«Кто бы это мог быть?» – насторожился Темурка. Он нехотя вышел за дверь и попросил гостя войти в дом.
   – Мне к тебе некогда, выйди-ка ты сам ко мне.
   По голосу неизвестного Темурка догадался, что тот пришел не зря, и обрадовался возможности нажиться.
   Но едва он подошел к воротам, как почувствовал на груди дуло ружья.
   – Ни звука, и следуй за мной! – приказал неизвестный.
   Темурка покорно повиновался.
   – Я хочу узнать от тебя только одно, – сказал неизвестный, отведя Темурку подальше от дома. – Денег у меня нет, чтобы тебя подкупить, но ты должен сказать мне всю правду.
   – Да я и так всегда говорю правду! – пробормотал Темурка.
   – Куда поехал Султи?
   – Какой Султи?
   – Да ты не хитри! Отвечай, – куда он уехал с похищенной девушкой.
   – А ты сам кто?
   – Я – жених Циции, Бежия. Советую отвечать поскорей!
   – Скажу, скажу! – засуетился Темурка. – К Джариаху они пошли и, кажется, там пока и находятся, у хозяина.
   – Где брод?
   – Вода теперь мелкая, всюду брод! – ответил Темурка.
   – Тогда прощай, Темурка, но если ты сказал мне неправду, знай – гора с горой не сходится, а...
   – Клянусь тебе...
   – Как знаешь!.. – и Бежия кинулся к своему коню, не подумав о том, что униженный Темурка будет мстить.
   А Темурка поглядел ему вслед и сказал, махнув рукой:
   – Как он одурачил меня, этот мохевец! Ничего, я в долгу не останусь!
   Он быстро вернулся к себе, оседлал коня и кратчайшей дорогой помчался к Джариаху предупредить Султи об опасности. Он надеялся и на этот раз получить хорошее вознаграждение за услугу, а заодно и отомстить мохевцу.

21

   Темурка выехал на шоссе и там придержал коня. Он пораздумал и вдруг переменил решение. Лучше объехать Бежию. Если он попадется мохевцу на глаза, это может кончиться плохо, тот догадается, куда так торопится Темурка, и тогда ему не сдобровать.
   Между тем Бежия переехал реку и долго петлял по вьющейся вдоль берега тропинке.
   У слияния двух тропинок он свернул к скале, в которой на довольно большой высоте была высечена пещера. Из этой пещеры при луне видно было извилистое течение Терека, пропадающего далеко-далеко. Он решил здесь немного отдохнуть.
   Бежия был с детства очарован гордой красотой родной природы. И теперь сердце его, переполненное любовью, неудержимо тянулось к ней.
   В Дарьяльском ущелье «Терек воет, надрывая грудь, и скалы вторят Тереку в тревоге», бурные волны бесстрашно ударяются о скалы и, гневно взлетая в воздух, опадают и рассыпаются легкой росой, но даже и здесь, перед самым Джариахом, все еще тревожно рокочут они, хотя ничто больше не препятствует их бегу. В этом месте Терек все еще продолжает реветь, как раненый лев, хотя он уже миновал скалы и чувствует себя победителем.
   И скалы, противники Терека, испытав на себе его неукротимую мощь, здесь как бы расступились добровольно и только издалека сопровождают неистовый поток, прославляя его за отвагу.
   Человеческое сердце здесь переполняется радостью и свободно наслаждается раздольем и нежным трепетаньем лунного света, ласково изливающегося на окрестность.
   Бежия любил родную реку, и теперь, когда он глядел на нее, сердце у него замирало и ныло от восторга еще и оттого, что он один и нет рядом друга, чтобы вместе любоваться этой красотой.
   Взгляд его остановился на озаренной луной скале, основание которой омывал Терек. Олень, вожак стада, привел на отдых свое маленькое семейство на свежую поляну, расположенную у самой вершины. За этой поляной сразу женачинались горы, покрытые дремучими лесами, и оттуда часто доносилось рычание медведя, и это наводило страх на стадо. Вожак то и дело настораживался, вытягивал шею, поднимал уши и нюхал воздух, чтобы определить, не близка ли опасность.
   За вершиной тянулась неровная гряда скал, многоцветно переливающихся в лунном свете.
   Бежия всецело отдался думам о своей любимой и забылся. Ему вдруг почудилось, что в самой середине оленьего стада вспыхнуло трепетное сияние и оттуда возникло видение девушки; сперва смутное, колеблющееся в неясной дымке, оно стало вырисовываться все отчетливей, и наконец образ Циции встал перед ним в своей неповторимой красоте.
   Она стояла посреди стада, гордая и радостная, улыбка озаряла ее лицо, и она ласково глядела на таких же стройных, как она сама, животных. А животные не только не пугались присутствия мохевской девушки, но, наоборот, сами подходили к ней, терлись лбами об ее руки; и она гладила их своими тонкими восковыми пальцами, ласкала и нежно обхватывала руками их выгнутые шеи.
   Бежия замер от восхищения; ему страстно хотелось подойти к стаду, смешаться с ним, но кто-то невидимый словно связал его по ногам, и он не мог сдвинуться с места.
   Он изнемогал от волнения, звал к себе Цицию, но слышал в ответ только ее счастливый смех. Сделав нечеловеческое усилие, он поднялся на ноги, протянул к ней руки и закричал:
   – Циция, Циция! Погибаю я без тебя, ищу тебя! Снова зазвенел в ответ ее веселый, беспечный смех. Бежия терял последние силы, он все продолжал тянуться к ней, как вдруг его разбудил шум скатившегося камня. Он вскочил и протер глаза.
   – Какое странное видение! – вздохнул он. До его слуха ясно донесся топот лошадиных копыт.
   Он насторожился. К его пещере медленно приближался всадник в бурке. Бежия спрятался за камень и стал ждать.
   – Темурка? – воскликнул он, узнав всадника, и вышел из засады.
   – Да, это я!.. Слава богу, что догнал тебя, – воскликнул Темурка, немало огорчившийся этой встречей.
   Мохевец удивился словам Темурки, ведь они так недавно расстались.
   – Не хочу отпускать тебя одного, – чужие места, чужие люди... – пояснил Темурка.
   – Хорошо, хорошо, идем в пещеру, там поговорим, – сказал Бежия, повернувшись спиной к Темурке. В ту же минуту раздался выстрел, и мохевец схватился за левую руку. Пуля прошла навылет, не задев кости.
   – Собака! – сквозь зубы процедил Бежия и обернулся. Темурка скакал уже далеко, и все-таки Бежия, прицелившись, выстрелил в него, но промахнулся. Всадник скрылся за выступом скалы. Бежия с досадой отшвырнул в сторону ружье.
   Между тем, из раны обильно текла кровь. Он отвязал oт пояса солонку, которую горцы постоянно носят с собой, густо посыпал рану солью. Потом достал из сумки паклю, пропитал се салом, тоже бывшим при нем, скрутил длинный шнур, вложил его в рану и крепко перевязал руку рукавом рубахи. Он вернулся в пещеру и стал с нетерпением ждать рассвета.

22

   На рассвете он спустился к реке, обмыл затянувшуюся за ночь рану, наложил на нее просоленную паклю, сверху прикрыл листом подорожника, смоченным слюной, и снова сделал перевязку. Потеря крови ослабила его. Он подкрепился чуреком и сыром, выпил воды и пустился в путь.
   Вскоре он услышал позади себя конский топот. Он обернулся, придержал коня. Его нагнали горские кистины. Они приветствовали его и осведомились, кем и когда он ранен.
   – Кто мог ранить гостя в наших краях, кроме Темурки! – сказал один из спутников, выслушав рассказ Бежии. – А не хочется ли тебе поесть? – спросил он раненого.
   – Я бы не прочь! – сказал Бежия.
   Вскоре они остановились и сошли с коней. Один из спутников извлек из хурджина хлеб, яйца, курицу, кувшинчик водки, устроил стол на большом плоском камне.
   За трапезой никто не докучал Бежии расспросами. Но он сам охотно рассказал спутникам обо всем: о том, что Темурка предательски ранил его, что он едет мстить за обиду, но не сказал, какую, одному чеченцу, который теперь находится в Джариахе, и что там у него нет знакомых. Трое из спутников сами были из Джариаха. Каждый старался заполучить к себе гостя, ибо «гость от бога». Они бросили жребий. Бежия достался юноше, тот шумно ликовал по этому поводу. Остальные двое огорчились, но вынуждены были покориться своей доле. Бежия радовался, что встретил таких, радушных хозяев. Еще немного побеседовав, они поднялись и поехали все вместе на большой народный праздник, куда и держали путь кистины.
   На широком плато, обрамленном дремучим лесом и цветущими лужайками, собрался празднично разодетый народ. День был тихий, ясный, теплый. Все выглядело нарядным, радостным.
   Народ веселился, разбившись на небольшие группы, одни пели, другие, собравшись в круг, задорно ударяли в ладоши в лад чианури и глядели, как завороженные, на неистово пляшущих девушек и юношей; в стороне молодежь стреляла в цель.
   Над пылающими кострами висели на треногах огромные чаны, в которых варилась убоина цельными, большими кусками. В одном месте ребята развели костер, поминутно подкладывали в него ветки можжевельника и следили, как густой дым сперва взвивался прямо вверх, потом расползался в вышине белыми хлопьями. При этом они вели хоровод вокруг костра, резвились и пели. Деканозы уже совершили обряд благословения народа и, сидя в своих белых одеяниях на широком карнизе каменной ограды, любовались оттуда праздником.
   К одному кругу пляшущих особенно тянулся народ. Там звенели чианури, им аккомпанировал доли и все собравшиеся дружно били в ладоши. Время от времени в этот размеренный гул врывались звуки пистолетных выстрелов, веселые крики и гиканье оглашали воздух. Празднично разодетые юноши и девушки плясали в кругу, беспрестанно сменяя друг друга.
   В этом кругу была также и Циция. Щеки у нее разрумянились от жары, глаза весело блестели. Время от времени она вступала в круг и плясала самозабвенно, чтобы не уступить первенства девушкам других горских племен.
   Чеченские юноши смотрели на мохевскую девушку восхищенными глазами, то один мчался за нею в пляске, то другой кидался вдогонку, пытаясь заступить ей путь, и печально глядел вслед быстро увернувшейся девушке, которая, покачивая своим тонким станом, стремительно удалялась от своего преследователя.
   Радостно билось сердце у юношей, сама жизнь трепетала в каждом их движении, потому что юность мохевки и слегка усталый взгляд ее ласково черных глаз неудержимо манили, притягивали к себе. Бежия и его хозяева взошли как раз на это плато и стали смотреть на танцы.
   Глаза мохевца быстро нашли ту, кого искали, он увидел Цицию, и сердце его так сильно заколотилось в груди, что он поднес к нему ладонь, как бы стараясь удержать его на месте. Сперва кровь прилила к его лицу, потом он сразу побледнел, глаза его сверкнули радостью, он шагнул вперед, взглянул на нее еще раз и остановился: Циция плясала, она была довольна и счастлива.
   «Что это значит? Чему она рада? – подумал он и снова посмотрел на Цицию. – Смеется, – значит, счастлива, значит, не насильно ее увезли!» – в глазах у него потемнело, он с трудом удержался на ногах.
   «Как же мне быть? Пропал я!.. – и вдруг мелькнула злобная мысль: – Султи ответит за все!..»
   И он принялся искать его глазами. «Вот он! Господь еще не совсем отвернулся от меня! Да, но почему он такой невеселый, притихший, почему стоит в стороне? Какая-то печаль гнетет его, он не участвует в общей радости!»
   Бежия стал следить за ним. Вдруг лицо Султи просияло. Бежия проследил его взгляд: Циция, улыбаясь, направилась прямо к Султи, подошла к нему, положила ему руки на плечи, заговорила с ним.
   – Брат мой, почему ты грустен?...
   – Не знаю! – убитым голосом ответил горец.
   – Я хочу, чтобы ты веселился... Ты должен потанцевать со мной!
   – Как хочешь! – Султи посмотрел на девушку взглядом, говорящим: «Разве я могу отказать тебе? Приказывай, я ведь твой раб!»
   Бежия не слышал их слов, и тысячи мыслей, одна мрачнее другой, вихрем пронеслись в его голове. Он схватился за кинжал и двинулся к Султи, который стоял к нему спиной.
   – Воровать ты умеешь, покажи-ка теперь свою отвагу! – крикнул он чеченцу, и кинжал сверкнул в его руке. Султи повернулся и, увидев перед собой человека с обнаженным кинжалом, мгновенно сам выхватил кинжал и приготовился к удару.
   Циция оцепенела от неожиданности, появление Бежии испугало и удивило ее.
   Противники двинулись друг к другу с обнаженными кинжалами в руках и уже готовились к схватке, как вдруг звонкий женский крик огласил воздух, и шелковый платок упал к их ногам.
   Оба замерли перед платком Циции. Все это произошло так быстро, что люди, стоявшие рядом, сперва пришли в замешательство, но тотчас же опомнились. К Султи и Бежии подбежали их хозяева, соседи, – все принялись их расспрашивать и успокаивать.
   – Бежия, не стыдно тебе? – вдруг услышал Бежия голос Циции.
   – И ты еще можешь меня упрекать? – с горечью воскликнул Бежия.
   – Конечно, могу! Ведь ты чуть не убил моего побратима. Султи – мой названный брат.
   – Названный брат?! – спросил Бежия, и в то же мгновение Султи воскликнул: «Бежия!» Кровь отлила от его лица. Он скрестил руки на груди и спокойно подошел к своему сопернику.
   – Бежия! – сказал он. – Я похитил твою невесту, потому что любил ее. Я надеялся, что и я полюблюсь ей. И тогда, клянусь, ополчись на меня целый свет, никто не сумел бы отбить ее у меня... Но счастье улыбнулось тебе, она любит тебя, а мы с ней стали отныне братом и сестрой... Теперь ты можешь пустить в ход оружие, никто не будет тебе за это мстить... Пролей мою кровь, если хочешь...
   – Клянусь, мохевцы умеют и принять друга, и встретить врага! – воскликнул Бежия и обнял Султи.
   Циция убежала домой к своим хозяевам, так как появился ее жених, а по горским обычаям невесте не пристало быть с ним на людях.

23

   Об этом событии скоро узнал весь народ. Обряд побратимства между Султи и Бежией совершили деканозы: заставили их клятвенно повторить обет, сделать одинаковые насечки на палке, которая затем была торжественно замурована у основания ограды храма. Джариахские жители поздравляли Султи и Бежию с тем, что они побратались, и каждый зазывал их к себе в гости, – отведать хотя бы по чарке водки или по кружке пива.
   Во время всеобщего радостного оживления к Султи вдруг подбежал мальчик и шепнул ему, что кто-то дожидается его в ближнем лесу.
   Султи пошел за мальчиком. Из чащи вышел человек, закутанный в бурку. Султи узнал его.
   – Темурка? Ты зачем?
   – Я прискакал предупредить тебя; сюда идут, чтобы тебя убить. Гляди, как я загнал коня.
   – Кто? Много их?
   – Нет, один, но он стоит многих.
   – Ты как узнал об этом?
   – Я сам его видел. Он мохевец.
   – Ты говорил с ним?
   – Я даже ранил его!
   – Ранил? – Султи вспомнил, что у Бежии перевязана рука.
   – Не Бежия ли это был?
   – Да, кажется, он. Но он уже получил свое... А лошадь-то я как загнал!.. – хвастался Темурка.
   – Ты лучше о себе пожалей! – вскричал Султи. – Ведь ты ранил моего побратима. Ты передо мной в ответе за его кровь!
   Темурка побледнел и весь затрясся от страха. Султи потащил его на поляну.
   Старейшие вмешались в дело. Они сурово осудили поступок Темурки и вынесли решение, которое огласил один из старейших.
   – Народ! – обратился он к собравшимся: – Темурка признан виновным. Он занимался доносами. Ради денег и собственной выгоды он постоянно предавал людей, он попирал хлеб-соль, оскорблял честь гостеприимства, не щадил ни женщин, ни мужчин, лишь бы насытить свою ненасытную утробу. Он скрывал у себя воров и врагов народа. Не подобает ему жить среди нас. Отныне он умер для всех джариахцев, пусть уходит прочь, пусть до захода солнца он выйдет за пределы нашего края. Уходи, – жалеем о том, что пригревали тебя до сих пор, как брата родного, – обратился старейший к Темурке.
   Так был изгнан из общины предатель и корыстолюбец.
   К вечеру все разошлись по домам. Хозяева Бежии, как и хозяева Циции, были рады дорогим гостям и упрашивали их дождаться Коргоко и Муртуза, чтобы всем вместе весело отпраздновать их свадьбу.

24

   Коргоко бродил по улицам Владикавказа в поисках ночлега. Вдруг за ним погнался какой-то детина в солдатской шинели. Он насмешливо оглядел старика в изношенной, запыленной одежде, и взгляд его грозно остановился на ружье, висевшем у Коргоко через плечо.
   – Эй, ты, постой-ка! – крикнул он.
   Коргоко, занятый своими мыслями, не слышал его и продолжал свой путь.
   – Не слышишь, что ли? – и он преградил дорогу старику.
   – Чего тебе?
   – Ты кто?
   – Мохевец.
   – Почему вооружен?
   – Потому что я в пути, а у меня есть враги.
   – Разве ты не знаешь, что в городе нельзя ходить с оружием?
   – Какая разница – что город, что деревня, враг везде одинаков.
   – Довольно болтать! Снимай оружие! – скомандовал неизвестный.
   Коргоко никак не мог понять, чего от него требуют. Блюститель порядка позвал к себе на помощь еще нескольких таких же, как он, молодцов. Они жестоко избили, старика, после чего доставили его, как военного преступника, в часть.
   Старик еле стоял на ногах, кровь лилась у него из носа, изо рта. Его направили в госпиталь, оружие и бумаги его исчезли; а в протоколе было обозначено, что на улице подобран неизвестный старик с явными признаками сумасшествия.

25

   Не дождавшись Коргоко, Бежия и Султи решили сыграть свадьбу без него. После свадьбы и веселого пиршества молодых торжественно проводили до переправы через Терек, откуда Бежия и Циция направились одни в Хеви, а джариахские жители вернулись к себе в горы.
   Дома Циция и Бежия узнали, что Коргоко пошел в город «за правдой». Бежия тотчас же отправился его разыскивать. Он нанял себе «переводчика», который думал только о том, как бы сорвать с него побольше денег, но ничем ему не помог.
   Так прошел месяц. Однажды Бежия угрюмо шагал по улице. Вдруг его остановила какая-то женщина.
   – Бежия, ты что ж это, не узнаешь своих соседей? – сказала она.
   – А, Махия, ты здесь зачем, что тут делаешь? – удивился Бежия.
   – Горе свое мыкаю, – сказала женщина. – Мужа моего похоронил обвал, я не могла выходить одна на ремонт дорог, детей стало нечем кормить. Вот и подалась в город. Работаю здесь в госпитале. Да, чуть было не забыла тебе сказать...
   – О чем?
   – Коргоко несчастный, ведь он у нас лежит. И совсем один, некому позаботиться о нем...
   – Где он? Идем, скорее веди меня к нему! – взволнованно прервал ее Бежия.
   После долгих мытарств Бежия добрался наконец до палаты, где лежал Коргоко.
   Старик так изменился за время болезни, что Бежия с трудом узнал его. Они обнялись, и Бежия рассказал ему обо всем: о поисках Циции, о ее побратимстве с Султи и о своей женитьбе на ней. Старик чуть с ума не сошел от радости.

26

   Бежия с трудом вызволил старика из госпиталя и привез его, больного и разбитого, в его собственный дом. Внимательный уход дочери и чистый горный воздух вскоре восстановили его силы.
   Так зажили они, спокойно трудясь, но вдруг однажды к ним пришел старшина и приказал Коргоко немедленно явиться к прибывшему в деревню приставу. Старик никак не мог понять, зачем его мог вызывать к себе пристав, но должен был покориться и пошел.
   Приставом, вызвавшим к себе Коргоко, оказался тот самый «Апракуне», который в свое время вволю натешился над стариком.
   – Ты что же это, денег в долг набираешь, а платить не хочешь? – спросил «Апракуне».
   – Какие деньги, ваша милость? – удивился старик.
   – Ты лучше скажи, собираешься ты их платить или нет? – запальчиво крикнул «Апракуне».
   – Если вы изволите говорить о тех деньгах, что я занимал тогда в Квеши у трактирщика, то я отдал их ему, как только вернулся из Дзауга, – объяснил старик.
   – А расписку о возвращении долга взял у него?
   – Нет, ваша милость, я не брал никакой расписки, ни к чему мне она была...
   – Как ни к чему? Значит, долг все равно числится за тобой. С процентами это составляет тысячу триста рублей.
   – Да я же вернул шестьсот, а больше я не брал. Откуда тысяча триста, и где я возьму их?
   «Апракуне» доподлинно знал, что старик говорит правду, что он возвратил долг, так как деньги эти принадлежали самому «Апракуне» и он давно их получил назад. Тогда он только прикрывался именем трактирщика.
   – Молчать! – крикнул он, – говори, где пасется твоя отара. Придется продать на торгах в уплату долга.
   – Продать?! Ваша милость, пощадите, не пускайте меня по миру! – он протянул руки и вдруг пошатнулся, в ушах у него зазвенело, он шагнул вперед и тяжело рухнул на пол.
   К нему подбежали, подняли его. Он бессмысленно вращал глазами, силился что-то сказать, но только глухие хрипы вырывались из его горла. Его свалил удар.
   В сопровождении старшины, понятых и казаков «Апракуне» направился в горы, он произвел опись стада Коргоко и распорядился погнать его в Квеши для продажи с торгов.
   Бежия узнал о происшедшем только в ту минуту, когда больного старика внесли на бурке в дом. Он кинулся вдогонку за «Апракуне». А тот, сделав все распоряжения, уже спускался с гор со стадом. Бежия преградил ему дорогу.
   – Куда вы овец гоните? – сурово спросил он.
   – На продажу! – отрезал «Апракуне».
   – Я вам этого не позволю! – крикнул взбешенный Бежия.
   – Как? Ты смеешь противиться царским законам? – грозно наступая на него, спросил «Апракуне».
   – Не царским законам, а твоему самовластию, безбожник ты этакий!
   Видно было, что Бежия не шутит. И «Апракуне», застыв на месте, стал издали осыпать его руганью.
   – Ты подойди поближе, я покажу тебе, каков ты молодец! – кричал в ответ Бежия.
   «Апракуне» сделал знак казакам. Они стали медленно надвигаться на Бежию и окружили его плотным кольцом. Грянул выстрел, один из казаков свалился. Бежия отшвырнул в сторону ружье, – он не успел бы снова его зарядить, – и набросился с обнаженным кинжалом на озверелых казаков. Но он был один против многих, люди закружились клубком, как в водовороте, и когда разомкнулся клубок, на земле, рядом с тремя трупами казаков, лежал зарубленный Бежия.
   В полуприкрытых глазах его застыло недоумение, в них был горький укор жизни, так несправедливо поступившей с ним.
   Около убитых поставили караул, чтобы никто не тронул их до приезда следователя. «Апракуне» с остальными казаками уехал в Квеши.
   Чувство, похожее на жалость, на мгновение шевельнулось в его груди.
   – Да что уж там! – поспешил он отогнать от себя докучливое чувство. – Сам виноват, зачем полез в драку? – и «Апракуне» принялся подсчитывать предстоящую прибыль от продажи овец.

27

   Старик недолго прожил после этого несчастия. Он унес с собой в могилу горькую обиду за судьбу своей дочери. Циция не плакала, не причитала, но она таяла, как свеча, на глазах у всех – горе иссушило ее.
   Она осталась совсем одна на целом свете, обнищавшая, разоренная. С той поры сердце ее было безутешно, горькие мысли неотступно сверлили ей мозг, никогда улыбка не озаряла ее лица.
   Тщетны были попытки добрых соседей развлечь ее, смягчить хоть на мгновение ее скорбь. Однообразно текли сиротливые дни безысходного одиночества.
   Однажды поздним зимним вечером, когда черные тучи заволокли все небо, когда северный ветер со стоном кружил над землею, сметая в кучи сухую ледяную крупу, когда снежные глыбы, отделяясь от скал, поминутно срывались вниз, оглушительным гулом отдаваясь в ущельях, – Циция сидела одна в своем пустом доме у тлеющего очага и грела замерзшие руки. Она вся дрожала от холода, через неплотно прикрытые двери и ветхую кровлю врывался снежный ураган и обдавал леденящим дыханием ее озябшее тело.
   Вдруг кто-то дернул за ручку двери и потом постучался. Женщина вскочила в смертельном испуге.
   – Кто там? – крикнула она.
   – Это – брат твой Султи!
   Циция опрометью кинулась к двери и распахнула ее. Она бросилась к Султи, прижалась к нему и зарыдала.
   – Девушка, куда же девался мой брат?
   – Убили его, Султи, убили! И я даже не смогла послать тебе весть...
   – Кому мстить за его кровь?
   – Сама не знаю. Говорят, пристав убил его.
   – Разве можно так относиться к врагу! – упрекнул ее Султи.
   – Султи! – оживилась Циция. – Ты проводи меня, покажи мне злодея, и я зубами перегрызу ему горло, разорву ногтями грудь, выпью кровь из его сердца!..
   – Тогда идем, идем вместе!.. Султи – горец, он не оставит неотомщенной кровь своего побратима!
   – И это верно?! – воскликнула женщина.
   – Султи никогда не лжет, у него слово и дело – одно. Женщина снова приникла к нему и заплакала. Прикосновение любимой пробудило в груди Султи долго сдерживаемое чувство.
   «Счастье еще возможно для меня!» – подумал он. Он привлек ее к себе, приник дрожащими губами к ее губам.
   – Идем, идем вместе! Жизнь еще возможна для нас! – шепнул он ей. И, завернув ее в бурку, подхватив на руки, он выбежал с нею во двор, где ждала его оседланная лошадь. Он быстро вскочил в седло, посадил к себе женщину и растаял, как призрак, в снежной мгле.

28

   На следующий день вокруг постоялого двора в селении Степанцминда толпился народ. Люди волновались, шумели, о чем-то оживленно беседовали.
   – Убили! Убили! – слышалось кругом.
   – Кого убили? – спросил какой-то прохожий.
   – Да того самого, диамбег, что ли, он был или пристав, «Апракуне» звали его.
   – Вот как? – радостно удивился прохожий, – а кто же его убил?
   – Неизвестно! Никому неизвестно толком, кто убил! – ответили из толпы.