Келли Дорси. Партнеры? любовники? Супруги?

   — Что ж, если так, я их понимаю. Но ты другой. Ты жил в городе, работал в стеклянных душных офисах, страдал от перегруженного транспорта. Ты понимаешь, я уверена, что понимаешь, какие у меня мотивы.
   — Понимаю — да. Принимаю ли? — Он замолчал, подбирая слова. — Идея заполонить наши места праздношатающейся публикой мне ненавистна.
   Это был тупик. Перед обоими маячила непреодолимая стена. Их позиции были полностью противоположны. Люси задумчиво смотрела на Раста. Она не сдалась, но видела, что и он не уступит.
   — Давай не будем сегодня спорить, — предложил Раст и протянул ей сумку с продуктами. — Мы же хотели устроить день отдыха? Пусть так и будет.
   Отсрочка, подумала она, довольная, что споры прекратятся, по крайней мере на некоторое время. Но Люси осталась при своем мнении: прятать такие сказочные места — просто преступление. При всем уважении к Расту она не могла разделить его позицию.
   — Отличная мысль, — подхватила она. — У нас впереди еще много времени, чтобы все обсудить.
   Напряженность исчезла. Раст расстелил клетчатое одеяло, выложил сэндвичи с индейкой, нарезанные яблоки и лимонные пирожки, которые испекла Фрици. Он улегся, опершись о локоть, а Люся села, скрестив ноги. Новые джинсы, купленные в Рено, были тесноваты, но ботинки на шнурках удобны — слава Богу, мозолей не будет. За обедом Раст как бы невзначай спросил ее про отца.
   — Отец? — Люси пожала плечами и проглотила последнюю дольку яблока. — Я его не помню. Он бросил нас, когда я была совсем маленькой. Мать называла его мерзавцем и на вопросы не отвечала. Ну, я и перестала их задавать.
   Он ненадолго задумался.
   — Похоже, ты в своей жизни видела мало радости от мужчин.
   Она пожала плечами.
   — Не повезло.
   — А это означает, что ты им не очень-то доверяешь, — заключил он.
   — Почему же, вовсе нет…
   Поток воздуха подхватил и понес синюю сойку.
   — Люси, я понял, каким тупицей был твой муж. Но ты прожила с ним много лет. Чего я не понимаю, так это почему ты не забрала свои вещи и не ушла от него?
   Вот вопрос, который она ненавидела. Но знала, что рано или поздно ей придется объяснить. Она многим обязана Расту.
   Да, но можно ли выразить словами, как сковывают тебя психологические и эмоциональные путы, как сознание своей беспомощности обессиливает и держит покрепче стальных решеток?
   — Мне было восемнадцать лет, — глубоко, до боли вздохнув, начала она. — Я хотела уйти от матери. Она была такая своевольная, такая…
   — Властная? — подсказал он. — Я ее помню, она тут раздавала приказы, как королева. Люси кивнула, поджав губы.
   — Мы познакомились на небольшом благотворительном приеме, который устроила мать. Кеннет был старше меня, очень обаятельный. Мы стали встречаться. Он казался мне страшно привлекательным. Дарил подарки, расспрашивал о новостях и умилялся, как будто ничего интереснее в жизни не слышал. Его внимание льстило — как же, такой мудрый, красивый, богатый мужчина положил глаз на маленькую Люси.
   Раст отложил недоеденный бутерброд и скривился.
   — Что же пошло не так?
   — К сожалению, я была неопытна, не видела, что его внимание нездоровое, ненормальное. Он изменился не сразу, так что трудно установить когда. Началось с замечаний, которые меня просто убивали. У него были замашки садиста. Он изливал злость, а потом часами, сутками меня не замечал.
   — Ты не пыталась его урезонить? Отбиться?
   — Пыталась, но становилось только хуже. Он говорил: «Ты делаешь из мухи слона». Говорил, что, получись из меня хорошая жена, он был бы добрее, и я старалась стать нетребовательной, понимающей. Но ему было трудно угодить. Я была крайне осторожной, все боялась, как бы не вывести его из себя. И через несколько недель такого напряжения он все равно взрывался. Потом опять наступало недолгое затишье, и Кеннет становился таким, каким я его полюбила.
   Раст вскочил и отошел к ручейку, пробегавшему по краю поляны. Он стоял мрачный и напряженный, вглядываясь в струйки воды, обегавшей мшистые камни. Люси следила за ним, прижав колени к груди и жалея о своей откровенности.
   Не отрывая глаз от воды, Раст произнес:
   — Все равно я этого не принимаю. Если плохого больше, чем хорошего, почему нельзя было уйти?
   Она вытерла глаза.
   — Тогда я этого не понимала, но важнее то, что он заставил меня усомниться в себе и тем замкнул порочный круг. Я не понимала, что потеряла чувство собственного достоинства. Я научилась сносить его выходки, потому что всеми силами души надеялась, что он меня любит и в первую очередь заботится только обо мне. Иногда он действительно был добрым и понимающим, вот в чем ужас. Раст, как ты не видишь? Часто или редко бывали эти моменты, но я жила ради них.
   Наконец в его глазах промелькнуло понимание.
   — Господи, — выговорил он. — Словно в аду!
   — Это и был ад! Кеннет оказался страшно ревнив, в ресторанах даже поджидал меня у дамского туалета, воображая, что я встречаюсь с другим мужчиной. Когда я ездила в магазин, он проверял километраж — убедиться, что я не была на свидании. Сам он называл это проявлением любви. Через какое-то время я оказалась в полной изоляции; он не любил моих подруг, мою мать, и они стали появляться все реже, а потом и вовсе перестали заходить. — Люси посмотрела на него безжизненным взглядом. — Он не позволял мне иметь чековую книжку или кредитную карточку. При всем своем богатстве выдавал мне доллары с таким видом, как будто это золотые слитки, так что обычно у меня не было денег.
   Раст поморщился и снова отвернулся к воде. Люси видела, как у него под скулами перекатываются желваки, но ее уже понесло.
   — Кеннет любил разбудить меня среди ночи, обычно в полночь. Ты видел, меня до сих пор мучают страшные сны…
   — Точнее, кошмары, — хрипло поправил он. — Люси, я больше ничего не желаю слышать. — Раст повернулся к ней с искаженным лицом и сжатыми кулаками.
   — Ты сам заставил меня открыться, — звенящим голосом сказала она. Ее била дрожь от боли и стыда. — Ты хотел знать, почему я оставалась с ним. А уйди я, меня обвиняли бы в том, что я не смогла ужиться с мужем. Как бы я существовала в этом мире?
   — Негодяй, — прорычал он. — Мужчина, который так третирует женщину, тем более тебя, жалкий подонок. Я почти жалею, что он умер и мне до него не добраться. — Люси видела неистовую ярость в его лице, и, хотя гнев был направлен не на нее, она поежилась.
   Сквозь затуманенное злостью сознание до Раста вдруг дошло, что Люси делает слабые попытки закрыться: тонкие руки прижаты к груди, плечи согнулись, в глазах явно читалась настороженность. Раст стал противен сам себе: вынудил ее на признания, а потом впал в бешенство. Люси нужны нежность и понимание, а не громы и молнии еще одного самца.
   Ковбой окаменел, даже телу стало больно. Ему потребовалась вся его воля, чтобы удержаться и не кинуться к ней с утешениями. Хотелось прижать ее к груди и целовать, целовать, пока не уйдут проклятые воспоминания. Его сотрясало неистовое желание успокоить ее.
   Он обещал не притрагиваться к ней. Чтобы Люси могла хоть в малейшей степени доверять ему, он должен сдержать слово. Не сознавая, почему это для него важно, Раст готов был принять ее доверие как величайший дар. Он этого хотел.
   — Может быть, вернемся на ранчо? — Люси отодвинулась подальше от компаньона и стала складывать остатки еды в сумку. Его пронзило чувство потери.
   — Вернемся?.. Да, конечно. Наверное, пора возвращаться, — сказал он деревянным голосом. На негнущихся ногах подошел к лошадям, затянул подпруги, накинул уздечки.
   На обратном пути они почти не разговаривали. Раста словно обволакивал вязкий холодный туман, в голове путались противоречивые мысли. Он хотел держаться поближе к Люси и в то же время убежать как можно дальше.
   Во дворе он отверг ее предложение помочь с лошадьми.
   — Спасибо за пикник. — Под крышей конюшни Люси неловко топталась рядом, пока он разнуздывал лошадей. — Выходной был как нельзя кстати.
   Ковбой кивнул не глядя. Энергичными рывками он чистил лошадей и желал, чтобы она поскорее ушла. Люси повернулась и побрела к дому, таща одеяло и сумку с едой. Ему не было легче от понимания, что он ведет себя нелогично, ибо, как только за ней захлопнулась дверь, он захотел, чтобы она вернулась.
   Раст выругался и бросил щетку в ведро. Ее беззащитность вызывала инстинктивное желание спасти ее от боли прошлого, показать, как настоящий мужчина обращается с такой женщиной, как она.
   Он не думал, что Люси им манипулирует, но эффект был тот же. Раст злился и костерил себя, скрипя зубами. Как он вокруг нее увивался, подлизывался, суетился!
   — Ч-черт!
   Он искоса оглядел ранчо. Свою землю! Корни тополей царапали поверхность ручья. Дождей еще не было, но земля ждала их с бесконечным терпением. Если уметь слышать, уловишь ритмичный пульс ждущей земли… Раст прислушался. И услышал.
   Трава кое-где зеленела; коровы жадно щипали свежие ростки, набираясь здоровья и веса. Вот оно, изобилие. Повсюду.
   Он давно знал, что на северном участке ранчо под землей разлито черное золото. Нефть.
   Пора предоставить этот кусок земли горнодобытчикам, как он поступил с гипсом. Права на воду речек и ручейков, пересекавших «Лейзи С», принадлежат ему; нужно будет продать процент соседу, заготовляющему сено, как он поступил с владельцем магазина красок.
   Беатриса за обедом упоминала, что заезжали два скотовода, искали зимнее пастбище для овец. При всей неприязни его ребят к овцам он понимал, что можно их впустить и получить прибыль, хоть и небольшую. Так он и сделает.
   Раст вывел лошадей, хлопнул по крупу гнедую кобылу и смотрел, как она поскакала. Если на душе и не стало спокойно, то по крайней мере он сосредоточился. Как никогда раньше, Раст был уверен в том, что к концу года должен выкупить долю Люси. Он не позволит устраивать на своей земле балаган! То, что он находит ее физически привлекательной, ничего не меняет.
   В течение нескольких недель после пикника Люси почти не видела Раста. Наступил День благодарения, его отметили скромно — запеченной свининой с картошкой и зеленым горошком. За столом Раст склонил голову в короткой молитве, поблагодарил Всевышнего за Стрекозу, девочку, которую все они любили, и попросил у него мягкой зимы.
   Шли дни. Они по-прежнему собирались все вместе за столом. Но Раст больше отмалчивался, проглатывал еду да изредка находил время на то, чтобы поиграть со Стрекозой. То он торопился на встречу с каким-нибудь торговцем, то закрывался у себя, звонил и просматривал бумаги.
   Чем упорнее Раст трудился, тем больше беспокоилась Люси. Она видела, что он продвигается в своей деятельности и, наверное, уже получает чеки. Она оттолкнула его, испортила дружеские отношения, рассказав грустную историю своего замужества. Женщина горько сожалела, что раскрылась перед ним. Неужели нельзя было держать рот на замке?
   Прошел еще месяц, Стрекоза подросла и уже пыталась встать на ноги, держась за ножку стола, за шкаф, даже за собак, которые, к сожалению, отказывались стоять смирно. Чаще всего кончалось тем, что она шлепалась на пол, хныча от обиды, быстро отползала и повторяла попытку на какой-нибудь другой псине, готовой это терпеть.
   У нее отросли волосики, их рыжеватый цвет намекал, что со временем они превратятся в роскошную золотистую гриву.
   Очарованная быстрыми переменами в ребенке, Люси съездила в Лавлок, взяла в библиотеке несколько книг о воспитании детей и по вечерам их штудировала. Ее поражала собственная нежность к чужому ребенку. Люси, не имевшая надежд стать матерью, обнаружила в себе материнские чувства. Малейшее достижение Стрекозы наполняло ее трепетом и гордостью.
   В Лавлоке улицы были увешаны красно-зелеными транспарантами, перед магазинами выставили горшки с украшенными деревцами. Приближалось Рождество. Она купила скромные подарки, стараясь никого не обидеть неумеренными тратами.
   Раст все еще держался неприступно — он был поглощен работой. Понимая, что нужную сумму практически невозможно собрать, Люси с грустью признала, что он никогда не оставит попыток. Его труд имел единственную цель: выжить ее из «Лейзи С».
   Однажды, сидя со Стрекозой на диване, Люси задумалась, что будет дальше. Сможет ли Раст набрать столько денег? Выкинет ли ее отсюда, как старые вещи в день уборки? От этой мысли в горле встал ком, и его никак не удавалось проглотить.
   А как же Стрекоза? Малышка гукала у нее на руках и грызла ей запястье. Вдруг в кожу впилось что-то твердое.
   Люси вскрикнула и отдернула руку. Стрекоза испуганно на нее посмотрела.
   Опасаясь, что у той во рту игрушка, Люси пальцем раздвинула ей губы, нащупала острый край на верхней десне и увидела две белые полоски.
   — Боже мой, да у тебя зубки прорезались!
   Стрекоза пускала слюни и улыбалась, демонстрируя новое «достижение». Люси захлопала в ладоши, выражая восхищение, хотя знала, что малышка этого не понимает.
   Люси обхватила девочку и прижала к себе. От нее пахло детской присыпкой и шампунем.
   Пухлое тельце было нежное, бархатное. Люси закрыла глаза.
   Маловероятно, но Раст может преуспеть. Как тогда ей оторваться от всего, что дорого в жизни? Унестись по воле волн, снова оказаться в одиночестве…
   Не признаваясь в этом самому себе, Раст отправился к единственному человеку, который мог дать ему совет.
   — Беатриса… — начал он, после того как добрые полчаса болтал ни о чем со старым Джимом Кэрланом и съел тунца, который ему не лез в глотку. — Присядь на минутку. Расскажи, что у тебя происходит.
   Официантка подозрительно покосилась на него, но села на соседний стул. За ее спиной в окне светилась реклама кока-колы.
   — Ты хочешь узнать про мои дела? В кои-то веки! Что ты задумал?
   Она выжидательно улыбалась, а он разозлился, что женщина видит его насквозь. В конце дня в трактире было пусто, толпа завалится сюда к ужину часа через два, так что он не боялся, что их подслушают. Но все равно ему было не по себе — спрашивать чье-то мнение в вопросе, который мужчина должен решать сам.
   Он доел свой запоздалый ланч, подобрал крошки хлеба и съел их, потом попросил холодную мелкую рыбешку и тоже ее съел. Беатриса ждала.
   Когда Раст поглядывал на увядший листок салата и решал, не съесть ли и его, Беатриса спросила:
   — Как там эта девчушка — Люси, кажется? Он стрельнул в нее глазами, не особенно удивляясь, что она так быстро ткнула пальцем в рану — Прекрасно, — нахмурившись, сказал он. — Замечательно. В самом деле. У нее… все прекрасно.
   — Она тебе нравится. Очень нравится. Я знаю, что говорю.
   Он ничего не ответил, но почувствовал, как жар заливает лицо. Черт, этого только не хватало. Староват он для таких штучек.
   — А ты ей нравишься?
   — Что? Конечно. Почему бы нет. — Разговор становился нелепым. Ему было неприятно, что Беатриса выпытывает, но ведь он и пришел к ней для того, чтобы поговорить о Люси.
   Беатриса причмокнула ярко накрашенными губами.
   — Приводи ее сюда. Я хотела бы с ней познакомиться. Твои ребята о ней рассказывали. Ее любят. Говорят, она душка, лечит их раны и хорошо ухаживает за ребенком Тома.
   Раст неохотно кивнул.
   — С ребенком Люси обращается хорошо. И вообще… — подумав, добавил он.
   — Брось, Раст Шефилд! Признавайся, что ты от нее без ума! Это видно так же отчетливо, как шляпу у тебя на голове, хотя я бы предпочла, чтобы ты ее снимал, когда входишь в мое кафе. Ну так скажи, это не страшно.
   — Беа, занимайся своими проклятыми… — Он почувствовал укор совести: несправедливо нападать на Беатрису за слова, которые он сам захотел от нее услышать. Он потер лоб, снял шляпу и положил на прилавок. — Правда состоит в том, — Раст с трудом перевел дыхание, — что рядом с Люси на меня словно ступор нападает.
   — Как видишь, это оказалось не так уж трудно, — фыркнула она. — И что? Какие проблемы?
   — Мы связаны бизнесом, — начал он. — Я не просил ее приезжать и вкладывать деньги в «Лейзи С». Я не хотел продавать половину земли.
   — Но дело сделано, что теперь плакать! — отмахнулась Беатриса.
   Он одарил ее убийственно мрачным взглядом.
   — Она хочет сделать из «Лейзи С» выставочное ранчо, с уроками йоги и плавательным бассейном, не знаю, что еще придумает. Может, заставит гостей глядеть на птиц.
   — Выставочное ранчо! — Беатриса аж подскочила на своем стуле, выщипанные брови взлетели вверх. — Где она подцепила такую мысль?
   Он хмуро пожал плечами.
   — Люси полюбила ранчо еще в детстве. Она говорит, что как можно больше людей должны «узнать этот мирный уголок». — Он закатил глаза. — Она вбила себе в голову, что мы должны поделиться «пасторальными картинками» с горожанами, страдающими от стрессов.
   — А-а. — Беатриса задумалась.
   — Ты меня понимаешь?
   — Что ж, у нас действительно благословенные места, — с гордостью сказала она. — Если кто-то ищет, где жить…
   — Беа, — он остановил ее жестом, — один раз в жизни мне понадобилось, чтобы ты приняла мою сторону.
   Она склонила голову набок.
   — Я за тебя, дорогой. Но в том, что ты сказал, нет особо серьезной проблемы. Раз Люси тебе нравится, потолкуй с ней, и вы договоритесь.
   Раст помотал головой. Ему стало совсем худо.
   — Невозможно. То, чего хочет она, лежит за тысячу миль от того, чего хочу я.
   Постукивая пальцами по прилавку, Беатриса с жалостью посмотрела на него.
   — Не такой уж ты тупой, но у тебя свои мужские заморочки. — Слово «мужские» она произнесла с отвращением. — Будь у тебя по-другому скроены мозги, ты был бы единственный в своем роде, как пить дать.
   Он встал, вынул из кармана деньги и бросил на прилавок.
   — Большое спасибо. Она вскинула брови.
   — Раст, я знаю, ты хороший парень, так что не все потеряно. Почему бы тебе не пригласить Люси на свидание? Привози ее сюда.
   — На свидание? — Он любил Беатрису и знал, что та умеет здраво мыслить, но на этот раз она перехватила. Он старательно объяснил:
   — Люси мой деловой партнер. Я не хочу приглашать ее на свидание.
   — Нет, хочешь! — выпалила упрямая женщина.
   Раст состроил зверскую рожу и приблизил лицо к ней вплотную.
   — Нет, не хочу.
   Ничуть не смутившись, она придвинулась еще ближе.
   — Хочешь, хочешь!
   Схватив шляпу, Раст выскочил из трактира, мотая головой. Обсуждать личные дела с Беатрисой — большая ошибка. Правда, ничего страшного не произошло. Хотя она убеждала его, что все будет хорошо, он, как никогда, был уверен, что проблема неразрешима. Они с Люси никогда не найдут общего языка.
   Пригласи Люси на свидание. Вот уж дурацкий совет. Да никогда в жизни.

Глава 6

   На следующий день Люси, снедаемая беспокойством, едва притронулась к мясному суфле, которое Фрици приготовила на ужин, и к восьми часам больше уже не могла терпеть. Стрекоза давно спала, а Раст, как только подчистил тарелку, умчался лечить больную лошадь, у которой были колики.
   Люси оттолкнула толстую библиотечную книгу «Первый год жизни ребенка» и резко встала.
   — Я иду на конюшню, — объявила она. Совершенно бессмысленное замечание — Фрици никогда не интересовалась приходами-уходами Люси и сейчас не подняла головы от вязания. — Найти Раста, — зачем-то добавила Люси.
   — Вот и хорошо, — безразлично ответила Фрици. Она склонилась над какой-то особенно трудной петлей, из пучка на затылке выбилась прядь седых волос.
   — Ну, так я пойду… — услышала Люси собственный голос и удивилась, с чего это она сегодня объясняет старухе свои намерения. Страх делает с людьми странные вещи, сообразила она, накидывая на себя тяжелый тулуп, висевший на вешалке.
   Во дворе Люси уткнула подбородок в воротник и поспешила к конюшне, из приоткрытой двери которой лился мягкий свет. Под кроссовками поскрипывал гравий. Какой ужасный шум, жалобно подумала Люси; если бы мысли могли издавать звук, ее тревога громыхала бы, как обрушившаяся скала.
   Проскользнув в конюшню, она пошла на тихий рокот голоса Раста, мимо аккуратно развешенных уздечек и седел и пестрых индейских попон.
   В огромной конюшне Раст был один.
   Этого она не ожидала. Она думала, что здесь будет ветеринар или несколько подручных, важно обсуждающих технику врачевания. Прерывисто вздохнув, она решила, что так даже лучше, ведь ей нужно получить ответ на очень личный вопрос.
   — Ты у нас поправишься, — донеслось из-за кипы душистого сена. — Все будет хорошо, девочка. Расслабься. Вот так. Не бойся. — Он продолжал в таком же роде. Люси нашла его в последнем стойле, ковбой гладил по шее красивую вороную кобылу. Люси заглянула поверх двери, и он поднял глаза. Сапоги утопали в сене, за рубашку зацепился стебель люцерны. Даже в этот поздний час на голове красовалась черная шляпа.
   — Как дела? — Люси кивнула на кобылу.
   — Уже лучше. Парни несколько часов водили ее по кругу, таков обычный способ лечения. Я их отпустил, теперь сам буду за ней смотреть.
   — Понятно, — сказала она. — Она… гм… поправится?
   — Я пришел убедиться, что она не лежит. Теперь уж не ляжет, хотя все еще бьет ногой, прижимая ее к животу.
   — Зачем она это делает? — Отодвинув щеколду, Люси вошла в стойло и осторожно приблизилась. Она не знала, как получить информацию, за которой пришла. Но это ей было жизненно необходимо. Неопределенность ее положения сводила с ума. Она положила руку на мягкую морду кобылы.
   — Колики — это когда у лошади болит живот, ответил Раст. — Причины могут быть разные: плохое сено, слишком холодная вода. Если не лечить, лошадь может погибнуть в считанные часы.
   Люси грустно сказала:
   — Я не знала, что колики такая серьезная вещь.
   — Не всегда. — Он потрепал кобылу по шее. — Но Матильду мы не должны потерять. Ей только десять лет, она чистокровка. Принесла мне несколько добрых жеребят. К тому же она очень нежная.
   — Ты ее любишь, правда?
   — Конечно. — Он даже удивился. — Я люблю всех своих лошадей.
   — И… — она прикусила язык и погладила морду кобылы, — ты хочешь долгие годы получать от Матильды жеребят, чтобы на ранчо было больше лошадей, так?
   — Так. — Поднятые брови выражали удивление: зачем спрашивать очевидные вещи? В воздухе, как пылинка, висело и колыхалось ожидание.
   Преодолевая нерешительность, Люси искала слова — как разузнать о его намерениях, если к концу года он добьется финансового успеха? Может, он передумал ее выгонять? Не разрешит ли он ей остаться?
   Раст ждал объяснений, но слова не приходили на ум.
   — Я тоже люблю лошадей, — промямлила она. — И здешних людей. Они такие приветливые. И Фрици, конечно. — Она остановилась и наконец выпалила:
   — И Стрекозу, она просто куколка. Я от нее без ума, и, по-моему, она тоже ко мне привязалась.
   Люси старалась по его лицу угадать, понял ли он, к чему она клонит.
   Но увидала только озадаченность.
   Черт, совсем запуталась! Ну почему она не может выражаться яснее? Прямо взять и сказать!
   Потому что его ответ определит все ее будущее. Потому что в зависимости от того, что он скажет, ее сердце или сожмется от горя, или встрепенется от радости…
   Люси поняла, что смотрит с молчаливой мольбой. Наверное, похожа на девочку: большие глаза, трясущиеся губы и сбивчивая речь.
   Эта мысль ее доконала. Круто развернувшись, она взялась за щеколду.
   — Ладно. Я рада, что с лошадью все хорошо. Пойду домой. — Она быстро вышла из стойла и направилась к выходу, но Раст ее окликнул:
   — Люси, подожди.
   Она застыла. Зря остановилась.
   — Да? — Она чувствовала, что кровь хлынула в лицо. Он считает ее болтливой дурой. О Господи, нужно было уйти.
   Захлопнув за собой стойло, он пошел за ней, приблизился вплотную, так что она попятилась и уткнулась спиной в тюк сена. Раст был таким высоким, что пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза.
   Маломощная лампочка обрисовала поля черной шляпы, линию скулы, подчеркнула впалость щек. Черные глаза мерцали.
   — Это мое пальто, — сказал он, кивнув на тулуп.
   — Ox! — Будь между ними промежуток, она бы всплеснула руками, но теперь только дернулась. — Я сняла его с вешалки. Ты замерз? Хочешь одеться? — Она стала торопливо стаскивать с себя пальто, но он ее остановил.
   — Просто оно тебе чертовски к лицу, вот и все.
   — Великовато, — пробормотала она.
   — Нужно будет купить по размеру. — Он бережно поднял ей воротник заскорузлыми пальцами. — А до тех пор в любое время надевай это.
   Воротник поднимай, так теплее, и застегивай пуговицы.
   Руки соскользнули с воротника и свели вместе толстые полы. Она завороженно следила, как огрубевшие пальцы спускались вниз.
   Пространство сжималось вокруг нее с бешеной скоростью, вот она уже вся скована, стоит неподвижно и даже сквозь толстую одежду чувствует близость его пальцев.
   Во рту пересохло, дыхание прерывалось. Люси не смогла бы шелохнуться, даже если бы захотела. Так уже однажды было, когда перед пикником Раст взял ее за руку и она обмерла от наслаждения.
   Вот почему нельзя ему до нее дотрагиваться: боль изголодавшегося тела, мощный отклик на его прикосновения, ужасающее желание выбивали почву из-под ног. Ни один мужчина не оказывал на нее подобного действия.
   Она всегда думала, что любила Кеннета, но с ним реки расплавленного золота не растекались по ее жилам. И никогда она не хотела мужа. Раста же она желала так, что подгибались колени и дурманилось сознание. Это Люси понимала со всей отчетливостью.