Фенела увидела, как кровь бросилась в лицо Илейн.
   «Ну, что-то теперь будет?» — гадала девушка.
   Однако Илейн смолчала, хотя само молчание ее было более зловещим, чем бурный протест.
   Радуясь, что обед наконец-то завершился, Фенела убрала со стола и помыла посуду, а потом поднялась наверх заканчивать дела по дому, брошенные на середине из-за утренней поездки на станцию.
   А напоследок она решила помочь Нэнни и занялась с детьми.
   Она как раз ползала на четвереньках по комнате — игра была в самом разгаре, — когда дверь внезапно распахнулась и перед ней предстал Рекс Рэнсом.
   — Что-то случилось? — спросила она, чувствуя, что безнадежно краснеет и волосы ее до неприличия растрепаны.
   — Нет, — ответил Рекс, качая головой. — Я вернулся, чтобы захватить кое-какие бумаги, оставил их по ошибке. Ну и слышу вдруг — здесь у вас царит веселье, вот и решил присоединиться. Хочешь, прокачу на спине? — предложил он Тимоти.
   Но ребятишки застеснялись, смущенно попятились, и веселые голоса их замерли.
   — Я тут собираю детей на улицу, — пояснила Фенела, поднимаясь и ощущая на себе очень странный взгляд Рэнсома.
   — Ох, я в таком виде… — пролепетала она растерянно.
   — Вы прекрасно выглядите, — сказал Рекс.
   Неожиданно девушка почувствовала, как краснеют ее щеки, и отвернулась в смятении, делая вид, что ищет пальто Сьюзен.
   — Что вы делаете сегодня вечером? — спросил Рэнсом.
   — А вечера-то, собственно, для меня и не остается — вожусь с детьми и еле успеваю все сделать по дому.
   — А не хотите ли со мной проехаться?
   — Куда?
   — Собираюсь наведаться к себе домой.
   — К вам домой? — удивленно повторила Фенела.
   Всего лишь около тридцати миль отсюда. Там у меня мебель кое-какая да игры — пригодится здесь, раз уж мы поселились в сарае у сэра Николаса: казарму оборудуем. Вот я и собрался сегодня съездить и привезти все вещи. У меня своя машина, вы же знаете, так что я вполне могу захватить с собой гражданское лицо.
   Фенела никак не решалась. Конечно, было бы весьма заманчиво немного отвлечься от Илейн и прочих домашних проблем.
   — А мы вернемся не очень поздно?
   — Даю слово — нет, — пообещал Рэнсом, и она явственно различила мольбу в его голосе.
   — Что ж, было бы неплохо проветриться, — согласилась Фенела и побежала в свою комнату за шляпкой и пальто.
   Когда несколько мгновений спустя они выруливали на шоссе, девушка издала короткий счастливый смешок.
   — У меня такое ощущение, как будто я прогуливаю уроки…
   — Совсем напротив, вы, можно сказать, заняты благородным делом, — возразил Рекс. — Ведь я не хотел ехать один, более того, у меня была веская причина пригласить вас поехать вместе.
   — Какая же?
   — Хотел поговорить с вами. Вряд ли это удалось бы сделать в доме. Скажите, вы всегда так сдержанны и деловиты?
   — Нам всем приходится сдерживаться: когда Саймон дома, ничего другого не остается, — Фенела усмехнулась. — Он кого хочешь подавит.
   — О, только не вас! Думаю, что вас никому подавить не удастся. Но я соскучился по звукам вашего голоса. Вы знаете, Фенела, у вас удивительно красивый голос.
   Фенела испугалась той радостной дрожи, которая неожиданно охватила ее при этих словах. Она замерла, а потом с почти детской неловкостью сменила тему разговора:
   — Ах, мне так нравится ваша машина!
   Рекс расхохотался.
   — Да. вы сущее дитя! — нежно сказал он. — Вы всегда так пугливы? Ничего, через несколько лет будете смело рушить преграды, которые вы же сами себе и расставили. Со временем поймете, что они не так уж страшны, как вам казалось.
   — Не понимаю, о чем вы! — в отчаянии воскликнула девушка.
   — О вас.
   — Не очень-то интересная тема для беседы. Мне немного не по себе. Видите ли, я нигде не бывала, ничего не видела, просто просидела всю жизнь дома, занимаясь хозяйством и детьми. Порой я думала, что могла бы лет в восемнадцать поступить куда-нибудь, но жизнь распорядилась иначе. Нэнни стареет, и я не могу взвалить на нее одну все заботы о малышах и My.
   — По-моему, вы делаете великое дело, и делаете его прекрасно! — сказал Рекс.
   — Не знаю, чего уж здесь особо прекрасного, но вот везет мне — это верно. Просто я удачливее других.
   — Но счастливы ли вы?
   Фенела на мгновение задумалась.
   — Думаю, люди особо не задаются подобными вопросами, — выговорила она наконец, — ну разве что с ними случится что-нибудь из ряда вон выходящее… А когда жизнь течет как обычно, трудно быть особо счастливым или несчастным.
   — Это вы верно заметили. И, возможно, вопрос этот задают, только если любят кого-нибудь… или кто-нибудь любит тебя.
   Слова Рекса словно дрожали в воздухе, в тесном пространстве между ним и Фенелой. Оба они внезапно умолкли, и каждый напряженно уставился прямо перед собой, с мучительной остротой ощущая присутствие другого.
   «А сейчас я счастлива!» — внезапно подумала Фенела.
   И она знала, что это чистая правда: сердце ее буквально пело от радости и все существо, казалось, только что заново возродилось к жизни.
 
   В библиотеке было сумрачно и прохладно, витал аромат кедрового дерева, пчелиного воска и лаванды.
   Фенела замешкалась на пороге, пока Рекс почти ощупью пробирался к окну. Он отдернул шторы, и солнце хлынуло в комнату, высветив стены, которые все сплошь оказались уставленными книгами, и мебель, закутанную в чехлы от пыли.
   — Всегда есть что-то глубоко печальное в атмосфере нежилой комнаты, — оглядываясь по сторонам, заметила Фенела. — Хочется представить, как же она выглядела прежде — с цветами на столе и с жарким огнем, потрескивающим вон в том большом камине.
   Рекс нежно улыбнулся в ответ на слова Фенелы: видимо, фантазии девушки тронули его до глубины души.
   — Эту комнату я всегда любил сильнее всего, — признался он, — ведь она больше напоминает мне о матери, чем, скажем, гостиная. Мать моя была страстной читательницей, кроме того, я подозреваю, что библиотека вызывала у мамы воспоминания об отце, почти священные для нее.
   Рэнсом пересек комнату и, взяв Фенелу за руку, подвел ее к камину.
   — Вот портрет моей матери, написанный Сарже.
   Фенела, следуя жесту его руки, послушно подняла глаза на висящую на стене над камином картину с изображением женщины редкой красоты.
   С первого же взгляда бросалось в глаза разительное сходство с сыном, кроме того, портрет был настоящим произведением искусства, поскольку кисти мастера удалось отобразить и личность, и характер.
   У Фенелы захватило дух. Она инстинктивно почувствовала, что смогла бы искренне полюбить мать Рекса Рэнсома.
   В лице этой женщины читались сострадание и нежность — свойства, по которым она так стосковалась за время общения с теми женщинами, которые время от времени появлялись в ее доме.
   Помимо этого миссис Рэнсом, несомненно, обладала характером сдержанным и решительным одновременно, и все эти свойства лишь сильнее оттеняли друг друга, подобно пурпурным складкам ее платья, на фоне которых драгоценности еще ярче сияли и переливались чудесным блеском.
   — Она очень хороша собой, — сказала Фенела, чувствуя, что Рекс жаждет услышать ее мнение. — Как жаль, что я не могу с ней познакомиться.
   — И мне очень жаль, — откликнулся Рэнсом; и тут, как только Фенела отвела взгляд от портрета, он неожиданно взял ее руку в свою. — Как бы я хотел вновь наполнить этот дом жизнью!
   Фенела смотрела на него, смущенная и озадаченная прикосновением его ладони, а потом, когда глаза их встретились, ее взгляд замер, и, казалось, какой-то странный, словно бы электрический ток пробежал между ними.
   Она заметила, что дрожит, но взгляд отвести была не в силах… и знала, что во что бы то ни стало должна стоять вот так, словно зачарованная, прислушиваясь к нарастающему властному гулу неведомого прежде чувства, волной поднимающегося в ней. И вдруг она оказалась в объятиях Рэнсома.
   — Фенела! Фенела! — смятенно бормотал он. — Все так быстро, так неожиданно… я знаю… но — ох, моя дорогая! — я ничего не могу с собой поделать… я слишком люблю тебя!
   Всего лишь одно, едва заметное движение девушки — слабая попытка к бегству, и голова ее упала на плечо майору, а губы оказались во власти его губ.
   Она была беспомощной, покорной пленницей их неистового, всепоглощающего натиска; сумасшедшее волнение, по силе граничившее со страданием, застало ее врасплох.
   Она уступила и ответила на его поцелуй, понимая, что охвачена чем-то удивительным, о чем ни думать, ни мечтать не смела…
   — Фенела! О, моя радость… ты прекрасна… я не смел надеяться…
   Рекс лепетал, запинаясь, а потом вновь и вновь покрывал поцелуями ее лицо; губы его скользили от ее рта к векам, а оттуда перебирались на нежную шею.
   — Рекс, пожалуйста… ну пожалуйста!
   Ее ладони протестующе уперлись Рэнсому в грудь, с трепетной неловкостью пытаясь оттолкнуть его, дыхание стало частым и прерывистым, а глаза молили о милосердии!
   — О, моя милая, прости меня! Просто я не смел и мечтать о взаимности…
   — Я тоже… до последней минуты…
   Нежность, прозвучавшая в голосе девушки, привела его в восторг, теплая волна захлестнула его от шеи до самых корней волос: он покраснел, как ребенок.
   — Счастье мое, я не верю, что все это правда!..
   Он увлек ее через всю комнату к широкому диванчику у окна, усадил рядом с собой — и солнце позолотило их сияющим ореолом света.
   Он одарил девушку долгим-долгим взглядом, потом взял ее кисти, развернул ладонями вверх и медленным-медленным, томительным поцелуем припал к каждой по очереди, словно самую душу свою отдавал в ее руки.
   — Ну, скажи же, скажи, что все это мне не снится! — взмолился он наконец.
   — Ах, я-то уж точно как во сне! — откликнулась Фенела. — Но, Рекс, этого просто не может быть! Сколько раз я клялась, что никого не полюблю. Поверь, я всякого насмотрелась…
   Оттенок горечи, прозвучавший в этих последних словах, настолько не вязался с такой недавней безмятежностью ее тона! Пальцы Рекса с силой сжались, почти до боли стиснув ее ладони.
   — Не надо! — сказал он. — Прочь эти тяжелые мысли. Какое нам дело до других! Твоя, и только твоя жизнь сейчас важна для нас… твоя и, возможно, моя.
   — Но почему — возможно? — встрепенулась Фенела почти испуганно.
   — Что ты, милая! Просто я постеснялся выразиться более решительно, — спохватился Рекс. — Нас ничто не разлучит, ничто не нарушит нашей любви! Если только ты любишь меня, Фенела, и если доверишься моим заботам, то знай: я скорее умру, чем обижу тебя!
   Фенела взглянула на него, и лицо ее было по-детски открытым и доверчивым.
   — А ты точно уверен, что любишь меня?
   — Да я с первого же взгляда тебя полюбил!
   И опять между ними пробежала какая-то волшебная дрожь, от которой захватило дух, но Фенела рассмеялась и на секунду разбила колдовские чары, сковавшие обоих.
   — А вот и врешь! — шаловливо воскликнула она. — Ты же сначала принял меня за служанку!
   — Ох, прошу прощения, — ответил Рекс, — мне следовало бы сказать: «Когда я впервые увидел мисс Фенелу Прентис, я сразу же полюбил ее».
   — Но, Рекс, все это так странно — мы и знакомы-то совсем недавно…
   Для настоящей любви время не имеет значения, — очень серьезно заявил Рекс с таким видом, как будто миллионы мужчин до него никогда не произносили подобных слов. — Любовь или есть, или ее нет; сердцу не прикажешь — и бог знает, что же это такое на самом деле!
   — Может быть, это просто желание отдать себя другому человеку полностью и до конца?
   Рекс сжал ее в объятиях.
   — А ты отдашь себя мне?
   — Я уже твоя.
   Губы их встретились, и для обоих время остановилось…
   Уже гораздо позже они наконец выглянули в окно, но хотя их ослепленному взору и предстал прекрасный сад, сознавали оба только горячую близость друг друга и ощущали странное электричество, пронизывавшее их тела и заставлявшее трепетать в восхитительной гармонии.
   — Я хочу, чтобы ты осмотрела весь дом, — объявил в конце концов Рекс таким тоном, словно усилием воли возвращал себя к действительности.
   Но Фенела прошла по коридорам, лестницам и необитаемым комнатам, ничего не соображая.
   Комнаты, картины, мебель и антикварные вещицы перемешивались у девушки в голове и совершенно отступали на второй план из-за постоянной близости мужчины, державшего ее за руку.
   — Как только кончится война, мы с тобой славно заживем здесь — ты и я! — сказал Рекс.
   Он продемонстрировал ей просторную, увешанную гобеленами парадную спальню, где все невесты дома Рэнсомов проводили свою первую брачную ночь.
   Спальня была действительно великолепна, и пышность ее ошеломила Фенелу и повергла в безмолвное изумление; но тут девушку пронзила непрошеная мысль: Рекс входил сюда с Илейн!
   До этого момента Фенеле и в голову не приходило вспоминать об Илейн, она совсем забыла, какое отношение имеет эта женщина к любимому ею человеку.
   Илейн появилась в Фор-Гейблз исключительно в качестве подруги Саймона, и только с трудом можно было представить, что между ней и Рэнсомом существовала интимная связь, еще труднее представить, что они много значили в свое время друг для друга.
   Однако теперь подобные мысли буквально захлестнули Фенелу, отравляя ее сознание своей наглядностью: казалось, Илейн встала рядом с ними и уставилась своими огненными глазами, медленно ухмыляясь коварной, издевательской улыбкой.
   — Мне эта комната не нравится, — резко сказала Фенела. — Пойдем отсюда, я не хочу здесь оставаться.
   По-детски порывисто она метнулась к двери, и Рекс поймал ее уже только посередине коридора.
   — Милая, что с тобой? — спросил он.
   Не выпуская плеч девушки из своих рук, Рекс развернул ее лицом к себе, заглянул глубоко в глаза, увидел навернувшиеся горькие слезы — и обо всем догадался.
   — Ох, моя радость, да забудь ты об этом! — попросил он. — Я совершил когда-то ошибку и — господь свидетель! — сполна за нее расплатился. Неужели я наказан на всю жизнь? Это было бы слишком жестоко. Помилосердствуй, помоги же мне, Фенела! Ты должна, потому что с самого детства никто не дарил мне такого счастья, как ты!
   Голос его слегка сорвался, но тут же руки Фенелы обвились вокруг его шеи, а мягкая щека девушки прижалась к его щеке.
   — Господи, ну и сглупила же я!
   В ответ он крепче сжал ее в своих объятиях.
   — Я хочу, чтобы ты поняла: это нечто совсем другое, Фенела, я люблю тебя по-настоящему!
   Они на секунду прижались друг к другу почти спокойно и затем в молчании начали спускаться по широкой лестнице.
   Рекс собрал все нужные вещи и погрузил в машину. Войдя в сумрак холла с полузадернутыми шторами, он обернулся к Фенеле.
   — Поцелуй меня еще раз, прежде чем мы покинем наш будущий дом, — потребовал он.
   Голос его гулким эхом разнесся вдоль высоких стен, и внезапная дрожь пробежала по телу Фенелы — подобие страха перед царившей вокруг полутьмой и неожиданным смутным ощущением собственного ничтожества. Она поцеловала Рэнсома, но губы ее оставались холодны.
   — Ты устала, — заметил он. — Вернемся домой как можно быстрее: к чаю ты не опоздаешь.
   Фенела ничего не ответила. Восторженная радость первого поцелуя покинула ее. Тогда они словно перенеслись в волшебный мир, а теперь должны возвращаться в привычную повседневность.
   Рекс оставил ключи сторожу, который одновременно выполнял обязанности управляющего, и повел машину по направлению к дому. В пути оба хранили молчание, только однажды Рекс наклонился и накрыл ладонью руку девушки.
   — Ты счастлива? — спросил он и довольствовался ее улыбкой и мягким ответным пожатием.
   Когда они приблизились к деревне, Рекс свернул в безлюдный проселок, скрытый за шеренгой деревьев, остановил машину и, повернувшись на сиденье, протянул руки к Фенеле.
   — Я хочу тебя поцеловать, — сказал он.
   Он властным движением привлек ее к себе и принялся целовать со страстью, в которой теперь уже было больше требовательности, чем мольбы и покорности.
   — Я люблю тебя, Фенела, и ты — моя! — воскликнул он и снова повторил: — Ты моя, — как будто бросал вызов самим небесам на тот случай, если им вздумается отнять ее у него.
   Фенела попыталась мягко высвободиться из объятий и пальцами коснулась его щеки.
   — Пожалуйста, Рекс, выслушай меня, всего одну минуту.
   Но он вовсе не собирался выпускать ее из рук и держал крепко и уверенно, настолько приблизив свои губы к ее лицу, что говорить девушке было трудновато.
   — Ну, в чем дело?
   — Давай сохраним все пока в тайне, а? — взмолилась она. — Пусть никто не знает, никто, ладно?
   — Но я хочу объявить тебя своей невестой, чтобы, не дай бог, не потерять тебя!
   — Ты меня не потеряешь, — успокоила его Фенела, — но мне невыносима мысль, что кто-нибудь узнает, по крайней мере пока…
   Оба знали, о чем она предпочла умолчать: «…пока Илейн в доме».
   — Но я хотел бы поставить в известность твоего отца, — в замешательстве произнес Рэнсом; но когда при этих словах Фенела невольно издала сдавленный возглас, он сдался: — Хорошо, милая, пусть будет по-твоему, однако…
   — Что?
   — …однако я хочу жениться на тебе как можно быстрее; хочу увидеть тебя своей женой. Я хочу уверенности! — На это она ничего не ответила, и он продолжал: — Меня, возможно, отправят за границу, и я хотел бы знать, что ты мне принадлежишь.
   До отъезда мне хотелось бы испытать хоть немного подлинного счастья. Ты понимаешь?
   — Да, Рекс.
   — И согласна?
   Фенела заколебалась. Что-то удерживало ее от окончательного и бесповоротного решения; но тут она взглянула ему в глаза, ощутила, как взволнованно напряглись обвивающие ее руки, заметила, как в его объятиях заколотилось ее сердце, и выкрикнула почти невольно:
   — Я выйду за тебя, Рекс, когда тебе будет угодно!
   — О, дорогая моя!
   Они прильнули друг к другу, и ничто в мире, как показалось Фенеле, не могло сравниться с этим счастливым мгновением. Словно рухнули последние защитные укрепления, возведенные ею, последние сомнения улетучились. Господи, ну при чем здесь Илейн, разве что-нибудь имеет теперь значение, кроме их с Рексом любви — настоящей любви?!
   «Как бы я хотела, чтобы этот миг длился вечно! — подумала девушка. — Эх, умереть бы прямо теперь, чтобы ничто дальнейшее никогда не заслонило эту радость, это счастье, это чудо, эту красоту, которые живут сейчас во мне, сейчас — и навеки!»
   Показавшийся на дороге автомобиль заставил их отпрянуть друг от друга. Рекс выхватил сигарету, а Фенела тем временем нервно поправила волосы.
   Автомобиль промчался мимо, и они вновь обернулись друг к другу, но грубое вторжение обыденных образов повседневности разрушило волшебный островок уединения.
   — Домой пора, — сказала Фенела. — Наверное, уже очень поздно.
   Рекс зажег сигарету и тронулся с места.
   — Когда у твоего отца кончается отпуск?
   — Точно не знаю, но, должно быть, уже скоро. Как обычно.
   — Что ж, тогда после его отъезда… — отважился предположить Рекс.
   — …мы все и обдумаем! — закончила за него Фенела.
   Девушка положила ладонь к нему на колено.
   — Я так счастлива! — нежно шепнула она. — Ах, если бы поделиться этим счастьем с целым миром!
   — А я, напротив, чрезвычайно рад, что это все-таки невозможно, — заметил он.
   И оба расхохотались: не столько из-за сказанного, сколько просто от избытка счастья.
   Не успели они свернуть к Фор-Гейблз, как Фенела испуганно охнула.
   — Ах, я совсем забыла! Ведь сэр Николас Коулби собирался сегодня вечером к нам на обед! Он с тобой хотел повидаться.
   — Этот парень меня просто утомляет.
   — А мне жаль беднягу…
   — Господи! Да с чего бы это? — удивился Рэнсом и тут же спохватился: — Ах да! Его ранения… я и забыл о них совсем.
   И хотя Фенела вовсе не имела в виду раны сэра Николаса, но как-то предпочла не вдаваться в утомительные объяснения и оставила все как есть. Подъезжая к парадному крыльцу, они увидели, что на ступеньках поджидает их My.
   — И где это только вы пропадали?! — закричала она. — Прихожу домой — полная пустота, все куда-то подевались… С ума сойти!
   — Рекс свозил меня его дом посмотреть… — объяснила Фенела.
   Она тут же увидела гримасу крайнего изумления на лице сестры, так как назвала майора по имени!
   — А где Нэнни и детишки? — торопливо увела разговор в сторону Фенела, стараясь замять оговорку, невольно слетевшую с языка.
   — Гуляют… где же им еще быть?
   — Ну а все остальные? — Девушка не смогла заставить себя выговорить имя Илейн.
   — По-моему, они тоже отправились на прогулку, — ответила My. — Вроде в мастерской никого не видно, но я все-таки с трудом могу представить себе: Илейн — и вдруг гуляет по лесу! А ты?
   Но Фенела уже поспешила на кухню готовить чай. My — следом, треща без умолку и буквально сгорая от нетерпения поскорее разузнать все подробности их с Рексом Рэнсомом неожиданной поездки.
   — Что у него за дом? — поинтересовалась она.
   — Отличный!
   — А чего это он вдруг повез тебя туда, а? — не унималась My.
   Фенела ничего не ответила, a My внезапно застыла как вкопанная посреди комнаты с чашкой в одной руке и блюдцем в другой.
   — Фенела! — укоризненно провозгласила она. — По-моему, он в тебя влюблен!
   Несмотря на отчаянные усилия воли, Фенела почувствовала, как стыдливый румянец заливает ее лицо.
   — С чего ты взяла? — уклончиво пробормотала она.
   — Ой, точно! — заявила My. — Ну, Фенела, уж мне-то могла бы все рассказать, слышишь?
   — Не стоит делать поспешных выводов, — произнесла старшая сестра голосом, которому всячески старалась придать строгость. Но разве My проведешь!
   — Фенела, Фенела, ну говори же! — нетерпеливо требовала младшая. — Ведь он влюблен, ведь правда? Да я и сама уже наполовину догадалась, когда увидела, как вы на пару подъезжаете к дому. Вы были похожи на…
   — Ну-ну, так на кого же я была похожа?! — уже вконец отчаялась Фенела.
   — …знаешь, вы… вы оба были словно в свежей утренней росе.
   — Что-о? Какой кошмар! — рассмеялась Фенела.
   Ну, если тебе не нравится, можно по-другому, — надулась My. — Вы выглядели… ну в точности как два котенка, забравшиеся в миску со сливками.
   — Господи, час от часу не легче! — только и воскликнула Фенела. — Ах ты маленькая шалунья, которая вечно сует свой нос куда не следует! Ничего я тебе больше не скажу, вот так!
   — Ну-у, Фенела, ну-у, пожалуйста, ну-у, скажи, скажи! — заныла Му.
   — Да и рассказывать-то нечего, — пожала плечами Фенела. — Ты сама уже обо всем догадалась.
   — Что он в тебя влюблен, а ты — в него?! — оживилась Му. — Так это правда, Фенела? О, потрясающе, просто потрясающе!
   И вдруг девчушка замерла на месте, выражение ее лица резко изменилось, и она выкрикнула тоном, который — не выражай он совершенно искренне ее самые настоящие чувства — показался бы до смешного патетическим:
   — Но, Фенела, этого никак нельзя!
   — Нельзя чего? — опешила от неожиданности Фенела.
   — Замуж за него нельзя.
   — Но почему же? — Фенела произнесла свой вопрос сухо и отрывисто.
   — Я и позабыла совсем… ну, об Илейн забыла. Знаешь, Фенела, ничего не получится, нельзя!
   — Не понимаю, о чем ты? — сказала Фенела.
   Но руки девушки уже дрожали, и блюдце выскользнуло из них, чтобы разлететься вдребезги на кухонном полу на тысячи крохотных осколков.
   — Ну вот! Только взгляни, что ты натворила! Все из-за тебя… — сердито проворчала Фенела, нагибаясь за осколками.
   Но My не обратила ни малейшего внимания на ее упреки, а вместо этого стояла, по-прежнему уставившись на старшую сестру как на фамильное привидение.
   — Фенела, но послушай же, ты только пойми! — умоляла My. — Ведь Илейн и папа — а тут еще ты и ее муж… Ты просто не сможешь так поступить, это было бы слишком чудовищно, слишком!
   — Ох, да выбрось ты из головы все эти глупости! — взвилась Фенела. — Хочешь быть умницей — подай-ка мне лучше щетку и миску. Сейчас не время для дискуссий, ясно? Особенно по личным вопросам…
   My молча отвернулась, и, когда она возвращалась от буфета с миской и щеткой в руках, у Фенелы вдруг сжалось сердце: губки девочки отчаянно дрожали, а в огромных детских глазах стояли слезы.
   Фенела отложила в сторону собранные фарфоровые осколки и обняла сестру.
   — My, миленькая моя, ну, не надо, моя хорошая, — сказала она. — Ничего страшного, честное слово: разве что-нибудь решено окончательно? Вовсе нет! Да и, наверное, вообще не будет… слышишь?
   My тут же всхлипнула с облегчением.
   — Ой, я знала, ты так никогда не поступишь, — пролепетала она. — Кто угодно, только не ты!
   Малышка чмокнула сестру в щеку, и Фенела почувствовала, что девчушка вся дрожит.
   — Ну-ну, не волнуйся, милая, — успокоила ее девушка.
   Фенела старалась говорить как можно увереннее, но замечала, что и ее собственный голос невольно дрожит и срывается от волнения. В мозгу ее неумолимым вопросом билась и билась одна и та же мысль:
   «Как мне быть?!»
   My, успокоившаяся так же быстро, как успокаивается дитя, испугавшееся вдруг темноты, вновь повеселела, и на личике ее заиграла прежняя безмятежная улыбка. Она взялась за поднос, сервированный для вечернего чая, чтобы отнести его в мастерскую, и, уже в дверях, обернувшись и стыдливо потупившись, сказала:
   — Я вела себя как дурочка. Просто слишком близко принимаю к сердцу все, что касается тебя, Фенела. В конце концов, ничего удивительного, что любой мужчина — стоит ему появиться у нас — сразу же влюбляется в тебя. Только маловато их тут бывает — вот беда!