Страница:
Помню, когда мать стала более-менее известной, как водится, к ней пошли «ходоки» – поговорить, рассказать свою историю, получить мудрый совет, «припасть». Как я понимаю, такое случается со всеми людьми, становящимися хоть чуточку популярными, – закон жизни, обусловленный неизбывной человеческой потребностью поговорить с «авторитетами». А эта потребность, в свою очередь, следствие неуемного людского тщеславия. Ну, да ладно… Вернемся к «ходокам». Меня еще в детстве немножко удивило, что в основном это были очень простые люди (той простотой, которая хуже воровства). То есть формально они, возможно, и принадлежали к «прослойке», но по существу… Какие-то неустроенные, убогого вида тетки, потрепанные и неухоженные мужички. Приятные и светские интеллектуалы появлялись крайне редко и только единожды, второго их прихода в наш дом, как правило, не бывало. В ранней юности я не могла никак себе объяснить, почему так происходит. Впрочем, честно признаюсь, даже не способна была сформулировать это свое недоумение. Это были еще не мысли, а чувства, ощущения.
На уровне тех же ощущений возникало непонимание: для чего нужен успех, если круг общения остается убогим, серым, скучным, если не меняется вообще ничего? Моих злобных критиков прошу не навострять уши – я не имела в виду материальное благополучие. Да, тогда у нас появилась новая мебель и что-то там еще. Но в нематериальной сфере не изменилось ничего! Жизнь не стала ярче, в нашем доме не стали собираться интересные компании, мы никуда не стали ездить или выходить – как сидели сиднями дома, так и продолжали… Тогда я думала, что это, видимо, и называется «достойно нести бремя успеха». Такие вот мы – выше всего этого! Но зачем нам эти «ходоки»?
Уже тогда я опять не умом поняла, а почувствовала, что матери это нужно, ей это очень нравится. Она купалась в восхищении убогих бедолаг, питалась их славословиями «великой» писательнице, наслаждалась своим участием в их судьбах, выражавшимся в щедрой раздаче мудрых советов из заоблачного высока. Так она поднималась и в собственных глазах. Мать кроила себе репутацию идола, к которому «припадают», и в итоге скроила платье «выдающейся мыслительницы и целительницы человеческих душ». Правда, крой оказался как по лекалам провинциальной портнихи. Об этом я тоже рассказывала в «Маме».
Так вот, очень многие поклонницы творчества Щербаковой, решившие биться со мной за ее «честь», напоминают тех давних «ходоков» – по убогости мыслей, полуграмотности, штампованности высказываний. Правда, «ходоки» не были агрессивны, но, полагаю, лишь потому, что мать всегда их гладила по шерстке, ласкала и кормила с рук. Не верю, что убожество может быть добрым и гуманным. Во всяком случае, никогда не встречала.
…Сама себя перебью и ударю по губам, то есть по рукам. С моей стороны было бы очень некрасиво не сказать о тех людях, которые были и остаются поклонниками творчества Щербаковой, но при этом поняли мою боль, приняли мою книгу и не написали мне ни единого плохого слова. Их очень мало (помните? семеро!), но они же есть! Простите меня, дорогие, за все предыдущие слова. Я погорячилась, эмоции – плохой помощник в работе. Я помню вас всех – Инна, Татьяна, Анжела… Вы были деликатны и умны в своих письмах, вы ни на секунду не отреклись от своей любви к книгам писательницы, но у вас нашлись и для меня добрые слова поддержки и сочувствия. Вы хотели понять… Понять, почему так произошло, что случилось с хорошей писательницей, что она оказалась плохой матерью. С вами было интересно беседовать, и я вам очень благодарна за ваши письма.
Скажу то, что вам, наверное, не очень понравится: книги Щербаковой вас не смогли испортить. Простите за этот пассаж, готова вновь вступить с вами в полемику. Можно даже конкретно по поводу каких-то произведений Щербаковой. В любом случае общение с вами – подарок.
А между тем основная масса недалеких хамов честно признавалась, что прежде не читала Щербакову, но они – борцы за идею. А вот за какую – вопрос открытый. И есть ли идея вообще? Или просто все те же злоба и зависть, о которых мы уже упоминали?
Моральное насилие? Не морочьте голову!
«Поселившись» в Сети на долгое время, я узнала про Интернет много нового. Например, про существование клонов и троллей. Ну, если с клонами все более-менее ясно (это те, кто подписывает свои комменты разными именами), то тролли – явление чрезвычайно любопытное. Это такие пакостники, которые суются к людям на форум, чтобы безнаказанно сказать гадость, обхамить, устроить свару. Они обожают довести своими подначками и хамством новичков, вроде меня, до белого каления, чуть не до инфаркта, до срыва – и потом любоваться плодами своих трудов: вот, мол, смотрите! Она ругается! Она – хамка. Она знает плохие слова, гы-гы-гы! Вот это «гы-гы-гы» – непременно и обязательно! Способов борьбы с троллями всего два: либо полное игнорирование (они очень болезненно это воспринимают и быстро стушевываются), либо забанивание, то есть блокировка их возможности вообще появляться у тебя на страничке. Я опять должна вернуться к размышлению о некоторых особенных людях, чью мотивацию, мировоззрение и мораль мне не постичь никогда! Сколько бы я ни думала, ни искала ответы на свои вопросы, понятнее мне не становится. Что же это за сорт людей, которым нравится или даже жизненно необходимо непременно прийти в гости к незнакомому человеку и устроить в его доме дебош, переколотить всю посуду, разбить зеркала и люстры, обматерить и удалиться с чувством глубокого удовлетворения.
Может все-таки, это тоже родовая черта «гомо советикус»? Хотя нет. Был же еще Передонов из «Мелкого беса» Ф. Сологуба. Они такие же. Полное пренебрежение нормами приличия, нежная любовь к базарному хамству, стремление унизить человека, который им лично не сделал ничего плохого, но унижать и оскорблять которого безопасно. Эти «гомы-гоминиды» приходили на мой форум лишь для того, чтобы сделать там такие, например, записи: «Ты – сука, чтоб ты сдохла!» или «Тварь завистливая, ни таланту у тебя, ни мозгов, ни совести».
Даже лукавить не буду: поначалу очень огорчалась, пугалась, чуть не плакала. Но потом такая «мозоль» наросла, что стало даже весело. И более того, еще раз убедилась в своей правоте. Ведь если тебя ненавидят подобные гоминиды, значит, твоя позиция моральна и нравственна. В общем, скажи мне, кто твой враг… Не знаю уж, кого могут порадовать такие друзья.
Но поначалу я этого всего не знала и, как дурочка, вступала в полемику с теми, кому важен не спор, не отстаивание собственного мнения, а просто склока, ругань, скандал. Эдакие коммунальные паразиты, которые, к собственному прискорбию, живут уже не в коммуналках и не могут реализовать свой богатый потенциал подонков на общей кухне. Правда, надо отметить, бывают и тролли идейные: я тролль и тем горжусь, поэтому с самоназванием они не заморачиваются, а так и пишут о себе – Тролль.
Однажды появился такой персонаж у меня в форуме. Не откровенный хам, нет. Он хотел меня «убить» очень показательным примером, аргументом, который и до него, и после приводили все те, кто привык мыслить штампами.
Тролль:
Не видели вы дурных матерей. Потому и зло берет. Есть ведь они, есть! И много их, дурных. Поэтому и зло такое берет. Почитает по-настоящему обиженный родителями, и заболит у него так, что истины не видит: не товарищ вы ему по несчастью, а лицемерная паразитка на его больной душе. Потому что у него болит по-настоящему, потому что он страдал и страдать продолжает, а вы страдали не от деспотизма родителей, а от собственной дури.
У вас не факты, у вас сплошные обиды разбалованной дочери, которые вы регулярно выдаете за издевательство матери над вами. Хотите четкую и аргументированную позицию? Хотите логику и факты? Держите. Но простите тогда за многословие.
История не моя – моего двоюродного брата. Наши с ним матери (царствие обеим небесное) были родными сестрами. У обеих сестричек характеры не сахар, но в совершенно различных, как оказалось, направлениях. Братец мой исчез много лет назад. Просто пропал, и никаких следов. Ах, как его родители убивались – надо было видеть! Оно и понятно: родная кровинушка потерялась, первенец, любимец. Родители всех вокруг убеждали, что сын мертв.
Оказался жив. Нашелся два года назад, причем уже после смерти матери. Теперь мы с ним рядом, близки так, как я не была близка с родным братом. Выяснилось, что все эти годы мать знала, где сын: он предупредил ее за месяц до отъезда, что не станет с ней жить, как только окончит школу. Она знала даже, в каком городе он находится, и с пеной у рта запрещала своей сестре, моей матери, искать его там (моя мама жила намного ближе к этому городу, чем его родители, ей было бы легче его разыскать). Теперь, когда он нашелся (хвала Интернету), стала известна история этой «приличной семьи». Не буду описывать здесь все ужасы: их было много. Самое основное: ежедневно на ужин покупалось две буханки хлеба и пара бутылок водки, на большее денег не хватало. Что такое постельное белье – сын уже не помнил. Мат-перемат, ненависть матери, для которой сын – лишь раздражающий фактор, драки с отцом. Это за закрытыми дверями. При открытых, т. е. при гостях – само радушие, сама интеллигентность, само обаяние. Едва получив аттестат зрелости, сын молча уехал из дому. Построил свою жизнь с нуля. Сказать, что было тяжело – ничего не сказать: ни образования, ни опыта работы, ни денег – ничего. Выжил. Стал таким мужиком – дай бог каждой женщине такого мужа. О родителях – ни единого теплого воспоминания, но в то же время ни единого худого слова. Все в себе держит – я клещами вытягивала из него хоть какие-то подробности. Только теперь понемногу начинает отходить.
Вот вам аргументы, вот вам факты, вот вам логика.
Подобных «аргументов» было немало и от других «туголицых» читателей. Кого-то из детей били, кого-то плохо кормили, кто-то от безвыходности из дома убегал… Что тут скажешь? Люди понимают, что жрать водку – плохо, бить детей – нельзя, морить их голодом – тем более. Но если всего этого не было, то какое право я имела жаловаться? Какое право я имела чувствовать себя плохо? Какое, черт побери, право я имела не быть счастливым ребенком? Диагноз таким «мудрецам» ставлю все тот же: «совок» в тяжелой стадии. Что такое моральное насилие – людям неведомо. Впрочем, как и само понятие «мораль». Что психика ребенка, да и взрослого человека, это такой же орган, как и рука, нога, желудок, голова. И ее, психику, тоже можно успешно калечить, делая человека инвалидом, – это вообще за пределами понимания «совка». Не голодала? Родители не били, не насиловали? Значит, врешь, паскуда, наговариваешь на хороших людей. А уж объяснение, что все люди – разные и по-разному реагируют на вроде бы похожие ситуации, – так это для гоминидов вообще полная ересь. Вести с ними беседы на своем уровне – все равно что питекантропу объяснять таблицу умножения. Озвереет ведь, сожрет…
И еще, очень важное: многие писали о том, что родители их били. При этом, естественно, моральное насилие тоже цвело махровым цветом. Так вот, эти несчастные люди, вспоминающие свое детство как самый лютый кошмар, ни разу не сказали о моей книге ни одного дурного слова. Те, кто на самом деле пережил и моральное, и физическое насилие, кто страдал и по сей день несет в себе страшную боль, не могут обрушиться с бранью на человека, кричащего от этой боли. Они меня поняли, они приняли мой крик как созвучие их душевному тихому стону. Те же, кто обрушился на меня с руганью, ничего подобного в своей жизни не испытали, пусть не лгут. И возникает страшненький вопрос, вымораживающий меня изнутри до могильного холода: неужели человек устроен таким образом, что сострадание и сочувствие в него можно вбить только жестокостью и бесчувствием? Неужели мы, люди, настолько гадкие существа, что при благополучной, счастливой жизни становимся аморальными, равнодушными скотами? Какой ужас! Огляделась вокруг: нет, к счастью, существуют и другие люди. Может быть, они и есть истинные гомо сапиенс, а те, от кого я прихожу в ужас, относятся к какому-то другому биологическому виду. В России, например, это «совки».
Моральное насилие – нонсенс в глазах «совка», полная чушь, абсурд. Нет такого явления и быть не может. Мораль гоминида не болит и не может болеть. Пока «совки» не получат элементарных знаний о человеке, о его психике, пока в обществе будет господствовать мракобесие и отставание от развитого мира на век, а то и более, объяснить, что такое моральное насилие и что оно ничуть не менее опасно, чем физическое, мягко говоря, затруднительно. Тупик. Поговорим лет через 100. А может, и позже…
Невидимые миру слезы
На уровне тех же ощущений возникало непонимание: для чего нужен успех, если круг общения остается убогим, серым, скучным, если не меняется вообще ничего? Моих злобных критиков прошу не навострять уши – я не имела в виду материальное благополучие. Да, тогда у нас появилась новая мебель и что-то там еще. Но в нематериальной сфере не изменилось ничего! Жизнь не стала ярче, в нашем доме не стали собираться интересные компании, мы никуда не стали ездить или выходить – как сидели сиднями дома, так и продолжали… Тогда я думала, что это, видимо, и называется «достойно нести бремя успеха». Такие вот мы – выше всего этого! Но зачем нам эти «ходоки»?
Уже тогда я опять не умом поняла, а почувствовала, что матери это нужно, ей это очень нравится. Она купалась в восхищении убогих бедолаг, питалась их славословиями «великой» писательнице, наслаждалась своим участием в их судьбах, выражавшимся в щедрой раздаче мудрых советов из заоблачного высока. Так она поднималась и в собственных глазах. Мать кроила себе репутацию идола, к которому «припадают», и в итоге скроила платье «выдающейся мыслительницы и целительницы человеческих душ». Правда, крой оказался как по лекалам провинциальной портнихи. Об этом я тоже рассказывала в «Маме».
Так вот, очень многие поклонницы творчества Щербаковой, решившие биться со мной за ее «честь», напоминают тех давних «ходоков» – по убогости мыслей, полуграмотности, штампованности высказываний. Правда, «ходоки» не были агрессивны, но, полагаю, лишь потому, что мать всегда их гладила по шерстке, ласкала и кормила с рук. Не верю, что убожество может быть добрым и гуманным. Во всяком случае, никогда не встречала.
…Сама себя перебью и ударю по губам, то есть по рукам. С моей стороны было бы очень некрасиво не сказать о тех людях, которые были и остаются поклонниками творчества Щербаковой, но при этом поняли мою боль, приняли мою книгу и не написали мне ни единого плохого слова. Их очень мало (помните? семеро!), но они же есть! Простите меня, дорогие, за все предыдущие слова. Я погорячилась, эмоции – плохой помощник в работе. Я помню вас всех – Инна, Татьяна, Анжела… Вы были деликатны и умны в своих письмах, вы ни на секунду не отреклись от своей любви к книгам писательницы, но у вас нашлись и для меня добрые слова поддержки и сочувствия. Вы хотели понять… Понять, почему так произошло, что случилось с хорошей писательницей, что она оказалась плохой матерью. С вами было интересно беседовать, и я вам очень благодарна за ваши письма.
Скажу то, что вам, наверное, не очень понравится: книги Щербаковой вас не смогли испортить. Простите за этот пассаж, готова вновь вступить с вами в полемику. Можно даже конкретно по поводу каких-то произведений Щербаковой. В любом случае общение с вами – подарок.
А между тем основная масса недалеких хамов честно признавалась, что прежде не читала Щербакову, но они – борцы за идею. А вот за какую – вопрос открытый. И есть ли идея вообще? Или просто все те же злоба и зависть, о которых мы уже упоминали?
Моральное насилие? Не морочьте голову!
И чтоб не краснеть за себя дураку,
чтоб каждый был выделен, каждый,
на каждого умного – по ярлыку
повешено было однажды.
Давно в обиходе у нас ярлыки —
по фунту на грошик на медный.
И умным кричат: «Дураки, дураки!»
А вот дураки – незаметны.
Булат Окуджава
«Поселившись» в Сети на долгое время, я узнала про Интернет много нового. Например, про существование клонов и троллей. Ну, если с клонами все более-менее ясно (это те, кто подписывает свои комменты разными именами), то тролли – явление чрезвычайно любопытное. Это такие пакостники, которые суются к людям на форум, чтобы безнаказанно сказать гадость, обхамить, устроить свару. Они обожают довести своими подначками и хамством новичков, вроде меня, до белого каления, чуть не до инфаркта, до срыва – и потом любоваться плодами своих трудов: вот, мол, смотрите! Она ругается! Она – хамка. Она знает плохие слова, гы-гы-гы! Вот это «гы-гы-гы» – непременно и обязательно! Способов борьбы с троллями всего два: либо полное игнорирование (они очень болезненно это воспринимают и быстро стушевываются), либо забанивание, то есть блокировка их возможности вообще появляться у тебя на страничке. Я опять должна вернуться к размышлению о некоторых особенных людях, чью мотивацию, мировоззрение и мораль мне не постичь никогда! Сколько бы я ни думала, ни искала ответы на свои вопросы, понятнее мне не становится. Что же это за сорт людей, которым нравится или даже жизненно необходимо непременно прийти в гости к незнакомому человеку и устроить в его доме дебош, переколотить всю посуду, разбить зеркала и люстры, обматерить и удалиться с чувством глубокого удовлетворения.
Может все-таки, это тоже родовая черта «гомо советикус»? Хотя нет. Был же еще Передонов из «Мелкого беса» Ф. Сологуба. Они такие же. Полное пренебрежение нормами приличия, нежная любовь к базарному хамству, стремление унизить человека, который им лично не сделал ничего плохого, но унижать и оскорблять которого безопасно. Эти «гомы-гоминиды» приходили на мой форум лишь для того, чтобы сделать там такие, например, записи: «Ты – сука, чтоб ты сдохла!» или «Тварь завистливая, ни таланту у тебя, ни мозгов, ни совести».
Даже лукавить не буду: поначалу очень огорчалась, пугалась, чуть не плакала. Но потом такая «мозоль» наросла, что стало даже весело. И более того, еще раз убедилась в своей правоте. Ведь если тебя ненавидят подобные гоминиды, значит, твоя позиция моральна и нравственна. В общем, скажи мне, кто твой враг… Не знаю уж, кого могут порадовать такие друзья.
Но поначалу я этого всего не знала и, как дурочка, вступала в полемику с теми, кому важен не спор, не отстаивание собственного мнения, а просто склока, ругань, скандал. Эдакие коммунальные паразиты, которые, к собственному прискорбию, живут уже не в коммуналках и не могут реализовать свой богатый потенциал подонков на общей кухне. Правда, надо отметить, бывают и тролли идейные: я тролль и тем горжусь, поэтому с самоназванием они не заморачиваются, а так и пишут о себе – Тролль.
Однажды появился такой персонаж у меня в форуме. Не откровенный хам, нет. Он хотел меня «убить» очень показательным примером, аргументом, который и до него, и после приводили все те, кто привык мыслить штампами.
Тролль:
Не видели вы дурных матерей. Потому и зло берет. Есть ведь они, есть! И много их, дурных. Поэтому и зло такое берет. Почитает по-настоящему обиженный родителями, и заболит у него так, что истины не видит: не товарищ вы ему по несчастью, а лицемерная паразитка на его больной душе. Потому что у него болит по-настоящему, потому что он страдал и страдать продолжает, а вы страдали не от деспотизма родителей, а от собственной дури.
У вас не факты, у вас сплошные обиды разбалованной дочери, которые вы регулярно выдаете за издевательство матери над вами. Хотите четкую и аргументированную позицию? Хотите логику и факты? Держите. Но простите тогда за многословие.
История не моя – моего двоюродного брата. Наши с ним матери (царствие обеим небесное) были родными сестрами. У обеих сестричек характеры не сахар, но в совершенно различных, как оказалось, направлениях. Братец мой исчез много лет назад. Просто пропал, и никаких следов. Ах, как его родители убивались – надо было видеть! Оно и понятно: родная кровинушка потерялась, первенец, любимец. Родители всех вокруг убеждали, что сын мертв.
Оказался жив. Нашелся два года назад, причем уже после смерти матери. Теперь мы с ним рядом, близки так, как я не была близка с родным братом. Выяснилось, что все эти годы мать знала, где сын: он предупредил ее за месяц до отъезда, что не станет с ней жить, как только окончит школу. Она знала даже, в каком городе он находится, и с пеной у рта запрещала своей сестре, моей матери, искать его там (моя мама жила намного ближе к этому городу, чем его родители, ей было бы легче его разыскать). Теперь, когда он нашелся (хвала Интернету), стала известна история этой «приличной семьи». Не буду описывать здесь все ужасы: их было много. Самое основное: ежедневно на ужин покупалось две буханки хлеба и пара бутылок водки, на большее денег не хватало. Что такое постельное белье – сын уже не помнил. Мат-перемат, ненависть матери, для которой сын – лишь раздражающий фактор, драки с отцом. Это за закрытыми дверями. При открытых, т. е. при гостях – само радушие, сама интеллигентность, само обаяние. Едва получив аттестат зрелости, сын молча уехал из дому. Построил свою жизнь с нуля. Сказать, что было тяжело – ничего не сказать: ни образования, ни опыта работы, ни денег – ничего. Выжил. Стал таким мужиком – дай бог каждой женщине такого мужа. О родителях – ни единого теплого воспоминания, но в то же время ни единого худого слова. Все в себе держит – я клещами вытягивала из него хоть какие-то подробности. Только теперь понемногу начинает отходить.
Вот вам аргументы, вот вам факты, вот вам логика.
Подобных «аргументов» было немало и от других «туголицых» читателей. Кого-то из детей били, кого-то плохо кормили, кто-то от безвыходности из дома убегал… Что тут скажешь? Люди понимают, что жрать водку – плохо, бить детей – нельзя, морить их голодом – тем более. Но если всего этого не было, то какое право я имела жаловаться? Какое право я имела чувствовать себя плохо? Какое, черт побери, право я имела не быть счастливым ребенком? Диагноз таким «мудрецам» ставлю все тот же: «совок» в тяжелой стадии. Что такое моральное насилие – людям неведомо. Впрочем, как и само понятие «мораль». Что психика ребенка, да и взрослого человека, это такой же орган, как и рука, нога, желудок, голова. И ее, психику, тоже можно успешно калечить, делая человека инвалидом, – это вообще за пределами понимания «совка». Не голодала? Родители не били, не насиловали? Значит, врешь, паскуда, наговариваешь на хороших людей. А уж объяснение, что все люди – разные и по-разному реагируют на вроде бы похожие ситуации, – так это для гоминидов вообще полная ересь. Вести с ними беседы на своем уровне – все равно что питекантропу объяснять таблицу умножения. Озвереет ведь, сожрет…
И еще, очень важное: многие писали о том, что родители их били. При этом, естественно, моральное насилие тоже цвело махровым цветом. Так вот, эти несчастные люди, вспоминающие свое детство как самый лютый кошмар, ни разу не сказали о моей книге ни одного дурного слова. Те, кто на самом деле пережил и моральное, и физическое насилие, кто страдал и по сей день несет в себе страшную боль, не могут обрушиться с бранью на человека, кричащего от этой боли. Они меня поняли, они приняли мой крик как созвучие их душевному тихому стону. Те же, кто обрушился на меня с руганью, ничего подобного в своей жизни не испытали, пусть не лгут. И возникает страшненький вопрос, вымораживающий меня изнутри до могильного холода: неужели человек устроен таким образом, что сострадание и сочувствие в него можно вбить только жестокостью и бесчувствием? Неужели мы, люди, настолько гадкие существа, что при благополучной, счастливой жизни становимся аморальными, равнодушными скотами? Какой ужас! Огляделась вокруг: нет, к счастью, существуют и другие люди. Может быть, они и есть истинные гомо сапиенс, а те, от кого я прихожу в ужас, относятся к какому-то другому биологическому виду. В России, например, это «совки».
Моральное насилие – нонсенс в глазах «совка», полная чушь, абсурд. Нет такого явления и быть не может. Мораль гоминида не болит и не может болеть. Пока «совки» не получат элементарных знаний о человеке, о его психике, пока в обществе будет господствовать мракобесие и отставание от развитого мира на век, а то и более, объяснить, что такое моральное насилие и что оно ничуть не менее опасно, чем физическое, мягко говоря, затруднительно. Тупик. Поговорим лет через 100. А может, и позже…
Невидимые миру слезы
Постепенно мое состояние становилось все более удрученным. Несмотря на то что хорошие отклики шли и количество их не уменьшалось, поток брани меня угнетал. Я никак не могла понять, что происходит, почему эти люди настолько близко принимают к сердцу написанное мной… Или они просто ненавидят меня какой-то иррациональной ненавистью? Непонятно, за что. Или они сами негодные родители, узнавшие себя в образах моих отца и матери и смертельно испугавшиеся возможного возмездия от детей? Кстати, очень даже возможно…
Пошла к кошакам.
Когда я выхожу, они всегда уже сидят в полной готовности к принятию пищи неподалеку от подъезда и гипнотизируют дверь. Муся и Вася прямо рядом с входом, остальные поодаль, на безопасном от Муси расстоянии. Когда я выхожу, главная задача дойти до ближайшей скамейки и не быть сбитой с ног бросившимся навстречу пушистым тараном. Это кошаки таким образом меня приветствуют: с дикой силой трутся о ноги, не считаясь с тем, что вообще-то я пытаюсь идти… Они мяукают на разные голоса, кто жалобно, кто требовательно. Они ждут обеда (ужина).
Мне хорошо с ними, спокойно. Только в этот раз я не могу сосредоточиться на общении с ними, пожалуй, впервые. Мой мозг атакован вопросами: откуда в людях столько агрессии? Что плохого я сделала лично им? Неужели им так дорога и важна догма «мать – это святое»? Настолько, что они готовы броситься в бой, пойти в крестовый поход против меня, совершенно чужого им человека? Или это все-таки яростные поклонники писательницы Щербаковой, для которых чудовищна сама мысль о том, что кто-то может не только не восхищаться их кумиром, но предъявлять ему столь серьезные претензии? Последнее предположение кажется мне нереальным, за гранью здравого смысла… Нет, не понимаю.
Но напрасно я так переживала и мучила себя. Очень скоро случился перелом. Прошло буквально дней десять после публикации книги, как вдруг я стала получать такие отклики, которые – не побоюсь быть пафосной – перевернули мое представление о большинстве, которое якобы живет в благополучных семьях.
Ю:
Катерина, спасибо, что нашли в себе мужество облечь в слова то, что мучает, отравляет и раздирает мозг и душу столь многим.
От всех обожженных, искалеченных, сломленных материнской нелюбовью спасибо.
А те, кому посчастливилось иметь нормальных мам (ведь это так нормально – любить своего ребенка, правда? Это не подвиг, не великое свершение, это просто норма, но не для всех, к сожалению), те, кому повезло жить, а не существовать, задыхаясь от страха каждое мгновение, они, наверное, никогда не поймут таких, как мы. Ведь тому, кто дышал с рождения, так сложно себе представить, что человек впервые смог вздохнуть по-настоящему лишь на третьем (четвертом-пятом) десятке, а то и никогда. Им невозможно себе это представить. Их счастье.
Спасибо вам от всех, кому ваша книга поможет задуматься, остановиться, сделать шаг, а может, и просто удержаться на краю, просто быть. Спасибо.
Вы потрясающе мужественный человек, ведь вы не только нашли в себе силы вскрыть этот нарыв, но и продолжаете общаться с читателями, не боясь нападок тех, кто никогда не поймет, кто приходит сюда только для того, чтобы облить грязью, на самом деле даже не дав себе труда прочесть, вдуматься, почувствовать… И вы, которой столько пришлось вынести, не страшитесь снова и снова подставлять под удар свою истерзанную душу, израненные обнаженные нервы…
Поверьте, ваши собратья по несчастью могут в полной мере оценить и понять, какое огромное дело вы для них делаете. И поверьте мне, благодарных вам людей гораздо, гораздо больше, чем положительных комментариев, которые вы тут увидите. Потому что многие, возможно, и не решатся написать, но благодаря вам сумеют по-другому взглянуть на свое существование (видите, я не пишу «жизнь», и мы прекрасно знаем почему), а там, кто знает, может, и сделать хоть небольшой, но шажок к свободе. К жизни. Благодаря вам.
Алевтина (имя изменено):
Спасибо вам за ваш замечательный рассказ. Читала как о своей жизни. Все в точности до мелочей. Я глубоко вам сочувствую и понимаю вас. Сама все это прочувствовала. Живу теперь в США. Одно из моих счастий (если можно так сказать) – мой муж не говорит на русском, а мать на английском. Тем не менее она успела наговорить гадости моему мужу обо мне через электронный переводчик (конечно же гнуснейшую ложь). Теперь я совсем с ней не общаюсь. И, слава богу, мой сын больше с ней не общается, теперь у него нет стресса, и наши отношения наладились. Спасибо вам, вы помогли мне разобраться в моей жизни. Очень многое меня мучает до сих пор, точнее, главный вопрос – за что?
Вы должны были это напечатать, хотя бы для меня! Вы мне очень помогли! Я думала, что я одна такая, мне стыдно было признаться, что со мной так происходит. Своему мужу я так ничего и не рассказала про мать, мне стыдно. Если родная мать тебя не любит, то за что должны любить другие люди? Я искала ошибку в себе. Я до сих пор не могла поверить в то, что мать меня ненавидит ни за что. Я отлично училась, дома меня били за четверки, и я часто ходила с синяками. В 6-м классе я ушла из дома, но меня вернули, с тех пор не били, но у меня развился комплекс отличницы. Мои родители не были нищими или алкоголиками, тоже известная в свое время семья. Я до сих пор живу с этим комплексом.
И про обувь не слушайте никого. Вы правильно об этом написали, это очень важно, и это не о «шмотках». У меня в детстве были только одни туфли и всегда на размер меньше. Мне тоже было больно ходить, но при этом я боялась, что с ними что-то случится, в этом случае я не смогу пойти в школу (комплекс отличницы). Ненавидела и боялась за них. У меня развилось паническое отношение к обуви. Я до сих пор покупаю обувь на размер больше и ношу с собой запасную пару. Мне часто снятся сны, что я иду босиком по снегу в школу, люди настороженно оглядываются на меня, а мне очень холодно и я не знаю, как мне дальше жить. Так что обувь очень сильно может повлиять на психику.
Вы правильно сделали, что высказались. Я очень надеюсь, что это станет большой подмогой вам в вашем выздоровлении. Я тоже ходила к психотерапевту (очень хорошему), но даже ей я стеснялась рассказать всю правду о матери. Мне стыдно рассказывать такие вещи, что я, успешный человек, слышу от матери (которая в это время жила у меня и с моей помощью) слова «тварь», «сволочь», «проститутка». Даю ей денег – я тварь, потому что хочу оскорбить ее своими деньгами, подачками с барского плеча (это, например, оплата ее отдыха на море), не даю денег – я тварь, деньги лопатой гребу, а матери помочь не хочу. Про мой «красный» диплом в академии она злобно прошипела: «Ну что от тебя еще можно было ожидать!» Она ненавидит меня за то, что у нее рано умерли родители, за то, что у нее нет высшего образования, а у меня их два, за все мои успехи и даже за то, что я моложе.
Извините за длинное письмо. Я понимаю, что вам было необходимо это написать, еще раз повторюсь, хотя бы для меня… Здоровья вам и счастья!
Прочитав это письмо, я расплакалась. Вспомнились всякие трюизмы типа «Если ты смог помочь хотя бы одному человеку, то прожил жизнь не зря» и тому подобное. Неужели моя работа смогла кому-то реально принести пользу? Неужели я помогла не только себе, но и еще одной или двум страдающим душам? Какое же это счастье!
Читатели, запомните Алевтину! Я расскажу вам ее историю, которая драматично продолжается по сей день. На мой взгляд, это готовый сценарий для интереснейшего кинофильма. В общем, продолжение следует…
Потом письма посыпались на меня, как из рога изобилия…
Г:
Огромное спасибо вам за очень откровенную книгу. Она помогла мне разобраться в себе. Моя мама очень во многом походила в поведении на вашу, но до депрессии, слава богу, не дошло. Рядом были всегда любящие бабушка и отец. Вот папе, на мой взгляд, эти конфликты жизнь укоротили. Да и мне судьбу, думаю, по причине той же гиперответственности перед всеми, слегка изменили. Наши мамы очень похожи, хотя моя простой работник. Я думаю, их винить не стоит, стоит винить время, в котором они жили. Думаю, они тоже очень сильно от этого страдают.
Еще раз огромное спасибо за книгу. Она помогла мне снова родиться.
И хотя я не согласилась с автором письма, что виновато время, а не матери, я с теплотой и огромной благодарностью восприняла этот отклик.
Вероника (имя изменено):
Огромное спасибо вам за книгу!
Читала и понимала… Читаю о себе. Мама – директор школы. Брат закончил медицинский институт. Только он не на восемь, как у вас, а на девять лет старше меня. И вместо отца у меня отчим, который регулярно насиловал меня с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Говорить об этом маме я боялась до 12 лет. А когда сказала, то получила в ответ: «Ты же понимаешь, что я не могу эту историю никому рассказать. Я ведь член партии и директор школы. Если его посадят, то меня уволят с работы. Выгонят из партии. Ты терпи уж…» Жить не хотела. Домой каждый день шла с ощущением неописуемого ужаса.
Те же двойные стандарты морали. Прекрасные, идейные доклады на партийных собраниях. И ненависть к власти и строю дома.
Помню ее презрение. Когда я, золотая медалистка, не поступила сразу после школы в институт. Поступала в Москве. Там, где уже учился мой брат. В день свадьбы моего брата меня посадили на поезд. Отправили назад, в тот провинциальный город, откуда я приехала в столицу, – им стыдно было показать меня новым родственникам, ведь у моей мамы не должно быть такой неудавшейся дочери, как я. Только прекрасный, подающий огромные надежды сын.
Но вопреки мнению мамы по поводу полной моей никчемности я поступила в медицинский институт и с отличием окончила его. За годы учебы мне из дома никто не прислал и копейки. Я училась и работала. Вся помощь предназначалась только старшему брату и его семье.
Прекрасно понимаю, нет, не понимаю, чувствую на животном уровне, описанный вами страх. Мне уже много лет. Никто из окружающих даже не догадывается, с каким страхом я вступаю в каждый новый день. Точно так же как и вас, меня смог частично адаптировать к этому миру мой муж. Он иностранец. У него прекрасные любящие родители. И ему неведом этот панический страх.
У вас с детства развилась вегетососудистая дистония, возможно, депрессия. А я от насилия спряталась за огромное количество лишних килограммов. Именно с восьми лет я начала катастрофически набирать вес. К 12 годам я весила 120 килограммов. Как еще маленький ребенок мог защитить себя от психологического и физического насилия? Защитить себя сам? Вы точно заметили: «Жила-была девочка – сама виновата…»
Правда, сейчас я научилась справляться и с лишним весом, и с беспокойством, страхом. Но чего это мне стоило!
Десять лет я не общаюсь с мамой. Вернее, она не общается со мной. Когда родилась моя младшая дочь, она не смогла это пережить. Просто перестала мне писать и отвечать на телефонные звонки.
Огромное спасибо вам за то, что вы не лицемерили. За то, что от лица всех нас, таких похожих на вас, не испугались рассказать этому миру правду. За то, что разрушили миф о «святости» тех, кто до сих пор чувствует себя совершенно правым. Они уже вряд ли что-то поймут, эти «идеальные, непогрешимые» матери.
Главное, что, возможно, задумается какая-то другая мама, у которой сейчас растет ребенок. Узнает себя. Поймет весь ужас того, что она творит. И изменится. Я так хочу в это верить!
Я читала эту исповедь, сжавшись в болезненный комок. Все страхи нахлынули на меня снова: каждой клеточкой своего тела я чувствовала боль той маленькой Вероники, ее отчаяние и ужас. Бедная девочка! Бедная уже взрослая женщина, у которой и по сей день душа болит так, что хочется кричать! Ну, может быть, сейчас хоть немного полегчает, хотя бы потому, что теперь ей точно известно: она – не одинока и ее боль понятна кому-то еще. И это не стыдная боль. Стыдно должно быть тем, кто мучил девочку Веронику. А ее гнусный насильник должен гореть в адском пламени еще до собственной смерти.
Пошла к кошакам.
Когда я выхожу, они всегда уже сидят в полной готовности к принятию пищи неподалеку от подъезда и гипнотизируют дверь. Муся и Вася прямо рядом с входом, остальные поодаль, на безопасном от Муси расстоянии. Когда я выхожу, главная задача дойти до ближайшей скамейки и не быть сбитой с ног бросившимся навстречу пушистым тараном. Это кошаки таким образом меня приветствуют: с дикой силой трутся о ноги, не считаясь с тем, что вообще-то я пытаюсь идти… Они мяукают на разные голоса, кто жалобно, кто требовательно. Они ждут обеда (ужина).
Мне хорошо с ними, спокойно. Только в этот раз я не могу сосредоточиться на общении с ними, пожалуй, впервые. Мой мозг атакован вопросами: откуда в людях столько агрессии? Что плохого я сделала лично им? Неужели им так дорога и важна догма «мать – это святое»? Настолько, что они готовы броситься в бой, пойти в крестовый поход против меня, совершенно чужого им человека? Или это все-таки яростные поклонники писательницы Щербаковой, для которых чудовищна сама мысль о том, что кто-то может не только не восхищаться их кумиром, но предъявлять ему столь серьезные претензии? Последнее предположение кажется мне нереальным, за гранью здравого смысла… Нет, не понимаю.
Но напрасно я так переживала и мучила себя. Очень скоро случился перелом. Прошло буквально дней десять после публикации книги, как вдруг я стала получать такие отклики, которые – не побоюсь быть пафосной – перевернули мое представление о большинстве, которое якобы живет в благополучных семьях.
Ю:
Катерина, спасибо, что нашли в себе мужество облечь в слова то, что мучает, отравляет и раздирает мозг и душу столь многим.
От всех обожженных, искалеченных, сломленных материнской нелюбовью спасибо.
А те, кому посчастливилось иметь нормальных мам (ведь это так нормально – любить своего ребенка, правда? Это не подвиг, не великое свершение, это просто норма, но не для всех, к сожалению), те, кому повезло жить, а не существовать, задыхаясь от страха каждое мгновение, они, наверное, никогда не поймут таких, как мы. Ведь тому, кто дышал с рождения, так сложно себе представить, что человек впервые смог вздохнуть по-настоящему лишь на третьем (четвертом-пятом) десятке, а то и никогда. Им невозможно себе это представить. Их счастье.
Спасибо вам от всех, кому ваша книга поможет задуматься, остановиться, сделать шаг, а может, и просто удержаться на краю, просто быть. Спасибо.
Вы потрясающе мужественный человек, ведь вы не только нашли в себе силы вскрыть этот нарыв, но и продолжаете общаться с читателями, не боясь нападок тех, кто никогда не поймет, кто приходит сюда только для того, чтобы облить грязью, на самом деле даже не дав себе труда прочесть, вдуматься, почувствовать… И вы, которой столько пришлось вынести, не страшитесь снова и снова подставлять под удар свою истерзанную душу, израненные обнаженные нервы…
Поверьте, ваши собратья по несчастью могут в полной мере оценить и понять, какое огромное дело вы для них делаете. И поверьте мне, благодарных вам людей гораздо, гораздо больше, чем положительных комментариев, которые вы тут увидите. Потому что многие, возможно, и не решатся написать, но благодаря вам сумеют по-другому взглянуть на свое существование (видите, я не пишу «жизнь», и мы прекрасно знаем почему), а там, кто знает, может, и сделать хоть небольшой, но шажок к свободе. К жизни. Благодаря вам.
Алевтина (имя изменено):
Спасибо вам за ваш замечательный рассказ. Читала как о своей жизни. Все в точности до мелочей. Я глубоко вам сочувствую и понимаю вас. Сама все это прочувствовала. Живу теперь в США. Одно из моих счастий (если можно так сказать) – мой муж не говорит на русском, а мать на английском. Тем не менее она успела наговорить гадости моему мужу обо мне через электронный переводчик (конечно же гнуснейшую ложь). Теперь я совсем с ней не общаюсь. И, слава богу, мой сын больше с ней не общается, теперь у него нет стресса, и наши отношения наладились. Спасибо вам, вы помогли мне разобраться в моей жизни. Очень многое меня мучает до сих пор, точнее, главный вопрос – за что?
Вы должны были это напечатать, хотя бы для меня! Вы мне очень помогли! Я думала, что я одна такая, мне стыдно было признаться, что со мной так происходит. Своему мужу я так ничего и не рассказала про мать, мне стыдно. Если родная мать тебя не любит, то за что должны любить другие люди? Я искала ошибку в себе. Я до сих пор не могла поверить в то, что мать меня ненавидит ни за что. Я отлично училась, дома меня били за четверки, и я часто ходила с синяками. В 6-м классе я ушла из дома, но меня вернули, с тех пор не били, но у меня развился комплекс отличницы. Мои родители не были нищими или алкоголиками, тоже известная в свое время семья. Я до сих пор живу с этим комплексом.
И про обувь не слушайте никого. Вы правильно об этом написали, это очень важно, и это не о «шмотках». У меня в детстве были только одни туфли и всегда на размер меньше. Мне тоже было больно ходить, но при этом я боялась, что с ними что-то случится, в этом случае я не смогу пойти в школу (комплекс отличницы). Ненавидела и боялась за них. У меня развилось паническое отношение к обуви. Я до сих пор покупаю обувь на размер больше и ношу с собой запасную пару. Мне часто снятся сны, что я иду босиком по снегу в школу, люди настороженно оглядываются на меня, а мне очень холодно и я не знаю, как мне дальше жить. Так что обувь очень сильно может повлиять на психику.
Вы правильно сделали, что высказались. Я очень надеюсь, что это станет большой подмогой вам в вашем выздоровлении. Я тоже ходила к психотерапевту (очень хорошему), но даже ей я стеснялась рассказать всю правду о матери. Мне стыдно рассказывать такие вещи, что я, успешный человек, слышу от матери (которая в это время жила у меня и с моей помощью) слова «тварь», «сволочь», «проститутка». Даю ей денег – я тварь, потому что хочу оскорбить ее своими деньгами, подачками с барского плеча (это, например, оплата ее отдыха на море), не даю денег – я тварь, деньги лопатой гребу, а матери помочь не хочу. Про мой «красный» диплом в академии она злобно прошипела: «Ну что от тебя еще можно было ожидать!» Она ненавидит меня за то, что у нее рано умерли родители, за то, что у нее нет высшего образования, а у меня их два, за все мои успехи и даже за то, что я моложе.
Извините за длинное письмо. Я понимаю, что вам было необходимо это написать, еще раз повторюсь, хотя бы для меня… Здоровья вам и счастья!
Прочитав это письмо, я расплакалась. Вспомнились всякие трюизмы типа «Если ты смог помочь хотя бы одному человеку, то прожил жизнь не зря» и тому подобное. Неужели моя работа смогла кому-то реально принести пользу? Неужели я помогла не только себе, но и еще одной или двум страдающим душам? Какое же это счастье!
Читатели, запомните Алевтину! Я расскажу вам ее историю, которая драматично продолжается по сей день. На мой взгляд, это готовый сценарий для интереснейшего кинофильма. В общем, продолжение следует…
Потом письма посыпались на меня, как из рога изобилия…
Г:
Огромное спасибо вам за очень откровенную книгу. Она помогла мне разобраться в себе. Моя мама очень во многом походила в поведении на вашу, но до депрессии, слава богу, не дошло. Рядом были всегда любящие бабушка и отец. Вот папе, на мой взгляд, эти конфликты жизнь укоротили. Да и мне судьбу, думаю, по причине той же гиперответственности перед всеми, слегка изменили. Наши мамы очень похожи, хотя моя простой работник. Я думаю, их винить не стоит, стоит винить время, в котором они жили. Думаю, они тоже очень сильно от этого страдают.
Еще раз огромное спасибо за книгу. Она помогла мне снова родиться.
И хотя я не согласилась с автором письма, что виновато время, а не матери, я с теплотой и огромной благодарностью восприняла этот отклик.
Вероника (имя изменено):
Огромное спасибо вам за книгу!
Читала и понимала… Читаю о себе. Мама – директор школы. Брат закончил медицинский институт. Только он не на восемь, как у вас, а на девять лет старше меня. И вместо отца у меня отчим, который регулярно насиловал меня с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Говорить об этом маме я боялась до 12 лет. А когда сказала, то получила в ответ: «Ты же понимаешь, что я не могу эту историю никому рассказать. Я ведь член партии и директор школы. Если его посадят, то меня уволят с работы. Выгонят из партии. Ты терпи уж…» Жить не хотела. Домой каждый день шла с ощущением неописуемого ужаса.
Те же двойные стандарты морали. Прекрасные, идейные доклады на партийных собраниях. И ненависть к власти и строю дома.
Помню ее презрение. Когда я, золотая медалистка, не поступила сразу после школы в институт. Поступала в Москве. Там, где уже учился мой брат. В день свадьбы моего брата меня посадили на поезд. Отправили назад, в тот провинциальный город, откуда я приехала в столицу, – им стыдно было показать меня новым родственникам, ведь у моей мамы не должно быть такой неудавшейся дочери, как я. Только прекрасный, подающий огромные надежды сын.
Но вопреки мнению мамы по поводу полной моей никчемности я поступила в медицинский институт и с отличием окончила его. За годы учебы мне из дома никто не прислал и копейки. Я училась и работала. Вся помощь предназначалась только старшему брату и его семье.
Прекрасно понимаю, нет, не понимаю, чувствую на животном уровне, описанный вами страх. Мне уже много лет. Никто из окружающих даже не догадывается, с каким страхом я вступаю в каждый новый день. Точно так же как и вас, меня смог частично адаптировать к этому миру мой муж. Он иностранец. У него прекрасные любящие родители. И ему неведом этот панический страх.
У вас с детства развилась вегетососудистая дистония, возможно, депрессия. А я от насилия спряталась за огромное количество лишних килограммов. Именно с восьми лет я начала катастрофически набирать вес. К 12 годам я весила 120 килограммов. Как еще маленький ребенок мог защитить себя от психологического и физического насилия? Защитить себя сам? Вы точно заметили: «Жила-была девочка – сама виновата…»
Правда, сейчас я научилась справляться и с лишним весом, и с беспокойством, страхом. Но чего это мне стоило!
Десять лет я не общаюсь с мамой. Вернее, она не общается со мной. Когда родилась моя младшая дочь, она не смогла это пережить. Просто перестала мне писать и отвечать на телефонные звонки.
Огромное спасибо вам за то, что вы не лицемерили. За то, что от лица всех нас, таких похожих на вас, не испугались рассказать этому миру правду. За то, что разрушили миф о «святости» тех, кто до сих пор чувствует себя совершенно правым. Они уже вряд ли что-то поймут, эти «идеальные, непогрешимые» матери.
Главное, что, возможно, задумается какая-то другая мама, у которой сейчас растет ребенок. Узнает себя. Поймет весь ужас того, что она творит. И изменится. Я так хочу в это верить!
Я читала эту исповедь, сжавшись в болезненный комок. Все страхи нахлынули на меня снова: каждой клеточкой своего тела я чувствовала боль той маленькой Вероники, ее отчаяние и ужас. Бедная девочка! Бедная уже взрослая женщина, у которой и по сей день душа болит так, что хочется кричать! Ну, может быть, сейчас хоть немного полегчает, хотя бы потому, что теперь ей точно известно: она – не одинока и ее боль понятна кому-то еще. И это не стыдная боль. Стыдно должно быть тем, кто мучил девочку Веронику. А ее гнусный насильник должен гореть в адском пламени еще до собственной смерти.