Летчик задернул полог. А Гешка опять забеспокоился.
"Вот как скажут ему, как я про него всем врал и братом воображал, так он живо меня отсюда и фьюить!.. - мучился Гешка. - Нет, лучше потом сам скажу... Только немножко после".
Вскоре в номер принесли высушенные вещи Гешки и учебники, забытые им у исад. Но Гешка уже спал.
Когда он проснулся наутро, летчик был совершенно одет, при орденах и даже в фуражке. Он, видимо, собирался уезжать.
Под окном то громче, то тише урчал прогреваемый мотор автомобиля.
Климентий Черемыш сидел за столом, что-то читал, пожимая плечами и сдвигая фуражку на затылок. По широкому выразительному лицу его гуляла гримаса веселого недоумения. Он смешно таращил глаза, надувал щеки и делал губами "пуф-пыф".
Гешка проснулся с твердым намерением сразу же все рассказать летчику. Он не мог больше скрывать. "Он меня спас, а я от него секрет держу, да еще про него самого! Узнал бы, так не спасал, наверно... " - мучился Гешка.
- А, проснулся, утопленник, щука подледная! - закричал летчик.
Широко шагая, он подошел к постели и встал, упершись руками в бока и покачиваясь с каблука на носок.
- Слушай, это твой тут задачник принесли? Я, брат, ничего не понимаю! Тут вместе с ним письмо принесли. В задачник вложено. Адресовано мне. Вот видишь: "Герою Советского Союза Климентию Черемышу". Я, значит, взял его, распечатал, а там какая-то ерунда. Вот смотри: "Уважаемый товарищ Черемыш! Дирекция третьей северянской средней школы вынуждена обратить ваше внимание на неуспеваемость и недисциплинированность вашего брата Черемыша Геннадия, ученика пятого класса... " Ну, и так далее. Я что-то ничего сообразить не могу. При чем тут я? У меня никакого брата нет и не было.
- Это про меня... - сказал Гешка, хлопая глазами и чувствуя, как начинает ему колоть щеки прилившая к лицу кровь. - Но неуспеваемость за последнее время только. Честное слово, правда...
Эх, почему в полу нет проруби! Он готов был бы еще раз провалиться...
- Погоди, - настаивал летчик. - Ну хорошо, ты не успеваешь, а я тут при чем? Написано: брат.
- Это я - брат, - пробормотал Гешка.
- Ты - брат? - удивился летчик.
- Ну, как будто брат...
- Чей брат?
- Ваш будто...
- Мой?
- Угу...
- Нет, ты, верно, простуду все-таки схватил. Жарок у тебя, я вижу. Дай-ка я тебе градусник...
- Да нет же... у меня нормальная! - в отчаянии завопил Гешка. - Это я просто... будто вы и, словом, я...
- Ну, ты, да я, да мы с тобой. А дальше?
- Вы не серчайте только... Я сейчас скажу...
И он, всхлипнув, накрылся с головой одеялом.
Выслушивать нехитрую Гешкину исповедь летчику пришлось сквозь толстую байку. Климентий попробовал было пощекотать высунувшуюся пятку. Но грешник ни за что не вылезал на свет.
- Я два года... все про вас воображал, - слышалось из-под одеяла. - И по занятиям я из-за вас хорошо был... и по авиации тоже старался. Можете спрашивать. Я все отвечу. И девиацию знаю... и триммер... Вы спрашивайте... Ну что хотите спросите.
- Чего ж тебя спрашивать? Вот пристал вдруг... Ну ладно. Как вот, скажи, допустим, ты бы машину посадил при боковом ветре, если, скажем, вынужден сесть или подходы иначе не позволяют?
- Посадка при боковом ветре производится при ветре, дующем справа или слева от направления посадки, - зарапортовал совсем иным голосом Гешка под одеялом. - Сажать при работающем моторе? - деловито спросил он.
- Ладно, бог с тобой уж, сажай с работающим.
- Тогда, значит, надо скользить на крыло туда, откуда ветер. И по-над землей выровняться и газануть как следует, чтоб шибче садиться, чем если как всегда.
- Фу ты история! - изумился летчик. - Прямо на три точки. Откуда это ты?
Через четверть часа Климентий знал уже все. Сперва он хмурился, потом только головой качал.
- Ну, вылезай, вылезай!.. Нечего уж теперь скрываться... - говорил он, расхаживая по комнате. - Что же, брат так брат! У меня таких братишек в каждом городе по двадцать человек. Честное даю слово! Не все, правда, себя так уж родственниками заявляют, но тоже вроде свояки. У меня даже переписка налажена: они о своих делах, о школе, а я - о своих! Работящие ребята! Но ты уж того, брат Гешка, немного лишка перехватил. Ты бы уж, в крайнем случае, один про себя играл, а то, видишь, и других в дело запутал. Да, неловко получается. Корысти, верно, тебе никакой, да врать не надо. Врать - это без пяти минут последнее дело.
- А последнее какое? - спросил Гешка.
- Последнее дело, - сказал Климентий Черемыш, садясь на край постели, последнее дело, Геша, - это если долг свой, понимаешь, дело, которое тебе партией, народом поручено, и вот завалить. По-нашему, по-красноармейскому, это, значит, самое распоследнее дело. Понял?
- Понял, - сказал Гешка.
- То-то...
Летчик легонько потрепал его за нос:
- А у тебя, значит, тоже, как и у меня, однофамильцев хоть пруд пруди, а родни никого?
- Нет, у меня сестра в Москве есть. Только так... - Гешка махнул рукой. Хоть и старшая сестра, ну неинтересная. Она, знаете, это... шьет, в общем.
- Портниха, что ли? - догадался летчик.
- Да, вроде. Там они какие-то спецодежды кроят.
- Ну что ж, тоже хорошее дело, - сказал летчик. - Без штанов, брат, тоже далеко не полетишь. Вот у нас вопрос с костюмами во время перелета был очень серьезный. Знаешь, нам какие костюмы сконструировали? Вот именно сконструировали: про этот костюм и не скажешь - пошит. В старину говорили шубу построить. Вот эти-то костюмы действительно построены. Можешь себе представить: гагачий нух, кожа, шелк, тройная прокладка особая, теплая, непроницаемая, да еще электрическое подогревание. А ты говоришь - портниха...
Летчик встал, прошелся из угла в угол, потом опять подошел к кровати:
- Ну, как же теперь нам все это расхлебать?.. Может быть, так и оставить? А? Пускай их себе думают, что братья. А? Как по-твоему?
Он наклонил голову и из-под широкого лба испытующе посмотрел на Гешку.
Гешка молчал.
- Ну? Или как? - торопил летчик.
- Н-н-нет, - выдавил из себя Гешка, - это уж не годится. Лучше пускай уж знают. Все равно. А то какой же это я вам брат буду, если трусить и врать все? Нет уж!
- Это вот хвалю! Это подходяще! - воскликнул Климентий. - За это прямо впору бы и побрататься с тобой. Ладно, я уж в школе сам все это обделаю. Дразнить не будут.
Потом он вдруг сделался строгим, подтащил к кровати тяжелый стул, с грохотом поставил, сел на него верхом, скрестил руки на бархатной спинке.
- Вот что, друг: назвался братом, так уж изволь во всем соблюдать соответствие. Ну-ка, будя валяться! Вставай, одевайся, и давай-ка поговорим начистоту. Что же это ты? А? Зовешься моим братом, а в учебе такой тихоход? По дисциплине у тебя тоже все гайки расконтрены. Никуда это не годится! Если уж хочешь быть братом, так давай условимся: фамилию высоко нести - не конфузить. Ты мне фамилию не порть! А то либо мне, либо тебе ее менять придется. Да и за чем дело стало? Теперь ведь учиться - одно удовольствие. Вот я посмотрел тут у тебя задачки. Легкие. Я уж тут от нечего делать взялся, пяток решил. Вот в наше, брат, время... Отдали меня в ученики... Так мастер, бывало, чуть что, как приложит счетной линейкой по загривку - дважды два, - вот тебе и вся арифметика!
- Ну да, и у нас есть, попадаются трудные задачки, - возразил осмелевший Гешка. - Вон там в конце одна птичкой отмечена. Ее у нас никто в классе решить не может. Нам задали к уроку, а никто не решил.
- А ну, давай сюда твою задачку! - сказал летчик и, сняв фуражку, бросил ее на стол. - Эта? Так! Условие вполне подходящее. Ну-с, с чего начнем? Угу, понял! Дело ясное, проще пареной репы. Что там у нас? Двести пятнадцать, восемь десятых. Так, четыре пишем, шесть в уме... Очень распрекрасно! Теперь приписываем сюда. Сколько мы с тобой в уме держали?.. Так. Отлично. Теперь раскроем скобки.
Под окном нетерпеливо заверещала машина.
- Ничего, подождет!-сказал летчик. -Главное тут - не спешить.
В эту минуту зазвонил телефон.
- Ну, невозможно заниматься! - рассердился Климентий.
Он снял трубку и накрыл ее подушкой.
- Так на чем мы остановились? Угу. Теперь делим это. Остается вычесть. Ну, и чего ж тут трудного!.. Все. Пожалуйста, чисто, как говорится.
Довольный Климентий надел фуражку, пошел к вешалке, стал облачаться в шинель.
- А в ответе вовсе не так, - сказал Гешка, заглянув в конец учебника.
- То есть как это не так?! - изумился летчик, возвращаясь к столу. - Гм! Действительно, совсем не так. Погоди, погоди, тут мы где-то с тобой напороли. Не может быть, не может быть! Нет, тут все правильно. Го! История... Я полагаю, это в задачнике опечатка. Теперь часто бывает. Вот если выберут в депутаты, непременно вопрос поставлю насчет опечаток.
- Нет, у нашего учителя точка в точку по ответу вышло, - неумолимо отвечал Гешка. - Он нам показывал, как делать. Я забыл только.
Климентий, как был, в шинели, подсел к столу. За окном нетерпеливо гудел автомобиль. Под подушкой хрипела и курлыкала снятая трубка.
- Гм! Запарка у нас получается, - сказал летчик и сбросил шинель. - Ну, давай рассуждать вместе.
В это время кто-то постучал в дверь. Сперва слабо и робко, потом крепче и увесистей. Гешка прислушался. За дверями топтались и спорили.
- Иди ты вперед, - услышал он и узнал голос Риты.
- А почему это я? Пускай вон Лукашин идет, - донесся басок Плинтуса.
Гешка испуганно взглянул на летчика:
- Ребята там... из нашего класса...
Летчик поднял голову от тетрадки:
- Что говоришь? Ребята? Вот и хорошо! Сейчас ты им прямо так сам все и скажешь.
- Нет... Я лучше уйду... Я потом... - залепетал Гешка.
- Ну что ж, уходи. Уйти - дело нехитрое. Остаться - вот это да! Ну, так как решаешь?.. Ты вот оденься пока.
И летчик, задернув полог, пошел открывать дверь.
Теснясь и прячась один за другого, отдавливая друг другу ноги, стараясь держаться около стен, вошли Рита, Плинтус, Лукашин, Званцев, а с ними еще трое ребят из пятого "Б". Летчик поздоровался со всеми по очереди. А Плинтус, поздоровавшись, быстро обошел за спинами ребят и ухитрился пожать руку героя еще раз... Все расселись - кто на стулья, кто на диван. Ребята смотрели на летчика и молчали.
- А как ваш брат Гешка? - спросила наконец расхрабрившаяся Рита.
Летчик стал очень серьезным. Потом он легонько крякнул и крепко потер ладонью затылок.
- Вот что, ребятки, - сказал он, вставая, - тут у нас маленькая путаница образовалась... Впрочем, пусть Геша вам сам все разъяснит. Давай, Геша!
И летчик раздернул шторы. Все заглянули в альков, где стояла кровать, но никого не увидели. Альков был пуст. Гешка снова исчез...
Летчик озадаченно посмотрел на ребят, прошел в альков, огляделся, даже под постель украдкой заглянул. Но Гешки нигде не было.
- Не выдержал, через ту дверь сбежал! - сказал сердито Климентий Черемыш, указывая на приоткрытую дверь из алькова в переднюю. - Ну что ж, - продолжал летчик, и внезапно лукавая ужимка тронула его лицо, тотчас ставшее снова серьезным, - ну что ж, придется, видно, мне самому... Должен я вам сказать одну нехорошую вещь про Тешу. Трус он, оказывается, вот что. А это, ребята, очень тяжело, когда вот твой родной брат- и оказывается трусом.
- Никто и не брат, никто и не трус! - раздалось вдруг из складок отдернутой шторы.
Материя зашевелилась. Рита испуганно взвизгнула.
И все увидели Гешку, который вылезал из своего убежища, красный и вспотевший.
- А, ты весь тут! - закричал летчик. - А я думал, только ноги твои здесь...
- А разве видно было? - еще пуще краснея, спросил Гешка.
- Да, брат, техника военной маскировки у тебя слабовата... Ноги-то из-под полога так и торчали...
Ребята, ничего не понимая, смотрели то на летчика, то на Гешку.
- Гешка! Ты чего ж это прятался? - спросил Званцев.
-- Ничего я не прятался... Просто... я с духом хотел собраться...
- Ну, - сказал летчик, - набрался духу, теперь ныряй.
Гешка опустил голову.
- Ребята, - сказал он тихо, - правда... ребята! Можете прямо меня обозвать, как хотите... только я все равно скажу...
И Гешка во всем признался товарищам.
У ребят даже слов сперва не нашлось. Они сначала только ахнули и все отодвинулись от Гешки. Они смотрели на него почти с ужасом, Потом сердито придвинулись к нему.
- Ну, уж это знаешь как называется? - произнес Лукашин.
- Как не стыдно только врать было! - возмущалась Рита. - А мы-то: "братик, братик"...
- Погодите-ка, эдак вы... - начал летчик.
Но Гешка перебил его:
- Вы уж меня больше... не вытаскивайте... Хватит, что из проруби...
Он замолчал. И все молчали, подавленные, уже не глядя на Гешку.
Тогда негромко, простым, хорошим голосом летчик стал объяснять ребятам, в чем была ошибка Гешки, который истинную правду мечты своей от всех спрятал, а напоказ выставил только ложь. Вот мечта и превратилась в обман.
- Мечтать - дело хорошее, - сказал Климентий Че-ремыш, - только мечта с правдой дружить должна. Тогда и все прочее будет соответственно.
- Ну, раз мечтал так... - тихо сказал Званцев.
- Если б хоть про себя воображал, а то вслух! - возразил Лукашин.
Но его уж никто не поддержал.
- А ты сам вслух себя Чапаевым не воображаешь? - закричала вдруг Рита. "По коням, по коням!" - передразнила она.
И все облегченно засмеялись.
Евдокия Власьевна зашла утром навестить Аню. Заговорили о Гешке, и девочка, не удержавшись, обо всем рассказала учительнице.
Евдокия Власьевна совсем переполошилась.
- Воображаю, что должен пережить этот ребенок! - волновалась она. - Не представляю себе прямо, что у них там разыграется...
Евдокия Власьевна поспешила в гостиницу.
Когда она подошла к гостинице, у подъезда стояли и гудели уже две машины. Коридорный гостиницы сказал ей, что летчик просил его не беспокоить, так как занят очень важным делом. Евдокия Власьевна постучала в дверь номера, но ей никто не ответил. Она потихоньку, с беспокойством приоткрыла дверь и вошла.
За окном гудели разноголосо и монотонно машины. Под подушкой на столе курлыкала снятая телефонная трубка.
Шинель лежала на полу, свалившись со стула. А герой, его самозванный брат и друзья-товарищи из пятого "Б", кучно склонившись над столом, яростно спорили.
- Тут что-то не то! - кричал летчик, стуча кулаком по столу. - Мы действия верно произвели. Тут не в этом дело. Давай рассуждать сначала.
Задачка peшена
Климентий Черемыш собирался сам поехать в школу побеседовать с ребятами и все уладить окончательно. Но поспеть всюду он не мог. Его ждали на предприятиях. Он выступал на митингах, ездил в район, побывал на лесопилке, сделал, как обещал, доклад в казармах. Побывать в школе ему уже не пришлось. Но, верный своему слову, он прислал письмо, в котором повторил многое из того, что говорил ребятам у себя в номере.
Письмо это прочли в классе. Потом его поместили в стенгазете. Вот часть этого письма:
"... А теперь, дорогие товарищи из пятого "Б", идут уже дела семейные. Я должен разъяснить одно небольшое недоразумение. Произошла маленькая путаница, и нам с Геннадием не хочется оставлять вас в заблуждении. Вся штука в том, что Геннадий не вполне мне брат, а скорее однофамилец, если уж так начать разбираться. Он тут порядком нафантазировал, а потом чуть сам себя не уверил. А вас уж и подавно. И вот это уже совершенно зря. Врать, конечно, не следует. Это уже самозванством отдает. А парнишка он хороший. Недаром я его из-подо льда выудил. За вранье вы ему пропишите там что полагается. Но очень не усердствуйте.
Прибыли ему от родства со мной было немного. У нас почет идет не по роду, не по племени, а по делам. Будь ты там кум или брат чей угодно, а изволь сам себя проявить самостоятельно.
Ну, а мечта, товарищи, - штука в жизни весьма уважительная. Мечта человека в люди выводит. И смеяться над ней нечего.
Так что условимся давайте так. Поскольку уже вы привыкли меня считать близким родичем пятого класса "Б", то беру и в дальнейшем братское шефство, что ли, над вами. И назначаю Геннадия - тезку по фамилии - по этой части главным, раз уж мы с ним побратались.
Но предупреждаю: узнаю если, что попрекаете его за прошедшее, кончено, точка нашей с вами дружбе.
Так что давайте, чтоб никаких этих дразнилок раз и навсегда! Беру с вас слово...
А задачку, которая у нас не выходила, я все-таки решил. И оказывается: решается-то она проще простого. А я прежде такое там накрутил... Это и в жизни случается. Хитрая задачка. Решение прилагаю... "
А Гешка вернул директору его письмо с распиской:
"Принято к сведению. Уверен, что выправится. Прочее соответственно.
За брата - Климентий Черемыш"
"Вот как скажут ему, как я про него всем врал и братом воображал, так он живо меня отсюда и фьюить!.. - мучился Гешка. - Нет, лучше потом сам скажу... Только немножко после".
Вскоре в номер принесли высушенные вещи Гешки и учебники, забытые им у исад. Но Гешка уже спал.
Когда он проснулся наутро, летчик был совершенно одет, при орденах и даже в фуражке. Он, видимо, собирался уезжать.
Под окном то громче, то тише урчал прогреваемый мотор автомобиля.
Климентий Черемыш сидел за столом, что-то читал, пожимая плечами и сдвигая фуражку на затылок. По широкому выразительному лицу его гуляла гримаса веселого недоумения. Он смешно таращил глаза, надувал щеки и делал губами "пуф-пыф".
Гешка проснулся с твердым намерением сразу же все рассказать летчику. Он не мог больше скрывать. "Он меня спас, а я от него секрет держу, да еще про него самого! Узнал бы, так не спасал, наверно... " - мучился Гешка.
- А, проснулся, утопленник, щука подледная! - закричал летчик.
Широко шагая, он подошел к постели и встал, упершись руками в бока и покачиваясь с каблука на носок.
- Слушай, это твой тут задачник принесли? Я, брат, ничего не понимаю! Тут вместе с ним письмо принесли. В задачник вложено. Адресовано мне. Вот видишь: "Герою Советского Союза Климентию Черемышу". Я, значит, взял его, распечатал, а там какая-то ерунда. Вот смотри: "Уважаемый товарищ Черемыш! Дирекция третьей северянской средней школы вынуждена обратить ваше внимание на неуспеваемость и недисциплинированность вашего брата Черемыша Геннадия, ученика пятого класса... " Ну, и так далее. Я что-то ничего сообразить не могу. При чем тут я? У меня никакого брата нет и не было.
- Это про меня... - сказал Гешка, хлопая глазами и чувствуя, как начинает ему колоть щеки прилившая к лицу кровь. - Но неуспеваемость за последнее время только. Честное слово, правда...
Эх, почему в полу нет проруби! Он готов был бы еще раз провалиться...
- Погоди, - настаивал летчик. - Ну хорошо, ты не успеваешь, а я тут при чем? Написано: брат.
- Это я - брат, - пробормотал Гешка.
- Ты - брат? - удивился летчик.
- Ну, как будто брат...
- Чей брат?
- Ваш будто...
- Мой?
- Угу...
- Нет, ты, верно, простуду все-таки схватил. Жарок у тебя, я вижу. Дай-ка я тебе градусник...
- Да нет же... у меня нормальная! - в отчаянии завопил Гешка. - Это я просто... будто вы и, словом, я...
- Ну, ты, да я, да мы с тобой. А дальше?
- Вы не серчайте только... Я сейчас скажу...
И он, всхлипнув, накрылся с головой одеялом.
Выслушивать нехитрую Гешкину исповедь летчику пришлось сквозь толстую байку. Климентий попробовал было пощекотать высунувшуюся пятку. Но грешник ни за что не вылезал на свет.
- Я два года... все про вас воображал, - слышалось из-под одеяла. - И по занятиям я из-за вас хорошо был... и по авиации тоже старался. Можете спрашивать. Я все отвечу. И девиацию знаю... и триммер... Вы спрашивайте... Ну что хотите спросите.
- Чего ж тебя спрашивать? Вот пристал вдруг... Ну ладно. Как вот, скажи, допустим, ты бы машину посадил при боковом ветре, если, скажем, вынужден сесть или подходы иначе не позволяют?
- Посадка при боковом ветре производится при ветре, дующем справа или слева от направления посадки, - зарапортовал совсем иным голосом Гешка под одеялом. - Сажать при работающем моторе? - деловито спросил он.
- Ладно, бог с тобой уж, сажай с работающим.
- Тогда, значит, надо скользить на крыло туда, откуда ветер. И по-над землей выровняться и газануть как следует, чтоб шибче садиться, чем если как всегда.
- Фу ты история! - изумился летчик. - Прямо на три точки. Откуда это ты?
Через четверть часа Климентий знал уже все. Сперва он хмурился, потом только головой качал.
- Ну, вылезай, вылезай!.. Нечего уж теперь скрываться... - говорил он, расхаживая по комнате. - Что же, брат так брат! У меня таких братишек в каждом городе по двадцать человек. Честное даю слово! Не все, правда, себя так уж родственниками заявляют, но тоже вроде свояки. У меня даже переписка налажена: они о своих делах, о школе, а я - о своих! Работящие ребята! Но ты уж того, брат Гешка, немного лишка перехватил. Ты бы уж, в крайнем случае, один про себя играл, а то, видишь, и других в дело запутал. Да, неловко получается. Корысти, верно, тебе никакой, да врать не надо. Врать - это без пяти минут последнее дело.
- А последнее какое? - спросил Гешка.
- Последнее дело, - сказал Климентий Черемыш, садясь на край постели, последнее дело, Геша, - это если долг свой, понимаешь, дело, которое тебе партией, народом поручено, и вот завалить. По-нашему, по-красноармейскому, это, значит, самое распоследнее дело. Понял?
- Понял, - сказал Гешка.
- То-то...
Летчик легонько потрепал его за нос:
- А у тебя, значит, тоже, как и у меня, однофамильцев хоть пруд пруди, а родни никого?
- Нет, у меня сестра в Москве есть. Только так... - Гешка махнул рукой. Хоть и старшая сестра, ну неинтересная. Она, знаете, это... шьет, в общем.
- Портниха, что ли? - догадался летчик.
- Да, вроде. Там они какие-то спецодежды кроят.
- Ну что ж, тоже хорошее дело, - сказал летчик. - Без штанов, брат, тоже далеко не полетишь. Вот у нас вопрос с костюмами во время перелета был очень серьезный. Знаешь, нам какие костюмы сконструировали? Вот именно сконструировали: про этот костюм и не скажешь - пошит. В старину говорили шубу построить. Вот эти-то костюмы действительно построены. Можешь себе представить: гагачий нух, кожа, шелк, тройная прокладка особая, теплая, непроницаемая, да еще электрическое подогревание. А ты говоришь - портниха...
Летчик встал, прошелся из угла в угол, потом опять подошел к кровати:
- Ну, как же теперь нам все это расхлебать?.. Может быть, так и оставить? А? Пускай их себе думают, что братья. А? Как по-твоему?
Он наклонил голову и из-под широкого лба испытующе посмотрел на Гешку.
Гешка молчал.
- Ну? Или как? - торопил летчик.
- Н-н-нет, - выдавил из себя Гешка, - это уж не годится. Лучше пускай уж знают. Все равно. А то какой же это я вам брат буду, если трусить и врать все? Нет уж!
- Это вот хвалю! Это подходяще! - воскликнул Климентий. - За это прямо впору бы и побрататься с тобой. Ладно, я уж в школе сам все это обделаю. Дразнить не будут.
Потом он вдруг сделался строгим, подтащил к кровати тяжелый стул, с грохотом поставил, сел на него верхом, скрестил руки на бархатной спинке.
- Вот что, друг: назвался братом, так уж изволь во всем соблюдать соответствие. Ну-ка, будя валяться! Вставай, одевайся, и давай-ка поговорим начистоту. Что же это ты? А? Зовешься моим братом, а в учебе такой тихоход? По дисциплине у тебя тоже все гайки расконтрены. Никуда это не годится! Если уж хочешь быть братом, так давай условимся: фамилию высоко нести - не конфузить. Ты мне фамилию не порть! А то либо мне, либо тебе ее менять придется. Да и за чем дело стало? Теперь ведь учиться - одно удовольствие. Вот я посмотрел тут у тебя задачки. Легкие. Я уж тут от нечего делать взялся, пяток решил. Вот в наше, брат, время... Отдали меня в ученики... Так мастер, бывало, чуть что, как приложит счетной линейкой по загривку - дважды два, - вот тебе и вся арифметика!
- Ну да, и у нас есть, попадаются трудные задачки, - возразил осмелевший Гешка. - Вон там в конце одна птичкой отмечена. Ее у нас никто в классе решить не может. Нам задали к уроку, а никто не решил.
- А ну, давай сюда твою задачку! - сказал летчик и, сняв фуражку, бросил ее на стол. - Эта? Так! Условие вполне подходящее. Ну-с, с чего начнем? Угу, понял! Дело ясное, проще пареной репы. Что там у нас? Двести пятнадцать, восемь десятых. Так, четыре пишем, шесть в уме... Очень распрекрасно! Теперь приписываем сюда. Сколько мы с тобой в уме держали?.. Так. Отлично. Теперь раскроем скобки.
Под окном нетерпеливо заверещала машина.
- Ничего, подождет!-сказал летчик. -Главное тут - не спешить.
В эту минуту зазвонил телефон.
- Ну, невозможно заниматься! - рассердился Климентий.
Он снял трубку и накрыл ее подушкой.
- Так на чем мы остановились? Угу. Теперь делим это. Остается вычесть. Ну, и чего ж тут трудного!.. Все. Пожалуйста, чисто, как говорится.
Довольный Климентий надел фуражку, пошел к вешалке, стал облачаться в шинель.
- А в ответе вовсе не так, - сказал Гешка, заглянув в конец учебника.
- То есть как это не так?! - изумился летчик, возвращаясь к столу. - Гм! Действительно, совсем не так. Погоди, погоди, тут мы где-то с тобой напороли. Не может быть, не может быть! Нет, тут все правильно. Го! История... Я полагаю, это в задачнике опечатка. Теперь часто бывает. Вот если выберут в депутаты, непременно вопрос поставлю насчет опечаток.
- Нет, у нашего учителя точка в точку по ответу вышло, - неумолимо отвечал Гешка. - Он нам показывал, как делать. Я забыл только.
Климентий, как был, в шинели, подсел к столу. За окном нетерпеливо гудел автомобиль. Под подушкой хрипела и курлыкала снятая трубка.
- Гм! Запарка у нас получается, - сказал летчик и сбросил шинель. - Ну, давай рассуждать вместе.
В это время кто-то постучал в дверь. Сперва слабо и робко, потом крепче и увесистей. Гешка прислушался. За дверями топтались и спорили.
- Иди ты вперед, - услышал он и узнал голос Риты.
- А почему это я? Пускай вон Лукашин идет, - донесся басок Плинтуса.
Гешка испуганно взглянул на летчика:
- Ребята там... из нашего класса...
Летчик поднял голову от тетрадки:
- Что говоришь? Ребята? Вот и хорошо! Сейчас ты им прямо так сам все и скажешь.
- Нет... Я лучше уйду... Я потом... - залепетал Гешка.
- Ну что ж, уходи. Уйти - дело нехитрое. Остаться - вот это да! Ну, так как решаешь?.. Ты вот оденься пока.
И летчик, задернув полог, пошел открывать дверь.
Теснясь и прячась один за другого, отдавливая друг другу ноги, стараясь держаться около стен, вошли Рита, Плинтус, Лукашин, Званцев, а с ними еще трое ребят из пятого "Б". Летчик поздоровался со всеми по очереди. А Плинтус, поздоровавшись, быстро обошел за спинами ребят и ухитрился пожать руку героя еще раз... Все расселись - кто на стулья, кто на диван. Ребята смотрели на летчика и молчали.
- А как ваш брат Гешка? - спросила наконец расхрабрившаяся Рита.
Летчик стал очень серьезным. Потом он легонько крякнул и крепко потер ладонью затылок.
- Вот что, ребятки, - сказал он, вставая, - тут у нас маленькая путаница образовалась... Впрочем, пусть Геша вам сам все разъяснит. Давай, Геша!
И летчик раздернул шторы. Все заглянули в альков, где стояла кровать, но никого не увидели. Альков был пуст. Гешка снова исчез...
Летчик озадаченно посмотрел на ребят, прошел в альков, огляделся, даже под постель украдкой заглянул. Но Гешки нигде не было.
- Не выдержал, через ту дверь сбежал! - сказал сердито Климентий Черемыш, указывая на приоткрытую дверь из алькова в переднюю. - Ну что ж, - продолжал летчик, и внезапно лукавая ужимка тронула его лицо, тотчас ставшее снова серьезным, - ну что ж, придется, видно, мне самому... Должен я вам сказать одну нехорошую вещь про Тешу. Трус он, оказывается, вот что. А это, ребята, очень тяжело, когда вот твой родной брат- и оказывается трусом.
- Никто и не брат, никто и не трус! - раздалось вдруг из складок отдернутой шторы.
Материя зашевелилась. Рита испуганно взвизгнула.
И все увидели Гешку, который вылезал из своего убежища, красный и вспотевший.
- А, ты весь тут! - закричал летчик. - А я думал, только ноги твои здесь...
- А разве видно было? - еще пуще краснея, спросил Гешка.
- Да, брат, техника военной маскировки у тебя слабовата... Ноги-то из-под полога так и торчали...
Ребята, ничего не понимая, смотрели то на летчика, то на Гешку.
- Гешка! Ты чего ж это прятался? - спросил Званцев.
-- Ничего я не прятался... Просто... я с духом хотел собраться...
- Ну, - сказал летчик, - набрался духу, теперь ныряй.
Гешка опустил голову.
- Ребята, - сказал он тихо, - правда... ребята! Можете прямо меня обозвать, как хотите... только я все равно скажу...
И Гешка во всем признался товарищам.
У ребят даже слов сперва не нашлось. Они сначала только ахнули и все отодвинулись от Гешки. Они смотрели на него почти с ужасом, Потом сердито придвинулись к нему.
- Ну, уж это знаешь как называется? - произнес Лукашин.
- Как не стыдно только врать было! - возмущалась Рита. - А мы-то: "братик, братик"...
- Погодите-ка, эдак вы... - начал летчик.
Но Гешка перебил его:
- Вы уж меня больше... не вытаскивайте... Хватит, что из проруби...
Он замолчал. И все молчали, подавленные, уже не глядя на Гешку.
Тогда негромко, простым, хорошим голосом летчик стал объяснять ребятам, в чем была ошибка Гешки, который истинную правду мечты своей от всех спрятал, а напоказ выставил только ложь. Вот мечта и превратилась в обман.
- Мечтать - дело хорошее, - сказал Климентий Че-ремыш, - только мечта с правдой дружить должна. Тогда и все прочее будет соответственно.
- Ну, раз мечтал так... - тихо сказал Званцев.
- Если б хоть про себя воображал, а то вслух! - возразил Лукашин.
Но его уж никто не поддержал.
- А ты сам вслух себя Чапаевым не воображаешь? - закричала вдруг Рита. "По коням, по коням!" - передразнила она.
И все облегченно засмеялись.
Евдокия Власьевна зашла утром навестить Аню. Заговорили о Гешке, и девочка, не удержавшись, обо всем рассказала учительнице.
Евдокия Власьевна совсем переполошилась.
- Воображаю, что должен пережить этот ребенок! - волновалась она. - Не представляю себе прямо, что у них там разыграется...
Евдокия Власьевна поспешила в гостиницу.
Когда она подошла к гостинице, у подъезда стояли и гудели уже две машины. Коридорный гостиницы сказал ей, что летчик просил его не беспокоить, так как занят очень важным делом. Евдокия Власьевна постучала в дверь номера, но ей никто не ответил. Она потихоньку, с беспокойством приоткрыла дверь и вошла.
За окном гудели разноголосо и монотонно машины. Под подушкой на столе курлыкала снятая телефонная трубка.
Шинель лежала на полу, свалившись со стула. А герой, его самозванный брат и друзья-товарищи из пятого "Б", кучно склонившись над столом, яростно спорили.
- Тут что-то не то! - кричал летчик, стуча кулаком по столу. - Мы действия верно произвели. Тут не в этом дело. Давай рассуждать сначала.
Задачка peшена
Климентий Черемыш собирался сам поехать в школу побеседовать с ребятами и все уладить окончательно. Но поспеть всюду он не мог. Его ждали на предприятиях. Он выступал на митингах, ездил в район, побывал на лесопилке, сделал, как обещал, доклад в казармах. Побывать в школе ему уже не пришлось. Но, верный своему слову, он прислал письмо, в котором повторил многое из того, что говорил ребятам у себя в номере.
Письмо это прочли в классе. Потом его поместили в стенгазете. Вот часть этого письма:
"... А теперь, дорогие товарищи из пятого "Б", идут уже дела семейные. Я должен разъяснить одно небольшое недоразумение. Произошла маленькая путаница, и нам с Геннадием не хочется оставлять вас в заблуждении. Вся штука в том, что Геннадий не вполне мне брат, а скорее однофамилец, если уж так начать разбираться. Он тут порядком нафантазировал, а потом чуть сам себя не уверил. А вас уж и подавно. И вот это уже совершенно зря. Врать, конечно, не следует. Это уже самозванством отдает. А парнишка он хороший. Недаром я его из-подо льда выудил. За вранье вы ему пропишите там что полагается. Но очень не усердствуйте.
Прибыли ему от родства со мной было немного. У нас почет идет не по роду, не по племени, а по делам. Будь ты там кум или брат чей угодно, а изволь сам себя проявить самостоятельно.
Ну, а мечта, товарищи, - штука в жизни весьма уважительная. Мечта человека в люди выводит. И смеяться над ней нечего.
Так что условимся давайте так. Поскольку уже вы привыкли меня считать близким родичем пятого класса "Б", то беру и в дальнейшем братское шефство, что ли, над вами. И назначаю Геннадия - тезку по фамилии - по этой части главным, раз уж мы с ним побратались.
Но предупреждаю: узнаю если, что попрекаете его за прошедшее, кончено, точка нашей с вами дружбе.
Так что давайте, чтоб никаких этих дразнилок раз и навсегда! Беру с вас слово...
А задачку, которая у нас не выходила, я все-таки решил. И оказывается: решается-то она проще простого. А я прежде такое там накрутил... Это и в жизни случается. Хитрая задачка. Решение прилагаю... "
А Гешка вернул директору его письмо с распиской:
"Принято к сведению. Уверен, что выправится. Прочее соответственно.
За брата - Климентий Черемыш"