Страница:
– Спасибо, – ответила я торговцу наркотиками, а Джордану сказала: – Извини, но у меня нет времени с тобой болтать. Мне нужно сходить в одно место.
Джордан стал спускаться по лестнице вслед за мной.
– Дело в том, – сказал он, – что я не знаю, какие именно новости до тебя дошли. Насчет меня и Тани. Я хотел тебе еще в прошлый раз сказать, но ты была так против меня настроена… Хизер, я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так… – Я рванула к тротуару, но он не отставал. – Клянусь, я хотел, чтобы ты узнала обо всем лично от меня.
– Не стоит беспокоиться на этот счет, – сказала я твердо. – Правда.
Ну почему он не уходит?
– Эй! – Другой торговец наркотиками загородил нам дорогу к тротуару. – Ты часом не тот парень?
– Нет, – ответил ему Джордан, а мне сказал: – Хизер, притормози, нам нужно поговорить.
– Нам не о чем говорить, – сказала я самым что ни на есть жизнерадостным тоном. – У меня все в порядке, все хорошо.
– Нет, не хорошо! – закричал Джордан. – Не могу видеть, как ты страдаешь! Меня просто на куски разрывает…
– Эй, привет, – сказала я торговцу наркотиками, который пошел за нами по пятам. – Это Джордан Картрайт из «Гладкой дорожки».
– Чувак из «Гладкой дорожки»! – завопил наркодилер, показывая на Джордана. – Так я и знал. Эй, смотрите! – крикнул он своим дружкам. – Это чувак из «Гладкой дорожки»!
– Хизер! – Джордана моментально поглотила толпа жаждущих получить автограф. – Хизер!
Я шла, не останавливаясь. А что мне было еще делать? Ведь он помолвлен. ПОМОЛВЛЕН. И не со мной. О чем нам еще говорить?
Кажется, Рейчел удивилась, увидев, что я вхожу в двери Фишер-холла вечером. Когда я вошла, она стояла в вестибюле и смотрела на меня большими глазами.
– Хизер, что ты здесь делаешь?
– Меня же попросили судить соревнования.
По какой-то неведомой причине она, кажется, испытала облегчение. По какой именно, я поняла секундой позже:
– Как хорошо! На конкурсе будет еще один судья! Это просто здорово! Я так надеялась, что нам с Сарой не придется судить вдвоем. А вдруг наши мнения не совпадут?
– Хизер! – в вестибюль влетел Джордан.
Его тут же узнали, раздались ахи и вздохи, послышался шепот: «Неужели это… Нет, не может быть! Да нет же, это он! Посмотрите на него!»
– Хизер! – Джордан быстро подошел к нам с Рейчел. Он запыхался, и его золотая цепь поднималась и опускалась под просторной рубашкой в такт учащенному дыханию. – Прошу тебя, нам нужно поговорить.
Я повернулась к Рейчел. Она таращилась на Джордана.
– Вот тебе еще один судья, – сказала я.
Вот так и вышло, что мы с Джорданом оказались рядом на первом ряду из примерно трехсот стульев, поставленных рядами в кафетерии. Мы сидели лицом к салатному бару, на коленях у нас лежали судейские блокноты. Можете себе представить, как трудно было Джордану вести в этой ситуации разговор о наших отношениях.
Но меня это как раз вполне устраивало. Если честно, я пришла только за тем, чтобы отловить загадочного Марка/ Тодда, и моя роль судьи не очень подходила для этой цели. Но если, благодаря моему судейству, я могу не слушать, как Джордан отчаянно пытается оправдать свое поведение, то я согласна. Хотя не понимаю, почему для Джордана вообще имеет хоть какое-то значение, что я о нем думаю. Он же ясно дал понять, что больше не хочет быть со мной. Не представляю. Может, Сара сумеет это объяснить.
Ребята, увидев Джордана, растерялись. Они не знали, что среди судей будет знаменитость (я не в счет, всего несколько человек узнали меня, когда вселялись в общежитие, и им на это плевать. Сегодня вечером весь переполох был из-за Джордана, хотя, боюсь, некоторые над ним посмеивались – из-за его рубашки, из-за «Гладкой дорожки» и всего такого). Казалось, присутствие Джордана придало всему конкурсу атмосферу легитимности, которой недоставало.
А конкурсанты, кажется, занервничали еще больше.
Над салатным баром нет специального освещения и динамиков, вокруг бродили студенты, болтая между собой и налегая на бесплатные чипсы и газировку. Я высматривала парочки, пытаясь выделить парней и девушек, которые были поглощены разговором друг с другом. Если Марк или Тодд снова собирается напасть, то на сегодняшнем мероприятии у него будет большой выбор первокурсниц.
Но я видела только группки ребят и девушек, белых, черных, американцев, азиатов, каких угодно, почти все – в мешковатых джинсах и футболках. Они радостно визжали и кидались друг в друга чипсами.
М-м-м… чипсы…
Сара, сидя рядом с Джорданом, не могла оторвать от него глаз. Она все задавала ему мудреные вопросы о музыкальном бизнесе, примерно такие же, какие задавала мне, когда мы с ней только познакомились. Например, не появилось ли у него ощущение, что он «продался», после того, как снялся в рекламе пепси. И не считает ли он, что выступление во время соревнований на суперкубок было унизительным для него, как для истинного музыканта. И как вообще насчет призвания музыканта? Не беспокоит ли его, что он умеет петь, но не умеет играть ни на одном музыкальном инструменте. И не означает ли это, что он вообще не музыкант, а просто рот, через который «Картрайт рекордс» озвучивает послание корпоративной жадности?
К тому времени, когда свет, наконец, погас и Грег, президент общежития, встал, чтобы произнести приветственное слово, мне было даже немножко жалко Джордана.
Потом началось первое отделение. Трио девушек изображали последнюю песню Кристины, то есть открывали рот и старательно повторяли танцевальные движения. Теперь я могла спокойно разглядывать зрителей, не привлекая к себе внимания.
Студентов собралось очень много, почти все места были заняты, а кафе рассчитано на четыреста человек. Мало того, еще и вдоль стен стояли студенты, они свистели, улюлюкали, хлопали и вообще вели себя как восемнадцатилетние ребята, впервые вырвавшиеся из дома. Джордан рядом со мной очень внимательно смотрел на подражательниц Кристине, крепко сжимая в руках блокнот. Для человека, которого чуть ли не силой втянули в эту затею, он относился к своим судейским обязанностям слишком серьезно. Или только притворялся заинтересованным, чтобы Сара не доставала его вопросами.
Первый номер закончился, и на сцену выскочили четверо парней. Эта четверка подражала «N'Sync», стены кафетерия задрожали от басовых аккордов, и мне стало жалко соседей Фишер-холла, в число которых входила и епископальная церковь.
Ребята старались вовсю, и я просто давилась от смеха.
А Джордан не смеялся вообще. Он внимательно смотрел на мальчишек и пытался старательно оценить, насколько они оригинальны и хорошо ли знают слова песни.
Серьезно!
Я поставила этим мальчишкам пять баллов из десяти, потому что у них не было костюмов. Тут я заметила, что в кафе вошел какой-то высокий мужчина. Он шел, глубоко засунув руки в карманы брюк цвета хаки.
Сначала мне показалось, что это президент Эллингтон, но президент никогда не носит хаки. Как я уже говорила, он предпочитает белые «Dockers». А этот мужчина был слишком хорошо одет для президента колледжа. Когда он вошел в полосу света, падавшего от автомата с колой, я разглядела, что это Кристофер Эллингтон, сын президента. Теперь понятно, почему я сначала ошиблась.
В том, что Кристофер заглянул к нам, не было ничего странного. Его родители живут в этом же здании, вероятно, он спустился посмотреть, из-за чего весь этот шум.
Но когда Кристофер подошел к компании студентов, подпиравших дальнюю стену, и стал непринужденно болтать с ними, я задала себе вопрос: а что он вообще здесь делает? Он учится на юридическом факультете университета, а не в колледже.
Пит мне рассказал, что в Индиане, где президент работал до этого, Кристофер получил недостаточно баллов за выпускной тест. Но, по-видимому, его отец потянул за нужные ниточки и все-таки сумел устроить его в университет.
Хотя, с другой стороны, имея мать-алкоголичку и отца, который не стесняется появляться на публике в майке, бедняжка вряд ли унаследовал много талантов, так что помощь ему не помешает.
Подражание «N'Synk» закончилось, и на сцену вышел парень, который стал изображать Элвиса Пресли. Пока он исполнял «Вива Лас-Вегас», я, за неимением более интересного занятия, наблюдала за Кристофером Эллингтоном. Он пробрался через толпу и сел на стул позади большой компании девушек. Все они были первокурсницами, судя по их неловкому хихиканью. Они еще не влились по-настоящему в ряды студентов Нью-Йорк-колледжа, это доказывали их лица без пирсинга, некрашеные волосы и одежда от «Gap». Одна из девушек, которая казалась чуть более искушенной, повернулась и заговорила с Кристофером, тот подался вперед, чтобы лучше ее слышать. Девушка рядом с ней решительно отказалась участвовать в разговоре и смотрела прямо перед собой. Но я видела, что она отчаянно подслушивает.
Элвис под вежливые аплодисменты закончил свое выступление, и на сцену вышла Марни Вилла Дельгадо – да-да, соседка Элизабет Келлог. Ее приняли на ура.
Марни в длинном белом парике и низко сидящих джинсах вежливо поклонилась, а потом запела песню, которая показалась мне смутно знакомой. Сначала я не сообразила, что это за песня, я только чувствовала, что она мне не очень нравится.
А потом меня осенило. «Сахарная лихорадка»! Марни старательно исполняла песню, которая сделала мне имя. Десять лет назад.
Джордан рядом со мной заржал. Несколько студентов, знающих о моем прошлом, засмеялись вместе с ним. Сама Марни лукаво покосилась в мою сторону, выводя губами строчку: «Ничего не говори о диетах, я совсем не нуждаюсь в советах».
Я улыбнулась, стараясь не показывать, как мне неловко. Чтобы избавиться от этого чувства, я снова стала наблюдать за Кристофером. Он все еще болтал с девушками с переднего ряда. Ему в конце концов удалось привлечь внимание второй, более робкой девушки. Она не была хорошенькой, но лицо у нее было интереснее, чем у более раскованной подруги. Она повернулась на стуле и робко улыбнулась Кристоферу, прижимая к груди колени и отбрасывая от лица рыжеватые кудряшки.
На сцене Марни трясла париком и бедрами в манере, которая публику забавляла, и которая – очень на это надеюсь – не была точной копией моих движений.
Именно в этот момент меня вдруг как током ударило: я поняла, что Кристофер Эллингтон мог быть Марком. Или Тоддом.
15
Наверное, можно сказать, что у меня похолодела кровь.
Ну ладно, не то, чтобы по-настоящему похолодела, но у меня было такое ощущение, словно кто-то вылил мне на спину ледяную диет-колу.
У меня вдруг так сильно вспотели руки, что судейский блокнот едва не выскользнул из пальцев. Сердце забилось тяжело и неровно – прямо как в тот раз, когда я спела перед отцом Джордана песни собственного сочинения и он меня высмеял.
Кристофер Эллингтон? Кристофер Эллингтон?! Не может быть!
Вот только…
Кристофер Эллингтон имеет свободный доступ в Фишер-холл, ему не нужно отмечаться, когда он приходит и уходит, и как сын президента он вполне может приказать кому-нибудь впустить его в кабинет директора в любое время. Я это знаю, потому что старшие по этажам жаловались, что по утрам в понедельник в ксероксе вечно нет бумаги, и Рейчел сказала, что Кристофер Эллингтон в воскресенье вечером вечно просит открыть ему кабинет, чтобы снять копии с конспектов его одногруппников.
Он вполне мог в свободное время порыться в делах, хранящихся в кабинете Рейчел, и подыскать себе потенциальных жертв из тех, кто вероятнее всего поддастся его уговорам, неопытных девушек, которых легко соблазнить.
Потом он мог подстроить «случайную» встречу с такой девушкой, завести невинный разговор, назваться чужим именем, – словом сделать все, что нужно, чтобы без особого труда уложить ее в постель. Выходит, в его распоряжении небольшой собственный гарем из первокурсниц.
Боже, в этом есть что-то чудовищное, дьявольское. И совершенно неправдоподобное. Купер поднимет мою идею на смех.
Но Купера здесь нет. А Кристофер Эллингтон и правда не лишен обаяния. Высокий, больше шести футов, светловолосый, волосы у него чуть длинноваты, и он зачесывает их назад. Есть в нем какая-то мальчишеская привлекательность… скажем так, он привлекателен как парень из мужской рок-группы. Любая первокурсница будет польщена его вниманием, настолько польщена, что, пожалуй, согласится заняться с ним сексом после сравнительно недолгого знакомства. А что, он хорош собой, он старше, опытнее… Да на него западет любая восемнадцатилетняя девица! Да даже двадцатипятилетняя. Он просто великолепен.
Но с какой стати ему их убивать? Одно дело спать с девушками, и совсем другое – убивать их после. Разве это не подрывает саму цель? Если девушка мертва, с ней больше не переспишь.
Но что еще важнее – как он их убивал? Я, конечно, знаю, как они погибли, но как он ухитрялся столкнуть в шахту лифта взрослую девушку, ведь она бы наверняка сопротивлялась? Может, он одурманивал их наркотиками? Но тогда следы наркотиков были бы обнаружены при вскрытии.
У меня горело лицо, я стала обмахиваться блокнотом и снова переключила внимание на Марни. Она как раз приближалась к финалу, который включал такое вращение бедрами, какого я не видела со времен последнего выступления Шакиры на вручении наград «Эм-Ти-Ви». Нет, она определенно не подражала мне. Из меня танцовщица всегда была паршивая, я приводила в отчаяние всех хореографов, которых ко мне приставляли. Проблема в том, что мой мозг не в ладу с телом – на это мне любил указывать каждый хореограф, после чего просто махал на меня рукой.
Марни исполнила руками и спиной хитрое движение в стиле Карл и Паттерсон, от которого все в зале вскочили на ноги и принялись хлопать. Я тоже встала, а потом пошла к ней. Лакейша могла уйти, но Марни-то еще здесь и вполне может сказать, встречалась ли ее соседка по комнате с Кристофером Эллингтоном. Но не успела я сделать и пары шагов, как меня схватил за руку Джордан.
– Ты куда? – встревожился он. – Хизер, надеюсь, ты не пытаешься улизнуть от разговора?
От Джордана пахло «Драккар Нуар», и это меня отвлекало. Раньше, когда он был со мной, он пользовался мужскими духами «Каролина Эррера», так что «Драккар Нуар» – это явно ради Тани.
– Я скоро вернусь. – Я дружески похлопала его по руке повыше локтя. По очень мускулистой руке. Джордан накачивает мышцы перед очередным турне, и это заметно. – Обещаю.
– Хизер… – начал было Джордан, но я не дала ему закончить.
– Обещаю, что мы с тобой обстоятельно поговорим. Мне только нужно закончить одно дело.
Джордана мой ответ, по-видимому, устроил.
– Ну, хорошо.
Марни пошла в ту часть зала, где остальные выступавшие ждали решения судей. Пока следующая группа готовилась к выступлению, я поспешила к Марни.
Она сняла парик и вытирала с лица пот. Увидев меня, улыбнулась.
– Хорошее выступление, Марни, – сказала я.
– Ой, спасибо! – Она жеманно потупилась. – Я боялась, что вы разозлитесь. Я все-таки вспомнила, где вас видела!
– Да. Послушай, Марни, мне нужно тебя кое о чем спросить. Тот парень, с которым Элизабет встречалась прямо перед смертью… его не могли звать Крисом?
Марни была явно разочарована, поняв, что я нашла ее только для того, чтобы поговорить о покойной соседке по комнате.
– Не знаю. Его звали как-то в этом роде, может, Крис, может, Марк.
– Спасибо.
Марни повернулась к друзьям и стала пренебрежительно высказываться о трио, подражавшем Кристине, но я прервала ее, потянув за рукав.
– Марни…
Она оглянулась.
– Что?
– Видишь в пятом ряду, примерно в десяти местах отсюда, девушку, которая разговаривает с блондином?
– Этот блондин клевый, как его зовут?
– Так ты его не знаешь?
– Пока нет, – ответила Марни, ясно давая понять, что намерена исправить положение.
Я старалась не показать разочарования. Может, если удастся раздобыть фотографию Кристофера Эллингтона, я как-нибудь подкараулю Лакейшу возле класса и попрошу опознать…
Потом мне пришло в голову кое-что другое:
– А эту девушку ты не знаешь?
Она надула губы.
– Вроде, знаю. Она живет на двенадцатом этаже, кажется, ее зовут Эмбер.
Эмбер. Отлично, теперь я знаю ее имя и на каком этаже она живет.
Я вернулась на свое место как раз вовремя – двое парней начинали выступать под песню «Этот парень похож на леди». Джордан наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Что все это значит?
Я только улыбнулась и пожала плечами. Пытаться перекричать звук из динамиков бессмысленно, к тому же, я видела, что за мной внимательно наблюдает Сара. Вряд ли ей понравится, что я общаюсь с участниками конкурса, ведь от этого мое судейство может стать не таким беспристрастным. Поэтому мне пришлось бездействовать, пока Кристофер Эллингтон любезничал со своей будущей жертвой. Насколько я могу судить – а я поглядывала в ее сторону только мельком, чтобы не казалось, будто я на нее таращусь, – Эмбер прямо-таки ожила в лучах внимания Кристофера. Она кокетливо теребила пряди рыжевато-каштановых волос, непрестанно улыбалась и вообще вела себя так, будто на нее никогда в жизни не обращал внимания красивый парень. Я наблюдала, от волнения покусывая нижнюю губу, и задавалась вопросом, не обнаружат ли Эмбер завтра утром на дне шахты?
Вот только мне как-то не верилось, что Кристофер мог быть убийцей, это не вязалось с его образом. Совращение девственниц – это, может, и по его части, но убийства?..
Хотя, с другой стороны, муж Евы Перон был известным развратником, и это не мешало ему быть убийцей – я где-то читала, что он погубил в Аргентине уйму народа, вот почему Мадонна в той песне пела «Не плачь по мне, Аргентина».
Наконец конкурс закончился. На сцену вышел Грег, президент общежития, и объявил, что судьям нужно подготовиться к выставлению оценок. Все остальные встали и устремились к тарелкам с «доритос». Рейчел развернула свой стул так, чтобы оказаться лицом ко мне, Джордану и Саре.
– Ну, – обратилась она ко мне с улыбкой, – что ты об этом думаешь?
Мне хотелось ответить, что у нас проблема, очень серьезная, и совсем не с конкурсом. Но я сказала:
– Мне понравилась Марни.
– Еще бы! – вмешался Джордан. – Но те ребята, которые показывали «N'Sync», гораздо лучше. У них очень интересная хореография, я поставил им десятки.
Высказалась Сара:
– Их ироничный подход действительно очень интересный.
– Гм… а мне понравилась Марни, – настаивала я.
– К тому же девочке пришлось так много пережить, – поддержала меня Рейчел. – Мне кажется, мы должны ее подбодрить.
Только чтобы закончить это дело быстрее и получить, наконец, возможность поговорить с Крисом, я сказала:
– Да, конечно. Поэтому давайте присудим первое место Марни, второе – «N'Sync», а третье – трио, которое показывало Кристину.
Кажется, Джордана немного задело, что его мнение проигнорировали, но спорить он не стал.
Рейчел пошла сообщить наше решение Грегу, я повернулась, чтобы еще немного последить за Кристофером… и как раз вовремя: он уходил, одной рукой небрежно обнимая Эмбер за плечи.
Я вскочила с места и, не сказав никому ни слова, бросилась за ними. Джордан меня окликал, но у меня совершенно не было времени что-то объяснять. Кристофер и Эмбер прошли уже половину холла. Я должна была действовать быстро, иначе Эмбер рисковала остаться мокрым местом на полу лифтовой шахты.
Но тут, к моему изумлению, Эмбер и Кристофер вместо того, чтобы направиться к лифтам, свернули к выходу и вышли на улицу. Я бросилась за ними, промчавшись мимо студентов, тусовавшихся в вестибюле. Поздний вечер – это то время, когда жизнь в холле оживает. У стойки ресепшен какие-то ребята – я их не видела прежде – болтали с дежурным студентом. Охранник – не Пит, Пит работает днем – ругался с компанией ребят, которые утверждали, что знают кого-то на пятом этаже, но не могли вспомнить имя этого студента, и недоумевали, почему охранник не может «быть другом» и пустить их в здание.
Я промчалась мимо, распахнула дверь и оказалась на улице. Был теплый осенний вечер. По вечерам парк Вашингтон-сквер кишит полицейскими. Полицейскими, туристами, торговцами наркотиками и шахматистами, которые собираются в кружки вокруг досок, где проходит игра при свете уличных фонарей. Школьники из Уэстчестера в родительских «вольво» гоняют по улицам, включая музыку на всю громкость, иногда у них даже конфискуют машины за нарушение общественного порядка. Картина дикая, и именно поэтому студенты так часто просят поселить их в комнате с видом на парк – если нет ничего интересного по телевизору, всегда можно понаблюдать за парком.
Этим и занимались Эмбер и Кристофер. Они стояли, прислонившись к дереву в кадке, курили и смотрели, как по улице курсирует патрульная машина. Кристофер стоял, скрестив руки на груди, и пускал клубы дыма, как Джонни Депп, а Эмбер была похожа на маленькую пташку, и по тому, как она держала сигарету, было видно, что она не очень-то привыкла изображать курящую.
Нельзя терять ни минуты. Я подошла к парочке, стараясь держаться непринужденно. Думаю, Купер повел бы себя в этой ситуации именно так. И дружелюбно обратилась к Кристоферу:
– Привет, не угостишь сигаретой?
– Конечно.
Он достал из кармана рубашки пачку «Кэмел лайтс» и протянул мне сигарету.
Я зажала сигарету губами и наклонилась, чтобы Кристофер мог любезно подать мне зажигалку, которую держал наготове.
Я никогда не была курильщицей. Во-первых, курение сажает голосовые связки, а во-вторых, я никак не могла взять в толк, чем сигарета лучше хорошего орехового печенья? Если давать поблажку, лучше уж позволить себе ореховое печенье.
Но сейчас я делала вид, будто затягиваюсь, и раздумывала, что же мне делать дальше. Что бы сделала на моем месте Нэнси Дрю? [8]Или Джессика Флетчер? [9]Или эта, как там ее звали… из фильма «Переходя Иордан»? Да, детектив из меня никудышный. Что будет, когда мы с Купером сойдемся? Ну, после того, как я получу диплом. Как мы с ним сможем уподобиться Нику и Норе Чарльз? [10]Нора выполняла свою часть детективной работы, но я-то не смогу. Эта мысль не давала мне покоя, хотя я гнала ее прочь.
На противоположной стороне улицы полицейские арестовывали пьяного, который развлечения ради продемонстрировал свои гениталии шахматистам, собравшимся вокруг доски. Не понимаю, почему у некоторых мужчин вообще возникает такое желание? Причем, как правило, у тех, у кого это место как раз совсем не впечатляет.
Я поделилась этой мыслью с Эмбер и Кристофером – просто чтобы поддержать разговор.
– Да, – сказал Кристофер, – надо издать закон, по которому спускать штаны можно только тем пьяным, у которых член не короче шести дюймов.
Оказывается, у Кристофера Эллингтона есть чувство юмора. Интересно, а как обстояли дела с чувством юмора у Теда Банди? [11]В фильме, где он играет с Марком Хармоном, он был юмористом.
Полицейские надевали на пьяного наручники, а он осыпал их ругательствами. Некоторые шахматисты стали на него кричать. Знаете, в жизни шахматисты совсем не такие благовоспитанные, какими их представляют средства массовой информации.
– Ну и ну, – сказала Эмбер, когда до наших ушей долетело особенно цветистое выражение. – В моем родном городе с полицейскими так не разговаривают.
– А откуда ты родом? – небрежно поинтересовалась я, стряхивая пепел на тротуар. Во всяком случае, я надеялась, что это прозвучало небрежно.
– Буаз, штат Айдахо, – сказала Эмбер, как будто на свете есть еще один Буаз.
– Буаз, – повторила я. – Никогда там не бывала.
Это вранье, я выступала в Общественном центре Буаза перед пятью тысячью визжащих подростков во время своего турне.
– А ты? – обратилась я к Кристоферу.
– Я тоже там не бывал. Послушай, мы с тобой не встречались раньше?
– Мы? – Я притворилась удивленной. – Сомневаюсь.
– А мне кажется, встречались, – сказал Кристофер. – Ты часом не учишься на юридическом?
– Нет.
Я снова стряхнула пепел. Конечно, от курения бывает рак легких. Но сигареты очень помогают, когда надо вести себя естественно. Например, при разговоре с возможным убийцей.
– Точно? – Он выпустил дым из ноздрей, и я подумала, что так нечестно: он знает разные трюки курильщиков. – Все-таки я уверен, что где-то тебя видел.
– Наверное, прямо здесь и видел. Я-то тебя видела много раз. Ты ведь Кристофер Эллингтон, сын президента, правда?
По реакции Кристофера можно было подумать, что я дала ему по физиономии полным пакетом мармелада «Мишки Гамми», так он удивился. Мне даже показалось, что он сейчас проглотит сигарету. Но он довольно быстро пришел в себя.
– Ага. – Глаза, а они у него серые, смотрели по-прежнему дружелюбно. – А ты откуда знаешь?
– Мне кто-то тебя показал, не помню. Ты живешь здесь же, с родителями?
Этот вопрос его явно задел.
– Ну, нет! У меня есть своя квартира, но поскольку я учусь на юридическом…
– Так ты не из колледжа? – спросила Эмбер. Соображала она не слишком быстро, это ясно. – Ты студент университета?
Джордан стал спускаться по лестнице вслед за мной.
– Дело в том, – сказал он, – что я не знаю, какие именно новости до тебя дошли. Насчет меня и Тани. Я хотел тебе еще в прошлый раз сказать, но ты была так против меня настроена… Хизер, я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так… – Я рванула к тротуару, но он не отставал. – Клянусь, я хотел, чтобы ты узнала обо всем лично от меня.
– Не стоит беспокоиться на этот счет, – сказала я твердо. – Правда.
Ну почему он не уходит?
– Эй! – Другой торговец наркотиками загородил нам дорогу к тротуару. – Ты часом не тот парень?
– Нет, – ответил ему Джордан, а мне сказал: – Хизер, притормози, нам нужно поговорить.
– Нам не о чем говорить, – сказала я самым что ни на есть жизнерадостным тоном. – У меня все в порядке, все хорошо.
– Нет, не хорошо! – закричал Джордан. – Не могу видеть, как ты страдаешь! Меня просто на куски разрывает…
– Эй, привет, – сказала я торговцу наркотиками, который пошел за нами по пятам. – Это Джордан Картрайт из «Гладкой дорожки».
– Чувак из «Гладкой дорожки»! – завопил наркодилер, показывая на Джордана. – Так я и знал. Эй, смотрите! – крикнул он своим дружкам. – Это чувак из «Гладкой дорожки»!
– Хизер! – Джордана моментально поглотила толпа жаждущих получить автограф. – Хизер!
Я шла, не останавливаясь. А что мне было еще делать? Ведь он помолвлен. ПОМОЛВЛЕН. И не со мной. О чем нам еще говорить?
Кажется, Рейчел удивилась, увидев, что я вхожу в двери Фишер-холла вечером. Когда я вошла, она стояла в вестибюле и смотрела на меня большими глазами.
– Хизер, что ты здесь делаешь?
– Меня же попросили судить соревнования.
По какой-то неведомой причине она, кажется, испытала облегчение. По какой именно, я поняла секундой позже:
– Как хорошо! На конкурсе будет еще один судья! Это просто здорово! Я так надеялась, что нам с Сарой не придется судить вдвоем. А вдруг наши мнения не совпадут?
– Хизер! – в вестибюль влетел Джордан.
Его тут же узнали, раздались ахи и вздохи, послышался шепот: «Неужели это… Нет, не может быть! Да нет же, это он! Посмотрите на него!»
– Хизер! – Джордан быстро подошел к нам с Рейчел. Он запыхался, и его золотая цепь поднималась и опускалась под просторной рубашкой в такт учащенному дыханию. – Прошу тебя, нам нужно поговорить.
Я повернулась к Рейчел. Она таращилась на Джордана.
– Вот тебе еще один судья, – сказала я.
Вот так и вышло, что мы с Джорданом оказались рядом на первом ряду из примерно трехсот стульев, поставленных рядами в кафетерии. Мы сидели лицом к салатному бару, на коленях у нас лежали судейские блокноты. Можете себе представить, как трудно было Джордану вести в этой ситуации разговор о наших отношениях.
Но меня это как раз вполне устраивало. Если честно, я пришла только за тем, чтобы отловить загадочного Марка/ Тодда, и моя роль судьи не очень подходила для этой цели. Но если, благодаря моему судейству, я могу не слушать, как Джордан отчаянно пытается оправдать свое поведение, то я согласна. Хотя не понимаю, почему для Джордана вообще имеет хоть какое-то значение, что я о нем думаю. Он же ясно дал понять, что больше не хочет быть со мной. Не представляю. Может, Сара сумеет это объяснить.
Ребята, увидев Джордана, растерялись. Они не знали, что среди судей будет знаменитость (я не в счет, всего несколько человек узнали меня, когда вселялись в общежитие, и им на это плевать. Сегодня вечером весь переполох был из-за Джордана, хотя, боюсь, некоторые над ним посмеивались – из-за его рубашки, из-за «Гладкой дорожки» и всего такого). Казалось, присутствие Джордана придало всему конкурсу атмосферу легитимности, которой недоставало.
А конкурсанты, кажется, занервничали еще больше.
Над салатным баром нет специального освещения и динамиков, вокруг бродили студенты, болтая между собой и налегая на бесплатные чипсы и газировку. Я высматривала парочки, пытаясь выделить парней и девушек, которые были поглощены разговором друг с другом. Если Марк или Тодд снова собирается напасть, то на сегодняшнем мероприятии у него будет большой выбор первокурсниц.
Но я видела только группки ребят и девушек, белых, черных, американцев, азиатов, каких угодно, почти все – в мешковатых джинсах и футболках. Они радостно визжали и кидались друг в друга чипсами.
М-м-м… чипсы…
Сара, сидя рядом с Джорданом, не могла оторвать от него глаз. Она все задавала ему мудреные вопросы о музыкальном бизнесе, примерно такие же, какие задавала мне, когда мы с ней только познакомились. Например, не появилось ли у него ощущение, что он «продался», после того, как снялся в рекламе пепси. И не считает ли он, что выступление во время соревнований на суперкубок было унизительным для него, как для истинного музыканта. И как вообще насчет призвания музыканта? Не беспокоит ли его, что он умеет петь, но не умеет играть ни на одном музыкальном инструменте. И не означает ли это, что он вообще не музыкант, а просто рот, через который «Картрайт рекордс» озвучивает послание корпоративной жадности?
К тому времени, когда свет, наконец, погас и Грег, президент общежития, встал, чтобы произнести приветственное слово, мне было даже немножко жалко Джордана.
Потом началось первое отделение. Трио девушек изображали последнюю песню Кристины, то есть открывали рот и старательно повторяли танцевальные движения. Теперь я могла спокойно разглядывать зрителей, не привлекая к себе внимания.
Студентов собралось очень много, почти все места были заняты, а кафе рассчитано на четыреста человек. Мало того, еще и вдоль стен стояли студенты, они свистели, улюлюкали, хлопали и вообще вели себя как восемнадцатилетние ребята, впервые вырвавшиеся из дома. Джордан рядом со мной очень внимательно смотрел на подражательниц Кристине, крепко сжимая в руках блокнот. Для человека, которого чуть ли не силой втянули в эту затею, он относился к своим судейским обязанностям слишком серьезно. Или только притворялся заинтересованным, чтобы Сара не доставала его вопросами.
Первый номер закончился, и на сцену выскочили четверо парней. Эта четверка подражала «N'Sync», стены кафетерия задрожали от басовых аккордов, и мне стало жалко соседей Фишер-холла, в число которых входила и епископальная церковь.
Ребята старались вовсю, и я просто давилась от смеха.
А Джордан не смеялся вообще. Он внимательно смотрел на мальчишек и пытался старательно оценить, насколько они оригинальны и хорошо ли знают слова песни.
Серьезно!
Я поставила этим мальчишкам пять баллов из десяти, потому что у них не было костюмов. Тут я заметила, что в кафе вошел какой-то высокий мужчина. Он шел, глубоко засунув руки в карманы брюк цвета хаки.
Сначала мне показалось, что это президент Эллингтон, но президент никогда не носит хаки. Как я уже говорила, он предпочитает белые «Dockers». А этот мужчина был слишком хорошо одет для президента колледжа. Когда он вошел в полосу света, падавшего от автомата с колой, я разглядела, что это Кристофер Эллингтон, сын президента. Теперь понятно, почему я сначала ошиблась.
В том, что Кристофер заглянул к нам, не было ничего странного. Его родители живут в этом же здании, вероятно, он спустился посмотреть, из-за чего весь этот шум.
Но когда Кристофер подошел к компании студентов, подпиравших дальнюю стену, и стал непринужденно болтать с ними, я задала себе вопрос: а что он вообще здесь делает? Он учится на юридическом факультете университета, а не в колледже.
Пит мне рассказал, что в Индиане, где президент работал до этого, Кристофер получил недостаточно баллов за выпускной тест. Но, по-видимому, его отец потянул за нужные ниточки и все-таки сумел устроить его в университет.
Хотя, с другой стороны, имея мать-алкоголичку и отца, который не стесняется появляться на публике в майке, бедняжка вряд ли унаследовал много талантов, так что помощь ему не помешает.
Подражание «N'Synk» закончилось, и на сцену вышел парень, который стал изображать Элвиса Пресли. Пока он исполнял «Вива Лас-Вегас», я, за неимением более интересного занятия, наблюдала за Кристофером Эллингтоном. Он пробрался через толпу и сел на стул позади большой компании девушек. Все они были первокурсницами, судя по их неловкому хихиканью. Они еще не влились по-настоящему в ряды студентов Нью-Йорк-колледжа, это доказывали их лица без пирсинга, некрашеные волосы и одежда от «Gap». Одна из девушек, которая казалась чуть более искушенной, повернулась и заговорила с Кристофером, тот подался вперед, чтобы лучше ее слышать. Девушка рядом с ней решительно отказалась участвовать в разговоре и смотрела прямо перед собой. Но я видела, что она отчаянно подслушивает.
Элвис под вежливые аплодисменты закончил свое выступление, и на сцену вышла Марни Вилла Дельгадо – да-да, соседка Элизабет Келлог. Ее приняли на ура.
Марни в длинном белом парике и низко сидящих джинсах вежливо поклонилась, а потом запела песню, которая показалась мне смутно знакомой. Сначала я не сообразила, что это за песня, я только чувствовала, что она мне не очень нравится.
А потом меня осенило. «Сахарная лихорадка»! Марни старательно исполняла песню, которая сделала мне имя. Десять лет назад.
Джордан рядом со мной заржал. Несколько студентов, знающих о моем прошлом, засмеялись вместе с ним. Сама Марни лукаво покосилась в мою сторону, выводя губами строчку: «Ничего не говори о диетах, я совсем не нуждаюсь в советах».
Я улыбнулась, стараясь не показывать, как мне неловко. Чтобы избавиться от этого чувства, я снова стала наблюдать за Кристофером. Он все еще болтал с девушками с переднего ряда. Ему в конце концов удалось привлечь внимание второй, более робкой девушки. Она не была хорошенькой, но лицо у нее было интереснее, чем у более раскованной подруги. Она повернулась на стуле и робко улыбнулась Кристоферу, прижимая к груди колени и отбрасывая от лица рыжеватые кудряшки.
На сцене Марни трясла париком и бедрами в манере, которая публику забавляла, и которая – очень на это надеюсь – не была точной копией моих движений.
Именно в этот момент меня вдруг как током ударило: я поняла, что Кристофер Эллингтон мог быть Марком. Или Тоддом.
15
Ты как торнадо по душе моей пронесся,
Ты как торнадо все разрушил на пути
Ты как торнадо жизнь сметаешь вовсе
Ты как торнадо, от тебя мне не уйти.
«Торнадо». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома «Засада на твое сердце». «Картрайт рекордс»
Наверное, можно сказать, что у меня похолодела кровь.
Ну ладно, не то, чтобы по-настоящему похолодела, но у меня было такое ощущение, словно кто-то вылил мне на спину ледяную диет-колу.
У меня вдруг так сильно вспотели руки, что судейский блокнот едва не выскользнул из пальцев. Сердце забилось тяжело и неровно – прямо как в тот раз, когда я спела перед отцом Джордана песни собственного сочинения и он меня высмеял.
Кристофер Эллингтон? Кристофер Эллингтон?! Не может быть!
Вот только…
Кристофер Эллингтон имеет свободный доступ в Фишер-холл, ему не нужно отмечаться, когда он приходит и уходит, и как сын президента он вполне может приказать кому-нибудь впустить его в кабинет директора в любое время. Я это знаю, потому что старшие по этажам жаловались, что по утрам в понедельник в ксероксе вечно нет бумаги, и Рейчел сказала, что Кристофер Эллингтон в воскресенье вечером вечно просит открыть ему кабинет, чтобы снять копии с конспектов его одногруппников.
Он вполне мог в свободное время порыться в делах, хранящихся в кабинете Рейчел, и подыскать себе потенциальных жертв из тех, кто вероятнее всего поддастся его уговорам, неопытных девушек, которых легко соблазнить.
Потом он мог подстроить «случайную» встречу с такой девушкой, завести невинный разговор, назваться чужим именем, – словом сделать все, что нужно, чтобы без особого труда уложить ее в постель. Выходит, в его распоряжении небольшой собственный гарем из первокурсниц.
Боже, в этом есть что-то чудовищное, дьявольское. И совершенно неправдоподобное. Купер поднимет мою идею на смех.
Но Купера здесь нет. А Кристофер Эллингтон и правда не лишен обаяния. Высокий, больше шести футов, светловолосый, волосы у него чуть длинноваты, и он зачесывает их назад. Есть в нем какая-то мальчишеская привлекательность… скажем так, он привлекателен как парень из мужской рок-группы. Любая первокурсница будет польщена его вниманием, настолько польщена, что, пожалуй, согласится заняться с ним сексом после сравнительно недолгого знакомства. А что, он хорош собой, он старше, опытнее… Да на него западет любая восемнадцатилетняя девица! Да даже двадцатипятилетняя. Он просто великолепен.
Но с какой стати ему их убивать? Одно дело спать с девушками, и совсем другое – убивать их после. Разве это не подрывает саму цель? Если девушка мертва, с ней больше не переспишь.
Но что еще важнее – как он их убивал? Я, конечно, знаю, как они погибли, но как он ухитрялся столкнуть в шахту лифта взрослую девушку, ведь она бы наверняка сопротивлялась? Может, он одурманивал их наркотиками? Но тогда следы наркотиков были бы обнаружены при вскрытии.
У меня горело лицо, я стала обмахиваться блокнотом и снова переключила внимание на Марни. Она как раз приближалась к финалу, который включал такое вращение бедрами, какого я не видела со времен последнего выступления Шакиры на вручении наград «Эм-Ти-Ви». Нет, она определенно не подражала мне. Из меня танцовщица всегда была паршивая, я приводила в отчаяние всех хореографов, которых ко мне приставляли. Проблема в том, что мой мозг не в ладу с телом – на это мне любил указывать каждый хореограф, после чего просто махал на меня рукой.
Марни исполнила руками и спиной хитрое движение в стиле Карл и Паттерсон, от которого все в зале вскочили на ноги и принялись хлопать. Я тоже встала, а потом пошла к ней. Лакейша могла уйти, но Марни-то еще здесь и вполне может сказать, встречалась ли ее соседка по комнате с Кристофером Эллингтоном. Но не успела я сделать и пары шагов, как меня схватил за руку Джордан.
– Ты куда? – встревожился он. – Хизер, надеюсь, ты не пытаешься улизнуть от разговора?
От Джордана пахло «Драккар Нуар», и это меня отвлекало. Раньше, когда он был со мной, он пользовался мужскими духами «Каролина Эррера», так что «Драккар Нуар» – это явно ради Тани.
– Я скоро вернусь. – Я дружески похлопала его по руке повыше локтя. По очень мускулистой руке. Джордан накачивает мышцы перед очередным турне, и это заметно. – Обещаю.
– Хизер… – начал было Джордан, но я не дала ему закончить.
– Обещаю, что мы с тобой обстоятельно поговорим. Мне только нужно закончить одно дело.
Джордана мой ответ, по-видимому, устроил.
– Ну, хорошо.
Марни пошла в ту часть зала, где остальные выступавшие ждали решения судей. Пока следующая группа готовилась к выступлению, я поспешила к Марни.
Она сняла парик и вытирала с лица пот. Увидев меня, улыбнулась.
– Хорошее выступление, Марни, – сказала я.
– Ой, спасибо! – Она жеманно потупилась. – Я боялась, что вы разозлитесь. Я все-таки вспомнила, где вас видела!
– Да. Послушай, Марни, мне нужно тебя кое о чем спросить. Тот парень, с которым Элизабет встречалась прямо перед смертью… его не могли звать Крисом?
Марни была явно разочарована, поняв, что я нашла ее только для того, чтобы поговорить о покойной соседке по комнате.
– Не знаю. Его звали как-то в этом роде, может, Крис, может, Марк.
– Спасибо.
Марни повернулась к друзьям и стала пренебрежительно высказываться о трио, подражавшем Кристине, но я прервала ее, потянув за рукав.
– Марни…
Она оглянулась.
– Что?
– Видишь в пятом ряду, примерно в десяти местах отсюда, девушку, которая разговаривает с блондином?
– Этот блондин клевый, как его зовут?
– Так ты его не знаешь?
– Пока нет, – ответила Марни, ясно давая понять, что намерена исправить положение.
Я старалась не показать разочарования. Может, если удастся раздобыть фотографию Кристофера Эллингтона, я как-нибудь подкараулю Лакейшу возле класса и попрошу опознать…
Потом мне пришло в голову кое-что другое:
– А эту девушку ты не знаешь?
Она надула губы.
– Вроде, знаю. Она живет на двенадцатом этаже, кажется, ее зовут Эмбер.
Эмбер. Отлично, теперь я знаю ее имя и на каком этаже она живет.
Я вернулась на свое место как раз вовремя – двое парней начинали выступать под песню «Этот парень похож на леди». Джордан наклонился ко мне и прошептал на ухо:
– Что все это значит?
Я только улыбнулась и пожала плечами. Пытаться перекричать звук из динамиков бессмысленно, к тому же, я видела, что за мной внимательно наблюдает Сара. Вряд ли ей понравится, что я общаюсь с участниками конкурса, ведь от этого мое судейство может стать не таким беспристрастным. Поэтому мне пришлось бездействовать, пока Кристофер Эллингтон любезничал со своей будущей жертвой. Насколько я могу судить – а я поглядывала в ее сторону только мельком, чтобы не казалось, будто я на нее таращусь, – Эмбер прямо-таки ожила в лучах внимания Кристофера. Она кокетливо теребила пряди рыжевато-каштановых волос, непрестанно улыбалась и вообще вела себя так, будто на нее никогда в жизни не обращал внимания красивый парень. Я наблюдала, от волнения покусывая нижнюю губу, и задавалась вопросом, не обнаружат ли Эмбер завтра утром на дне шахты?
Вот только мне как-то не верилось, что Кристофер мог быть убийцей, это не вязалось с его образом. Совращение девственниц – это, может, и по его части, но убийства?..
Хотя, с другой стороны, муж Евы Перон был известным развратником, и это не мешало ему быть убийцей – я где-то читала, что он погубил в Аргентине уйму народа, вот почему Мадонна в той песне пела «Не плачь по мне, Аргентина».
Наконец конкурс закончился. На сцену вышел Грег, президент общежития, и объявил, что судьям нужно подготовиться к выставлению оценок. Все остальные встали и устремились к тарелкам с «доритос». Рейчел развернула свой стул так, чтобы оказаться лицом ко мне, Джордану и Саре.
– Ну, – обратилась она ко мне с улыбкой, – что ты об этом думаешь?
Мне хотелось ответить, что у нас проблема, очень серьезная, и совсем не с конкурсом. Но я сказала:
– Мне понравилась Марни.
– Еще бы! – вмешался Джордан. – Но те ребята, которые показывали «N'Sync», гораздо лучше. У них очень интересная хореография, я поставил им десятки.
Высказалась Сара:
– Их ироничный подход действительно очень интересный.
– Гм… а мне понравилась Марни, – настаивала я.
– К тому же девочке пришлось так много пережить, – поддержала меня Рейчел. – Мне кажется, мы должны ее подбодрить.
Только чтобы закончить это дело быстрее и получить, наконец, возможность поговорить с Крисом, я сказала:
– Да, конечно. Поэтому давайте присудим первое место Марни, второе – «N'Sync», а третье – трио, которое показывало Кристину.
Кажется, Джордана немного задело, что его мнение проигнорировали, но спорить он не стал.
Рейчел пошла сообщить наше решение Грегу, я повернулась, чтобы еще немного последить за Кристофером… и как раз вовремя: он уходил, одной рукой небрежно обнимая Эмбер за плечи.
Я вскочила с места и, не сказав никому ни слова, бросилась за ними. Джордан меня окликал, но у меня совершенно не было времени что-то объяснять. Кристофер и Эмбер прошли уже половину холла. Я должна была действовать быстро, иначе Эмбер рисковала остаться мокрым местом на полу лифтовой шахты.
Но тут, к моему изумлению, Эмбер и Кристофер вместо того, чтобы направиться к лифтам, свернули к выходу и вышли на улицу. Я бросилась за ними, промчавшись мимо студентов, тусовавшихся в вестибюле. Поздний вечер – это то время, когда жизнь в холле оживает. У стойки ресепшен какие-то ребята – я их не видела прежде – болтали с дежурным студентом. Охранник – не Пит, Пит работает днем – ругался с компанией ребят, которые утверждали, что знают кого-то на пятом этаже, но не могли вспомнить имя этого студента, и недоумевали, почему охранник не может «быть другом» и пустить их в здание.
Я промчалась мимо, распахнула дверь и оказалась на улице. Был теплый осенний вечер. По вечерам парк Вашингтон-сквер кишит полицейскими. Полицейскими, туристами, торговцами наркотиками и шахматистами, которые собираются в кружки вокруг досок, где проходит игра при свете уличных фонарей. Школьники из Уэстчестера в родительских «вольво» гоняют по улицам, включая музыку на всю громкость, иногда у них даже конфискуют машины за нарушение общественного порядка. Картина дикая, и именно поэтому студенты так часто просят поселить их в комнате с видом на парк – если нет ничего интересного по телевизору, всегда можно понаблюдать за парком.
Этим и занимались Эмбер и Кристофер. Они стояли, прислонившись к дереву в кадке, курили и смотрели, как по улице курсирует патрульная машина. Кристофер стоял, скрестив руки на груди, и пускал клубы дыма, как Джонни Депп, а Эмбер была похожа на маленькую пташку, и по тому, как она держала сигарету, было видно, что она не очень-то привыкла изображать курящую.
Нельзя терять ни минуты. Я подошла к парочке, стараясь держаться непринужденно. Думаю, Купер повел бы себя в этой ситуации именно так. И дружелюбно обратилась к Кристоферу:
– Привет, не угостишь сигаретой?
– Конечно.
Он достал из кармана рубашки пачку «Кэмел лайтс» и протянул мне сигарету.
Я зажала сигарету губами и наклонилась, чтобы Кристофер мог любезно подать мне зажигалку, которую держал наготове.
Я никогда не была курильщицей. Во-первых, курение сажает голосовые связки, а во-вторых, я никак не могла взять в толк, чем сигарета лучше хорошего орехового печенья? Если давать поблажку, лучше уж позволить себе ореховое печенье.
Но сейчас я делала вид, будто затягиваюсь, и раздумывала, что же мне делать дальше. Что бы сделала на моем месте Нэнси Дрю? [8]Или Джессика Флетчер? [9]Или эта, как там ее звали… из фильма «Переходя Иордан»? Да, детектив из меня никудышный. Что будет, когда мы с Купером сойдемся? Ну, после того, как я получу диплом. Как мы с ним сможем уподобиться Нику и Норе Чарльз? [10]Нора выполняла свою часть детективной работы, но я-то не смогу. Эта мысль не давала мне покоя, хотя я гнала ее прочь.
На противоположной стороне улицы полицейские арестовывали пьяного, который развлечения ради продемонстрировал свои гениталии шахматистам, собравшимся вокруг доски. Не понимаю, почему у некоторых мужчин вообще возникает такое желание? Причем, как правило, у тех, у кого это место как раз совсем не впечатляет.
Я поделилась этой мыслью с Эмбер и Кристофером – просто чтобы поддержать разговор.
– Да, – сказал Кристофер, – надо издать закон, по которому спускать штаны можно только тем пьяным, у которых член не короче шести дюймов.
Оказывается, у Кристофера Эллингтона есть чувство юмора. Интересно, а как обстояли дела с чувством юмора у Теда Банди? [11]В фильме, где он играет с Марком Хармоном, он был юмористом.
Полицейские надевали на пьяного наручники, а он осыпал их ругательствами. Некоторые шахматисты стали на него кричать. Знаете, в жизни шахматисты совсем не такие благовоспитанные, какими их представляют средства массовой информации.
– Ну и ну, – сказала Эмбер, когда до наших ушей долетело особенно цветистое выражение. – В моем родном городе с полицейскими так не разговаривают.
– А откуда ты родом? – небрежно поинтересовалась я, стряхивая пепел на тротуар. Во всяком случае, я надеялась, что это прозвучало небрежно.
– Буаз, штат Айдахо, – сказала Эмбер, как будто на свете есть еще один Буаз.
– Буаз, – повторила я. – Никогда там не бывала.
Это вранье, я выступала в Общественном центре Буаза перед пятью тысячью визжащих подростков во время своего турне.
– А ты? – обратилась я к Кристоферу.
– Я тоже там не бывал. Послушай, мы с тобой не встречались раньше?
– Мы? – Я притворилась удивленной. – Сомневаюсь.
– А мне кажется, встречались, – сказал Кристофер. – Ты часом не учишься на юридическом?
– Нет.
Я снова стряхнула пепел. Конечно, от курения бывает рак легких. Но сигареты очень помогают, когда надо вести себя естественно. Например, при разговоре с возможным убийцей.
– Точно? – Он выпустил дым из ноздрей, и я подумала, что так нечестно: он знает разные трюки курильщиков. – Все-таки я уверен, что где-то тебя видел.
– Наверное, прямо здесь и видел. Я-то тебя видела много раз. Ты ведь Кристофер Эллингтон, сын президента, правда?
По реакции Кристофера можно было подумать, что я дала ему по физиономии полным пакетом мармелада «Мишки Гамми», так он удивился. Мне даже показалось, что он сейчас проглотит сигарету. Но он довольно быстро пришел в себя.
– Ага. – Глаза, а они у него серые, смотрели по-прежнему дружелюбно. – А ты откуда знаешь?
– Мне кто-то тебя показал, не помню. Ты живешь здесь же, с родителями?
Этот вопрос его явно задел.
– Ну, нет! У меня есть своя квартира, но поскольку я учусь на юридическом…
– Так ты не из колледжа? – спросила Эмбер. Соображала она не слишком быстро, это ясно. – Ты студент университета?