Кейес Грег. Star Wars: На грани победы. Завоевание

   - Вы имеете в виду, что старые воспоминания вызывают боль?
   - Да. Доступ к долговременной памяти исторгает болевую жертву. Чем более связанные воспоминания она пытается свести в осознанную мысль, тем больше ее страдания.
   - Почему бы просто не стереть центры памяти и не начать заново?
   - Потому что она сохраняет знания о своих способностях джиидаи. Придет день - после того, как мы оформим ее - и мы захотим, чтобы она вспомнила, как ими пользоваться.
   Цан изучающе оглядел джиидаи.
   - Я вижу, вы вырезали у нее на лбу знак домена Куад.
   - Со временем мы сделаем больше. Мы переделаем ей лицо, в первую очередь этот ее странный нос. Но это внешнее. Смотри внимательно.
   Нен Йим присела у мембраны вивария, вновь открыла ее для звука и окликнула джиидаи.
   - Как тебя зовут? - спросила она.
   Джиидаи не отреагировала. Вздохнув, Нен Йим стимулировала иглоколомраздражителем малый центр боли и корковый нерв.
   То, от чего юная джиидаи всего несколько циклов назад завизжала бы от боли, теперь лишь заставило ее сверкнуть глазами и нахмуриться.
   - Да, адепт? - сказала джиидаи, словно бы неохотно пробудившись ото сна.
   - Как тебя зовут? - спросила Нен Йим.
   - Меня?
   - Да.
   - Меня зовут… - она нахмурилась, потом вдруг закатила глаза и схватилась за голову.
   - Меня зовут… - она стиснула зубы, лицо ее побелело. Затем, как будто от внезапного озарения, лицо джиидаи прояснилось.
   - Меня зовут Риина Куад, - сказала она.
   - Очень хорошо, Риина, - похвалила ее Нен Йим. - Ты выучила. А сегодня ты выучишь еще больше.
   - Теперь я вижу, - сказал Цан. - Вы фильтруете ее мысли. Неправильные ответы вызывают боль. А правильные не вызывают.
   - Нет, - ответила Нен Йим. - Это было имя из имплантированной памяти.
   - Но вы только что сказали, что протокол Ка неэффективен.
   - Да. Но мы можем вырастить подобие Ка-клеток, используя ее собственные, человеческие мозговые клетки.
   Инициат смотрел на нее с искренним восхищением.
   - Значит, это правда, - прошептал он. - Вы здесь воплощаете нашу мечту о суперпротоколе, о методах отыскания новых знаний без обращения к богам.
   Нен Йим почувствовала, что его восторг передался и ей, но тем не менее сплела щупальца в форму мягкого предостережения.
   - Здесь, в палатах мастера, о таких вещах можно говорить без опаски, - предупредила она. - Но за стенами этой комнаты будь осторожен.
   - Да, конечно. Я знаю, что бывает с еретиками, так же как и вы. Но что я должен делать? Командуйте мною, адепт Нен Йим. Сделайте меня частью этого!
   "Он совсем как Йакун", подумала Нен Йим. Как она сразу ее не заметила, этой страсти в его глазах? Как будто ее любимый возродился.
   "Займись непосредственно делом", посоветовала она сама себе.
   - Модифицированные клетки памяти слабы, - сказала она Цану. - Большая их часть отторгается в течение нескольких часов, и их приходиться реиплантировать. Моя задача - понять, почему; причина здесь не биохимическая, насколько я понимаю - это сложно обьяснить, возможно, это связано с ее способностями джиидаи. Твоя задача, инициат Цан - выращивать для нее память. Мы сейчас работаем над переносом полного набора фальшивой памяти, разработанной в Ка-протоколе, на ее эквивалент для человеческих клеток. Если это удасться, мы сможем копировать их столько, сколько будет нужно. Когда я найду способ вводить ей имплантированную память навсегда, мы получим полный набор для пересадки. А пока мы модифицируем клетки, вводим их и смотрим, сколько они живут. По ходу дела мы можем наткнуться на биологическое решение, в самом худшем случае - узнаем больше о том, как работает ее память.
   - Слушаю и повинуюсь, - с энтузиазмом сказал Цан. - но если нет руководящего протокола…
   - Я покажу. Испытания были весьма тщательными, потребовалось долгое тестирование…
   - Тестирование, - выдохнул Цан. - Я никогда не слышал, чтобы это слово произносили вслух в таком контексте.
   - Ты слушаешь, инициат, или собираешься комментировать каждое мое слово? - сделала замечание Нен Йим, стараясь придать своему голосу строгость.
   - Извините, адепт, - сказал он. - Я весь внимание.
   - Хорошо. Я говорила, инициат, что разработать процесс было нелегко, но результирующий протокол прост и так же легок в использовании, как и любой из дарованных богами. Если ты пройдешь сюда, я обьясню тебе его.
   Он преклонил колени и стал напряженно следить, но больше не прерывал ее, за исключением необходимых вопросов.
   Риина в замешательстве смотрела на двух йуужань-вонгов, занятых своим делом. Кто они такие? Почему она здесь?
   Рваная реальность. Она очнулась, вся дрожа, мысли проносились рассерженными роями, не желая связываться одна с другой. Она вспомнила, как женщина спросила ее имя, и она ответила: "Риина". От этого не было больно.
   Но почему-то это было неправильно.
   Она знала, что некоторые вещи, видимые краем глаза, нельзя разглядеть, если смотреть в упор. Ее настоящее имя было таким же - оно ускользало от взгляда. Когда она пыталась смотреть на него в упор, оно кусало ее раскаленными игольчатыми зубами.
   Это относилось и ко множеству других вещей. Лицо, что появлялось во тьме ее сознания, голос, иногда звеневший в ее голове, и постоянно пытавшиеся всплыть воспоминания о том, как она здесь очутилась - все это были непостоянные следы на песке, все они вели к боли.
   Но она не могла сдаться. Она не должна быть здесь.
   Или должна? Замелькали другие цвето-звуковые образы: мир, свернутый изнутри, в котором не было неба, а лишь земля, что загибалась вверх и смыкалась сама с собой. Ясельная мать со скошенным лбом и почти безносым лицом. Дразнящий сладкий запах воскуряемого омипала во время ритуала наименования. Пряный, чуть гнилостный вкус вон'у - редкого угощения, которое ей дал отец-именователь.
   Они называли ее Рииной. Рииной Куад.
   Ей казалось, что ее несет ласковый поток воды, а вокруг звучат утешающие голоса. Она коснулась лба и нащупала знаки своего домена, и даже свежая боль от них казалась по-своему хорошей.
   "Тахирай!"
   Снова этот голос. Воспоминания о прошлом разбились, как кристалл, и осколки впились в ее мозг. Вспыхнули другие образы, имена. Одно имя.
   Энакин.
   Поток превратился в бурлящую реку, ее затягивало под воду, и Энакин был там вместе с ней. Она ухватилась за этот образ, хотя пароксизмы боли сотрясали ее тело.
   Это было настоящее. Это было! Мы были детьми, в академии, и мы бежали вслед за мечтой, которая свела нас вместе…
   Тахирай вскрикнула, подпрыгнула и бросилась на барьер, отделявший ее от йуужань-вонгов. Она потянулась наружу с помощью Силы, пытаясь задушить их, но их почему-то не было. За их испуганными лицами не было ничего реального.
   - Меня зовут Тахирай! - закричала она. - Я джедай! Тахирай!
   Затем приливная волна ослепляющей боли поползла по всем ее нервам, словно многоножка с огненными лапками, и она потеряла сознание.
   - Что она сказала? - спросил Цан.
   - Это бэйсик, язык неверных, - пояснила Нен Йим.
   - Ей позволен доступ к этой информации?
   - Нет. Она все еще сопротивляется. Мы обнаружили, что она каким-то образом переключается на нервные кластеры, которые мы не заминировали. Однако иглокол-раздражитель продвигается по этим резервным путям и тоже стимулирует их. Скоро для нее не останется ни входов, ни выходов из этих кластеров, кроме как через принятие боли. Но к тому времени это не будет иметь значения - она уже не будет неверной и с радостью примет вызов.
   - Спасибо за разъяснения, - сказал Цан.
   Нен Йим ответила ему взмахом прически и вернулась к работе.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Корень дамютека представлял собой полую трубу; когда Энакин и Вуа Рапуунг влезли в нее, она оказалась где-то с метр в поперечнике. Тесно, но без клаустрофобии.
   Почувствовав их присутствие, труба сжалась, охватив очертания их тел с настойчивой силой. Энакину пришлось выставить перед собой руки и спускаться на кончиках пальцев.
   Ему казалось, что он сейчас задохнется. Повернуть назад он не мог, потому что следом лез Вуа Рапуунг. Вдобавок приходилось двигаться против вялого, но неослабевающего течения. Когда давление становилось слишком сильным, Энакин складывал свое тело в положение эмбриона, что забирало практически все силы. Когда он высвобождал свое тело и расрямлялся, всего через несколько секунд стены корня стягивались и опять охватывали его. Все это напоминало карабканье по пищеводу змеи, занятой глотанием. Единственной проблемой с этой аналогией было то, что будь оно так, он был бы уверен, что увидит свет в конце слизистого туннеля. Здесь же он полз в темноту, а может, и в небытие. Что, если корень выходит в закрытый водоносный горизонт? Как долго будет работать дыхательный аппарат, сидящий в его горле? Вероятно, пока Энакин не умрет с голоду.
   "Если мне удасться спастись с Явина 4", пообещал он себе, "я как-нибудь слетаю на дядину родную планету Татуин или еще в какое-нибудь сухое место". Воды и прочих жидкостей этого путешествия ему хватило бы на десятилетия.
   Борясь с надоедливыми страхами, Энакин продвигался вниз.
   Минуты складывались в часы.
   Он думал о солнце, ветре и неограниченном пространстве.
   Он думал о Тахирай. Правильно ли он делает, что пытается восстановить светомеч? Не рискнуть ли отбить Тахирай без меча? Отчетливые прежние контакты в Силе свелись к редким прикосновениям, наиболее мощным в моменты ее страданий.
   У Энакина было твердое ощущение, что Тахирай действительно избегает контакта, отталкивает его.
   Несмотря на это, в его сознании вырисовалось изображение ее темницы - маленькой комнатушки, отделенной от более просторного помещения тонкой, но несокрушимой мембраной. Ее тюремщиками были такие же йуужань-вонги, как и та женщина, которую Энакин видел у водосборника - с волосами, похожими на щупальца. Рядом виднелось еще несколько таких же клетушек, но эти были пустые и темные и, по-видимому, ждали других юных пленников-джедаев.
   В чем еще он был уверен - что Тахирай в большом замешательстве. Она не только не отвечала на его прикосновения - иногда она даже не узнавала их.
   Если бы, подумал он, если бы можно было спасти ее без светомеча…
   Но это было невозможно. Так думал даже безрассудно-безумный Вуа Рапуунг, иначе они ни за что не стали бы протискиваться сквозь эту километровую тонкую кишку.
   Тахирай продержится еще пару дней. Должна продержаться. А он проползет через что угодно, чтобы спасти ее.
   Мускулы дрожали, даже когда он подпитывал их Силой, но Энакин продолжал спускаться.
   Когда он наконец оказался в полости, достаточно большой, чтобы там можно было свободно плавать и ничего при этом не задевать, то молча отпраздновал это событие, принявшись растягивать и сгибать руки, хлопать ими и махать ногами. Это были самые приятные ощущения, которые он мог себе представить в тот момент. С минуту Энакин не думал ни о чем, кроме этого бесхитростного ликования, но затем тьма, таившаяся в его сознании, напомнила ему, что если пещера никуда не ведет, придеться лезть обратно наверх по этой ситовой штуке. Он достал свой кристалл-светляк и велел ему ожить.
   Стал виден Рапуунг, он плавал рядом и казался водяным чудовищемрептилией.
   Позади него Энакин увидел выходное отверстие трубы, пробитое в каменной поверхности, которая изгибалась вокруг них, образуя пещеру неопределенной величины. Энакин нашел направление силы тяжести и полез по склону вверх, держась одной рукой за его поверхность. Одновременно он тянулся наружу с помощью Силы, чувствуя, как вода медленно долбит камень и находя скрытые резонаторы - полости, где царил воздух.
   Энакин думал, что был счастлив оттого, что выбрался из трубы. Залезть на сырой камень, сорвать с себя гнуллит - это было безгранично приятнее. Он сидел, мокрый и задыхающийся, пока Вуа Рапуунг вылезал из воды за его спиной.
   - Надеюсь, дело того стоит, - проворчал Рапуунг.
   - Так и будет.
   - Лечи свое оружие, и хорош прятаться в этой яме.
   - Сейчас приступаю, - сказал Энакин. - Но сначала, Вуа Рапуунг, расскажи мне кое о чем. Ты действительно считаешь, что знаки твоего позора - дело рук формовщицы? Что она сделала это, потому что ты отверг ее любовь?
   - С кем ты разговаривал?
   - Так говорят другие Опозоренные. Они видели меня с тобой.
   Лицо Рапуунга перекосилось, как будто он проглотил самую противную вещь в мире, но воин утвердительно дернул головой.
   - Наша любовь была запрещена. Мы оба знали это. Сначала никого из нас это не волновало. Мы надеялись, что Йун-Тксиин и Йун-К'аа сжалятся над нами, пренебрегут гневом Йун-Йуужаня и дадут нам особое разрешение. Раньше такие вещи случались, и неважно, какие глупости ты слышал.
   Его губы скривились.
   - С нами этого не произошло. Мы ошибались.
   - И ты порвал с ней.
   - Да. Любовь - это безумие. Когда рассудок начал возвращаться ко мне, я понял, что не могу нарушить волю богов. Я сказал ей об этом.
   - И ей это не понравилось.
   Рапуунг фыркнул:
   - Она стала богохульствовать. Она сказала, что никаких богов нет, что вера в них - это предрассудки и что мы вольны делать все, что захотим, до тех пор, пока мы сильны.
   Он отвернулся от Энакина.
   - Несмотря на ее ересь, я никогда никому не собирался говорить о ее словах. Она в это не верила. Она боялась, что я донесу на нее или что однажды наши запрещенные встречи привлекут внимание ее начальства. Она честолюбива, Межань Куад. Она злая. Она сделала так, чтобы я выглядел как Опозоренный, потому что знала, что тогда никто не поверит моим словам, что все, что я скажу, будет принято за бред лунатика.
   - Почему она просто не убила тебя? - спросил Энакин. - Почему не подсунула тебе какой-нибудь яд или смертельную заразу?
   - Она слишком жестока для этого, - прорычал Рапуунг. - Она ни за что не даст мне освобождение в смерти, если может меня вместо этого унизить.
   Его глаза сконцентрировались на светляке.
   - Что еще говорили другие Опозоренные? Они назвали меня безумцем, да?
   - Собственно говоря, да.
   - Я не безумец.
   Энакин тщательно взвесил слова своего ответа.
   - Мне это безразлично, - сказал он. - И твоя месть меня заботит не больше, чем тебя заботит Тахирай. Но я должен знать, как далеко ты можешь зайти. Ты говоришь, что примирился с тем, что я буду пользоваться светомечом.
   - Я сказал это.
   - Я собираюсь восстановить его, как я тебе сказал. Чего я не упомянул - я собираюсь восстановить его, используя это.
   Он продемонстрировал светляка.
   Глаза йуужань-вонга расширились:
   - Ты хочешь привить живого слугу к своей машине?
   - Светомеч - это не совсем машина.
   - Он неживой.
   - В определенном смысле - живой, - сказал Энакин.
   - В определенном смысле экскременты - то же самое, что и еда; на молекулярном уровне - возможно. Говори внятно.
   - Чтоб было внятно, я должен рассказать тебе о Силе, а ты должен выслушать.
   - Сила - это то, чем вы, джиидаи, убиваете, - сказал Рапуунг.
   - Сила - это нечто куда болшее.
   - Почему ты хочешь мне это объяснить?
   - Потому что, когда я буду действовать светомечом, я не хочу от тебя никаких сюрпризов, как тогда, когда я зажег огонь. Я хочу покончить с этим здесь и сейчас.
   - Очень хорошо. Объясни мне вашу ересь.
   - Ты видел, как я использую Силу. Ты должен признать, что она реальна.
   - Я видел явления. Это могли быть трюки. Говори.
   - Сила генерируется жизнью. Она связывает все на свете. Она во всем - в воде, в камне, в деревьях. Я - рыцарь-джедай. Мы рождаемся с предрасположенностью к Силе, со способностью чувствовать ее, контролировать ее - охранять ее баланс.
   - Баланс?
   Энакин заколебался. Как объяснить слепому свет?
   - Сила - это свет и жизнь, но это также и тьма. И то, и другое необходимо, но их нужно держать в балансе. В гармонии.
   - Оставим в стороне глупость самой идеи, - сказал Рапуунг. - Ты говоришь, что вы, рыцари-джиидаи, поддерживаете этот "баланс". Каким образом? Спасая своих товарищей? Убивая йуужань-вонгов? Что, борьба с моим народом приносит баланс в эту Силу? Как это может быть, если ты сам признаешь, что мы в ней не существуем? Ты можешь двигать камни, но не можешь двигать меня.
   - В чем-то ты прав, - согласился Энакин.
   - Очень хорошо. Если ваше суеверие заставляет вас искать баланс этой таинственной энергии, при чем здесь тогда йуужань-вонги? Зачем вообще волноваться из-за нас?
   - Потому что вы вторглись в нашу галактику, убиваете наших людей, отнимаете наши миры. И ты не ждешь от нас отпора?
   - Я жду, что воины будут сражаться, принимать боль и смерть, петь окровавленными ртами песнь всеобщего убийства. Так делают йуужань-вонги, и мы так делаем, чтобы принести не баланс, но истину. То, что ты рассказал - это вздор. Скажи мне: йуужань-вонги - часть этой "темной стороны", о которой ты говоришь?
   Энакин посмотрел ему в глаза:
   - Думаю, да.
   - Это тебе говорит твоя магическая Сила?
   - Нет. Потому что…
   - Потому что мы в ней не существуем. Ни она не является частью нас, ни мы - частью ее. Опять же: почему ты считаешь нас частью вашей "темной стороны"?
   - По вашим поступкам, - сказал Энакин.
   - Поступкам? Мы убиваем в бою - вы убиваете в бою. Мы убиваем скрытно - вы убиваете скрытно. Ты сражаешься за свой народ - я сражаюсь за мой.
   - Это наша галактика!
   - Боги отдали ее нам. Они приказали нам принести вам правду. Эта твоя Сила - она для низших существ, не знающих богов.
   - Я не могу с этим согласиться, - сказал Энакин.
   - И тем не менее хочешь, чтобы я поверил во что-то такое, чего я не могу ни видеть, ни обонять? Просто потому, что ты говоришь, будто оно существует? Ты веришь в богов?
   Энакин помедлил и начал заново.
   - Ты видел, как я использовал Силу.
   - Я видел поразительные вещи. Я не видел, чтобы ты сделал что-то такое, чего мы, йуужань-вонги, не могли бы повторить. Наши довины-тягуны могут перемещать планеты. Наши йаммоски и даже этот низший светляк, что у тебя в руке, могут говорить от разума к разуму. Я признаю то, что вижу - что ты обладаешь способностями, которых у меня нет. Мне нет нужды верить в ваши предрассудки относительно происхождения этих способностей.
   - Ну и не надо, - раздраженно сказал Энакин.
   - А какое отношение все это имеет к сооружению твоего мерзкого оружия?
   - Светомеч - это больше, чем обыкновенное оружие. Каждый джедай конструирует свой собственный светомеч. Части его связываются Силой и волей джедая, и образуется нечто большее, чем сумма своих составляющих. Он становится живым существом в Силе.
   - Он состоит из неживых частей. Он не может быть живым.
   - Все живые существа состоят из неживых частей, если посмотреть достаточно близко, - заметил Энакин. - Нет ничего совершенно неживого. Как я сказал, Сила везде. В моем светомече будет что-то от меня, и что-то от этого светляка - во мне.
   Вуа Рапуунг задумчиво кивнул головой:
   - Теперь я начинаю видеть корни вашей поганой ереси. Вы пользуетесь мерзостями, потому что каким-то образом считаете их живыми?
   Энакин резко поднялся на ноги.
   - Я объяснил, что я собираюсь делать. Ты будешь мне препятствовать? Нападешь на меня, когда я подниму светомеч против твоих?
   Вуа Рапуунг уставился на него в тусклом свете светляка. Было слышно, как он скрежещет зубами.
   - Боги привели меня к тебе, - промолвил он наконец. - Не Йун-Шуно, многоглазая матерь хнычущих, но сам Йун-Йуужань. Он сказал мне в видении, что неверный-джиидаи с клинком из света приведет меня к мести и оправданию. Вот почему я последовал за тобой сюда, хотя мои инстинкты кричали против этого. Вот почему я не убил тебя, когда ты применил первую мерзость. Все, что ты говоришь - для меня ложь. Доказательства, которыми ты убеждаешь меня примириться с твоим оружием, - это вздор. Но Йун-Йуужань говорил со мной.
   - Значит, ты согласен с тем, что я рассказал тебе о Силе?
   - Конечно, нет. Как я ранее сказал, я признаю то, что мне сообщают мои органы чувств, без веры в твои бессмысленные обоснования. Твое оружие может быть угодно богам; твоя ересь - нет. Делай свой меч.
   Сказав это, Рапуунг шагнул в темноту.
   - И ты говоришь, что мои слова - вздор, - вздохнул Энакин.
   Энакина охватила досада, но он переборол ее.
   Он чувствовал светляка - не в Силе, не так, как остальные детали меча. Все было на месте, все было подогнано и готово работать. Но то, что он сказал Рапуунгу, было правдой; миг, когда светомеч действительно становился оружием джедая, наступал тогда, когда через него протекали первые амперы питания, когда каждый кусочек его становился частью другого и частью джедая, создавшего оружие.
   Но светляк сопротивлялся этому. Ну, не то чтобы сопротивлялся, но и в схеме работать не хотел.
   А время шло, и каждый миг Тахирай приближалась к чему-то ужасному.
   "Сконцентрируйся", подумал Энакин. "Не пытайся - делай".
   Но кто делает, тот ошибается, и где-то была ошибка. Слова мастера Йоды, вся его философия, требовали присутствия Силы во всем.
   Но в йуужань-вонгах Силы не было. Ее не было в их биотехнологии. С ними можно было сражаться лишь опосредованно, с помощью того, что ощущалось в Силе.
   Тут ему будто вкатили оплеуху - тот, кто ударил, замахивался очень долго.
   Мастер Йода ошибался.
   Джедаи ошибались, а Вуа Рапуунг был прав. Если джедаев не интересовало ничего, кроме баланса Силы, тогда ему было ни к чему драться с йуужаньвонгами. О, он может спасти Тахирай; в конце концов, не дать ей стать темным джедаем - это было в сердцевине всей философии. Но действия йуужаньвонгов - какими бы злыми и нехорошими они не выглядели - нужно ли противостоять этим действиям и самим йуужань-вонгам, если они никак не влияют на Силу?
   Ясно было то, что чужаки убивали людей, и это всегда создавало возмущения в Силе. Но нарушало ли это баланс? Йуужань-вонги не собирали вокруг себя темную энергию. Если кто этим и рисковал, то как раз джедаи - вроде Кипа или самого Энакина. Похоже, борьба против йуужань-вонгов способна больше разбалансировать Силу, чем любые действия самих йуужаньвонгов.
   Конечно, в этом был определенный смысл. Почти то же самое сказали бы Джесин и дядя Люк. Однако все это основывалось на аксиоме, что Сила присутствует везде.
   Но на самом деле было не так. И в то время как реальность смотрела им в лицо, никто из джедаев не нашел в себе мужества бросить вызов новой реальности. Вместо этого они вели себя как испорченные дети, жаловались, что йуужань-вонги играют нечестно и нарушают их черно-белые правила. Поэтому Кип отправился их убивать - чтобы избавиться от проблемы путем ее уничтожения. Джесин отступил в нерешительности. Возможно, он был прав.
   Нет. Йуужань-вонги не имели права вырезать целые планеты. Они не имели права обращать в рабство людей. Эти действия были плохими, неправильными, и с ними нужно было бороться. Если Сила не вела этим путем, а лишь била тревогу о великой опасности Темной стороны - тогда, возможно, Энакин служил не Силе. Точнее, он служил чему-то более фундаментальному, чем Сила; Сила была проявлением этого, эманацией - инструментом. Не боги Рапуунга и вообще не божество, а некая фундаментальная истина, встроенная во вселенную на субатомном уровне. В этой галактике слугой такой истины была Сила. Там, откуда были родом йуужань-вонги, должно было существовать какое-то другое проявление. Но свет оставался светом, а тьма - тьмой. И, что бы не случилось с йуужань-вонгами, они давным-давно повернулись к темной стороне. Если бы Империя Палпатина победила и отправила завоевательную экспедицию в другую галактику - в галактику, где Сила неизвестна, - какое понятие имели бы тамошние жители о светлой стороне Силы? Знали бы они, что Империя - лишь отклонение от того, что должно быть? Нет. Точно так же Энакин не знал - не мог знать - от какого проявления света отказались йуужань-вонги. Но они отказались.
   Может, это был результат полного обращения целого народа к темной стороне. А может, Сила просто отвергла их, или они ее.
   Это не значило, что все они злые, так же как не были злыми все те, кто служил Империи. Но из этого следовал вывод, что с йуужань-вонгами нужно бороться. Без гнева и ненависти - да. Но они должны быть остановлены, и Энакин Соло никогда не свернет с этого пути.
   С нахлынувшей вдруг уверенностью он потянулся в Силе к деталям светомеча и прижал их покрепче друг к другу.
   Итак, он должен косвенным образом работать с йуужань-вонгами и их вещами. Хорошо. Но за кажущейся разобщенностью должно быть единство.
   И тут его озарило. Связующим звеном между светомечом и светляком был Энакин Соло. Перемена должна была произойти в нем.
   Энергия выплеснулась и затрещала, пещера отозвалась шипяще-свистящим эхом, и где-то зарычал Вуа Рапуунг.
   Энакин взглянул на лиловое сияние светомеча и почувствовал, как ухмылка делит его лицо пополам.
   - Я снова джедай, - тихо сказал он.
   Возможно, джедай совершенно нового вида.
   - Два цикла начались и закончились, - пробурчал Вуа Рапуунг через несколько секунд. В лиловом свете его черты казались глубоко запавшими. - Кажется, твое мерзкое оружие работает. Теперь уже можно не прятаться? Можем мы наконец встретиться с нашими врагами?
   - Ты встретишься с ними, - сказал Энакин. - Я намерен с ними расправиться. Твоим формовщикам нужны джедаи? Один уже идет.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ЗАВОЕВАНИЕ