Карышев Валерий. Абсолютная защита

   Кремнев был со своим адвокатом, Дмитрием Макашовым. Дмитрию было лет тридцать пять. Молодой, высокий, с нагловатым взглядом, одетый в дорогой костюм, он всем видом показывал свою значимость. Мы прошли мимо молча. Но Кремнев неожиданно встал.
   – Здравствуйте, Светлана Васильевна, – произнес он вежливо, – как ваше драгоценное здоровье? Хотел позвонить вам, поздравить с освобождением…
   Но Цветкова прошла мимо, будто не замечая его.
   Вскоре начался суд, и нас пригласили в зал заседаний. Мы подошли к столу, где обычно сидят подсудимый и адвокат, и заняли свои места. Рядом со мной – Светлана Васильевна и Юрий. Раскрыв папку, я стал просматривать бумаги, обращая внимание, что необходимо отметить в начале судебного заседания, а что оставить на потом. Вскоре напротив нас появился прокурор, рядом с ним в качестве потерпевшего уселись Кремнев и его адвокат. Затем в зале появилась секретарь и произнесла:
   – Встать! Суд идет!
   Все молча поднялись. В зал судебного заседания вошла женщина – Ольга Михайловна Звонарева, судья. Как я выяснил, она давно работала в этом суде, и приговоры у нее были достаточно жесткими. Конечно, это не радовало…
   Судья начала с протокольных слов, представляя каждого из участников процесса. В заключение она поинтересовалась, есть ли у сторон ходатайства. Неожиданно поднялся адвокат Кремнева и заявил, что у него есть ходатайство допросить в качестве свидетелей группу товарищей, которые могут подтвердить факт покупки картин Кремневым у Цветковой.
   – Есть ли какие-либо возражения по этому поводу? – спросила судья.
   – Да, ваша честь, – я встал. – Я категорически возражаю против такого ходатайства. Дело в том, что следствие велось Следственным комитетом в течение года и ни разу ни со стороны защитника, ни со стороны потерпевшего не было аналогичных ходатайств, люди не были допрошены в период следствия. Отсюда я могу сделать вывод, что они просто приглашены в последний момент перед судебным заседанием и никакого отношения к сделкам, на которые ссылается потерпевший, не имеют.
   – Ваша честь, я хотел бы уточнить, – вновь поднялся адвокат Кремнева, – мы специально не вызывали их, чтобы противоположная сторона не имела возможности оказывать на них давление и запугивать их.
   Тут Светлана Васильевна не выдержала.
   – Это мы могли их запугивать? – сказала она громко. – Да я все это время в СИЗО сидела!
   – Я попросила бы вас, – строгим голосом произнесла судья. – Тут вы не на своем аукционе! Здесь суд!
   Я понял по раздраженному голосу, что судья не на нашей стороне…
   – Суд удаляется на совещание! – сказала она.
   Светлана Васильевна наклонилась ко мне и прошептала:
   – Сейчас наверняка нам откажут, и эти люди, которых я вижу впервые, будут говорить, что они видели своими глазами, как я ему продавала картины!
   – Подождите, Светлана Васильевна! Давайте дождемся…
   – Да чего ждать? – Светлана Васильевна с горечью махнула рукой. – Тут все ясно. Восемь лет мне дадут… Ну, может, семь.
   – Вы меня отвлекаете! – проговорил я, немного повысив голос. – Не сбивайте меня!
   Вскоре вернулась судья. И тут произошло то, чего никто не ожидал, – ходатайство адвоката было отклонено. Макашов пожал плечами и молча сел.
   Затем началось слушание дела, которое проходило достаточно монотонно. Сначала изучали документы, разгорались перепалки между мной и адвокатом Кремнева, затем выступали свидетели. Полякова, которая являлась экспертом, толком ничего не показала. Но против нас никаких показаний с ее стороны не было. Несмотря на то что адвокат Кремнева несколько раз задавал ей один и тот же вопрос – была ли она в сговоре с Цветковой по выдаче экспертного заключения на картины, – она отвечала отрицательно.
   Затем слово предоставили Кремневу, который стал говорить отдельно о каждом эпизоде покупки картин, называя точную дату, время, ссылаясь на якобы присутствовавших при сделках людей, которые почему-то не были допущены в качестве свидетелей. Я прекрасно понимал, что адвокат хорошо подготовил Кремнева, и тот все рассказывал достаточно грамотно.
   После того как выступил Кремнев, слово предоставили прокурору. Прокурор никаких особенных вопросов не задала. А когда слово предоставили мне, я сразу начал задавать Кремневу вопросы:
   – Вот вы здесь сказали, что моя подзащитная Цветкова продавала вам фальшивые картины. На что вы опираетесь, делая такое заявление?
   – Как на что? – ответил Кремнев. – Она же мне фальшивые картины продавала, есть заключения экспертизы от такого-то числа.
   – А кто присутствовал при продаже этих картин?
   – Присутствовал гражданин такой-то…
   – Я попрошу вас не называть эти фамилии, так как суд не посчитал этих людей свидетелями.
   Судья промолчала, как бы соглашаясь со мной.
   – Так кто же еще, кроме этих людей, присутствовал при покупке вами картин?
   Кремнев молчал.
   – Значит, я могу сделать вывод, что никто при этом не присутствовал? А где происходила эта сделка?
   – В галерее у Цветковой.
   – А сотрудники галереи там были?
   – Были.
   – А при сделке они присутствовали?
   – Нет, мы обычно закрывались в кабинете.
   – Как же так, вы ссылаетесь на то, что ваши знакомые присутствовали при сделке, да еще хотели пригласить их свидетелями со своей стороны, а только что сказали – закрывались в кабинете?
   Кремнев молчал. Его адвокат стал что-то быстро ему шептать. Но судья постучала молоточком, призывая соблюдать тишину.
   – Следующий вопрос, – продолжал я. – Где вы получали заключение экспертизы по вопросу подлинности этих картин?
   – В Независимом экспертном совете.
   – Но это же коммерческая организация, и она не обладает статусом экспертного совета, – уточнил я.
   – И еще в ГНИИ реставрации.
   – Да, это серьезная организация… Ваша честь, – обратился я к судье, – я хотел бы зачитать отрывок из экспертного заключения ГНИИ реставрации. Могу я это сделать?
   Судья посмотрела на прокурора и на адвоката Кремнева. Те кивнули.
   – Зачитайте, пожалуйста! – разрешила она.
   – ГНИИ реставрации говорит, что картина действительно не является подлинником Киселева. Но в отношении изменения – картина является полотном датского художника, – я назвал его фамилию. – В экспертизе также указано, что в картину внесены изменения, они десятилетней давности. То есть картина была изменена десять лет назад. Таким образом, можно сделать вывод, что моя доверительница никакого отношения к подделке этой картины в указанный период – последние два года – не имела.
   – Я попросила бы господина адвоката не делать выводы, это сделает суд, – поправила меня судья.
   – Извините, ваша честь!
   Затем была допрошена Цветкова. Я боялся, что она снова сорвется. Адвокат Кремнева, задавая вопросы, старался всячески вывести ее из себя – такая линия была у них разработана. Но Светлана Васильевна на провокационные вопросы и высказывания Кремнева отвечала достаточно сдержанно и не заводилась. Это вселило в меня надежду на хороший исход этого дела. Более того, Светлана Васильевна четко разложила по полочкам, как первоначально была обманута группой мошенников под руководством Кремнева. Тут судья поправила ее, указав, что нельзя называть мошенниками людей, в отношении которых суд еще не состоялся.
   Далее начались прения сторон. Адвокат Кремнева опять пытался доказать суду, что со стороны Цветковой было мошенничество и обман. Я внимательно смотрел на выражение лица судьи, и мне казалось, что она ему не верит. Затем слово предоставили мне.
   – Граждане судьи, – начал я свое выступление, – прежде всего давайте рассмотрим вопрос об идентификации картин, ставших предметом спорных сделок между Цветковой и Кремневым. Рассмотрим один факт: ведь на самом деле не только не существует неопровержимых доказательств проведения сделки купли-продажи картин, но и прямых доказательств, что участниками сделок были именно те картины, которые сейчас являются уликами в уголовном деле. Следствие же вынуждено доверять показаниям либо потерпевших, либо подозреваемых. Вещественных доказательств по делу Цветковой, картин русских художников, якобы проданных моими доверителями гражданину Кремневу, в уголовном деле нет, как нет никаких платежных документов – ни чеков, ни банковских проводок, ни даже расписок Цветковой, которые могут подтвердить, что она получала за эти картины деньги от Кремнева. Остается одно – делать экспертизу картин, якобы купленных этим гражданином. И вот проблема: экспертиза каких именно картин? Если тех, что представил потерпевший, то необходимо доказать, что он именно их приобрел в салоне у Цветковой. Ведь они легко могли быть подменены на фальшивые. Все дело в том, что наше законодательство, как уголовное, так и гражданское, не приспособлено к такой тонкой сфере, как искусство и антиквариат. Давайте посмотрим на такой частный случай, как купля-продажа квартир или машин. Ведь все это происходит через государственную регистрацию. Например, машины продают через ГИБДД, квартиры – через Регистрационную палату. И всегда можно отследить и покупателя, и продавца. Еще раз хочу подчеркнуть, что изменение собственника недвижимого имущества происходит через федеральную регистрационную службу. Картины же великого русского художника, которые стоят 100—200 тысяч долларов США, могут быть проданы в подворотне старого московского дома с оглядкой, как бы кто-нибудь не увидел, а деньги передаются без документов, – тут я бросил взгляд на лицо Кремнева. Тот сразу понял, что я использовал его выражение о продаже картин в подворотне.
   – Клиенты продавцов ценностей, – продолжал я, – как правило, богатые люди, которые не хотят показывать источники своих доходов или не могут легализовать дорогие покупки. Даже если и существует экспертиза подлинности, проверить можно только факт существования картины с таким названием и автором. Соответствующая запись остается в реестре экспертного учреждения. Однако как подтвердить, что картина, которая когда-то проходила эту экспертизу, и предмет сделки в данный момент – одно и то же? Поэтому я бы хотел обратить внимание суда, что высказывания так называемой потерпевшей стороны нам приходится принимать только на веру, и никакого юридического или иного обоснования в нем нет.
   Еще я хочу сказать несколько слов о деятельности милиции. Мы хорошо знаем, что по делу Цветковой было много статей. Потом ко мне обращались сами антиквары. Они рассказали удивительные вещи. Дело в том, что уголовное дело Цветковой развязало руки правоохранительным органам. Безо всякого постановления на обыск в разные антикварные салоны стали приходить так называемые оперативно-следственные группы и изымать часть товаров, объясняя эту экспроприацию чужого имущества так: «Нам известно, что среди ваших картин есть фальшивки». Где сейчас находятся дорогие экспонаты, никто не знает. Антиквары боятся обратиться с заявлениями в милицию.
   Далее я вновь напомнил суть дела. Сначала мою клиентку обманули путем махинаций с картинами и завладели ее квартирой. Затем, когда мы стали добиваться возбуждения уголовного дела, наши оппоненты организовали возбуждение уголовного дела против моей клиентки, при этом не выдвинув никаких серьезных обвинений. Генеральная прокуратура проверила это дело и посчитала его гражданско-правовым, прекратив уголовное преследование в отношении моей доверительницы. Наконец я вновь повторил, что самое главное со стороны потерпевшего и его защитника так и не было доказано – место и время совершения каждой из пяти сделок. Что касается фальшивки Киселева, то, опять же, нет доказательств, что эту фальшивку организовала именно моя доверительница. В конце я попросил оправдать Цветкову по всем статьям обвинения.
   Затем последнее слово было предоставлено Светлане Васильевне. Она повторила то же самое, что говорил я, только более эмоционально, даже заплакала.
   Судья выслушала всех и сказала, что удаляется на совещание. Приговор будет оглашен завтра в десять утра.
   На следующие утро мы сидели в коридоре суда, ожидая оглашения приговора. Как ни странно, ни Кремнев, ни его адвокат, ни мужчины, сопровождавшие его, не приехали. Светлана Васильевна была на взводе, руки ее дрожали. Она все время говорила, что сейчас ее арестуют и наденут на нее наручники.
   – Подождите, Светлана Васильевна, – пытался успокоить ее я. – Видите, конвоя с наручниками нет. А когда человека задерживают и заключают под стражу…
   – А если они в зале меня ждут? – перебила меня Светлана Васильевна.
   – Загляните в зал!
   – Но дверь же закрыта…
   Саша тоже нервничал.
   – Шеф, – сказал он, наклонившись ко мне, – мне тоже кажется, что ее арестуют…
   – С чего ты взял?
   – Эти не приехали.
   – И что?
   – Значит, они договорились, уверены в том, что произойдет.
   – Да что ты паниковать начинаешь раньше времени? Давай дождемся приговора!
   – И потом, я вчера проанализировал ход заседания, – продолжал Саша, – судья тебя чаще обрывала, чем адвоката Кремнева. Наверное, суд «заряжен», они взятку дали.
   Наконец секретарь судебного заседания открыла дверь и пригласила всех войти в зал.
   Появилась судья и удивленно спросила:
   – А где же потерпевший?
   – Они нам не докладывали, – произнес я громко.
   – Оглашается приговор суда, – судья начала читать различные эпизоды. Пока нельзя было понять, что нам светит – заключение под стражу или все же оправдательный приговор?
   Постепенно приговор начал вырисовываться в сторону обвинения. Теперь надо было узнать, какой срок.
   Наконец судья произнесла:
   – Признать Цветкову Светлану Васильевну виновной по статье 159, части 2 и приговорить ее к трем годам лишения свободы…
   Светлана Васильевна схватилась за сердце и стала медленно опускаться на стул. Я подхватил ее:
   – Подождите…
   Судья посмотрела в нашу сторону и продолжила:
   – …но, руководствуясь статьей Уголовного кодекса, – она назвала номер, – что в данном случае подсудимая впервые привлекается к уголовной ответственности, а также не представляет реальной общественной опасности, считать это наказание условным с испытательным сроком на два года. Данный приговор может быть обжалован в течение десяти дней с момента провозглашения. – Судья захлопнула папку и удалилась.
   Мы вышли из зала.
   – Три года условно – неплохо! – сказал я.
   – А я думала, меня оправдают… – тихо проговорила Светлана Васильевна.
   – Вам светило пятнадцать лет! И вы считаете, что после этих пятнадцати лет, которые над вами висели и которые потом заменили на восемь, можно выйти из зала суда с нулем? Нет, так не бывает! Но, несмотря на то что вы признаны виновной, вы получили условный срок. Они не могли поступить иначе! С таким сроком не оправдывают!
   – Хорошо. А мы будем обжаловать приговор?
   – Думаю, да…
   Через неделю я написал кассационную жалобу в суд второй инстанции. Но суд второй инстанции нам отказал, оставив приговор в силе.
   Дальше события стали развиваться по совершенно неожиданному сценарию. Светлана Васильевна не стала добиваться возбуждения первого уголовного дела, где была потерпевшей, а собрала вещи и вернулась в Питер, махнув на все рукой.
   Но однажды, выходя из офиса, я увидел неподалеку знакомый «Мерседес» Кремнева. Проходя мимо него, я увидел, как стекло опустилось. Появилось лицо Кремнева. Он кивнул мне и вышел из машины.
   – Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он, – буквально пару слов…
   Я напрягся.
   – В чем дело? – спросил я.
   – Ни в чем, просто поговорить хотел…
   – Дело закончено, вы можете обжаловать приговор. Какие ко мне вопросы?
   – Я хочу, чтобы вы знали…
   – Что я еще должен знать?
   – Что эти картины, которые я купил у вашей клиентки, – поддельные, и она продавала мне их как поддельные.
   – Почему я должен вам верить?
   – Потому что я расскажу вам вторую часть этой истории. Мы действительно «развели» ее и имели отношение к обману с квартирой и картинами. Сейчас тут никого нет, мы говорим с глазу на глаз, поэтому доказать вы ничего не сможете. А в отношении картин я вам сказал правду. Она продавала фальшивые картины и знала, что они поддельные. Это и был ее бизнес. Юрий покупал картины на аукционах за границей, затем они переделывали их у художников, а потом Цветкова их продавала. А вы с помощью моей подсказки, которую я сделал по глупости, сказав, где можно покупать и продавать картины…
   – Какой подсказки?
   – Ну, про подворотню…
   – Что-то не помню ни про какую подворотню…
   – Ну вот, вы «дурака включили», – укоризненно улыбнулся Кремнев. – Ладно, – он махнул рукой и сел в машину.
   Я смотрел ему вслед. Выходит, Цветкова действительно была причастна к мошенническим действиям, а суд ее оправдал… Хотя как оправдал? Ведь условный срок назначен…
   Что касается моего романа с Ириной Комаровой, следователем из Следственного комитета, то он так и не продолжился. В тот день, в пятницу, когда мы снова договорились поехать на дачу, Ирина перезвонила и сказала, что больше не будет встречаться со мной и на дачу не поедет. Так закончился этот роман и одновременно – дело антикваров…

Эпилог

   Антиквары и коллекционеры вышли из тени. Ситуация постепенно стабилизировалась, бизнес налажен, рынок растет, и скандалы никому не нужны. Во многих салонах работает специальная группа экспертов-контролеров. Эти смотрят, рекомендуют, иногда без объяснения причин, чтобы не было каких-то конфликтных ситуаций, в мягкой форме организаторам салонов просить участников снять ту или иную работу или поменять датировку произведения.
   После скандала с делом антикваров кардинально изменился облик российских арт-дилеров и коллекционеров. Люди больше стали дорожить своим честным именем и обходить стороной сомнительные сделки. Это еще не закон, но уже тенденция.
   Российские антиквары пытаются объединиться и защитить рынок от мошенников. Сорок пять самых богатых антикварных компаний приняли «Кодекс этических правил». Они взяли на себя ряд серьезных обязательств против недобросовестных участников рынка.
   Многие антиквары вошли в Международную конфедерацию антикваров и арт-дилеров, которая означает, что все галереи, являющиеся членом этой конфедерации, ставят знак качества от подделок.
   Антиквары, входящие в эту конфедерацию (туда входят сорок пять самых ведущих галерей), как бы соглашаются с тем, что они воздерживаются от общения и работы с антикварами, арт-дилерами и экспертами, которые зарекомендовали себя не с лучшей стороны.
   И все же российский антикварный рынок – рынок гениев и злодеев. Но мы хотим, чтобы у нас все было так, как на цивилизованном рынке. Для этого надо еще лет сто спокойного развития, без потрясений и экспроприаций, когда честное имя станет дороже конкретной сделки и сиюминутной выгоды. А если вы уже и сейчас хотите спать спокойно, то покупайте картины у живых художников, ваших современников, как поступил в XIX веке Павел Третьяков. Однажды, купив фальшивых голландцев, он решил собирать только русскую живопись. И сейчас Третьяковская галерея – национальное достояние России.

Дело «О загадочном убийстве»

   «В тот день я его заметил сразу. Он стоял под нашим подъездом и делал вид, что кого-то ждет, но я-то знал, что он в нашем доме не живет. Из окна своей квартиры я долго наблюдал за ним. Он был одет в темную кожаную куртку, в темные брюки. В руках держал полиэтиленовый пакет. Было видно, что в пакете лежит один тяжелый предмет. Тогда я понял, что в пакете лежит пистолет с глушителем, а незнакомец у моего подъезда – киллер.
   В том, что он ждал меня, я был уверен на 90 процентов, ведь на меня до этого уже совершили покушение, в результате которого я был ранен и лежал месяц в больнице. После я долго еще лечился у психиатра. Нервы были расшатаны. Да и работа у меня нервная – все время стрессы. Одним словом, в тот день меня опять заклинило…
   Звонить в милицию или вызывать своих ребят я не решился. А вдруг все же этот мужик не при деле? Ведь как-то неудобно получится – пацаны засмеют. Короче, я решил сам разобраться с ним…
   Спускался с десятого этажа пешком, осторожно прислушиваясь: а вдруг его сообщник на этаже ждет. В руке под своей курткой держал ствол, разрешение на ношение оружия лежало в кармане. Я твердо решил, что постараюсь к нему подойти неожиданно. Когда я наконец шагнул к двери подъезда, которая ведет на улицу, то остановился и прислушался. Было тихо.
   Я снял с предохранителя пистолет, передернул затвор и, резко открыв дверь парадного, вышел.
   От моего неожиданного появления на улице, я думаю, он даже растерялся. Я быстро шел к нему, глядя на его пакет. Он как-то замялся и тоже бросил взгляд на свой пакет. Затем он наклонился и стал опускать туда правую руку. Я решил, что он хочет достать пистолет, и выстрелил. Он сразу бросил свой пакет и схватился двумя руками за грудь, куда вошла пуля. Затем он медленно опустился на землю…
   Я поднялся к себе в квартиру, вызвал „Скорую помощь“ и милицию, позвонил своему адвокату.
   Минут через десять приехала милиция, затем меня задержали и доставили в прокуратуру.
   Считаю все это трагической ошибкой. А свои действия – самообороной. Прошу также не применять ко мне меру пресечения – арест, а оставить меня под подпиской о невыезде или под залог, который я готов внести сразу.
   Считаю себя законопослушным гражданином, а раннюю судимость за вымогательство снятой. Принадлежность свою к преступной группировке, на которую намекали ваши опера, конкретно отрицаю».
   – Ну как, все правильно написал? – сказал мой подзащитный Николай Соколов, обращаясь ко мне и протягивая свое объяснение.
   Я взял его листы, быстро прочел и вернул ему, сказав:
   – Дату поставь, распишись. И зачеркни последние две строчки. Они к твоему делу не относятся.
   Взяв листы, мой клиент быстро поставил дату и вычеркнул слова о своей судимости и принадлежности к ОПГ.
   Я взял снова эти листы и тотчас же передал их следователю, сидящему за столом в кабинете прокуратуры.
   – Меня арестуют? – спросил меня мой клиент.
   Я посмотрел на следователя. Тот, оторвавшись от чтения бумаги, ответил:
   – Это решит позже прокурор. Хотя оперативники РУОПа просят вас «закрыть». Я лично против ареста, считаю, вы скрываться от следствия не будете – иначе бы сами не вызвали милицию. Что касается ваших прочих дел, то они к данному убийству не относятся.
   – К несчастному случаю, – поправил я следователя.
   Но тот на мою поправку не отреагировал.
   Встав из-за стола, он взял бумаги и заторопился к прокурору.
   Ждать нам пришлось минут сорок. Наконец он вернулся, протянул мне листок и сказал короткую фразу:
   – Залог назначили, как быстро можете привезти сумму? – И следователь показал мне листок постановления о назначении залога. – А вас, товарищ адвокат, попрошу привезти мне ордер на ведение данного дела. Сможете сегодня?
   – Сможем, – почти хором ответили мы с клиентом.
   Минут через десять мы с подзащитным покинули прокуратуру.
   – Сегодня в ресторане хочу собраться со своими. Сможете подъехать? – спросил меня Николай.
   – Сегодня вряд ли. Сейчас поеду в контору оформлять документы по твоему делу. Созвонимся позже, – ответил я ему.
   – Тебя подвезти до дома? – спросил я его в свою очередь.
   – Нет, сейчас ребятам на трубу позвоню, они подъедут.
   – Будь поосторожнее, если этот киллер был по твою душу, то они пришлют нового, ты же понимаешь, – сказал я ему на прощание.
   После обеда я приехал в адвокатскую фирму, в которой работаю адвокатом. Оформив ордер на ведение защиты по Николаю Соколову и заполнив учетные карточки за прошедший период, отчитавшись перед нашей вышестоящей организацией, записав, сколько дел я провел, сколько клиентов принял, я собрался идти домой.
   Я вышел из фирмы и направился к машине. Уже взявшись за ручку дверцы, неожиданно вспомнил, что забыл на работе свой дневник, в котором отмечал все свои деловые встречи, и календарь будущих визитов. Я повернулся и хотел направиться обратно, как неожиданно прямо передо мной остановился черный «шестисотый» «Мерседес» с тонированными стеклами.
   Машина настолько резко затормозила, что брызги от лужи попали мне на брюки и ботинки.
   – Мы вас немного запачкали, извините, пожалуйста, – послышался женский голос. Из «Мерседеса» вышла женщина. Это была молодая, стройная, красивая темноволосая особа лет тридцати.
   Тотчас же из передней дверцы показался высокий, под метр девяносто, блондин лет двадцати семи. Я сразу сник – не оттого, что вышел парень, просто женщина действительно была очень красивая. Я посмотрел на нее оценивающим взглядом.
   – Извините, – продолжила женщина, – вы не знаете, где тут находится юридическая консультация?
   Я улыбнулся. Надо же, думаю, сначала обрызгали, а потом у меня спрашивают, где находится юридическая консультация!
   – Да вот она, перед вами, – я показал в сторону большой вывески, висевшей у двери нашей адвокатской фирмы.
   – Спасибо большое, – сказала женщина. – Еще раз извините! – И она посмотрела на мои ботинки и слегка влажные брюки.