Картленд Барбара. Черная пантера

   — Четверть пятого, — сказал Генри, когда мы вышли. — Думаю, вы не прочь выпить чаю.
   — Четверть пятого! — изумленно воскликнула я. — Неужели мы пробыли там полтора часа?
   — Счастлив, что ты не заметила, как пролетело время, — с улыбкой заметил он. — Большинство говорит:» Я думал, этому не будет конца «.
   Когда мы спускались в лифте, я все еще находилась в каком-то оцепенении. Выйдя в коридор, мы увидели, что из зала выходит сэр Филипп Чедлей собственной персоной.
   Генри окликнул его.
   — Отлично, Чедлей, — сказал он. — Ваше выступление было просто великолепным.
   — Спасибо, — ответил сэр Филипп.
   — Вы знакомы с моей женой? — продолжал Генри. — А это моя свояченица леди Гвендолин Шербрук.
   Сэр Филипп пожал руку Анжеле, потом повернулся ко мне. Я вложила свою руку в его, и меня охватило странное ощущение, будто в этот момент происходит нечто важное. У меня перехватило дыхание. Все мое существо как бы вопрошало: почему и как это произошло и что это значит. , — Вы произнесли прекрасную речь, — сказала Анжела.
   — Спасибо, — проговорил сэр Филипп. — Жаль, что вы, леди Анжела, так редко доставляете нам удовольствие видеть вас.
   Анжела рассмеялась.
   — Признаться, парламент всегда казался мне неподходящим местом для веселого времяпрепровождения, — заметила она. — Сегодня мое присутствие вынужденное, так как моей сестре очень захотелось побывать здесь. Она давно мечтала увидеть Парламент.
   — Я рад, что мне выпала счастливая возможность произнести речь по такому случаю, — вполне серьезно произнес он. — Скажите, — обратился он ко мне, — каково ваше мнение по поводу моего выступления? Только честно.
   — Мне показалось, что вы были похожи на черную пантеру, — совершенно не задумываясь ответила я.
   Едва мои губы шевельнулись, я тут же поняла, что сейчас скажу нечто ужасно. Но я не могла остановить себя. Будто бы сквозь сон я услышала свой голос. Я заметила, как сэр Филипп напрягся, потом в его глазах появилось странное и даже испуганное выражение. На секунду воцарилось неловкое молчание.
   — Лин! — изумленно проговорила Анжела. Мне не было надобности смотреть на Генри, чтобы понять, как он разгневан.
   — Почему вы это сказали? — резко спросил сэр Филипп.
   Я почувствовала, что напряжение спало, и залилась краской.
   — Не знаю, — запинаясь, призналась я. Не проронив ни единого слова, сэр Филипп развернулся и пошел по коридору.
   — Лин! — опять повторила Анжела. Но ее перебил Генри.
   — Действительно, Лин, — сердито сказал он, — зачем надо было грубить сэру Филиппу?
   — Я не хотела, — с несчастным видом стала оправдываться я.
   — Твои слова звучали как самая настоящая грубость, — продолжал Генри. — Разве ты не понимаешь, что он очень важный человек. И вообще нельзя так разговаривать с людьми.
   — Послушай, Генри! — медленно проговорила Анжела. — Я думаю, что это маленькое происшествие не стоит того, чтобы поднимать такой шум.
   Я поняла, что Анжела решила подставить себя под удар, изначально предназначенный мне, лишь для того, чтобы проявить свое несогласие с Генри. Однако я чувствовала, что и она считает мое поведение непозволительным.
   — Как бы то ни было, высказывание Лин звучало несколько странно, — заметил Генри.
   — Теперь мне кажется, — задумчиво проговорила Анжела, — что он на самом деле так выглядит.
   — И все равно не надо было грубить, — гнул свое Генри.
   — А ему не надо было вот так молча уходить, — отпарировала Анжела.
   Мы уже успели пройти коридор и теперь спускались по лестнице, которая вела в» Террасу «.
   — Простите меня, — робко проговорила я. Мне больше нечего было сказать. Я сама себе удивлялась: казалось, слова срывались с моих губ совершенно независимо от моей воли.
   В ресторане мы отыскали свободный столик и сели. Все были расстроены. Генри заказал обещанную клубнику со сливками.
   — Зря ты никого не пригласил пообедать с нами, — нарушила напряженное молчание Анжела.
   — Я не смог припомнить никого, кто представлял бы для тебя интерес, — ответил Генри. — Ты ругаешь всех моих знакомых.
   — Признаю, что их отсутствие доставляет мне гораздо большее удовольствие, чем присутствие, — сказала Анжела. — Не понимаю, почему тебе, Генри, нравятся самые страшные во всей Европе зануды.
   — Раз у тебя сложилось такое мнение о них, — ответил Генри, — значит, я поступил правильно, никого не пригласив.
   — Неужели среди депутатов нет ни одного приятного человека? — спросила Анжела. — Вот, к примеру, кто этот молодой человек — вон тот лощеный красавец?
   — Не имею ни малейшего представления, — сказал Генри. — Он посетитель, а не депутат.
   — Этого-то я и боялась, — вздохнула Анжела.
   — Можно мне еще чаю? — попросила я. Анжела наполнила мою чашку. Внезапно позади меня раздался голос, услышав который я чуть не выронила чашку.
   — Вы позволите присоединиться к вам? Мы все посмотрели на сэра Филиппа.
   — Конечно! — ответила Анжела. — Генри, попроси принести еще одну чашку.
   — Прошу прощения за то, что так стремительно сбежал от вас, — сказал сэр Филипп. — Меня ждал один человек. А сейчас, когда с делами покончено, мне хочется немного расслабиться в приятном обществе.
   Анжела вся засияла, гнев Генри прошел так же быстро, как летняя гроза. Только я продолжала молчать, не смея поднять глаза на сэра Филиппа. Все мое внимание поглотила клубника со сливками. Анжела завела с ним оживленную беседу, они принялись обсуждать общих знакомых. Через некоторое время сэр Филипп сказал:
   — Ну и как, весело ли проходит сезон у вашей сестры? Он взглянул на меня.
   — Мы делаем все возможное, чтобы она как можно больше развлекалась, — ответила Анжела. — Я чувствую себя мамашей, которая вывозит свою дочку в свет — ведь я каждый вечер сижу на подиуме, правда, Лин?
   — Я очень весело провожу время, — только и смогла проговорить я.
   При этих словах я подняла глаза. В его взгляде было нечто такое, от чего у меня перехватило дыхание точно так же, как в тот момент, когда мы познакомились.» Что же в нем такого необычного? — спрашивала я себя. — Почему его имя, его облик кажутся мне такими знакомыми? Где я могла слышать о нем?«
   — Вы любите музыку? — обратился ко мне сэр Филипп.
   — Да, — выдавила я, чувствуя, что мой односложный ответ звучит глупо, однако мне было больше нечего сказать — ведь я говорила чистую правду.
   — Тогда вы должны прийти на концерт, который я устраиваю во вторник, — заявил сэр Филипп, поворачиваясь к Анжеле. — Концерт состоится в Чедлей-Хаусе. Нет надобности предупреждать вас, что это благотворительный вечер — в наше время почти все мероприятия устраиваются в благотворительных целях. Надеюсь, вы не откажетесь поужинать со мной перед концертом?
   — С удовольствием, — ответила Анжела. — Вы очень любезны.
   — Прекрасно, — заключил сэр Филипп. — Я скажу секретарю, чтобы он отправил вам приглашения, жду вас к половине десятого.
   — Большое спасибо, Чедлей, — поблагодарил Генри. — Хотя, боюсь, концерты мне не по душе.
   — Ну, этот вам понравится, — заверил его сэр Филипп. — Специально для участия в концерте из Парижа приезжает Дезия. Мы пригласили еще некоторых звезд из Ковент-Гардена.
   — Я так давно не была в Чедлей-Хаусе, — проговорила Анжела. — Скажите, существует ли еще тот бальный зал, отделанный фресками?
   — Зал существует, — ответил сэр Филипп, — а фрески — нет. Они все поблекли. Француз, который писал их, использовал краску, которая не выдерживает сырости. Я пригласил одного австрийского художника заново расписать зал. Надеюсь, новые фрески вам понравятся. Я очень доволен его работой. А вы видели фрески в Петерборо-Хаусе? — обратился он непосредственно ко мне. Я покачала головой.
   — Я никогда не видела фресок, — призналась я, — по крайней мере, современных.
   — Лин всю свою жизнь провела в деревне, — объяснила Анжела. — В наши дни это может показаться невероятным, но мои родители ужасно старомодны. Лин впервые в Лондоне.
   — Да, совсем не в духе нашего времени! — с улыбкой заметил сэр Филипп.
   — Я самая настоящая провинциальная кузина, — сказала я, потихоньку освобождаясь от охватывавшего меня смущения.
   — Позволю себе заметить, что вы вовсе так не выглядите, — проговорил сэр Филипп.
   — Думаю, у вас есть право делать замечания по поводу моей внешности, — ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко, однако я почувствовала, как мои щеки начинают гореть.
   — Когда-нибудь, — сказал он, — я спрошу у вас, почему я вызвал у вас такую ассоциацию. — Он был очень серьезен и говорил тихо, как бы обращаясь только ко мне. — Прошу прощения, но мне пора идти. До свидания, леди Анжела, — добавил он, посмотрев на часы.
   — До свидания, — ответила Анжела. — Мы с нетерпением будем ждать вторника.
   — И я тоже, — сказал сэр Филипп, и мне показалось, что при этих словах он бросил взгляд в мою сторону.

Глава 6

   — Послушай, Генри! — сказала Анжела после ухода сэра Филиппа. — Ты поднял такой шум, накинулся на бедную Лин, а он даже не обратил на это внимания. Но для меня не новость, что ты только и ищешь возможности придраться к кому-нибудь.
   — Ты не права, Анжела, — запротестовала я, чувствуя, что надо защитить Генри. — Я действительно вела себя непростительно, но я ничем не могу объяснить своего поступка. Я не могу понять, почему я это сказала.
   — Как бы то ни было, у нас есть приглашения на вечер вторника, — весело констатировала Анжела. — Мне всегда хотелось поужинать в Чедлей-Хаусе, да и Генри тоже — только раньше ему никак не удавалось добыть пригласительные билеты.
   — Чедлей всегда был со мной очень любезен, — начал оправдываться Генри.
   — Ты имеешь в виду, что он говорил тебе» доброе утро»и «добрый вечер»? — стала поддразнивать его Анжела. — Не делай вид, будто у тебя с ним дружеские отношения, Генри, это совсем не так. Более того, ты такой сноб, что тебя приведет в восторг возможность поприсутствовать на одном из его вечеров.
   — А что, он занимает важный пост? — поинтересовалась я.
   — Ужасно важный, — ответила Анжела. — Попроси Генри рассказать о нем. Он с удовольствием выполнит твою просьбу.
   Я взглянула на Генри, который принял надменный вид и, откашлявшись, начал:
   — Действительно, Чедлей очень важная персона. Его отец был отличным премьер-министром, хотя из-за своего здоровья занимал этот пост недолго. Когда он ушел в отставку, ему предложили графский титул, но он ответил: «Я, как мог, служил его величеству и хочу оставить такую же возможность своему сыну». Его наградили орденом Подвязки, а его сын унаследовал только титул баронета, которым семья владела сотни лет.
   — Давай дальше, — саркастически заметила Анжела. — Я получаю огромное удовольствие. Твой рассказ звучит как нечто среднее между выдержками из справочника дворянства «Дебретт»и воспоминаниями сноба.
   — Пожалуйста, Генри, продолжай, — попросила я, заинтересовавшись.
   — В общем, один из Чедлеев всегда служил при дворе, один — в Палате Общин. Нынешний Чедлей участвовал в войне и дослужился до довольно высокого звания. Вернувшись, он выдвинул свою кандидатуру на место в Парламенте, которое всегда принадлежало его семье, и победил на выборах. Два года он просидел в Палате, потом разразился какой-то скандал — я не помню, в чем было дело, — но он снял с себя обязанности члена Парламента и уехал за границу. Через несколько лет он вернулся, стал вести прежний образ жизни, возобновил приемы в Чедлей-Хаусе и в Лонгмор-Парке, своем загородном доме. Даже члены королевской семьи удостаивают своим присутствием его приемы.
   Трудно объяснить, почему Филипп Чедлей играет такую важную роль в политике. Что касается его социального положения — тут все ясно. Он носит одно из самых знаменитых в Англии имен, у него огромное состояние. Он имеет большой вес в своей партии. В разные годы он занимал различные правительственные посты. Я был несказанно удивлен, что после последних выборов он не приступил к исполнению своих обязанностей. Ходят слухи, будто его придерживают для какого-то особого назначения: собираются или сделать послом в Вашингтоне, или послать вице-королем в Индию. Меня это не удивило. Филипп Чедлей — темная лошадка.
   — Или, скорее, черная пантера, — со смехом заметила Анжела.
   Не знаю почему, но ее легкомысленное замечание не понравилось мне.
   — Спасибо, Генри, — сказала я. — Давайте пойдем домой, — предложила я вставая, — я устала.
   Анжела с удивлением взглянула на меня. Обычно я никогда не поднималась из-за стола первой. Я тщательно соблюдала правило, что первой встает Анжела. Однако сейчас моя сестра восприняла мое нарушение вполне добродушно.
   — Неудивительно, — сказала она, — я сама без сил. Мы будем ужинать только в девять — надеюсь, у нас хватит времени на отдых.
   — А разве мы не идем на коктейль? — спросила я.
   — Не сегодня, — ответила Анжела. — Дуглас Ормонд сказал, что, возможно, он заедет. Если так, мы устроим коктейль у меня в спальне.
   Она произнесла последние слова самым обычным тоном, но я заметила, что Генри нахмурился. Не в первый раз мы собирались в спальне Анжелы, чтобы выпить коктейль. Обычно она устраивалась среди кружевных диванных подушек. Ее комната отличалась от обычной гостиной только тем, что там стояла кровать. Однако я знала, что это раздражало Генри.
   — Мне кажется, ты могла бы одеться, — однажды сказал он в моем присутствии.
   Но Анжела только рассмеялась в ответ.
   — Да не приставай ты ко мне со своими предрассудками, — проговорила она. — Ты рассуждаешь как типичный обыватель: если люди оказываются в спальне, значит, они занимаются чем-то плохим.
   Однако на этот раз у Генри не было причин беспокоиться, так как по приезде домой мы обнаружили, что нас ждут гости, о которых Анжела совсем забыла. Оставив всех смеяться и болтать в гостиной, я поднялась в свою комнату.
   Оказавшись одна, я сняла шляпку и бросила ее на кровать, потом подошла к зеркалу. Но вместо своего отражения я видела темные глаза сэра Филиппа и его высокий лоб, обрамленный каштановыми волосами. Я сообразила, что опять и опять шепчу его имя. В этом имени заключалась некая магическая сила, и я никак не могла вспомнить, не могла понять, почему оно так странно отзывается в моей душе.
   В чем дело? О чем напоминает его имя? Меня охватывало волнение и била дрожь, у меня звенело в ушах. Я стала считать, сколько дней и даже часов отделяет меня от вторника — от того дня, когда я смогу вновь увидеть его.
   Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного, впервые мною владело чувство, природы которого я была не в состоянии понять. Я пыталась вспомнить его речь в Парламенте, вспомнить, какие слова он употреблял, но я слышала только его голос, видела его сдержанные жесты и плавные движения, когда он поднимался, чтобы поправить выступающих. Почему он произвел на меня такое впечатление? Почему, спрашивала я себя.
   Я ни в коей мере не пыталась приуменьшить его воздействия на себя, я не могла недооценивать того, что произошло. Случилось нечто необычное и грандиозное.
   Я умылась, переоделась и спустилась вниз. После двух часов пребывания в прокуренной и шумной гостиной я была безмерно счастлива, когда гости наконец распрощались и уехали. Остался один Дуглас Ормонд. Генри проводил гостей до дверей и собрался было вернуться в гостиную, но я, понимая, что Анжела хочет остаться наедине с Дугласом, взяла Генри под руку.
   — Тебе пора пойти переодеться, — заметила я. — Мы ужинаем в девять, и нельзя опаздывать. Сегодня у нас была до ужаса чопорная вечеринка, все были такими официальными и деликатными.
   — О Боже! — застонал Генри. — Другого такого приема я не вынесу!
   — Этого я и боюсь, — ответила я. — Не смей говорить мне, что ты без сил, — мы не выполнили и половины намеченного, а ведь я буду жить у вас до конца июля.
   — Так долго? — пошутил Генри.
   — А, может, еще дольше, если вы не выгоните меня, — сообщила я, поднимаясь с ним по лестнице и держа его под руку. При этом я восхищалась собственной тактичностью по отношению к Анжеле.
   — Тогда мне придется выдать тебя замуж, — заключил Генри. — Только в этом я вижу свое спасение.
   — Почему бы и нет? — спросила я. — Если мне удастся подыскать себе такого же хорошего мужа, как ты, я буду очень довольна.
   Генри резко остановился.
   — Лин, — проговорил он, — ты действительно считаешь, что я хороший муж?
   — Да, Генри, я действительно считаю, что ты хороший муж, — с той же серьезностью ответила я.
   — Иногда я кажусь себе самым настоящим дураком, — признался он.
   Я почувствовала, что сейчас он примется рассказывать мне о мучивших его сомнениях. Я понимала, что в настоящий момент это ни к чему хорошему не приведет. Скоро ужин, к тому же я не знала, какими словами успокоить его, что сказать ему в ответ. Я схватила его за руку и проговорила:
   — Ты же знаешь, что это не так.
   И, взбежав по лестнице, скрылась в своей комнате.
   Я находилась в ванной, когда услышала, как дверь моей спальни открылась.
   — Кто там? — крикнула я, и через секунду в ванную вошла Анжела. Она была бледна, в ее глазах стояли слезы.
   — Анжела! — воскликнула я. — Что случилось?
   — О Лин! — проговорила она. — Ты даже представить не можешь, что случилось. Я понимаю, что не должна морочить тебе голову своими проблемами, но мне больше некому рассказать. Возможно, Дуглас уедет в Палестину. Это еще не официально, но они вполне допускают, что их полк могут туда послать.
   — О, дорогая моя, — сказала я. — Мне ужасно жаль.
   — Я не переживу этого, Лин, просто не вынесу. — Анжела опустилась на стул и закрыла лицо руками. — Только он делает мою жизнь стоящей, только благодаря ему я еще не попала в сумасшедший дом, не наложила на себя руки.
   — Анжела! — вскричала я. — Не смей так говорить!
   — Ты даже не представляешь, что за жизнь у меня здесь, — сказала она, — насколько моя жизнь убога и смертельно скучна. Ты видела Генри — теперь ты можешь понять, каково мне с ним, — и так день за днем, год за годом?
   — Он любит тебя, — заметила я.
   — О, теперь любит, — презрительно проговорила Анжела.
   — Что ты имеешь в виду под этим «теперь»? — спросила я.
   — Именно то, что сказала, — ответила она. — Когда я выходила за него замуж, он был на седьмом небе от того, что ему удалось заключить выгодную в социальном плане сделку. Он нуждался в жене-аристократке, которая хорошо смотрелась бы во главе стола и у которой были бы безупречные общественные связи. Он все это получил. Он мурлыкал, как кот, которому дали миску сметаны. Мне было всего девятнадцать — столько же, сколько тебе сейчас, Лин, — но меня не так-то просто было обдурить. Я часто наблюдала, как Генри смакует мой титул, с каким наслаждением он рассказывает обо мне и, особенно, о папе с мамой — как будто они какие-то музейные экспонаты. Думаю, со стороны это выглядело смешно, но для меня было невыносимо его слушать, я сгорала от стыда. Он просмотрел все записи о Мейсфилде и семейные хроники и никогда не забывал в разговоре упомянуть почерпнутые там факты. Я обычно ждала фраз, которые начинались словами «Мой тесть, лорд Мейсфилд…», или «Предок моей жены…», или «Это как раз напомнило мне о случае, произошедшем у Шербруков…» Меня тошнило от этого. Потом я решила, что буду наслаждаться жизнью: если Генри получил то, о чем мечтал, то почему бы и мне не добиться того же?
   Думаю, когда я стала возбуждать интерес окружающих и сама начала обращать внимание на других мужчин, он понял, что я обладаю и другими достоинствами, кроме целой страницы, отведенной моей семье в книге пэров Берка. Он увидел во мне женщину, Лин. И влюбился в меня. Это смешно, во всяком случае, до сих пор я пыталась над этим смеяться — но теперь, если Дуглас уедет, я сомневаюсь, что это у меня получится.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Я уйду от Генри, — твердо заявила Анжела.
   — Как ты можешь! — запротестовала я. — Подумай о родителях, они страшно расстроятся. Подумай о своих детях. Разве они для тебя ничего не значат, Анжела?
   На мгновение ее лицо смягчилось.
   — В младенчестве они были ужасно забавны, — ответила она, — но теперь, взрослея, они становятся похожими на Генри.
   Я вылезла из ванной и завернулась в розовую простыню.
   — Послушай, Анжела, — сказала я. — Я не хочу показаться тебе нахальной, но ответь мне: ты когда-нибудь пыталась объясниться с Генри? Ты хоть раз разговаривала с ним, просила его не говорить о тебе в такой форме, умерить свой снобизм, перестать хвастаться своими деньгами?
   — А зачем? — вопросом на вопрос ответила Анжела. — Если бы я пошла на это, то лишний раз нарвалась бы на грубость с его стороны. До сих пор нам удавалось ладить только благодаря тому, что мы старались сохранять как можно более официальные отношения друг с другом.
   — Мне кажется, это страшно глупо, — убежденно заявила я.
   — Глупо? — переспросила Анжела.
   Я кивнула.
   — Да. Ты ведь не попыталась изменить его, ты приняла его таким, каким его сделала эта жуткая мамаша. Вместо того чтобы перевоспитывать его, ты сидишь и возмущаешься им.
   — Возможно, ты права, — пожав плечами, согласилась Анжела. — Но сейчас это уже не имеет значения. Я люблю Дугласа, Лин. Я хочу выйти за него замуж.
   — Ты не можешь, — сказала я. — Ты уже замужем.
   — Тысячи людей разводятся, — запротестовала она.
   — А кроме того, — продолжала я, решив действовать напрямик, — он тебе не подходит.
   — Как, он тебе не нравится? — резко спросила Анжела.
   — Да нет, нравится, — ответила я, — но разве ты, Анжела, не понимаешь, что ты влюблена в него только потому, что он — полная противоположность Генри? Он джентльмен, у него привлекательная внешность — но в голове гуляет ветер.
   — С чего ты взяла? — рассердилась Анжела.
   — Не злись, — попросила я. — Ты хотела узнать мое мнение, Анжела, и я честно отвечаю тебе. Скажи мне откровенно, у вас с ним есть хоть что-нибудь общее? Расскажи мне, какие вопросы вы обсуждаете, о чем спорите, за исключением, естественно, вас самих и вашей любви? Дуглас читает книги? Он когда-нибудь проявлял твердость в каком-либо вопросе? Если да, то почему мне ни разу не довелось увидеть, как она проявляется!
   Я основывалась только на своих догадках, у меня не было полной уверенности, что дело обстоит именно так. Однако я успела хорошо узнать Дугласа Ормонда, чтобы понять, что если у него и были мозги, то он это очень тщательно скрывал. Мне он казался еще большим занудой, чем Генри, но я видела, что Анжела, околдованная его внешностью и приятным обхождением, была вполне удовлетворена тем, что находилось на поверхности. Внутренний голос подсказывал мне, что единственная возможность помочь Анжеле — заставить ее почувствовать себя выше Дугласа. Удивительно, как легко многие женщины поддаются на лесть. Я уяснила для себя этот факт еще дома, и опыт, почерпнутый мной в глухой деревне, сослужил мне сейчас хорошую службу.
   — Ты умна, Анжела, — продолжала я. — Очень умна. Посмотри на себя, взгляни на свой дом, на своих знакомых, на то, что ты сделала своими руками. Конечно, деньги Генри помогли, но ведь все было достигнуто благодаря твоему вкусу, твоему чутью на хорошее и плохое. Сравни с собой мать Генри — и ты поймешь, что не только в деньгах дело. Ты сама построила свою жизнь, завоевала положение в обществе, хотя тебе и было трудно. Ты не можешь все это бросить, даже ради Дугласа Ормонда. Если ты это сделаешь, ты меня страшно разочаруешь.
   Анжела вытерла слезы и посмотрела на меня.
   — Пусть Дуглас и мало читает, — сказала она, — но я люблю его, Лин, я на самом деле люблю его.
   — Конечно, любишь, — успокаивающе проговорила я. — Но разве твоя любовь настолько сильна, чтобы выйти за него замуж и жить с ним? Это, как ты сама прекрасно знаешь, Анжела, вовсе не так весело, как развлекаться с ним на деньги Генри.
   Анжела вскочила.
   — Ты не имеешь права так говорить, — возмутилась она, — по-твоему, выходит, что Дуглас — самый настоящий альфонс!
   — Послушай, родная моя, — остановила я ее. — Ты сама признала, что у него нет денег. Вспомни, только на днях ты взяла у меня деньги, чтобы расплатиться за него в ресторане.
   Я прошла из ванной в спальню.
   — Его отъезд в Палестину разобьет мне сердце, — продолжала жаловаться Анжела, но в ее голосе уже не слышалось истерических ноток, и я поняла, что она просто доигрывает свою роль.
   — Возможно, ему не надо будет никуда ехать, — предположила я.
   — Я боюсь! — проговорила Анжела.
   Она наклонилась к зеркалу и принялась пудриться, чтобы скрыть следы слез на щеках. Внезапно она взглянула на часы и вскрикнула:
   — Без двадцати девять! Я же опоздаю к ужину! Не успела я раскрыть рот, как она уже вылетела из комнаты, хлопнув за собой дверью. Я услышала, как ее каблуки застучали по лестнице, ведущей в ее спальню. Я вздохнула с облегчением, поняв, что раз Анжелу волнует ее внешний вид, вопрос о разводе или самоубийстве откладывается, по крайней мере, на ближайшие несколько часов. Довольная тем, что так ловко справилась с ситуацией, я оглядела себя в зеркале.
   — Что сделало меня таким тонким политиком — мой деревенский университет или «Сборник советов для девушек»? — обратилась я к своему отражению.
   И решила, что просто мною руководила природная хитрость, которая еще никогда в жизни меня не подводила.