Казанцев Кирилл. Авторитет из детдома

   – Да тут много тачек торчит, – не понял смысла предостережения Пепс.
   – Это дом Индуса? – Копоть подозрительно щурился.
   – Он самый. Единственный без стеклопакетов на всей улице. Старик правильный вор, старой закалки, ни в чем не шикует.
   – А «Жигули» точно напротив дома стоят. Внутри двое, – добавил Копоть.
   – Думаешь, наружная слежка? – стал догонять Пепс.
   – Именно. Если бы внутри мужик с бабой сидели, я бы не удивился. Для любовников самое место и время в машине по быструхе перепихнуться. А чего тут посреди ночи двум мужикам делать? Даже не выпьешь, одному из них потом за рулем сидеть.
   – Точно, «наружка», – согласился Пепс. – Хотя чему удивляться? Индус в реанимацию угодил. В ментуре о том, что он «в законе», уже не первый год знают. Вот и поставили топтунов посмотреть, кто заявится.
   – А тебе не кажется странным, что «наружка» тут пастись начала еще до того, как личность Индуса установили? Опер Анкудов, когда в больнице появился, еще не знал, кто именно туда с проломленной головой угодил.
   – А ведь так и есть, – Пепс хлопнул себя ладонью по лбу. – Выходит, это менты могли руку приложить?
   – Выходит, так. Так что рисоваться нам перед ними сейчас не стоит. Ты уверен, что Анкудов честный мент?
   – Насчет этого не сомневайся.

Глава 5

   Начальник местного ОВД подполковник Гандыбин даже не предложил майору Анкудову присесть. Тот стоял в кабинете своего начальника. Павел уже выложил все свои аргументы, но ни один из них не возымел действия на подполковника, тот продолжал гнуть свою линию.
   – …Ты это что, майор, развалить уголовное дело хочешь? Люди старались, работу свою делали, а у тебя свое мнение, получается?
   – Люди могут и ошибаться, – заметил старший оперуполномоченный. – Иногда искренне, а иногда и с умыслом.
   – И ты ошибаться можешь, – самодовольно заметил Гандыбин. – Только почему-то у тебя в обоих случаях по-другому выходит. Что, остальные все дураки? Но тогда и ты не очень умный… У нас все есть! И явка с повинной налицо, и свидетельские показания имеются. А ты хочешь сознавшихся преступников отпустить на все четыре стороны! Из-за тебя план по раскрытию «особо тяжких» летит!
   Анкудов вздохнул, понимая, что до разума, а тем более до совести начальника ОВД не достучаться, однако предпринял еще одну попытку.
   – Признательные показания из бомжей выбили, вещдоки им элементарно подбросили. А если на суде потом это все всплывет?
   – Не всплывет. У нас контакт с судебной системой налажен, – напомнил подполковник.
   – Если вы считаете, что можно посадить в тюрьму невиноватых людей, то подумайте хотя бы о том, что настоящие преступники останутся на свободе. Они, почувствовав безнаказанность, будут и дальше бесчинствовать. Что, нам и дальше невинных подставлять? Вы бы хоть о безопасности своей дочери подумали, товарищ подполковник. Она не в космосе, а в нашем городе живет.
   Гандыбин выслушал Анкудова с каменным лицом и вскинул руку, останавливая.
   – Так, а теперь слушай сюда. Вот ты мне тут распрягаешь, будто бы фитнес-центр «Парадиз» – это какой-то притон с наркотиками и борделем, в котором обитают какие-то мифические азиатские проститутки. А в городе их почему-то никто и никогда не видел. Этот фитнес-центр, кстати, моя дочь посещает. Отпустил бы я ее в подобное место? А еще ты мне распрягаешь, будто бы уважаемый хозяин заведения господин Лаврецкий прямо в своем кабинете пристрелил кавказца – торговца наркотиками. Допустим, я поверю в твой бред. Но доказательства где? Где следы крови? Где проститутки? Где твои свидетели?
   – Свидетели были, но потом отказались от своих показаний под давлением. Торговец наркотиками был застрелен Лаврецким, труп он вывез за город и закопал.
   – Чушь! – Гандыбин ударил кулаком по столу. – На хрена ему было убивать? Ты мне говоришь, что пропали записи камер наружного и внутреннего наблюдения в фитнес-центре и это, мол, говорит в пользу виновности Лаврецкого и о халатности следствия свидетельствует. А эксперты русским языком по белому пишут, что в компьютере завелся вирус и он эти самые записи уничтожил. Почему я должен верить твоим домыслам, а не заключению экспертов? У нас есть признание двух бомжей, которые сознались в убийстве кавказца. Они же на следственном эксперименте уверенно показали место, где закопали труп. Еще они сознались в том, что ударили по голове вора в законе Индуса с целью ограбления. А ты хочешь разрушить все, что добыло следствие? Ты убийц готов выпустить. Все, майор, кончилось мое терпение…
   Подобные разносы Анкудов получал от своего начальника и раньше. Уж больно принципиальным был оперуполномоченный. Но на этот раз подполковник Гандыбин не ограничился только словами. Майор Анкудов получил «неполное служебное соответствие». Его отстранили от всех дел. Вдобавок подполковник вспомнил, что опер уже три года подряд не ходил в отпуск, и, заставив его написать раппорт, посчитал, что счастливо избавился на время от «честного мента», который докопался до правды. Подполковник имел все шансы за это время исправить «косяки», в которых был лично заинтересован, и надежно спрятать концы своих грязных дел.

* * *

   Первым делом Гандыбин отправился в больницу. Следовало убедиться, что Индус для него опасности не представляет. Подполковник сильно жалел о том, что поленился в ночном парке пару раз приложить законного головой к камню. Чтоб наверняка отправить его на тот свет. А еще он проклинал в душе врача, сумевшего оживить хранителя воровского общака.
   Молодой реаниматолог встретил главмента на площадке, предложил надеть халат и повел в палату. Подполковник справедливо подозревал в каждом уголовнике искусного обманщика. Он не понаслышке знал, как зэки умеют симулировать болезни и психические расстройства. А вдруг и Индус на самом деле только притворяется онемевшим и бесчувственным, а на поверку окажется, что говорить может.
   – Приходили к нему дружки? – поинтересовался Гандыбин.
   – Были двое, – не стал врать медик.
   – Кто такие?
   – Татуированные. Точнее не скажу, не знаю. Я документы спрашивать не обязан.
   Гандыбин шагнул в палату. Индус тут же открыл глаза и с ненавистью глянул на подполковника. Начальник ОВД был почти полностью уверен, что, будь Индус сейчас в состоянии выдавить из себя хоть какой-то звук, он тут же осыпал бы его самыми страшными проклятиями.
   – Эка тебя отделали, даже жалко немного, – с легкой улыбкой произнес Гандыбин, подходя к высокой кровати. – Думал, если ты законный, то ни у кого рука на тебя не поднимется?
   Глаза Индуса сверкали ненавистью, бегали, словно человек искал взглядом, чем бы запустить в своего врага.
   – Поймали мы тех, кто на тебя посягнул. Ну, да ты же сам этих двух бомжей видел. Мигом раскололись, во всем сознались. Думаю, им на зоне ваша братва долго жить не позволит. Жаль, что ты на опознание прийти не сможешь по состоянию здоровья, – Гандыбин подошел к кровати вплотную, сделал вид, что пожимает руку Индусу.
   На самом деле он глубоко вонзил в ладонь зажатое в кулаке канцелярское шило, при этом смотрел прямо в глаза законному. У того даже зрачки не сузились, из приоткрытого рта не вырвалось и намека на стон – боли он не чувствовал абсолютно. Подполковник повеселел. Паралич был полным и настоящим.
   – Ну, что ж, поправляйся, если получится, – вместо прощания сказал подполковник.
   Уже на площадке, когда реаниматолог собирался вернуться к пациентам, Гандыбин остановил его:
   – Странно у вас получается. Смотрю, вора вы в лучшую палату определили, оборудование к нему дорогое, заграничное, подключено. А он же – мразь, человеческий отброс. Загнется, туда ему и дорога. Вы бы, молодой человек, лучше бы достойного члена общества на его место положили.
   – Он самый тяжелый из всех, – спокойно ответил реаниматолог. – Я разницу между пациентами только по этому критерию и делаю.
   – Может, у него еще есть шанс заговорить, на ноги встать? – прищурился главмент.
   – Вот этого он, к сожалению, уже никогда не сможет сделать, – признался медик.
   – Тогда прощайте, – Гандыбин заспешил по лестнице вниз, его ждали еще кое-какие дела.
   Служебная машина главмента нагло стояла у самого крыльца больницы, там, где положено находиться только автомобилям «Скорой помощи». Подполковник опустился на сиденье, глянул на часы.
   – Успеваем, давай теперь по второму адресу, – приказал он водителю.
   Ехали недолго, вскоре машина уже катила по частному сектору. Подполковник махнул рукой, когда поравнялись с домом Индуса.
   – Стой, – скомандовал он водителю.
   Гандыбин понимал, что его бы тут же известили, если бы удалось обнаружить общак, но все же волновался, когда входил во двор. Двое полицейских, тех самых, которые были с ним ночью в парке, приготовились негромко докладывать об «успехах».
   – А почему вонь такая стоит? – поинтересовался подполкан.
   – Ассенизационная машина полчаса как уехала. Всю выгребную яму выкачала, а туда Индус срал, наверное, уже лет десять. Ничего не нашли. Пусто. Вот дерьмо по участку и разлилось.
   – Дрянь какая.
   – В доме все обыскали. Полы подняли, чердак обыскали. Подвал перекопали. Не нашли.
   – Чем теперь занимаетесь?
   – По квадратам работаем.
   – Это как?
   – Участок на квадраты разбили и щупом землю проверяем на наличие твердых предметов.
   Полицейский поднял с земли палку с привязанным к ней заточенным арматурным прутом и с размаху вонзил в почву.
   – Вот так, шаг за шагом, квадрат за квадратом и идем.
   – Много прошли?
   – Тут, чтобы все обыскать, неделя нужна, а то и две, мы уже подсчитывали.
   – По квадратам идете, – передразнил Гандыбин. – На фарт надеяться надо, – он забрал щуп, беззвучно пошевелил губами, осматриваясь в саду, затем лихо саданул прутом в землю.
   Тот целиком, без всякого сопротивления вошел в рыхлую почву. Но когда Гандыбин попытался его вытащить, то оказалось, что прут отсоединился от палки. Теперь из земли торчал только кончик арматуры.
   – Сержант, вытаскивай.
   Сержант, пыхтя, расшатывал штырь за кончик.
   – Пассатижами надо.
   Сбегали в машину за пассатижами, вытащили прут, покрепче примотали его проволокой к деревяшке. Гандыбин еще раз решил испытать счастье.
   – Ну, не сразу же повезти должно, – сделал пару шагов к дорожке, ведущей к сараю, и вновь ткнул.
   Теперь прут вошел сантиметров на семьдесят и уперся во что-то металлическое – звякнуло.
   – Ну-ка, ну-ка, – Гандыбин стал исследовать находку, она оказалась довольно большой. – Бочка, что ли, закопана? Лопаты тащите, да быстрей.
   Начальник ОВД нервно курил в сторонке, пока его подчиненные в две лопаты отбрасывали землю. Работа шла не быстро, мешали корни старых яблонь. Толстые, лопатой не перерубишь, приходилось их обкапывать и пилить ножовкой. Наконец лезвие лопаты заскребло по металлу.
   – На бочку не похоже, – полицейский сидел в яме и выбрасывал осыпавшуюся землю руками. – Да и не сильно глубоко закопано.
   – А и не должно глубоко лежать. Его же время от времени доставать приходилось. Думаю, ящик сварной, – подполковник склонился и лишь успевал поворачивать голову, чтобы отбрасываемая земля не попала в глаза.
   Вскоре находку догадались подцепить ломом, и на поверхности оказалась старая проржавевшая рессора.
   – От трактора, кажись, – присмотрелся к ней один из полицейских.
   – Ты из деревни, что ли, в органы пришел? – поинтересовался Гандыбин, плюнул под ноги. – Работайте. Тут где-то должно быть.
   Когда машина с подполковником скрылась из вида, сержант окинул взором участок около дома и остановился на стоящем в тени дерева колодце. Что ж, фарт так фарт. Раз начальство советует, можно и так поработать.
   – Эй, молодой, иди сюда, – крикнул сержант.
   К нему подбежал щуплый паренек лет двадцати на вид. Форма на нем была размера на два-три больше. Над верхней губой еле пробивались жиденькие усики.
   – Найди в доме веревку и спускайся в колодец. Мало ли что у Индуса в голове было. Может, он там, на дне, свои богатства припрятал. Оно ж как: чем старше человек, тем больше тараканов в голове.
   Молодой метнулся в дом. И через минуту выбежал с толстой, добротной веревкой метров тридцати в длину.
   – Помогите ему там, – приказал сержант.
   Несколько ментов взялись за один конец, сбросив второй вниз. Молодой стал на край и медленно сполз вниз. Несколько минут из глубины колодца слышали шорохи и кряхтенье, после чего раздался громкий всплеск. Веревка ослабилась, и менты заглянули внутрь.
   – Ну как?
   – Ничего. Пусто. Поднимайте.
   – А может, тебя там оставить? – пошутили коллеги над салагой. – Ой, упала!
   Один из ментов сбросил второй конец веревки вниз.
   – Гы-гы-гы-гы, – заржали все хором.
   Сержант подошел к компании и на правах старшего дал зачинщику розыгрыша подзатыльник.
   – Болотов, бля… Это тебе не твое ПТУ. Чтобы через минуту был наверху. И быстро за работу. Хочешь, чтобы подполковник приехал и всем нам вставил по самое не балуйся?
   Полицейские притащили из дома вторую веревку, достали промокшего и обиженного коллегу из колодца и снова приступили к поискам…

Глава 6

   Новенькая, поблескивающая начищенной латунью и лаком моторная яхта неторопливо разрезала воды Оки. Высоко над рекой проплывали ажурные конструкции железнодорожного моста. В застекленной рубке старательно вращал колесо штурвала рулевой.
   Владелец плавсредства – видный не только в Серпухове, но и во всей Московской области бизнесмен Виктор Пименович Лаврецкий – сидел под полотняным навесом рядом с подполковником Гандыбиным на корме судна. Место для беседы было выбрано удачно – на воде никто не подслушает, не подсмотрит.
   – Я рад, что вам удалось отмазать моего непутевого сына от этого идиотского убийства, – говорил пожилой бизнесмен, речной ветер трепал его седые волосы.
   – Знали бы вы, Виктор Пименович, чего мне это стоило, – напомнил о своих заслугах в развале уголовного дела против непутевого Валерия Лаврецкого, застрелившего кавказца, полицейский подполковник.
   – Все имеет свою цену, – мягко улыбнулся Лаврецкий-старший, доставая из кармана прозрачный файлик, в котором лежали пластиковая карточка и бумажка с написанным от руки пин-кодом. – Сумму, о которой мы договаривались, уже лежит в латвийском банке, как вы и просили.
   Гандыбин сглотнул, но к кредитке пока не притронулся.
   – В чем дело? – насторожился бизнесмен. – Мы же договаривались.
   – Обстоятельства изменились, – развел руками Гандыбин. – В каждом стаде найдется паршивая овца. Вот и у меня в ОВД отыскался один опер. Копает под вашего сына.
   – Много накопал?
   – Достаточно для того, чтобы по вновь открывшимся обстоятельствам… – Гандыбин многозначительно замолчал, щелкнул пальцами, а затем добавил: – Короче говоря, раскопал все, как оно и было на самом деле. А ведь там не только убийство кавказца, но и ночная жизнь фитнес-центра «Парадиз».
   – Понимаю. Предстоят непредвиденные траты. Сколько надо заплатить вашему оперу-шантажисту за молчание?
   Подполковник довольно прищурился, Лаврецкий-старший «повелся», оставалось только грамотно его дожать.
   – Опер денег не возьмет.
   – Такой дурак или такой честный?
   – И то и другое, – заулыбался полицейский подполковник. – Мне, чтобы на него серьезно надавить, надо будет кое-кого из начальства подмазать. Чем выше должность, тем больше просят. Сами понимаете, закон жанра.
   – Называйте сумму, – холодно произнес Лаврецкий-старший.
   – Виктор Пименович, буду с вами абсолютно честным. Деньги нужным людям, я уже заплатил из своего кармана.
   – Разве это что-то меняет?
   – Меняет. Мне не единовременная сумма нужна, а доля…
   – Доля в чем?
   – В вашем бизнесе, – жестко произнес Гандыбин. – Я имею в виду «Парадиз».
   – Однако, – покачал головой бизнесмен. – Круто берете. Хотя я понимаю ход вашей мысли. «Парадиз» работает у вас под боком. Крышевали вы его за разовые вознаграждения в случаях форс-мажора. Должность у вас сегодня есть, завтра – нет. А вкусно пить и красиво кушать всегда хочется, – как видите, я тоже откровенен с вами.
   – Где-то вы правы. Но и я прав. Долю оформим на кого-нибудь из моих родственников.
   – Я еще не сказал «да».
   – Вам деться некуда. Отцовское сердце не камень. Не в тюрьму же сына отправлять. У самого дочь есть, и я ради ее будущего в лепешку готов разбиться, – при упоминании дочери Томы глаза у подполковника сентиментально блеснули.
   – Доля в бизнесе – тема обсуждаемая, не спорю. Но «Парадиз» материя тонкая, там все деньгами не измерить, слишком много составляющих. Контингент сложный.
   – Так и родительские чувства к одним деньгам не сведешь, – напомнил Гандыбин.
   – Раз уж вы вспомнили о своей Тамаре, то у меня есть и встречное предложение. Не думайте, что ваше требование о доле в бизнесе застало меня врасплох. Сегодня утром я говорил с сыном и…
   Договорить Лаврецкий-старший не успел. Рулевой распахнул дверцу рубки и крикнул:
   – Виктор Пименович, там утопленника в клетчатой рубашке течением тащит прямо на нас, – он указал рукой.
   Бизнесмен и подполковник поднялись. Прямо на яхту течение тащило утопленника, из воды выступала разбухшая спина в крупную клетку. Лавреций посмотрел на Гандыбина. Мол, что делать? Вытаскивать?
   – Ну его на хрен, – пожал плечами Гандыбин. – Мы могли его и не заметить. Так что вы о сыне там говорили?
   Лаврецкий-старший барабанил пальцами по перилам яхты, а затем внезапно рассмеялся.
   – Не понял, – вскинул брови подполковник. – Что я смешного сказал?
   – Да это не утопленник, а сетка с капустой плывет, такие на оптовых рынках продают, – бизнесмен вытирал слезящиеся от смеха глаза носовым платком.

* * *

   Уже вечерело. В читальном зале городской библиотеки оставалось совсем мало народа. Двое пенсионеров неторопливо листали газетные подшивки и неодобрительно посматривали на Тамару Гандыбину. Молодая художница залезла на стремянку и подвешивала к штанкету свой очередной шедевр. Библиотекарша стояла внизу и помогала ей советами.
   – Выше подними. По-моему, фотографию следует разместить справа от картины.
   Студент, засев в темном углу, делал вид, будто работает с энциклопедией и словарями. На самом деле он, пользуясь халявным библиотечным Wi-Fi, глобально обновлял программы в своем айфоне. В перерывах между закачками парень наслаждался созерцанием обнаженной женской натуры на полотнах Томы. Эротические фотографии его особо не привлекали, при желании он мог найти в Интернете что-нибудь и покруче.
   – Не нравится мне, – призналась Тома. – Тут картины толком и не разместишь. Нет нужного освещения, бликуют. Да и лампы дневного света все портят. Под ними абсолютно не так, как было задумано, проявляются цвета. Ну, вот посмотри, – обращалась она к библиотекарше. – У моей «Рождение Афродиты» натурально целлюлитная задница. А все из-за света.
   – По мне, так очень хорошо получается. Лучшая выставка, какая здесь когда-нибудь была.
   – Ужасно, – Тамара спустилась со стремянки, отошла к стене и, скрестив руки, принялась издалека рассматривать Афродиту.
   – А мне нравится, – вставил студент. – Конечно, не «Третьяковка», но тоже внушает. – «Афродита» – лучшая картина. С натурщицей не познакомите?
   – Не познакомлю, и не мечтайте. Приличные дамы не любят халявщиков. Да не прячьте вы свой айфон под столом. Все и так понятно. Тут все равно безлимитка.
   Студент покраснел, словно его застукали за неприличным занятием.
   – Я вообще-то поработать сюда с конспектом пришел, – проговорил он. – Ну, а потом вижу, что можно и подключиться.
   Тамара потеряла к халявщику всякий интерес, вновь забралась на стремянку и сняла «Афродиту», оставив на стене только фотографию. Теперь девушка теребила в руках веревку. В читальный зал неслышно зашел Павел Анкудов, остановившись за спиной у Тамары, аккуратно кашлянул. Девушка повернула голову.
   – А ведь хорошо картина смотрелась, – сказал опер. – Надеюсь, вы не вешаться по этому поводу собрались?
   Тома скомкала веревку в кулаке.
   – Открытия выставки еще не было. Если вы в библиотеку пришли, то стеллажи с периодикой вон там, – показала направление Тома Гандыбина.
   Она, конечно же, узнала Анкудова. Несколько раз видела его, когда приходила с отцом на концерты, посвященные дню милиции.
   – Во-первых, здравствуйте. Я – старший оперуполномоченный Анкудов, – представился Павел. – Можно с вами побеседовать?
   – В качестве кого: подозреваемой, потерпевшей или свидетеля?
   – Все эти качества подразумевают лишь одно процессуальное действие – допрос. А я хотел бы именно побеседовать.
   – Познакомиться хотите? – улыбнулась Тома. – Мол, давайте поболтаем. Вы же видите, я занята.
   – Я тоже не развлекаться сюда пришел. К тому же ничего путного вы сегодня уже не придумаете.
   – Ладно, – неохотно согласилась Тома. – Поболтать так поболтать.
   – Побеседовать, – уточнил оперуполномоченный.
   – Какая разница? – Тамара удивленно вскинула брови, когда увидела поданную ей руку, оперлась на нее и спрыгнула со стремянки. – Я думаю, наша болтовня не для посторонних ушей. Пойдемте в книгохранилище. Там тихо и уединенно.
   Тома не кокетничала специально, просто у нее была такая манера общения с мужчинами.
   – Вам настолько доверяют в библиотеке?
   – Это я им доверяю. Там мои работы стоят.
   Высокие металлические стеллажи тесными рядами заполняли зал. Они доходили почти до самого потолка, от чего были похожи на небоскребы, а проходы между ними казались улицами. Шаги девушки и опера разрушили тишину. Тома подвела Анкудова к журнальному столику с электрочайником, вазочкой с дешевым печеньем и банкой растворимого кофе, села в потрепанное кресло.
   «Ну вот, – с тоской подумал Павел. – В кабинете ее отца стоял. И теперь все повторяется, она сидит, я стою».
   – Можете взять стопку журналов и сесть на нее, – словно прочитала мысли опера Тамара.
   Анкудов подтащил перевязанную шпагатом стопку журналов с красноречивым для следователя названием «Знание – сила». Теперь обстановка стала почти домашней. Тихо закипал чайник.
   – Вас отец ко мне прислал?
   – Ни в коем случае. Я бы даже просил, чтобы он не знал о том, что я приходил. И уж тем более не заговаривайте с ним о теме нашей беседы.
   – Многообещающее начало, – улыбнулась Тамара. – В таком случае я вам даже кофе приготовлю. Слушаю.
   – Это вы вызвали полицию в фитнес-центр «Парадиз»? – с добрым прищуром поинтересовался Анкудов.
   – Не стану отпираться. Я это сделала.
   – Почему?
   – Почему не стала отпираться?