Казанцев Кирилл. Народная диверсия

   – Телефон надо отвезти Угорцевым, у них же никакой связи с миром. А я им мобильник купил, смотри. Конечно, он самый примитивный, но зато с большими кнопками, а то они плохо видят. Пятьсот рублей им на счет положил, чтобы звонили, если что...
   – Значит, на хутор... Так. А на море когда?
   – Не знаю, Лид, честно, не знаю. Как получится. – Володя достал сигареты.
   – Значит, для тебя эти старики важнее нашего отпуска? Важнее меня, да?! Ты, между прочим, целый год работал, как... я не знаю, как! Ты что, не устал? Вот лично я очень устала и хочу отдохнуть! Я имею право один раз в году поплавать в море?
   – Разумеется, имеешь. Слушай, а поезжай туда одна, на поезде... Или нет, лучше на автобусе. Я видел, в турфирмах продают путевки, и недорого...
   – Ты хочешь меня спровадить, Строгов? Зачем? Я тебе мешаю?
   – Ну, Лида, что ты говоришь? Поверь, я тоже очень хочу поехать в эту твою Кабардинку... Но не могу, честное слово. Если я не вступлюсь за хуторян, их же просто выкинут из своих домов. Вот послушай, какая у них ситуация...
   Володя взял Лиду за руку и усадил рядом с собой на диван. Он рассказал ей все, что узнал вчера от Арсения Матвеевича и Татьяны Семеновны. Лида терпеливо слушала и при этом смотрела на друга широко открытыми глазами:
   – Строгов! Ты ненормальный! Почему всем этим должен заниматься именно ты?
   – Подожди, Лид, а ведь ты в институте в числе прочих предметов проходила и юридическое право.
   – Ну, проходила, и что?
   – Тогда ты должна знать: Угорцевы и другие хуторяне имеют право не покидать свою землю?
   – Если она оформлена у них в собственность, тогда имеют. Земля оформлена?
   – Нет, вряд ли. Арсений Матвеевич сказал, что понятия не имеет ни о каких документах на собственность.
   – Ну, вот! Они сами виноваты. Надо было ехать в город и все оформить по закону. А теперь, думаю, уже поздно...
   – Но они сто лет жили на этой земле, и никто никогда им слова не говорил! Что же им теперь делать? Кто им поможет? Их же просто выкинут, как щенят...
   – Володь, у нас, в конце концов, есть полиция, прокуратура, я не знаю, там... какие-то еще организации...
   – Какие именно? Кто будет бодаться с замом главы администрации и самым главным газовиком города?
   – Пусть общественность поднимется...
   – Ну, пусть поднимется. Только кто ее поднимет? И кому вообще есть дело до этих людей?..
   – Слушай, Володь, пошли перекусим, что ли? Я еще не обедала, а у Ирки мы только чай пили.
   Они сели на кухне, Лида быстро разогрела плов и поставила перед Володей тарелку с дымящейся ароматной едой. Потом положила плов и себе и тоже села за стол.
   – Лид, ты только подумай, – продолжал кипятиться Строгов, – три маленькие бедные семьи, живущие на выселках, на краю света – в шестидесяти километрах от города, почти в лесу! У них даже газа нет, они печки до сих пор дровами да кизяками топят. Знаешь, что такое кизяк?
   – Нет, – равнодушно бросила она, работая ложкой.
   – Навоз. Перемешанный с соломой, высушенный и сформированный в такие подобия брикетов...
   – Фу, Строгов! Нашел о чем говорить за столом!
   Лида с отвращением посмотрела на плов в своей тарелке.
   – Что, неприятно? А они ими печки топят и еду в тех печах готовят, между прочим.
   – Ты же сам говорил, что газ туда тянут...
   – Ага, тянут. Только не ради них. Да если бы начальнички не присмотрели себе этот хутор...
   – И что, теперь ты, как доблестный рыцарь Робин Гуд или этот, как его?.. Который с ветряными мельницами боролся... Дон Кихот... Теперь ты будешь бороться за справедливость? Отстаивать какой-то там хутор?
   – Наверное, буду.
   – Строгов, ты ненормальный. Зачем тебе это? Их же там всего два с половиной человека! Да для этих людей даже лучше, если они переедут в деревню, как ты не понимаешь?
   – Это чем, интересно, лучше?
   – А тем! Ты только представь, как они живут сейчас: одни на краю света, практически в лесу, как ты говоришь, без газа и цивилизации. Навозом печки топят – это же дикость какая! И это в двадцать первом веке! Ракеты вон в космос каждый месяц летают, скоростные поезда, компьютеры, смартфоны... А тут... Господи! Я даже представить себе такое не могу. И вот, наконец, у них появилась реальная возможность зажить нормально, переехать в деревню, к людям, начать топить газом, готовить на плитах... Там и почта в деревне есть, ты сам говорил... Да о таком можно только мечтать! И к дороге они будут поближе. Мало ли что – «Скорую» надо будет вызвать или еще кого-то... Нет, они просто дураки, твои хуторяне, сами не понимают своей выгоды.
   – А ты их спросила: хотят они себе такой выгоды? Да, газ – это газ! Тут не поспоришь, удобство и все такое. А в остальном? Пойми: эти люди всю свою сознательную жизнь жили натуральным хозяйством, своей скотиной, своими огородами, рыбой, что ловили в озере, ягодой, что собирали в лесу. Они, я думаю, как и каждый человек, имеют право на выбор: остаться жить на хуторе в своих домах, которые они, между прочим, сами себе строили, или идти в деревню, в чужие дома, которые, кстати сказать, еще латать нужно. А им этого выбора не дают, все решают за них. Это же несправедливо, Лида, пойми...
   – Ну, ты даешь, Строгов! О какой справедливости ты тут говоришь? Где ты ее видел, справедливость-то? Ты что, в самом деле, собираешься один на один тягаться с этими чинушами? Да они тебя сомнут и растопчут, как букашку!.. Володь, ну, брось ты к чертям эту затею, поехали на море, я тебя очень прошу... Отпуск пролетит, не заметишь, а потом опять целый год пахать в этой чертовой фирме. Так все надоело, а тут еще ты со своим хутором...
   – Поезжай одна.
   – Что? Одна? Почему я должна ехать одна, у меня что, парня нет? Или ты хочешь отдохнуть от меня? А может, ты там, на хуторе, какую-нибудь девчонку приглядел?
   – Ты говоришь чушь.
   – Значит, чушь... А не боишься, что я кого-нибудь подцеплю на море? Я же не уродина какая-нибудь, на меня, между прочим, парни посматривают...
   Нет, это уже перебор. Володя молча встал и вышел из кухни. Дешевая провокация – все эти девчоночьи угрозы. Сопливому пацану еще можно было такое втюхать, но не ему, боевому офицеру, прошедшему Чечню, воевавшему и имевшему награды. Он взял сигареты и вышел на балкон. Жалко, что Лида его не понимает, очень жалко. Когда тебя понимает твоя девушка, это дорогого стоит.
   Он курил и посматривал вниз, на двор, где гуляли бабушки с ребятишками. Она тихо подошла к нему и обняла его сзади за плечи.
   – Володька! Дурачок ты. Я же люблю тебя и хочу, как лучше. Я забочусь о тебе... Пойми, тебе надо отдохнуть, набраться сил для целого года работы... У тебя такая ответственная должность! А этим людям ты все равно не поможешь. Захотел тягаться с самим начальником «Горгаза»! А этот балабол чего-то стоит. Ты не смотри, что он по полчаса по «ящику» треплется, он и дела делает. И если он себе дачу задумал там построить, то ты его не остановишь. Это же власть! Моя мама всегда говорила: против власти пойдешь – шею свернешь. Володь, ты все-таки подумай...
   – Да я и так думаю, только об этом и думаю.
   – Значит, ты решил посвятить свой отпуск благородному делу заступничества за беззащитных, вспомнить свои боевые подвиги? – В словах Лиды явно сквозила усмешка.
   – Значит, решил. А ты и вправду поезжай на автобусе в свою Кабардинку, ты-то почему должна страдать? Хочешь, я тебя в турфирму отвезу, путевку тебе купим?
   Она посмотрела на него грустно: нет, он ее не понимает, совсем не понимает. Баран упертый. А она ради него еще перед начальницей унижалась, презент ей дарила! Ну, не совсем ради него, конечно, скорее уж ради себя, чтобы быть с любимым на море вместе... Глядишь, и растает Володька под ласковым южным солнышком на пляже и сделает наконец ей предложение, после двух лет их отношений. Да, замуж ей давно пора: как-никак, двадцать семь уже стукнуло...
   ***
   На хутор Володя приехал в этот же день ближе к вечеру. Проезжая мимо озера, из окна своей «Нивы» он увидел такую картину, что просто обалдел: на берегу, там, где они еще вчера рыбачили с Арсением Матвеевичем, работал бульдозер. Он разравнивал отвалом площадку, бороздил землю своими гусеницами и рычал, как огромное животное. Рядом рабочие в зеленых комбинезонах устанавливали забор из профиля. Володя вышел из машины и подошел к одному из рабочих:
   – Это что же здесь делают?
   – А тебе не все равно? – не слишком-то дружелюбно парировал рабочий.
   – А тебе что, ответить трудно? Я же просто интересуюсь. Я в Дубровино живу, сюда иногда рыбачить приезжаю... Как же теперь рыбачить-то? Берег вон уродуют...
   – Не уродуют, а площадку под пристань ровняют. Лодочная станция здесь будет, ясно тебе, деревня?
   – Ясно.
   Володя сел в свою машину и подъехал к воротам дома Угорцевых.
   Арсений Матвеевич открыл ему калитку и мрачно отвел глаза:
   – Вона, видел, понаехали! Строители, мать их...
   Он распахнул ворота, Володя завел свою «Ниву» во двор и вышел из машины.
   – Давно они тут? – кивнул он в сторону рычащего бульдозера.
   – Да как только ты уехал в город, так и нагрянули, ешкина вошь! Я подходил, спрашивал одного... Говорит, лодочную пристань делать будут. На кой черт тут лодочная пристань, скажи ты мне?!
   – Должно быть, у новых хозяев лодки есть.
   – И что, нельзя их прямо к берегу причаливать? У меня, вишь ты, тоже когда-то лодка была, хотя большинство народа всегда с берега удило... Ладно, чего теперь! Проходи в дом...
   Мужчины прошли в просторную горницу, Володя сел на гордость Угорцевых – старый диван с резными деревянными ручками.
   – Сейчас я Татьяну позову, она в огороде копошится...
   – Не надо, Арсений Матвеевич, это даже хорошо, что ее нет. Я хотел с вами один на один поговорить.
   Хозяин опустился на стул, что стоял возле стола, положил руки на колени. Он был мрачен, смотрел на Володю с ожиданием.
   – Я вот что думаю, Арсений Матвеевич, – начал Володя негромко, – эти новые хозяева, что дачи тут себе решили построить, – я узнавал, – большие начальники...
   – Козе понятно, ешкина вошь!
   – Дачи они себе решили тут возвести от больших денег и от своей затеи просто так не откажутся. Как у вас настроение?
   – Да какое тут настроение?! – возмутился хозяин дома. – Токмо недавно Макариха у нас была, в голос рыдала, говорит, мол, не уйду со своей земли, пусть меня тут убивают, изверги. Моя, понятное дело, помогла ей хату подмачивать...
   – А как настроение у третьей семьи?
   – У Егорыча с Дарьей? Тоже не хотят съезжать... Кто же захочет из своего дома-то? Мы к ним втроем ходили – я, Татьяна моя и Макариха, разговаривали насчет ентого дела. Егорыч, вишь ты, все твердит: пусть, мол, только попробуют ко мне во двор сунуться – вилами их встречу! А куда уж ему воевать: восьмой десяток разменял...
   – Понятно, – кивнул Володя.
   – А захватчики-то пообещали бульдозером нас с землей сровнять. Гады! Фашисты! Ешкина вошь! Я вот что думаю, Володя: у меня в заманке дробовик припрятан...
   – Подождите, Арсений Матвеевич, если вы с тем дробовиком на строителей пойдете, вам могут и срок припаять. Оно вам надо – на старости лет в тюрьму садиться? А дом ваш все равно снесут, пока вы на нарах паритесь.
   – А как же тогда его отстаивать?
   – Давайте подумаем...
   Мужчины помолчали, хозяин вздохнул шумно пару раз, посмотрел на Владимира с тоской.
   – Может, ты голодный с дороги?
   – Спасибо, я дома хорошо пообедал... В общем, так, Арсений Матвеевич. Я у вас тут тайно поживу и тем временем попробую этим строителям немножко так навредить.
   – Как навредить?
   – Да вот хотя бы для начала утоплю у них технику.
   – Это как?
   – Бульдозер утоплю. У вас тут берег довольно крутой, вы даже не купаетесь в этом месте. Вот я ночью его с горки-то и спущу. Потом еще чего-нибудь придумаю, как этим захватчикам насолить. Может, мне и удастся их выкурить? Только мне надо будет где-нибудь спрятаться. Не хотелось бы светиться перед «гостями»...
   – Подожди, Володя, я тебе не говорил... Ведь у нас в лесу, вишь ты, избушка есть.
   – Какая избушка?
   – А такая! Деревянная. Тут недалеко, километра три будет. Мой отец ее поставил, давно, сто лет назад. Тогда еще дичь в лесу была, мой отец и брат охотиться ходили. И другие мужики, кто охотился, все в той избушке останавливались... Я тебе покажу, где она стоит, там и жить можно: и печка есть, и лежанка, и погребок...
   – Так чего лучше?! А можно мне какой-никакой запасец еды туда собрать?
   – Спрашиваешь! Татьяна тебе и хлеба напечет, и сала даст, и яиц. Спустишь в подпол, там прохладно, не пропадет... Только вот мыши могут наведаться. Ну, ничего, я тебе чугунок с крышкой дам, мыши в него не пролезут.
   – Тогда так, Арсений Матвеевич: я сейчас запас еды возьму и вроде как уеду от вас. Вы у меня в машине будете сидеть, дорогу к избушке покажете. Потом я в лесу останусь, а вы окольными путями домой вернетесь, вроде как и не ходили никуда.
   – Это мы можем!
   – Вот. А ночью, если ваша помощь понадобится, я вам в окно стукну. Вы в какой комнате спите?
   – Сейчас, вишь ты, жарко, так я на веранде сплю... Только это... Собака лаять будет, как только ты к дому подойдешь.
   – Ничего, с собакой я как-нибудь договорюсь. Найдется у вас ненужный мосол?
   Арсений Матвеевич выловил из кастрюли со щами добрый мосол и отдал Володе. Они вместе вышли на крыльцо и подошли к будке, где сидел на цепи пес Угорцевых – Дружок, смесь овчарки с дворнягой. Несмотря на свое прозвище, пес был вовсе не дружелюбным: он тут же начал лаять на Володю и рваться с цепи.
   – Вишь ты, какой охранник! – похвалил пса хозяин. – Молодец, Дружок, так держать!
   Пес сразу сообразил, что его поощряют, и залаял на Володю еще громче. Тот протянул ему мосол. Из калитки, что вела в огород, вышла Татьяна Семеновна.
   – А я то думаю, на кого это наш Дружок лает? Рада, Володя, что вернулся к нам. Я сейчас на стол накрою...
   – Спасибо, Татьяна Семеновна, не надо, я дома обедал... Дружок! Ну, иди ко мне. Иди, приятель, я – не враг. Вот смотри, я твоего хозяина за руку беру...
   Володя взял Арсения Матвеевича за руку, потом обнял его за плечи. Арсений Матвеевич улыбнулся и погладил гостя по руке. Пес перестал лаять. Он внимательно следил глазами за мужчинами и соображал, что ему делать. Вроде этот чужак и ничего себе, хозяина вон гладит, а тот и не возражает. И мосол у него в руке так аппетитно выглядит, прямо слюни текут...
   Володя сел перед псом на корточки и положил угощение в чашку Дружка. Тот тут же забрал мосол и утащил к себе за будку в укромное местечко, зарыл его в землю и вернулся к мужчинам. Так-то оно надежнее будет, а то вдруг этот чужак передумает и заберет мосол обратно. Вон на нем сколько мяса! Володя засмеялся и протянул руку к псу. Тот зарычал. Что вкусненьким угостил, спасибо, конечно, а руки свои держи при себе, я тебе не приятель! Еще неизвестно, что ты за тип...
   – Ничего, привыкнет, – сказал Володя и встал с корточек. – Ну, что, Арсений Матвеевич, едем?
   – Сейчас, только провизию возьмем. Да и дробовик с укромного местечка достать надо...
   Старик ушел в дом и вскоре вернулся с какими-то мешками и свертками.
   – Здесь – жрачка, а здесь – посуда. Тут вот еще тебе лежак старенький, подушка...
   – Да зачем, Арсений Матвеевич?
   – Сгодится... Все, можно отправляться.
   Они ехали по лесу по такой дороге, что едва виднелась в траве среди деревьев и кустов. Если бы не Арсений Матвеевич, Володя ни за что не рискнул бы ехать по ней: дорога – не дорога, тропа – не тропа... Запросто можно застрять в каком-нибудь валежнике или густых зарослях кустов. Но хуторянин обещал провести Володю к избушке таким путем, что не всякий человеческий глаз найдет.
   Вот и Володино временное жилье. Из старых почерневших бревен, с соломенной крышей. Интересно, кто сюда насыпал солому в последний раз и когда это было? Она уже превратилась в труху. Оконце маленькое, зато со стеклом. Дверь из покосившихся черных досок на заржавевших петлях. Мужчины поднялись на крохотное, в две ступеньки крыльцо.
   – Вот тебе твои хоромы! – Арсений Матвеевич широким жестом обвел комнату и положил на деревянную лежанку мешки. – Располагайся. Печка работает, я года два назад сам ее чистил... Растопить-то сумеешь?
   – Соображу как-нибудь... Только зачем она мне? Жарко ведь.
   Володя прошелся по комнате, где царил полумрак, и сел на широкую деревянную скамью возле стола.
   – Да, это, конечно, не «Гранд-Отель», но ничего, жить можно.
   – Удобства – во дворе, под каждым кустом, выбирай любой. А помыться захочешь – приходи к нам, я тебе баньку натоплю. Уж попаримся!
   Володя достал из кармана купленный сегодня мобильник и протянул Арсению Матвеевичу.
   – Это что? – спросил тот подозрительно.
   – Телефон.
   – Я же не умею всем ентим пользоваться.
   – Здесь нет ничего сложного, я вас научу. Вот смотрите...
   Через десять минут ликбеза Угорцев старший мог более или менее прилично обращаться с мобильником.
   – Главное, не забывайте время от времени ставить его на зарядку, – напомнил Володя.
   – А, это я помню, помню. Вот здесь, в верхнем углу три полосочки...
   – Да. И Татьяну Семеновну научите им пользоваться. А то мало ли...
   Арсений Матвеевич бережно положил в карман старых брюк красивую игрушку и посмотрел на Володю вопросительно:
   – Ну, что, будем прощаться, ешкина вошь?
   – Будем. Я вас немного провожу, заодно огляжу окрестность, чтобы ориентироваться.
   Мужчины вышли из домика.
   – Вон там, в той стороне – Дубровино. Хутор – вон там, если напрямую через лес чапать, а вон в ту сторону – километров пять будет, там еще одна дорога в город, через деревню Песочную.
   – Что, прямо так и называется – Песочная?
   – Так и называется, родимая. Там земля – сплошной песчаник, и грибы растут – одни песочники... Токмо лично я не любитель до них, невкусные они. Мы с Татьяной Семенной все больше подосиновики да лисички собираем...
   – М м! Лисички я тоже люблю.
   Они шли некоторое время по лесу, потом Володя остановился.
   – Дальше я не пойду, скоро ваш хутор покажется. Не надо, чтобы нас кто-то случайно увидел. Если все получится, как я думаю, то я сегодня буду ночевать у вас.
   – Тогда я баньку натоплю.
   – Я не против.
   Проводив Арсения Матвеевича, Володя вернулся в избушку и стал готовиться к ночной диверсии...

* * *

   Всем известно, что летом дни долгие. Уже десять часов вечера, а все еще светло. И тепло. Нет дневной жары, хотя настоящей прохлады тоже нет: за день солнце так нагревает землю, что та еще долго отдает свое тепло ночному воздуху.
   Володя, сидя в кустах, наблюдал за стройплощадкой. Сумерки постепенно сгущались, скоро будет совсем темно. Рабочие давно уехали в город: за ними пришел микроавтобус и увез всех в сторону трассы. Но он все равно выжидал. Это была привычка, многолетняя привычка, которую он выработал еще в армии: не светиться понапрасну. Он ждал до тех пор, пока озеро совсем не пропало в темноте. Теперь пора! – скомандовал он себе и вышел из кустов.
   Ему приходилось водить БТР, и он не просто водил его, а водил хорошо. Открыть кабину бульдозера тоже не составило для Володи большого труда: у него при себе был так называемый универсальный ключ для всех видов транспорта. Такие ключи у них в роте изготавливали некоторые «народные умельцы». Ими время от времени приходилось открывать двери всевозможных машин, а также эти машины заводить.
   Володя довольно быстро завел бульдозер, техника зарычала и затряслась мелкой дрожью. Он развернул ее в сторону чернеющей в темноте воды. Машина послушно следовала туда, куда ее вели человеческие руки. Едва почувствовав, что бульдозер пошел с горки сам, по инерции, Володя выпрыгнул из кабины на песок, сгруппировался, перевернулся через голову и вскочил на ноги. Он смотрел, как машина так и шла себе, пока не скрылась полностью под водой. Рычанье стихло. Володя понял, что мотор заглох. Он повернулся и пошел к воротам дома Угорцевых.
   Арсений Матвеевич уже натопил баньку и теперь, сидя на крыльце, ждал гостя. Володя подошел к калитке и лихо перемахнул через нее. Дружок залился лаем, но Володя подошел к нему и тихо пожурил:
   – Чего своих не узнаешь? Смотри, не дам тебе больше мосла.
   Дружок виновато замолчал и залез в свою будку, а мужчины отправились в баню. Они превосходно попарились, выпили домашней наливки и легли на веранде спать.
   – Володь, что же завтра будет? – тихо спросил Арсений Матвеевич.
   – Что будет, то и будет, – сонно пробормотал гость. – Давайте спать, мне вставать рано...
   Едва рассвело, Володя ушел в лес, в охотничью избушку.

Глава 4

   Утром в начале девятого на берег прибыл микроавтобус с рабочими. Они высыпали из него и направились было к своим рабочим местам, как вдруг кто-то из них громко ахнул:
   – Блин дырявый! А где бульдозер-то?
   Все повернулись и посмотрели на то место, где вечером оставили свою технику. Берег озера был пуст. Разровненный желтый песок, тихая гладь воды, отражающая небо и кусты. Это все, что предстало перед взором обалдевших рабочих.
   – Нет, ну, в натуре, где бульдозер-то? – растерянно спрашивали друг друга рабочие.
   – А шут его знает, вчера был здесь...
   – Шурик, придурок, ты куда бульдозер дел?
   – С собой домой унес, – съязвил рабочий, которого назвали придурком.
   – Зачем? – «подколол» его товарищ.
   – А мне надо тещину могилку хорошенько утрамбовать, чтобы эта ведьма, не дай бог, из нее не встала!
   Все дружно заржали хорошим лошадиным смехом, все, кроме одного лысого и низенького мужичонки. Этот, очевидно, был здесь бригадиром или что-то вроде того; он тут же принялся звонить кому-то по мобильному. Остальные, радуясь неожиданно свалившемуся на них отдыху, бродили по берегу, бросали в воду камушки и просто курили, балагуря.
   – Чего не работаем? – накинулся на них звонивший, убирая телефон в карман. – А ну, быстро по местам, сейчас сюда начальство заявится!..
   Рабочие принялись нехотя устанавливать забор, который недоустановили вчера. Вскоре на берег приехала большая грузовая машина, на которой стояла деревянная будка, лежали фундаментные блоки и еще какие-то ящики. Машина была с краном. Маленький толстячок принялся бойко командовать, рабочие разгружали материалы.
   Через некоторое время приехала черная «Волга», из нее вышли двое мужчин в летних светлых костюмах. Следом на мотоцикле приехал местный участковый в форме. Толстячок суетливо подбежал к ним, стал что-то торопливо объяснять. Все внимательно осмотрели берег, как будто все еще надеялись найти здесь бульдозер.
   – Ну, ты, Копперфилд, колись: куда технику дел? – повернулся один из приехавших к толстячку.
   – Я?!
   – Ну не я же! Учти: если хозяин про твои проделки узнает, тебе не поздоровится.
   – Да я клянусь вам, вчера вечером, когда мы уезжали домой, он был здесь, вот на этом самом месте...
   – Это мы уже слышали. Ну, что стоишь? Давай, Шерлок Холмс, ищи бульдозер, нам его всего на два дня дали, должны успеть площадку закончить!
   – Так что же я могу сделать? – развел руками лысый коротышка.
   – Что хочешь! Хоть новый покупай.
   – Новый?! О боже! – Толстячок схватился за сердце.
   – Так вон он, в озере! – крикнул вдруг участковый, стоявший у самой кромки воды.
   Все побросали работу, подбежали к берегу и стали вглядываться в гладь озера.
   – Точно, в воде!
   – Ага, вон крыша кабины видна. Желтая!
   – Как же это он туда, а?..
   Те двое, что были в костюмах, тоже подошли к воде и попытались рассмотреть бульдозер.
   – Ермицкий! – закричал один из них, оборачиваясь и ища глазами лысого толстяка.
   Тот мгновенно подскочил к начальству, вытирая платочком вспотевшую лысину, и уставился на него преданным взглядом.
   – Ермицкий! Мать твою и всех твоих родственников!.. Как получилось, что бульдозер утонул?! – заорал он на лысого.
   – А я почем знаю? Вчера, когда мы отсюда уезжали, он стоял вот тут, на берегу...
   – Ну, и кто его утопил? Может, твой бульдозерист? Может, он пьян был, а? Кто у тебя бульдозерист? Быстро его сюда!
   – Шурик, придурок! Мать твою и всю твою родню!.. Подь сюда! Колись: вчера пьян был?
   – Я?! Да ни в жизнь! Я на работе – ни-ни! Я как стеклышко...
   – А как бульдозер в воде оказался? Говори, сукин сын, а то уволю!
   – А я при чем? Мы вчера вечером домой уезжали – он тута вот стоял, все видели...
   – «Тута»! – передразнил Шурика один из тех, что был в костюме. – Я сейчас хозяину позвоню, он тягач пришлет из города. И следователя...
   Действительно, часа через три на берег пришел тягач, а следом за ним пожаловал какой-то тип на синем «Пежо». Люди в костюмах переговорили с ним, сели в свою «Волгу» и тут же уехали, пообещав на прощанье лысому большие проблемы.
   Тип из «Пежо», коренастый серьезный мужчина средних лет, мрачно посмотрел на руководившего процессом доставания техники из воды лысого толстяка и, позвав с собой участкового, отправился по домам расспрашивать аборигенов о таинственном утоплении бульдозера. К Угорцевым они постучались к первым.
   – Кого там нелегкая принесла? – не особо приветливо крикнул из-за забора Арсений Матвеевич, не торопясь открывать калитку.
   Пес Дружок выразил поддержку хозяину громким заливистым лаем.
   – Я – ваш участковый Прокопчук. Откройте, поговорить надо, – донеслось из-за калитки.
   – Об чем говорить-то?
   – О бульдозере. Вы не видели ночью на берегу посторонних? – стараясь перекричать собачий лай, спросил следователь.
   Арсений Матвеевич все-таки открыл калитку, хоть и неохотно, но во двор незваных гостей не пригласил, лишь поздоровался с участковым.
   – Я, мил-человек, по ночам привыкший спать, а не по берегу шляться, – строго сказал он, окинув долгим взглядом коренастую фигуру городского типа. – А вы пошто спрашиваете?