— Ты говорил про ангела. — Ванесса посмотрела Дейву в глаза. — Продолжай, расскажи мне все, я хочу составить собственное мнение.
   Дейв понял, что уже долго задерживает дыхание, и глубоко вздохнул.
   — Он совершил такое. Ванесса, чего мы с Дэнни никак не можем объяснить. Он взорвал кухню такого ресторана, как этот, не пользуясь каким-либо взрывным устройством. Во-первых, у него не было времени, а во-вторых, эксперты не обнаружили никаких следов. Только он нам сказал, что сделает это, как ухнул взрыв. Погибли старый негр и хозяин ресторана. Они сгорели заживо. Мы с Дэнни выскочили, но он обгорел. Он еще в бинтах. Меня тоже слегка обожгло. Поджигатель сказал, что его зовут Жофиэль. Дэнни говорит, что это имя одного из архангелов.
   — Дэнни говорит правильно, хотя по поводу имен архангелов существуют разные точки зрения.
   — Я, конечно, над ним посмеялся. Но, преследуя ублюдка, я шесть раз выстрелил в него из пистолета, а он повернулся ко мне и усмехнулся. Одна пуля попала ему в голову, но она просто прошла насквозь, не оставив следов. Попробуй-ка подставить голову мчащемуся на тебя кусочку свинца, а потом улыбнуться.
   — Зачем ангел Жофиэль спустился сюда? — спросила Ванесса.
   Дейв внимательно посмотрел на нее, боясь увидеть насмешку, ничего похожего не обнаружил и продолжал:
   — Он сказал, что прибыл сюда за демонами, сбежавшими после какой-то битвы. Дэнни полагает, Армагеддона или какой-то еще. Я не силен в религии. Не был в церкви с детства.
   — Армагеддон — последняя битва Бога с силами зла.
   — Точно. Во всяком случае, эти демоны, или падшие ангелы, сбежали на Землю и пытаются здесь скрыться. Жофиэль последовал за ними, чтобы выслеживать и уничтожать священным огнем. Ему совершенно безразлично, знаем мы о нем что-нибудь или нет. Он сознался в поджоге того супермаркета, где погибли Челия и Джейми. Он знал, кто я такой, знал наши имена, мое и Дэнни. Несмотря на то что мы встретились с ним совершенно случайно, казалось, он был подготовлен к встрече. И еще, способен ли человек остановить шесть кусков свинца, даже не вздрогнув? Наконец, есть показания полицейского по прозвищу Фокси. Три месяца назад он видел, как Жофиэль устроил один из своих пожаров. В момент взрыва Жофиэль находился внутри здания, и Фокси видел, что тот вышел из здания невредимым, в то время как все остальные сгорели заживо. Я схожу с ума, Ванесса. Мне нужна помощь.
   — Переведи дух, — посоветовала Ванесса, — и успокойся. А теперь слушай. Учитывал ли ты тот факт, что не хочешь верить в сверхъестественность этого субъекта? Ведь если это так, то мщение, о котором ты страстно мечтаешь, может оказаться неосуществимым. Ты скорее признаешь себя сумасшедшим, верно? Предположим сначала, что он не тот, за кого себя выдает. Тогда он — обыкновенный человек. С другой стороны, ты совсем не похож на сумасшедшего. К тому же свидетелем происшествия был и Дэнни, который, если я правильно тебя поняла, испытывает те же трудности с оценкой ситуации.
   Дейв кивнул.
   — Истина может находиться где-то посредине. Жофиэль заставил тебя почувствовать себя безумцем. Возможно, он обладает необычной способностью убеждать людей в том, что слышимое и видимое ими происходят в действительности. Существуют же люди, способные манипулировать сознанием, способные так тебя загипнотизировать, что ты поверишь во все что угодно. Возможно, Жофиэль — всего лишь хороший гипнотизер.
   Дейв подумал, что в ее словах есть смысл. Он вспомнил действие, которое оказали на них его странные глаза и гипнотический голос. Еще он вспомнил, как присутствовал на сеансе гипноза и как сидевшая рядом с ним молодая и застенчивая Челия внезапно вскочила на ноги и с криком «Пойдем потанцуем!» выбежала в проход вместе с десятком других зрителей. Когда ей приказали проснуться, она ничего не могла вспомнить и все спрашивала Дейва, как оказалась в проходе.
   — Возможно, ты и права, — произнес он наконец. — Дэнни сказал, что мы должны отбросить все предубеждения. Да, кажется, он именно так выразился. Как это называется? Широкое мышление?
   — Я склонна согласиться с Дэнни. Отбрось все предубеждения и не принимай мое объяснение как окончательное, так как можно придумать полдесятка других, но не отрицай полностью и сверхъестественные силы. — Ее слова удивили Дейва. — Ты должен допускать все, пока не доберешься до истины. Если начнешь отбрасывать версии до того, как найдешь правильный ответ, то в конце концов окажешься в тупике.
   — Мне кажется, ты знаешь о чем говоришь.
   Ванесса покачала головой.
   — Я говорю так, потому что у меня есть подруга. Она — медиум. Она рассказывала, что некоторые ее коллеги — ясновидящие — стали ощущать вибрации психического поля, по интенсивности почти такие же, как метафизические толчки. Как и в мире материальных предметов, в мире духовных явлений должно существовать равновесие. Это равновесие недавно было нарушено каким-то космическим источником. Окружающая нас духовная среда внезапно изменилась — стала нестабильной. Об этом много писали в газетах и журналах, о теории явления рассказывали в телепередачах. Ты, наверное, ничего об этом не слышал.
   Дейв кашлянул.
   — Обычно я не читаю о таких вещах, они меня не интересуют.
   Ванесса укоризненно покачала головой.
   — Моя подруга говорит, что в духовном мире происходят какие-то грандиозные события, влияющие на мир материальный. Я понимаю, ты — полицейский и прагматик, тебе трудно переварить все это, но не будь фанатиком. Не отбрасывай идеи только потому, что они не согласуются с твоими представлениями о мире. Я, например, очень чувствительна к психическим явлениям. Мы живем с вами в одном мире, но воспринимаем вещи не так, как вы, прагматики. Ты понимаешь, о чем я говорю.
   — Да, ты говоришь, что я — узколобый дурак. — Дейв откинулся на спинку стула.
   — И притом очень симпатичный, — улыбнулась Ванесса.
   — Сдаюсь. Это мне за шутку насчет Дракулы.
   Они заказали второе и с удовольствием переключились на другие темы. После кофе разговор вернулся к ангелам.
   — Я запутался, — признался Дейв. — Давай действительно смотреть на вещи без предубеждения. Предположим, что Жофиэль — ангел. В детстве я слышал, что ангелы — добрые, приносящие радость создания, а не поджигатели, убивающие людей. Разве это не зло?
   — Зло бывает разным.
   — Что это значит?
   — Понимаешь, то, что мы с тобой называем злом, вовсе не является таковым, скажем, для какого-нибудь потрясающего Библией алабамского расиста.
   — Если я слышу, что человек совершает насилие, убийство или что-то в этом роде, то по мне он — злодей. Гитлер был злодеем. Пол Пот — тоже. Этот Жофиэль — злодей, потому что убивает невинных людей.
   — Видишь ли, для тебя зло означает злодеяние, тогда как для других зло — это психическая энергия. Они считают, что есть люди, которые находятся под влиянием злых духов. Они могут ничего не совершать, но их будут считать носителями зла, потому что они отвергают Бога, богохульствуют или просто внешне кажутся воплощением зла. Именно это витающее в воздухе зло вторгается в человеческие тела и заставляет людей совершать преступления. Вот что они называют ЗЛОМ. То, что невидимо, но всегда готово нанести удар.
   Дейв фыркнул. Он ненавидел эти надуманные теории, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть, но которые подпитывают фанатизм фундаменталистских священников и обеспечивают им власть над паствой.
   — Еще Жофиэль сказал, что десять заповедей не относятся к ангелам, а предназначены только для людей, что, преследуя демонов, ангелы могут убить столько людей, сколько им вздумается, а Бог погладит их по головке и скажет, что они хорошо справляются со своими обязанностями.
   Принесли счет, Дейв расплатился и неожиданно для самого себя спросил, не проведет ли Ванесса ночь у него.
   Та чуть заметно улыбнулась и ответила «да».

 

 
   В постели Дейв снова заговорил об ангелах. Он стремился выведать у Ванессы как можно больше сведений, почерпнутых из множества источников, из которых Библия была самым скромным. Ученые, поэты и писатели как бы создали пеструю толпу мистических существ, описанных противоречиво и нечетко.
   — А что ты думаешь о нашем ангеле? — спросил Дейв. — Насколько я знаю, ангелы бывают разные?
   В этом вопросе Ванесса ориентировалась как рыба в воде.
   — Предполагают, что существуют три триады ангелов: Высшая, Средняя и Низшая. Высшая триада состоит из серафимов, херувимов и престолов. Средняя включает ангелов власти, силы и господства. В низшей — принципалы, архангелы и просто ангелы. Все вместе они называются ангелами — родовой термин.
   — Я думал, архангелы — высший ранг.
   — Нет, они вторые по чину в низшей триаде, но степень власти членов этой иерархии не согласуется с их положением в ней, в том числе и для архангелов. В исламе только четыре архангела, а в христианстве семь. В любом случае в центре Вселенной стоит Бог, его свет абсолютен, а триады расположены вокруг него, ближе всех — серафимы и так далее.
   Дейв подвинулся ближе.
   — Серафимы и херувимы? Они ведь просто младенцы с крылышками, по крайней мере на тех картинках, что я видел.
   Ванесса улыбнулась.
   — Да, они стали такими со временем, но на самом деле они замышлялись как чудовища. В некоторых источниках описывается, что у них были миллионы глаз, тысячи крыльев и страшных когтей. Херувимы охраняли Рай на востоке и владели Непобедимым Мечом. Серафимы же были наделены «Огнем Любви» — не знаю, что это такое, но думаю, что-то недоброе.
   — Может, наш ангел один из них?
   — Да, возможно, но огонь — принадлежность многих ангелов. Казмаль, один из духов господства, назывался «Ангел, Говорящий Огнем», но интересно, что белый огонь считается принадлежностью престолов. Ангел Смерти предположительно был одним из них.
   — Ангел Смерти, — пробормотал Дейв, — первый наемный убийца.
   — Не слишком ли резко сказано? В конце концов, древние египтяне угнетали целый еврейский народ.
   — Я полицейский. — Он улыбнулся. — Я имею дело с законом, а не со справедливостью.
   — Как правило, — усмехнулась Ванесса.
   На этом они оставили вопрос об ангелах.
   Когда Дейв заснул и его дыхание стало глубоким и ровным, Ванесса задумалась. Она лежала так близко к Дейву, что, казалось, могла угадывать мысли, проносившиеся в его голове, когда он дергался и ворочался, сражаясь во сне с фантомами. Ванесса знала, что Дейв никогда не будет принадлежать ей так же полно и безраздельно, как он принадлежал Челии. Даже если они с Дейвом останутся вместе на всю жизнь, призрак Челии всегда будет между ними. С этим надо смириться, ведь многим мужчинам и женщинам удается быть счастливыми в таких обстоятельствах, так почему бы не попробовать и ей.

 

 
   Было два часа ночи, когда Манович выехал на своем «БМВ» на улицу Пратт, проходившую за рестораном «Клементина». В багажнике его модного европейского автомобиля, который он любил больше дочери и, уж конечно, больше жены, лежала канистра с бензином. Манович намеревался поджечь новое бистро. Подобно другим полицейским из их участка, он бывал здесь, надолго задерживался в ожидании момента, когда Фокси достанет свой коньяк, и основательно напивался с бывшим коллегой. Клементина при этом также присутствовала, но никогда не возражала против того, что ее муж пьет «дома». Ей не нравилось, когда он просиживал ночи напролет в других барах.
   Однажды после изрядной порции спиртного Фокси признался, что у него есть компаньон, не принимающий активного участия в деле, и что зовут его Дейв Питерс. Манович сидел и слушал, как ему перечисляли все добродетели Матери Терезы, пока его чуть не вырвало от отвращения. Тогда и пришла ему в голову блестящая идея поджечь бистро. С Братом Туком он может разделаться в любое время и сделает это в ближайшие дни, но Мать Терезу он ненавидел; с этого самоуверенного болвана давно надо было сбить спесь. Оба полицейских встретились с ним после истории с этой сукой Вангелен, но Питерс, с его нравоучительным тоном и угрозами, разыгрывал перед ним роль прямо-таки карающего ангела.
   Манович выключил фары и медленно поехал вдоль края тротуара, пока не остановился в нескольких метрах от задней стены бистро. Он долго сидел в автомобиле, прислушиваясь, не остался ли кто-нибудь в здании. Не обнаружив никаких признаков жизни, он вытащил ключи из замка зажигания и только собрался открыть дверь, как на него упала чья-то тень.
   — В чем дело, Манович?
   Манович затравленно поднял голову и увидел Мать Терезу, который уставился на него, как ястреб на жертву. Манович быстро защелкнул замок двери и поднял стекло, оставив щель сантиметра в два.
   — Чего тебе надо, Питерс?
   — Выходи из машины, — ответил сыщик.
   — Не выйду.
   — Почему?
   — Потому что останусь здесь. Чего ты, черт тебя возьми, добиваешься? Почему человек не может спокойно поездить, если у него бессонница?
   Выражение лица Матери Терезы оставалось таким же беспощадным.
   — Пусть ездят все, но только не ты, Манович. Выходи, я хочу кое о чем с тобой поговорить.
   — О чем?
   — О том, как ты обращаешься со своими подопечными.
   — Это не твое дело и касается только меня и их. Какого черта ты сюда приперся? Ты здесь не случайно.
   — Конечно, нет. Я следил за тобой и буду следить, пока ты не станешь относиться к известной особе с большим уважением.
   — К этой суке?
   Питерс сделал резкое движение. Манович завопил и закрыл руками лицо, потому что под ударом килограммового молотка ветровое стекло вдребезги разбилось, осыпав его градом осколков. Манович почувствовал, как его схватили за волосы и протащили над рулем так, что горло повисло над зазубренным краем разбитого стекла. От ужаса он стал судорожно глотать воздух.
   — Теперь слушай меня, жирная свинья, — прорычал Питерс. — Если ты еще раз посмеешь хотя бы выдохнуть ей в лицо сигарный дым, я сам оторву тебе голову.
   — Моя машина, — простонал Манович.
   Питерс повернул его голову лицом вверх, заглянул Мановичу в глаза, а потом сильно ударил молотком по капоту, оставив большую вмятину на блестящей поверхности.
   — Ты понял меня? Это последнее предупреждение. Ты должен помогать этим людям, а не использовать их в своих целях. Они отданы под твое покровительство. Ты когда-нибудь слышал это слово? Покровительство? Вот что, мерзавец, скоро я найду человека, который даст показания против тебя в суде, и ты сядешь за решетку. — Он больно дернул Мановича за волосы. — Слышишь? У меня мелькнула хорошая мысль перерезать тебе глотку об это стекло. Было бы очень похоже на дорожное происшествие.
   — Не делай этого, — прохрипел Манович. Руль больно врезался ему в грудь. — Пожалуйста, не делай этого.
   Страх прыгал у него в горле, как рыбацкий поплавок на тихой поверхности пруда.
   — Отвечай, какого черта тебе здесь надо, у ресторана Фокси, так поздно?
   Манович едва дышал от страха. Если Питерс заглянет в багажник и найдет бензин, то сразу его вычислит. Конечно, у полицейского не будет никаких доказательств, но он узнает о его намерениях. Манович понимал, что тогда Питерс не позволит ему уехать безнаказанно, а возможно, даже убьет.
   Высокого худого сыщика все знали как справедливого человека, но недавно в его глазах появилось новое выражение, которое говорило, что он будет оставаться спокойным и рассудительным не при любых обстоятельствах. Возможно, существовала грань, которую он способен легко и быстро перейти. После смерти жены Питерс стал другим человеком. Говорили, он ищет крови, крови поджигателя, но способен разделаться и с другим человеком, если потеряет контроль над собой. Питерс был скрытым маньяком, который только ждал подходящего момента, чтобы проявить свои качества.
   — Прошу прощения, — прокаркал Манович, — я теперь буду хорошо обращаться с ней. Обещаю.
   — Я задал тебе вопрос. Что ты здесь делаешь? Ты здесь не случайно.
   — Я приехал, чтобы… спросить Фокси, не хочет ли он пойти куда-нибудь выпить. У меня бессонница, раньше мы с Фокси часто заглядывали в бар Фрэнка. Я только посмотрел, не горит ли у него свет.
   — Почему ты не заехал спереди?
   — Я специально подъехал сзади. Фокси иногда играет в покер в задней комнате, и отсюда виден свет.
   Мать Тереза смотрел ему прямо в глаза, и Манович видел, что тот постепенно успокаивается. Он решил разыграть возмущение, зная, что на детектива этот прием иногда действует.
   — Слушай, ты не имеешь права так поступать со мной. Я официальное лицо. Сначала ты привязался ко мне, теперь подозреваешь в чем-то. Отпусти мои волосы.
   Пальцы, сжимавшие волосы, немного ослабли.
   — Обращайся с людьми по-людски, Манович. Еще одна жалоба от любого из них, и я разделаюсь с тобой так, что от тебя только мокрое место останется. Понял?
   — Понял.
   Питерс отпустил его, но пока Манович возился с зажиганием, молоток ритмично колотил по капоту. Наконец машина завелась, и Манович поспешил убраться. Ледяной ветер бил ему в глаза, бросал осколки стекла в лицо, заставляя щуриться. Даже погода, казалось, обернулась против него: не успел он проехать и двух кварталов, как начался сильный дождь. Струи воды стекали по его лицу, по дорогой обивке сидений.
   — Я убью этого сукиного сына, — всхлипывал Манович, всматриваясь в шрамы на его любимом «БМВ», четко выделявшиеся в свете уличных фонарей. — Я убью его.
   Ветер и дождь заставляли Мановича глотать собственные угрозы.


15


   Дэнни начал с того, что сегодня ему нужна не исповедь, а нечто иное.
   — Что же? — осторожно спросил священник.
   — Ничего страшного, — ответил Дэнни, — просто хочется поговорить. Нужно обсудить кое-что: один случай. Я не могу объяснить его и нуждаюсь в вашем совете.
   Священник, отец Файфер, пригласил его в комнатку, где им никто не мог помешать.
   — Что случилось? Вы попали в беду? — начал он.
   Дэнни не знал, как себя вести, но в конце концов решил показать, что не придает большого значения тому, что с ним произошло.
   — Нет, ничего страшного. Неужели должна произойти беда, чтобы я к вам обратился?
   — Необязательно, но обычно люди приходят ко мне только в горести. Если бы они сначала советовались со мной, возможно, им удалось бы избежать многих неприятностей.
   — У меня другое дело. Теперь меня беспокоит душа, а не жизнь. Я хочу вас кое о чем спросить. Отец, не сердитесь на меня за глупый вопрос, но все-таки: может ли ангел быть злодеем?
   Видя, что Дэнни страдает, священник положил его перевязанную руку в свою.
   — Почему вы задали такой вопрос, сын мой?
   Дэнни чувствовал себя неловко, но не убирал руку.
   — Есть человек, — приступил он к объяснению, — правда, он не человек, а кто-то другой, который называет себя ангелом. Он считает себя воином Господа, посланным на Землю для уничтожения демонов, избежавших Армагеддона. Я и мой напарник пытались его арестовать, но он поджег нас обоих и убил двух других человек. Дейв, мой напарник, стрелял в него шесть раз, а он ушел как ни в чем не бывало. Я сам видел, отец. Он только улыбнулся и ушел.
   — Вы думаете, он — сверхъестественное существо?
   — Да… нет, не знаю. Я чувствую что-то вот здесь. — Он похлопал себя по груди. — Я боюсь. Не знаю что и думать.
   Кто-то вошел в церковь, прошел к алтарю и воткнул свечу рядом с другими уже горевшими поминальными свечами. Это была пожилая женщина. Она нашла себе место и преклонила колени. Дэнни слышал, как она невнятно бормотала молитву.
   Отец Файфер успокаивающе пожал руку Дэнни, но тот почувствовал только боль. Священник сказал:
   — Может ли ангел, посланный Богом, прийти на Землю, чтобы уничтожать жизнь? Конечно, существуют плохие ангелы, ад полон падшими ангелами, включая Люцифера — Сатану. Но если они сойдут на Землю, то примут вид дьяволов и демонов, сын мой, а не ангелов. Должно быть, вас обманули, показали какой-то фокус. Меня призывали изгонять духов из домов, устанавливать подлинность медиумов, и всегда обнаруживался обман. Мир полон шарлатанов, мой мальчик.
   Рассердившись, Дэнни убрал руку.
   — Да, знаю, но существование тысячи шарлатанов не означает отсутствие подлинно мистического.
   — Я только хочу сказать, что надо быть очень осторожным с подобными заявлениями. Мы читаем и верим, что посланцы Бога сходят с небес в виде ангелов, но это скорее метафора… В Библии много символических образов…
   — Вы не верите в ангелов? — Глаза у Дэнни расширились.
   Священник тоже стал выходить из себя — в его голосе появились визгливые нотки.
   — Да, да, конечно, я верю в концепцию ангелов, но у меня есть собственное мнение по этому вопросу. Оно заключается в том, что мистические существа присутствуют только в сознании, они не могут принять материальную форму и бродить по улицам, сея смерть и разрушение.
   — Вы не верите в ангелов, — резюмировал Дэнни. — Священник, которому я доверился, не верит в то, что проповедует во всеуслышание. К кому же мне идти, если я перестал вам верить?
   — Я хочу помочь вам.
   — Да, но сначала поверьте в то, что я говорю. Вы считаете, что я лгу?
   — Нет, не лжете. — Священник покачал головой. — Но вы, должно быть, внушили себе, что с вами случилось что-то особенное. Возможно, вам нужно больше внимания, чем я могу уделить? Может быть, вам стоит поговорить с одним моим другом.
   — С психоаналитиком? — язвительно улыбнулся Дэнни.
   — Со знающим человеком, Дэнни, который выслушает вас и попробует разобраться в том, что вас беспокоит.
   — Я знаю, что меня мучает. Я видел парня, который только рассмеялся, когда шесть кусочков свинца прошили его тело! — воскликнул Дэнни. — Вот что меня мучает. Я видел парня, который разжег огонь одним усилием воли. Вот о чем я думаю.
   — Умерьте тон, — резко прервал его отец Файфер, потому что пожилая женщина прервала молитву и стала всматриваться в темноту. — Мы знаем, что мучает вас, теперь нам нужно найти причину ваших страданий.
   — Господи Боже, — простонал Дэнни.
   — Не поминай всуе имени Господа своего.
   — Я не богохульствую, просто прошу помощи! — закричал Дэнни. — Если вы не можете мне ее дать, я найду ее у другого.
   — Попросите помощи у Бога. Молитесь усерднее.
   Дэнни стало ясно, что здесь он ничего не добьется. Перестав обращать внимание на отца Файфера, он опустился на колени и некоторое время стоял с закрытыми глазами, стараясь настроиться на общение с Богом, но из этого тоже ничего не получилось. Когда он открыл глаза, рядом с ним никого не было: священник ушел к алтарю.
   Побыв в церкви еще минут десять, Дэнни вышел на улицу. Несмотря на сильный ливень, где-то бушевал пожар, выли сирены пожарных машин, а небо над городом освещало зарево.
   Дэнни брел по лужам, его плащ быстро промок, вода проникала через куртку и рубашку. Его мысли были в беспорядке, он вновь и вновь возвращался к событиям вчерашнего дня, оценивая мельчайшие детали и стараясь понять, как Жофиэль смог их одурачить. Он не мог понять. Он просто не способен был понять. Потом Дэнни вспомнил, как в детстве на его восьмилетие к ним пришел иллюзионист и показал такие удивительные фокусы, что Дэнни потом несколько дней обсуждал их с друзьями и не спал ночами, пытаясь разгадать секрет. Тогда ему тоже не удалось понять трюки.
   Может быть, священник прав, и поджигатель — своего рода иллюзионист. Все видели, как эти люди висят в воздухе и их обводят обручем: невозможное совершается на ваших глазах. Но на самом деле ничего такого нет, это всего лишь трюк.
   Но как же с моими ощущениями, думал Дэнни. Вот что больше всего его волновало. Он чувствовал присутствие кого-то могущественного, наделенного огромной духовной энергией. Можно с уверенностью сказать, что у него было такое ощущение. Конечно, он не расскажет Дейву о том, что его беспокоит, иначе тот станет сомневаться в надежности напарника. Ясно, что сам Дейв ничего подобного не испытывает. Что касается Дейва, то ему проще было видеть и слышать, чем чувствовать.
   А может быть, его ощущения и Жофиэль никак не связаны. Может, Дэнни пересекся с какой-то сверхъестественной силой, но она не имела никакого отношения к тому, что произошло в ресторане. Если так, то все было простым совпадением: какой-то тип объявил себя небесным охотником, а в это время разум Дэнни постепенно затуманивался.
   По пути домой Дэнни миновал стену, оклеенную рекламными плакатами о предстоящем поп-концерте. В соответствии с веяниями времени группа называлась «Огненный шторм». Дэнни подумал, что общество очень легко примирилось с мыслью о неизбежности пожаров. Сначала о них говорили с интересом, потом, когда число пожаров стало возрастать, — с возмущением, а еще позже — как об обычном явлении. Шаг от возмущения к примирению оказался для человечества очень коротким. Тема пожаров стала навязчивой. Если говорили, что кто-то «погорел», то это могло означать разное: от жестокого проигрыша в спорте или покере до насильственной смерти. Он погорел. И наконец, недавно придуманная фраза, вопрос к партнеру относительно того, насколько честны его деловые намерения: «Не собираешься ли ты меня поджечь?»