По рельсам железных дорог мчатся электровозы. Машинист, покидая кабинет дежурного по станции, вместе с жезлом захватывает в карман батарейку. Отправляясь на прогулку в горы, вы не берете с собой спичек. Нет! В вашем жилетном кармане батарейка, она заменит вам костер. Собираясь на охоту, вы захватываете электрическое ружье; оно питается аккумулятором, помещающимся в прикладе: выстрелы его бесшумны, они не спугнут дичи. Домой вы возвращаетесь, нагруженные охотничьими трофеями. Довольные и усталые, вы готовы лечь в постель. Электрическая грелка согреет вам холодные простыни. Вы уснете, а утром электрический будильник возвестит час пробуждения, одновременно включив электрический кофейник.
   Электрические батареи будут везде, повсюду. Они будут разноситься разносчиками, перевозиться электромобилями, доставляться по воздуху в отдаленные местности на электролетах.
   Появится громаднейший спрос на заряженные батарейки. Предприимчивые промышленники организуют специальные концерны зарядки аккумуляторов. Они выстроят огромные энергоцентрали, использующие энергию солнца, ветра, морей. На этих центральных станциях будут заряжаться в невиданно массовых масштабах крошечные стандартные аккумуляторные батарейки, которые затем с большой коммерческой выгодой будут продаваться во всех странах мировых континентов…
   Профессор Холмстед замолк, как это он делал всегда, когда хотел проверить произведенное своей речью впечатление. Затем он принял позу величайшего внимания, что-то записал в свой блокнот и сказал:
   — Я понимаю вас, сэр! Я ожидал этого вопроса и готовился к нему. Вполне естественно желание уважаемого сенатора от штата Иллинойс узнать, каким же путем могут быть достигнуты такие необыкновенные результаты. В свете новейших данных я с охотой объясню вам сущность открытия профессора Бакова и доктора Кленова, прибегая к некоторому упрощению для большей образности моего изложения, что и прошу мне великодушно простить…
   Итак, джентльмены, вам, конечно, известно, что каждое вещество состоит из атомов, представляющих собой элементарные электрические заряды — электроны, движущиеся вокруг положительно заряженного ядра. Я всегда представлял себе их как неутомимых маленьких работяг, бегающих подобно белкам в колесе и тем делающих свои бизнес. Одно вещество отличается от другого, леди и джентльмены, только размерами центрального ядра и количеством бегающих в хороводах маленьких работяг. Но… — Холмстед поднял вверх палец, — не все электрончики имеют занятие — работу. Есть и безработные, не занятые ни в одном из упомянутых мною атомных предприятий. Они способны свободно двигаться по веществу. Когда под влиянием внешних усилий — электрического напряжения, как мы его называем, эти «безработные» электроны получают стремление двигаться вдоль проводника в виде своеобразных процессий безработных, мы, физики, воспринимаем это явление как электрический ток.
   Правда, леди и джентльмены, трудно ожидать, чтобы такая процессия не встретила на своем пути сопротивления и всевозможных препятствий. В таких процессиях, как вам, конечно, известно, приходится затрачивать немало энергии. В науке мы рассматриваем это явление как электрическое сопротивление, на преодоление которого требуется непроизводительная затрата электрической энергии. Увы, это сопротивление неизбежно существует для всех стран… то есть, простите, проводников!
   Но, господа сенаторы, конечно, вам также известно, что такие процессии безработных работяг-электрончиков не могут не сказаться на окружающей среде. В самом деле, это движение сопровождается могучими вихревыми «возмущениями» мирового эфира. Эти возмущения превращаются в подлинные эфирные ураганы, содержащие в себе громадные количества потенциальной энергии, которая, как и всякая другая энергия, господа сенаторы, может вырваться наружу! В науке, точно так же как и в политике, эти эфирные ураганы ощутимы. Они особенно заметны, когда проводники свернуты в катушку. Ураган, как бы врываясь в катушку, увлекает за собой все металлические предметы, то есть действует притягательно на ряд тел, вызывая таким образом физические «события». Мы называем это магнитным полем. На вашем языке, господа сенаторы, это может иметь другое название.
   Итак, джентльмены, если большое количество потенциальной энергии может содержаться в магнитном поле — эфирном урагане, или «мировом возмущении», то почему бы не использовать этого для целей накопления энергии? Ведь с аналогичным накоплением энергии в политической атмосфере нам, не без некоторого страха, приходится встречаться ежедневно.
   Прекрасная идея! Но… никакое тело не позволит в своих пределах свободно двигаться процессии работяг-электрончиков и вызывать «общественное возмущение». Поэтому из-за необходимости преодолевать электрическое сопротивление подобное аккумулирование энергии до недавнего времени, господа сенаторы, не имело практического значения…
   Однако, леди и джентльмены, не имея в виду далеко идущих параллелей, я должен сказать, что в науке произошел некий переворот. В прошлом, 1913 году голландский физик Камерлинг Оннес открыл явление сверхпроводимости. Он установил, что при замораживании проводника до температуры, близкой к холоду межпланетных пространств, всякое электрическое сопротивление мгновенно исчезает. Движение маленьких работяг — электрический ток, как сказал бы ученый-физик, — не встречает больше сопротивления внутри тела. Работяги становятся подлинно свободными! Их движение вызывает во всем мировом эфире грандиозные ураганы творческой, готовой вырваться наружу энергии. При этом нет никакой затраты непроизводительного труда, господа сенаторы. Нет больше сопротивления движению работяг-электрончиков! Освобожденные космическим холодом тела открывают новые, невиданные прежде возможности. Они становятся источниками огромнейших аккумулированных в них количеств энергии.
   Вот почему моему ассистенту доктору Кленову удалось сосредоточить в магнитном поле маленькой замороженной катушки несметное количество энергии, перспективы применения которой я имел честь только что вам изложить…
   Профессор Холмстед прервал на этом месте свою интересную речь, потому что звонили — надо было открыть дверь, а во всем доме, кроме него, никого не было.
   Не было, конечно, и почтенных сенаторов, к которым обращена была речь старого профессора. Они существовали лишь в воображении Холмстеда.
   Приняв самый обыкновенный, житейский вид, он, немного ссутулившись, направился к двери. Он был явно недоволен тем, что кто-то помешал его подготовке к столь ответственному выступлению перед специальной комиссией американского сената.
   Профессор открыл дверь и вздрогнул от неожиданности.
   Перед ним стоял скромный человек в помятом дорожном костюме. У него были печальные глаза и курчавая борода, оставлявшая подбородок голым.
   — Вы… вы здесь?
   — Да, профессор, — спокойно ответил пришелец.
   — Вы оставили лабораторию?
   — Там сейчас маленький Бернштейн. Ключ я взял с собой.
   — Оставить только одного мальчика? Это легкомысленно!
   — Бросьте, профессор!.. Мне стало известно о комиссии сената. Я хочу при этом присутствовать. Недалеко то время, когда заговорю я, а моим голосом — ирландский народ. Но до тех пор я обещаю вам, профессор, быть смирным и незаметным. Я только хочу поучиться у своего коллеги.
   Холмстед поморщился и схватился за голову:
   — Я, наверно, скоро сойду с ума! Моя тихая лаборатория превращается в центр политических интриг. В конце концов, я только ученый. Я могу руководить научными работами, но не политикой. Нет, не политикой! Проходите. Извините меня, вероятно, вы устали с дороги… Ведь вы прошли такой путь пешком! Я осмелюсь предложить вам ванну. Кроме того, я прикажу приготовить для вас горячего кофе.
   Печальный человек посмотрел на профессора и оглядел свой костюм:
   — Благодарю вас, я с удовольствием освежусь и приму более достойный вид. Все-таки сенаторы…
   И он усмехнулся.
   — Ну как ваш любимец, мальчик Бернштейн? — спросил Холмстед.
   — О-о! Это талантливый мальчик. Мы с ним еще многое сделаем. Вы знаете, профессор, у меня нет в жизни ничего, кроме моих идей. Вам известно, как погибли все мои близкие. Мальчика я полюбил. И я сделаю из него человека!
   Профессор вздохнул и, думая о комиссии американского сената, пошел готовить ванну Ирландцу.


Глава VI. ЧЕК В МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ


   Мод и Кленов теперь часто ходили в горы.
   В последние дни они много времени проводили вместе. Забирались на ближние вершины или гуляли по парку.
   Началось с того, что Кленов рассказал Мод о своих таежных приключениях, о «русском богатыре» Бакове, о чернокожей шаманше…
   Взволнованно рассматривала Мод любительскую фотографию странной женщины в лодке.
   — Негритянки такие не бывают, — шептала девушка.
   Увлеченная загадочной Таимбой, она пыталась повторить ее дуэт с собственным голосом. Мод уходила в ущелье и там пела, стараясь, чтобы и ее голос слился с отголоском. Но эхо звучало слабо, у Мод ничего не получалось. И тем больше околдовывал девушку воображаемый голос Таимбы.
   Мод заставляла Кленова вновь и вновь повторять этот рассказ.
   Кленов рассказал о последних днях профессора Бакова, о его предсмертном бреде…
   — Неужели он говорил о взрыве межпланетного корабля в тайге? — ужаснулась Мод.
   — Он был очень болен, — оправдывал своего учителя Кленов.
   — Неужели вы не понимаете, Джон! — волновалась девушка. — Неужели вы не понимаете, что ваш учитель разгадал тайну тунгусской катастрофы! Я теперь уверена, уверена, что вы видели и говорили… с живой марсианкой!
   Напрасно Кленов смеялся, а потом даже возмущался: Мод стояла на своем и слышать не хотела никаких опровержений. Кленов уступал и с улыбкой соглашался с Мод.
   Так завязалась их дружба.
   Мод выведала у Кленова его сокровенные мечты о будущем человечества и предотвращении войн. Если кому-нибудь эти мечты могли показаться наивными или беспочвенными, то для Мод они были откровением. Кленов казался ей великим, и вместе с тем он был простодушен и ласков, восхищал и смешил ее на каждом шагу.
   Оказывается, он не знал названий ни одного дерева. Он их просто делил на лиственные и хвойные. Из лиственных он мог наверняка определить только березу. Девушка устраивала ему экзамены и хохотала до слез.
   — Джон, знаете ли вы, что деревья могут летать? — однажды спросила Мод.
   Они стояли с Кленовым на скалистом обрыве, откуда хорошо была видна Белая вилла и резко вырисовывалась на горизонте одинокая вершина Ктэдн.
   — Нет, не знаю, — почти испуганно ответил Кленов, постоянно становившийся в тупик от вопросов Мод.
   — Это надо только подглядеть, мистер Джон. Хотите, я вас научу?
   — Пожалуйста, я буду очень рад! — поспешно согласился Кленов.
   Они сели на траву.
   — Слушайте, Джон. Надо выбрать ясную погоду, но с маленьким-маленьким ветерком. Потом лечь невдалеке от дерева, которое хочешь подглядеть, и не обращать на него внимания. Только запомните, что деревья очень хитрые! — Мод приложила палец к губам.
   — Да-да… — неуверенно соглашался Кленов.
   — Потом, делая вид, что смотрите на небо, потихонечку переводите глаза на листву, только так, чтобы дерево не заметило! Понимаете, Джон? Потом дождитесь, когда над листвой пойдут облака, а ветер начнет раскачивать верхушку, тогда…
   — Что тогда?
   — Тогда прищурьтесь…
   — Прищуриться?
   — Да-да… И оно полетит!
   — Кто полетит?
   — Дерево.
   Кленов глубокомысленно замолчал. В душе он думал, что раз кругом так хорошо, почему бы деревьям немного и не полетать!
   — А знаете ли вы, какие бывают облака?
   — Облака? Да, конечно: кучевые, перистые…
   — Ах, нет, совсем не то! Вы ничего не знаете, кроме своей милой науки. Только не думайте, что я на нее сержусь. Я ее тоже люблю.
   — Какие же бывают облака? — слегка дрожащим голосом спросил Кленов.
   Мод мечтательно запрокинула голову:
   — Слушайте, Джон. Смотрите… Да нет, не на меня!.. Вон на то облачко, которое плывет вверху. Вы видите его?
   — Да, вижу.
   — Знаете, что это такое?
   — Нет.
   — Это чье-то счастье. Кто-то упустил его.
   — Счастье? — удивился Кленов.
   — Да-да! Каждое облачко — это счастье. Люди не умеют удержать свое счастье, вот оно и уносится от них по небу. Иногда упущенного счастья носится по небу много-много. Тогда все становятся хмурыми, и мне делается жаль людей. Они такие глупые!
   — А тучи, мисс Мод?
   — А тучи — это когда упущенного счастья слишком много. Оно тогда превращается в печаль, а потом плачет.
   — А когда безоблачно?
   — Это значит, что люди нашли все счастье, какое могли.
   — Значит, под безоблачным небом люди счастливее?
   — Счастливее! — уверенно заявила Мод. — И на душе всегда веселее. Вы замечали это? Да? Значит, тогда и в вас попал кусочек облака.
   Кленов молчал, обдумывая интересную и новую для него гипотезу.
   — А вы знаете, Джон, улетевшее облачко счастья можно вернуть!
   — Как же, мисс Мод?
   — Я научу вас. Дайте руку!
   Кленов почувствовал в своей ладони пальцы Мод. От этого сердце у него тоже захотело полететь, как дерево.
   — Вот… Теперь смотрите на то облачко, которое мы заметили. Только не оглядывайтесь на меня. Смотрите… смотрите… смотрите…
   — Я смотрю, — прошептал Кленов.
   — Вы видите, что облачко тает?
   — Вижу! Вижу!
   — Это оно спускается к нам, — сказала Мод и посмотрела Кленову в глаза.
   Глаза у Мод были синие, как небо, в котором уже растаяло облачко.
   Вдруг Мод вскочила, на лице ее был неподдельный страх.
   Кленов виновато поднялся. Мод дрожала. Она смотрела на небо.
   Там вместо облака, о котором они только что говорили, плыло сконцентрированное в одном месте зарево. Оно быстро летело по ветру. Темно-фиолетовые края оттеняли его ослепительный блеск.
   — Джон, бежим! Мы должны спасаться! — закричала Мод.
   Она схватила растерявшегося Кленова за руку и потащила за собой. Ученый бежал, неуклюже спотыкаясь, и бормотал:
   — Странно, но оно совсем не походит на шаровую молнию, как об этом писали…
   — Джон, не упадите!
   Они выбежали из леса. Отсюда начинался крутой спуск по нагроможденным скалам. Внизу виднелась полускрытая зеленью Белая вилла.
   Странное облако приближалось.
   — Бежим! Скорей! Я должна спасти вас!
   — Мод, Мод… Опасности нет, уверяю вас! Нельзя ли не так быстро? Я задыхаюсь…
   — Нет! Нет! Я знаю!.. Бежим! Скорей!
   — Мод, дорогая… Шаровая молния пройдет много выше!
   — Нет, вы не знаете… Скорей… Оно ужасно! Скорей вниз!
   Мальчишеская фигурка Мод легко перепрыгивала с камня на камень. Кленов отстал от нее.
   Вдруг Мод вскрикнула и исчезла.
   В первый момент Кленов растерянно озирался, потом бросился вперед, к тому месту, где только что стояла Мод.
   С трудом вполз он на скалу и, судорожно держась за шершавую мшистую поверхность, заглянул вниз.
   У него закружилась голова.
   Мод лежала на следующем уступе, футов на тридцать ниже. Ее волосы золотились на солнце, а рука, как-то неестественно выгнувшись, оперлась на камень.
   Кленов хотел закричать, но лишь слабо застонал. С искаженным лицом он стал прыгать с камня на камень. Никогда нельзя было ожидать от него такой ловкости.
   Девушка тихо стонала. Кленов бережно поднял ее на руки, прижав ее голову к своей. На щеке он почувствовал что-то липкое. С неожиданно появившейся силой нес Кленов девушку по опасному спуску.
   Полчаса состарили его на пять лет. Высокий, ссутулившийся, упрямо и бережно нес он безжизненное тело.
   Белая вилла была уже близко. Кленов терял последние силы: ноги подкашивались, в горле жгло.
   Когда Кленов подходил к воротам, кто-то из сыщиков подбежал к нему, предлагая помощь, но он только покачал головой. Сыщик пошел рядом, боясь, что молодой ученый упадет.
   По аллее навстречу спешил предупрежденный профессор. Его обогнал невысокий человек с бородкой. Он подошел к Кленову и, не говоря ни слова, взял у него девушку. Холмстед подхватил падающего Кленова. На дорожке остался лежать кожаный поясок Мод.
   Ирландец положил девушку на широкий диван в лаборатории. Тяжело опираясь на руку профессора, туда же пришел Кленов и опустился на стул около дивана. Тихо, прерывающимся голосом рассказал он профессору о причине несчастья.
   Холмстед помрачнел.
   — Вот видите, — сердито обратился он к Ирландцу, — что наделал ваш легкомысленный уход!
   — Что такое? — выпрямился Ирландец.
   — Ваш мальчик Бернштейн выпустил облако.
   — Возможно ли? Он осмелился на самостоятельный опыт! — нахмурился Ирландец. — Значит, это моя вина!
   — Дорогие мои! — сказал Холмстед, стараясь вернуть себе обычный тон. — Возьмем себя в руки, друзья, как подобает истинным американцам! Мы должны сейчас скрыть свое горе. Скоро сюда прибудет комиссия американского сената.
   Профессор старался казаться спокойным, но это плохо удавалось ему. Он нервно разломал вынутую из кармана сигару и почему-то стал складывать ее остатки с бумажник.
   Кленов безучастно слушал, не спуская глаз с Мод.
   Ирландец, положив девушке на голову мокрое полотенце, отошел к окну.
   — Джонни, вам придется привести себя в порядок и встретить представителей народа, являющихся по вашему зову, — сказал старик.
   — Мне не до этого. Я не могу, — покачал головой Кленов. — Пусть приедут в другой раз.
   Профессор выпрямился:
   — Это невозможно, дорогой мой сэр! Не будьте малодушны. Мы должны достойно встретить почтенных джентльменов. Мы продемонстрируем им опыт.
   Кленов отрицательно покачал головой и посмотрел на Мод. Ее глаза были закрыты, но ресницы заметно вздрагивали.
   Холмстед болезненно поморщился, потом откинул назад волосы.
   — Бездействие никогда и никому не помогало. Лишь деятельность является лучшим лекарством от всего. Прошу вас, Джонни, сделайте нужные вычисления! Аккумулятор необходимо дозарядить. Я уже включил его, но надо определить допустимый предел. Укажите его.
   — Но я не могу…
   Ирландец тихо подошел к Кленову и положил ему руку на плечо:
   — Друг мой, мужайтесь! Она успокоилась. Ей лучше. Будьте мужчиной, ученым и борцом!
   В этот момент тихо заговорила Мод:
   — Джон, милый!.. Летящее пламя догоняет наше облачко… Оно сожжет его! Джон!.. Спасите его!
   Кленов хрустнул пальцами.
   Холмстед большими шагами стал расхаживать по лаборатории. Ирландец резко повернулся от окна:
   — Джентльмены! Я вижу приближающиеся автомобили.
   — Это сенаторы! Джонни, я прошу вас… Как автор послания к американскому сенату вы должны встретить их!
   Кленов отрицательно покачал головой:
   — Нет, я не могу! Пусть приедут в другой раз.
   Ирландец неслышными, мягкими шагами подошел к Кленову.
   — Мистер Кленов, — он взял его руку, — встаньте! Меня зовут Лиам. Нас разъединяли, но мы… наши жизненные задачи должны объединить наши открытия. Вместе мы сможем перевернуть мир, заставить его жить по-иному! Дайте мне руку, Джон. Меня зовут Лиам.
   Кленов поднялся, удивленно смотря в печальные глаза Ирландца.
   Профессор глядел на двух своих помощников и растерянно тер переносицу.
   — Идите! — сказал Лиам.
   Кленов беспомощно повернулся к Мод. Она приоткрыла глаза, улыбнулась:
   — Джон… милый… идите!
   Кленов выпрямился и медленно пошел к двери. Он даже не взглянул на распределительный щит, мимо которого проходил, хотя стрелка амперметра сильно отклонилась вправо, и так и не сказал ничего о пределе зарядки аккумулятора.
   У чугунной ограды парка стояли три автомобиля. В переднем, где шофером был Ганс, сидел старик Вельт.
   По дорожке к калитке шел высокий человек с растопыренными локтями и опущенной головой. Почтенные сенаторы с любопытством наблюдали за «диктатором мира».
   Кленов подошел к воротам и открыл калитку. При этом он повернулся лицом к Белой вилле.
   В этот момент ворота качнулись, и дорожка заколебалась под его ногами. В уши, сотрясая мозг, ворвался удар. Он причинил физическую боль, сжав голову, отдавшись в затылке. В глазах помутилось.
   Сквозь мутную пелену Кленов увидел что-то черное и красное. Летящие тени сливались, дрожали, превращаясь в расплывчатые пятна на закрытых веках.
   Гора мохнатого дыма взвилась над тем местом, где была лаборатория. Вихрь с корнем вырывал деревья. По воздуху со свистом летели их исковерканные стволы.
   Деревья летали!
   Сверху с грохотом сыпались полурасплавленные камни недавно существовавших стен. Кленова бросило на исковерканную чугунную решетку ворот. Он видел, как часть горы, заросшей парком, дрогнула и стала сползать вниз. Жуткое, почти физически ощутимое движение целого горного склона становилось все заметнее. Трещина разорвала дорожку, как ленту.
   Через несколько мгновений трещина стала гранью обрыва. Лежавший на дорожке кожаный поясок свесился и стал тихо раскачиваться. Стекла автомобиля были разбиты камнями при взрыве. Ганс прикрывал ладонями окровавленное лицо, а сзади него…
   Выпрямившись во весь свой маленький рост, в автомобиле позади шофера стоял толстяк — владелец мирового военного концерна, прозванный на Уолл-стрите Волком. Он быстро жевал сигару. Мешки под глазами стали красными. Маленькие глазки, не моргая, смотрели на то, что могла сделать только одна стихия.
   — Такая сила! Такая сила!.. О-о! Господа ученые, теперь я верю вам, — говорил он, протягивая вперед руку.
   Кленов, не понимая, смотрел на поднимающийся столб дыма, смешанного с пылью.
   Высоко в синем-синем небе плыло легкое, прозрачное облачко.
   В глазах у Кленова все запрыгало, исказилось. Первый раз в жизни он плакал.
   — Мод!.. Мод!.. — беззвучно шептал он. — Это я… я убил тебя своим сверхаккумулятором…
   Из придорожного кустарника показались робкие фигуры сыщиков.
   Вельт-старший говорил, обращаясь к Кленову:
   — Хэлло, мистер Кленов, вы гениальны! Слава и богатство возместят вам тяжелую потерю. Такова жизнь, молодой человек! О, как я вас понимаю! Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц, молодой человек. Я знаю, что такое горе. Я отец! Итак, располагайте моим капиталом. Сколько нужно вам для восстановления лаборатории?
   Кленов смотрел на Вельта. Фигура его казалась мутной, расплывчатой, словно он смотрел на нее через стекло с ползущими по нему дождевыми каплями.
   — Это я виноват, — повторил он, — я вовремя не приостановил зарядку… Магнитное поле разорвало катушку…
   Вельт рассердился:
   — Что вы там бормочете? Я предлагаю вам деньги! Оставим комедию с сенаторами. Я предлагаю вам чек на миллион долларов! Продолжайте ваши работы. Они нужны мне. Я оплачиваю их. Миллион долларов!
   Вельт быстро вынул чековую книжку и нацарапал подпись. Потом подумал, разорвал и начал писать снова.
   Подошедшие сыщики расступились. Кленов пятился от автомобиля. Вельт протягивал чек:
   — Успокойтесь. Берите. Ведь вы же друг моего сына! Я уже люблю вас. Здесь чек почти на миллион, на целых восемьсот тысяч! Только за одно ваше обещание продолжать работы. Я хочу, чтобы вы не чувствовали сейчас одиночества. Мы с вами, дорогой мальчик!
   Кленов молча отвернулся. Его высокая фигура сутулилась, плечи дрожали.
   Из обрыва, словно туман, поднималась пыль.
   Подъехал еще один автомобиль. Это был вызванный Холмстедом врач.
   — Сэр, вам уже некого больше лечить, — мрачно сказал один из сыщиков.
   Шуршали камешки, скатывающиеся по вновь образовавшемуся обрыву. Звук их пропадал где-то внизу. Кожаный пояс больше не лежал на краю пыльной дорожки…



ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ХРАНИТЕЛЬ ТАЙНЫ



   — Осмелюсь пожелать вам тысячу лет жизни!

   Любите человечество, заботьтесь о нем и храните свою тайну.




Глава I. ВОЛШЕБНЫЙ ЗАМОК


   Кузнечики в траве так отчаянно звенели, что солнце в небе утомилось, рассердилось и решило сжечь их живьем. Но доставалось от этого не одним только кузнечикам.
   Почтенный датский пастор не знал, куда девать свою и без того поджарую особу. Он незаслуженно страдал от солнца, так как к звону кузнечиков не имел ровным счетом никакого отношения. Он вытащил из-под шляпы платок, громогласно высморкался и, приподняв шляпу, снова накрыл платком свою голову. Потом спросил шедшего с ним крестьянина:
   — Скажите, Петерсен, вы совершенно уверены в том, что виденное вами правда?
   Толстый, красный Петерсен, опиравшийся на палку, догнал пастора и сказал:
   — Клянусь вам, господин пастор, в тот день я был совершенно трезв! Я принес заказанный мне бидон молока и корзину с разной провизией…
   Дорога, по которой они шли среди вересковых ютландских степей, сворачивала в небольшую буковую рощу. Сучковатые, черные с подветренной стороны буки тихо шелестели листвой — может быть, о том, какие здесь бывали прежде дремучие леса и какой могучей державой была Дания.