Кейн Джеймс. Бабочка

   От меня он так ничего и не добился и ушел, сокрушенно качая головой и разглагольствуя о том, что сам он человек миролюбивый, и как было бы ужасно, если бы вдруг кого-то застрелили из принадлежащей ему винтовки, и что остается лишь уповать на то, что этого не случиться, и он по чужой вине не попадет в тюрьму. Кому и какой резон может быть в том, если его все-таки посадят в тюрьму, он так и не уточнил. Но дня через два, в один из вечеров, девчонки отправились в кино, забрав с собой Дэнни, а я пошел прогуляться вдоль ручья, чтобы привести мысли в порядок и подумать о своей жизни, если это вообще можно было назвать жизнью. Отойдя на довольно приличное расстояние, я повернул обратно, но выйдя на дорогу, заметил, что в хижине горит свет. Потихоньку подобравшись к дому, я застал Эда, который расхаживал по гостиной с керосиновой лампой в руках и заглядывал во все углы. Закончив обыск в большой комнате, он направился к дальнюю комнату, направляя свет лампы на развешанные там платья девушек и даже заглянув под кровать. Я дождался, пока он выйдет в пристройку, после чего на цыпочках прокрался в дом, достал из кобуры свой револьвер и, стоя на пороге гостиной, направил его в спину Эда.
   — Руки вверх, Эд.
   Он был без оружия, и поэтому даже не оборачиваясь, покорно поднял руки над головой. Я подошел и забрал у него лампу, чтобы он не спалил мне дом.
   — А теперь, вислоухий ублюдок, говори, какого черта ты сюда приперся и по какому праву забрался ко мне в дом?
   — Джесс, я просто ищу свою винтовку.
   — По-твоему, я ворую винтовки?
   — Нет... нет, Джесс, я ничего такого не думаю. Просто после того случая, после того, что Моук заставил меня сделать на похоронах, я подумал, что, может быть, ты пришел и забрал ее. На всякий случай, что обезопасить себя. Вот и все, Богом клянусь.
   — Я ничего у тебя не брал. Ясно тебе?
   — Ясно, Джесс. Ясно.
   — Между прочим, я вполне мог бы пристрелить тебя сейчас, и мне за это ничего не было бы. А потом сказал бы, что в мой дом забрался какой-то человек, и я выстрелил в него, потому что испугался, что он хотел убить меня, и суд меня оправдал бы. Это-то ты хоть понимаешь?
   — Конечно, Джесс, я все понимаю.
   — Ну, предположим, я тебя сейчас отпущу. Что тогда?
   — Джесс, проси все, что пожелаешь. Я согласен на все.
   — Тогда кончай шляться здесь и совать нос в чужие дела.

* * *

   Я ни словом не обмолвился ей об этом происшествии. Я никогда не заводил речи о том, что так или иначе имело отношение к Моуку. Но случившееся заставило меня изрядно понервничать. Разумеется, она считала, что я нервничаю из-за нее, и это очень льстило ее самолюбию. Она смеялась надо мной, садилась ко мне на колени, щипала за подбородок и просила не быть таким мрачным. И вот однажды мы в очередной раз уединились в своей заветной пещере, завесив проем, ведущий в штрек с бревенчатыми опороми ковром, и наслаждались выпивкой и скромным угощением, захваченным ею из дома. Тихо играла музыка, и она танцевала передо мной совершенно обнаженная. Но тут из-за занавеса послышалось нечто такое, что ухо шахтера не перепутает ни счем. Это было шипение, исходящее от карбидной лампы, когда пламя загашено, но вода все еще продолжает выделять газ.
   Я жестом велел ей продолжать танец, а сам, сделав резкий выпад, бросился на ковер. Там что-то упало, но вместе с тем упал и сам ковер, накрывший собой жаровню, отчего в пещере воцарилась непроглядная темнота. Я ударил наугад, и мой кулак достиг цели. Я ударил снова, и тут же получил ответный удар в челюсть. Я снова ринулся в бой, но успел ухватить лишь клок рубахи, тут же выскользнувший из моих пальцев. Послышались шаркающие шаги, торопливо удалявшиеся вдоль рельсов. Затем она вскрикнула, и внезапно пещера оказалась озарена светом костра: видимо, она попыталась убрать покрывало с жаровни, и раскаленные угли разлетелись по полу, так что загорелось и само покрывало, и ее одежда, которую она небрежно бросила на лежанку. Мы загасили пламя водой, и пещера наполнилась клубами пара.
   — Джесс, кто это был?
   — Не знаю...
   — Что им было нужно?
   — Понятия не имею.
   — Как ты думаешь, они видели что-нибудь?
   — Этого я тоже сказать не могу.
   Но в глубине души я знал, что это был никто иной, как Эд Блу, все еще рыскавший по окрестностям в поисках своей винтовки. И вот на следующее утро, когда я резал на заднем дворе яблоки для пресса, чтобы отжать сок для приготовления сидра, Джейн выскочила из дома и, подбежав к большому дереву, что росло по другую сторону от хлева, поймала прятавшегося там мальчишку и отхлестала его по лицу. По возвращении назад она была очень бледна. Еще никогда в жизни я не видел ее такой взволнованной.
   — И как ему только в голову могло прийти говорить такие вещи!
   — Что он тебе сказал?
   — Не мне. Кейди. Обозвал ее папашиной любовницей.
   Кейди вышла из дома и молча слушала наш разговор, избегая встречаться взглядом с ней или со мной. Все утро был слышен лишь голос Джейн, громко негодовавшей по поводу услышанного; возможно, Кейди тоже что-то говорила, но я этого не слышал. Затем, ближе к вечеру, она подошла ко мне, застав меня как раз в тот момент, когда я закручивал винт пресса.
   — Джесс, я уезжаю.
   — Ты... что?
   — Уезжаю. Может быть, в Вашингтон. Короче, все равно куда, лишь бы подальше отсюда.
   — Ты хочешь бросить меня?
   — Да, я уезжаю от тебя, и забираю с собой Джейн и Дэнни.
   — Но почему?
   — Ты слышал, что случилось сегодня утром, и видел, как на это среагировала Джейн. Я так больше не могу. Может быть, Джесс, я и попаду прямиком в ад, но только я ни за что не допущу, чтобы она все узнала. А если она задержится на этом ручье хотя бы еще на день, то так оно и будет. Кто-то видел нас и не намерен держать это в тайне.
   — А может быть, я тебя никуда не отпущу.
   — Я не спрашиваю у тебя разрешения.
   — Ты, наверное, забыла, что теперь ты моя жена.
   — Ради Бога, Джесс, перестань дурить.
   Я спустился вниз, твердо намереваясь рассказать ей всю правду, но взгляд ее прищуренных глаз был холоден. И мне стало ясно, что никакого проку от моих откровений не будет никому. Она все равно не поверит, а никаких доказательств у меня все равно не было.
   — Мы уезжаем сегодня же.
   — К чему такая спешка?
   — Нам нужно успеть на автобус, отправляющийся из Карбон-Сити в шесть часов, так что я была бы тебе очень благодарна, если бы ты подвез нас до города.
   — Ладно, как скажешь.
   Джейн подошла ко мне перед самым отъездом. Она не имела ни малейшего представления о том, что происходит, но была очень расстроена тем, что приходится уезжать от меня и пыталась выразить словами глубину своих чувство ко мне. Мне тоже было грустно, и я пытался придумать какой-либо выход из сложившегося положения, позволивший бы мне продолжать отношения с Кейди, но при этом устроить все так, чтобы не вызвать подозрений у Джейн. И тогда я сказал, что, возможно, продам дом и тоже переберусь на восток, и тогда она обняла меня руками за шею и радостно одобрила эту идею. Не знаю, доставил бы я их в тот день вовремя в город или нет, ибо по пути туда можно было бы имитировать поломку машины и таким образом отодвинуть решение вопроса еще на одну ночь, и за это время, возможно, и сумел бы что-нибудь придумать. Но когда мы еще проезжали пл грунтовой дороге, проложеной по берегу ручья, нам навстречу выехала другая машина. В ней сидело двое мужчин, и завидев нас, один из них поднял руку, приказывая мне остановиться.
   — Вы Джесс Тайлер?
   — А кого это интересует?
   — Помощника шерифа.
   Он показал мне свою бляху, и я сказал, что не собираюсь называть своего имени, и если уж его это так интересует, то пусть выясняет каким-либо иным способом.
   — Что ж, мистер Тайлер, полагаю, установить вашу личность мне не составит особого труда. Мне было достаточно лишь один раз взглянуть на вас, чтобы вспомнить, как однажды мне уже пришлось составлять на вас бумаги. В тот раз вы едва не убили человека. Помните?
   — Что вам надо?
   — Вручить ордер на ваш арест?
   — За что?
   — Здесь написано, по обвинению в инцесте.
   — Это ложь.
   — Если это и ложь, то вам нужно всего лишь проехать с нами и доказать это в суде. А это ваша дочь Кейди?
   — Я же сказал, выясняйте сами.
   — Мисс Тайлер, вас я тоже запомнил, и у меня имеется судебное предписание задержать вас в качестве свидетеля. Итак, как мы поступим с грузовиком? Мистер Тайлер, вы предпочитаете, чтобы я сам доставил вас в Карбон-Сити на вашем же грузовике, или же вы и ваши дочери пересядете в машину к другому помощнику шерифа, а я сяду за руль вашего грузовика, или же у вас есть какие-либо иные соображения на сей счет?
   — Грузовик поведет моя другая дочь.
   — Что ж, тогда решено.
   Мы с Кейди вышли из кабины грузовичка и пересели в другую машину, так и не сказав ни слова Джейн. Но краем глаза я видел, как она неподвижно сидит в залитой солнцем кабине с ребенком на коленях, пристально глядя на нас.

Глава 14

   Когда помощник шерифа доставил меня в суд, Джейн уже дожидалась меня там вместе с Дэнни, которого она усадила себе на плечо и изо всех пыталась успокоить. Малыш плакал, потому что ему уже давно пора было спать. Здесь же находилась и целая толпа совршенно незнакомых мне людей, так как в семичасовом выпуске новостей местного радио уже успели объявить о момем аресте, и теперь добрая половина города сбежалась в суд на слушание. Судья меня еще не вызвал, и в то время, как я стоял в коридоре вместе с помощником шерифа, ко мней подошла Джейн.
   — Джесс, и как ты только мог так с ней обойтись?
   Помощник шерифа бесцеремонно перебил ее, напомнив, что все сказанное может быть использовать против меня в суде, но она не обратила на него ни малейшего внимания.
   — Ты же знал, как нелегко ей было, как она страдала, когда Уош просто взял и бросил ее. Ты знал, что она пристрастилась к выпивке. Ты знал, что она была не в себе, что она в тот момент была попросту готова на все. И ты бессовестно воспользовался ее бедственным положением.
   — Ты в этом так уверена?
   — Если бы это было не так, неужели она не рассказала бы мне? Она никогда не обманывала меня. А если она прячет глаза и молчит, то значит, все, что они здесь говорят, чистая правда.
   — Возможно, все было совсем не так.
   Тут женщина-надсмотрщица привела Кейди, и, оставив меня, Джейн поспешно направилась к ней. А минуту или две спустя в здании суда появился Эд Блу в сопроваждении всех обитателей Тьюлипа, и только тогда я начал понимать, какое испытание мне предстоит.

* * *

   Слушание вел все тот же пожилой судья. Когда мы выстроились в шеренгу перед его столом, он, обведя пристальным взглядом нашу процессию, начал задавать общие вопросы помощнику шерифа, уточнив у него, есть ли у меня у меня адвокат и тому подобное, и при этом так брезгливо глядя на меня, словно я был омерзительной бородавчатой жабой. Затем он обратился ко мне:
   — Джесс Тайлер, вы предстаете перед судом по обвинению в инцесте, коим является ваше сожительство со своей дочерью Кейди Тайлер. Также в вину вам также вменяется растление несовершеннолетней Кейди Тайлер. Так что вы имеете сказать в свое оправдание?
   — Какое еще оправдание?
   — Вы должны признать себя виновным или же заявить о своей невеновности. Если вы признаете свое вину, то мне придется назначить сумму залога, и до его уплаты задержать вас на срок, установленным решение выездной сессией окружного суда. Если же вы не признаете свою вину или же отказываетесь от дачи показаний на этом слушании, на что у вас есть полное право, я должен будут выслушать свидетельства против вас, и если они окажутся достаточными и подкрепленными соответствующими доказательствами, вынести ваше дело на суд присяжных, назначить залог, и до его уплаты передать вас на попечение шерифа.
   — А что будет с ней?
   — Вашу дочь никто не обвиняет.
   — И тем не менее, ее арестовали вместе со мной.
   — Она задержана в качестве свидетеля с правом внесения залога.
   — Значит, если я признаю себя виновным, вы возьмете меня под стражу, то свидетель вам не понадобится, и она сможет отправиться домой? Я не стану делать никаких заявлений, пока не буду знать это наверняка.
   — Господин прокурор?
   Тут подал голос молодой человек,: стоявший рядом с Эдом Блу. Он сказал:
   — Ваша честь, единственное обвинение против этой молодой особы содержится в жалобе, поданной шерифу, и сводится к недостойному обнажению, но в связи с тем, что данный акт имел место не на публике и не повлек за собой нарушение общественного порядка, я, соотвественно, аннулирую данное обвинение. В остальном же, при отсутствии иных, не известных мне обстоятельств, если этот человек желает сэкономить деньги налогоплательщиков и хочет избежать дальнейшего судебного разбирательства и публичного скандала, он вполне прав. В случае, если он признает себя виновным, мне не понадобится свидетель, и хоть нельзя исключить возможность, что суд высшей истанции пожелает допросить ее перед окончательным вынесением приговора, я на данном этапе не стану настаивать на назначении залога. Так же хочу заметить, про при рассмотрении дел подобного рода и отсутствии отягощающих обстоятельств мы редко просим о заключении в исправительное учреждение или о применении иного наказания, если речь идет о молодой девушке, являющейся матерью малолетнего ребенка. Ну что, Тайлер, вас удовлетворяет такой ответ?
   — Я признаю себя виновным.
   — В таком случае я назначаю залог в сумме пяти тысяч долларов. Вы готовы заплатить его до конца сегодняшнего дня?
   — Нет, сэр, у меня нет таких денег.
   — Тогда отведите его в тюрьму. Введите следующего обвиняемого.

* * *

   Следующим обвиняемым оказался темнокожий парень, арестованный за кражу автомобильной шины. Он сидел на скамейке в первом ряду в компании помощника шерифа. Я вместе со своим провожатым уже направился было к двери, но услышал, как судья приказывает кому-то отойти, и оглянувшись, увидел, что Кейди все еще стояла перед ним. И затем она вдруг решительно вскинула голову и, глядя судье в глаза, твердо заявила:
   — Он ни в чем не виноват.
   — Но ваш отец сам признал себя виновным.
   — Вы хотите сказать, мой муж.
   — Что?
   — Мы поженились.
   — Офицер, верните этого человека.

* * *

   Прокурор, производивший до этого впечатление приятного молодого человека, в один миг превратился в кровожадного волка. В течение целого часа он задавал ей вопрос за вопросом, пока, наконец, не выяснил в мельчайших подробностях, как мы с ней тем вечером отправились в Гилрой и сказали в бюро, выдававшее брачные свидетельства, будто бы у нас лишь одинаковые фамилие, но родственниками мы не являемся, как она заявила, будто бы ее отцом был некто по имени Хайрам Тайлер, и что он давно умер, а также сообщила заведомо ложные сведения о своем возрасте, сказав, что ей двадцать один год. Судья тоже то и дело вмешивался в допрос, уточняя то одно, то другое, и в конце концов, прокурор заявил:
   — Ваша честь, я могу с уверенностью сказать, что это самое шокирующее дело за всю мою судебную практику. Конечно, иногда мне приходилось сталкиваться с делами, связанными с попранием нравственности и общепринятой морали, но здесь мы имеем дело с беспрецедентным случаем, когда двое вполне взрослых людей заявились в государственное учреждение и столь изощренным образом надругались над чиновниками, состоящими на государственной службе, и законами штата. Я не знаю, к каким последствиям все это может привести, но мне хотелось бы просить суд задержать эту девушку для дальнейшего рассмотрения этого дела в суде присяжных.
   — Прошение принимается.
   Она пыталась возражать, говорила, что я сделал то, что сделал, потому что лбвил ее, что то, что произошло между нами было неизбежно, потому что к тому все шло, и что я хотел, чтобы нас соединяли узы брака, как и полагается, и просто не знал, что это противозаконно. Но это ничего не дало. Судья, подобно прокурору, вцепился в нее мертвой хваткой, и все это время я не переставал думать о том, какое наказание грозит ей теперь за дачу ложных показаний, с каждой минутой все более и более утверждаясь во мнении, что пришло время рассказать все правду, даже если после этого она возненавидит меня, и я уже никогда ее больше не увижу.
   — Я беру назад свое предыдущее признание.
   — И каким же будет ваше новое заявление?
   — Какое новое заявление, ваша честь?
   — По обвинению вас в лжесвидетельствовании.
   — Мой ответ это обвинение, равно как и на оба предыдущих — не виновен. Эта девушка не является моей дочерью, она мне жена, и пусть кто-нибудь объяснит мне, какой закон я нарушил, женившись на ней.
   — Не ваша дочь? Что вы хотите этим сказать?
   — Лишь то, что сказал.
   — А чья же она дочь в таком случае?
   — Человека по имени Моук Блу.
   — Не ври!
   Этот отчаянный вопль вырвался из ее груди словно сам собой, и, опомнившись, она тут же извинилась за свое поведение.
   — Джесс, извини, я не хотела. Я беру свои слова обратно, но только ты должен тоже взять обратно то, что только что сказал. Возможно, ты пытаешься выгородить меня, но я даже слышать об этом спокойно не могу.
   — Я не вру, и отрекаться от своих слов не буду.
   — Кто такой Моук Блу?
   И тогда я рассказал им, кто такой Моук, как он разрушил мою семью, как потом они сбежали вместе с Белл, и как их роман начался за год до рождения Кейди. Мой рассказ не был похож на заученное наизусть повествование. Я тогда даже сам не знал, что скажу в следующий момент.
   — И вы узнали, что Моук Блу был ее отцом?
   — Я точно знал, что я им не был.
   — И тем не менее, вы вырастили и воспитали ее, как собственного ребенка?
   — Я не видел ее с того самого дня, как жена уехала, забрав с собой детей, и до прошлого года, когда она приехала сюда и поселилась у меня.
   — И вы начали спать с ней?
   — Нет, тогда я с ней не спал.
   — Когда же это началось?
   — После того, как мы поженились.
   — Все это время вы жили с ней под одной крышей, и между вами ничего не было, а затем вы вдруг решили во что бы то ни стало жениться на ней. Почему вы не женились на ней реньше?
   — Я был уже женат.
   — Ага, значит, помимо всего прочего, вы еще и многоженец?
   — Моя жена, мое первая жена, ее мать, умерла. И на следующий день после этого я предложил Кейди выйти за меня замуж. Она согласилась, и мы поехали в Гилрой.
   — Это вы заставили ее сообщить ложные сведения относительно ее возраста?
   — Я просто забыл, сколько ей точно лет.
   — А как насчет вымышленного имени отца?
   — Уже после того, как мы поженились, она призналась мне, что вписала в графу от отце вымышленное имя — Хайрам Тайлер — и тогда я впервые понял, что она действительно считает меня своим отцом. Я думал, что она знает про Моука.
   — Вы не рассказали ей об этом?
   — Тогжа? Нет. Я пытался, но так и не смог.
   — Почему же?
   — Вы же сами слышали, как болезненно она восприняла эту новость. Моук был никчемным, жалким ничтожеством, и я подумал, что если я расскажу ей правду про него, то она возненавидит меня до конца жизни. Я же любил ее, и мне этого не хотелось.
   — А где сейчас находится этот Моук Блу?
   — Я не знаю.
   Судья и прокурор переглянулись между собой, и затем судья обратился к Кейди:
   — Скажите, юная леди, вы верите в эту историю?
   Она не ответила, и тогда он попросил подняться Джейн и задал ей тот же самый вопрос. Она тоже не ответила.
   — Есть ли среди присутствующих в зале кто-нибудь из соседей этого человека, кто знал его и его жену, в то время когда они еще жили вместе, и кто может подтвердить или опровергнуть правдивость слов обвиняемого или располагает какими-либо иными сведениями по данному вопросу?
   В ответ — тишина. Тогда я сказал, что на животе у Моука была родинка, похожая на бабочку, и что точно такая же родинка есть и у Дэнни, что эта родинка присуща лишь мужчинам из иего рода, поэтому у Кейди ее нет, а у мальчика есть, но ни судья, ни прокурор даже не соизволили разбудить Дэнни, мирно спавшего на столе с надвинутой от света на глаза шляпкой Джейн. Все, мне пришел конец, я чувствовал это, и Кейди тоже уже ничего не поможет. Это я тоже знал наверняка, пока по чистой случайности мой взгляд не упал на лицо Эда Блу, и по его выражению мне вдруг стало ясно, что еще далеко не все потеряно, что победа все-таки останется за мной, потому что я вырву, выцарапаю из него всю правду, необходимую для моего освобождения. Судья же тем временем уже готовился объявить конец заседанию по моему делу.
   — Что ж, Тайлер, до тех пор, пока этот ваш Моук Блу не появится в суде и не представит наглядных доказательств тому, что вы нам тут рассказали, я буду вынужден считать ваши показания не более, чем изощренной фантазией, отчаянной попыткой избежать ответственности за несколько серьезных преступлений, так что...
   — Он не придет сюда.
   — Отчего же?
   — Он побоится прийти.
   — Чего же ему опасаться?
   — Что я убью его.
   — А с чего он должен этого бояться?
   Он пристально глядел на меня, словно на идиота, ломающего перед ним дурацкую комедию. Я же добился, чего хотел, и именно в этом и был мой спасительный шанс.
   — Потому что я велел ему убираться из наших мест подобру-поздорову, когда он попытался убить меня из винтовки, которую ему одолжила вот эта лживая крыса, что бессовествно заявилась сюда, чтобы свидетельствовать против меня. Это его брат по отцу, и у него на животе тоже есть точно такое же родимое пятно, как и у этого ребенка, но только он молчит об этом, потому что ему очень хочется, чтобы меня упекли в тюрьму за то преступление, которого я не совершал!
   Если вы сомневаетесь в том, что это сообщение произвело эффект разорвавшейся бомбы, то значит вы просто не знаете, какие эмоции переполняют душу судьи, когда он понимает, что кто-то пытается ввести его в заблуждение. У него было такое свирепое лицо, что в какой-то момент мне даже показалось, что он собирается ударить Эда. Он заставил его снять рубашку, и сам осторожно расстегнул костюмчик на Дэнни, как если бы тот был его сыном. И, разумеется, у Эда тоже была та же самая «бабочка» в окружении затейливого орнамента, обведенного красным контуром. Как Эд пояснил суду, эту татуировку ему сделал один мастер из Норфолка еще в те времена, когда он работал кочегаром на железной дороге.
   — А у вашего брата, у этого Моука Блу, тоже есть такое родимое пятно?
   — Этого я не знаю, сэр.
   — Вы что, хотите, чтобы и вас тоже привлекли к уголовной ответственности за дачу ложных показаний?
   — Да, сэр, у него тоже есть такая родинка.
   — И только мужчины из вашего рода наследуют ее?
   — Таково семейное предание.
   Судья забарабанил пальцами по столу, а затем привстал со своего места и пошептался с прокурором. И потом:
   — Итак, Тайлер, в свете этого свидетельства, я совсем не уверен в вашей невиновности. С моральной точки зрения, все-таки есть что-то странное в том, что вы так и не рассказали этой девушке о том, кто на самом деле является ее отцом, и позволили ей считать, будто бы она совершает нечто предосудительное, сожительствуя с вами. Однако, я убежден, что если эти самые родимые пятна будут предъявлены присяжным, вне зависимости от того, удастся к тому времени установить местонахождение Моука Блу или нет, то добиться от них обвинительного вердикта для вас будет все равно невозможно. Так что я снимаю обвинение. Но если вдруг по этому делу откроются какие-либо новые обстоятельства, то упаси вас Бог снова попасть в какой-нибудь переплет.
   — Больше ничего не будет. Я не виновен.
   — Да, кстати. А почему все-таки вы сначала решили признать себя виновным? Согласитесь, довольно странный поступок...
   — Я же уже объяснил вам. Я просто не хотел, чтобы она узнала.
   — О том, что ее отец Моук Блу?
   — Да.
   — Да уж, видать, вы действительно влюблены в нее.
   — Вот и я о том же.

Глава 15

   Всю следующую неделю Кейди даже не глядела в мою сторону и почти не выходила из дальней комнаты. Я же по-прежнему ночевал в сарае. Но она пристально разглядывала Дэнни и его «бабочку», и было совершенно ясно, что она пытается свыкнуться со своим новым положением. И затем как-то раз, сидя у камина, когда Джейн готовила ужин в соседней комнате, она подхватила малыша на руки, крепко прижимая его к себе, и проговорила: «Мой сыночек». Она повторяла это снова и снова, и слезы блестели у нее в глазах и безудердно катились по щекам. С того самого дня она стала сама заботиться о нем, ничего не передоверяя Джейн. Тогда же она начала снова замечать меня, присматриваясь ко мне, словно пытаясь что-то подметить. И как-то утром, перед самым рассветом, она пришла ко мне в сарай, освещая себе путь керосиновой лампой, и у меня в голове промелькнула безумная идея, что она пришла помириться и снова стать моей женой. Однако, в следующий момент стало ясно, что это отнюдь не входило в ее планы. Она была полностью одета, и судя по всему, с вечера так и не ложилась спать. Поставив лампу на пол, Кейди присела на краешей моей койки, так, что мне было видно ее лицо, освещенное снизу, но глаз ее было не разглядеть.
   — Джесс, с того самого вечера в суде я не перестаю думать, пытаясь вспомнить, как все было. Всю сегодняшнюю ночь я тоже провела в раздумьях. И теперь мне нужно уточнить одну вещь.