Каттнер Генри. Ось времен

   – У меня сохранились какие-то смутные воспоминания, – сказала она. – Вспышка света – я очнулась и стала собой, но у меня осталось ощущение, что я была какой-то девушкой по имени Топаз, – она нахмурилась. – Может быть, я что-нибудь пойму, если осмотрю твой проектор, Ира? Белем? Кто ты теперь? – она испуганно посмотрела на его лицо.
   – Я Белем, – ответил механдроид. – Ты понимаешь, как ты вышла из состояния Топаз и стала сама собой? Здесь, на временной оси, тела спящих рассыпались в прах, и разум их смешался с разумом их физических двойников. Как это случилось, неизвестно. Почему разум мой, Пайтнера, Топаз стали доминирующими, а разум Кортленда поглотил разум своего нового хозяина – неизвестно.
   Он помолчал. И тут Топаз – доктор Эссен – наклонилась к молочно-белому яйцу, взяла его обеими руками, подняла его высоко вверх и изо всех сил швырнула на каменный пол.
   Конечно, это была Топаз, ибо доктор Эссен, Летта Эссен, не была способна на такое.
   Огненный шар вокруг нас стал рваться на куски. Солдаты с криками рванулись вперед. Белые огненные копья пронзали нашу завесу и высекали огонь из каменных стен пещеры. Топаз радостно захохотала.
   И тогда двинулся Белем.
   Он упал на колени возле разбитого яйца, свет которого постепенно угасал. Руки его ощупали разбитый шар, и вот тело его начало светиться.
   Огненный шар вокруг нас стал быстро восстанавливаться. Разорванные куски пламени соединились, и защитный слой снова стал крепким и непроницаемым.
   Я ощутил чудовищную энергию, которую излучал разум и тело механдроида. Даже воздух внутри шатра слегка колебался. Белем использовал себя, чтобы вновь создать защитную оболочку. Все тело его содрогалось под напором страшной энергии. Пайтнер, забытый всеми в страшной суматохе, внезапно зашевелился. Я видел, как он сделал шаг вперед, затем другой. Лицо его слегка оживилось. Разум Белема потерял контроль над Пайтнером, и тот вышел из состояния гипноза, паралича.
   Из-за тонкой огненной завесы, которая была нашей единственной надеждой, доносились крики солдат. И тут я услышал повелительный голос – голос офицера.
   – Топаз! – кричал он. – Топаз! Останови механдроида!
   Ее ответ подтвердил то, что уже было и так ясно. Она была их орудием. Она никогда не превращалась в Летту Эссен. Вероятно, их машины прочли в ее мозгу всю правду и сделали ее инструментом в своих руках. Она до сих пор оставалась их самым опасным орудием и еще не была обезврежена.
   Я услышал ее звонкий смех, когда раздался крик офицера, и повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, что она достала из складок платья миниатюрную копию парализатора, который Пайтнер пытался использовать против меня. Это было оружие, а не игрушка. Я видел, как палец Топаз медленно нажимает на спусковой крючок, готовясь послать парализующее излучение в Белема.
   Механдроид ничего не видел и не слышал. Он сконцентрировал все свои силы на том, чтобы поддерживать силовое поле активным. Сейчас все зависело от меня.
   Я толкнул Топаз, и парализующее облако пролетело мимо Белема. Топаз свирепо посмотрела на меня и снова направила оружие на Белема. Но я успел перехватить ее руку. Топаз оказалась неожиданно сильной. Она извивалась, как змея, стараясь вырваться.
   Однако я ничего не мог поделать с Пайтнером, Он уже почти полностью пришел в себя и теперь медленно тянул руку к поясу, где у него висел пистолет.
   Топаз боролась со мной и теперь старалась направить дуло на меня. Защитный барьер вокруг нас снова стал рваться на куски. Силы Белема были явно па исходе.
   Я лихорадочно пытался найти выход из создавшегося положения. В первую очередь мне надо было обезвредить Пайтнера. Я даже думал, не загипнотизировать ли мне его. Но гипноз не относился к числу моих способностей. И тут мой взгляд упал на маленькое стеклянное дерево. У его основания была кнопка, которую тысячу лет назад нажимал Де Калб.
   После трех неудачных попыток я смог дотянуться до нее носком ботинка. Топаз сражалась со мной так яростно, что я едва удержался на ногах. Но вот ветви дерева вспыхнули, началось медленное движение.
   – Пайтнер! – крикнул я. – Смотри! Смотри!
   Он еще не полностью вышел из-под гипноза. Он послушался моего приказа, повернулся, увидел движущиеся ветви, сделал гримасу и отвернулся.
   Я схватил Топаз и, грубо повернув ее, заставил посмотреть на дерево.
   – Смотри Пайтнер! – кричал я. – Смотри, Топаз!
   Я успел заметить, как он повернулся и стал смотреть на колдовское кружение. Он смотрел, не будучи в силах отвести глаза.
   Он стоял, и вот разум угас на его лице, руки опустились.
   И тут же я понял, что Топаз тоже прекратила борьбу. Она тоже смотрела на дерево.
   Они оба были загипнотизированы. Пайтнер заговорил сонным голосом:
   – Кортленд… Кортленд, это ты?.. Де Калб! Что случилось?
   – Мюррей! – позвал я его осторожно. Я знал, что это может быть обман, но вполне возможно, что под гипнозом проснулся разум Мюррея.
   Белем издал судорожный вздох. Тело его обмякло. И силовое поле заколебалось и исчезло. Мы оказались прямо перед солдатами, которые изумленно смотрели на нас. Они искали взгляд Пайтнера, но встретили взгляд Мюррея.
   – Стойте! – рявкнул он им. – Стойте!
   В смятении они подались назад. Пока они подчинились ему. Ведь они думали, что он Пайтнер.
   Пайтнер ли он?
   Он повернулся ко мне и прошептал:
   – Кортленд, что случилось? Я спал? Мне снилось, что я Пайтнер.
   Среди солдат начался шум. Они что-то говорили офицеру. Момент был критический. Пайтнер-Мюррей повернулся к ним.
   – Стойте! – снова крикнул он. – Ждите приказа!
   Это помогло – на время. Но они не будут ждать долго. Приказ бросить оружие немедленно превратит их нерешительность в неподчинение.
   Но все решилось неожиданно просто.
   Серый свет замигал вокруг нас, исчез, снова появился. Послышалось жужжание. Свет все сгущался, и в сером тумане солдаты исчезли, как привидения:
   Белем с трудом поднял голову.
   – Теперь мы все здесь, – сказал он. – Пайтнер–Мюррей, Кортленд…
   – …доктор Летта Эссен…
   И только тогда я повернулся. Стоя на коленях возле своего аппарата, Топаз вращала ручки управления.
   Да нет, не Топаз, подумал я. Лицо было ее. И тело тоже. Но когда она пристально посмотрела на меня и улыбнулась, я узнал пристальные серые глаза Летты Эссен. Гипноз освободил ее, как освободил Мюррея, из тюрьмы чужого разума, чужого тела.
   – Сейчас я присоединюсь к вам, – сказал Белем и стал смотреть на вращающееся дерево.
   Под куполом серого цвета наступила тишина.
   Когда механдроид повернулся к нам, он остался человеком-машиной, но на нас смотрел металлическими глазами Де Калб. Он улыбнулся.
   – Прощай, Белем. – сказал он. – Теперь мы снова вместе.
   – Но почему это случилось, почему? – допытывалась Летта Эссен. Она, несомненно, говорила голосом Топаз, но это все же был ее ум, ее слова.
   – Мне кажется, я понимаю. – произнес Де Калб губами Белема. – То, что мы попали в эту эру, вовсе не случайность. Мы четверо отправились на битву с некроном. Я думаю, что будет именно битва. И то, что случилось здесь – просто тренировка, тест. Теперь мы отправляемся на окончательный бой.
   – И некронный убийца с нами, – сказал я.
   – С нами. Он неотъемлемая часть всей ситуации.
   – Но подождите, – сказал Мюррей. – Что стало с Пайтнером? Где Белем? Где Топаз? А ты, Кортленд, ты все время был собой?
   – Все они присутствуют в наших разумах, – сказал Де Калб. – Как раньше мы в их. «Альтер эго» Кортленда было постоянно подавлено им. Почему так случилось, я не знаю. Но помните, что Кортленд постоянно был нашим катализатором.
   – Я должен добавить еще одно, – заметил я. – Мы никогда не получим назад свои тела. Эти тела мы заимствовали. Если вы предпочитаете правду… Настоящие владельцы… Может быть, спят. Но кто из вас теперь рискнет уснуть? Можем ли мы теперь быть уверены, что проснемся самими собой? У каждого из нас два разума в одном теле. Что же случится, когда мы вернемся из этого путешествия?
   – Увидим, – твердо сказал Де Калб. – Когда вернемся. Мы будем спать, Кортленд. И проснется в конце мира тот, кому суждено проснуться.
   Он колебался.
   – Пора, – сказал он. – Смотри на дерево, Кортленд. И Летта, и Мюррей, смотрите. Мы узнаем всю правду, но позже, значительно позже. Когда проснемся в конце мира. Когда взглянем в Лицо Эа.

23. Лицо

   Пока мы спали, время вращалось вокруг своей оси.
   Время текло, как река, крутилось, как колесо, вокруг своей оси, неслось вдаль, как галактика, в бесконечном пространстве времени. И мы, неподвижные, спали в самом центре движения.
   Наверное, видели сны.
   Волны времени раскрывались перед нами, как волны Красного моря перед Моисеем, и из этих волн на меня смотрели любопытные лица, которые произносили слова на незнакомых языках. Эти слова звучали как бы издалека. Но я слышал их голоса, ощущал эти руки, которые трясли меня, заставляя проснуться.
   Затем среди этих голосов раздался властный голос. В волнах времени появилось и взглянуло на меня знакомое лицо, то, которое я видел в конце света. Я видел спокойные металлические глаза, слышал спокойный голос, полный мощи и силы.
   Его глаза встретились с моими. Я не мог сопротивляться его взгляду.
   – Спи!
   Волны времени сомкнулись надо мной, и я перестал существовать.
   Но сны снова и снова возвращались ко мне. Снова ткань времени утончалась, снова любопытные лица склонялись ко мне, чьи-то руки трясли меня, стараясь разбудить. Но это были странные лица, такие странные, что я удивлялся даже во сне.
   И среди них, среди этих искаженных лиц, виднелась фигура, большая спокойная фигура человека-маши­ны. Я узнал его по глазам и по той энергии, которую он излучал, заглушая голоса, залечивая дыры в ткани времени. И я снова уходил в небытие.
   Проходили неизмеримые интервалы времени, и сны возвращались. На этот раз уже не лица смотрели на меня. Это были яркие точки света. Они слепили мои глаза, будоражили меня. Я пытался отвернуться, и тут среди них я увидел глаза – металлические глаза, светящиеся под дугами бровей, услышал отдаленный рокот голоса, который звучал, как гром. Огни погасли, как свечи на сильном ветру.
   Гром был почти осязаемым и исходил из мощного источника. Я знал, что это за источник. Я знал, так как видел металлические глаза, хотя они сильно изменились. Человек-машина уже не был похож на человека. Лицо его изменилось, как изменились условия его существования, как изменились его функции.
   – Спи! – пророкотал гром сквозь пучину времени и пространства. И на этот раз я погрузился в такой сон, который уже ничто не могло нарушить…
   Тогда я думал, что могу много написать о Лице Эа, смотрящем на сумерки конца мира. Но теперь, когда я пытаюсь, мне трудно найти слова. Я видел то, чего никогда не видел ни один смертный. Но парадокс заключался в том, что я не могу никому передать это. Между знанием и незнанием лежит пропасть, которую можно преодолеть одним, и только одним способом.
   Вам нужно пойти – точно так же, как пошли мы – к концу времени и встать перед Лицом Эа. Тогда я смогу рассказать, что я увидел – впрочем, тогда мне нет смысла рассказывать, вы сами все узнаете и поймете.
   Я проснулся.
   Долгий, долгий сон уходил из моего мозга, оставляя меня там, где я никогда не бывал. Это была ось времени, но место очень изменилось. Сонными глазами я смотрел на серый купол, окружающий нас, сквозь него пробивался красный свет. Теперь мы уже были не под землей. Видимо, бесконечно долгое время – песчинку за песчинкой – снесло эту гору.
   Первым я увидел лицо Мюррея. Интересно, на сей раз это был Мюррей или Пайтнер, – подумал я. Я смотрел, как он сел на пыльный пол, протер лицо руками. Лицо его казалось розовым в пробивающемся красном свете. Я так и не понял, Мюррей это, или же Пайтнер.
   Де Калб взглянул на меня улыбающимися глазами, приподнялся и сел. Топаз подняла свою кудрявую головку с пыльного пола и быстро оглядела всех нас. Это была и Летта Эссен, и Топаз одновременно.
   – Мы уже прибыли? – спросила она.
   Вместо ответа я показал рукой на свет, пробивающийся сквозь серый купол.
   Мы смотрели на открывающийся перед нами мир и везде видели одно и то же. Плоский серый мир. Лишь кое-где на сером фоне виднелись розовые прожилки, изредка переплетающиеся между собой. Весь мир стал некронным. Весь, кроме…
   Мы молча смотрели на Лицо Эа.
   Серый купол задрожал над нами и исчез. Мы оказались в красном полумраке. Слабый ветер приносил к нам какой-то странный запах, совершенно незнакомый нам.
   Никто из нас не проронил ни слова. Время для разговоров прошло, и высшая власть взяла инициативу в свои руки. Мы смотрели на Лицо Эа.
   Как я могу описать его вам? Вы знаете, что я неоднократно видел его в Записи, видел точно с того же места, где сейчас стояли мы. Но даже тогда я понимал, что это лицо излучает глубочайшую мудрость, непознаваемую смертными. Оно было выше человеческого понимания.
   Когда я смотрел на него сейчас, я видел утес, возвышавшийся над серой некронной равниной-пустыней. Сначала я не разглядел в нем лица. Оно было слишком сложно для моего понимания, восприятия.
   Я чувствовал себя пещерным человеком, увидевшим лицо Эйнштейна. Тому тоже нелегко было бы понять, что он видит перед собой существо той же породы, что и он сам. Между Лицом и мной лежала такая же интеллектуальная пропасть.
   Я смотрел на него и постепенно начинал узнавать. Это не стало для меня большой неожиданностью. Белем уже дал для меня ключ к этой загадке. Город, сказал мне он, это машина для обеспечения жизни человека, своего рода механдроид, только куда более совершенный. И этот город, Город-Лицо…
   Оно смотрело на нас спокойным взглядом, тем самым взглядом, который я ощущал во время сна. Глаза, которые раньше были металлическими, теперь изменились, и я узнал их. Голос, который был рокочущим голосом, уже не звучал, но он просто ощущался всем существом. То, что когда-то было человеком-машиной, теперь выросло, развилось, синтезировалось со всем человечеством. Ведь прошли целые тысячелетия.
   Я ничего не понял в этом удивительном симбиозе, так что вряд ли я смогу сообщить вам что-нибудь конкретное. Ведь человечество тоже изменилось. Возможно, остались любовь, ненависть, страх, другие чувства, но не в той форме, которая привычна для нас. Может, люди внешне совсем не изменились, возможно, по улицам и площадям Города-Лица, который стал последним прибежищем человечества, двигались мужчины и женщины.
   Я не знаю. Я ходил по улицам. Но я так и не понял, какие люди окружали меня.
   Я сказал, что голос уже не был нужен Лицу. Сейчас, когда он хотел, чтобы мы подошли, ему не нужно было звать нас. У человека отпала необходимость слушать зов, осмысливать его, решать, стоит ли подчиняться, и затем прилагать соответствующие мышечные усилия. Все это стало не нужным.
   Когда Лицо позвало нас – беззвучно – что-то неудержимо повлекло нас к нему. У нас не было возможности сопротивляться, когда мы неслись по воздуху над серой пустыней, пронизанной розовыми прожилками. По мере приближения Лицо становилось все больше и больше. Вот уже невозможно увидеть его целиком.
   Мы уже не могли видеть широкий лоб, гладкий подбородок, крылья носа, щеки, пронизанные морщинами бесконечной мудрости, и знания, которые были недоступны ни машине, ни человеку в отдельности.
   Каменные стены раскрылись, поглотили нас.
   Что я увидел? Мне бы очень хотелось рассказать. Я мог бы бесполезно размахивать в воздухе руками, говоря о спиральных улицах, об удивительных домах, мимо которых мы проносились. Но если бы я начал описывать их, сказалось бы, что это самые обычные дома, самые обычные улицы, как в любом нашем городе. Но там было все иное, чего нельзя описать словами…
   Вполне возможно, что улицы вместе с домами сами проносились мимо нас. Я даже подумал, что весь город находится в непрерывном движении, как положено машине. И когда прекратится это движение, умрут и город-машина, и все человечество.
   Но я смогу сказать вам, что мысли заполняли весь этот город, как дым фабричных труб заполняет крупный город нашего времени. Они проникали в мой мозг и покидали его, оставляя после себя обрывки воспоминаний, иногда они возбуждали разум сразу двоих из нас, и тогда наши мысли переплетались между собой, в мозгу каждого из нас всплывало чужое воспоминание…
   Много лет назад Де Калб сказал, что эти люди – боги. Он оказался прав. Эти люди во многом превосходили тех богов, которым поклонялись в наше время. Мы шли через их город, чувствовали их мысли, дышали их воздухом, но мы не видели никого.
   Но они были тут. Они были вокруг нас. Я совершенно уверен в этом. Но я не видел их. Я не слышал их. Но я знаю, что они были тут. Ведь вы уверены, что у стула есть спинка, когда садитесь на стул и откидываетесь на нее, не глядя.
   У меня было странное ощущение, что если я неожиданно повернусь, то столкнусь лицом к лицу с кем-нибудь из жителей города, но мне ни разу это не удалось. Видимо, я не смог ни разу повернуться в том направлении, в котором надо.
   Мне бы очень хотелось увидеть их.

24. Борьба с некроном

   По мере того, как мы приближались к центру спирали, мыслей становилось все больше, и уже невозможно было понять, где свои мысли, где чужие, настолько все переплелось в наших головах.
   Затем вдруг стало темно. Я думаю, что мы перемещались по длинному туннелю внутри каменной стены.
   Когда мы снова приобрели способность видеть, мы обнаружили, что находимся в большой пустой комнате. Я не могу описать ее, так как все перспективы были искажены.
   Потом в комнате раздался голос, казалось, сама комната говорит с нами, воздух в ней давит на наши мозга. Это говорило Лицо Эа.
   Я уже слышал этот голос раньше, если его, конечно, можно назвать голосом. Человек-машина, охранявший нас сон во время путешествия во времени, говорил:
   – Спи!
   Это был именно тот голос, который, однако, изменился по мере того, как проходили тысячелетия.
   – Вы видели мое появление на свет, – сказало Лицо Эа. – Мы вместе пришли сюда, к концу мира. Я охраняло ваш сон не просто так. Теперь вы мое оружие.
   Некрон уничтожить невозможно. Но с вашей помощью его можно устранить из нормального времени и нормального пространства. Для этого я выбрал вас. Для этого я сохранило вас в путешествии во времени. Подумайте – и вы все поймете.
   В моем мозгу, и, я полагаю, в мозгу моих спутников, промелькнула четкая последовательность изображений человекоподобного, несущего смерть существа – это был некрон. Он осциллировал во времени и, касаясь очередной жертвы, убивал ее и сам становился, все более похожим на человека.
   – Он уже частично человек, – снова прозвучал голос Эа. – Вы научились бороться с ним. Чтобы спасти себя и нас, вы покончите с ним. Некрона никто, кроме вас, не может коснуться. Но мы можем изгнать его из нашей вселенной – не только из пространства, но и из времени. Мы должны изменить время – не только прошлое, но и настоящее, и будущее.
   Снова у нас в мозгу пробежали видения. Я увидел галактики, вращающиеся вокруг своих осей, и, более туманно, я увидел, как время, неразрывно связанное с мирами, тоже вращается вокруг своей оси.
   – Мне нужен инструмент, – снова заговорило Лицо, – чтобы отделить некронную инфекцию от нормального пространства и времени. Вы мой инструмент. Вы понимаете свою задачу?
   Белем уже решил подобную задачу в далеком прошлом. Теперь мы должны решить ее в гораздо большем масштабе. Мы должны разделить Вселенную на две сферы, абсолютно равные друг другу. В противном случае, нарушится баланс, существующий во Вселенной.
   Они будут отличаться только в одном. Одна вселенная будет из некрона – а другая нормальная. Они никогда не придут в контакт между собой ни во времени, ни в пространстве. Понимаете ли вы свою задачу?
   Вы должны сражаться как мое оружие против некронной вселенной. Вместе мы сможем разделить Вселенную на две части.
   Голос стих.
   И затем началось движение. Стены комнаты исчезали в темноте. Или, может, это я двигался? Мы, все четверо, были компонентами взрыва, который разделил нас, швырнул сквозь пространство, сквозь время. Вокруг себя я видел звезды, которые перемещались очень быстро. Я был один.
   Я знал, что двигаюсь сквозь время, то есть двигаюсь не постоянно, а вибрирую, качаюсь, как маятник, с периодом в несколько секунд. Точно с таким же, как и у некронного существа.
   Вокруг меня тоже все двигалось. Я видел только звезды, но почему-то был убежден, что мои спутники тоже где-то неподалеку.
   Вдруг передо мной появилась скользящая тень. Она двигалась ко мне все быстрее и быстрее, постоянно увеличиваясь в размерах. Я увидел ее и тоже стал увеличиваться. Я устремился к ней. И увеличивался, пока не сравнялся с ней в размерах.
   И я коснулся ее.
   Вспышка пламени озарила все вокруг и тут же погасла. Теперь существо приобрело четкие очертания. Но только очертания, так как в нем не было ничего человеческого. Может быть, это была мо? воля, а может, воля Лица, что именно я сблизился с этой тенью.
   Я не знаю, как мне удалось схватить ее. Может быть, это было не физическое действие, а умственное. Я ощущал сильное давление, и чтобы ему противостоять, мне приходилось напрягать все силы – и физические и мысленные.
   Постепенно враг поддавался, но не везде, а в отдельных местах – может, во времени, а может в пространстве. Возможно, мы четверо окружили его и теперь врезаемся в сопротивляющуюся субстанцию – некронную вселенную?
   В окружающей меня темноте вспыхивали и гасли солнца, огненные дуги озаряли темный купол – это стремительно катились звезды – ведь я двигался во времени очень быстро.
   Но вот я ощутил резкий толчок и стал падать назад. Темное лицо моего противника занимало почти половину черного неба. Я падал назад и назад…
   И вдруг я ощутил поддержку, и к моим душевным силам присоединились силы моих четырех друзей. Мы четверо слились воедино, хотя и сохраняли каждый свою индивидуальность. Холодные четкие мысли Белема–Де Калба озарили меня, как свет, отраженный от граней бриллианта. Яростная свирепость Мюррея–Пайт­нера, холодная рассудочность и бесконечное жизнелюбие Топаз–Эссен…
   Я почувствовал, как противник стал поддаваться нашим объединенным усилиям. Казалось, что я смотрю сразу с четырех сторон, с четырех различных точек – во времени. Как это могло быть?
   Ответ внезапно пришел ко мне.
   Мы были оружием – обоюдоострым лезвием. Именно для этого мое тело и тела остальных были обращены в пыль, когда открылась камера на оси времени. Две идентичные матрицы не могут существовать одновременно во времени и пространстве, но для того, чтобы выполнить задачу разделения Вселенной, нужны были две матрицы, существующие в различных временах.
   Ни один разум, зафиксированный в определенном времени, не может соприкоснуться с некроном. Для этого необходимо существование в двух временах. И Лицо Эа удвоило нашу мощь, когда вложило удвоенный разум в тело, абсолютно идентичное тому, что получили мы при рождении.
   Мы уже разыграли эту битву в миниатюре, когда были разбужены во время своего путешествия к концу мира. И тогда мы приготовились к решающему бою. Ведь некрон был загнан в угол – ему уже некуда было отступать во времени. И наш многократно умноженный Мозг мог сфокусироваться на нем.
   Но битва только начиналась.
   С яростной беспощадностью наш счетверенный разум обрушился на некронного противника – с яростью Пайтнсра, который разрушал крепостные стены Белема, яростью полковника Мюррея, который обрушивался на врагов, мы нападали на черные некронные силы, желающие уничтожить Вселенную, всех нас.
   Иногда, найдя слабое место в наших объединенных силах, противник теснил нас, но могучий мозг Эа перегруппировывал нас, и мы снова заставляли отступать противника.
   Если бы хоть один удар некронного противника попал в цель, мы все были бы уничтожены. Но этого не случилось. Частью наших сил была Топаз, в которой сочеталось бесконечное жизнелюбие девушки с холодным проницательным умом Лотты Эссен.
   О, Топаз могла приспособиться ко всему, именно в этом и состояла ее задача в нашем союзе. Она прекрасно сохраняла контроль над чувствами, разумом, мышцами, и чисто инстинктивно, автоматически ускользала от любой угрозы, опасности. Именно благодаря ей мы выжили в этой битве, происходящей в черных глубинах Вселенной, именно благодаря ей ни один из ударов некрона не пришелся в цель.
   И вдруг мы все резко, неожиданно начали падать. Мы не перемещались ни вверх, ни вниз. Но что-то неумолимо засасывало нас в черную бездну, в глубины вселенной. Нас засасывало в самое сердце черного некрона – в его нервный центр, в его душу – все живое в нас уменьшилось до бесконечно малых размеров, охладилось до бесконечно низкой температуры… В последней попытке спастись некрон поглотил нас…

25. Обратное путешествие

   К счастью, я не могу вспомнить того, что случилось потом.
   Я был избавлен от последних ужасов. Именно для этого я и был предназначен с самого начала. Таков был план. Именно для этого моя память была оставлена нетронутой даже в чужом теле. Я должен был быть якорем на конце цепи, несокрушимой границей между здравомыслием и сумасшествием, логикой и низвержением иррациональностей, поглотивших остальных моих друзей.