Страница:
Катерина Шпиллер
Я боюсь
Дневник моего страха
С огромной благодарностью к тем людям,
которые поделились со мной своим сокровенным
и разрешили использовать их воспоминания
в этой книге
(Не рекомендуется для прочтения детям до 18 лет)
Нам нечего бояться, кроме страха.
Франклин Рузвельт
Я устала бояться. Каждый день, каждый час. Есть ли на планете Земля человек, которому страшно так же, как и мне? Не думаю… Уточню: речь не об опаске, не о беспокойстве, а о настоящем, изматывающем, вымучивающем и отнимающем все силы, животном, первобытном страхе: перед неизбежностью смерти, перед болью, перед возможностью потерять своих самых любимых людей.
Прежде я была убеждена, что вокруг меня нет никого, кто так же мучился бы, как я. А кому неведом страх, тот счастливейший человек! Люди! Как же я вам завидую!
Когда, почему я стала такой? Я давно задаю себе этот вопрос, ищу ответ в литературе, в научно-популярных изданиях по психологии и психиатрии. Ведь я понимаю, что таких страхов быть не должно, это не укладывается в норму. Я искала ответы на вопросы, когда писала свои первые книги, искала ответы в общениях с людьми, которые появились в моей жизни после опубликования этих книг.
И выяснилось, что на свете огромное количество таких же, навсегда испуганных, как я. Просто они в этом раньше публично не признавались. Точно так же, как долгие годы не признавалась я. Ведь это стыдно, по мнению многих людей, позорно, недостойно и вообще полная ерунда.
Вот об этой «ерунде» я и пишу эту книгу. И сразу хочу попросить тех, кому не знакомы подобные мучения, кто живет весело, радостно и позитивно (дай им бог и дальше так жить), но кто в силу этого не очень понимает незнакомую им боль, кого раздражают непонятные лично им страдания – пожалуйста, поставьте книжечку обратно и не берите больше в руки. У вас она не вызовет ничего, кроме раздражения, – ведь то, что не болит у вас, вообще болеть не может, понятное дело! Так зачем вам эти отрицательные эмоции из-за чужой «фигни»? Поберегите себя и свое беззаботное существование. А нам с моими товарищами по несчастью нужно о многом подумать и многое понять…
Первый естественный вопрос: отчего вообще возникают страхи, которые не дают жить и дышать? Психологи и психиатры уверяют (судя по горе прочитанной мной литературы на эту тему), что подавляющее большинство самых мучительных человеческих страхов тянется из детства, от травм, полученных в раннем возрасте. Большинство, но не все, разумеется. Человек, переживший какой-то сильный шок, уже будучи взрослым, вполне может «заработать» пожизненную фобию, страх перед чем-то или кем-то. К примеру, попавший в автомобильную катастрофу начинает бояться ездить на машине. Подвергшийся нападению преступника темной ночью начинает безумно бояться темных улиц и поздних вечеров…
Но в этой книге я говорю о самом распространенном, по мнению профессионалов, страхе – из детства. Страхе, оставшемся в душе на всю жизнь, навсегда…
Я встречала старательно бодрящихся людей, но снедаемых изнутри вечным страданием. Встречала совершенно сломленных женщин и мужчин, окончательно измученных постоянными паниками по различным поводам… Возможно, кто-то, считающий себя «крутым», просто никогда не признаётся в подобной боли. Кому-то нравится разыгрывать из себя циника-фаталиста, этакого Печорина – человек этого типа тоже ни за что не согласится выглядеть… трусом. Трусом? Да разве страх перед неминуемой бедой – это трусость? И вообще, неужели каждый, кто боится – трус? Или все-таки есть разница между мужчиной, пасующим перед хамом, и тем, у кого перехватывает горло от ужаса из-за дышащей в его лицо смерти? Даже если эта смерть – игра его воображения, неправильное восприятие происходящего, болезнь, в конце концов! Разве это трусость? Нет, трагедия!
Поверьте, Фомы неверующие, если уж вы до сих пор читаете и не выбросили эту книгу куда подальше, поверьте: такой страх – это ад. У каждого, как известно, он свой. А потому кошмары, не дающие нам, ушибленным страхом, не то что спокойно, а вообще хоть как-то жить, бывают очень разные, удивительные, причудливые, безумные, странные… Но всегда приносящие несчастье.
Прежде я была убеждена, что вокруг меня нет никого, кто так же мучился бы, как я. А кому неведом страх, тот счастливейший человек! Люди! Как же я вам завидую!
Когда, почему я стала такой? Я давно задаю себе этот вопрос, ищу ответ в литературе, в научно-популярных изданиях по психологии и психиатрии. Ведь я понимаю, что таких страхов быть не должно, это не укладывается в норму. Я искала ответы на вопросы, когда писала свои первые книги, искала ответы в общениях с людьми, которые появились в моей жизни после опубликования этих книг.
И выяснилось, что на свете огромное количество таких же, навсегда испуганных, как я. Просто они в этом раньше публично не признавались. Точно так же, как долгие годы не признавалась я. Ведь это стыдно, по мнению многих людей, позорно, недостойно и вообще полная ерунда.
Вот об этой «ерунде» я и пишу эту книгу. И сразу хочу попросить тех, кому не знакомы подобные мучения, кто живет весело, радостно и позитивно (дай им бог и дальше так жить), но кто в силу этого не очень понимает незнакомую им боль, кого раздражают непонятные лично им страдания – пожалуйста, поставьте книжечку обратно и не берите больше в руки. У вас она не вызовет ничего, кроме раздражения, – ведь то, что не болит у вас, вообще болеть не может, понятное дело! Так зачем вам эти отрицательные эмоции из-за чужой «фигни»? Поберегите себя и свое беззаботное существование. А нам с моими товарищами по несчастью нужно о многом подумать и многое понять…
Первый естественный вопрос: отчего вообще возникают страхи, которые не дают жить и дышать? Психологи и психиатры уверяют (судя по горе прочитанной мной литературы на эту тему), что подавляющее большинство самых мучительных человеческих страхов тянется из детства, от травм, полученных в раннем возрасте. Большинство, но не все, разумеется. Человек, переживший какой-то сильный шок, уже будучи взрослым, вполне может «заработать» пожизненную фобию, страх перед чем-то или кем-то. К примеру, попавший в автомобильную катастрофу начинает бояться ездить на машине. Подвергшийся нападению преступника темной ночью начинает безумно бояться темных улиц и поздних вечеров…
Но в этой книге я говорю о самом распространенном, по мнению профессионалов, страхе – из детства. Страхе, оставшемся в душе на всю жизнь, навсегда…
Я встречала старательно бодрящихся людей, но снедаемых изнутри вечным страданием. Встречала совершенно сломленных женщин и мужчин, окончательно измученных постоянными паниками по различным поводам… Возможно, кто-то, считающий себя «крутым», просто никогда не признаётся в подобной боли. Кому-то нравится разыгрывать из себя циника-фаталиста, этакого Печорина – человек этого типа тоже ни за что не согласится выглядеть… трусом. Трусом? Да разве страх перед неминуемой бедой – это трусость? И вообще, неужели каждый, кто боится – трус? Или все-таки есть разница между мужчиной, пасующим перед хамом, и тем, у кого перехватывает горло от ужаса из-за дышащей в его лицо смерти? Даже если эта смерть – игра его воображения, неправильное восприятие происходящего, болезнь, в конце концов! Разве это трусость? Нет, трагедия!
Поверьте, Фомы неверующие, если уж вы до сих пор читаете и не выбросили эту книгу куда подальше, поверьте: такой страх – это ад. У каждого, как известно, он свой. А потому кошмары, не дающие нам, ушибленным страхом, не то что спокойно, а вообще хоть как-то жить, бывают очень разные, удивительные, причудливые, безумные, странные… Но всегда приносящие несчастье.
Брехня о счастливом детстве
Врачи и психологи утверждают, что в 99% случаев устойчивые страхи, фобии имеют свое происхождение в детстве страдающих ими людей.
Из научно-популярной литературы
Детство, детство,
Детство – это свет и радость,
Это – песни, это – дружба и мечты.
Детство, детство,
Детство – это краски радуг,
Детство, детство, детство – это я и ты!
Михаил Пляцковский
Страх – это не просто одна из эмоций. Страх – это то, что может совершенно изменить жизнь. Испоганить ее в хлам. Сделать человека навсегда больным. Изменить его отношение и к миру, и к людям. Не мной сказано, что страх управляет нашей жизнью, а ведь это истинная правда. Все люди чего-нибудь боятся: кто болезни, кто смерти, кто потери работы… Другое дело, что невыносимо бояться постоянно, невозможно жить, все время думая об этом! У человека, не больного страхом, срабатывает инстинкт самосохранения: он успешно учится задвигать волнения куда-нибудь подальше и поглубже в мозговые извилины и думать только о том, о чем необходимо размышлять в обыденной, каждодневной жизни, а также о приятном, полезном, вкусном и веселом. Таким образом, люди живут с тревогами, научаясь с ними сосуществовать, побеждать их и не отравлять ими каждое свое мгновение. К счастью, чаще всего это получается. Но не всегда и не у всех.
Когда-то на свет появились мы, такие неправильные, с раннего возраста очень впечатлительные, будто без кожи. С детства наши страхи были самыми опасными врагами, не дававшими нормально жить, дышать, радоваться жизни и быть счастливыми. Мы больны с самого рождения? Нет, то еще была не болезнь, а лишь предрасположенность, с которой можно было бороться.
Среди детей всегда есть счастливчики: их любящие родители показывают и рассказывают им, что мир не страшен, а красив и интересен, помогают не бояться или справляться со своими страхами. Малыши знают, что у них есть тыл, если хотите, «крыша», которая всегда за них, всегда спасет, поможет, спрячет, решит проблему. Это вовсе не отбивает самостоятельность, нет! Напротив, помогает деткам научиться храбро решать проблемы. Ведь они застрахованы, у них есть защита, значит, не страшно.
А у таких, как я… У меня не было тыла и защиты. Я росла, как испуганный, зашуганный зверек. Как всякий маленький, слабый и беззащитный (то есть без защиты), думала лишь о том, где спрятаться, в какую щель забиться, чтобы не нашли, не достали, не побили, не съели. А что еще я могла? Бороться? Силы не равны. И к тому же я никогда не знала, на чьей стороне будут те сильные, большие люди, от которых я была полностью зависима. А они почему-то требовали от меня взрослого поведения, самостоятельности, не давая при этом взамен уверенности в моей безопасности, не демонстрируя понимания моих страхов и не обеспечивая защиту от них.
Только став взрослой, я задумалась: почему так происходило? Почему мои родители легко бросили меня в пасть кошмаров и страхов? Неужели им меня не жалко было? Неужели они не боялись, что их дочь сломается и станет несчастной?
Мне понадобилось много лет, чтобы, наконец, понять их поведение. И еще немало времени, чтобы, познакомившись с изрядным количеством историй, похожих на мою, обобщить эти знания и сделать окончательный вывод о двух главных причинах подобного отношения мамы с папой к страданиям ребенка. Мое «открытие» оказалось банальным и обескураживающим.
Есть две причины подобного отношения к страданиям ребенка. Первая – это фантастическая, зашкаливающая глупость мамы с папой, происходящая от невежества и воинствующего мракобесия. Что такое это последнее? Это когда люди считают, что они все знают, достаточно образованы, жутко умны, зато вокруг них сплошные придурки, которые пытаются объяснить им то, чего не существует в принципе. Ведь мракобесы же об этом не знают, а раз так, то этого нет и быть не может. И с их точки зрения, не надо никого слушать, все равно они все знают лучше всех.
Представьте себе родителей, которые видят боль ребенка, понимают, что с ним творится, но не считают нужным вмешаться и помочь. Они рассуждают примерно так: он должен научиться жить в реальном мире, должен справляться с трудностями самостоятельно, должен быть сильным. Для этого его надо бросить в реку жизни или, как котенка, оставить посреди улицы – пускай выживает, тогда и станет сильным. Простая мысль о том, что необученный пловец может скорей всего никогда пловцом не станет, потому что утонет раньше, а котенок может вообще-то погибнуть под колесами первой же машины или его разорвут уличные собаки, да и мало ли что может погубить крохотное существо в незнакомом, опасном мире, в тупую, самодовольную башку отчего-то не приходит. Очевидно, не может достучаться до плохо развитого мозга.
Обратите внимание: у неумных родителей ребенок постоянно кому-то что-то должен – маме-папе, миру… Да ничего он не должен, господа хорошие! Это вы ему очень даже должны! Он, как это ни покажется вам удивительным и странным, ничего не знает о мире и жизни, он – практически чистый лист. Он может познавать свет только с помощью вашей науки и пока что только со страховкой ваших глаз, ушей, носа и т. д. А если вы бросаете его самостоятельно бороться с кошмарами, то он, фигурально выражаясь, слепнет от страха и перестает познавать, потому что начинает подчиняться одной цели: выжить, например, забившись в норку. Ему не до познания, у него включается главный инстинкт – самосохранения. Какая же может быть наука? Да, он научится находить окопы и укрытия, он научится (возможно!) уворачиваться от опасностей и вовремя «линять»… Это вы и называете «необходимой школой жизни»? А может быть, все-таки «выживания»? Но даже этому всему он научится, если выживет, не сломается, не заболеет или не превратится в озлобленного зверька.
Но что произойдет наверняка – радоваться жизни и быть счастливым он точно не научится. Никогда. Могу сказать о себе: большую часть жизни я не умела, не могла быть счастливой.
Причина вторая, банальная и грустная: равнодушие родителей, их нелюбовь к ребенку. Им просто-напросто плевать на его страдания, боль, их интересует все, что угодно, но не их маленький подопечный – работа, другие люди, водочка, книги, театры, рыбалка, автомобили, мода… До бесконечности можно перечислять то, что «интереснее» собственного малыша, важнее, значимее, весомее. Такие родители не замечают (не хотят замечать) трудности его взросления, его проблемы и вопросы. Он чаще мешает, чем интересует. А уж его страхи… «Да какие у него могут быть страхи, помилуйте? Живет на всем готовом, никаких проблем – голым не ходит, шмоток в два раза больше, чем было у меня в его возрасте, своя, вон, комната, музыка есть, записи всякие, компьютер с Интернетом и играми… Благополучен до безобразия, аж тошно! И еще жаловаться вздумал? Ну, мы ему расскажем о том, как ему хорошо живется! Мы ужо ему внушим, что он должен радоваться каждый день своему счастью».
Если бы взрослые знали, то есть помнили о том, как легко напугать ребенка, каким слабым и беззащитным он чувствует себя, как внимательно слушает каждое слово своих богов – родителей, то они, возможно, много бережнее относились бы к своим (да и к чужим!) детям, жалели бы их и следили за своими языками. Любое неосторожное слово может очень ранить и дико напугать ребенка! «Сдадим в детдом, отдам вон тому дяде, брошу навсегда за плохое поведение…» Для нас, взрослых, это всего лишь слова, несерьезные, пустые угрозы, а для детей – повод для ночных кошмаров и будущих страшных фобий. Вы ляпнули и забыли, а его мозг запомнил на всю жизнь.
Ну, про физические наказания детей я вообще говорить не хочу! Честное слово, приветствую в этих случаях средневековые казни – ударил ребенка, а тебе за это руку отрубят. Компания из Фемиды и Палача всегда будет сильней преступника на столько же, на сколько он, взрослый негодяй, сильней своего маленького забитого ребенка.
Когда-то на свет появились мы, такие неправильные, с раннего возраста очень впечатлительные, будто без кожи. С детства наши страхи были самыми опасными врагами, не дававшими нормально жить, дышать, радоваться жизни и быть счастливыми. Мы больны с самого рождения? Нет, то еще была не болезнь, а лишь предрасположенность, с которой можно было бороться.
Среди детей всегда есть счастливчики: их любящие родители показывают и рассказывают им, что мир не страшен, а красив и интересен, помогают не бояться или справляться со своими страхами. Малыши знают, что у них есть тыл, если хотите, «крыша», которая всегда за них, всегда спасет, поможет, спрячет, решит проблему. Это вовсе не отбивает самостоятельность, нет! Напротив, помогает деткам научиться храбро решать проблемы. Ведь они застрахованы, у них есть защита, значит, не страшно.
А у таких, как я… У меня не было тыла и защиты. Я росла, как испуганный, зашуганный зверек. Как всякий маленький, слабый и беззащитный (то есть без защиты), думала лишь о том, где спрятаться, в какую щель забиться, чтобы не нашли, не достали, не побили, не съели. А что еще я могла? Бороться? Силы не равны. И к тому же я никогда не знала, на чьей стороне будут те сильные, большие люди, от которых я была полностью зависима. А они почему-то требовали от меня взрослого поведения, самостоятельности, не давая при этом взамен уверенности в моей безопасности, не демонстрируя понимания моих страхов и не обеспечивая защиту от них.
Только став взрослой, я задумалась: почему так происходило? Почему мои родители легко бросили меня в пасть кошмаров и страхов? Неужели им меня не жалко было? Неужели они не боялись, что их дочь сломается и станет несчастной?
Мне понадобилось много лет, чтобы, наконец, понять их поведение. И еще немало времени, чтобы, познакомившись с изрядным количеством историй, похожих на мою, обобщить эти знания и сделать окончательный вывод о двух главных причинах подобного отношения мамы с папой к страданиям ребенка. Мое «открытие» оказалось банальным и обескураживающим.
Есть две причины подобного отношения к страданиям ребенка. Первая – это фантастическая, зашкаливающая глупость мамы с папой, происходящая от невежества и воинствующего мракобесия. Что такое это последнее? Это когда люди считают, что они все знают, достаточно образованы, жутко умны, зато вокруг них сплошные придурки, которые пытаются объяснить им то, чего не существует в принципе. Ведь мракобесы же об этом не знают, а раз так, то этого нет и быть не может. И с их точки зрения, не надо никого слушать, все равно они все знают лучше всех.
Представьте себе родителей, которые видят боль ребенка, понимают, что с ним творится, но не считают нужным вмешаться и помочь. Они рассуждают примерно так: он должен научиться жить в реальном мире, должен справляться с трудностями самостоятельно, должен быть сильным. Для этого его надо бросить в реку жизни или, как котенка, оставить посреди улицы – пускай выживает, тогда и станет сильным. Простая мысль о том, что необученный пловец может скорей всего никогда пловцом не станет, потому что утонет раньше, а котенок может вообще-то погибнуть под колесами первой же машины или его разорвут уличные собаки, да и мало ли что может погубить крохотное существо в незнакомом, опасном мире, в тупую, самодовольную башку отчего-то не приходит. Очевидно, не может достучаться до плохо развитого мозга.
Обратите внимание: у неумных родителей ребенок постоянно кому-то что-то должен – маме-папе, миру… Да ничего он не должен, господа хорошие! Это вы ему очень даже должны! Он, как это ни покажется вам удивительным и странным, ничего не знает о мире и жизни, он – практически чистый лист. Он может познавать свет только с помощью вашей науки и пока что только со страховкой ваших глаз, ушей, носа и т. д. А если вы бросаете его самостоятельно бороться с кошмарами, то он, фигурально выражаясь, слепнет от страха и перестает познавать, потому что начинает подчиняться одной цели: выжить, например, забившись в норку. Ему не до познания, у него включается главный инстинкт – самосохранения. Какая же может быть наука? Да, он научится находить окопы и укрытия, он научится (возможно!) уворачиваться от опасностей и вовремя «линять»… Это вы и называете «необходимой школой жизни»? А может быть, все-таки «выживания»? Но даже этому всему он научится, если выживет, не сломается, не заболеет или не превратится в озлобленного зверька.
Но что произойдет наверняка – радоваться жизни и быть счастливым он точно не научится. Никогда. Могу сказать о себе: большую часть жизни я не умела, не могла быть счастливой.
Причина вторая, банальная и грустная: равнодушие родителей, их нелюбовь к ребенку. Им просто-напросто плевать на его страдания, боль, их интересует все, что угодно, но не их маленький подопечный – работа, другие люди, водочка, книги, театры, рыбалка, автомобили, мода… До бесконечности можно перечислять то, что «интереснее» собственного малыша, важнее, значимее, весомее. Такие родители не замечают (не хотят замечать) трудности его взросления, его проблемы и вопросы. Он чаще мешает, чем интересует. А уж его страхи… «Да какие у него могут быть страхи, помилуйте? Живет на всем готовом, никаких проблем – голым не ходит, шмоток в два раза больше, чем было у меня в его возрасте, своя, вон, комната, музыка есть, записи всякие, компьютер с Интернетом и играми… Благополучен до безобразия, аж тошно! И еще жаловаться вздумал? Ну, мы ему расскажем о том, как ему хорошо живется! Мы ужо ему внушим, что он должен радоваться каждый день своему счастью».
Если бы взрослые знали, то есть помнили о том, как легко напугать ребенка, каким слабым и беззащитным он чувствует себя, как внимательно слушает каждое слово своих богов – родителей, то они, возможно, много бережнее относились бы к своим (да и к чужим!) детям, жалели бы их и следили за своими языками. Любое неосторожное слово может очень ранить и дико напугать ребенка! «Сдадим в детдом, отдам вон тому дяде, брошу навсегда за плохое поведение…» Для нас, взрослых, это всего лишь слова, несерьезные, пустые угрозы, а для детей – повод для ночных кошмаров и будущих страшных фобий. Вы ляпнули и забыли, а его мозг запомнил на всю жизнь.
Ну, про физические наказания детей я вообще говорить не хочу! Честное слово, приветствую в этих случаях средневековые казни – ударил ребенка, а тебе за это руку отрубят. Компания из Фемиды и Палача всегда будет сильней преступника на столько же, на сколько он, взрослый негодяй, сильней своего маленького забитого ребенка.
Детские страхи
(из рассказов знакомых и друзей)
«Мама всегда пугала нас с братом тем, что сдаст в детдом. Он казался мне чем-то вроде детской тюрьмы. Конечно, я пугалась этой угрозы. Я в садик не ходила, сидела дома одна, под замком. И очень боялась, что чем-нибудь рассержу маму, и она отдаст меня в это страшное место».
«Я думаю, что дети, которых били, даже уже когда вырастают, как бы готовы к тому, что их снова будут бить. И не только родители. Кажется, ударить может любой, будто имеет на это право. А этот страх как будто чувствуют другие люди, что ли. Меня в детстве, до седьмого класса, били много. «Изобьет ли меня кто-нибудь сегодня?» — теперь об этом я думаю постоянно… и, конечно, учусь избегать самих ситуаций, в которых меня могут избить. Теперь уже, став взрослой тетей, я знаю, как вести себя, чтобы никто даже не подумал руку на меня поднять. Ну, как бы всегда готова к драке. Внутренне. Я с этим живу. “Не расслабляться!» – это мой девиз”.
«Я думаю, что страхи не сами по себе возникали. Сначала взрослые запугивали чем-то или кем-то, а потом появлялся страх и надолго застревал во мне. Я страшилась одиночества, но при этом не боялась ходить одна в лес. Я знала, как вернуться, поэтому и не было страшно. Мне в лесу всегда нравилось. Можно было бы – и сейчас уехала б в деревню, люди в городе меня не радуют… Конечно, поехала бы с любимым человеком, если бы он был. В любви осталась потребность преогромная. Уверена, что это все от недолюбви в детстве. Господи, какая я стала злая и нервная! Сама себя не люблю. Надеюсь на чудо…»
А мне мама говорила, что откажется от плохой дочки… Что ее дочка должна быть лучше всех, иначе… Дальше она многозначительно умолкала, а я леденела от ужаса, понимая, что не соответствую, а значит, мама может от меня отказаться. И будет совершенно права. Наверное, то был самый первый ужас, который я помню ровно столько, сколько помню себя. Я хочу верить, что если бы мама знала, как страшны для меня ее слова, возможно, она и не говорила бы так. Хотя, что уж теперь…
Если бы взрослые знали, то есть помнили о том, как легко навсегда не только напугать ребенка, но и выбить почву у него из-под ног на долгие годы, если не на всю жизнь, то, возможно, они внимательней были бы к своим словам? Нет? Или это такой способ самоутверждения? За счет маленьких и слабых? Наверное, бывает и так, и так… В любом случае, результат один и тот же. Детям не легче от того, что их родители просто глупы.
«Я думаю, что дети, которых били, даже уже когда вырастают, как бы готовы к тому, что их снова будут бить. И не только родители. Кажется, ударить может любой, будто имеет на это право. А этот страх как будто чувствуют другие люди, что ли. Меня в детстве, до седьмого класса, били много. «Изобьет ли меня кто-нибудь сегодня?» — теперь об этом я думаю постоянно… и, конечно, учусь избегать самих ситуаций, в которых меня могут избить. Теперь уже, став взрослой тетей, я знаю, как вести себя, чтобы никто даже не подумал руку на меня поднять. Ну, как бы всегда готова к драке. Внутренне. Я с этим живу. “Не расслабляться!» – это мой девиз”.
«Я думаю, что страхи не сами по себе возникали. Сначала взрослые запугивали чем-то или кем-то, а потом появлялся страх и надолго застревал во мне. Я страшилась одиночества, но при этом не боялась ходить одна в лес. Я знала, как вернуться, поэтому и не было страшно. Мне в лесу всегда нравилось. Можно было бы – и сейчас уехала б в деревню, люди в городе меня не радуют… Конечно, поехала бы с любимым человеком, если бы он был. В любви осталась потребность преогромная. Уверена, что это все от недолюбви в детстве. Господи, какая я стала злая и нервная! Сама себя не люблю. Надеюсь на чудо…»
А мне мама говорила, что откажется от плохой дочки… Что ее дочка должна быть лучше всех, иначе… Дальше она многозначительно умолкала, а я леденела от ужаса, понимая, что не соответствую, а значит, мама может от меня отказаться. И будет совершенно права. Наверное, то был самый первый ужас, который я помню ровно столько, сколько помню себя. Я хочу верить, что если бы мама знала, как страшны для меня ее слова, возможно, она и не говорила бы так. Хотя, что уж теперь…
Если бы взрослые знали, то есть помнили о том, как легко навсегда не только напугать ребенка, но и выбить почву у него из-под ног на долгие годы, если не на всю жизнь, то, возможно, они внимательней были бы к своим словам? Нет? Или это такой способ самоутверждения? За счет маленьких и слабых? Наверное, бывает и так, и так… В любом случае, результат один и тот же. Детям не легче от того, что их родители просто глупы.
Детские страхи
(из рассказов знакомых и друзей)
«До сих пор в ночных кошмарах присутствует сюжет, что я потеряла на прогулке младшую сестру (мне – двенадцать, ей – пять лет) и придется как-то объяснять это родителям. Странно, что в отношении собственной дочери такого страха нет. А еще есть страх занесенной для удара руки. Правда, последние годы практически вместе со страхом поднимается удушливая ярость, застилающая чернотой глаза (это не художественное описание, а реально в глазах становится черно). Тут я уже начинаю бояться себя».
«Лупили меня, “чтоб человеком выросла”… Причиной могла быть невымытая вовремя посуда, не купленный в магазине продукт, плохо помытый пол и т. п.».
Когда я только взялась за тему «счастливого детства», то понятия не имела, что и по сей день детей лупят и, что самое отвратительное, не только в маргинальных семьях, а и в якобы благополучных и пристойных. Диплом о высшем образовании ничуть не отягощает руку, легко поднимающуюся на маленького человечка, зачастую за совершенно незначительные проступки, а то и просто, чтобы выместить свое поганое настроение или подчиниться собственному не менее поганому характеру. Вообще-то это манера холопской среды. Неужели гены крепостничества и крепостных предков так сильны?
Детям не просто больно: в них вбивают покорность, униженность и страх. Из них вырастают люди, всегда ожидающие боли и ударов. Могут ли они стать счастливыми?
Конечно, физическое насилие над детьми – это дожившее до наших дней дикарство, средневековье какое-то… Но вот какая штука… Меня не били. Тело осталось целым, а душа в незаживающих ранах и болезненных синяках. Со мной «расправились» иначе: есть такой безотказный прием – формирование чувства вины. Сделать это с впечатлительным ребенком проще простого! Нужно регулярно внушать ему, что он хуже других, глуп, бездарен и этим очень огорчает маму с папой. Мое чувство вины росло вместе с моим физическим ростом. С каждым годом – в восемь… десять… четырнадцать… семнадцать лет я все лучше усваивала, что такому ничтожеству, как я, лучше бы и не жить совсем, чтобы не огорчать родителей и не портить этот мир своим присутствием. Поэтому, думаю, у меня и не было шансов сохранить свою психику в целости и сохранности. У меня не хватило сил противостоять своим страхам и чувству вины, растущему день ото дня в течение всего долгого и несчастливого детства.
Теперь, после выхода моих книг «Мама, не читай» и «Дочка, не пиши» я знаю точно, что такое случилось не только со мной. Благодаря Интернету я получила сотни, нет, тысячи писем и комментариев к моим публикациям. Среди этих писем очень много (слишком много для нашего лучшего из подлунных миров!) исповедей таких же несчастных в детстве людей. Легче мне от этого стало? Не сказала бы. Да разве может полегчать от таких вот историй…
«Лупили меня, “чтоб человеком выросла”… Причиной могла быть невымытая вовремя посуда, не купленный в магазине продукт, плохо помытый пол и т. п.».
Когда я только взялась за тему «счастливого детства», то понятия не имела, что и по сей день детей лупят и, что самое отвратительное, не только в маргинальных семьях, а и в якобы благополучных и пристойных. Диплом о высшем образовании ничуть не отягощает руку, легко поднимающуюся на маленького человечка, зачастую за совершенно незначительные проступки, а то и просто, чтобы выместить свое поганое настроение или подчиниться собственному не менее поганому характеру. Вообще-то это манера холопской среды. Неужели гены крепостничества и крепостных предков так сильны?
Детям не просто больно: в них вбивают покорность, униженность и страх. Из них вырастают люди, всегда ожидающие боли и ударов. Могут ли они стать счастливыми?
Конечно, физическое насилие над детьми – это дожившее до наших дней дикарство, средневековье какое-то… Но вот какая штука… Меня не били. Тело осталось целым, а душа в незаживающих ранах и болезненных синяках. Со мной «расправились» иначе: есть такой безотказный прием – формирование чувства вины. Сделать это с впечатлительным ребенком проще простого! Нужно регулярно внушать ему, что он хуже других, глуп, бездарен и этим очень огорчает маму с папой. Мое чувство вины росло вместе с моим физическим ростом. С каждым годом – в восемь… десять… четырнадцать… семнадцать лет я все лучше усваивала, что такому ничтожеству, как я, лучше бы и не жить совсем, чтобы не огорчать родителей и не портить этот мир своим присутствием. Поэтому, думаю, у меня и не было шансов сохранить свою психику в целости и сохранности. У меня не хватило сил противостоять своим страхам и чувству вины, растущему день ото дня в течение всего долгого и несчастливого детства.
Теперь, после выхода моих книг «Мама, не читай» и «Дочка, не пиши» я знаю точно, что такое случилось не только со мной. Благодаря Интернету я получила сотни, нет, тысячи писем и комментариев к моим публикациям. Среди этих писем очень много (слишком много для нашего лучшего из подлунных миров!) исповедей таких же несчастных в детстве людей. Легче мне от этого стало? Не сказала бы. Да разве может полегчать от таких вот историй…
Бумажный ад
Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Фридрих Шиллер
Девочка хочет уйти из класса. Но пока нельзя! Она осталась одна, все уже убежали. Урок закончен, все уроки закончились, можно идти домой. Но девочка все еще сидит за партой и старательно делает вид, что не может закрыть портфель.
– Ну, ты скоро? – нетерпеливо кричит из коридора подружка.
– Да-да, сейчас, что-то замок заело! – дрожащим голосом отвечает девочка, чуть не плача: ей нужно всего секунд двадцать, всего-то! Но чтоб никто не увидел, чтоб никто… – Иди, я догоню тебя! – отчаянно кричит она подружке. Вот, наверное, та удивится! Почему это вдруг не надо ее подождать? Чего это «иди»? Почему захотела потом догонять?
Девочка до крови закусила нижнюю губу: ну, каждый день одно и то же, одна и та же мука: придумать, как задержаться в классе. То у нее «шнурок развяжется», то «тетрадку забыла» (нет, «тетрадка» возникает тогда, когда надо вернуться в пустой уже класс.) И так каждый божий день… Устала. И от грязи устала. От грязи – в прямом смысле. Эти бумажки всегда грязные. И сами по себе – всегда какие-то серые, мятые, противные, так еще и на полу лежали. А по полу протопали пять раз за день тридцать пар ног в нечистой обуви. Фу…
Девочка услышала тяжелый вздох подруги и медленное цоканье ее каблучков. Пошла к лестнице… Наверное, ей уже надоел этот ежедневный спектакль. Она не могла не заметить! Но почему-то до сих пор ни разу ни о чем не спросила. Странно, конечно. Не могла же догадаться – об этом невозможно догадаться! Это же безумие!
«Бе-зу-ми-е, бе-зу-ми-е!» – стучало метрономом в мозгу девочки. Она все понимала, ей хотелось кричать, на лбу выступили капли пота… Но это было сильнее ее.
Ну вот, кажется, подруга отошла от двери, наконец-то! Девочка быстро нагнулась и порыскала взглядом по полу. Вот они! Она шустро схватила с полу две бумажки и сунула в карман фартука. Потом пошарила глазами вокруг парты… Вроде бы чисто… Ничего нет… А что это там такое беленькое? Не бумажка ли? А, нет, это кусочек мела… Ну, всё? Вроде бы да. Можно, наконец, идти? Можно, да? Можно идти? Да могу я наконец-то уйти?!!
Девочка выпрямилась и сделала неуверенный шаг в сторону двери, продолжая сканировать взглядом поверхность не очень чистого коричневого пола. Да, пол нечист и замусорен, но, кажется, бумажек больше не видать. Свободна! Можно идти домой.
Девочка подхватила тяжелый портфель и бросилась из класса. Из проклятой аудитории, одной из тех, что вымучивают ее каждый день по несколько раз. Каждый час помещение другое, уроки же проходят в разных местах. И после каждого урока такая вот пытка. Но после последнего, перед уходом домой – самая страшная. Ведь она уходит, совсем сегодня уходит, значит, надо максимально подчистить все за собой. Иначе неизвестно, как все может обернуться. А это очень страшно…
Девочке уже почти 14 лет. Девчонки-подружки заняты, помимо школы, всякими интересными делами: кокетничаньем с мальчиками, походами в кино, веселыми посиделками у кого-нибудь дома. У девочки нет на это ни времени, ни желания. Времени нет, ведь она отличница и должна приносить домой исключительно пятерки. Иначе родители ее просто не поймут. Плюс ненавистная музыкальная школа, которая невыносима еще и потому, что там тоже занятия, а значит, тоже классы, где также нельзя оставлять следов. Поэтому уйти оттуда – такая же проблема, как уйти из школы.
Словом, откуда возьмутся лишние часы, а главное, силы для интересной и веселой жизни? Не до того. Голова занята исключительно уроками, отметками и… подчисткой за собой.
Когда это началось? Не так уж давно и как-то внезапно. Однажды она вдруг вспомнила…
Дача. Они были еще совсем маленькими девочками – лет по девять-десять. И однажды одна из них написала непристойную записочку со стыдным желанием и закопала ее в землю. А другая девочка подглядела и потом выкопала эту записочку, прочитала ее и радостно рассказала всем подружкам. То-то смеху было, то-то хохоту! А та написавшая дурочка на долгие годы стала изгоем: над ней смеялись, про нее все время говорили какие-то гадости, ее не любили и не хотели с ней играть. Всего-то делов, как говорили местные жители на даче…
Но года через три почему-то вспомнилось. Девочка и так была очень тревожной и мнительной по характеру, боялась сверстников, их злости и нетерпимости. Тут еще этот вечный страх перед плохими оценками и маминым гневом. Дикий страх перед учителями и контрольными. Каждый день, каждый день…
Кроме того, у нее тоже была своя история – история Большой Ссоры с бойкотом. Это было так неприятно и даже страшно! Но тоже вроде как забылось. А тут вдруг сразу навалились все воспоминания: и о бойкоте, и о той дачной подружке с ее дурацкой запиской. И навалился дикий страх, даже ужас: а что, если бы она написала какую-то компрометирующую записку, потеряла ее, а кто-то нашел. Она не знает, что она написала, но наверняка что-то совершенно ужасное! Если из-за сущей дачной фигни ей бойкот объявили, если ту девочку за глупость подвергли многолетней обструкции, то что же ждет ее? Как минимум всеобщее презрение и ненависть. И как же тогда жить? Сверстники жестоки, у них злые шутки и злые глаза. Они безжалостны и непримиримы. Они ее изведут…
А что же она может такого написать? Бог его знает… Ведь бывает так, что человек не помнит, что делал… Ну, в том смысле, что забыл, о чем написал и зачем… Нет? Не бывает? А девочке казалось, что очень даже бывает. Вот она, к примеру, не может за себя поручиться! Вдруг что-то на нее нашло, и она просто забыла, как написала, к примеру, тоже какую-то непристойность или что-то еще более ужасное.
«Да что? – кричала сама на себя девочка. – Что такого я могла бы написать на какой-то дурацкой бумажке?»
«Довольно и обычной непристойности, чтобы тебе больше не было никакой жизни на этом свете», – отвечала она сама себе.
Но ведь она никогда не писала на бумажках никаких непристойностей! А кто поручится? Ты сама за себя поручишься? Нет…
Страх был ужасный. Он поселился где-то чуть выше пупка и принял форму свернувшегося в клубок ежика. С иглами, которые кололи изнутри очень больно и изранили ей все внутренности. Ежик постоянно ворочался и иногда покалывал острыми иголками ее то в сердце, то в желудок.
Нормальный человеческий инстинкт: в случае смертельной опасности искать выход и спасение. Как спасти себя от возможного кошмара, который виделся так явственно, будто уже когда-то существовал в реальности. Как же уберечься?
Если ты не вполне уверена в том, что ничего такого не делала, то есть не писала никаких компрометирующих записок, значит, нужно следить, чтобы из тебя – из карманов или из портфеля – ничего не выпало. В смысле, не вывалилось никакой бумажки. А если вдруг не дай бог, значит, нужно всегда за собой убирать, поднимать все бумажки, которые валяются вокруг. Ведь кто может поручиться, что вот та грязненькая бумажечка не выпала из твоей сумки? А ты просто не заметила… Лучше не рисковать, правда? Что стоит поднять ее и тихонько сунуть в карман, а потом в одиночестве проверить, что это такое? Да пустяки, поднять не трудно… Тут главное, чтобы никто не заметил, а то, что ж подумают-то?
Это оказалось самым трудным – сделать так, чтобы никто ничего не заметил. Девочка научилась изворачиваться всеми способами, все время делать вид, что у нее что-то упало («ну вот такая я криворукая, ха-ха-ха!»), или выжидать момент, когда все либо смотрят в другую сторону, либо уже уходят с этого места, и тогда нужно всего лишь задержаться на десять секунд.
А какое было блаженство, когда рядом никого не было вообще, когда девочка была в одиночестве и могла спокойно и кропотливо собирать все бумажки, которые попадались на ее пути!