продолжил: – Все мелко и страшно глупо, но тем не менее приобрело такие масштабы, что меня направляют туда Министерство колоний и Военное министерство, чтобы я развел по углам этих забияк и строго-настрого наказал им хорошо себя вести.
   Капитан Уидкомб запрокинул голову и расхохотался:
   – Просто невозможно поверить! Боже, Мервин, неужели тебе, боевому офицеру, не раз бывавшему в опасных переделках, предназначили роль няньки?
   – Да еще рассыльного у леди Осмунд и ее девиц, охотящихся за мужьями, во время всего плавания! – с горечью добавил лорд Шелдон.
   – Что же представляет собой губернатор Гонконга? – поинтересовался капитан Уидкомб уже более серьезным тоном.
   – Его имя Поуп-Хеннеси. Посвящен в рыцарское звание совсем недавно. Очевидно, он крайне бестактен, что заставило генерала Донована написать на него десятки жалоб в Военное министерство. – Лорд Шелдон издал невеселый смешок. – Ты не поверишь, Джордж, но двадцать шестого мая, в день именин королевы, когда по традиции гарнизонный оркестр должен играть в доме губернатора, обстановка так накалилась, что это чуть не привело к скандалу.
   – Что ж, вполне разумная традиция, – кивнул капитан Уидкомб.
   – Это тебе так кажется, – ответил лорд Шелдон. – Однако генерал Донован отказался отпустить оркестр и устроил торжества в честь королевы у себя в гарнизоне.
   Капитан Уидкомб оглушительно захохотал:
   – Просто не могу поверить! И теперь тебе придется улаживать эту запутанную и опасную проблему.
   – Не только, – унылым голосом произнес лорд Шелдон. – Сэр Джон Поуп-Хеннеси получил там прозвище Китайский Политик. Он произвел реформу тюрем, отменил публичную порку и смертную казнь через повешение.
   – Видно, это и вызвало недовольство! – воскликнул капитан Уидкомб.
   – Ты угадал, – признал его друг. – Более того, он разрешил китайцам строить здания там, где им вздумается, да еще к тому же – что самое возмутительное – приглашает индусов, малайцев и китайцев на разные официальные церемонии и завел среди них друзей!
   – Какой ужас! – воскликнул капитан Уидкомб. – Да он просто настоящий революционер.
   – Что-то очень близкое к этому, – признал лорд Шелдон. – Ну что, теперь ты понимаешь мои трудности?
   – А что думает по этому поводу Военное министерство?
   – Ты еще спрашиваешь? – удивился лорд Шелдон. – Туземцы должны знать свое место. Нам надлежит непрестанно демонстрировать им превосходство белой расы, иначе это бог весть к чему приведет.
   – Ну что ж, я тебе не завидую! – воскликнул капитан Уидкомб. – Нет, лучше я буду охранять Букингемский дворец. Не нужен мне никакой Восток.
   – Ты невыносим, Джордж, и очень заблуждаешься! – ответил лорд Шелдон. – Если бы тебя отправили куда-нибудь в отдаленную точку империи, чтобы ты на себе почувствовал тяжкое бремя белого человека, это пошло бы тебе на пользу. Возможно, твой кругозор тогда бы немного расширился – разумеется, если бы при этом тебе удалось выжить.
   – Я отнюдь не испытываю потребности расширять свой кругозор, – фыркнул капитан Уидкомб. – Разве что меня отправят туда против воли.
   Тут Азалия услышала, как они поднялись с места.
   – Пошли, Мервин, отряхнем со своих ног прах этого мавзолея и повеселимся где-нибудь в другом месте. Мне рассказали про новый клуб с прехорошенькими пташками. Большинство из них француженки, а они, на мой взгляд, гораздо веселей и занятней, чем английская разновидность этих птичек.
   – Что ж, охотно верю, – ответил лорд Шелдон. – Однако предпочитаю вернуться домой. У меня слишком много работы. Я не могу сейчас тратить время, гоняясь за прелестницами, как бы это ни было приятно и заманчиво.
   – Мервин, какая жалость, что ты становишься слишком серьезным! Если забудешь про осторожность, то вскоре обнаружишь, что тебя уже ведет к алтарю какое-нибудь эфирное создание с железными коготками.
   – Джордж, как тебе могло прийти такое в голову? – воскликнул лорд Шелдон. – Я вовсе не собираюсь жениться. Ты дружишь со мной уже много лет и должен знать, что я люблю срывать только-только распустившиеся бутончики.
   – А как насчет того цветка, с которым я видел тебя в последний мой приезд в Лондон? – поинтересовался капитан Уидкомб. – Редкостной красоты, ничего не скажешь. Думаю, во всем ресторане не нашлось мужчины, который бы не завидовал тебе.
   – Благодарю, – ответил лорд Шелдон. – Я рад, что ты одобряешь мой вкус, Джордж.
   – Никто в нем и не сомневается, – засмеялся капитан Уидкомб.
   Азалия услышала, как оба джентльмена поставили бокалы и направились к двери, продолжая разговаривать.
   Она с облегчением вздохнула, постояла еще немного для верности, а потом медленно опустилась на корточки.
   При этом легком движении деревянная половица, не застланная у окна ковром, предательски скрипнула.
   Она затаила дыхание, однако разговор не прервался, и она решила, что шум остался незамеченным.
   Азалия снова застыла и еле дождалась, когда закроется дверь.
   Поднявшись на ноги, вся продрогшая от проникающего в оконные щели мартовского ветра, она отодвинула штору в сторону, намереваясь наконец-то погреться у огня.
   И застыла от ужаса.
   Один из джентльменов остался в комнате. Он стоял, прислонившись спиной к дверному косяку, и смотрел на нее. По ее предположениям, это мог быть лорд Шелдон.
   Поначалу она не в силах была даже пошевелиться, затем, когда ее расширившиеся от испуга глаза встретились с его глазами, он сделал шаг в ее сторону.
   – Маленькая шпионка, надеюсь, вам показалось интересным все, что вы подслушали? Не сочтите за нескромность, если я спрошу, что заставило вас притаиться в комнате?
   Азалия отошла от окна, при этом штора за ее спиной чуть колыхнулась. Девушка замерла в испуге.
   – Я… я вовсе не… собиралась… подслушивать, – еле слышно произнесла она. – Просто… спряталась, когда услышала… шаги.
   – Зачем? – Вопрос прозвучал резко и раздраженно.
   – Мне не хотелось, чтобы меня… кто-то увидел.
   – Интересно знать, почему?
   Азалия слабо всплеснула руками:
   – Я не одета для бала.
   – Верно, не одеты. Это заметно, – ответил лорд Шелдон, окинув взглядом ее фигуру в фартуке. – Какое же положение вы занимаете в этом доме?
   Азалия промолчала, и он чуть погодя произнес, словно рассуждая сам с собой:
   – Для служанки вы говорите слишком правильно. Для экономки чересчур молоды. Видимо, вы компаньонка и вас привлекли к подготовке бала.
   Азалия и на это ничего не ответила, и лорд Шелдон добавил:
   – Я могу показаться вам слишком навязчивым, но уверяю вас, что моя должность состоит в том, чтобы подозревать всех на свете, тем более привлекательных девушек, прячущихся за занавесями и подслушивающих конфиденциальные разговоры двух мужчин.
   Азалия молчала, и он, еще раз взглянув на ее лицо, поинтересовался:
   – Вы не походите на англичанку. Кто вы по национальности?
   По его слегка раздраженному тону и встревоженному взгляду девушка поняла, что он заподозрил ее в каких-то низменных мотивах, заставивших ее спрятаться и подслушать разговор приятелей. От такой догадки в ее душе закипело возмущение.
   – Уверяю вас, милорд, – спокойным голосом сказала она, – мне абсолютно не интересно ничего из того, что было вами сказано.
   – Как я могу быть в этом уверен? – прищурился лорд Шелдон.
   – Вам, вероятно, придется поверить мне… на слово.
   – Что ж, иного выхода у меня нет, – ответил он. – Но в то же время я, пожалуй, был слишком неосмотрителен во время этого сугубо личного разговора. Поэтому мне, конечно, было бы интересно узнать вашу реакцию.
   Что-то в его тоне вызвало у девушки раздражение.
   Он явно делал из мухи слона. Слов нет, с ее стороны нехорошо прятаться и подслушивать чужой разговор. И в то же время она решила, что если бы он вел себя как настоящий джентльмен, то просто бы посмеялся над этим небольшим недоразумением и сказал ей, что все случившееся не имеет ровно никакого значения.
   Она пригляделась к лорду Шелдону повнимательнее. Он был хорош собой и держался очень властно, что трудно было предположить по его голосу.
   Во взгляде его серых глаз было что-то колючее, неприятное, и это вызывало в ее душе желание противоречить, чего не случалось с ней прежде по отношению к малознакомым людям.
   Она гордо вскинула голову.
   – Вам это и вправду интересно?
   Это был уже вызов. Лорд Шелдон если и почувствовал его, то не подал вида. Он ответил с ноткой сарказма в голосе:
   – Разумеется! Найдется ли у вас достаточно искренности – или храбрости, – чтобы сказать мне правду?
   Такой ответ вызвал у Азалии еще большее раздражение.
   Она всегда гордилась именно своей решительностью и теперь без малейших раздумий заявила:
   – Что ж, прекрасно. Я скажу вам. Ваши замечания насчет женщин показались мне нетерпимыми, самонадеянными и глупыми. Что же касается Гонконга, то подобных слов я могла бы ожидать от любого ограниченного англичанина, уверенного в том, что превосходство над теми, кто был покорен силой оружия, можно удержать лишь путем дальнейшего насилия и унижения! – Она увидела, что удивление, вызванное ее словами, отразилось на лице высокомерного лорда. Но она уже не думала о последствиях своих слов и продолжала: – Вам никогда не приходило в голову, насколько все изменилось бы к лучшему, если бы мы как нация относились к народам других стран с милосердием, тактом и пониманием? – И, переведя дух, закончила: – Я кое-что читала про Гонконг и знаю, что три года назад лорд Рональд Гоуэр был шокирован высокомерием и презрением, с каким молодые офицеры Семьдесят четвертого полка относятся к уроженцам Востока.
   Лорд Шелдон молчал. Выражение его лица в тот момент показалось Азалии не менее высокомерным, и она сердито выпалила:
   – Лорд Гоуэр тогда писал: «Нет ничего удивительного, что нас, англичан, недолюбливают везде, где бы мы ни появлялись. Для людей других наций нет ничего более отвратительного, чем самодовольный англичанин. Бóльшую ненависть способен вызвать лишь англичанин в военном мундире!» – Азалия беспомощно всплеснула руками. – Вам эти слова ничего не говорят? – поинтересовалась она. – Впрочем, что я спрашиваю! У меня нет сомнений, что если вы и слышали об этом заявлении лорда Рональда, то просто отмахнулись от него, назвав слишком гуманным. Чтобы вам, с вашим презрительным отношением ко всем остальным нациям, обращать на это внимание!..
   – Что ж, жесткие слова! – сказал лорд Шелдон, когда Азалия замолчала, переводя дыхание. – Очень жесткие, и я мог бы ответить на них не менее твердо. Но вместо этого процитирую вам одну китайскую поговорку.
   Он говорил очень спокойно, и Азалия почувствовала, как ее злость начинает улетучиваться.
   – Поговорка гласит: «Лаской можно добиться большего, чем плеткой».
   Когда он это произнес, на губах его появилась улыбка. Потом, к изумлению девушки, он неожиданно обнял ее и привлек к себе.
   – Мне понравилась ваша храбрость, – совсем другим тоном сказал он. – А сейчас я хочу посмотреть, не убедительней ли будет… ласка.
   Не успела Азалия ничего ответить, даже просто пошевелиться, как он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. И потом, удивленная и сбитая с толку, она почувствовала его губы на своих губах.
   На миг Азалия остолбенела от замешательства. Но тут же спохватилась и уперлась ладонями ему в грудь, отталкивая от себя, хотя прикосновение его губ вызвало в ее душе странное смятение.
   Такого она не испытывала еще ни разу в жизни – что-то теплое и нежное окутало все ее тело, поднялось к горлу и замерло на губах, невольно ответивших на поцелуй.
   Она и представить себе не могла, не догадывалась, что подобное существует. Что-то чудесное, неизвестное ей доселе, вдруг пробудилось в душе и мгновенно стало частью всего ее существа.
   Она не понимала, что происходит, не верила, что такое возможно, но не могла пошевелиться, не могла оторвать свои губы от его губ.
   Руки мужчины крепче обняли ее, а она все никак не могла оттолкнуть его прочь.
   Казалось, к ней вернулись яркие краски Индии, ее дивная музыка, теплое солнце, по которым она так тосковала в дождливой, промозглой, скучной Англии.
   Все присутствовало там, в блаженстве и обаянии этих мгновений, и все благодаря этому мужчине, чьи губы показались ей такими… волшебными.
   Когда он поднял голову, Азалия заглянула в его глаза и поняла, что он заворожил ее и что собственный разум уже больше не принадлежит ей, а сделался, как и губы, его собственностью.
   Внезапно очнувшись от этого наваждения, она слабо вскрикнула и бросилась прочь из комнаты, охваченная паникой…

Глава вторая

   «Зачем только я позволила ему это? Зачем?» – Азалия не находила себе покоя и в последующие после бала дни тысячу раз задавала себе этот вопрос.
   Впрочем, времени на размышления у нее почти не оставалось. Дни проходили за упаковкой вещей перед отъездом в Гонконг, однако в глубине сознания вопрос всплывал вновь и вновь, и тут же она говорила себе: «Ненавижу его! Как я его ненавижу!»
   Лорд Шелдон воплощал собой, на ее взгляд, то, что было больше всего ненавистно и отцу, и ей: спесь, надменность англичанина, презирающего весь мир и все народы, кроме собственного.
   Она понимала, что злиться на него бесполезно, но когда вспоминала его слова, которые подслушала, стоя за шторой, то злость вновь поднималась в ее душе, подобно океанскому приливу.
   В тот вечер, когда он практически обвинил ее в том, что она за ним шпионила, самообладание ее покинуло, и слова, срывавшиеся с ее уст, были уже неподвластны контролю.
   Теперь она раскаивалась в том, что повторила мнение, высказанное лордом Рональдом Гоуэром.
   О нем она прочла в папке, переданной генералу в Военном министерстве после его назначения в Гонконг.
   Азалия понимала, что не имеет права даже прикасаться к этим бумагам, не то что читать, тем более что на папке стояла надпись «Гонконг – строго секретно».
   Но когда после возвращения в Олдершот генерал случайно оставил ее на своем письменном столе, она не устояла против искушения и заглянула внутрь.
   Увидев же, о чем там речь, она не сумела совладать с любопытством и не успокоилась, пока не прочла все донесения до конца.
   Ей удалось это сделать, так как она упаковывала имущество генерала перед переездом в Лондон и вновь распаковывала, когда семейство обосновалось в Батлесдон-Хаусе, принадлежавшем прежде ее родному деду.
   Каждый день Азалии приходилось вытирать пыль и наводить порядок в кабинете генерала, и постепенно она читала все новые и новые записки и сообщения, лежавшие в папке с надписью «Гонконг».
   Бóльшая часть корреспонденции была от генерала Донована, жаловавшегося на новую политику губернатора; если верить его словам, она не только приводила в ярость военные власти в колонии, но и вызывала тревогу и беспокойство у всех европейцев.
   Фактически поведение военных критиковал лишь лорд Рональд Гоуэр.
   Его высказывания были доведены до сведения военного ведомства, поскольку он отказался ехать в Японию с группой офицеров Семьдесят четвертого полка, где они намеревались провести отпуск, возмущенный их, как он выразился, «деревенской надменностью».
   Азалия не сомневалась, что дядя направляется в Гонконг с твердым намерением установить там жесткий порядок, за который так настойчиво ратовал генерал Донован.
   – Донован мыслит правильно, – заявил он как-то жене за обедом, на котором присутствовала и Азалия. – Я буду придерживаться его методов, чтобы держать в узде бунтовщиков. Пусть знают, что их ждет в случае непослушания. Программа «милосердия», проводимая в жизнь губернатором, оказалась совершенно несостоятельной.
   – Почему же, дорогой? – поинтересовалась леди Осмунд, но по голосу тетки Азалия поняла, что эта тема не слишком ее интересует.
   – Разбой, убийства и случаи поджогов все учащаются. Ведь губернатор показал населению, что он слаб и сентиментален.
   – А что за преступления они совершают? – не удержавшись, спросила Азалия.
   – Грабежи, разумеется, наиболее «доходные», если можно так выразиться, из всех преступлений, – ответил ей дядя. – Китайцы, всегда отличавшиеся большой изобретательностью, через водостоки под землей пробираются в подвалы банков, ювелирных лавок и на склады богатых торговцев.
   – Боже! – с ужасом воскликнула леди Осмунд. – Так они заберутся и в нашу резиденцию!
   – Нет нужды беспокоиться об этом, дорогая, – ответил генерал. – Наша резиденция находится под надежной охраной. Кстати, когда в Западной Индии грабители проникли в хранилища Центрального банка, их добычей стали тысячи долларов банкнотами и золотые слитки стоимостью в одиннадцать тысяч фунтов.
   – Какие ловкачи! – непроизвольно вырвалось у Азалии.
   Дядя смерил ее своим обычным презрительным взглядом.
   – Ловкачи? Я не стал бы применять такое слово к преступникам, – холодно заметил он. – После вступления в должность я немедленно возобновлю публичную порку и казни, а также позабочусь о том, чтобы в «гуманных тюрьмах», устроенных губернатором, негодяи чувствовали себя как можно неуютней.
   – Неужели вы и вправду верите, что такие жестокие методы помогут обуздать преступность? – удивилась Азалия.
   – Я позабочусь об этом, – зловещим тоном ответил генерал.
   Леди Осмунд не проявила никакого интереса к разговору. Она была занята другим – покупкой элегантных платьев для дочерей и для себя, ибо не намеревалась отказываться от приемов в доме губернатора, как бы сурово ее супруг ни отзывался о его хозяине.
   В каждой британской колонии дом губернатора являлся средоточием светской жизни, и леди Осмунд не сомневалась, что только там Виолетта и Маргарита смогут встретить достойных молодых людей, которые станут в дальнейшем богатыми и почтенными супругами.
   Однако, вернувшись как-то раз в Батлесдон-Хаус с чаепития у вдовы одного из бывших командующих гарнизоном, она выглядела немного встревоженной.
   – Знаешь, Фредерик, что сказала мне леди Кеннеди? – спросила она генерала, как только вошла в дом.
   – Не имею представления, – ответил муж.
   – Она сказала, что китайцы там пытались убить всех англичан, примешивая яд в хлеб, подававшийся им на завтрак! Это верно?