Страница:
Сорильда всегда интересовалась политикой; забрасывая графа вопросами, она замечала, что ему явно нравилось излагать свои взгляды перед аудиторией пусть и небольшой, но чрезвычайно внимательной.
Радовало ее и то, что в Уинсфорд-парке находился Питер Лансдаун.
Рядом с ним граф становился проще и не казался таким надменным, потому что Питер поддразнивал его и часто подсмеивался над его раздраженным тоном и хмурым взглядом.
«К тому же он очень добр ко мне», — призналась себе Сорильда.
Уже через два-три дня пребывания в Уинсфорд-парке Сорильда заметила, что чувствует себя свободнее и гораздо счастливее, чем ожидала, и причина тому его присутствие.
Стояла прекрасная погода. Даже в газетах писали о необычайно теплом мае.
Из светской хроники в «Тайме» Сорильда знала, что лондонский сезон в полном разгаре, что благодаря Выставке устраивается больше балов и приемов, чем в прежние годы.
Ей было странно, что граф, который, как сказал ей мистер Бернем, получил огромное количество приглашений, пожелал уехать из города.
Она ловила себя на том, что снова задумывается: не связано ли это с ее тетушкой, но граф ни разу не упоминал ее имени, да и между Уинсфорд-парком и герцогским замком не замечалось никакого сообщения.
— И слава Богу! — вырвалось у Сорильды, когда она была у себя в спальне.
Девушка не забыла выражения глаз герцогини на открытии Выставки и понимала, что та, находясь сейчас в замке, ненавидит ее всеми фибрами души за то, что она замужем за человеком, к которому так страстно стремилась герцогиня.
«Наверно, ее следовало бы пожалеть, — подумала Сорильда. — Но мне не жаль ее! Она вышла замуж за дядю Эдмунда и должна постараться быть счастлива с ним. Он ее обожает — во всяком случае, обожал до этого происшествия».
Ей было любопытно, каково чувствовать, что тебя обожает твой муж; порою, задумавшись, она ловила себя на том, что ее занимает: какие слова граф говорил Айрис, когда ласкал ее, и как ему удалось настолько покорить леди Алисон.
— Мужчина не должен быть таким красивым, — пробормотала она. — Это несправедливо по отношению к глупым женщинам, которые так легко теряют голову!
Сорильда подошла к застекленной двери, которая открывалась на террасу с каменной балюстрадой, идущей вдоль дома с этой стороны. Ступеньки террасы вели в регулярный парк, разбитый, как пояснил ей граф, по образцу Версальского парка.
Солнце уже скрылось за деревьями, но было еще светло. Наступил тот удивительный миг вечерних сумерек, когда гаснет дневной свет, но звезды еще не появились.
Сорильде всегда казалось, что в этот момент душа ее покидает тело и устремляется в невидимый мир, который она могла только чувствовать, мир, в котором она ощущала близкое присутствие матери.
Она вышла на террасу, захваченная красотой окружающей природы, растворяясь в ней, становясь ее частью. Совершенно неожиданно, так что она вздрогнула, Сорильда услышала внизу какой-то слабый звук. Наклонившись над балюстрадой, она увидела мальчугана.
— Вы, что ли, графиней будете? — спросил он.
— Да, я, — подтвердила Сорильда. — А ты кто такой и что ты здесь делаешь?
— Мне ведено передать, чтоб вы, не медля, пришли!
— Но почему?
— Пес ваш зашибся.
— Дрейк? С ним что-то случилось? — воскликнула Сорильда. — Где он?
— Я сведу вас.
По ступенькам террасы она сбежала к поджидавшему ее мальчику.
— Скоренько, миссис!
Сорильда подхватила пышные юбки, взявшись за пластинки китового уса под ними, чтобы двигаться быстрее. Мальчик несся впереди, а она едва поспевала за ним.
Пробежав через весь регулярный парк, он завернул за высокую тисовую изгородь, которая отделяла одну из лужаек от начинавшегося дальше кустарника.
Задыхаясь, Сорильда бежала следом за мальчиком и ломала голову над тем, что же могло случиться. Должно быть, что-то серьезное, если Генри послал за ней мальчика.
Они были уже довольно далеко от дома, когда Сорильда пожалела, что не задержалась и не попросила графа пойти вместе с ней.
Если с Дрейком что-то случилось, он бы обязательно сообразил, что делать. Из разговоров с графом Сорильда поняла, что он много знает не только о лошадях, но и о собаках.
Ей припомнилось, как Хаксли когда-то сказал: «Скажу только одно, мисс Сорильда. Граф не просто держит лошадей, он понимает их, чего не скажешь о других джентльменах, увозящих домой призы!»
Из уст Хаксли это была высокая похвала! «Если с Дрейком что-то стряслось, граф будет знать, как его вылечить», — подумала она и начала прикидывать, далеко ли еще до места, где пострадала собака. Пока они пробирались между кустами, уже почти совсем стемнело. Но вот на фоне темнеющего неба появился силуэт развалин старинного аббатства.
Первоначально на месте Уинсфорд-парка располагался большой и процветающий монастырь, который пришел в запустение после указа Генриха VII о роспуске монастырей.
Руины аббатства, где когда-то молились монахи, сохранились до сих пор. Крыша рухнула, но оставались три стены. Граф показал Сорильде это место во время верховой прогулки, и она сочла его очень романтичным.
«Место красивое, — согласился граф с улыбкой. — Оно привлекает множество посетителей, это страшно возмущает моих лесников, утверждающих, что те распугивают дичь, и садовников — они жалуются, что здесь остается много мусора».
«Я понимаю тех, кто приезжает сюда, — отозвалась Сорильда. — Эти руины притягивают к себе. У меня такое впечатление, что здесь все еще сохраняется атмосфера святого места».
«Сорильда права, — сказал Питер Лансдаун. — Если бы ты, Шолто, был человеком богобоязненным, ты бы восстановил его и разрешил, как и прежде, проводить богослужения».
«Этого я делать не собираюсь, — твердо ответил граф. — К тому же, как ты и сам хорошо знаешь, ничто не приводит дам в больший восторг, чем руины, и они старательно запечатлевают их на отвратительных сентиментальных акварельках!»
Он говорил с таким пренебрежением, что и Питер Лансдаун, и Сорильда расхохотались.
«Обещаю вам, — сказала она, — но рисовать руины, да и акварели я не стану!»
«Радуйся, что тебе не придется вставлять в рамку плоды стараний Сорильды!»— заявил Питер Лансдаун, обращаясь к графу.
«Ни в одном моем доме не будет никаких акварелей!»— решительно объявил граф; Питер Лансдаун рассмеялся и начал поддразнивать его, называя старомодным.
Еще несколько минут, и мальчик добрался до руин. К тому времени Сорильда совсем запыхалась.
— Где же… Дрейк? Где… он? — с трудом проговорила она.
Они пробирались сквозь кусты с молодыми листочками, густо растущими там, где когда-то располагалась центральная часть монастырской церкви. Вокруг виднелись только обвалившиеся стены.
— Он там! — ответил мальчик, указывая на землю. Сорильда встала рядом с ним и с удивлением увидела, что он указывает на грубые ступени, ведущие прямо в землю.
Мгновение она недоверчиво смотрела на них, а потом поняла! Перед ней находился старый монастырский склеп; должно быть, по какой-то неведомой причине Дрейк свалился туда.
Она заглянула в темную дыру и в глубине заметила слабый свет.
— Дрейк что, внизу? — спросила она. — А где же Генри с другими собаками?
Мальчик не ответил, а просто махнул рукой, и поскольку Сорильда поняла, что большего от него не добиться, она подобрала платье повыше и осторожно начала спускаться вниз.
Она спускалась, как на яхте, повернувшись лицом к ступеням и придерживаясь за них.
Это было непросто: мешал кринолин, да и сами ступеньки, грубые и полуразрушенные от времени, были неровными. Каждый раз, прежде чем спуститься ниже, Сорильда проверяла ногой, устойчиво ли держится ступенька. Но вот наконец ступеньки кончились.
Она взглянула вверх и на фоне неба увидела голову мальчика, смотревшего на нее. Затем она повернулась и убедилась, что свет ей не почудился.
Он шел откуда-то из глубины склепа, и Сорильда пошла на него, с тревогой думая, что Дрейка, видимо, оттащили от ступенек туда, где Генри мог положить его и проверить, насколько тяжело он пострадал.
«Может быть, он сломал лапу; тогда ему очень больно», — сказала она себе.
Полы в склепе были каменными, и теперь она могла быстро двигаться. Дойдя до кирпичной колонны, она увидела горящую свечу. Свеча стояла на полу и, что самое удивительное, освещала пустое пространство!
Сорильда с изумлением огляделась вокруг. Не было ни Генри, ни Дрейка, ни других собак.
— Генри, где вы?
В пустынном склепе голос гулко прозвучал и вернулся к ней призрачным эхом, отчего ей стало довольно жутко.
— Генри! Дрейк!
Ей вдруг пришло в голову, что если Дрейк жив и не потерял сознание, по крайней мере, должен откликнуться на ее голос.
— Дрейк! Дрейк! — звала она, но ответом была тишина.
— Нельсон! Роджер! Ройял! Со страхом слушала Сорильда, как эхо вновь и вновь повторяет ее собственный голос; ей стало понятно, что в склепе, кроме нее, никого нет.
По-видимому, после того как Генри послал за нею мальчика, ему удалось поднять Дрейка наверх. К этому времени он наверняка уже вернулся в дом — они просто разминулись.
Конечно, ее беспокоило, что же случилось на самом деле, но она полагала, что в первый момент, когда произошло несчастье, Генри запаниковал и послал за нею. Позднее он, должно быть, сообразил, что и сам справится.
«Дрейк уже дома, — догадалась Сорильда. — Чем быстрее я вернусь, тем лучше».
Она подошла к тому месту, где начинались ступени, и взглянула наверх, ожидая увидеть голову мальчика, но вместо неба увидела сплошную темноту.
Только через несколько секунд она сообразила, что смотрит на закрытую дверь склепа когда она спускалась вниз, обе половинки железной двери были распахнуты настежь, но теперь оказались закрытыми. «Странно», — подумала Сорильда. — Открой дверь! — крикнула она. — Я поднимаюсь. Ответа не последовало. Сорильда начала с трудом подниматься по ступенькам. Оказалось, что в кринолине подниматься легче, чем спускаться.
Поднявшись на пять ступенек, она почти уперлась головой в железную дверь.
— Открывай! — приказала она и одновременно с этим правой рукой толкнула одну половинку.
Холодная дверца не поддавалась. Она толкнула сильнее, левой рукой держась за верхнюю ступеньку.
Затем внезапно она поняла, что все ее старания бесполезны. Дверцы склепа закрыты. Она видела этот склеп раньше и теперь вспомнила, что дверцы закрывались на прочный засов.
На несколько мгновений Сорильда застыла на месте с запрокинутой головой, а затем очень медленно сошла вниз и вновь встала на каменный пол.
Что же произошло?
Зачем ее сюда заманили?
Где Дрейк?
И вдруг она все поняла так же ясно, как если бы кто-то сказал ей об этом. С Дрейком ничего не случилось, а она заперта в склепе!
Может пройти много времени, прежде чем кто-нибудь ее найдет!
Эта мысль так ее напугала, что Сорильда вернулась к месту, где горела свеча, и тревожно взглянула на нее.
Свеча была маленькой и, должно быть, горела уже давно. Когда она догорит, Сорильда окажется в темноте!
Придя в ужас от этой мысли, Сорильда закричала изо всех сил:
— Помогите! Помогите!
«Нельзя впадать в панику! — успокаивала она себя. — Нужно спокойно обдумать, что можно сделать, как отсюда выбраться».
Эта мысль заставила ее вспомнить, как отчаянно она жаждала вырваться на свободу из замка — только для того, чтобы теперь стать пленницей в склепе разрушенного аббатства!
«Меня найдут, — убеждала она себя, — но когда?»
Граф говорил, что люди часто приезжали полюбоваться руинами. Но для пикников было еще слишком холодно; к тому же она опасалась, что «множество посетителей»в его представлении на самом деле состояло всего лишь из двух-трех небольших групп в месяц.
Сорильда перевела дыхание. Если она пробудет здесь долгое время, то вполне может умереть от холода, голода и темноты.
При одной только мысли об этом она поежилась. Она так спешила на помощь Дрейку, что, спускаясь в склеп, даже не заметила, до чего здесь холодно. Теперь же, очутившись взаперти под землей, она почувствовала, как поднимающийся от каменного пола холод словно высасывает тепло из ее тела.
— Помогите! Помогите!
В панике, с которой ей было не справиться, она кинулась по ступенькам наверх и изо всех сил начала толкать закрытые железные дверцы.
Безнадежно, совершенно безнадежно! Зловещей змеей страх зашевелился у нее в груди.
— Никто не найдет меня, и я умру здесь одна-одинешенька. Нет! Шолто спасет меня!
В тот момент, когда Сорильда почти шепотом произносила имя графа, она поняла, почему оказалась здесь взаперти.
Ненависть заставила герцогиню действовать. Это она заманила Сорильду сюда на верную смерть!
Это герцогиня, желавшая, чтобы граф был свободен, придумала такой дьявольский план ради осуществления своих желаний!
Сорильда спустилась вниз, села на нижнюю ступеньку и закрыла лицо руками.
«Что же делать? — она была в полном смятении. — Господи, что же мне делать?»
Граф вошел в холл, за ним следовал Питер Лансдаун. Оба выглядели усталыми до изнеможения. Граф велел заторопившемуся навстречу дворецкому:
— Немедленно принесите что-нибудь поесть и распорядитесь, чтобы через полчаса подали свежих лошадей!
— Очень хорошо, милорд. Вы что-нибудь выпьете?
— Бренди! — ответил граф.
— Оно уже здесь, милорд. Дворецкий поспешил открыть дверь в библиотеку. Граф вошел в комнату и бросился в одно из кресел возле камина. Питер Лансдаун остановился, откинул волосы со лба, опустился в соседнее кресло и вытянул ноги.
Они взяли бокалы с бренди, налитые дворецким.
— Вы будете переодеваться, милорд?
— Нет, я пообедаю так, как есть, — отозвался граф. — Мистер Лансдаун тоже. После того как дворецкий вышел, граф сказал:
— Где еще искать ее? По-моему, за вчерашний и сегодняшний день мы осмотрели все поместье.
— Ты по-прежнему считаешь, что она не сбежала?
— Прямо так, в чем была?
— Мы уже обсуждали все это раньше, — ответил Питер Лансдаун. — Она определенно не выглядела несчастной. В тот вечер за обедом она с удовольствием слушала наш разговор, да и уйти из дома могла только пешком.
Граф сделал еще глоток и произнес:
— Ты можешь смеяться надо мной, но у меня такое чувство, что случилось что-то страшное — ужасное. Я не могу объяснить, но все время об этом думаю.
Питер Лансдаун удивленно взглянул на него.
— Но что? — спросил он.
— Я не знаю! Если б знал, то сделал бы что-нибудь, но я просто не знаю. Мы должны найти Сорильду, и предчувствие говорит мне, что нужно торопиться!
Питер Лансдаун беспомощно развел руками. Накануне целый день они с графом ездили верхом по всем лугам и лесам, заглянули на каждую ферму и почти в каждый дом обширного поместья.
Лесники и дровосеки тоже приступили к поиску, как только граф решил объявить об исчезновении жены.
В тот вечер граф и Питер Лансдаун, вернувшись из конюшни в столовую, не застали там Сорильды и решили, что Сорильда отправилась спать.
Поздно ночью граф услышал, как собака скулит и скребется в дверь, и заинтересовался, в чем дело.
Сначала он решил, что это одна из собак, спящих в его комнате, но потом сообразил, что звуки доносятся из соседней комнаты, где была спальня Сорильды.
Он знал, что с ней Дрейк, и ему показалось странным: пес так себя ведет, а она не делает никаких усилий его успокоить.
Какое-то время граф лежал, прислушиваясь, а затем решил, что, видимо, что-то случилось.
Испытывая некоторое смущение оттого, что Сорильда может превратно истолковать его приход, он встал с постели, надел халат и подошел к двери между спальнями.
Он постучал; Дрейк мгновенно перестал скулить и залаял. «Сорильда, вы не спите?» Ответа не последовало. Дрейк залаял громче. Граф попытался войти, но дверь оказалась заперта. Он вышел в коридор и оттуда вошел в спальню Сорильды. Дрейк опять начал скрестись и поскуливать, но как только граф открыл дверь, пес бросился к нему, возбужденно прыгая. «Что случилось, приятель? — спросил граф. — Что тебя беспокоит?»
Он бросил взгляд на кровать. В комнате горели свечи и было видно, что постель пуста; Ночная сорочка Сорильды лежала на кресле рядом с халатом. Граф был сбит с толку и не мог понять, что случилось. Вернувшись к себе, он вызвал камердинера.
Прошло какое-то время, прежде чем через камердинера, разбудившего экономку, которая подняла горничную Сорильды, он выяснил, что графиня не вызывала ее, чтобы помочь разоблачиться.
Собственно говоря, никто в доме не видел Сорильду наверху после того, как она спустилась к обеду.
С помощью ночных сторожей граф обыскал весь дом; на рассвете он разбудил Питера Лансдауна.
«В гостиной была открыта дверь на террасу, — сказал граф. — Мне кажется, что она вышла в парк прогуляться, и произошел какой-то несчастный случай. Мы начнем поиск, а я пошлю лакея, чтобы он разбудил садовников».
Весь день они искали Сорильду, но она пропала бесследно.
То же самое повторилось и на следующий день. Когда в полдень они меняли измученных коней на свежих, Питер Лансдаун видел, что граф устал не меньше его, но никто из них не собирался сдаваться.
— Где же она, черт возьми? — воскликнул граф. — Если бы поблизости были зыбучие пески, она могла бы упасть туда, но здесь нет ничего подобного, а озеро, как ты сам знаешь, не настолько глубокое, чтобы в нем можно было утонуть.
— К тому же Сорильда говорила мне, что умеет плавать. Нет ли здесь какого-нибудь опасного колодца? — спросил Питер Лансдаун.
— Если и есть, то я никогда не слыхал о нем, — ответил граф. — В колодце, которым мы пользуемся, установлен механический насос, так что никто не может туда упасть, пока не сдвинет этот механизм.
— Что же тогда… — устало заговорил Питер Лансдаун, но отворилась дверь, и вошел дворецкий.
— Извините меня, милорд, но Бетси спрашивает, не примите ли вы ее.
— Бетси? — вопросительно повторил граф.
— Это одна из служанок с кухни, милорд. Она говорит, что должна что-то сообщить лично вашей милости, и я думаю, это касается ее милости.
— Пришлите ее сюда, — быстро сказал граф.
— Хорошо, милорд.
Дворецкий удалился. Питер Лансдаун медленно поднялся на ноги.
— Пойду умоюсь, — сказал он. — Думаю, тебе лучше одному выслушать эту девушку. Ее может смутить мое присутствие.
— Не представляю, что она может сказать мне, — заметил граф.
— Любой ключ к разгадке лучше, чем ничего, — отозвался Питер Лансдаун, направляясь к двери. Граф ждал. Прошло несколько минут, прежде чем дворецкий объявил:
— Бетси, милорд.
Граф наблюдал, как Бетси вошла в комнату. Он увидел миловидную девушку лет семнадцати — восемнадцати. Она побледнела от страха и крепко сжала руки, лежавшие поверх белого передника. Девушка слегка присела в реверансе.
— Тебя зовут Бетси? — спокойным голосом спросил граф.
— Да, милорд.
— Как я понимаю, ты что-то хотела рассказать мне.
— Может, это ничего и не даст, милорд, но я таки думаю, что должна рассказать вам, ваша милость.
— Я буду очень благодарен за любые сведения, которые помогут мне отыскать ее милость. Как ты знаешь, она исчезла самым таинственным образом, и я не могу не думать, что произошло какое-то несчастье.
— Да, милорд, на кухне так и говорят. Наступило молчание. Бетси явно искала подходящие слова. Граф, ободряюще сказал:
— Расскажи мне все, что сможешь припомнить. Никогда не угадаешь, какая мелочь направит на нужный след.
— Да, милорд. Одним словом, в тот вечер, когда исчезла ее милость, Джим привез для вашей милости записку из замка.
— Кто такой Джим?
— Это грум из замка, милорд. Я знаю его всю жизнь — мы с ним любим друг друга.
Слова эти звучали тревожно; граф заметил, с каким испугом Бетси смотрела на него.
— Вполне понимаю. Ты, Бетси, красивая девушка, так что у Джима явно хороший вкус. Слова эти вызвали у Бетси слабую улыбку, и граф сказал:
— Продолжай.
— После того, как Джиму сказали, что ответа не будет, — заговорила Бетси, — я прошлась с ним по аллее. Она стиснула руки еще сильнее и продолжала:
— Мы там пробыли порядочно, милорд. Мы думаем пожениться, когда накопим денег.
— Об этом мы поговорим в другой раз, — произнес граф. — Возможно, я смогу вам помочь.
Расскажи мне, что случилось.
— Мы дошли до домика привратника, милорд, посидели немножко и вдруг увидали, как по полю кто-то скачет в нашу сторону.
Голос Бетси слегка задрожал, но она продолжала:
— Ясно, не должно было мне оставаться допоздна. Мы не хотели, чтоб нас кто заприметил, вот Джим и отвел коня за большой рододендроновый куст. Ну, и я тоже там с ним спряталась.
— Убежден, что вы поступили вполне разумно, — отозвался граф. — Так кто же ехал на лошади?
— Про это я и собиралась сказать вам, милорд. Он проехал совсем рядом с нами и выехал через ворота.
Граф ждал, не сводя глаз с лица девушки.
— Как он проехал, я Джиму и говорю: «Да ведь это Лен!»— «Точно, Лен, — отвечает Джим, — да еще и на лошади из нашей конюшни. Не знаю, что скажет на это мистер Хаксли».
— Кто такой Лен? — спросил граф, не сумев дождаться, когда Бетси перейдет к самому главному.
— Про это я и хотела сказать, милорд. Это новый грум в замке. Никто у нас его терпеть не может.
— Ты что, до того, как поступила сюда, служила в замке?
— Да, милорд, но ее светлость выгнала меня без всякой рекомендации, до чего это жестоко, мои отец с матерью едва вынесли эдакое!
— Расскажи мне о Лене, — остановил ее граф.
— Лен прибыл вместе с ее светлостью. Он живет по соседству с горничной миледи. В конюшне его ненавидят, потому как он за всеми шпионит, потом рассказывает мисс Харриет, а та доносит ее светлости.
— Кажется, я понимаю тебя, — медленно произнес граф. — Значит, Лен — во всех отношениях верный слуга герцогини.
— Да, милорд. Нам с Джимом показалось странным, что он очутился поблизости как раз тогда, когда исчезла ее милость. Ведь ее светлость ненавидит мисс Сорильду и готова на что угодно, лишь бы ей навредить.
Бетси говорила с возмущением. Граф изумленно взглянул на нее.
— Ты хочешь сказать, что Лен имеет какое-то отношение к исчезновению ее милости? — спросил он.
— Ничуть бы не удивилась, — ответила Бетси. — Ну чего он тут делал, чего ехал сюда, да еще на лошади, которую не имел права брать с конюшни?
— Кажется, я понял ход твоих рассуждений, — сказал граф. — Откуда ехал Лен, когда вы его увидели?
— Он скакал по полю, что по ту сторону от кустарника. Сдается, ехал он от старого аббатства.
— От старого аббатства!
— Была я там, милорд; до чего жуткое место. Все стены поразвалились, а когда я спустилась в склеп, так словно в могилу попала!
— Склеп! — голос графа зазвенел, и он вскочил на ноги.
— Вот куда мы не заглянули! — воскликнул он. Быстрым шагом он направился к двери, но обернулся и сказал:
— Спасибо тебе, Бетси. Если я найду ее милость, можешь готовиться к свадьбе; это я тебе обещаю.
Глава 7
Радовало ее и то, что в Уинсфорд-парке находился Питер Лансдаун.
Рядом с ним граф становился проще и не казался таким надменным, потому что Питер поддразнивал его и часто подсмеивался над его раздраженным тоном и хмурым взглядом.
«К тому же он очень добр ко мне», — призналась себе Сорильда.
Уже через два-три дня пребывания в Уинсфорд-парке Сорильда заметила, что чувствует себя свободнее и гораздо счастливее, чем ожидала, и причина тому его присутствие.
Стояла прекрасная погода. Даже в газетах писали о необычайно теплом мае.
Из светской хроники в «Тайме» Сорильда знала, что лондонский сезон в полном разгаре, что благодаря Выставке устраивается больше балов и приемов, чем в прежние годы.
Ей было странно, что граф, который, как сказал ей мистер Бернем, получил огромное количество приглашений, пожелал уехать из города.
Она ловила себя на том, что снова задумывается: не связано ли это с ее тетушкой, но граф ни разу не упоминал ее имени, да и между Уинсфорд-парком и герцогским замком не замечалось никакого сообщения.
— И слава Богу! — вырвалось у Сорильды, когда она была у себя в спальне.
Девушка не забыла выражения глаз герцогини на открытии Выставки и понимала, что та, находясь сейчас в замке, ненавидит ее всеми фибрами души за то, что она замужем за человеком, к которому так страстно стремилась герцогиня.
«Наверно, ее следовало бы пожалеть, — подумала Сорильда. — Но мне не жаль ее! Она вышла замуж за дядю Эдмунда и должна постараться быть счастлива с ним. Он ее обожает — во всяком случае, обожал до этого происшествия».
Ей было любопытно, каково чувствовать, что тебя обожает твой муж; порою, задумавшись, она ловила себя на том, что ее занимает: какие слова граф говорил Айрис, когда ласкал ее, и как ему удалось настолько покорить леди Алисон.
— Мужчина не должен быть таким красивым, — пробормотала она. — Это несправедливо по отношению к глупым женщинам, которые так легко теряют голову!
Сорильда подошла к застекленной двери, которая открывалась на террасу с каменной балюстрадой, идущей вдоль дома с этой стороны. Ступеньки террасы вели в регулярный парк, разбитый, как пояснил ей граф, по образцу Версальского парка.
Солнце уже скрылось за деревьями, но было еще светло. Наступил тот удивительный миг вечерних сумерек, когда гаснет дневной свет, но звезды еще не появились.
Сорильде всегда казалось, что в этот момент душа ее покидает тело и устремляется в невидимый мир, который она могла только чувствовать, мир, в котором она ощущала близкое присутствие матери.
Она вышла на террасу, захваченная красотой окружающей природы, растворяясь в ней, становясь ее частью. Совершенно неожиданно, так что она вздрогнула, Сорильда услышала внизу какой-то слабый звук. Наклонившись над балюстрадой, она увидела мальчугана.
— Вы, что ли, графиней будете? — спросил он.
— Да, я, — подтвердила Сорильда. — А ты кто такой и что ты здесь делаешь?
— Мне ведено передать, чтоб вы, не медля, пришли!
— Но почему?
— Пес ваш зашибся.
— Дрейк? С ним что-то случилось? — воскликнула Сорильда. — Где он?
— Я сведу вас.
По ступенькам террасы она сбежала к поджидавшему ее мальчику.
— Скоренько, миссис!
Сорильда подхватила пышные юбки, взявшись за пластинки китового уса под ними, чтобы двигаться быстрее. Мальчик несся впереди, а она едва поспевала за ним.
Пробежав через весь регулярный парк, он завернул за высокую тисовую изгородь, которая отделяла одну из лужаек от начинавшегося дальше кустарника.
Задыхаясь, Сорильда бежала следом за мальчиком и ломала голову над тем, что же могло случиться. Должно быть, что-то серьезное, если Генри послал за ней мальчика.
Они были уже довольно далеко от дома, когда Сорильда пожалела, что не задержалась и не попросила графа пойти вместе с ней.
Если с Дрейком что-то случилось, он бы обязательно сообразил, что делать. Из разговоров с графом Сорильда поняла, что он много знает не только о лошадях, но и о собаках.
Ей припомнилось, как Хаксли когда-то сказал: «Скажу только одно, мисс Сорильда. Граф не просто держит лошадей, он понимает их, чего не скажешь о других джентльменах, увозящих домой призы!»
Из уст Хаксли это была высокая похвала! «Если с Дрейком что-то стряслось, граф будет знать, как его вылечить», — подумала она и начала прикидывать, далеко ли еще до места, где пострадала собака. Пока они пробирались между кустами, уже почти совсем стемнело. Но вот на фоне темнеющего неба появился силуэт развалин старинного аббатства.
Первоначально на месте Уинсфорд-парка располагался большой и процветающий монастырь, который пришел в запустение после указа Генриха VII о роспуске монастырей.
Руины аббатства, где когда-то молились монахи, сохранились до сих пор. Крыша рухнула, но оставались три стены. Граф показал Сорильде это место во время верховой прогулки, и она сочла его очень романтичным.
«Место красивое, — согласился граф с улыбкой. — Оно привлекает множество посетителей, это страшно возмущает моих лесников, утверждающих, что те распугивают дичь, и садовников — они жалуются, что здесь остается много мусора».
«Я понимаю тех, кто приезжает сюда, — отозвалась Сорильда. — Эти руины притягивают к себе. У меня такое впечатление, что здесь все еще сохраняется атмосфера святого места».
«Сорильда права, — сказал Питер Лансдаун. — Если бы ты, Шолто, был человеком богобоязненным, ты бы восстановил его и разрешил, как и прежде, проводить богослужения».
«Этого я делать не собираюсь, — твердо ответил граф. — К тому же, как ты и сам хорошо знаешь, ничто не приводит дам в больший восторг, чем руины, и они старательно запечатлевают их на отвратительных сентиментальных акварельках!»
Он говорил с таким пренебрежением, что и Питер Лансдаун, и Сорильда расхохотались.
«Обещаю вам, — сказала она, — но рисовать руины, да и акварели я не стану!»
«Радуйся, что тебе не придется вставлять в рамку плоды стараний Сорильды!»— заявил Питер Лансдаун, обращаясь к графу.
«Ни в одном моем доме не будет никаких акварелей!»— решительно объявил граф; Питер Лансдаун рассмеялся и начал поддразнивать его, называя старомодным.
Еще несколько минут, и мальчик добрался до руин. К тому времени Сорильда совсем запыхалась.
— Где же… Дрейк? Где… он? — с трудом проговорила она.
Они пробирались сквозь кусты с молодыми листочками, густо растущими там, где когда-то располагалась центральная часть монастырской церкви. Вокруг виднелись только обвалившиеся стены.
— Он там! — ответил мальчик, указывая на землю. Сорильда встала рядом с ним и с удивлением увидела, что он указывает на грубые ступени, ведущие прямо в землю.
Мгновение она недоверчиво смотрела на них, а потом поняла! Перед ней находился старый монастырский склеп; должно быть, по какой-то неведомой причине Дрейк свалился туда.
Она заглянула в темную дыру и в глубине заметила слабый свет.
— Дрейк что, внизу? — спросила она. — А где же Генри с другими собаками?
Мальчик не ответил, а просто махнул рукой, и поскольку Сорильда поняла, что большего от него не добиться, она подобрала платье повыше и осторожно начала спускаться вниз.
Она спускалась, как на яхте, повернувшись лицом к ступеням и придерживаясь за них.
Это было непросто: мешал кринолин, да и сами ступеньки, грубые и полуразрушенные от времени, были неровными. Каждый раз, прежде чем спуститься ниже, Сорильда проверяла ногой, устойчиво ли держится ступенька. Но вот наконец ступеньки кончились.
Она взглянула вверх и на фоне неба увидела голову мальчика, смотревшего на нее. Затем она повернулась и убедилась, что свет ей не почудился.
Он шел откуда-то из глубины склепа, и Сорильда пошла на него, с тревогой думая, что Дрейка, видимо, оттащили от ступенек туда, где Генри мог положить его и проверить, насколько тяжело он пострадал.
«Может быть, он сломал лапу; тогда ему очень больно», — сказала она себе.
Полы в склепе были каменными, и теперь она могла быстро двигаться. Дойдя до кирпичной колонны, она увидела горящую свечу. Свеча стояла на полу и, что самое удивительное, освещала пустое пространство!
Сорильда с изумлением огляделась вокруг. Не было ни Генри, ни Дрейка, ни других собак.
— Генри, где вы?
В пустынном склепе голос гулко прозвучал и вернулся к ней призрачным эхом, отчего ей стало довольно жутко.
— Генри! Дрейк!
Ей вдруг пришло в голову, что если Дрейк жив и не потерял сознание, по крайней мере, должен откликнуться на ее голос.
— Дрейк! Дрейк! — звала она, но ответом была тишина.
— Нельсон! Роджер! Ройял! Со страхом слушала Сорильда, как эхо вновь и вновь повторяет ее собственный голос; ей стало понятно, что в склепе, кроме нее, никого нет.
По-видимому, после того как Генри послал за нею мальчика, ему удалось поднять Дрейка наверх. К этому времени он наверняка уже вернулся в дом — они просто разминулись.
Конечно, ее беспокоило, что же случилось на самом деле, но она полагала, что в первый момент, когда произошло несчастье, Генри запаниковал и послал за нею. Позднее он, должно быть, сообразил, что и сам справится.
«Дрейк уже дома, — догадалась Сорильда. — Чем быстрее я вернусь, тем лучше».
Она подошла к тому месту, где начинались ступени, и взглянула наверх, ожидая увидеть голову мальчика, но вместо неба увидела сплошную темноту.
Только через несколько секунд она сообразила, что смотрит на закрытую дверь склепа когда она спускалась вниз, обе половинки железной двери были распахнуты настежь, но теперь оказались закрытыми. «Странно», — подумала Сорильда. — Открой дверь! — крикнула она. — Я поднимаюсь. Ответа не последовало. Сорильда начала с трудом подниматься по ступенькам. Оказалось, что в кринолине подниматься легче, чем спускаться.
Поднявшись на пять ступенек, она почти уперлась головой в железную дверь.
— Открывай! — приказала она и одновременно с этим правой рукой толкнула одну половинку.
Холодная дверца не поддавалась. Она толкнула сильнее, левой рукой держась за верхнюю ступеньку.
Затем внезапно она поняла, что все ее старания бесполезны. Дверцы склепа закрыты. Она видела этот склеп раньше и теперь вспомнила, что дверцы закрывались на прочный засов.
На несколько мгновений Сорильда застыла на месте с запрокинутой головой, а затем очень медленно сошла вниз и вновь встала на каменный пол.
Что же произошло?
Зачем ее сюда заманили?
Где Дрейк?
И вдруг она все поняла так же ясно, как если бы кто-то сказал ей об этом. С Дрейком ничего не случилось, а она заперта в склепе!
Может пройти много времени, прежде чем кто-нибудь ее найдет!
Эта мысль так ее напугала, что Сорильда вернулась к месту, где горела свеча, и тревожно взглянула на нее.
Свеча была маленькой и, должно быть, горела уже давно. Когда она догорит, Сорильда окажется в темноте!
Придя в ужас от этой мысли, Сорильда закричала изо всех сил:
— Помогите! Помогите!
«Нельзя впадать в панику! — успокаивала она себя. — Нужно спокойно обдумать, что можно сделать, как отсюда выбраться».
Эта мысль заставила ее вспомнить, как отчаянно она жаждала вырваться на свободу из замка — только для того, чтобы теперь стать пленницей в склепе разрушенного аббатства!
«Меня найдут, — убеждала она себя, — но когда?»
Граф говорил, что люди часто приезжали полюбоваться руинами. Но для пикников было еще слишком холодно; к тому же она опасалась, что «множество посетителей»в его представлении на самом деле состояло всего лишь из двух-трех небольших групп в месяц.
Сорильда перевела дыхание. Если она пробудет здесь долгое время, то вполне может умереть от холода, голода и темноты.
При одной только мысли об этом она поежилась. Она так спешила на помощь Дрейку, что, спускаясь в склеп, даже не заметила, до чего здесь холодно. Теперь же, очутившись взаперти под землей, она почувствовала, как поднимающийся от каменного пола холод словно высасывает тепло из ее тела.
— Помогите! Помогите!
В панике, с которой ей было не справиться, она кинулась по ступенькам наверх и изо всех сил начала толкать закрытые железные дверцы.
Безнадежно, совершенно безнадежно! Зловещей змеей страх зашевелился у нее в груди.
— Никто не найдет меня, и я умру здесь одна-одинешенька. Нет! Шолто спасет меня!
В тот момент, когда Сорильда почти шепотом произносила имя графа, она поняла, почему оказалась здесь взаперти.
Ненависть заставила герцогиню действовать. Это она заманила Сорильду сюда на верную смерть!
Это герцогиня, желавшая, чтобы граф был свободен, придумала такой дьявольский план ради осуществления своих желаний!
Сорильда спустилась вниз, села на нижнюю ступеньку и закрыла лицо руками.
«Что же делать? — она была в полном смятении. — Господи, что же мне делать?»
Граф вошел в холл, за ним следовал Питер Лансдаун. Оба выглядели усталыми до изнеможения. Граф велел заторопившемуся навстречу дворецкому:
— Немедленно принесите что-нибудь поесть и распорядитесь, чтобы через полчаса подали свежих лошадей!
— Очень хорошо, милорд. Вы что-нибудь выпьете?
— Бренди! — ответил граф.
— Оно уже здесь, милорд. Дворецкий поспешил открыть дверь в библиотеку. Граф вошел в комнату и бросился в одно из кресел возле камина. Питер Лансдаун остановился, откинул волосы со лба, опустился в соседнее кресло и вытянул ноги.
Они взяли бокалы с бренди, налитые дворецким.
— Вы будете переодеваться, милорд?
— Нет, я пообедаю так, как есть, — отозвался граф. — Мистер Лансдаун тоже. После того как дворецкий вышел, граф сказал:
— Где еще искать ее? По-моему, за вчерашний и сегодняшний день мы осмотрели все поместье.
— Ты по-прежнему считаешь, что она не сбежала?
— Прямо так, в чем была?
— Мы уже обсуждали все это раньше, — ответил Питер Лансдаун. — Она определенно не выглядела несчастной. В тот вечер за обедом она с удовольствием слушала наш разговор, да и уйти из дома могла только пешком.
Граф сделал еще глоток и произнес:
— Ты можешь смеяться надо мной, но у меня такое чувство, что случилось что-то страшное — ужасное. Я не могу объяснить, но все время об этом думаю.
Питер Лансдаун удивленно взглянул на него.
— Но что? — спросил он.
— Я не знаю! Если б знал, то сделал бы что-нибудь, но я просто не знаю. Мы должны найти Сорильду, и предчувствие говорит мне, что нужно торопиться!
Питер Лансдаун беспомощно развел руками. Накануне целый день они с графом ездили верхом по всем лугам и лесам, заглянули на каждую ферму и почти в каждый дом обширного поместья.
Лесники и дровосеки тоже приступили к поиску, как только граф решил объявить об исчезновении жены.
В тот вечер граф и Питер Лансдаун, вернувшись из конюшни в столовую, не застали там Сорильды и решили, что Сорильда отправилась спать.
Поздно ночью граф услышал, как собака скулит и скребется в дверь, и заинтересовался, в чем дело.
Сначала он решил, что это одна из собак, спящих в его комнате, но потом сообразил, что звуки доносятся из соседней комнаты, где была спальня Сорильды.
Он знал, что с ней Дрейк, и ему показалось странным: пес так себя ведет, а она не делает никаких усилий его успокоить.
Какое-то время граф лежал, прислушиваясь, а затем решил, что, видимо, что-то случилось.
Испытывая некоторое смущение оттого, что Сорильда может превратно истолковать его приход, он встал с постели, надел халат и подошел к двери между спальнями.
Он постучал; Дрейк мгновенно перестал скулить и залаял. «Сорильда, вы не спите?» Ответа не последовало. Дрейк залаял громче. Граф попытался войти, но дверь оказалась заперта. Он вышел в коридор и оттуда вошел в спальню Сорильды. Дрейк опять начал скрестись и поскуливать, но как только граф открыл дверь, пес бросился к нему, возбужденно прыгая. «Что случилось, приятель? — спросил граф. — Что тебя беспокоит?»
Он бросил взгляд на кровать. В комнате горели свечи и было видно, что постель пуста; Ночная сорочка Сорильды лежала на кресле рядом с халатом. Граф был сбит с толку и не мог понять, что случилось. Вернувшись к себе, он вызвал камердинера.
Прошло какое-то время, прежде чем через камердинера, разбудившего экономку, которая подняла горничную Сорильды, он выяснил, что графиня не вызывала ее, чтобы помочь разоблачиться.
Собственно говоря, никто в доме не видел Сорильду наверху после того, как она спустилась к обеду.
С помощью ночных сторожей граф обыскал весь дом; на рассвете он разбудил Питера Лансдауна.
«В гостиной была открыта дверь на террасу, — сказал граф. — Мне кажется, что она вышла в парк прогуляться, и произошел какой-то несчастный случай. Мы начнем поиск, а я пошлю лакея, чтобы он разбудил садовников».
Весь день они искали Сорильду, но она пропала бесследно.
То же самое повторилось и на следующий день. Когда в полдень они меняли измученных коней на свежих, Питер Лансдаун видел, что граф устал не меньше его, но никто из них не собирался сдаваться.
— Где же она, черт возьми? — воскликнул граф. — Если бы поблизости были зыбучие пески, она могла бы упасть туда, но здесь нет ничего подобного, а озеро, как ты сам знаешь, не настолько глубокое, чтобы в нем можно было утонуть.
— К тому же Сорильда говорила мне, что умеет плавать. Нет ли здесь какого-нибудь опасного колодца? — спросил Питер Лансдаун.
— Если и есть, то я никогда не слыхал о нем, — ответил граф. — В колодце, которым мы пользуемся, установлен механический насос, так что никто не может туда упасть, пока не сдвинет этот механизм.
— Что же тогда… — устало заговорил Питер Лансдаун, но отворилась дверь, и вошел дворецкий.
— Извините меня, милорд, но Бетси спрашивает, не примите ли вы ее.
— Бетси? — вопросительно повторил граф.
— Это одна из служанок с кухни, милорд. Она говорит, что должна что-то сообщить лично вашей милости, и я думаю, это касается ее милости.
— Пришлите ее сюда, — быстро сказал граф.
— Хорошо, милорд.
Дворецкий удалился. Питер Лансдаун медленно поднялся на ноги.
— Пойду умоюсь, — сказал он. — Думаю, тебе лучше одному выслушать эту девушку. Ее может смутить мое присутствие.
— Не представляю, что она может сказать мне, — заметил граф.
— Любой ключ к разгадке лучше, чем ничего, — отозвался Питер Лансдаун, направляясь к двери. Граф ждал. Прошло несколько минут, прежде чем дворецкий объявил:
— Бетси, милорд.
Граф наблюдал, как Бетси вошла в комнату. Он увидел миловидную девушку лет семнадцати — восемнадцати. Она побледнела от страха и крепко сжала руки, лежавшие поверх белого передника. Девушка слегка присела в реверансе.
— Тебя зовут Бетси? — спокойным голосом спросил граф.
— Да, милорд.
— Как я понимаю, ты что-то хотела рассказать мне.
— Может, это ничего и не даст, милорд, но я таки думаю, что должна рассказать вам, ваша милость.
— Я буду очень благодарен за любые сведения, которые помогут мне отыскать ее милость. Как ты знаешь, она исчезла самым таинственным образом, и я не могу не думать, что произошло какое-то несчастье.
— Да, милорд, на кухне так и говорят. Наступило молчание. Бетси явно искала подходящие слова. Граф, ободряюще сказал:
— Расскажи мне все, что сможешь припомнить. Никогда не угадаешь, какая мелочь направит на нужный след.
— Да, милорд. Одним словом, в тот вечер, когда исчезла ее милость, Джим привез для вашей милости записку из замка.
— Кто такой Джим?
— Это грум из замка, милорд. Я знаю его всю жизнь — мы с ним любим друг друга.
Слова эти звучали тревожно; граф заметил, с каким испугом Бетси смотрела на него.
— Вполне понимаю. Ты, Бетси, красивая девушка, так что у Джима явно хороший вкус. Слова эти вызвали у Бетси слабую улыбку, и граф сказал:
— Продолжай.
— После того, как Джиму сказали, что ответа не будет, — заговорила Бетси, — я прошлась с ним по аллее. Она стиснула руки еще сильнее и продолжала:
— Мы там пробыли порядочно, милорд. Мы думаем пожениться, когда накопим денег.
— Об этом мы поговорим в другой раз, — произнес граф. — Возможно, я смогу вам помочь.
Расскажи мне, что случилось.
— Мы дошли до домика привратника, милорд, посидели немножко и вдруг увидали, как по полю кто-то скачет в нашу сторону.
Голос Бетси слегка задрожал, но она продолжала:
— Ясно, не должно было мне оставаться допоздна. Мы не хотели, чтоб нас кто заприметил, вот Джим и отвел коня за большой рододендроновый куст. Ну, и я тоже там с ним спряталась.
— Убежден, что вы поступили вполне разумно, — отозвался граф. — Так кто же ехал на лошади?
— Про это я и собиралась сказать вам, милорд. Он проехал совсем рядом с нами и выехал через ворота.
Граф ждал, не сводя глаз с лица девушки.
— Как он проехал, я Джиму и говорю: «Да ведь это Лен!»— «Точно, Лен, — отвечает Джим, — да еще и на лошади из нашей конюшни. Не знаю, что скажет на это мистер Хаксли».
— Кто такой Лен? — спросил граф, не сумев дождаться, когда Бетси перейдет к самому главному.
— Про это я и хотела сказать, милорд. Это новый грум в замке. Никто у нас его терпеть не может.
— Ты что, до того, как поступила сюда, служила в замке?
— Да, милорд, но ее светлость выгнала меня без всякой рекомендации, до чего это жестоко, мои отец с матерью едва вынесли эдакое!
— Расскажи мне о Лене, — остановил ее граф.
— Лен прибыл вместе с ее светлостью. Он живет по соседству с горничной миледи. В конюшне его ненавидят, потому как он за всеми шпионит, потом рассказывает мисс Харриет, а та доносит ее светлости.
— Кажется, я понимаю тебя, — медленно произнес граф. — Значит, Лен — во всех отношениях верный слуга герцогини.
— Да, милорд. Нам с Джимом показалось странным, что он очутился поблизости как раз тогда, когда исчезла ее милость. Ведь ее светлость ненавидит мисс Сорильду и готова на что угодно, лишь бы ей навредить.
Бетси говорила с возмущением. Граф изумленно взглянул на нее.
— Ты хочешь сказать, что Лен имеет какое-то отношение к исчезновению ее милости? — спросил он.
— Ничуть бы не удивилась, — ответила Бетси. — Ну чего он тут делал, чего ехал сюда, да еще на лошади, которую не имел права брать с конюшни?
— Кажется, я понял ход твоих рассуждений, — сказал граф. — Откуда ехал Лен, когда вы его увидели?
— Он скакал по полю, что по ту сторону от кустарника. Сдается, ехал он от старого аббатства.
— От старого аббатства!
— Была я там, милорд; до чего жуткое место. Все стены поразвалились, а когда я спустилась в склеп, так словно в могилу попала!
— Склеп! — голос графа зазвенел, и он вскочил на ноги.
— Вот куда мы не заглянули! — воскликнул он. Быстрым шагом он направился к двери, но обернулся и сказал:
— Спасибо тебе, Бетси. Если я найду ее милость, можешь готовиться к свадьбе; это я тебе обещаю.
Глава 7
Внезапно Сорильда пробудилась и поняла, что задремала, прислонившись головой к кирпичной колонне.
Она села на пол, чтобы быть поближе к свече, тщетно надеясь хоть немного разогнать холод, пронизывающий насквозь все тело; у нее появилось такое ощущение, будто на ней ледяной панцирь. Когда зубы застучали от холода, Сорильда подняла пышную юбку и прикрыла ею обнаженные плечи. При этом ей пришло в голову, что было бы теплее, если бы нижняя юбка прилегала к ногам, а не к кринолину из китового уса. Девушка стянула с себя каркас, и на какое-то время мягкий шелк немного согрел ее. Плотно завернувшись в юбку, она обхватила себя руками и села возле свечи.
Взглянув на нее теперь, Сорильда заметила, что свеча почти совсем исчезла и мигала — было ясно, что уже через несколько минут или даже секунд она погаснет.
И тогда она останется одна в полной темноте!
При мысли об этом Сорильда тревожно взглянула на дальние стены, остававшиеся в тени, зная, что в них замурованы гробы с останками давным-давно умерших монахов.
«Мне ничего не грозит, — уговаривала она себя. — Это же святые люди, они защитят меня от дурного».
Но они не смогли защитить ее от тех, кто запер ее в склепе по приказу — в этом она была совершенно уверена — герцогини.
Никто не найдет ее, она будет медленно умирать от голода и холода, и лишь через много лет обнаружат ее кости, завернутые в шелковое вечернее платье.
При мысли об этом ей захотелось кричать, но она сурово одернула себя: нужно молиться о помощи и верить, даже если кажется невероятным, что ее молитвы будут услышаны.
Когда Сорильда начала молиться, то обнаружила, что всем сердцем, всем существом своим она взывает к графу. Он такой сильный, такой выносливый; если кто-то и может ее спасти, так только он.
Пусть хоть сотня женщин побывала в его объятиях, что ей до того? — с отчаянием думала Сорильда, лишь бы только она могла прижаться к нему, лишь бы он спас ее из этой холодной, мрачной темницы.
— Видно, мне суждено быть узницей всю жизнь! — с рыданием прошептала Сорильда. — Сначала в замке, а теперь — в полуразрушенном склепе, где никто не догадается искать меня.
Она села на пол, чтобы быть поближе к свече, тщетно надеясь хоть немного разогнать холод, пронизывающий насквозь все тело; у нее появилось такое ощущение, будто на ней ледяной панцирь. Когда зубы застучали от холода, Сорильда подняла пышную юбку и прикрыла ею обнаженные плечи. При этом ей пришло в голову, что было бы теплее, если бы нижняя юбка прилегала к ногам, а не к кринолину из китового уса. Девушка стянула с себя каркас, и на какое-то время мягкий шелк немного согрел ее. Плотно завернувшись в юбку, она обхватила себя руками и села возле свечи.
Взглянув на нее теперь, Сорильда заметила, что свеча почти совсем исчезла и мигала — было ясно, что уже через несколько минут или даже секунд она погаснет.
И тогда она останется одна в полной темноте!
При мысли об этом Сорильда тревожно взглянула на дальние стены, остававшиеся в тени, зная, что в них замурованы гробы с останками давным-давно умерших монахов.
«Мне ничего не грозит, — уговаривала она себя. — Это же святые люди, они защитят меня от дурного».
Но они не смогли защитить ее от тех, кто запер ее в склепе по приказу — в этом она была совершенно уверена — герцогини.
Никто не найдет ее, она будет медленно умирать от голода и холода, и лишь через много лет обнаружат ее кости, завернутые в шелковое вечернее платье.
При мысли об этом ей захотелось кричать, но она сурово одернула себя: нужно молиться о помощи и верить, даже если кажется невероятным, что ее молитвы будут услышаны.
Когда Сорильда начала молиться, то обнаружила, что всем сердцем, всем существом своим она взывает к графу. Он такой сильный, такой выносливый; если кто-то и может ее спасти, так только он.
Пусть хоть сотня женщин побывала в его объятиях, что ей до того? — с отчаянием думала Сорильда, лишь бы только она могла прижаться к нему, лишь бы он спас ее из этой холодной, мрачной темницы.
— Видно, мне суждено быть узницей всю жизнь! — с рыданием прошептала Сорильда. — Сначала в замке, а теперь — в полуразрушенном склепе, где никто не догадается искать меня.