Ярость моего друга была настолько неподдельной, что я и впрямь почувствовал себя в чем-то виноватым. Немного унявшись, Макс рассказал, что он работает в группе немецких физиков по проекту Большого адронного коллайдера в ЦЕРНе и что именно он отвечает за связи с общественностью в своей группе.
   – Ты представляешь? – возмущался Макс, сверкая стеклами своих очков. – Они звонят, пишут и даже приходят. Они просят, умоляют, угрожают, требуют остановить, взорвать, уничтожить коллайдер. Они знать не знали о тех коллайдерах, которые работали до этого. И совершенно не беспокоились. А теперь они разволновались. Потому что он, видите ли, самый большой. Я иногда думаю, что кто-то поднял эту панику намеренно. Это все ваши СМИ виноваты! Невозможно нормально работать! Никто не хочет никаких знаний! Наука никому не нужна! Всем, видите ли, страшно. Как дикарям в каменном веке во время грозы! Только тут даже молния в голову не ударит! Нет, я точно уверен, что это сделано намеренно. Для того, чтобы уже никто не воспринимал науку всерьез! Или чтобы заработать денег на статьях или продаже футболок с надписью: «Спаси мир от коллайдера!» Уж не знаю для чего еще. Все они… их нужно оштрафовать, запретить панику! Причем оштрафовать нужно не газеты и сайты, которые размещают эту информацию, а тех, кто ее заказывает! Ведь кто-то ее начал?!
   Людей с неустойчивой психикой ведь очень много, – вещал Макс как заправский психиатр. – Психические расстройства возникают по поводу и без. Боятся метро, собак, клоунов, зеркал, ведьм, сглаза. То, чего мы боимся, зависит от всей нашей жизни, от типа личности, а также жизненного опыта. Современная психиатрия довольно успешно справляется с этими болезнями. Две трети населения ходит к врачам по этому поводу! И тем, у кого развилась «коллайдерофобия», тоже пора прямиком к психотерапевту. Либо, если они еще не безнадежны, в библиотеку – читать книги по физике, чтобы понять, что здесь к чему, и не распространять безграмотный бред!

Что рассказал Макс Эндгер

   – О научных исследованиях, да и каком-то научном явлении вообще, – продолжил Макс, когда мы уже сидели в кафе, – очень редко так много говорят. По крайней мере, об исследованиях вне космоса. Ну, с одной стороны, это вроде бы и неплохо. Население всей планеты знает о том, что существует Большой адронный коллайдер, когда он будет запущен, как он работает – хотя бы в общих чертах. Если бы этой шумихи не было, думаю, мало кто бы заметил этот эксперимент, как не замечали и предыдущие коллайдеры. Изначально целью работы ЦЕРНа ставилось создание абсолютно открытой организации, которая в противовес прикладным разработкам по созданию атомного оружия занималась бы только фундаментальными исследованиями строения вещества и происхождения Вселенной. Адронный коллайдер – это не ядерная физика в целом, это ее отдельная отрасль – физика элементарных частиц. По-другому – физика высоких энергий. Этот Большой адронный коллайдер, ускоритель заряженных частиц, отличается от предыдущих тем, что его энергия во много раз больше энергии предыдущих установок. И в этом его величайший успех – ведь чем больше энергия, тем на более мелкие части мы сможем раздробить вещество, тем глубже сможем проникнуть в материю и изучить ее мельчайшее строение.
   О предыдущих коллайдерах я ничего не знал, и поэтому Макс рассказал мне о них.
   На самом деле – и это было для меня, неуча, полной неожиданностью – Большой адронный коллайдер вовсе не является первым подобным экспериментом. Как уже говорилось, строительство БАК осуществляется под эгидой ЦЕРНа, а начало этому было положено сразу после Второй мировой войны. Пройдясь в основном по Европе, война помимо огромных бед и несчастий помешала развитию в ней фундаментальных наук, в том числе и физики. В то же самое время в США, державе, не слишком-то пострадавшей в сороковые годы, наука и та ее часть, что нас интересует в основном, – физика – получили изрядное развитие. В частности, в то время в Соединенных Штатах как раз и началось строительство крупных ускорителей частиц. Как известно, к 1945 году Штаты уже обзавелись атомной бомбой, которую они не преминули испытать, что называется, «в полях» – и не только ради науки, но и в назидание всем остальным. Думаю, именно этот факт, а также ядерные разработки в СССР привели к тому, что Европа на этот счет опомнилась довольно быстро. Похвально то, что, несмотря на авторитет отдельных европейских стран в развитии физики, ни одна из них не стала «тянуть одеяло на себя». При нависшей над головой угрозе всем хватило разума спасать эту самую голову вместе, не делясь на «себя» и «соседа».
   Итак, в 1950 году совет ЮНЕСКО выпустил постановление-рекомендацию о создании общеевропейской организации по научным исследованиям. Спустя три года на свет появился ЦЕРН. Это детище общеевропейской дружбы и научной солидарности занималось, разумеется, не только ускорителями частиц. Но ускорители – это один из самых известных его проектов. В 1971 году был запущен протонный коллайдер, а десять лет спустя – протонно-антипротонный суперсинхротрон. Изучали в этих устройствах с трудно выговариваемыми названиями электромагнитные и гравитационные взаимодействия.
   В середине девяностых годов прошлого века с помощью одного из очередных коллайдеров удалось открыть совершенно новую область в науке. Однако, что интересно, еще тогда тот электронно-позитронный коллайдер строили с большим запасом мощности – в расчете на БАК. С 2000 года предыдущий коллайдер отключили, и вся его инфраструктура была задействована в строительстве ВАКа. Ожидалось, что его запуск будет произведен в 2005 году, затем – летом 2008 года. По последним данным, пробный, «маленький» запуск планировалось осуществить буквально на днях, в этом августе.
   Слово «адронный» в переводе с греческого означает «твердый, прочный». «Большим», он, собственно, называется из-за размеров. «Коллайдер» происходит от английского слова «столкновение». Пучки частиц ускоряются при помощи специального оборудования, посылаются в противоположных направлениях и сталкиваются. Характер и обстоятельства столкновения фиксируются специальными датчиками. БАК ведь очень просто устроен, а исследования, которые он позволяет проводить, очень важны для науки.
   – В принципе, тревоги и опасения людей, не связанных с физикой, понятны, – согласился Эндгер. – Им неизвестны обстоятельства и различия между макромиром космоса и микромиром, создаваемым в лабораториях. Это разные вещи, хотя и взаимосвязанные. И все протесты проистекают из незнания.
   – Вовсе не факт, кстати, – продолжал Макс, – что черная дыра может образоваться в результате опыта в коллайдере. Разговоры о возможности появления черной дыры – это лишь результат решения неких теоретических уравнений. Эти решения были предложены математиками и физиками. Но ведь существует множество вариантов, большая часть которых не имеет ничего общего с тем, как на самом деле поведут себя частицы. Могут ли вообще появиться черные дыры в коллайдере или нет, еще предстоит установить.
   Макс объяснял мне все происходящее очень образно и доходчиво. Чувствовалось, что он защищает коллайдер далеко не в первый раз.
   – Каждый протон, – говорил он, – будет совершать по туннелю чуть больше одиннадцати кругов в секунду, обладая той же кинетической энергией, что и авианосец, двигающийся со скоростью одиннадцать узлов. В коллайдере создан вакуум, аналогичный космическому. Мощности же охладителей, которые работают на ВАКе, достаточно, чтобы охлаждать полторы сотни тысяч набитых доверху холодильников, поддерживая в них температуру чуть выше абсолютного нуля! Чтобы предотвратить какие-либо утечки энергии или материи, в коллайдере закрываются мельчайшие отверстия – меньше одной десятитысячной острия маленькой иголки. Коллайдер – чрезвычайно точный и совершенный прибор. Я много дней думал обо всем этом, когда начал давать объяснения о коллайдере всем этим… правдоборцам. Я должен был сам убедиться в том, что коллайдер безопасен. И я верю в то, что он безопасен. И необходим для науки.
   Мы распрощались с Максом лишь к полуночи. Мы почти не обсуждали наши школьные времена, Макс говорил лишь о теоретической физике, о далеких галактиках и зарождении нашей Вселенной. Я не буду это пересказывать. Любой читатель сможет найти эту информацию в какой-нибудь популярной энциклопедии по астрономии и физике. Макс верил, что «коллайдер откроет людям путь к звездам». И я, по правде говоря, даже немного завидовал его вере.
   На обратном пути в Париж я обдумывал то, что сказал Эндгер. И, несмотря на все мое желание найти какие-то противоречия или загадки, мне это не удавалось. Довольно обычный для двадцать первого века научный проект, пусть и большой. Полет человека в космос тоже был большим экспериментом, хоть и не всеобщим. Не те времена были, не те… Что до коллайдера, то он финансируется мировыми государствами-лидерами, заинтересованными в том, чтобы не отстать от других. Контролируется ООН, что вполне очевидно. Что ж, фундаментальная наука – двигатель прогресса. Хоть это и звучит немного двусмысленно, если вспомнить, для чего в первую очередь применили ядерные технологии…
   Оставался открытым только один вопрос: кто и, самое главное, зачем создал такую шумиху вокруг Большого адронного коллайдера? Откровенно говоря, я был согласен с Максом в том, что все эти слухи появились не сами собой. Как журналист с более чем десятилетним стажем, могу точно заверить вас: если слухи образуются, значит, это кому-то зачем-то нужно. Просто так не бывает ничего. Как не бывает дыма без огня.
   Кто-то и вправду хотел, чтобы работа над коллайдером прекратилась. Но кем был этот кто-то? Если он достаточно могуществен, чтобы «раскрутить» общественное мнение на панику такого масштаба, не проще ли было ему просто организовать саботаж в технических работах, поломки, недопоставку комплектующих или в самом крайнем случае взрыв или пожар в научном центре? Вряд ли это была инициатива какой-то группы ученых. Данные, полученные в результате опытов с коллайдером, были обещаны к рассылке всем заинтересованным лицам в научном мире. Все государства, желающие прислать своих ученых в ЦЕРН для работы с коллайдером, могли это сделать, причем за сравнительно скромный взнос на финансирование научных исследований ЦЕРНа. В общем, коллайдер был более чем открытым проектом. Подчеркивалась его значимость для всего человечества. И тут – такой грязный «пиар».
   Или же этот «кто-то» хочет, чтобы коллайдер приелся всем, чтобы он примелькался на телеэкранах и в Интернете? Чтобы, когда он будет запущен и ничего страшного не произойдет, на него перестали обращать внимание? И вот тогда-то и совершить нечто действительно страшное?
   Я пока не мог представить себе, кому и зачем это было нужно изначально. Потом, конечно, этот клубочек стали разматывать религиозно и консервативно настроенные общества и отдельные не очень уравновешенные личности. Но кто был в этом заинтересован с самого начала?

Отказ с извинениями

   Я крутил всю эту ситуацию и так и эдак, прикидывая, кому могла быть выгодна шумиха вокруг коллайдера. Я даже навел справки у своего знакомого, который работает в Отделе контроля за экологической обстановкой Правительства ЕС. К коллайдеру у экологов вопросов не было. Все необходимые разрешения были получены десятки лет назад. Этот научный проект работал уже давно, и работал стабильно и беспроблемно.
   Я очень не люблю отказываться от расследований. И происходит это весьма нечасто, только тогда, когда они мне по какой-то причине не интересны. Но в этот раз я просто не нашел, за что зацепиться. По словам «Братьев Магдалины», решение должно было быть принято как можно скорее. Я должен был успеть за два дня. Итак, был Большой адронный коллайдер, был ЦЕРН, были религиозно настроенные добросовестные граждане, были и просто-напросто паникеры, напоминавшие тех, кто сжег Коперника и Бруно. Конечно, Шарль и Жюли Марше не относились ни к тем ни к другим. Однако за отведенное мне время я не нашел никаких доказательств того, что коллайдер в самом деле может спровоцировать конец света – тем более так, как говорилось в тексте фрески. Фактов у меня не было.
   Мой приятель, физик Макс Эндгер, был прав в том, что и так достаточно паники относительно катастрофы, которая постигнет Землю сразу же, как только в ЦЕРНе нажмут на пусковую кнопку. Ничто из той информации, которая у меня была, всерьез не говорило о том, что коллайдер может привести к концу света или чему-либо подобному. Я не нашел никаких документов, которые могли даже намекать на побочные эффекты от работы этого прибора. Да коллайдер даже не был еще протестирован, не только что запущен, какие там данные!
   Если уж на то пошло, то ядерное оружие намного опаснее. Но даже вокруг него сегодня уже не создается такой шумихи. Я же не собирался еще больше раздувать панику, строя бездоказательные и вздорные предположения в духе желтой прессы, рискуя собственной репутацией ради вознаграждения, которое мне выплатили бы «Братья Магдалины». Они были симпатичны мне, поэтому мой вынужденный отказ меня очень расстраивал.
   Впоследствии я не раз пожалел о принятом тогда решении. Но, возвращаясь к нему снова и снова, я понимаю, что оно было вполне естественным и логичным. Я стараюсь отбросить эмоции и в своих исследованиях работать только с фактами. А вот фактов-то у меня и не было. Я ищу и не нахожу своей вины в гибели Шарля Марше и исчезновении Жюли. Более того, думаю, что, если бы я тогда обнаружил свою связь с этими людьми, скорее всего, меня постигла бы та же участь. Я понимаю все это, но иногда чувствую вину за то, что не послушался своего внутреннего голоса, который, пока я набирал телефонный номер «Братьев Магдалины», чтобы отказаться от статьи, настойчиво шептал мне, что моим отказом эта история вовсе не закончится. Это лишь начало. Тем не менее я принес свои глубочайшие извинения, выразил свое сожаление и сказал, что за это расследование я не берусь, поскольку не нахожу несоответствий в официальной точке зрения на проект ВАКа и работу ЦЕРНа. Голос Жюли сделался еще более испуганным, а затем – сухим и официальным. Мы распрощались.
   Время шло. Я работал над очередной книгой, попутно занимаясь текущими делами агентства. Подошло время продлевать договор на аренду офиса, цены на недвижимость росли, и мы все носились с этим с утра до вечера. Судя по всему, к середине августа коллайдер был протестирован на начальном этапе, но, как и говорил Макс, никакая змея ничего не пожрала. Вроде все было относительно спокойно.
   Однако спустя три недели, спокойным сентябрьским вечером я прочел на первой полосе послеобеденной «Франсе Пресс-Аженти» о том, что «накануне в Париже раскрыта и пресечена деятельность серьезной террористической группы религиозных фанатиков, выдававших себя за общественную организацию „Братья Магдалины“». «Пресс-Аженти» писала:
   Главный вдохновитель группы застрелен полицией при сопротивлении аресту и попытке к бегству, а его дочь, ассистировавшая ему в его деятельности, объявлена Интерполом в розыск, прочие же участники группы арестованы, ведется следствие.
   Я неплохо разбираюсь в людях. Меня научила этому работа, и от этой моей способности во многом зависят мои успехи и провалы. Шарль Марше не мог быть террористом, собиравшимся взорвать один из ресторанчиков на Монмартре. Он не мог не только сделать это, но даже планировать. Я чувствовал, что скромный профессор погиб неспроста, и не поверил ни одному слову из газетной заметки. И принялся за расследование дела «Братьев Магдалины» самостоятельно, на свой страх и риск. На сей раз все было гораздо серьезнее, чем подготовка статьи о конце света из-за змеи с черной головой.
   Меряя шагами свой кабинет в агентстве, я раздумывал, как – и, главное, кому – могли перейти дорогу профессор Марше и его дочь. Все, что я знал о «Братьях», я прочел на сайте и в коротеньком досье, а также услышал от Жюли Марше. Информация эта касалась фрески и Большого адронного коллайдера. Не было ли именно это причиной? Я должен был разрабатывать все версии и принялся за это немедленно. Я искал, как бы подступиться к арестованным по делу «Братьев Магдалины», раз уж нельзя поговорить с Шарлем или Жюли. И я нашел этот путь.

Глава 2
СЛЕДЫ ВЕДУТ В АЛЬПЫ

   Первой моей мыслью было запросить свидание с арестованными «братьями». Но им было предъявлено обвинение в терроризме, и все контакты с внешним миром, разумеется, запрещались. Тем более с прессой. Можно было поговорить только с их адвокатом. И тут судьба улыбнулась мне. Мне порой кажется, что мне иногда везет гораздо больше, чем я того заслуживаю. Адвокатом «братьев» была Николь Лажель. А почему я так обрадовался, когда узнал об этом? Да потому, что однажды Николь вела мое дело. Было это несколько лет назад – один из тех нелепых исков, которые мне предъявили после выхода моей книги «Фальсифицированная история». Думаю, что этим не закончится и Николь еще будет разбираться в моих бумагах, представляя мои интересы в очередном бредовом судебном разбирательстве.
   Я немедленно позвонил Николь, и мы встретились с ней уже к обеду следующего дня. Николь была сбита с толку моими расспросами и огорчена, хотя выглядела, как всегда, спокойно и профессионально. Не задавая лишних вопросов о том, зачем мне это надо знать, и только попросив не разглашать информацию газетчикам, она рассказала мне все, что ей было известно о «Братьях Магдалины».

Террористы и торговцы наркотиками

   – Это бредовое обвинение, Этьен, – говорила Николь. – Такое же бредовое, как и в твоем случае, если даже не хуже. Я веду дела Шарля Марше уже довольно много лет. У меня хранится его завещание, а также я консультировала его, когда он регистрировал братство. Я уладила то дело, когда по ошибке бухгалтера они недоплатили налоги и на них был наложен штраф. Ну и та глупая история с митингом тоже. Получается, что я веду дела всего братства. Буквально пару дней назад мне позвонила Жюли и сказала, что у них неприятности. Она сказала, что отправила мне по почте чек – плату за то, что я буду дальше работать как адвокат братства. Я не сразу поняла, что происходит, – ее было очень плохо слышно, и она тут же бросила трубку. К тому же я ни о каких неприятностях не слышала. С Шарлем Марше к тому моменту мы не общались несколько недель, поскольку никаких общих дел не было. И вдруг такое. Я бы немедленно позвонила окружному прокурору, но был уже поздний вечер. А наутро оказалось, что я правильно сделала, не позвонив: Жюли считалась в розыске, а месье Марше погиб. Мне сообщил об этом один из «братьев», который не был арестован. Я тут же принялась за это дело, поскольку поняла, что именно имела в виду Жюли. О ее звонке я решила помалкивать. Ведь мне вовсе не хотелось, чтобы ее нашли и застрелили, как и ее отца.
   Николь немедленно отправилась в окружную прокуратуру и затребовала материалы дела. Потом она поехала в полицейский участок, откуда еще не перевели в тюрьму арестованных «братьев». Те заверили Жюли, что ничего не знают о причине ареста и им не известно ничего о якобы «террористической деятельности» Шарля Марше. В это обвинение они не верили.
   Итак, информация о том, что Шарль Марше готовит террористический акт, якобы поступила в полицию от одного из осведомителей. Отряд полицейских был немедленно отправлен на квартиру Марше для задержания. При попытке к бегству Шарль Марше был застрелен. Жюли же удалось непонятным образом скрыться, хотя весь дом был взят в оцепление.
   Во время обыска у Марше были найдены и изъяты рисованные планы одного из ресторанчиков на Монмартре. Якобы туда планировалось подложить взрывчатку. Помимо планов и схем в одном из шкафов в подвале были обнаружены взрывчатка, детонаторы, таймеры и прочая электроника для создания бомбы замедленного действия. А также два пакета кокаина и охотничья винтовка без лицензии.
   – Представляешь, какой бред, – негодовала Николь. – Шарль Марше не мог иметь дело ни с чем подобным. Не тот он был человек. Да и дочь он воспитал так же. Понимаешь, Этьен, это как в фильмах про злодеев – нужно собрать все вместе: оружие, наркотики, взрывчатку, планы убийства. Чтобы уж точно все поверили, что братство виновно абсолютно во всем. Разве что письма от бен Ладена у них не обнаружили, но, думаю, такое просто не пришло в голову организаторам.
   Настоящие террористы, профессионалы, никогда не имеют дела с наркотиками. Они просто выполняют свою «черную работу». А торговля наркотиками – совсем другой бизнес. Они бывают связаны, но только денежными потоками. Никогда организатор теракта не станет барыжить кокаином. Так что вся эта история с «Братством Магдалины» уже и вправду походила на кино. Никаких дневников, планов нападения, перечня требований, который собирались выдвигать «террористы», найдено не было. Не было установлено никакой связи между теми жуткими находками, которые якобы хранились в подвале дома Марше, и другими «братьями». Но тем не менее всех активистов арестовали. Остальным членам братства рекомендовали «не покидать город».
   – Я думаю, что все это им подбросили, – сказала напоследок Николь. – В понятых при обыске указаны лица, которые проходят среди осведомителей полиции, я проверяла. Наверняка это все сфабриковано. Но как мне это доказать? Этьен, ты, видимо, был другом Марше, хотя я об этом ничего не знала. Поэтому тебе это должно быть небезразлично. Завтра я передам тебе копию рапорта полицейского, который застрелил Шарля. Я это дело так не оставлю… Ты сам прочитаешь. Это настоящее подставное убийство. И ты должен мне помочь найти и наказать виновного. Шарль не заслуживал такой смерти.
   Я не стал отрицать своей дружбы с «Братьями Магдалины» и, заручившись помощью Николь, ее поблагодарил. На следующее утро я читал рапорт лейтенанта Мишеля Бирта, застрелившего профессора Марше «при сопротивлении аресту и попытке к бегству». Кроме формальных вещей, как то: имени, звания и стажа полицейского, номера жетона, времени, места, использованного оружия, количества выстрелов и прочего, там говорилось следующее:
   Дверь нам открыла подозреваемая Жюли Марше. Я сообщил ей, что она и ее отец арестованы по подозрению в террористической деятельности. Лейтенант Жиль Вернон надел на нее наручники и остался в гостиной, а я стал спускаться по лестнице из кухни в подвал, поскольку, по словам Жюли Марше, ее отец находился там.
   Когда я спустился в подвал, я застал подозреваемого Шарля Марше стоящим возле стеллажа с книгами. Я назвал себя, объявил ему об аресте, затем попросил протянуть руки, чтобы я мог надеть на них наручники. В тот же момент подозреваемый с громкой бранью опрокинул на меня стеллаж с книгами и бросился к выходу из подвала. Выбираясь из-под упавшего на меня стеллажа, я достал табельное оружие и произвел предупредительный выстрел в воздух. Тем временем подозреваемый достиг выхода из подвала. Я бросился вслед за ним. Когда я подбежал к подвальной двери, подозреваемый Шарль Марше поднялся почти до самого верхнего пролета лестницы. Я прицелился, чтобы выстрелить в ногу подозреваемому. Внезапно тот оступился на лестнице. По этой причине пуля попала подозреваемому в бедро справа. Я немедленно вызвал «скорую помощь» по рации и все это время оставался с подозреваемым. Когда прибыла «скорая помощь», подозреваемый уже был без сознания. Как мне сообщили после, он скончался в машине «скорой помощи» от кровопотери.
   Передав подозреваемого врачам бригады «скорой помощи», я отправился в гостиную, где оставались лейтенант Вернон и подозреваемая Жюли Марше. Когда я вошел в комнату, то увидел, что лейтенант Вернон лежит на полу без сознания, а подозреваемая Жюли Марше исчезла. Я немедленно вернулся к подвальной лестнице и позвал врача. Когда лейтенант Вернон пришел в себя, он рассказал, что Жюли Марше попросила его закрыть окно, а когда он повернулся к ней спиной, она чем-то ударила его по голове и он потерял сознание.
   Внешне все выглядело довольно правдоподобно, но я не мог отделаться от мысли, что все описанное было только поводом, чтобы убить Шарля Марше. Браниться, сопротивляться и опрокидывать стеллажи профессор не стал бы. Хотя кто знает, на что может решиться человек, загнанный в угол. Вот Жюли Марше – другое дело. Но у нее не тот возраст, да и свидетелей происшествия не было. Офицер Бирт был временно отстранен от исполнения обязанностей и направлен в краткий отпуск. И я поручил Жерару найти вольного или невольного убийцу Шарля Марше и выяснить, чем он сейчас занимается.

Камень из Атлантиды

   Жерар отправился на задание, а я стал разбирать утреннюю почту. Среди газет, журналов и писем я обнаружил квадратный конверт, не похожий на все остальные. К конверту скрепкой был пришпилен листок, на котором почерком Софи было помечено: «Лежал под дверью, когда я пришла в офис в 8 утра». На конверте было написано: «Месье Кассе лично». Честно говоря, я очень не люблю такие анонимные письма. Но Софи известно, что мне положено передавать всю почту, без исключения. Осторожно раскрыв конверт, я обнаружил там не споры сибирской язвы и не отравленную иголку, а простой листок бумаги, на котором было написано следующее: