Маркиз бросил на нее скептический взгляд.
   – Трудно представить тебя в каком-то другом виде, – с горечью проговорил он.
   – Именно это я и хотела обсудить с тобой, – в который раз сказала Друзилла. – К кому из родственников я могла бы поехать?
   – Родственников? Ты с ума сошла! – возмутился маркиз. – Я не хочу, чтобы им все стало известно, – они сразу же заподозрят что-то неладное, как только узнают о моей женитьбе.
   – Я тоже не хочу, чтобы они обо всем узнали, – согласилась Друзилла.
   – Так что же ты предлагаешь? – спросил маркиз.
   – Я предлагаю следующее, – ответила Друзилла. – Ты отвезешь меня к кому-нибудь из родственников – ведь есть же хоть кто-то, кому можно доверять, – и я поживу там до тех пор, пока мы не объявим о нашей помолвке.
   – О помолвке? – удивился маркиз. – Но мы же уже женаты, детка, ты что, еще не поняла этого?
   – Все поняла, – сказала Друзилла так, будто разъясняла прописные истины бестолковому ребенку. – Как ты не понимаешь, что не надо об этом сообщать всему свету! Ведь сразу же начнутся разговоры, домыслы. Люди не так глупы – они же знают, что последние три месяца ты волочился за герцогиней.
   – Откуда ты знаешь, что три месяца? – изумился маркиз.
   – Тогда я впервые услышала об этом, – объяснила Друзилла. – Может, и дольше.
   – Черт возьми тебя с твоими слугами! – вскричал маркиз. – На самом деле три месяца.
   – Как бы долго ты за ней ни ухаживал, – продолжала Друзилла, – они все равно будут страшно поражены, если ты прямо из замка герцогини приедешь в Лондон и объявишь, что на ком-то женился.
   – Конечно, это им покажется странным! – согласился маркиз. – Но, черт побери, что же мы можем сделать?
   – Многое, если ты спокойно выслушаешь меня, – заверила Друзилла.
   – Как все женщины, ты слишком много болтаешь, – сказал маркиз, – итак, продолжай.
   – Я предлагаю отвезти меня… – Она замолчала. – … Точно, я знаю, куда меня везти.
   – Ну? – поинтересовался он. – И куда же?
   – К тетушке Шермалине, твоей бабушке! – воскликнула Друзилла. – Она еще жива?
   – Естественно, – ответил маркиз. – Она полна сил и еще сильнее пристрастилась к нюхательному табаку – гораздо сильнее других вдовствующих маркиз. Она приближается к своему восьмидесятилетию.
   – Она всегда была самой доброй из всех маминых родственников, – задумчиво проговорила Друзилла. – Я так давно ее не видела. Она единственная, кто, как мне кажется, не презирал нас.
   – Нет, бабуля никогда бы на такое не пошла, – подтвердил маркиз. – Она запросто могла осадить тех, кто докучал ей, но, чтобы глумиться или унижать, – никогда. Ты права.
   – Прекрасно, – воскликнула Друзилла, – вот к ней ты меня и отвезешь!
   – А что ты собираешься там делать? – Маркиз был полон любопытства.
   – Я собираюсь попросить ее помочь мне одеться должным образом, я хочу попросить ее представить меня высшему свету. Потом, примерно недели через три, может, попозже, мы объявим о нашей помолвке и вскоре обвенчаемся.
   – Обвенчаемся? Но мы уже женаты, – запротестовал маркиз.
   – А кто об этом знает? – спросила Друзилла. – Кроме того, мне бы очень хотелось обвенчаться в большой церкви с хором и при большом количестве гостей. Именно такой свадьбы и ожидают от такого титулованного и завидного жениха, от маркиза Линча.
   – Дьявол! Более дурацкой затеи я еще не видел, – возмущенно проговорил маркиз.
   – Почему затея дурацкая? – спросила Друзилла. – Объясни мне.
   – Ну, может, я не прав, – заколебался маркиз. – Но ведь мы женаты, зачем же еще раз через все это проходить?
   – Мы поженились только потому, что оказались перед выбором – в противном случае тебе пришлось бы драться на дуэли и тебя убили бы, – сказала Друзилла. – Нас обоих заставили спасать репутацию светской модницы, сердце которой раз и навсегда отдано ее положению при дворе, престижу, великолепию и роскоши, которыми она наслаждается, будучи женою герцога.
   – Не смей так говорить о герцогине, Друзилла, иначе мне придется тебя хорошенько встряхнуть, – предупредил маркиз.
   – Хорошо, я не буду дразнить тебя, – согласилась она, – но если ты дотронешься до меня, тебе это даром не пройдет. Однажды ты ударил меня битой для крикета, и синяк у меня на ноге держался несколько недель.
   – Уверен, ты это заслужила, – с полным равнодушием проговорил маркиз.
   – Итак, я продолжу, – сказала Друзилла. – На эти три недели тебе следует куда-нибудь уехать. Побудь с друзьями, отправься на скачки в Ньюмаркет, а я за это время приведу себя в более презентабельный вид, чтобы больше соответствовать образу женщины, ради которой ты решился на такой отважный шаг.
   – Мне кажется, что эта затея – сплошное сумасшествие, – заключил маркиз, – но, по крайней мере, мы теперь знаем, что будем делать по приезде в Лондон. У меня нет ни малейшего желания устраивать тебя в отеле, а если мы появимся в Линче и ты покажешься в таком виде, это повлечет за собой разные толки.
   – А где сейчас живет твоя бабушка?
   – Там же, где всегда, – ответил маркиз, – в громадном, продуваемом всеми ветрами мавзолее на Керзон-стрит.
   – Ты уверен, что она никуда не уехала? – обеспокоенно спросила Друзилла.
   – Сейчас май, – ответил маркиз, – и если ты думаешь, что бабуля пропустит сезон в Лондоне, то жестоко ошибаешься. Несмотря на свой почтенный возраст, она не пропускает ни одного приема.
   – Замечательно, мы едем прямо на Керзон-стрит, – заключила Друзилла. – Мы позавтракаем на почтовой станции и пересядем в твой фаэтон. В Лондон мы приедем рано. Все светское общество еще будет спать глубоким сном, поэтому маловероятно, чтобы меня кто-нибудь заметил.
   Помолчав, маркиз медленно проговорил:
   – Прости меня, Друзилла, за мое поведение. Обычно я не бываю таким грубым.
   – Ты был несколько раздражен, – улыбнулась Друзилла. – К тому же, как я тебе уже говорила, надобности извиняться нет.
   – Конечно, Искательница приключений! – с легкой улыбкой воскликнул он. – Если ты именно так представляешь себе приключение, то я предпочитаю спокойную жизнь.
   – Глупости! Твоя жизнь никогда не была спокойной, а даже если бы что-то подобное и произошло, ты бы не знал, чем тебе заняться и что с такой жизнью делать.
   – Откуда ты знаешь? – поинтересовался маркиз.
   – Я много о тебе слышала в тех домах, где я работала, – ответила она. – Когда они упоминали твое имя, я тут же настораживалась и начинала прислушиваться. А почему бы и нет? Ведь ты единственный из тех, кого я знала, принадлежал к тому миру, в который попали или мечтали попасть мои хозяева.
   – И что же обо мне рассказывали? – спросил маркиз, охваченный жутким любопытством, которому редко может противостоять человек, желающий узнать, что про него говорят другие.
   – Когда-нибудь я расскажу тебе, – ответила Друзилла. – Большая часть из того, что я слышала, не делает тебе чести. Мой последний хозяин, например, пришел в ярость из-за того, что ты увел у него из-под носа танцовщицу, – на эту крошку он потратил довольно много денег, пока она не променяла его на предложенные тобой карету и пару лошадей. Ну и о многих других прелестницах шла речь.
   – Послушай, Друзилла, ты не должна так свободно рассказывать о таких вещах! – взорвался маркиз.
   – Ты сам меня попросил, – просто сказала Друзилла.
   – Ты хочешь сказать, что тебя нанял эта свинья Уолден?
   – Не он, а его жена, – ответила Друзилла, – чтобы я ухаживала за их двумя детьми, одному из которых было пять, а другому – шесть лет. К сожалению, как только танцовщица перестала занимать внимание лорда Уолдена, он сразу же начал подыскивать себе развлечения поближе к дому.
   – Ты хочешь сказать, что Уолден посмел оскорбить тебя своим вниманием? – недоверчиво спросил маркиз.
   – Вот именно, оскорбить, – с горечью повторила Друзилла. – А когда я вырвалась из его объятий, меня без всяких предупреждений выкинули из дома и не дали рекомендательных писем. Он сказал своей жене, что это я приставала к нему.
   – И она ему поверила? – изумился маркиз.
   – Женщины предпочитают верить своим мужьям, – ответила Друзилла. – Когда же я стала протестовать и рассказала ей, как все было на самом деле, она просто отказалась заплатить мне жалованье.
   – Я не могу поверить, что люди могут так поступать, – признался маркиз. – Но ведь Уолдена не принимают в высшем свете, поэтому тебе с самого начала не следовало бы наниматься к ним в дом.
   – Есть древнее изречение: «Беднякам не приходится выбирать», – вздохнула Друзилла. – До того, как я нанялась к леди Уолден, мое существование в другом доме осложнилось ухаживаниями старшего сына, который решил, будто я ниспослана Богом, чтобы дать ему возможность закончить свое образование в качестве обольстителя и развратника.
   В голосе Друзиллы послышались резкие нотки, как будто воспоминания все еще причиняли ей боль.
   – Да, тяжело тебе пришлось, – заключил маркиз совсем другим тоном. – Как только появится возможность, я разделаюсь с лордом Уолденом! Увидишь.
   – Ты уже хорошо наказал его, – усмехнулась Друзилла, – переманив его танцовщицу. Ты страшно унизил его, а мужчины не любят, когда их унижают. Он твой враг, всегда помни об этом.
   – Уж я-то не забуду, – с угрозой в голосе заверил ее маркиз.
   – Думаю, если нам придется объяснять твоей бабушке, где мы встретились, будет правильнее сказать, что это произошло после того, как я оставила работу у лорда и леди Уолден. Таким образом, нам, по крайней мере, удастся избежать упоминания о герцоге и герцогине.
   – Ты все учла, – похвалил ее маркиз, – а я ко всему прочему получу огромное наслаждение, если удастся выяснить отношения с Уолденом.
   Лошади замедлили бег, и маркиз выглянул в окно.
   – Кажется, мы приехали, – сообщил он.
   Он проводил Друзиллу в гостиницу и дал указания сонному трактирщику по поводу завтрака. Друзилла поднялась наверх, чтобы привести себя в порядок.
   Когда же она спустилась в маленькую гостиную, куда маркиз распорядился принести еду, она увидела, что он неподвижно сидит возле камина. В руке он держал стакан бренди, а его угрюмый взгляд был устремлен на разгорающийся огонь.
   Он поднял на нее глаза, но ее вид не прибавил ему ни капли оптимизма.
   Она была без шляпки, но волосы оставались собранными в узел, оголяя лоб, что очень не шло ей. Ее дешевое платье, казавшееся уродливым при свете свечи, теперь, при первых лучах восходящего солнца, пробивающихся через ромбовидное окошко, выглядело еще страшнее.
   Она улыбнулась ему, и, как и тогда, в классной комнате, он заметил, что глаза у нее удивительного зеленого цвета. Но платье придавало ее коже желтоватый оттенок, и весь ее облик, без сомнения, оставлял гнетущее впечатление.
   Маркиз отвел от нее взгляд, с трудом сдерживая непреодолимое желание разразиться потоком ругани и проклятий в ее адрес и даже, может быть, ударить ее.
   И на этой женщине он женат, и это маркиза Линч – женщина, которая, как будет он уверять своих приятелей, околдовала самого привередливого холостяка из веселой дружной компании молодых щеголей, входивших в свиту принца Уэльского!
   Еще не бывало, чтобы мужчину так искусно заманили в ловушку и повязали по рукам и ногам!
   Завтрак прошел в молчании. Они оба были полностью погружены в свои мысли, при этом маркиз выпил довольно много коньяку.
* * *
   Они продолжили свой путь, и на этот раз маркиз сам правил лошадьми. Они проехали довольно большое расстояние, прежде чем Друзилла наконец нарушила молчание:
   – Ты хорошо правишь – как я и думала.
   – Черт побери! – вскричал маркиз. – Меня считают отличным наездником!
   – Многие себя так называют, – насмешливо проговорила Друзилла, – но это совсем не означает, что они так же, как ты, могут править лошадьми.
   – Безмерно благодарен за комплимент, – саркастически заметил он.
   – Я просто констатирую факт, – сказала Друзилла. – Надеюсь, мне будет позволено иметь свою собственную коляску. Кстати, я тоже довольно хорошо правлю.
   – Я попробую подыскать для тебя какой-нибудь экипаж поустойчивей и самых спокойных лошадей, – ответил маркиз.
   Она слабо улыбнулась, но промолчала. Почти всю дорогу они молчали, и наконец, когда часы показывали восемь утра, маркиз резко осадил лошадей перед портиком красивого особняка, расположенного в центре Керзон-стрит.
   Дверь открыл лакей, выглядевший крайне удивленным.
   – Ее светлость проснулась? – спросил маркиз. – Спросите маркизу, не будет ли она так любезна принять своего внука, маркиза Линча?
   – Слушаюсь, милорд, конечно, милорд, – запинаясь, пробормотал лакей, совершенно ошарашенный столь ранним появлением гостей.
   Друзилла огляделась. Огромный холл производил ошеломляющее впечатление. Две сходящиеся лестницы вели на галерею, в центре которой стоял сверкающий канделябр.
   «Этот дом предназначен для приемов», – подумала она, но ничего не сказала маркизу, который нервно переступал с ноги на ногу, обеспокоенный предстоящим разговором. Вернулся лакей.
   – Ее светлость завтракает, милорд, она будет рада, если ваша светлость присоединится к ней.
   Маркиз кивнул и посмотрел на Друзиллу.
   – Пошли, – сказал он, – ведь это была твоя идея.
   – Да, знаю, – проговорила Друзилла.
   Они стали подниматься по изящной парадной лестнице в столовую, и только сильная бледность выдавала волнение Друзиллы.
   Около двери, которую распахнул перед ними лакей, Друзилла пропустила маркиза вперед.
   – Вальдо, какой сюрприз! – услышала она голос, который, хоть и принадлежал очень немолодому человеку, звучал живо и энергично. – Что же произошло, раз в столь ранний час мне оказана такая честь?
   В залитой утренним солнцем комнате Друзилла увидела пожилую даму, которая сидела за круглым столом у окна. Лицо женщины было изборождено морщинами, ее седые волосы казались слишком белыми на фоне иссушенной временем кожи.
   Но глаза старой маркизы светились живым огнем и были зоркими, как у ястреба. Когда Вальдо склонился к руке маркизы, она обратила свои ясные глаза на Друзиллу.
   – А кто это с тобой? – спросила маркиза. – По всей видимости, именно она причина твоего столь неожиданного визита?
   – Так и есть, бабушка, и ты, возможно, вспомнишь ее. Ее зовут Друзилла, и она твоя внучатая племянница.
   – Друзилла, дочка бедной Клементины! – вскричала маркиза. – Я часто думала, что же стало с тобой.
   Маркиза протянула руку, и Друзилла, сделав реверанс, прикоснулась губами к морщинистым пальцам.
   – Ты была еще малышкой, когда я в последний раз видела тебя, – проговорила маркиза. – Я сама виновата, что мы не общались все эти годы. Но твой отец был таким сложным человеком: после смерти твоей матери он ясно дал понять, что у него нет ни малейшего желания видеться со мной и вообще продолжать какие-либо отношения.
   – Это правда, сударыня, – согласилась Друзилла. – Но мой отец умер почти три года назад.
   – Так ты сирота! – воскликнула маркиза. – Бедняжка. Значит, это мой внук привел тебя сюда.
   Она оглядела дешевое бумажное платье и уродливую соломенную шляпку. Маркиз откашлялся.
   – Ну, понимаешь, бабушка, – начал он, – Друзиллу выгнали из дома, где она работала, и я…
   – Нет, не надо говорить этого, – перебила его Друзилла, – прошу, не надо.
   Все посмотрели на нее, во взгляде маркиза сквозило замешательство, во взгляде маркизы – интерес. Наконец Друзилла обратилась к маркизу:
   – Сделай мне одолжение, Вальдо, посиди внизу. Мне хотелось бы поговорить с тетей Шермалиной наедине, я хочу рассказать ей всю правду.
   – Но ведь ты говорила… – запротестовал маркиз.
   – Твоя бабушка должна знать правду, – быстро остановила его Друзилла. – Увидев ее, я поняла, что ей мы не можем лгать, и действительно будет лучше, если об этом узнает только она.
   Маркиз пожал плечами.
   – Ну, ладно, делай как знаешь, – сказал он и обратился к маркизе: – Разреши мне, бабушка, приказать, чтобы мне подали вина в другую комнату.
   – Шоколад или чай принесут тебе больше пользы, – с улыбкой заметила маркиза.
   – Не сомневаюсь, – согласился маркиз, – но в настоящий момент мне безумно хочется крепкого ликера, и я не могу противостоять этому желанию. Друзилла обязательно объяснит тебе почему.
   Он вежливо поклонился и направился к двери. Маркиза подождала, когда он выйдет, и повернулась к Друзилле.
   – Ты заинтриговала меня, детка, – сказала она. – Должно быть, с тобой действительно случилось нечто удивительное, раз мой внук приехал ко мне в такую рань, когда весь мир – его мир – еще спит глубоким сном. Кстати, по вашему виду можно сказать, что вы всю ночь глаз не сомкнули.
   – Так и было, – ответила Друзилла.
   Маркиза удивленно подняла брови.
   – В таком случае именно тебе, а не моему внуку нужно подкрепиться в первую очередь.
   Она взяла маленький колокольчик и позвонила. Дверь открылась.
   – Горячего шоколада для моей гостьи, – приказала маркиза, – и попросите немедленно подать завтрак и мисс Морли, и его светлости – он будет завтракать внизу.
   – Слушаюсь, миледи.
   Дверь закрылась, и маркиза протянула Друзилле руку.
   – Присядь, детка, – сказала она. – У тебя усталый вид, ты нервничаешь. Я тебя не съем, обещаю, и, возможно, помогу. Очень надеюсь, что это удастся – я была бы рада тебе помочь.
   Мягкий и добрый голос маркизы так подействовал на Друзиллу, что она, поддавшись охватившему порыву, упала на колени рядом со стулом старухи.
   – Да, вы в состоянии помочь мне, – проговорила она. – Пожалуйста, тетя Шермалина, скажите, что сделаете все возможное, потому что это крайне важно и для меня, и для… Вальдо.

Глава 3

   Сэр Энтони Хедли вошел в библиотеку Линч-Хауса и с изумлением уставился на маркиза, развалившегося на стуле со стаканом бренди в руке и все еще одетого в дорожный костюм, в котором он прибыл из Ньюмаркета.
   – Бог мой, Вальдо, ты же опоздаешь! – воскликнул сэр Энтони. – И, черт побери, что все это значит? Ты ничего не говорил мне об этом.
   Он шел по комнате, размахивая большим пригласительным билетом, и весь его вид служил доказательством тому, что он много внимания уделяет своей внешности, являясь одним из законодателей мод среди лондонской молодежи. Его элегантный атласный фрак мог сшить только истинный мастер, белоснежный галстук был уложен замысловатыми складками, на что у его камердинера наверняка ушло не меньше часа.
   Маркиз обратил на своего приятеля полный зависти взгляд, посмотрел на приглашение и отвернулся.
   – Значит, тебя тоже пригласили, – угрюмо проговорил он. – Не понимаю зачем.
   – Не понимаешь зачем? – удивленно переспросил сэр Энтони. – Слушай, Вальдо, мне это начинает надоедать! Ты переходишь все границы, если считаешь, что я, один из твоих ближайших друзей, не должен при этом присутствовать! Кроме того, почему ты ничего не сообщил мне о твоей столь скоропалительной помолвке?
   Помолчав, маркиз примирительно проговорил:
   – Это был секрет.
   – Но ведь мы только два часа назад вернулись из Ньюмаркета, – вскричал сэр Энтони, – и ты даже не намекнул мне! Кто она? Почему я о ней никогда раньше не слышал?
   – Она моя кузина, – коротко объяснил маркиз.
   Сэр Энтони задумчиво посмотрел на него. Они вместе служили в Голландии, и ему казалось, что он хорошо знает своего друга, но сегодняшние события преподнесли ему сюрприз, заставивший его крепко задуматься. Однако он ни на минуту не сомневался, что во всем этом есть какая-то тайна.
   – Ты злоупотребил моим доверием, – сухо заметил сэр Энтони, убирая приглашение в карман фрака. – Прошу прощения, что вынужден повторять: ты страшно опаздываешь.
   Маркиз не ответил и налил себе еще бренди. Графин был уже наполовину пуст. Судя по выражению на лице сэра Энтони, он прикидывал, сколько его друг успел выпить и как это отразится на его состоянии.
   – У тебя неприятности, Вальдо? – наконец спросил он. – А иначе зачем тебя с такой поспешностью тащат к алтарю?
   Намек, прозвучавший в словах сэра Энтони, заставил маркиза гневно ответить:
   – Нет, нет, ничего подобного! Тебе следовало бы знать, что я не имею обыкновения связываться с юными созданиями, не ведающими, откуда берутся дети.
   – Я всегда так и считал, – спокойно заметил сэр Энтони. – Но для чего такая таинственность?
   – Боже мой, Энтони, неужели я должен отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? – вспылил маркиз.
   – Нет, естественно, нет, – ответил сэр Энтони. – Но у Уайта все в волнении, а что до Холостяков!..
   – У Уайта? Холостяки? – закричал маркиз. – А они-то тут при чем?
   – Их всех пригласили, мой дорогой. Как ты мог предположить, что при твоем положении, после всех твоих громких заявлений о высших достоинствах холостяцкой жизни, резкое изменение взглядов пройдет незамеченным и не станет сенсацией?
   – Уайт и Холостяки! – еле слышно пробормотал маркиз. – Моя бабка, должно быть, сошла с ума!
   – Это эпохальное событие, – сказал сэр Энтони. – Ради бога, Вальдо, ты уже должен быть там и встречать гостей, а не сидеть развалясь здесь в пыльной одежде.
   По всей видимости, слова сэра Энтони наконец вывели маркиза из оцепенения. Он залпом выпил остатки бренди и, пройдя к себе в комнату, с грохотом захлопнул за собой дверь.
   Его друг испуганно смотрел ему вслед. Конечно, можно допустить, что маркиз внезапно решил связать себя узами брака, только почему предстоящее событие вызывает у него такое раздражение? Реакция маркиза была странной, и этого было достаточно, чтобы заставить любого, кто тепло и дружески относился к нему, преисполниться тревоги.
   Сэр Энтони опять вынул из кармана приглашение. На белой карточке каллиграфическим почерком было написано следующее:
 
   «Вдовствующая маркиза Линч имеет честь пригласить сэра Энтони Хедли на прием в ознаменование помолвки ее внука, благородного маркиза Линча, и мисс Друзиллы Морли».
 
   – И кто же эта Друзилла? – в который раз спрашивал себя сэр Энтони.
   Ответ на свой вопрос ему предстояло получить только через час. Их карета остановилась в самом начале Керзон-стрит. Улица была запружена всевозможными колясками и фаэтонами, которые преграждали им путь к особняку.
   – Ты неприлично опаздываешь, – заметил сэр Энтони, причем его слова никак не способствовали тому, чтобы хмурое выражение исчезло с лица маркиза. – Может, доберемся пешком?
   – Я буду добираться с удобствами, – резко оборвал его маркиз, исключительно элегантный во фраке.
   Через окно кареты он взглянул на фаэтоны, из которых выходили гости и направлялись к помпезному парадному подъезду особняка вдовствующей маркизы.
   Большинство гербов, украшавших экипажи, были ему знакомы, и при мысли, что его бабка полна решимости выставить его дураком перед всем светом, он ощутил, как внутри поднимается волна бешенства. Не было сомнения, что она пригласила весь бомонд, а он-то, получив в Ньюмаркете ее письмо, воображал, будто она собирается устроить просто семейный обед, на котором она представит Друзиллу их общим родственникам.
   Маркиз находился в глубокой депрессии, меньше всего на свете ему хотелось присутствовать на подобном грандиозном приеме, и внезапно у него возникло желание развернуть карету, а Друзилле и всем тем, кто, движимый непреодолимым любопытством, пришел поглазеть на выбранную им невесту, сказать, чтобы они убирались ко всем чертям.
   Он слишком хорошо знал, какой вопрос ему будут непрестанно задавать – «почему?». Почему он выбрал в жены такую девушку – унылую, непривлекательную, бедную, не имеющую никакого положения в обществе – если с тех пор, как он окончил Итон, за ним гонялись все честолюбивые мамаши со всей Англии?
   А что он сможет объяснить тем замужним красавицам, с которыми у него были близкие отношения, которые с удивительной беспечностью и величайшим искусством дарили ему свою любовь?
   У него было множество любовных связей, и для некоторых дам эти романы заканчивались разбитым сердцем, однако маркиз очень гордился тем, что бывшие возлюбленные становились его друзьями и, преодолев горечь разлуки, не стремились навредить ему.
   Но это благорасположение тут же улетучится, едва они узнают, что их место в сердце маркиза заняла какая-то девчонка, о которой даже сказать-то нечего, кроме как то, что она его дальняя родственница.
   При одной только мысли о том, что ему предстоит, маркизу страшно хотелось ругаться самыми грязными словами, как это было в присутствии Друзиллы после отъезда из дома герцога.
   Охваченный негодованием, он непроизвольно сжал кулаки. Вероятно, в попытке обрести контроль над своими эмоциями он на какое-то время прикрыл глаза, так как внезапно обнаружил, что лошади уже стоят перед освещенной дверью, а сэр Энтони уже выходит из кареты на красный ковер.
   Маркиз последовал за ним и увидел, что мраморный холл заполнен до предела. Слышался шорох шелков, атласа и бархата; везде можно было заметить всплески тончайшего газа и мерцание драгоценностей; в воздухе витал аромат самых разнообразных духов – и весь этот блеск сопровождался гулом голосов и смехом, который, как показалось маркизу, был полон любопытства, как будто все только и спрашивали друг друга: «Почему?», «Почему такой убежденный холостяк решил расстаться со своей свободой, которой он столько хвастался?»