Страница:
– Черт, сколько ж вам годин-то? – вырвалось из Антона, и он шагнул дальше…
Картины в комнатах мало отличались от увиденного в кухне. Несколько матрасов, вялые, словно безжизненные, тела, шприцы и едкий запах ангидрида. Самый настоящий наркотический притон, предоставленный сам себе по случаю бездействия доблестного отдела по борьбе с наркобизнесом.
Восемь человек. Судя по внешнему виду которых Антон мог смело предположить, что увиденное – не что иное, как незаконченная вечеринка, начавшаяся вчера по поводу освобождения одного из лучших людей этого общества. Отмечалось событие героином. Ни намека на хотя бы одну рюмку или бутылку. Впрочем, бутылка была, но только глупец мог предположить, что там находилось спиртное. Там был уксус. Один из ингредиентов приготовления зелья, что покрепче зеленого змия.
Не хватало только отчаяться. С момента расставания с Амалией и опером прошло полтора часа. Лицо, которое могло что-то видеть или слышать, объявлено. Но его здесь нет и, судя по всему, его появление произойдет не скоро. Чувствуя, что теряет время, а вместе с ним и терпение, Копаев взял одного из наркоманов, того, что проявлял наиболее активные признаки жизни – громко сопел и клевал носом, за руку и потащил к балкону.
Им обоим сделалось чуть лучше, когда они оказались на свежем воздухе. Антон размахнулся и дал отроку мощного леща. Тому это не понравилось. Он скорчил кислую гримасу, как будто увидел на экране телевизора непристойный кадр, и снова «повис».
Тогда Антон стал яростно тереть лицо наркомана. Это как если бы нормальному человеку предложили применить в туалете лист наждачной бумаги десятого номера. Уже через несколько мгновений лицо парня, зависшего между небом и землей, стало свекольного цвета. Первые произносимые им буквы Копаев воспринял с таким же восторгом, с каким доктор Борменталь воспринял вопли Шарикова.
– Ну-ка, малахольный, на меня посмотри!.. – прохрипел от возбуждения Копаев. – Глаза раскрой! Видишь меня?!
– Типа, вижу…
– Типа, видит он. Ботва отмороженная… Сколько пальцев?
– Типа, несколько… – сказал наркоман, вглядываясь в торчащий, как пень посреди поляны, большой палец Копаева.
– Поколение дегенератов. Где Перец? Быстро отвечай! Где Перец?
Ответ поступил не от реанимированного, как ожидалось, а, вопреки ожиданиям, сзади. От этого гнусавого фальцета Копаеву едва не сделалось дурно.
– Ну, братва… Че так кричим? Мусора свалятся, че будем делать?
Ошеломленный Антон оставил в покое непокорного краснолицего и обернулся. Прямо над ним, в проеме балконной двери, стоял еще один мастер перемещений с закрытыми глазами. Свитер-толстовка с изображением исландского оленя, мятые слаксы и один когда-то белый, а сейчас разноцветный от грязи носок – одеяние, достойное человека, вторые сутки не выходящего из комы.
– Тише, тише… – настоятельно повторил он. – Не создавайте панику… Менты не дремлют…
– Господи… – засиял Антон. – Он говорит! Он анализирует…
Окончательно оставив в покое опять провалившегося в забытье наркомана лежащего, он схватил в охапку наркомана стоящего и с ним в руках, как со свернутым ковром, вошел в комнату. Усадив тело на хромой, отполированный сотнями наркоманских задниц табурет, он прислонил его спиной к стене и повторил вопрос, на котором остановился при разговоре с первым.
– Перец… Перец… Это центровой пацан… Гады, менты посадили.
– А потом отпустили, – напомнил Копаев. – Он пришел сюда, а потом опять исчез. Куда он исчез?
– Не, не отпустили… – Глаза говорившего так и не открывались. Перед Антоном сейчас был шаман ханты, обкумаренный трубкой в шалаше вождя манси. – Его заковали навечно…
Антон не выдержал и шлепнул торчка по затылку. Тот, как тряпичный, мгновенно слетел с табурета и шлепнулся на пол. Не ударился, как это случается с нормальными людьми, а именно – шлепнулся. Из его носа вылетела сопля и, просвистев по воздуху, ушла куда-то на балкон.
Копаева уже давно мучили позывы рвоты, а увиденное последним оказалось выше всех ожиданий. Пошарив повлажневшей рукой в кармане, он извлек непочатую упаковку «Дирола», зубами сорвал обертку и высыпал в рот половину содержимого.
– Короче… олень северный… я тебя спрашиваю в последний раз. Где Перец? Если не ответишь, я вызываю наркологов, и остаток недели ты проведешь в жутчайшем депресняке и ломке. А тебе будут колоть глюкозу, глюкозу, глюкозу, глюкозу, глюкозу…
– Хватает, братан… Остановись, че ты гонишь… Меня сейчас вырвет…
– Глюкозу, урод, и ничего, кроме глюкозы. Где Перец?
– Перец по делам поехал… Дела…
– Кто такой Перец? Где находятся их дела?
Кажется, наркоман стал понемногу приходить в себя.
– Ты не опером ли с райотдела будешь?
– Нет, – честно ответил Антон.
– Поклянись…
– Гадом буду.
– А стегаешь, как мусор. Больно и без следов…
– Тебе просто повезло. Так кто такой Перец и что за дела?
– Перец на Выставочной теперь живет, в пятом доме. Они туда и поехали. – Парень пришел в себя и стал водить по Антону мягким, как метелка для пыли, взглядом.
– Героин, что ли?
– Не, там с качками какие-то дела…
– С какими качками? – Копаев перестал жевать.
– Не знаю. Ширнуться хочешь?
– Не сейчас. – Антон посмотрел на часы.
Время шло, а новостей никаких. Так недолго и поверить, что свидетеля Перца убрали. Нужно было найти говорящего человека, а пока Антону попадались лишь безвольные, измученные инъекциями тела. А время шло, и с каждой убежавшей секундой убегала надежда на то, что положение вещей в этом мире еще можно исправить.
Оставив собеседника на полу, Антон еще раз прошел по квартире. В награду получал отборный мат, приглашение лечь рядом, а один из очнувшихся даже попросил подержать на его плече кусок резинового атлетического бинта. Вся группа на мгновение приходила в себя, а потом снова проваливалась в забытье.
В зале один из предметов настолько приковал к себе внимание Копаева, что он даже отрывался от поисков, выпрямлялся и несколько раз снова и снова бросал взгляд в угол комнаты, где предмет и располагался. Когда Антон смотрел на него, он успокаивался и снова приступал к поиску, но едва взгляд Копаева отрывался от объекта, в его душе вновь была сумятица. Он никак не мог понять, в чем несоответствие увиденного с масштабами и временем происходящих событий.
«Елка как елка, – думал он, – что в этом необычного»?
Апогеем полного отстоя человеческого сознания стала лесная красавица – когда-то зеленая, пушистая и нарядная, а теперь сохранившая лишь последний из признаков. Елка стояла на какой-то совершенно дикой приладе, играющей роль крестовины. Автором этого приспособления для равновесия ели был наверняка кто-то из тех, кто сейчас валялся на полу, как позабытый при переезде мишка. На дереве висели, покрытые пылью, десяток игрушек и три чахлые мишуры, напоминающие безвольные струи перепившего Санта-Клауса. Елка как елка, только очень желтая и почти вся осыпавшаяся. Под крестовиной лежал огромный кусок ваты, ставший местом паломничества всех присутствующих: около сотни маленьких ватных тампончиков, отщипнутые от куска под елью и пропитанные кровью, были разбросаны по всей площади квартиры.
«Вот что меня беспокоит, – догадался наконец Антон. – Новогодняя елка, стоящая в квартире в июне месяце. Как же это страшно – наркотики…»
Весь осмотр, вследствие отсутствия какой бы то ни было мебели, занял не более пяти минут. Задерживаться здесь дольше не было смыла. Копаев прошел в коридор, распахнул входную дверь и нос к носу столкнулся с тремя молодыми людьми, чей взгляд мало отличался от тех, что находились в квартире. Зато все трое могли самостоятельно ходить и говорить.
– Заходите, заходите, – пригласил всех троих Антон и уступил им место в дверном проеме. – Хозяева поехали за «весом». Если я их не найду, то скоро они, наверное, будут. Полистайте журналы, выпейте кофе…
С чувством подозрения они прошли в глубину притона. Дождавшись этого, Антон, уже спускаясь по лестнице, вынул из кармана телефон.
– Стеблов? Это опять Копаев. Слушай, мне тут один знакомый позвонил, сказал, что на Фасадной живет. В пятнадцатом доме, в восьмой квартире, наркоманов с порошком – целая рота. Предполагает, что и оружие есть. Ты бы послал туда нарядец какой, а? А то позвонит мужик в областную управу, нажалуется за бездействие…
«Выставочная, значит, – подумал он, направляясь к машине. – Качки. Зал атлетический, стало быть. Не думаю, что на Выставочной два атлетических зала».
Стремительно входя в повороты, Антон бормотал: «Думай как Эберс. Представь картинку, раскрась ее, вдохни жизнь. Вспомни, чему учил Быков…».
Он опаздывал на встречу с Алей и Суровцевым на четверть часа…
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Картины в комнатах мало отличались от увиденного в кухне. Несколько матрасов, вялые, словно безжизненные, тела, шприцы и едкий запах ангидрида. Самый настоящий наркотический притон, предоставленный сам себе по случаю бездействия доблестного отдела по борьбе с наркобизнесом.
Восемь человек. Судя по внешнему виду которых Антон мог смело предположить, что увиденное – не что иное, как незаконченная вечеринка, начавшаяся вчера по поводу освобождения одного из лучших людей этого общества. Отмечалось событие героином. Ни намека на хотя бы одну рюмку или бутылку. Впрочем, бутылка была, но только глупец мог предположить, что там находилось спиртное. Там был уксус. Один из ингредиентов приготовления зелья, что покрепче зеленого змия.
Не хватало только отчаяться. С момента расставания с Амалией и опером прошло полтора часа. Лицо, которое могло что-то видеть или слышать, объявлено. Но его здесь нет и, судя по всему, его появление произойдет не скоро. Чувствуя, что теряет время, а вместе с ним и терпение, Копаев взял одного из наркоманов, того, что проявлял наиболее активные признаки жизни – громко сопел и клевал носом, за руку и потащил к балкону.
Им обоим сделалось чуть лучше, когда они оказались на свежем воздухе. Антон размахнулся и дал отроку мощного леща. Тому это не понравилось. Он скорчил кислую гримасу, как будто увидел на экране телевизора непристойный кадр, и снова «повис».
Тогда Антон стал яростно тереть лицо наркомана. Это как если бы нормальному человеку предложили применить в туалете лист наждачной бумаги десятого номера. Уже через несколько мгновений лицо парня, зависшего между небом и землей, стало свекольного цвета. Первые произносимые им буквы Копаев воспринял с таким же восторгом, с каким доктор Борменталь воспринял вопли Шарикова.
– Ну-ка, малахольный, на меня посмотри!.. – прохрипел от возбуждения Копаев. – Глаза раскрой! Видишь меня?!
– Типа, вижу…
– Типа, видит он. Ботва отмороженная… Сколько пальцев?
– Типа, несколько… – сказал наркоман, вглядываясь в торчащий, как пень посреди поляны, большой палец Копаева.
– Поколение дегенератов. Где Перец? Быстро отвечай! Где Перец?
Ответ поступил не от реанимированного, как ожидалось, а, вопреки ожиданиям, сзади. От этого гнусавого фальцета Копаеву едва не сделалось дурно.
– Ну, братва… Че так кричим? Мусора свалятся, че будем делать?
Ошеломленный Антон оставил в покое непокорного краснолицего и обернулся. Прямо над ним, в проеме балконной двери, стоял еще один мастер перемещений с закрытыми глазами. Свитер-толстовка с изображением исландского оленя, мятые слаксы и один когда-то белый, а сейчас разноцветный от грязи носок – одеяние, достойное человека, вторые сутки не выходящего из комы.
– Тише, тише… – настоятельно повторил он. – Не создавайте панику… Менты не дремлют…
– Господи… – засиял Антон. – Он говорит! Он анализирует…
Окончательно оставив в покое опять провалившегося в забытье наркомана лежащего, он схватил в охапку наркомана стоящего и с ним в руках, как со свернутым ковром, вошел в комнату. Усадив тело на хромой, отполированный сотнями наркоманских задниц табурет, он прислонил его спиной к стене и повторил вопрос, на котором остановился при разговоре с первым.
– Перец… Перец… Это центровой пацан… Гады, менты посадили.
– А потом отпустили, – напомнил Копаев. – Он пришел сюда, а потом опять исчез. Куда он исчез?
– Не, не отпустили… – Глаза говорившего так и не открывались. Перед Антоном сейчас был шаман ханты, обкумаренный трубкой в шалаше вождя манси. – Его заковали навечно…
Антон не выдержал и шлепнул торчка по затылку. Тот, как тряпичный, мгновенно слетел с табурета и шлепнулся на пол. Не ударился, как это случается с нормальными людьми, а именно – шлепнулся. Из его носа вылетела сопля и, просвистев по воздуху, ушла куда-то на балкон.
Копаева уже давно мучили позывы рвоты, а увиденное последним оказалось выше всех ожиданий. Пошарив повлажневшей рукой в кармане, он извлек непочатую упаковку «Дирола», зубами сорвал обертку и высыпал в рот половину содержимого.
– Короче… олень северный… я тебя спрашиваю в последний раз. Где Перец? Если не ответишь, я вызываю наркологов, и остаток недели ты проведешь в жутчайшем депресняке и ломке. А тебе будут колоть глюкозу, глюкозу, глюкозу, глюкозу, глюкозу…
– Хватает, братан… Остановись, че ты гонишь… Меня сейчас вырвет…
– Глюкозу, урод, и ничего, кроме глюкозы. Где Перец?
– Перец по делам поехал… Дела…
– Кто такой Перец? Где находятся их дела?
Кажется, наркоман стал понемногу приходить в себя.
– Ты не опером ли с райотдела будешь?
– Нет, – честно ответил Антон.
– Поклянись…
– Гадом буду.
– А стегаешь, как мусор. Больно и без следов…
– Тебе просто повезло. Так кто такой Перец и что за дела?
– Перец на Выставочной теперь живет, в пятом доме. Они туда и поехали. – Парень пришел в себя и стал водить по Антону мягким, как метелка для пыли, взглядом.
– Героин, что ли?
– Не, там с качками какие-то дела…
– С какими качками? – Копаев перестал жевать.
– Не знаю. Ширнуться хочешь?
– Не сейчас. – Антон посмотрел на часы.
Время шло, а новостей никаких. Так недолго и поверить, что свидетеля Перца убрали. Нужно было найти говорящего человека, а пока Антону попадались лишь безвольные, измученные инъекциями тела. А время шло, и с каждой убежавшей секундой убегала надежда на то, что положение вещей в этом мире еще можно исправить.
Оставив собеседника на полу, Антон еще раз прошел по квартире. В награду получал отборный мат, приглашение лечь рядом, а один из очнувшихся даже попросил подержать на его плече кусок резинового атлетического бинта. Вся группа на мгновение приходила в себя, а потом снова проваливалась в забытье.
В зале один из предметов настолько приковал к себе внимание Копаева, что он даже отрывался от поисков, выпрямлялся и несколько раз снова и снова бросал взгляд в угол комнаты, где предмет и располагался. Когда Антон смотрел на него, он успокаивался и снова приступал к поиску, но едва взгляд Копаева отрывался от объекта, в его душе вновь была сумятица. Он никак не мог понять, в чем несоответствие увиденного с масштабами и временем происходящих событий.
«Елка как елка, – думал он, – что в этом необычного»?
Апогеем полного отстоя человеческого сознания стала лесная красавица – когда-то зеленая, пушистая и нарядная, а теперь сохранившая лишь последний из признаков. Елка стояла на какой-то совершенно дикой приладе, играющей роль крестовины. Автором этого приспособления для равновесия ели был наверняка кто-то из тех, кто сейчас валялся на полу, как позабытый при переезде мишка. На дереве висели, покрытые пылью, десяток игрушек и три чахлые мишуры, напоминающие безвольные струи перепившего Санта-Клауса. Елка как елка, только очень желтая и почти вся осыпавшаяся. Под крестовиной лежал огромный кусок ваты, ставший местом паломничества всех присутствующих: около сотни маленьких ватных тампончиков, отщипнутые от куска под елью и пропитанные кровью, были разбросаны по всей площади квартиры.
«Вот что меня беспокоит, – догадался наконец Антон. – Новогодняя елка, стоящая в квартире в июне месяце. Как же это страшно – наркотики…»
Весь осмотр, вследствие отсутствия какой бы то ни было мебели, занял не более пяти минут. Задерживаться здесь дольше не было смыла. Копаев прошел в коридор, распахнул входную дверь и нос к носу столкнулся с тремя молодыми людьми, чей взгляд мало отличался от тех, что находились в квартире. Зато все трое могли самостоятельно ходить и говорить.
– Заходите, заходите, – пригласил всех троих Антон и уступил им место в дверном проеме. – Хозяева поехали за «весом». Если я их не найду, то скоро они, наверное, будут. Полистайте журналы, выпейте кофе…
С чувством подозрения они прошли в глубину притона. Дождавшись этого, Антон, уже спускаясь по лестнице, вынул из кармана телефон.
– Стеблов? Это опять Копаев. Слушай, мне тут один знакомый позвонил, сказал, что на Фасадной живет. В пятнадцатом доме, в восьмой квартире, наркоманов с порошком – целая рота. Предполагает, что и оружие есть. Ты бы послал туда нарядец какой, а? А то позвонит мужик в областную управу, нажалуется за бездействие…
«Выставочная, значит, – подумал он, направляясь к машине. – Качки. Зал атлетический, стало быть. Не думаю, что на Выставочной два атлетических зала».
Стремительно входя в повороты, Антон бормотал: «Думай как Эберс. Представь картинку, раскрась ее, вдохни жизнь. Вспомни, чему учил Быков…».
Он опаздывал на встречу с Алей и Суровцевым на четверть часа…
Глава 5
Эберс. За четыре дня до описываемых событий
Интересное кино получается. Вот это да! Едва мне в руки попадает агентурное сообщение, шеф ни с того ни с сего собирается в отпуск. Что-то ранее я не замечал за Владимиром таких рокировок! Еще вчера мы планировали в отделе работу на всю неделю и действия каждого были расписаны, как у Чехова в «Дяде Ване». Вечером я приношу ему «шкурку» от «человека», он меняется в лице и произносит: «Утро вечера мудренее». А утром заявляет, что начальник таможни отправляет его в отпуск. Очень мило. Не сказав ни слова, он все сказал. Расхлебывай, Игорек, эту кашу сам!
Я щелкнул замком сейфа и еще раз углубился в написанное на листке ученической тетради.
«Сообщаю, что сегодня, 11 июня 2012 г., в 22.00 у меня состоялась встреча с Димой Лешим. В ходе доверительной беседы он пояснил, что 15 июня в наш город проследует автомашина – еврофура «Мерседес» с номерами нашего региона. Цифры – 891. Машина проследует через пост полиции на въезде в город в период с 19.00. В стенке за кабиной в тайнике находится 28 кг героина. Как рассказал Дима Леший, героин поступил из Афганистана транзитом через Таджикистан. Героин предназначен для реализации мелкими партиями в нашей области. Общая стоимость перевозимого наркотика составляет около $2 500 000. Дима Леший предложил мне за сумму в 100 000 рублей участвовать в охране мероприятия при передаче груза.
Чибис».
У опера такой шанс – стать самым красивым парнем в городе, хотя бы на пару дней, – бывает раз в жизни. Тем более что формально руководителем считался бы Владимир. Я – исполнитель. Нетрудно догадаться, кто станет главным, если мы «сломаем» мероприятие, в котором Чибису предложили поучаствовать за десять штук! Все будут сыты и довольны. Володе, как в сезон звездопада, скатилась бы вторая большая звезда на погоны, я бы получил премию, а Чибис – честно заработанные рубли. Ему, конечно, лучше сразу взять «герасимом», но такого демократизма при расплате с агентами никто не допустит.
Остается два дня. Если сейчас информацию запустить официально, то мне с нашим СОБРом на КПП при въезде в город будет нечего делать. Меня туда никто и не допустит. Скажут, как в хреновом боевике: теперь это юрисдикция ФСБ, а ты со своими спецназовцами поезжай на вокзал и хапай китайцев с непродекларированными носками.
Я чувствовал, как внутри меня что-то начинает закипать, как смола в котле. В город завозят через три границы пуд «ширева», а начальник таможни отправляет моего шефа в Сочи! Вова, что, случайно забыл про мою информацию? Сомневаюсь. Он только вчера смеясь вспомнил, как я четыре года назад пришел на работу в свитере наизнанку. Я не помню, а он помнит! А про пуд «герасима» забыл?
Я швырнул папку со «шкуркой» в сейф и сорвал с телефона трубку.
Секретарь в приемной начальника соизволила снять трубку только после четвертого гудка. Милая кукла. Знает две фразы – «Анатолий Маркелович в управлении» и «Анатолий Маркелович занят». Еще умеет заваривать кофе, резать бутерброды и мастерить на лице монументальную мину. В отделе кадров однажды довелось увидеть ее заявление. «Прошу выпустить в текущий отпуск за прошлый год». Надо это записать и показать Копаеву, а не то забуду.
– Приемная начальника таможни.
Ну не дура ли, если учесть тот факт, что звоню по внутреннему телефону? Натурально, IQ – «L»…
– Вероника Витальевна, это Эберс. Начальник у себя?
– Он в командировке. Утром уехал, будет только завтра.
«Вот это да! Как это я упустил?!» – подумал я.
– А кто за него?
– Его первый заместитель. Турчин.
– Соедините с ним.
– Он занят.
Нужно что-нибудь придумать, иначе еще Турчин куда-нибудь уедет, и я потеряю время для встречи с ним. Это грозит нереализацией оперативной информации, и Чибис в «ломке» проклянет меня и тот час, когда со мной связался. А через пару суток в городской морг станут оптом поступать трупы с диагнозом «овердоза».
– Срочно передайте ему… Хотя подождите! Вероника Витальевна, а во сколько начальник уехал?
– В девять.
– А мой шеф у него был утром?
– Да, заглядывал. Он что у вас, в отпуск уходит?
– А вы откуда знаете?
– Мне положено все знать. Самойлов просил начальника отпустить его в отпуск, дескать, пока в работе тишина – отдохнет. Валентин Матвеевич спросил, кто останется за него в отделе, и подписал заявление.
– Я не понял: Самойлов просил отпустить его в отпуск или начальник заставил его уйти в отпуск? – Я спросил скорее автоматически, чем осознанно, так как все было ясно без пояснений.
Это «все» вполне грамотно увязывалось в последовательность действий моего начальника отдела Владимира Самойлова: я «сливаю» ему серьезнейшую информацию – он пишет заявление на отпуск и отчаливает – я остаюсь один на один со своей информацией в роли исполняющего обязанности начальника отдела. Теперь понятна логика действий Самойлова. Если информация пойдет «в цвет» и опера региональной таможни «сломают» на передаче порошка организованную группу и изымут партию крупнейшей контрабанды, то наверху обязательно спросят: «Кто это разрабатывал детали операции и реализовывал информацию?» Наверх доложат: «Отдел по борьбе с особо опасными видами контрабанды!» При таком развитии событий вряд ли кто поинтересуется: «Какого хрена отдел по борьбе с контрабандой наркотиков сопли жует?» Напротив, все будут стоя аплодировать и спросят о другом: «А кто руководит этим вездесущим отделом по БООВК?» «Майор таможенной службы Самойлов!» – будет доложено.
А вот если капитан Эберс со своей «шкуркой» и еврофурой уши от селедки получит, а не двадцать восемь кэгэ отравы, то ему и флаг в руки. Пусть на «заслушивании» рапортует, что подвигло его «хлопнуть» на КПП восемнадцатиметровый фургон с капустой и шмонать его в течение дня. Пусть Эберс расскажет, как он измерял рулеткой стенки кузова снаружи и изнутри, пытаясь выяснить, куда испарились недостающие сантиметры. Пусть поведает, как над ним смеялась служебно-разыскная собака, взятая напрокат в питомнике УВД за двадцать банок конфискованной китайской тушенки.
Браво, Владимир. Если я когда-нибудь окажусь на твоем месте, то постараюсь сделать все, чтобы ни у одного из моих подчиненных не возникло желания назвать меня сукой.
Опять вспотели ладони. Это происходит со мной всегда, когда волнуюсь или просто нервничаю из-за безделицы. Антон Копаев говорит, что у меня больное сердце. Но сердце у меня не болит. Меня просто мутит от всего этого…
Передо мной сидели двое оперов из моего отдела и что-то рисовали на бумаге. Наверное, рапорта. Подсказать им, что писать нужно на мое имя, или пусть переписывают набело?
Я посмотрел на часы. Через полчаса должна подойти Амалия, которая еще вечером отпросилась у Самойлова до обеда. Сказала тому, что простыла и посетит врача. Врача она точно посетит, но не терапевта. Уж я-то знаю…
Пора идти к Турчину. Не знаю, как там в строительной компании у Антона, а у нас сани нужно начинать готовить не летом, а весной…
Я щелкнул замком сейфа и еще раз углубился в написанное на листке ученической тетради.
«Сообщаю, что сегодня, 11 июня 2012 г., в 22.00 у меня состоялась встреча с Димой Лешим. В ходе доверительной беседы он пояснил, что 15 июня в наш город проследует автомашина – еврофура «Мерседес» с номерами нашего региона. Цифры – 891. Машина проследует через пост полиции на въезде в город в период с 19.00. В стенке за кабиной в тайнике находится 28 кг героина. Как рассказал Дима Леший, героин поступил из Афганистана транзитом через Таджикистан. Героин предназначен для реализации мелкими партиями в нашей области. Общая стоимость перевозимого наркотика составляет около $2 500 000. Дима Леший предложил мне за сумму в 100 000 рублей участвовать в охране мероприятия при передаче груза.
Чибис».
У опера такой шанс – стать самым красивым парнем в городе, хотя бы на пару дней, – бывает раз в жизни. Тем более что формально руководителем считался бы Владимир. Я – исполнитель. Нетрудно догадаться, кто станет главным, если мы «сломаем» мероприятие, в котором Чибису предложили поучаствовать за десять штук! Все будут сыты и довольны. Володе, как в сезон звездопада, скатилась бы вторая большая звезда на погоны, я бы получил премию, а Чибис – честно заработанные рубли. Ему, конечно, лучше сразу взять «герасимом», но такого демократизма при расплате с агентами никто не допустит.
Остается два дня. Если сейчас информацию запустить официально, то мне с нашим СОБРом на КПП при въезде в город будет нечего делать. Меня туда никто и не допустит. Скажут, как в хреновом боевике: теперь это юрисдикция ФСБ, а ты со своими спецназовцами поезжай на вокзал и хапай китайцев с непродекларированными носками.
Я чувствовал, как внутри меня что-то начинает закипать, как смола в котле. В город завозят через три границы пуд «ширева», а начальник таможни отправляет моего шефа в Сочи! Вова, что, случайно забыл про мою информацию? Сомневаюсь. Он только вчера смеясь вспомнил, как я четыре года назад пришел на работу в свитере наизнанку. Я не помню, а он помнит! А про пуд «герасима» забыл?
Я швырнул папку со «шкуркой» в сейф и сорвал с телефона трубку.
Секретарь в приемной начальника соизволила снять трубку только после четвертого гудка. Милая кукла. Знает две фразы – «Анатолий Маркелович в управлении» и «Анатолий Маркелович занят». Еще умеет заваривать кофе, резать бутерброды и мастерить на лице монументальную мину. В отделе кадров однажды довелось увидеть ее заявление. «Прошу выпустить в текущий отпуск за прошлый год». Надо это записать и показать Копаеву, а не то забуду.
– Приемная начальника таможни.
Ну не дура ли, если учесть тот факт, что звоню по внутреннему телефону? Натурально, IQ – «L»…
– Вероника Витальевна, это Эберс. Начальник у себя?
– Он в командировке. Утром уехал, будет только завтра.
«Вот это да! Как это я упустил?!» – подумал я.
– А кто за него?
– Его первый заместитель. Турчин.
– Соедините с ним.
– Он занят.
Нужно что-нибудь придумать, иначе еще Турчин куда-нибудь уедет, и я потеряю время для встречи с ним. Это грозит нереализацией оперативной информации, и Чибис в «ломке» проклянет меня и тот час, когда со мной связался. А через пару суток в городской морг станут оптом поступать трупы с диагнозом «овердоза».
– Срочно передайте ему… Хотя подождите! Вероника Витальевна, а во сколько начальник уехал?
– В девять.
– А мой шеф у него был утром?
– Да, заглядывал. Он что у вас, в отпуск уходит?
– А вы откуда знаете?
– Мне положено все знать. Самойлов просил начальника отпустить его в отпуск, дескать, пока в работе тишина – отдохнет. Валентин Матвеевич спросил, кто останется за него в отделе, и подписал заявление.
– Я не понял: Самойлов просил отпустить его в отпуск или начальник заставил его уйти в отпуск? – Я спросил скорее автоматически, чем осознанно, так как все было ясно без пояснений.
Это «все» вполне грамотно увязывалось в последовательность действий моего начальника отдела Владимира Самойлова: я «сливаю» ему серьезнейшую информацию – он пишет заявление на отпуск и отчаливает – я остаюсь один на один со своей информацией в роли исполняющего обязанности начальника отдела. Теперь понятна логика действий Самойлова. Если информация пойдет «в цвет» и опера региональной таможни «сломают» на передаче порошка организованную группу и изымут партию крупнейшей контрабанды, то наверху обязательно спросят: «Кто это разрабатывал детали операции и реализовывал информацию?» Наверх доложат: «Отдел по борьбе с особо опасными видами контрабанды!» При таком развитии событий вряд ли кто поинтересуется: «Какого хрена отдел по борьбе с контрабандой наркотиков сопли жует?» Напротив, все будут стоя аплодировать и спросят о другом: «А кто руководит этим вездесущим отделом по БООВК?» «Майор таможенной службы Самойлов!» – будет доложено.
А вот если капитан Эберс со своей «шкуркой» и еврофурой уши от селедки получит, а не двадцать восемь кэгэ отравы, то ему и флаг в руки. Пусть на «заслушивании» рапортует, что подвигло его «хлопнуть» на КПП восемнадцатиметровый фургон с капустой и шмонать его в течение дня. Пусть Эберс расскажет, как он измерял рулеткой стенки кузова снаружи и изнутри, пытаясь выяснить, куда испарились недостающие сантиметры. Пусть поведает, как над ним смеялась служебно-разыскная собака, взятая напрокат в питомнике УВД за двадцать банок конфискованной китайской тушенки.
Браво, Владимир. Если я когда-нибудь окажусь на твоем месте, то постараюсь сделать все, чтобы ни у одного из моих подчиненных не возникло желания назвать меня сукой.
Опять вспотели ладони. Это происходит со мной всегда, когда волнуюсь или просто нервничаю из-за безделицы. Антон Копаев говорит, что у меня больное сердце. Но сердце у меня не болит. Меня просто мутит от всего этого…
Передо мной сидели двое оперов из моего отдела и что-то рисовали на бумаге. Наверное, рапорта. Подсказать им, что писать нужно на мое имя, или пусть переписывают набело?
Я посмотрел на часы. Через полчаса должна подойти Амалия, которая еще вечером отпросилась у Самойлова до обеда. Сказала тому, что простыла и посетит врача. Врача она точно посетит, но не терапевта. Уж я-то знаю…
Пора идти к Турчину. Не знаю, как там в строительной компании у Антона, а у нас сани нужно начинать готовить не летом, а весной…
Глава 6
За одиннадцать дней до описываемых событий
Разговор с Бабиновым Марка Михайловича не устроил. Вместо заверений в том, что груз пройдет таможню, он услышал лишь мычание и лепет. Дескать, не волнуйтесь, все под контролем. Марк Михайлович был уверен в том, что, когда кто-то произносит фразу «все под контролем», это означает, что контроль как раз полностью отсутствует. Эти шкуры в погонах считают себя самыми хитроумными в подборе выражений! Идея стара как мир – не ударив палуц о палец, получить куш и отвалить в сторону. Получить дешевые сиюминутные блага в виде новой тачки и еще чего-нибудь, не менее стоящее, и, как крыса, сидеть в норе в ожидании очередного «выстрела». Эту суть отдельных представителей «при законе» Пырьев понял еще во время своей первой ходки, когда за сотню рублей просил вертухая соединить его в другой камере с подельником. Пырьев патологически не переваривал предателей, будь они на своей стороне или чужой.
Он просто ненавидел «крыс», готовых за бабки изменить даже смыслу своей жизни.
Марк Михайлович с омерзением представил себе капитана Бабинова из таможни, участвующего в задержании контрабанды и готового за три штуки долларов продать идею, самого себя и сослуживцев. Менее чем через две недели в руки Марка поступит колоссальный по нынешним меркам «груз». Почти полтора миллиона доз героина. Ну, и жизней, конечно… Молодежь нынче такая безграничная и бесконтрольная. Впрочем, собакам собачья смерть. Вот он, Пырьев, к наркоте даже на зоне не прикоснулся. А все почему? Да потому что идее верен остался. И корешей за бумагу не продавал. Может, поэтому сейчас и жив. Может, именно поэтому он имеет особняк на окраине города, охрану и бассейн размером с футбольное поле.
Может, пристукнуть Бабинова после дела? Башку продырявить и пустить в дальнее плавание. И пусть потом его начальство думает, что его смерть связана с профессиональной деятельностью. У них сейчас это в моде – работал парень, работал, а потом его с отверстием во лбу нашли. Концов – никаких, поэтому из всех версий рождается самая бесперспективная, марксистско-ленинская, рассчитанная на поколение павликов морозовых версия – убийство связано с профессиональной деятельностью.
Марк Михайлович поморщился как от зубной боли и встал из кресла. Никому верить нельзя! А особенно предателям своих врагов. Бабинов, шкура, ездит на джипе. На его, Пырьева, джипе! А на чьем? На своем, что ли? Если его таможенную зарплату в кучу складывать и питаться одним святым духом, то капитану Бабинову удастся накопить сумму, эквивалентную стоимости этого зачуханного «сурфа», ровно через десять лет. Борец с наркобизнесом, мать его… Он собственный конец в штанах с первой попытки не находит, а его начальником отдела ставят!
Да черт с ним, с Бабиновым! Что это Марк Михайлович о нем думает?! Тому все равно – либо за «решку», либо в канаву. Перспектив никаких. Но бабиновых в этом деле начальником ставить – самому голову под гильотину класть! Пусть сделает свое дело, а там видно будет…
Пырьев, накинув на плечи пиджак, вышел из дома. Не обращая внимания на телохранителей, он взгромоздился на заднее сиденье «пятисотого» и коротко бросил водителю:
– В «Дубраву».
Перекусить, а заодно и встретиться с этим Бабиновым. Парню нужно подробно объяснить, какие санкции могут последовать, если дело будет срываться, а он при этом сопли жевать.
Заодно неплохо было бы подстраховаться. Николай Владиславович что-то говорил про то, что у него пасынок в ментуре работал. Значит, связи остались… Может, и пасынка на джип посадить? Хотя и тут ухо востро держать нужно.
Если партию «геры» менты «слотошат», то Марку Михайловичу лучше самому с себя шкуру спустить и прыгнуть в клетку ко льву. Все равно с ним это произойдет, если уважаемые люди узнают, на какие цели использован воровской общак, да еще и без их ведома. За «спаленный» мусорам общак братва размотает «держателю» кишки через задний проход. И не просто «спаленный», а пущенный в дело без решения «сходняка». А уж за то, что Марк сдал общак при попытке «срубить» филок лично для себя…
Но ведь он же не «крыса», он просто взаймы берет. У своих пацанов…
Кха!.. Пырь тряхнул головой, избавляясь от ужасных мыслей.
– Долго еще?! – заорал он на водителя. – Чего еле тащишься!
– Приехали уже, Марк Михайлович… – обиженно проскулил двухметровый дядя.
Входя в зеркальные двери ресторана, Пырь почувствовал, что аппетит пропал. Говорил же сам себе – не думай о делах перед едой!..
Он просто ненавидел «крыс», готовых за бабки изменить даже смыслу своей жизни.
Марк Михайлович с омерзением представил себе капитана Бабинова из таможни, участвующего в задержании контрабанды и готового за три штуки долларов продать идею, самого себя и сослуживцев. Менее чем через две недели в руки Марка поступит колоссальный по нынешним меркам «груз». Почти полтора миллиона доз героина. Ну, и жизней, конечно… Молодежь нынче такая безграничная и бесконтрольная. Впрочем, собакам собачья смерть. Вот он, Пырьев, к наркоте даже на зоне не прикоснулся. А все почему? Да потому что идее верен остался. И корешей за бумагу не продавал. Может, поэтому сейчас и жив. Может, именно поэтому он имеет особняк на окраине города, охрану и бассейн размером с футбольное поле.
Может, пристукнуть Бабинова после дела? Башку продырявить и пустить в дальнее плавание. И пусть потом его начальство думает, что его смерть связана с профессиональной деятельностью. У них сейчас это в моде – работал парень, работал, а потом его с отверстием во лбу нашли. Концов – никаких, поэтому из всех версий рождается самая бесперспективная, марксистско-ленинская, рассчитанная на поколение павликов морозовых версия – убийство связано с профессиональной деятельностью.
Марк Михайлович поморщился как от зубной боли и встал из кресла. Никому верить нельзя! А особенно предателям своих врагов. Бабинов, шкура, ездит на джипе. На его, Пырьева, джипе! А на чьем? На своем, что ли? Если его таможенную зарплату в кучу складывать и питаться одним святым духом, то капитану Бабинову удастся накопить сумму, эквивалентную стоимости этого зачуханного «сурфа», ровно через десять лет. Борец с наркобизнесом, мать его… Он собственный конец в штанах с первой попытки не находит, а его начальником отдела ставят!
Да черт с ним, с Бабиновым! Что это Марк Михайлович о нем думает?! Тому все равно – либо за «решку», либо в канаву. Перспектив никаких. Но бабиновых в этом деле начальником ставить – самому голову под гильотину класть! Пусть сделает свое дело, а там видно будет…
Пырьев, накинув на плечи пиджак, вышел из дома. Не обращая внимания на телохранителей, он взгромоздился на заднее сиденье «пятисотого» и коротко бросил водителю:
– В «Дубраву».
Перекусить, а заодно и встретиться с этим Бабиновым. Парню нужно подробно объяснить, какие санкции могут последовать, если дело будет срываться, а он при этом сопли жевать.
Заодно неплохо было бы подстраховаться. Николай Владиславович что-то говорил про то, что у него пасынок в ментуре работал. Значит, связи остались… Может, и пасынка на джип посадить? Хотя и тут ухо востро держать нужно.
Если партию «геры» менты «слотошат», то Марку Михайловичу лучше самому с себя шкуру спустить и прыгнуть в клетку ко льву. Все равно с ним это произойдет, если уважаемые люди узнают, на какие цели использован воровской общак, да еще и без их ведома. За «спаленный» мусорам общак братва размотает «держателю» кишки через задний проход. И не просто «спаленный», а пущенный в дело без решения «сходняка». А уж за то, что Марк сдал общак при попытке «срубить» филок лично для себя…
Но ведь он же не «крыса», он просто взаймы берет. У своих пацанов…
Кха!.. Пырь тряхнул головой, избавляясь от ужасных мыслей.
– Долго еще?! – заорал он на водителя. – Чего еле тащишься!
– Приехали уже, Марк Михайлович… – обиженно проскулил двухметровый дядя.
Входя в зеркальные двери ресторана, Пырь почувствовал, что аппетит пропал. Говорил же сам себе – не думай о делах перед едой!..
Глава 7
Копаев разочаровал Амалию и приехавшего с ней оперативника таможни Суровцева. Не выходя из машины, он опустил стекло и бросил:
– Ребята, я сейчас по одному адресу прокачусь. Кстати, Андрей, твоя информация оказалась интересной. Только нужно найти того, кто мог видеть убийцу Игоря. За ним-то я и еду.
– Так мы поедем с тобой! – обрадовалась Амелия.
«Их только в атлетическом зале не хватало».
– Нет, у вас будет важное задание. Мне нужны фото всех начальников Игоря. И тех из таможни, с кем в последнее время он общался наиболее тесно.
– Послушай, Антон, – вмешался Суровцев. – Не в обиду будет сказано… ты сколько уже в полиции не работаешь?
– Года четыре, а что?
– Понимаешь, за это время утрачиваются профессиональные навыки, теряется чутье… С тобой должен находиться кто-то с удостоверением и практикой работы.
– Там не нужно удостоверение. Все в порядке. Когда потребуется помощь, я скажу. А пока держимся на связи. Встреча через два часа на этом же месте!
Не давая возможности им ответить, Копаев включил передачу и резко взял с места.
Дорога к Выставочной проходила мимо авторынка. Не о колесах Антон сейчас думал, а о Слоне, который тоже мог знать немало. Убийство в районе всегда громкое событие. А Слон мог что-то слышать об этом.
Нужно было спешить. Если Слон сегодня решил отдохнуть и не вышел торговать запчастями, дело плохо. Слон – Заслонкин Бронислав. После двух «ходок» за угоны автотранспорта Броня решил, что почетное звание опасного рецидивиста не обещает в дальнейшем никаких перспектив, и занялся менее рискованным бизнесом – торговлей запчастями на городском автомобильном рынке. Копаев знал, что большая часть железяк, предлагаемых Слоном вечно нуждающимся автолюбителям, не что иное, как сданный на реализацию товар. Кем сданный – тоже понятно. Пока существуют средства передвижения, всегда будут существовать группы людей, желающие ими завладеть, разобрать и продать разобранный автомобиль тем, у кого не вовремя «полетела» шаровая, треснул фонарь или сломалось рулевое колесо. Автолюбители – та категория покупателей, которой совершенно безразлично, ворованными запчастями торгует Слон или нет. Им нужна шаровая, а не идея.
Первым, кого Антон увидел на рынке, был подвыпивший, раскрасневшийся на морозе Паша Устинцев. Опершись на капот чьего-то «Volvo», он махал кому-то рукой. В натовском камуфляже, что неудивительно. Он начальник службы безопасности авторынка. Два года назад его выперли из райотдела, где он занимал должность старшего участкового инспектора, за «грубое нарушение дисциплины». Паша имел обыкновение «крышевать» мелкие коммерческие магазины, за что взимал плату. Иногда деньгами, иногда – натуральным продуктом. Он занимался этим настолько откровенно и искусно, что мало кому приходило в голову, что в райотделе работает банальный вымогатель. Его преступную деятельность самым неожиданным образом прервало антимафиозное ведомство, более известное обывателям как РУБОП. Паша решил поставить «крышу» вновь открывшемуся магазину, и с этой идеей явился к хозяину. Он полагал, что раз ларек находится на обслуживаемой им территории, то и право собирать дань тоже принадлежит ему. Просто Паша плохо разбирался в подведомственности территорий. Региональное Управление по борьбе с оргпреступностью на то и «региональное», что работает на территории всего региона. А регион по-любому больше, чем территория Паши Устинцева. Поэтому, когда доблестный участковый прибыл к хозяину и предложил услуги по «охране и обороне» киоска от противоправных посягательств «бандитов, СЭС, полиции и пожарных», тот спокойно предложил ему встретиться с теми, кто успел вперед него. На «стреле» Паше чуть не проломили эту самую «крышу», после чего увезли на растерзание подполковнику Быкову, начальнику Управления собственной безопасности ГУВД. Сдав руководителю Копаева еще нескольких таких же, как он, «защитников коммерции», Паша получил предложение, от которого не смог отказаться. Согласился со скорым увольнением. А если бы не согласился – пришлось бы сидеть несчастному Устинцеву от двух до семи. А чтобы он уже никогда не смог вернуться обратно, ему все-таки «закосячили» в трудовую соответствующую статью. Но, как следует из бессмертного закона Ломоносова, ничто не исчезает бесследно, и если где-то убыло, то где-то обязательно за счет этого прибудет. И если мента выперли за преступления из органов, он обязательно проявит себя точно так же в другом месте. Лучшего места, чем криминальный авторынок, Паша Устинцев найти не смог. Очевидно, хозяева подобрали его на дороге, как собаку, накормили, вычесали и посадили на цепь. Охраняй! А чтобы не сорвался с цепи и не скулил, предложили зарплату в два раза больше, чем в органах. И вот Паша, нетрезвый, но строгий, следит за порядком на рынке. Каждому – свое.
Когда Броня увидел перед собой Копаева, его глаза засветились недоброжелательным огнем, а губы растянулись в ласковой улыбке. Этакий оскал многоликого Януса. Недоброжелательность сама по себе была вполне обоснованна. Слон отмотал три последних года в колонии общего режима благодаря именно Антону. А признаки любви он выказывал по той простой причине, что Копаеву, хотя бы и уволившемуся из ГУВД, ничего не стоило это повторить. Любая железка на столе Заслонкина могла оказаться краденой. Оба это знали, но Антону было выгоднее держать ситуацию на авторынке под контролем, чем видеть Слона за решеткой.
– Ребята, я сейчас по одному адресу прокачусь. Кстати, Андрей, твоя информация оказалась интересной. Только нужно найти того, кто мог видеть убийцу Игоря. За ним-то я и еду.
– Так мы поедем с тобой! – обрадовалась Амелия.
«Их только в атлетическом зале не хватало».
– Нет, у вас будет важное задание. Мне нужны фото всех начальников Игоря. И тех из таможни, с кем в последнее время он общался наиболее тесно.
– Послушай, Антон, – вмешался Суровцев. – Не в обиду будет сказано… ты сколько уже в полиции не работаешь?
– Года четыре, а что?
– Понимаешь, за это время утрачиваются профессиональные навыки, теряется чутье… С тобой должен находиться кто-то с удостоверением и практикой работы.
– Там не нужно удостоверение. Все в порядке. Когда потребуется помощь, я скажу. А пока держимся на связи. Встреча через два часа на этом же месте!
Не давая возможности им ответить, Копаев включил передачу и резко взял с места.
Дорога к Выставочной проходила мимо авторынка. Не о колесах Антон сейчас думал, а о Слоне, который тоже мог знать немало. Убийство в районе всегда громкое событие. А Слон мог что-то слышать об этом.
Нужно было спешить. Если Слон сегодня решил отдохнуть и не вышел торговать запчастями, дело плохо. Слон – Заслонкин Бронислав. После двух «ходок» за угоны автотранспорта Броня решил, что почетное звание опасного рецидивиста не обещает в дальнейшем никаких перспектив, и занялся менее рискованным бизнесом – торговлей запчастями на городском автомобильном рынке. Копаев знал, что большая часть железяк, предлагаемых Слоном вечно нуждающимся автолюбителям, не что иное, как сданный на реализацию товар. Кем сданный – тоже понятно. Пока существуют средства передвижения, всегда будут существовать группы людей, желающие ими завладеть, разобрать и продать разобранный автомобиль тем, у кого не вовремя «полетела» шаровая, треснул фонарь или сломалось рулевое колесо. Автолюбители – та категория покупателей, которой совершенно безразлично, ворованными запчастями торгует Слон или нет. Им нужна шаровая, а не идея.
Первым, кого Антон увидел на рынке, был подвыпивший, раскрасневшийся на морозе Паша Устинцев. Опершись на капот чьего-то «Volvo», он махал кому-то рукой. В натовском камуфляже, что неудивительно. Он начальник службы безопасности авторынка. Два года назад его выперли из райотдела, где он занимал должность старшего участкового инспектора, за «грубое нарушение дисциплины». Паша имел обыкновение «крышевать» мелкие коммерческие магазины, за что взимал плату. Иногда деньгами, иногда – натуральным продуктом. Он занимался этим настолько откровенно и искусно, что мало кому приходило в голову, что в райотделе работает банальный вымогатель. Его преступную деятельность самым неожиданным образом прервало антимафиозное ведомство, более известное обывателям как РУБОП. Паша решил поставить «крышу» вновь открывшемуся магазину, и с этой идеей явился к хозяину. Он полагал, что раз ларек находится на обслуживаемой им территории, то и право собирать дань тоже принадлежит ему. Просто Паша плохо разбирался в подведомственности территорий. Региональное Управление по борьбе с оргпреступностью на то и «региональное», что работает на территории всего региона. А регион по-любому больше, чем территория Паши Устинцева. Поэтому, когда доблестный участковый прибыл к хозяину и предложил услуги по «охране и обороне» киоска от противоправных посягательств «бандитов, СЭС, полиции и пожарных», тот спокойно предложил ему встретиться с теми, кто успел вперед него. На «стреле» Паше чуть не проломили эту самую «крышу», после чего увезли на растерзание подполковнику Быкову, начальнику Управления собственной безопасности ГУВД. Сдав руководителю Копаева еще нескольких таких же, как он, «защитников коммерции», Паша получил предложение, от которого не смог отказаться. Согласился со скорым увольнением. А если бы не согласился – пришлось бы сидеть несчастному Устинцеву от двух до семи. А чтобы он уже никогда не смог вернуться обратно, ему все-таки «закосячили» в трудовую соответствующую статью. Но, как следует из бессмертного закона Ломоносова, ничто не исчезает бесследно, и если где-то убыло, то где-то обязательно за счет этого прибудет. И если мента выперли за преступления из органов, он обязательно проявит себя точно так же в другом месте. Лучшего места, чем криминальный авторынок, Паша Устинцев найти не смог. Очевидно, хозяева подобрали его на дороге, как собаку, накормили, вычесали и посадили на цепь. Охраняй! А чтобы не сорвался с цепи и не скулил, предложили зарплату в два раза больше, чем в органах. И вот Паша, нетрезвый, но строгий, следит за порядком на рынке. Каждому – свое.
Когда Броня увидел перед собой Копаева, его глаза засветились недоброжелательным огнем, а губы растянулись в ласковой улыбке. Этакий оскал многоликого Януса. Недоброжелательность сама по себе была вполне обоснованна. Слон отмотал три последних года в колонии общего режима благодаря именно Антону. А признаки любви он выказывал по той простой причине, что Копаеву, хотя бы и уволившемуся из ГУВД, ничего не стоило это повторить. Любая железка на столе Заслонкина могла оказаться краденой. Оба это знали, но Антону было выгоднее держать ситуацию на авторынке под контролем, чем видеть Слона за решеткой.