Когда она подумала о будущем младенце, у нее отлегло от сердца. Теперь у нее не было никаких сомнений — его отцом являлся Хоакин, а не Лютер Мейджер. Вот только сам отец никогда не узнает о ребенке, которого зачал.
   Терзаясь сомнениями, Хеллер долго ворочалась с боку на бок, пока наконец не провалилась в глубокий, беспокойный сон.
   Проснулась она только в полдень следующего дня. Около нее, скрестив ноги и монотонно напевая, сидел Пепе. Заметив, что Хеллер открыла глаза, он перестал петь.
   Внезапно ей в голову пришла страшная мысль.
   — Хоакин… умер?
   — Нет-нет, он жив, но пуля засела очень глубоко, и из него вытекло много крови. — Пепе огорченно покачал головой.
   Следующие четыре дня оказались больше похожи на пытку. Пепе не приходил, и никто не разговаривал ни с ней, ни с Абигайль о состоянии здоровья Хоакина. По-видимому, все шло к худшему. Он умирал.
   Уже собираясь уезжать, Хеллер неожиданно повстречала Елену. Они не обмолвились ни словом, делая вид, что не знакомы друг с другом; и тут, повинуясь какому-то неясному импульсу, Хеллер кинулась назад в лагерь и сразу прошла в зал, где лежал Хоакин. Она просто не могла не увидеть его в последний раз, чтобы попрощаться.
   Хоакин лежал на груде шкур, его голова была слегка приподнята, мускулистые руки покоились по бокам. Широкая повязка стягивала его торс, а ноги прикрывало одеяло в красно-коричневую полоску.
   Хеллер безмолвно встала на колени у его изголовья, она хотела дотронуться и погладить его, но не смела, опасаясь, что он проснется.
   — Я люблю вас, Хоакин Мурьета, — прошептала она настолько тихо, что ее голос был едва слышен, — и никогда не хотела причинять вам боль. Я сделаю все, что смогу, чтобы доказать мою верность и любовь.
   Глаза Хоакина медленно открылись.
   — Хеллер? — Его голос был слаб и чуть дрожал.
   Она не смела пошевелиться. Его веки снова опустились. Убитая горем, Хеллер поднялась с колен и ушла, уверенная, что видит свою первую и единственную любовь в последний раз.
 
   До этого утра Хоакин был убежден, что умирает. Пепе не обнадеживал его, как прежде, а бальзамы и настойки старика вместе с монотонным пением лишь немного уменьшали боль.
   И все же на пятый день после того, как он получил пулю в спину, Хоакин сел. Все у него болело, будто его только что поджарили в аду, но это лишь говорило ему о том, что он жив. К тому же он отлично выспался за эти пять дней — хватит на шесть жизней, как сказала Елена.
   В третий раз Хоакин оказался на грани жизни и смерти. С одной стороны, ему было жаль, что он выжил, поскольку смерть освободила бы его от чертовой клятвы и избавила от собственной безупречной честности.
   Он знал, что Хеллер была в лагере; Лино сказал ему об этом. Хоакин провел все утро, пытаясь понять, отчего она не пришла к нему, как только приехала, и почему предала его. Что он сделал, за что она так сильно ненавидела его? Разумеется, она разъярена: он должен был больше доверять ей и заранее раскрыть свой план. Очевидно, Хеллер пережила нечто большее, чем страх, она почувствовала себя брошенной.
   Когда он сообщил ей о причинах своих действий, то думал, что она поняла и простила его. Как же он ошибался!
   Несмотря на охватившее его отчаяние, Хоакин понимал, что во всем случившемся виноват только он один. По его ошибке Хеллер оказалась на его пути мести. Ему бы лучше быть терпеливее и подождать, пока она не уедет домой, а он использовал ее как пешку в своей игре с Мейджером.
   Завтра, когда у него будет больше сил, Лино приведет ее сюда; они поговорят, и он узнает, что у нее на сердце. А потом он скажет, как сильно любит ее.
 
   Как будто душевной боли за смерть Хоакина ей недостаточно! Хеллер мучила не только вина за то, что случилось с ним; клятва, данная Хоакином Росите, так и осталась невыполненной. Весь день и всю ночь она думала о людях, которые пострадали или были убиты Лютером Мейджером. Еще недавно Хоакин собирался положить этому конец, а теперь… О, если бы только она могла что-нибудь изменить!
 
   Лунный свет освещал ей путь. Увидев то место, где был взорван целый выступ горы, Хеллер направила лошадь в противоположную сторону. Она уже знала, что несколько головорезов Мердока погибли при взрыве и поэтому нападение на лагерь Хоакина не состоялось.
   Конь Лино недовольно фыркнул, и Хеллер похлопала его по шее. Помимо коня, она украла пистолет и кобуру. В другой ситуации она бы гордилась своей отвагой. Интересно, что бы сказала Элизабет Пенниуорт, если бы увидела сейчас свою ученицу в полосатой мексиканской рубашке верхом на лошади?
   Когда впереди показались огоньки, Хеллер натянула поводья и остановила коня. Привязав его к дереву, девушка осторожно прокралась вдоль загона к дому. Поблизости не было ни одного охранника, но все же она решила на всякий случай выждать и понаблюдать за домом. Лишь когда у нее появилась уверенность, что ее не заметят, Хеллер покинула укрытие, взбежала по ступеням на веранду и, открыв дверь, вступила в свою затемненную спальню.
   В комнате царил беспорядок, постельное белье и занавески были разрезаны на полосы — все выглядело так, будто Гордон… О Господи! Ощущение того, что он сделал, чуть не заставило ее развернуться и бежать, бежать без оглядки. Ее прежняя спальня была подвергнута Гордоном наказанию с помощью его обычного средства — кнута.
   Хеллер глубоко вздохнула, пытаясь поддержать свою храбрость, затем открыла дверь спальни и выглянула в коридор. Сначала она подумала, что дом пуст, но затем почувствовала запах дыма. Опиум. Теперь уже ей, вероятно, никогда не забыть этот болезненно сладковатый аромат, щекочущий ноздри.
   Словно кошка, преследующая свою добычу, она дюйм за дюймом продвигалась к залу, пока сквозь приоткрытую дверь не увидела Мейджера — он сидел в глубоком кресле, по привычке уставившись в стену, опиумная лампа на столе около него источала вонючий дым.
   — Я пришла вместо Хоакина, — произнесла Хеллер чужим голосом. — Я пришла, чтобы отомстить за Роситу Му-рьета и всех других женщин, которых вы искалечили и убили. Теперь настала очередь убить вас.

Глава 21

   В письме, которое оставила Хеллер, описывалось все, что с ней случилось в Эльдорадо; в нем она просила Абигайль, Лино и всех остальных попытаться понять и простить ей ее глупость. «На сей раз я не потерплю неудачу!» — этими словами закачивалось письмо.
   Несмотря на поздний час, Абигайль, прочтя письмо, тут же отправилась прямо в общий зал, где нашла Лино.
   — Хоакин должен видеть это, — сказал он, быстро пробежав письмо глазами.
   Абигайль неожиданно смутилась.
   — Нет-нет, пожалуйста, не беспокойте сеньора Мурьету. Человека не следует тревожить такими вещами в его последние часы.
   Лино несколько удивленно посмотрел на нее.
   — Я думаю, что он захочет это знать.
   Хоакин провел беспокойный вечер со своими помощниками, разрабатывая окончательный план нападения на Эльдорадо, который решено было осуществить через два дня. Он был уверен, что силы к этому времени вернутся к нему, к тому же они не могли дальше ждать, так как Мейджер мог обрушить свою злость на оставшихся рабов.
   — Вот взгляни, — прервал его раздумья Лино, входя в зал. — Хеллер Пейтон вернулась назад в Эльдорадо.
   Хоакин встал и тут же поморщился, ощущая слабость в ногах.
   — Вернулась куда? — Он посмотрел на вошедшую вслед за Лино Абигайль, и по выражению ее лица сразу все понял.
   — Я не уверена… — Абигайль покрутила в руках носовой платок. — Но она, то есть мы думали, что вы умираете, и Хеллер решила, что именно она стала этому виной.
   — Так она пошла туда, чтобы убить Мейджера? — Хоакин от досады стукнул кулаком по столу. — И вы позволили ей сделать это? — Его голос стал хриплым от ярости.
   Абигайль растерянно моргала.
   — Понимаете, я как раз в этот момент вышла, а когда вернулась, она уже покинула лагерь. Возможно, если вы поспешите, то сможете догнать ее…
   В нетерпении Хоакин выхватил клочок бумаги из ее рук и быстро прочитал его.
   — Матерь Божья! — Отбросив бумагу в сторону, он схватил со стола свой нож, вложил его в ножны и повесил на пояс, а затем проверил пистолеты. — Лино, скажи людям, что планы изменились, мы выступаем немедленно.
   Абигайль осторожно подошла и коснулась его руки.
   — Не будьте слишком строги с ней, сеньор Мурьета. Она ужасно огорчена, поскольку думает, будто вы умираете; и в довершение всего этот ужасный человек… отхлестал ее кнутом. Бедная девочка, теперь ее спина похожа на сплошной рубец.
   Хоакин застыл на месте.
   — Мейджер избил ее кнутом?
   Абигайль прижала руки к груди.
   — О, только не выдавайте меня! Я обещала никому ничего не говорить…
   Выражение лица Хоакина оставалось мрачным, все же он притянул Абигайль к себе и легонько похлопал по руке.
   — Все будет хорошо: я найду Хеллер и верну ее вам.
 
   Мейджер мутным взглядом обвел комнату, как будто ожидая увидеть вокруг с десяток врагов.
   — Успокойся, здесь только ты, я и призрак Роситы. — Голос Хеллер слегка дрожал, выдавая ее врожденный страх перед оружием. Ей нужно было только нажать на курок и выстрелить, чтобы все закончилось, но, как и Хоакин, она чувствовала потребность продлить представление, чтобы Мейджер ощутил ужас не меньший, чем тот, который он обычно внушал другим людям. — Я думаю, что кровать Роситы, на которой ты и твои люди насиловали ее, стояла у той стены. Потом ты, вероятно, отхлестал ее кнутом?
   Мейджер искоса посмотрел на нее и сжал кулаки, но Хеллер не собиралась останавливаться.
   — Ну да, конечно, кнут всегда доставляет тебе огромное удовольствие. Сколько из тех китайских девочек-рабынь, которых ты купил, умерли от твоих побоев? Ты делал зарубки на ручке кнута, как это делают стрелки на своем оружии? — Все это было произнесено на одном дыхании.
   Мейджер встал, его взгляд сделался холодным и угрюмым, однако Хеллер продолжала смотреть на него все с тем же презрением.
   — Из всех, кого ты убил, Росита единственная, кто предстал перед тобой. — Еще два месяца назад она не смогла бы разговаривать так ни с кем, даже если бы этот кто-то был ей противен, не говоря уже о том, чтобы направить на человека оружие с намерением убить его. Теперь все изменилось. Она изменилась.
   Мейджер выступил вперед, его рука протянулась к пистолету Хеллер, но внезапно, когда вдалеке прогремел выстрел, он замер, — Должно быть, кто-то из рабов посмел бунтовать. — Его взгляд метнулся к двери.
   — Стой, где стоишь, или я выстрелю! — Медленно взведя курок, Хеллер с мрачным удовольствием наблюдала, как бледнеет его лицо.
 
   Отряд Мурьеты оставил лошадей ниже по реке и затем по его сигналу окружил поселение рабов. Сам Хоакин, подкравшись к часовому, схватил его за горло и держал до тех пор, пока тот не перестал дышать.
   Когда, оглядев пространство перед собой, Хоакин убедился, что наемники сидят вокруг костра и спокойно разговаривают, на его лице появилась довольная улыбка: похоже, действовать будет намного легче, чем он предполагал. Приказав своим людям подойти ближе к лагерю, он выстрелил в оловянную кружку, выбив ее из руки охранника.
   И тут же ночь озарилась вспышками: наемники, в спешке подхватив оружие, начали стрелять в темноту, в то же время нападавшие нажимали на курки, отчетливо различая фигуры врагов в свете костра.
   Через несколько минут выстрелы постепенно стали стихать, и Хоакин, подобравшись ближе к костру, прокричал:
   — Все кончено, сдавайтесь! — И тут же, велев Лино довершать начатое, кинулся туда, где оставил Тигра. Он чувствовал, что слабеет, но не мог позволить себе передышки, так как Хеллер все еще была в опасности.
   Издалека заметив, где располагались охранники, Хоакин подъехал ближе и, спешившись, стал медленно ходить вокруг дома под прикрытием деревьев, вглядываясь в окна, а затем прокрался на веранду и открыл дверь.
   Из кухни на него пахнуло жареной свининой и свежеиспеченными маисовыми лепешками. Не обращая внимания на аппетитные ароматы, Хоакин достал пистолет и вошел в холл. В зеркале над камином он увидел отражения Мейджера и Хеллер, прицелившейся в своего недавнего мучителя.
   — Ты не сможешь выстрелить в меня, дорогуша, — произнес Мейджер уверенным голосом. — Не в твоих правилах отбирать у человека жизнь.
   — Несколько недель назад я, может быть, и согласилась бы с тобой, — возразила она, — но теперь… теперь я изменилась, и отчасти именно ты виноват в этом. Сперва ты угрожал опозорить меня, потом взорвать поезд с бостонской делегацией, ты все обернул так, будто это я предала Хоакина. О, чуть не забыла, еще ты два раза отхлестал меня кнутом. И теперь действительно полагаешь, что я не смогу отнять жизнь — особенно такую, как твоя?
   Она вытянула руку и медленно стала сдвигать указательным пальцем спусковой крючок.
   Мейджер, попятившись, наткнулся на скамеечку для ног.
   — Не дури, Хеллер, подумай о том, что ты делаешь. Если ты убьешь меня, то уже никогда не избавишься от вины. И потом, как же твой ребенок? Если люди узнают, что ты убила безоружного человека, они непременно расскажут ему…
   Ребенок? Хоакин чуть не подскочил на месте. Так значит, Хеллер беременна? Боже, но почему она не сказала ему?
   Снаружи раздался стук копыт, затем прогремели выстрелы. Дом содрогнулся от мощного взрыва.
   Хеллер вздрогнула и посмотрела в окно. И в то же мгновение Мейджер одним прыжком пересек расстояние, разделявшее их. Прижав Хеллер к стене, он выбил оружие из ее руки, и пистолет, пролетев через всю комнату, упал на кресло.
   Не теряя времени, Хоакин шагнул из своего укрытия и дважды выстрелил. Обе пули прошли в сантиметре от головы Мейджера, вынудив его отступить и обернуться в попытке понять, откуда исходит угроза. С трудом успокаивая дыхание, он посмотрел на своего врага взглядом, полным ненависти.
   — Ну наконец-то мы встретились лицом к лицу без масок, сеньор Мурьета!
   Хоакин вложил пистолет в кобуру.
   — Как ты хочешь умереть, Мейджер? Ножи? Кулаки? Твой выбор. Я долго ждал этого момента. Конец твоей жизни будет означать, что я сдержал слово и отомстил.
   Хеллер прислонилась к стене, чтобы не упасть.
   — О, Хоакин! — Ее голос задрожал. Она пыталась подойти к нему, но он остановил ее движением руки. — Я думала, что ты умираешь, и поэтому пришла сюда, чтобы отомстить за тебя и Роситу.
   Хоакин с сочувствием посмотрел на нее.
   — Я знаю, Хеллер, и мне жаль. Я не понимал. Мне следовало сразу же прийти к тебе и поговорить, но тогда я думал иначе…
   И тут совершенно неожиданно из коридора донесся еще один голос.
   — Теперь я вижу, как много может сделать женщина для мужчины, которого любит, — заявила Елена, входя в комнату. — Вот только мне следовало раньше догадаться об этом. — Сжимая в руке длинноствольный пистолет, она направила его на Хоакина.
   — Черт побери, этого еще не хватало. Елена! Что ты здесь делаешь?
   В ответ она лишь рассмеялась.
   — Я пришла за тобой, Хоакин, но это в последний раз. Ты снова предал мою любовь…
   Он шагнул к ней.
   — Нет-нет, не приближайся или станешь покойником прежде, чем я скажу все, что должна сказать. Теперь достань пистолеты и брось их на пол.
   Он попытался сделать еще шаг к ней, и тут же Елена выстрелила поверх его головы.
   — Оружие на пол!
   Мурьета неохотно подчинился; затем, отступая, встал перед Хеллер и загородил ее.
   — Думаешь, я похвалю тебя за благородство, Хоакин? — Елена осклабилась. — Ты ведь всегда был таким — потратил целую жизнь, борясь с несправедливостью; ты даже стал легендой, и спустя многие годы после твоей смерти люди будут помнить то, что ты сделал. Интересно, а что они скажут обо мне…
   Ее прервал скрип открывающейся двери. Елена повернула голову, и в этот момент Мейджер, подскочив к креслу, схватил лежавший на нем пистолет.
   — Берегись! — Хеллер едва успела выкрикнуть свое предупреждение, и тут же рука Хоакина оказалась у пояса. Он метнул нож через всю комнату, и клинок, безошибочно найдя цель, пронзил грудь Мейджера.
   Последним нечеловеческим усилием Мейджер поднял руку и выстрелил наугад, потом начал заваливаться на бок.
   — Ты все еще не отомстил, Мурьета, — судорожно хватая ртом воздух, прохрипел он. — Кто-то нанял меня, чтобы прогнать тебя с этой земли и убить твою жену. И пока этот человек жив…
   Тень недоверия легла на лицо Хоакина.
   — Я не верю тебе. Кто? Будь ты проклят, кто это был?
   — Господи, какая теперь разница, — раздался голос Елены из другого конца комнаты. — Все равно, дорогой, все кончено! — Пистолет выпал из ее руки и с гулким стуком упал на пол.
   — О Боже, он попал в нее! — Хеллер подбежала к раненой.
   Хоакин, быстро последовав за ней, поднял Елену на руки и перенес на диван.
   — Пуля попала в живот. — Он попытался рукой зажать рану. — Ну-ка, посмотри, не пришел ли Пепе.
   Хеллер бросилась к двери, но Пепе уже входил комнату вместе с Лино. Он не мешкая подошел к Хоакину и склонился над Еленой, в то время как Лино, взяв Хеллер за руку, отвел ее в сторону.
   — Пепе, ты должен спасти ее. — Хоакин опустился перед Еленой на колени. — Кто просил тебя влезать? Зачем?
   Елена слабо улыбнулась.
   — Тебе лучше знать зачем, Хоакин. Только ты любил так же сильно, как я, но ты не так ревнив, как я. — Застонав, она сжала зубы и посмотрела в потолок. — Теперь тебе пора узнать главное: это я попросила своего отца нанять Лютера Мейджера, так как думала, что убийство Роситы вернет мне тебя. Боже, как я ошибалась! Прости меня, Хоакин, прости, если сможешь…
   Хоакин резко поднялся.
   — Ты и твой отец наняли Мейджера, чтобы убить мою жену? — Его лицо побледнело. Позади он слышал плач Хеллер, но не мог заставить себя обернуться.
   — Ничто не поможет ей, амиго. — Пепе покачал головой. — Она не желает жить.
   — Я люблю тебя, Хоакин, — выдохнула Елена. — Я всегда любила тебя. Ты должен простить меня! — Она протянула к нему слабеющие руки. — Пожалуйста, любимый!
   Хоакин опустился на колени рядом с ней и убрал темный локон с ее щеки. Он знал, что должен отпустить ее.
   — Я прощаю тебя, Елена. — Нагнувшись, он слегка коснулся губами ее губ.
   — Благодарю, мой храбрый рыцарь. А теперь прощай. — Ее рука безжизненно повисла.
   — Елена, нет!
   — Пойдемте, Хеллер. — Лино осторожно взял ее под руку. — Ему нужно время, чтобы все обдумать. — Он вывел Хеллер на улицу и помог ей взобраться на лошадь.
   Прежде чем взяться за поводья, она обернулась — Хоакин все еще стоял на коленях у тела Елены.
   Когда отряд вернулся в лагерь, было уже далеко за полночь, тем не менее их встретили радостные возгласы людей, не участвовавших в вылазке.
   — Что будет с ними? — спросила Хеллер, указывая на девять выживших наемников, которые ехали перед ней и Лино.
   — Их будут судить. Надеюсь, в конце концов повесят, по крайней мере я бы сделал именно так.
   — А со мной?
   — Это уже зависит от вас. Хоакин вас любит и…
   — Мне тоже так казалось прежде, но сейчас я не вполне уверена.
   Войдя в пещеру, Хеллер сразу прошла в зал, где находилась Абигайль.
   — Думаю, тетушка, мы должны собрать вещи и уехать из Эльдорадо как можно быстрее. Иллюзии закончились: теперь я не сомневаюсь, что мы принадлежим той жизни, а все случившееся с нами произошло лишь по моей вине. Хоакин говорит, что любит меня и хочет, чтобы я осталась с ним, но мне кажется, я не смогу. Существование здесь слишком… примитивное, слишком трудное. Элизабет Пенниуорт все-таки была права. — Она закрыла лицо руками и разрыдалась.
   — Хеллер, дорогая, ты не должна винить себя! — Абигайль протянула руки к племяннице, чтобы обнять ее. — И еще — нам не стоит так торопиться с отъездом, ты можешь принять решение, как только отдохнешь и придешь в себя.
   Хеллер ошеломленно взглянула на нее.
   — Возможно, тетушка, ты права, — неуверенно произнесла она. — Я не хочу принимать поспешных решений. Думаю, мне лучше прилечь, я действительно ужасно устала…
   Ночь близилась к рассвету, когда чье-то громкое пение ворвалось в сны Хеллер. Она потянулась и зевнула, затем повернулась. Другая сторона самодельной кровати была пуста. Взволнованная отсутствием Абигайль, девушка быстро поднялась и направилась к выходу из зала.
   Чем ближе она подходила к выходу, тем громче звучали гитара и голоса певцов.
   Пламя костра освещало лица присутствующих; некоторые из них показались Хеллер знакомыми: это были слуги из Эльдорадо. Пепе и еще двое мексиканцев прошли мимо нее, подпевая и размахивая оловянными кружками.
   Так вот она, фиеста! Хеллер нахмурила брови. Как они могли веселиться в такое время? Их товарищи только что умерли, их тела даже еще не были захоронены!
   Лино оставил симпатичную молоденькую сеньориту, с которой танцевал, и подошел к Хеллер.
   — Вы не одобряете наше празднование?
   В ответ девушка только пожала плечами.
   — Мне кажется, это варварство — петь и танцевать, когда… — Она всхлипнула.
   Лино едва заметно усмехнулся:
   — Возможно, это и справедливо для Бостона, но здесь не Бостон. Посмотрите на этих людей, они приехали в Эльдорадо, так как Хоакин Мурьета нуждался в их помощи. У кого-то из них были друзья и родственники среди рабов, но не у всех; зато все считают за честь для себя сражаться рядом с ним. Да, люди умерли. К сожалению, это было неизбежно, но они знали, на что шли; зато оставшиеся победили и радуются, что остались в живых. Они празднуют жизнь, а не смерть. Возможно, вы недооцениваете их, так же как я еще недавно недооценивал вас. Я не должен был обвинять вас в предательстве; надеюсь, вы простите меня.
   Хеллер едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.
   — Мне нечего вам прощать, Лино, на вашем месте я сделала бы то же самое. — Она пожала его руку. — А теперь извините меня: думаю, мне лучше вернуться и попробовать еще немного поспать.
 
   Внезапно кто-то выкрикнул:
   — Да здравствует Хоакин!
   Гитара тут же смолкла, все разговоры стихли, когда на том месте, где дорога спускалась в долину, показался Хоакин Мурьета верхом на Тигре. Несколько людей из его отряда во главе с Хуаном Алварадо вышли вперед и, сняв своего командира с лошади, понесли к костру.
   Леви Ортега взял громкий аккорд на гитаре, и это послужило сигналом к началу нового танца.
   Хеллер сразу же захотелось уйти. Видимо, поняв это, Лино взял ее за руку и повел к остальным.
   — Ах нет, пожалуйста, я не хочу танцевать! — Она попыталась вырвать руку.
   — Праздник жизни, Хеллер. Помните?
   Она некоторое время колебалась, затем кивнула в знак согласия. Возможно, это залитая лунным светом ночь так действует на нее, подумала девушка. Она закрыла глаза, и фантазия перенесла ее в гостиничный номер в Сан-Франциско, где Хоакин стоял перед окном и лунный свет золотил его тело. Ее губы чуть приоткрылись, словно улыбаясь воспоминанию.
   — Эта улыбка для кого-то предназначена, сеньорита?
   Она медленно открыла глаза, перед ней, протягивая руку, стоял Хоакин. Хеллер невольно сделала шаг назад и замерла. Было что-то интригующее в его загадочной улыбке, что-то, представившееся ей как обещание будущего.
   Еще не успев понять, что происходит, она подняла руки над головой и начала прищелкивать пальцами, стараясь попасть в ритм музыки. Все танцоры отошли один за другим и встали вокруг вместе с Хоакином, зачарованно наблюдая за танцем Хеллер. Кроме ржания лошадей и треска огня в костре, не было слышно ни звука.
   Хоакин стоял, пристально глядя на танцовщицу, загипнотизированный золотой короной света, возникшей вокруг нее, освещавшей пышные волосы, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам. Еще никогда в жизни ему не доводилось видеть более красивую, более соблазнительную женщину.
   Он был околдован.
   Он был влюблен.
   Не в состоянии совладать с собой, Хоакин не спеша приблизился к ней и стал медленно кружить вокруг нее.
   Хеллер тут же включилась в игру: казалось, будто танцующие предвидят шаги друг друга, словно репетировали все это раньше. Затем они подошли так близко, что их тела почти соприкоснулись.
   Когда мелодия закончилась, партнеры остановились напротив друг друга, не двигаясь, затаив дыхание.
   Хеллер не могла оторвать от него глаз. Ее решимость была поколеблена; почувствовав внутреннюю усиливавшуюся панику, она поняла, что, если сейчас же не отвернется и не убежит, то уже никогда не сможет уехать отсюда.
   Сделав над собой усилие, она отступила, но Хоакин успел поймать ее за руку.
   — Ты не сможешь оставить меня, Хеллер, никогда.
   Несмотря на свое состояние, девушка понимала: ей следует хоть что-то сказать.
   — Это невозможно, Хоакин. Нас разделяет слишком многое: Росита, Елена… Я не похожа ни на одну из них, а значит, не могу занять их место.
   Он ласково посмотрел на нее:
   — От тебя этого и не требуется, дорогая.
   — Но ты ведь до сих пор их любишь!
   — Это не так, дорогая. Роситу я любил в юности, а о Елене заботился, но я никогда не любил ее, и она всегда знала об этом. Вот почему Елена пыталась убить меня.
   Он протянул к ней руки и, прежде чем Хеллер успела понять, что происходит, поднял ее на плечо и унес с праздника в дальний конец лагеря.
   Они стояли рядом, пристально глядя на непрерывно менявшее цвет небо. Синее мягко переходило в розовое, розовое в золотое — словно отражение золота Эльдорадо. Леви продолжал играть на гитаре, но теперь это были медленные песни — песни о любви.
   — Я действительно люблю тебя, Хоакин, но я боюсь. Сможем ли мы когда-либо перешагнуть через наше прошлое?
   — Я тоже люблю тебя, Хеллер Пейтон, люблю больше, чем это можно выразить словами, — не колеблясь ответил он. — И еще я верю: вместе мы преодолеем любые трудности и сумеем начать все заново.
   — О, Хоакин! — Вздохнув, Хеллер положила голову ему на грудь, наблюдая за тем, как солнце медленно встает из-за вершин гор. — Я так хочу верить тебе…
   Внезапно она подумала о ребенке, об их ребенке, и это придало ей решимости.
   — Взгляни, дорогая. Солнце. Новый день. Новое начало. Что ты мне ответишь?
   — Я отвечу «да». Сегодня и впредь, когда дело касается тебя, я всегда буду отвечать «да».
   — Это самое лучшее решение, любовь моя, потому что я ненавижу слово «нет».
   Хеллер подняла голову и посмотрела на него:
   — Кто ты, Хоакин? Кто ты на самом деле? Человек? Миф? Дьявол или ангел?
   — Я — Хоакин Мурьета! — Встретив ее взгляд, преисполненный любви, он улыбнулся и погладил ее по разметавшимся волосам, а теплый ночной ветерок принял их в свои объятия…

Эпилог

   Темные тени накрыли Сьерра-Неваду, когда расшалившийся ветерок заглянул в пещеру, чтобы потрепать алый пояс и черную накидку. Накидка вздымалась по ветру, напоминая о своем легендарном владельце. Костер, на котором висел котелок, запылал еще ярче, отбрасывая желтоватый свет на старика, укутанного в мексиканскую шаль.
   — Дедушка, — сказал маленький мальчик, присев около него, — давай уйдем отсюда. Я боюсь. Здесь ходят привидения.
   Старик рассмеялся:
   — Не тревожься, малыш, здесь нет никаких привидений, только воспоминания и ветер…
   Неподалеку от входа в пещеру зловеще вскрикнула ночная птица.
   Старческой рукой мексиканец взял палку и поворошил ею горящие угли.
   — Есть одна легенда, которую я хочу рассказать тебе, мальчик, — сказал он. Его бездонные черные глаза отражали золотое пламя костра. — Эта легенда об Хоакине Мурьете, защитнике всех угнетенных. Ты еще не слышал о нем?
   Маленький собеседник замотал головой:
   — Нет, дедушка.
   Старик усмехнулся.
   — Так вот, много лет назад, — начал он точно так же, как начинал свой рассказ уже не раз…
   Именно в этот момент над долиной Эльдорадо взошла серебристая луна, и появившийся всадник громко выкрикнул в ночь:
   — Я — Хоакин Мурьета. Запомните мое имя!
   А ночной ветер прошептал в ответ:
   — Да здравствует Хоакин!