От счастья, которое переполняло все ее существо, девушке казалось, прошлое — словно мираж в пустыне. По-настоящему реальными были только ее возлюбленный и его замок.
   В три часа они с Фелисити опять поехали кататься. Чтобы девочка не устала, на этот раз Атейла не пускала лошадей в галоп, и они не торопясь ехали через парк. Все вокруг казалось Атейле на этот раз еще прекраснее, чем раньше. Словно почувствовав ее настроение, Фелисити спросила:
   — Вам нравится замок, мисс Линдсей, ведь правда?
   — Это самое красивое место, какое я когда-либо видела, — ответила Атейла, — и мы с тобой постараемся, чтобы оно стало таким же прекрасным, как снаружи.
   Фелисити задумалась:
   — С помощью любви?
   — Да, — ответила Атейла, — любви. Тогда он станет просто великолепным.
   Приближалось время встречи с графом, и девушка чувствовала, как колотится ее сердце. Она напоила Фелисити чаем, потом поиграла с ней в кукольный дом. Они переставили в нем мебель и усадили маленьких куколок, а Атейла сочинила какую-нибудь историю про каждую из них, так что они стали совсем как настоящие люди.
   Когда пробило пять часов, пришла Дженни.
   — Я догадалась, мисс, — сказала она, — что ее светлость будет играть в кукольный дом, и принесла для кукол еду на маленьких тарелочках. Повар специально приготовил.
   Фелисити пришла в восторг, и пока они с Дженни расставляли тарелочки на столе, Атейла ускользнула. У себя в спальне она на секунду остановилась перед зеркалом. Глаза ее светились от счастья, а нежные губы казались созданными для поцелуев.
   Она вспыхнула, вспомнив, как граф целовал ее, и подумала, что ничего прекраснее с ней еще не случалось.
   Атейла почти сбежала по лестнице. Лакей хотел открыть перед ней дверь гостиной, но она не дожидаясь сама повернула ручку и вошла.
   Граф ждал ее, стоя у камина. Их глаза встретились. На мгновение оба замерли, но вот он протянул руки, и девушка бросилась в его объятия. Граф обнял ее, но потом слегка отстранился и сказал странным изменившимся голосом:
   — Прежде чем я скажу, как сильно люблю тебя, нам нужно поговорить. Я должен о многом рассказать и многое объяснить тебе.
   Атейла с трудом понимала, о чем он говорит, потому что он обнимал ее, она слышала удары его сердца.
   Граф нежно поцеловал ее в лоб и усадил на диван. Сам он сел рядом и взял ее ладони в свои.
   — В этой комнате я впервые увидел тебя, — сказал он. — Ты была так красива, что я сразу почувствовал опасность. Поверь, я боролся не столько против тебя, сколько против себя самого.
   — Теперь я понимаю это, — сказала Атейла, — но тогда ты очень напугал меня.
   — Клянусь, я больше никогда не испугаю тебя! Но постарайся понять: я был напуган ничуть не меньше, чем ты.
   Она удивленно взглянула на него, а он с улыбкой сказал:
   — После всего, что мне пришлось пережить из-за Надин, я поклялся, что никогда больше не отдам своего сердца женщине, не буду так глуп, чтобы влюбиться снова.
   При мысли о том, что его первой любовью была графиня, Атейла ощутила легкий укол ревности. Она отвернулась, чтобы граф не заметил этого. Но он мягко сказал:
   — Да, я любил Надин, но то чувство, было совсем не таким, как большая чистая любовь, которую я испытываю к тебе. Наверное, я любил ее только потому, что она была очень красива, а ее родители убедили меня, что она хочет выйти за меня замуж. Когда я попросил ее руки, она сказала «да».
   Он помолчал.
   — Сейчас трудно представить, насколько доверчив я был. Я воображал, что, поскольку я, что называется, «выгодная партия», она действительно любит меня и как мужчину.
   Граф сказал это с такой горечью, что Атейла, тихонько сжав его пальцы, спросила:
   — А почему она не любила тебя? Она искренне недоумевала, как могла молодая неопытная девушка не влюбиться в такого красивого и богатого молодого человека. Словно прочитав ее мысли, граф ответил:
   — Когда я женился на Надин, она уже была влюблена в Comte de Soisson!
   — О нет! — воскликнула Атейла, — тогда почему же она не вышла замуж за него?
   — Он уже был женат, и давно. Во Франции женятся рано. Это был брак по расчету, и его жена была из такого же знатного рода, как Soisson.
   — Ты не знал об этом?
   — Я понятия не имел, что до меня у нее уже были отношения с мужчиной, пока мы случайно не встретили его в Лондоне, на одном из приемов.
   На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Графу было нелегко вспоминать о прошлом.
   — Только полный идиот не заметил бы, как ожила и похорошела моя жена, стоило ей увидеть его. Когда они смотрели друг на друга, у них были такие лица, что не нужно было никаких слов.
   — Тебе, должно быть, было больно.
   — Да, хотя, к тому времени я уже понял, что Надин не любит меня. Она была просто мила и любезна и делала все, о чем я просил ее. К тому же она носила нашего ребенка.
   — А что потом?
   — Ничего. Я попросил жену рассказать мне правду, и она призналась, что любит Comte. После долгих недомолвок и лжи я понял, что она влюблена в него с семнадцати лет и что он соблазнил ее, когда она была в Париже вместе с родителями.
   Атейла с ужасом посмотрела на него, а граф продолжал:
   — Граф тогда сумел как-то выпутаться из этой довольно скользкой ситуации. Он сказал Надин, что больше они не должны никогда видеться. Но вскоре после рождения Фелисити я узнал, что они переписываются и даже тайно встречаются, когда он бывает в Лондоне.
   — И что же… ты тогда сделал?
   — Я пригрозил, что убью его, и у него хватило ума не попадаться мне на глаза. Но мы с Надин с каждым днем все больше и больше становились чужими. В конце концов мы почти перестали видеться, не считая выездов в свет и приема гостей в замке.
   Атейла, прижавшись к графу, прошептала:
   — Тебе, должно быть, было очень… тяжело.
   — Я говорил себе, что мне все равно. В действительности я уже давно не любил Надин. Но она была моей женой, и мне не хотелось, чтобы скандал коснулся моей семьи.
   — Я понимаю, такая жизнь любого сделала бы очень… очень несчастным.
   — Мне кажется, я стал более циничным и жестоким. Я сказал себе, что женщинам нельзя верить.
   Атейла вздрогнула, но граф сказал:
   — Все это теперь забыто, моя любимая. Я знаю, что ты не такая. В тебе я нашел все, что когда-либо мечтал найти в женщине.
   При этих словах Атейла почувствовала глубокое волнение. Она повернулась к нему, ожидая, что он заключит ее в объятия. Но граф с усилием отодвинулся от нее и проговорил:
   — Я должен рассказать тебе обо всем, что случилось со мной, чтобы ты поняла.
   — Я понимаю… Продолжай.
   — Три года назад я узнал, что граф в Англии и Надин регулярно встречается с ним. Я был почти уверен, что они любовники, но они ловко обманывали меня. Я не мог ничего доказать.
   Губы графа сжались. Несколько секунд он молчал, прежде чем смог продолжать.
   — Наши отношения накалялись. Однажды рано утром я уехал на охоту. Когда я вернулся, то обнаружил, что она сбежала, забрав с собой Фелисити.
   — Как… жестоко.
   — Я уверен, что это граф уговорил ее. Он ненавидел меня, и ему было приятно причинить мне боль. Впрочем, это неудивительно. Я говорил о нем Надин немало гадостей, а она, несомненно, передала все ему.
   — И что ты сделал, когда узнал, что она сбежала.
   — Когда я понял, что граф и она уехали из Англии в Париж, то решил не делать ничего.
   — Ничего?
   — Сначала, я говорил всем, что Надин с ребенком уехали отдыхать и скоро вернутся. Проходили месяцы, начались пересуды. Тогда я решил не обсуждать это ни с кем и предоставить всем вокруг думать, что кому заблагорассудится.
   — И ты не получал никаких известий от своей жены?
   — Ничего, пока десять месяцев назад не пришло письмо из Франции от адвоката Comte. В нем сообщалось, что его жена умерла и он просит меня оформить развод, чтобы он и Надин могли пожениться.
   — Так значит, жена граф умерла! — воскликнула Атейла. — Отец Игнатий ничего не знал об этом.
   — Да, он был свободен и готов жениться, но Надин оставалась связана со мной.
   — И ты не захотел дать ей развод?
   — Почему я должен был это делать? Развод, не важно по чьей вине, — это всегда скандал. Личные отношения между двумя людьми становятся достоянием гласности. О них сообщают в газетах, и каждый кому не лень может обсуждать их сколько захочет.
   — Значит, ты отказал.
   — Да, отказал совершенно категорически. Я не собирался жениться еще раз, пока не встретил тебя.
   — Как я могла допустить мысль, что ты любишь меня, — сказала Атейла, — если в твоих глазах не было ничего, кроме ненависти.
   — Я ненавидел тебя за то, что ты растревожила мое сердце, за то, что каждый раз, когда я смотрел на тебя, оно разрывалось от страсти и нежности.
   Он улыбнулся:
   — Я ведь был убежден, что ты змея-искусительница, подосланная, чтобы соблазнить меня и таким образом вынудить дать развод Надин.
   — Я что-то не понимаю, о чем это ты? — спросила Атейла.
   — Если бы у нее были доказательства моей неверности, она смогла бы добиться развода. До того, как она уехала, мы с ней часто ссорились, вот она и привлекла бы слуг в качестве свидетелей моей жестокости.
   Он замолчал на секунду, а потом сказал:
   — Наверное, она правда очень хочет стать женой Comte.
   — Но теперь… ты дашь… ей развод?
   — Я уже отправил письмо своим адвокатам в Лондоне и просил их сообщить моей жене, что она будет свободна, как только оформят документы.
   С этими словами, он обнял Атейлу:
   — А потом, мое сокровище, я смогу просить тебя удостоить меня чести стать моей женой.
   — Ты же знаешь… Ничего прекраснее не может быть для меня.
   — Клянусь, я сделаю тебя счастливой! Но, моя дорогая, пока ты должна немедленно уехать.
   Атейла застыла в изумлении, надеясь, что ослышалась.
   — Уехать? — переспросила она. — Но… почему?
   — Потому, моя радость, что я хочу заключить настоящий брак. Было бы большой ошибкой, если бы ты осталась здесь, хотя бабушка и присматривает за нами.
   — Но… почему? Почему? — снова спросила Атейла.
   — В Англии есть чиновники Высокого суда, которые в течение шести месяцев после того, как принято решение о разводе, следят за тем, чтобы не было никаких любовных связей.
   — Шесть месяцев! — в смятении воскликнула Атейла.
   — Это будет тяжело, очень тяжело, но потом мы будем вместе до конца жизни.
   — Я не могу… потерять тебя, я не переживу, если потеряю тебя!
   — О, моя дорогая, если бы ты знала, как много значат для меня эти слова! Но я должен на время расстаться с тобой, потому что я хочу защитить тебя не только от скандалов и сплетен, но и от себя.
   Граф усмехнулся и добавил:
   — Неужели ты думаешь, что я смогу жить в замке, рядом с тобой, и скрывать от всех, как сильно я люблю тебя и как безумно хочу?
   Атейла понимала, что он прав, но ей было страшно расстаться с любимым.
   — Ты говоришь, развод займет много времени. А вдруг, когда все закончится… ты поймешь, что больше не любишь меня?
   — Этого не случится. Я люблю, обожаю, боготворю тебя. Я знаю — мы принадлежим друг другу и никто никогда не встанет между нами:
   Он приподнял подбородок девушки и сказал:
   — Поклянись, что любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и что никакой другой мужчина никогда не войдет в твою жизнь.
   — В целом мире… нет для меня… никого, кроме тебя, — прошептала Атейла. — Я люблю тебя всем сердцем и душой и ужасно боюсь потерять.
   Граф прижал ее к себе, и их губы слились в поцелуе.
   Вновь словно солнечные лучи пронизали ее тело, огонь охватил их сердца, тела и души. В экстазе они парили на крыльях любви.
   — Я люблю тебя… я люблю тебя… Когда ты целуешь меня… нет в мире ничего больше, — только ты и моя любовь, — шептала Атейла.
   Граф продолжал ее целовать, и девушке казалось, что они больше не люди, а частицы звезд, неба, солнца, и нет им пути обратно на Землю.
   Прошло немало времени, прежде чем граф смог выговорить тихо и неуверенно:
   — Радость моя! Я должен рассказать тебе о том, что намерен предпринять.
   — Что же? — спросила Атейла, испугавшись серьезности его тона.
   — У меня есть тетя, которая живет примерно в пяти милях отсюда. Она вдова и очень добрая женщина. Я знаю, ей одиноко, потому что у нее нет детей. Она будет рада принять и тебя, и Фелисити.
   — А… я смогу видеть тебя? Граф улыбнулся:
   — Можешь быть уверена. Я буду приезжать полями, и мы будем встречаться несколько раз в неделю. Ну конечно, ты будешь привозить сюда Фелисити повидаться с прабабушкой.
   — Ты… действительно… будешь приезжать?
   — Не сомневайся! Нам будет тяжело, моя дорогая, но мы подождем. А потом, когда наконец мы будем вместе, мы быстро забудем все, что нам пришлось вытерпеть ради нашей любви.
   — Ты уверен… что это самый лучший… путь?
   — Это единственный путь. Если бы жена возбудила дело о разводе, вряд ли она выиграла бы. Всем известно, что она бросила меня и живет, как говорится, «в грехе». Могло случиться так, что мы остались бы в браке до конца жизни.
   Атейла вскрикнула от ужаса, а граф продолжал:
   — Не бойся, этого не случится! Но я борюсь за наше будущее, и мы должны быть очень, очень осторожны.
   — Я сделаю все, как ты скажешь, — кивнула девушка.
   Граф нежно посмотрел на нее.
   — Любовь моя, когда ты станешь моей женой, я докажу, как сильно люблю тебя. У тебя будет все, о чем ты мечтаешь.
   — Я мечтаю только о том, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала Атейла.
   Она увидела, как вспыхнули глаза графа. Он целовал ее до тех пор, пока оба они не задохнулись. Когда наконец она смогла заговорить, Атейла спросила:
   — Как скоро нам с Фелисити придется… уехать?
   — Я все устрою завтра и предупрежу тетю, чтобы на следующий день она была готова вас принять.
   Увидев, как погрустнели глаза девушки, он добавил:
   — У нас еще две ночи и целый день, моя дорогая. Ведь ты поужинаешь со мной сегодня?
   — А разве я могу?
   — Никто еще не знает о наших планах. Возможно, кое-кто из слуг удивится, что гувернантка ужинает с хозяином, но я надеюсь, что в будущем для них все станет ясно. Кроме того, я же сказал: за тобой присматривает моя бабушка.
   — Ты не скажешь ей о нас?
   — Зачем? — улыбнулся граф. — Уверен, она уже и так все знает.
   Он заметил, как в страхе замерла девушка, и добавил:
   — Не волнуйся! Бабушка так мечтает, чтобы я снова женился и чтобы у меня был наследник, что была бы рада любой женщине, а тебе, мое сокровище, особенно!
   — Почему ты так думаешь?
   — Потому что она уже давно любит тебя, хотя и не сомневается, что ты не гувернантка. Я представляю, как счастлива она будет узнать, кто ты на самом деле и кем был твой отец.
   — Разве она тоже слышала о папе?
   — А почему тебя это так удивляет? Я лично удивлен только тем, что она не узнала обо всем уже давно, — засмеялся граф. — Бабушка была в Северной Африке несколько раз вместе с моим дедом. Он был неутомимым путешественником и ужасно интересовался обычаями мусульманского мира.
   — Это же замечательно! А ведь папа думал, что его книги читают только старые профессора да студенты, которым это положено по программе. И вот здесь, где я никак этого не ждала, я узнаю, что и сэр Кристофер, и ты, даже твоя бабушка знали о нем!
   — И кто из нас важнее для тебя? — спросил граф.
   — Ты, конечно! — Атейла потерлась щекой о его плечо. — Я так рада и так горда тем, что ты понимаешь, каким умным человеком был мой отец и какое значение будут иметь его труды об африканских племенах для тех, кто действительно захочет узнать больше об этом, пока совсем не известном континенте.
   — Я узнаю, насколько популярны книги твоего отца, и, когда в следующий раз буду в Лондоне, постараюсь убедить издателей увеличить тиражи его книг.
   — Это было бы для меня самым лучшим подарком! — воскликнула Атейла. — Спасибо… Спасибо тебе за то, что ты понимаешь меня.
   Граф молча поцеловал ее.
   Потом, взглянув на часы над камином, Атейла поняла, что пора подниматься наверх и укладывать Фелисити.
   — Я действительно могу поужинать с тобой сегодня? — спросила она.
   — Поверь, я не собираюсь сидеть в столовой в одиночестве, — ответил граф. — И нам еще многое надо сказать друг другу после ужина, хотя, возможно, не словами.
   Он смотрел на ее губы, и Атейла ощутила сладость его поцелуя.
   Но пора было уходить. Атейла улыбнулась графу и вышла из комнаты прежде, чем он успел остановить ее.
   Поднимаясь наверх, Атейла повторяла про себя благодарную молитву за то счастье, которое она обрела так неожиданно в тот момент, когда, казалось, впереди у нее не было ничего, кроме страха и нищеты.
 
   Фелисити уже поужинала и, готовая ко сну, сидела на кровати, когда Атейла вошла в детскую.
   — Представляете, — воскликнула Фелисити, — мы с Дженни угощали кукол, и они так объелись, что теперь, я боюсь, у них заболят животы!
   — Надеюсь, что с тобой такой же беды не случится, — ответила Атейла.
   — Конечно, нет! Ведь вы обещали, что завтра мы с вами поедем кататься. И может, даже папа поедет с нами?
   — Я уверена, он будет рад присоединиться к нам, — сказала девушка, и Фелисити запрыгала от радости.
   — Я люблю папу, когда он катается со мной, — весело заявила она. — И когда все эти глупые люди уедут из замка, он, может быть, будет кататься каждый день!
   Атейла почувствовала, как ее сердце переворачивается при мысли о том, что скоро им с Фелисити придется уехать в чужой дом. Она постаралась не думать об этом сейчас, прочла вместе с Фелисити молитву и поцеловала ее перед сном. Фелисити обвила ручками шею и поцеловала, прошептав:
   — Я люблю вас, мисс Линдсей. И всех остальных тоже, как вы говорили мне.
   Она замолчала, словно что-то обдумывала про себя, потом добавила:
   — Я люблю вас, и папу, и бабушку, потому что она разрешает мне играть ее драгоценностями, а еще Дженни и Джексона и, конечно же, Стрекозу, хотя и не так сильно, как вас.
   Атейла засмеялась:
   — Спасибо, моя дорогая! Фелисити снова поцеловала ее. Девушка подоткнула одеяло и прошептала:
   — Спокойной ночи, моя хорошая. Пусть Бог хранит тебя и ангелы берегут твой сон.
   Так в детстве говорила ей мама, когда укладывала спать. И сейчас, выходя из комнаты, Атейла подумала, что Бог и его ангелы действительно защитят девочку, и еще, что больше никогда в жизни она сама не усомнится в могуществе Того, кто не отверг ее молитвы.
   Дженни уже приготовила для нее ванну, и они долго обсуждали, какое платье лучше надеть к ужину. Атейла впервые рассказала Дженни о своем отце, о его статьях для Королевского географического журнала и о том, что граф читал их, потому что он президент общества.
   — Вы понимаете, как приятно и неожиданно для меня, что в замке есть люди, которые знают, кем был мой отец и как много он сделал для изучения Африки.
   — Да не важно почему, мисс, но очень хорошо, что вы будете ужинать внизу. Ваше место там. Мы все вчера заметили, что вы были красивее всех остальных дам на приеме, — ответила Дженни.
   — Спасибо, — улыбнулась Атейла. Они выбрали серебристо-белое платье, в котором Атейла казалась совсем молоденькой. Ей казалось, что графу такой и хотелось ее видеть: молодой и не тронутой никем до него.
   Когда она уже была готова, девушка на секунду остановилась перед зеркалом. Ее показалось, что глаза так ясно говорят о счастье и любви, что, пожалуй, граф поступает мудро, отсылая ее. Невозможно было бы скрыть, что они любят друг Друга.
   — Я люблю его! Я люблю его! — прошептала она своему отражению и вышла из комнаты. В коридоре она встретила Дженни.
   — Да, кстати, мисс, я совсем забыла, ведь вам пришло письмо. Сегодня, после обеда. Я положила его на камин.
   — Письмо? — удивилась Атейла.
   — Да, мисс, с иностранной маркой. Вы же заходили в комнату ее светлости, я думала, вы заметите его.
   Атейла прошла в детскую и взяла письмо, которое лежало рядом с каминными часами. Как она и ожидала, оно было из Танжера. Почему-то Атейла решила, что оно от графини. Ей было страшно вскрывать его. Она боялась прочесть что-то, что могло испортить им с графом этот вечер. Но и спуститься к нему, не прочитав письмо, она не могла.
   Медленно, потому что пальцы у нее дрожали, Атейла вскрыла конверт. Там лежал тонкий, сложенный пополам листок бумаги. Развернув его, девушка узнала почерк отца Игнатия.
   Она подумала, как он добр, что не забыл о ней, и начала читать письмо, написанное мелким красивым почерком. +++
   Моя дорогая Атейла, Я молюсь Господу, чтобы он помог вам благополучно добраться до Англии. Надеюсь, что ты уже в Рот-Касле и что граф был рад вновь увидеть свою дочь.
   К сожалению, поводом для моего письма послужили весьма печальные события. Вчера умерла графиня, завтра состоятся ее похороны.
   Доктор считает, что у нее было сильно поражено легкое и не было никакой надежды, что она поправится. Туберкулез, увы, отнимает жизнь у многих людей, потому что лекарства от него не существует.
   Я надеюсь, ты сумеешь сообщить Фелисити о смерти ее матери как можно осторожнее. Все мы знаем, как бедная женщина любила девочку, и Фелисити очень любила свою маму. Но теперь она с отцом, и я думаю, что это Господь в неизреченной мудрости своей сделал так, чтобы дитя могло вернуться на родину, прежде чем случилось несчастье.
   Напиши мне, если у тебя будет время. Ты знаешь, я молюсь за тебя каждый день, чтобы Господь не оставил тебя, а Его любовь бесконечна.
   Остаюсь, моя дорогая Атейла, твой во Христе отец Игнатий. +++
   Атейла перечитала письмо, с трудом веря, что эти строки не плод ее воображения. Потом перечитала еще раз. Когда наконец она убрала письмо обратно в конверт, она была полна уверенности, что отец Игнатий прав: Господь не оставил ее. Будущее представилось ей, наполненным счастьем и светом.
 
   Граф посмотрел на Атейлу и нежно сказал:
   — Я думаю, дорогая, нам пора ехать.
   — Да, конечно, — ответила Атейла.
   Она до сих пор не могла поверить, что стала женой графа и что через несколько минут они покинут замок, чтобы отправиться в свадебное путешествие.
   Они обвенчались в маленькой церквушке в парке. Фелисити разрешили быть подружкой невесты и дали подержать ее букет, пока граф надевал кольцо на палец Атейлы.
   Служба была простая и недолгая, но ее искренность глубоко отзывалась в сердце девушки. Ей слышалось пение ангелов, и райские врата, казалось, распахнулись перед влюбленными.
   Прочитав письмо отца Игнатия, граф решил, что они должны пожениться немедленно, втайне от всех. О смерти Надин он решил сообщить позже, после возвращения из свадебного путешествия.
   — Насколько я знаю, имя Надин практически не упоминалось в светских кругах в последние три года, — сказал он Атейле. — Надеюсь, все подумают, что она умерла еще до того, как Фелисити вернулась в Рот-Касл, и сочтут, что, как любой свободный мужчина, я имел право жениться.
   Он засмеялся и добавил:
   — А главное, мое сокровище, ты станешь моей женой и мы будем вместе до конца жизни.
   Он поцеловал ее, и все вопросы исчезли сами собой. Она лишь хотела, чтобы его объятия навсегда избавили ее от страха перед будущим.
   Вдова, как и ожидал граф, обрадовалась известию об их свадьбе.
   — Ты действительно полна сюрпризов, дитя мое, — сказала она Атейле, — но я всегда знала, что ты не простая гувернантка, какой хотела казаться.
   — Я очень хотела бы, чтобы вы узнали моего отца, — ответила Атейла. — Уверена, он мог бы заинтересовать и развлечь вас гораздо лучше, чем я.
   — Я живу сейчас лишь для того, — ответила вдова, — чтобы увидеть, как бегает по замку сын Вейлора. — А потом я раздам все свои драгоценности: половину ему, половину Фелисити.
   — Вы должны жить еще долго, чтобы ваш правнук мог наслаждаться вашим обществом, так же как и я.
   — Я, конечно, уже слишком стара для подобных комплиментов, но все-таки надеюсь услышать еще не один, прежде чем сойду в могилу.
   Они рассмеялись, потом старая леди поцеловала Атейлу и сказала графу:
   — А теперь идите и наслаждайтесь жизнью. Я присмотрю за замком до вашего возвращения.
   — А я присмотрю за вами, бабушка, — добавила Фелисити, — и я буду очень, очень хорошей, чтобы не расстраивать мою новую маму, потому что я ее очень люблю.
   Атейла была так тронута словами девочки, что слезы показались у нее на глазах. Почувствовав это, граф положил руку ей на плечо и сказал:
   — Мы знаем, что можем быть спокойны. А Фелисити посмотрит и за нашими лошадьми, не так ли, моя куколка?
   Он поднял ее на руки, и девочка крепко обняла его.
   — Я буду следить, чтобы Джексон не забывал прогуливать их. Когда вы вернетесь, они будут в полном порядке.
   — Не сомневаюсь, — улыбнулся граф и поцеловал Фелисити.
   Атейла подумала, что наконец он перестал стесняться проявлять свою любовь.
   — Я была права, в замке не хватало именно любви, теперь здесь царит гармония, — сказала она сама себе.
   Все слуги вышли на крыльцо, чтобы попрощаться с ними. Когда Атейла и граф начали спускаться, Фелисити первая кинула в них пригоршню розовых лепестков, а потом целый ливень лепестков и риса, которые были символом плодородия, обрушился на них.
   Наконец они сели в экипаж, и он медленно двинулся по парку.
   — Тебе понравилась наша свадьба, дорогая? — спросил граф. — Я всегда мечтал именно о такой. Сегодня мне казалось, что наша любовь затопила всю церковь.
   — Я чувствовала то же самое, — прошептала Атейла.
   Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.
   — Я знал, что ты это чувствуешь! Я знаю все о тебе и даже удивляюсь, насколько совпадают наши мысли.
   — Пусть так будет всегда, любимый! — сказала Атейла.
 
   Ночью, специально заказанный для них поезд остановился на запасных путях, чтобы их не беспокоил стук колес. Они лежали рядом на огромной кровати, которая занимала купе почти целиком.
   — Я люблю тебя так сильно… так сильно, а то, что ты заставил меня почувствовать… это так чудесно, что ни французский, ни арабский языки не смогут передать эти волшебные ощущения… — шептала Атейла.
   — А зачем нам слова? — спросил тихо граф. — Скажи только, ты счастлива?
   — Да, так счастлива, что мне кажется, я парю в небесах, — страстно ответила Атейла.
   — Не пугай меня, — засмеялся граф. — Впрочем, я держу тебя так крепко, что не дам тебе улететь!
   Он задумался о чем-то, а потом сказал.
   — Воистину пути Господни неисповедимы! Я до сих пор не могу поверить, что все это случилось со мной! И я ли это вообще!
   — О, как же я люблю тебя! Нет мужчины на свете красивее, чем ты.
   — Ты так не думала, когда мы впервые повстречались.
   — Я боялась тебя, но даже тогда я думала, что не встречала никого красивее и мужественнее, чем ты.
   Она помолчала, а потом добавила:
   — За ужином, в тот вечер, когда приезжал принц Уэльский, мне показалось, что не он, а ты королевской крови.
   — Ты льстишь мне! — воскликнул граф. — Но я тоже знал, хотя и не решался признаться в этом даже самому себе, что ты с первой нашей встречи стала королевой моего сердца.
   — А теперь ты льстишь мне. Я никогда не хотела быть королевой и сейчас не хочу. Для меня гораздо важнее быть твоей женой.
   В темноте губы графа нашли ее нежные податливые губы, и, когда коснулись их, небывалый вихрь чувств захватил влюбленных.
   Он прижал ее к груди, чувствуя, как жарко разгорается пламя их любви.
   Любовь переполняла их, сливая воедино души и тела.
   Эта любовь была священна. Атейла чувствовала, как потоки света омывают ее, пронизывают тело с ног до головы, как пламя страсти возносит ее все выше и выше, туда, где не было никого и ничего, кроме них.
   — Ты моя! — слышала она срывающийся шепот любимого. — Ты моя единственная! Мы всегда будем вместе, и ничто не сможет разлучить нас.
   — Я… твоя! Только… люби… меня… Люби меня… Твоя… Навсегда.
   Огонь страсти разгорался в них все ярче, и не было вокруг ничего, кроме яркого света и пения ангелов.