Ким Болдуин. Опасные любовные связи

Ким Болдуин, Ксения Алексу
Опасные любовные связи

 
   Издательство SolidBiz.ru издает лесбийские романы, детективы, триллеры, фантастику, научную фантастику, эротику и общую лесбийскую беллетристику.

Пролог

Стамбул, Турция. Двенадцатью годами раньше

   Пот стремительными каплями сбегал со лба Домино и застилал глаза едкой пеленой. Уже четыре дня Домино провела в душной комнате перед завешенным окном с видом на отель, где расположился Хамад Омар Хасан, основатель террористической группировки, которая изрядно досаждала силам США и ООН в его родном Кувейте. Официальные власти уже выследили его, но не доставало формальных оснований для ареста, поэтому Организации Элитных Наемников было дано задание нейтрализовать его.
   Несмотря на ужасную усталость, после череды бессонных ночей, она следила за каждым его движением в телескоп. Годы тренировок научили Домино отсекать любые отвлекающие факторы, которые могли нарушить нормальный ход операции. Это было ее первое боевое задание по разведке наблюдением, поэтому ничто не должно было ускользнуть от ее взгляда. На часах было тысяча четыреста – два часа дня – у Хасана время послеобеденного отдыха. Вот и сейчас он лежал на софе.
   Один из его людей стоял у окна, наблюдая за происходящим на улице, – таков был его, часового, ритуал долгостояния.
   Домино проследила за его взглядом, устремленным тремя этажами ниже, в сторону стамбульского Большого базара, где сновали туристы, в поисках кошелок и ковриков, цветастых местных тканей изысканного плетения, редких сувениров ручной работы или побрякушек, в изобилии предлагаемых тысячами торговцев и магазинов. Все покрывала пыль, взметенная в воздух шумным полуденным движением.
   Напротив отеля остановилась черная Audi, четырехдверная, одна из последних моделей. Она выделялась среди других машин в городе, большинство которых были или ветхими представителями более старших модельных линеек, или роскошными на момент выхода, но уже никуда не годными. Постовой у окна связался с кем-то по мобильному, одновременно продолжая наблюдать за происходящим на улице. Водитель машины, как оказалось, тоже говорил по мобильному. Ну, неужели сукин сын наконец выдвинется из отеля?
   Охранник разбудил шефа, еще кто-то из его людей замотал у Хасана на голове тюрбан, такой же черный, как его борода. Если приехавший на машине, не поднимается к Хасану, значит, тот спустится сам. Домино достала сотовый и набрала.
   – Занимайте позиции. Кролик вылезает из норы.
   Три кувейтца направились к двери.
   Она отставила телескоп, потом надела длинное мусульманское платье поверх своей одежды и закрыла лицо хиджабом. Вышла на улицу, села на заднее сидение неприметной, старенькой легковушки, за рулем которой был кто-то из своих, тоже одетый соответствующим образом. Мусульманская женщина не может просто так сесть в машину к западному человеку и не привлечь внимания. Третий наемник ОЭН ехал где-то недалеко впереди.
   Домино шла к этому моменту через годы тренировок, боли и отказа от личной жизни. Она должна была держаться в тени, следовать за целью, получать и передавать новые данные об обстановке. Никто не должен был заметить местную женщину.
   Они почти час ехали в оживленном потоке, и участвовавший в операции мужчина проклинал необходимость останавливаться перед пешеходными переходами. Домино старалась оставаться сосредоточенной. Они достигли Эсенйюрта, когда позвонил оперативник, находившийся в машине впереди. Хасан вот-вот выйдет.
   Они остановились. Не терять цель! Она взяла пару прозрачных полиэтиленовых пакетов с фруктами и овощами, вышла из машины, подождала, пока преследуемый поравняется с ней. Улица была забита из-за расположившегося здесь рынка.
   У Домино между грудей пробежал ручеек пота. Как женщины, одетые во все это, выдерживают такую жару? Сконцентрируйся на задании, и ты не почувствуешь жары.
   Как оказалось, цель здесь – чтобы сделать покупки. Домино следовала за ним, не обращая внимания на смрад нескончаемой сгущающейся толпы и перезрелых подгнивших фруктов. У одного из прилавков Хасан лениво указал на самый спелый арбуз, который потом нес кто-то из его людей. Они прошли ряд насквозь и свернули в одно из турецких кафе, обещавшее кондиционер, кофе и лукум. Хасан расположился за столиком у большого окна, выходившего на рынок, и стал смотреть на прохожих.
   Приятная прохладная тень от колонны ближайшей мечети тоже была выгодной позицией. Оттуда Домино сообщила по мобильному:
   – Кафе «Лукум», это в конце рынка. Кролик, похоже, устроился.
   Не прошло и десяти минут, как окно кафе разлетелось вдребезги. Кто-то из оперативников ОЭН выстрелил с балкона дома напротив.
   Первая пуля пришлась мимо. Один из людей Хасана встал, заслоняя босса, и получил вторую в ухо. Кровь плеснула наружу и потекла вниз по шее прежде, чем охранник упал. Как мог наш оперативник промахнуться? Бывает. Не теряй концентрации.
   Откуда-то слева от Домино прозвучал еще один выстрел, и сотрудник ОЭН грузно упал с балкона прямо на улицу. Черт, неужели, убит? Стрелявший выкрикнул что-то на арабском, Домино разобрала только имя Аллаха. Твою мать. У него еще люди, на улице.
   Теперь Хасан и оставшийся охранник открыли стрельбу изнутри кафе, и, похоже, им было наплевать, скольких они ранят или убьют. Гражданские попадали на землю, закрывая головы руками; люди кричали, рассыпаясь по укрытиям, которыми стали прилавки рынка. Женщина, застреленная у входа в кафе, лежала на пыльном тротуаре, ребенок плакал в ее руках.
   Звучали выстрелы, а внимание Домино приковала к себе маленькая девочка, которая никак не могла освободиться из-под мертвого тела матери. Она встанет и окажется прямо в центре всего этого. Оценить обстановку и предпринять разумные действия. Их оставалось двое против, бог знает, скольких еще, а у Домино даже не было ствола. Кто-то из людей Хасана поливал огнем другого ОЭНовского оперативника, а девочка направлялась прямо поперек линии огня.
   Домино встряхнулась, приводя себя в чувство, и достала нож из голенища сапога. Она бесшумно подкрадывалась к стрелку, убившему их оперативника. Он все еще палил из-за дерева. У Домино зашумело в голове от выброса адреналина, и пульс заглушал даже звуки выстрелов. Ее сердце отбивало такой бешеный ритм, что на секунду ей показалось, оно могло выдать ее.
   Ее рука с ножом будет действовать бесшумно и быстро. Домино была уже позади стрелка, она схватила его за волосы и отвела назад голову, точно рассекая сонную артерию. Он рухнул на землю, словно каменный. Уверенным движением она вернула нож в потайной футляр, а МП5, из которого стрелял убитый ею боевик, спрятала под платьем. Домино направилась в сторону кафе – сквозь летящие пули и толпу паникующих горожан.
   Еще оставался один оперативник, у которого, скорее всего, уже выходил весь боезапас. И они должны были завершить операцию, она должна была показать себя. Не сомневаться. Ты можешь. Помни, чему тебя учили.
   И хотя Домино была сконцентрирована на окне кафе, она заметила девочку, стоящую на коленях подле убитой матери, девочка плакала, а над ее головой летели пули. Увиденное подталкивало Домино вперед, наперерез линии огня, мимо турецкой полиции, вязавшей всякого местного – неважно какой национальности. Она должна была действовать. Немедленно. Не раздумывай. Будешь раздумывать, закрадутся сомнения. Тот, кто сомневается, едет домой в цинковом ящике.
   Домино, надеясь как можно незаметнее обойти кафе, пробралась к нему сзади. Там она обнаружила окно туалета. Повесив автомат на плечо, она подпрыгнула, ухватилась за верх рамы и подтянулась. Попав в уборную, в нерешительности положила ладонь на ручку двери.
   Нет права на провал. Она сделала глубокий вдох, фокусируясь на том, чтобы не допускать до сознания звуки выстрелов за стеной, плач маленькой девочки и крики людей.
   Она привела автомат в боевое положение, и ударом распахнула дверь. Хасан и его человек укрывались за перевернутым мраморным столиком и палили во все, что движется. Домино прицелилась из-за угла и спустила курок, затем вышла из укрытия. Она стреляла очередями, пока все не стихло, пока не стало некому ответить ей огнем.
   Хасан и его охранник лежали безвольно один на другом, на полу, усеянном гильзами и брызгами крови. Или это был арбуз… или то и другое?
   Как в тумане, Домино бросилась к туалету, швырнув автомат, и скинула хиджаб и маскировочную мусульманскую хламиду. Она должна была выглядеть как потерянная и напуганная американская туристка, потому что стрельбу учинили люди в мусульманских одеждах. И если бы такие же были на ней, полиция задержала бы ее раньше, чем Домино прошла рыночный ряд до середины.
   Она подтянулась, так же, как когда влезала в окно, и висела на согнутых руках, снаружи, собираясь спрыгнуть, как вдруг какой-то мужчина закричал и указал на нее. Он был метрах в пятнадцати от нее и кричал ей на арабском:
   – Ни с места!
   «Antezer kef!» – это был мужчина в мусульманской одежде и с винтовкой – еще один боевик Хасана.
   Чертыхаясь про себя, Домино отпустила руки. И, едва она оказалась с противником лицом к лицу, он выстрелил. Пули угодили в стену в считанных сантиметрах от головы Домино, а она вытащила из голенища нож. Пригнувшись, метнула его.
   Не произнося ни слова, смотрели они, оба, как расползалось алое пятно по груди боевика. Он поднял, было, и направил на Домино винтовку, но в тот же момент осел на землю. Домино подбежала к неподвижному телу и вынула из его груди свой нож. Она хотела заправить волосы за ухо, но замерла, увидев кровь боевика на своей руке – и собственная рука на мгновение показалась ей чужой.
   Где-то неподалеку все еще звучали выстрелы. Домино игнорировала шум и происходящее вокруг. Начисто вытерла руки об одежду боевика. Достала мобильный, чтобы связаться с последним уцелевшим оперативником.
   – С кроликом покончено, – сказала Домино ничего не выражающим голосом.

Глава первая

Мальта. Наши дни

   До рассвета оставалось еще около часа, поэтому на сонных улицах мальтийской столицы, большого портового города, этим июньским утром было пока сравнительно немноголюдно. Лишь некоторые занимали свои рабочие места. Конечно, это были пекари, рыночные торговцы, работающие под открытым небом, и рыбаки, вернувшиеся после ночи работы, когда они ставили свои сети, в теплой лазури Средиземного моря. А в соборе Св. Иоанна пятеро священников готовились к воскресной мессе.
   Громадный собор XVI века был главной достопримечательностью Валетты, его величественный барочный интерьер, включающий бесценные произведения искусства, привлекал множество туристов, а, вдохновленный им, сам Вальтер Скотт признавался в свое время, что собор Св. Иоанна – самое прекрасное место, из всех, которые ему довелось увидеть.
   Старший из сановников прошел по пределам, меняя поставленные в молитве свечи, а потом замер, благоговейно оглядывая высокие стены собора, украшенные витиеватой резьбой по мрамору, и пол, хранивший под собой могилы знаменитых рыцарей. Сгорбленный и почти совсем лысый, если не считать узкой каймы седых волос, протянувшейся от висков к затылку, который он рассеянно поскребывал, падре провел при соборе Св. Иоанна тридцать из своих шестидесяти четырех лет – дольше, чем все остальные.
   Он поднял голову, любуясь нефом с фресками, шедевром Маттиа Прети – на сводчатом потолке, прямо поверх ровной штукатурки были написаны сцены из жития Св. Иоанна. На лесах, установленных под одной из сцен, трудилась женщина. Ее усердие и сосредоточенность привлекли внимание святого отца.
   Как большинство церковников, он умел слушать – редкий дар среди людей. За свою жизнь он выслушал десятки тысяч кающихся грешников, и ему достало бы мудрости понять, что скрывают они в своих сердцах. Он умел слышать невысказанное, понимать по вздохам и паузам, жестам и малейшим изменениям лица, что человек любит, о чем мечтает, и чего боится, или то, в чем и хотел бы, но не мог признаться.
   Но тайна этой молодой американки ему не давалась. Несколько раз ему удалось заговорить с ней – о ее жизни и работе, но она была предельно сдержанна, хоть и неизменно вежлива и даже любезна. Казалось, все ее реплики были подготовлены заранее. Никогда не рождались сами собой, внезапно.
   Все, что он узнал, – это что ей 33, она была не замужем, и никогда не знала своих родителей. Она много путешествовала, и любила свою работу, особенно, когда дело касалось храмов. А еще она сказала, что именно в соборе Св. Иоанна работа шла с особой отдачей.
   И, конечно, она была увлеченным, способным художником, всегда оказывалась на месте даже раньше самого пастора, и работала без устали, часто до глубокой ночи. А результаты ее кропотливой работы над соседними сценами были потрясающи.
   Но она о многом умалчивала. О самом важном, как ему казалось. Потаенном. Он не мог понять, почему такая привлекательная женщина была так одинока. Мысленно обещая себе вскоре вывести ее на чистую воду, он продолжал приготовления к мессе.
   Лука Мэдисон оторвалась от работы, чтобы расстегнуть свой темно-синий комбинезон и вытащить руки из рукавов, которые удобнее держать завязанными на талии. Под спецодеждой у нее были черная водолазка и простые джинсы, наскоро подогнанные под ее рост – метр шестьдесят восемь. Довершали ансамбль разношенные кроссовки. Луку не особенно утруждало многочасовое стояние, день за днем, на лесах. Она была в отличной форме, крепкая и атлетически сложенная, но при этом и не перекаченная. Ее умелые руки привыкли к труду.
   Ее длинные темные волосы давно пора было постричь. Она предпочитала прически не длиннее, чем до лопаток, чтобы можно было собрать волосы в хвост, когда работаешь. Но ей не доставало типично женской увлеченности косметикой и уходом за волосами, поэтому в последние недели волосы незаметно отросли значительно длиннее обычного.
   Ей нравилось работать в тишине, до рассвета, когда до ее ушей долетали только приглушенные звуки молитв и тихие шаркающие шаги священников, занимавшихся своими делами.
   Еще час, и в собор стекутся прихожане, и потом придут туристы, чей шепот сливается в вечный надоедливый «белый шум», нарушающий ее умиротворение. Там, на верху, над лесами, поднимающийся запах горящих свечей, и старых, и новых, делался ужасно резким, а акустика в храме была такой, что Лука могла разобрать целые фрагменты разговоров, звучавших внизу тихо-тихо. С завистью наблюдала она семьи – любящих родителей и терпеливых бабушек с дедушками, которые вели за руки целые цепочки своих малышей, – все это было для нее как воспоминания о том, чего сама она была лишена.
   Но этим утром она была одна и абсолютно спокойна. Последние несколько часов Лука работала над реставрацией образа ангела со светло-каштановыми волосами, она возвращала ему блеск, заботливо удаляя свечной нагар и копоть, а также слои работы предыдущего реставратора, и на свет выходила работа автора, такая, какой она была задумана. Оставался один фрагмент – лицо ангела, – оно ждало, когда Лука возьмется за него.
   Она проверила, нет ли дырочек в латексных перчатках, а потом потянулась за новой бутылкой цветной известковой воды и осторожно нанесла на рабочий ежик. Она снова подняла его над головой, и приложила средство к мирной улыбке ангела. И чем больше деталей фрески проявлялось, тем больше ее увлекал процесс.
   Внезапная вибрация мобильного в кармане отвлекла ее внимание. Лука посмотрела, от кого звонок, и вздохнула. Стараясь говорить тихо, она ответила:
   – Утро доброе.
   На том конце женский голос с материнской нежностью произнес:
   – Привет, дорогая. Это я. Как у тебя там? Работаешь?
   – Все хорошо. И, да, я работаю. Ты меня знаешь, всегда начинаю пораньше.
   – Вот и славно. Я надеюсь, хоть позавтракать время найдешь?
   – Найду, у меня все с собой, тут.
   – О, пока я не забыла, зачем звоню! Приходи к нам завтра поужинать?
   Она нахмурилась:
   – Завтра, говоришь? Эх, если бы пораньше предупредила.
   – Спасибо, дорогая, я знала, что ты поймешь, – ответил женский голос так, словно Лука уже согласилась. – О завтраке не забудь! До встречи.
   Лука закрыла трубку сотового и еще минуту тоской смотрела на ангела, прежде чем начать собираться.

Балтимор, Мэриленд. Понедельник

   Хэйли Вард маневрировала в толпе телевизионщиков, газетчиков и радио-репортеров, пытаясь занять такое место, чтобы оказаться прямо перед глазами знаменитого рэппера, как только он выйдет из дверей студии звукозаписи. Она знала все о том, как добиться успеха, и делала все возможное, чтобы создать Сюжет, с большой буквы. Для этого случая она надела красную блузку, потому что это бы его любимый цвет, и губы накрасила красной помадой.
   Она тратила много времени на укладку и макияж, хотя в этом не было необходимости. Красивые родители подарили ей идеальные гены. У Хэйли были пухленькие соблазнительные губы, улыбка с ямочками – на миллион долларов, ласковые карие глаза, высокие скулы и блестящие светло-каштановые волосы до плеч, с естественным пшенично-золотым отливом.
   Хэйли была всего каких-то сто шестьдесят сантиметров ростом, и буквально потерялась бы среди других журналистов, если бы не носила туфли на десятисантиметровом каблуке. Когда ей приходилось брать интервью у представителя сильной половины человечества, она всегда надевала что-то подчеркивающее ее главное достоинство – талию «рюмочкой». Блузки и топики всегда оставляли на животе небольшой зазор, а юбки были достаточно короткими, чтобы открывать вид на ее ножки. Сегодня с красной блузкой она одела угольно-черную юбку и блейзер с туфлями в цвет.
   Она выглядела потрясающе, ее невозможно было не заметить. На это она и рассчитывала. В дверях показалась многочисленная свита певца, толпа журналистов пришла в движение, и Хэйли удалось пробиться вперед, оттолкнув корреспондента Entertainment Tonight, как раз в момент, когда появился сам рэппер.

Где-то на северо-западе Колорадо

   Лагерь занимал территорию примерно в 25 га, на которых расположились приземистые красно-кирпичные здания – жилые и учебные корпуса, а рядом более крупные строения, где размещались офисы администрации и тренировочные базы. Отдаленное расположение давало лагерю необходимую секретность, недоступность постороннему вмешательству и изучению. Но самым замечательным было расположение вблизи заповедника Веминуч, дававшего возможность практиковаться в любых природных условиях, необходимых для полноценного освоения курса полевой подготовки.
   Лагерь выглядел бы, совсем как частная школа, за которую его и выдавали, если бы не беспрецедентные меры безопасности. Высокий забор с колючей поволокой окружал лагерь, повсюду были натыканы камеры наблюдения, а знак на КПП гласил: «Проход воспрещен. Вход только по предъявлении соответствующих документов».
   Ночью осуществлялся патруль с неравномерными промежутками между обходами территории. В здании администрации, огромном строении, выполненном в неоготическом стиле, со странными звонницами, вызывающими в памяти образ средневекового собора, почти к каждой двери нужен был электронный ключ со сложной кодировкой. Этот комплекс служил домом для Организации Элитных Наемников, специализированной школой, которая в течение пятидесяти шести лет своего существования оставалась все такой же тайной для всего остального мира, как и при ее создании.
   Монтгомери Пирс (здесь его все называли «Монти»), глава администрации ОЭН, изучал вновь поступивших учеников, возившихся на громадной игровой площадке, возле общежития младших групп. В жилах Монтгомери текла скандинавская кровь, и кожа его была такой светлой, что покрывалась красными пятнами, если он проводил слишком много времени на солнце, даже в июне. Поэтому он не снял пиджак и выбрал скамейку в тени здания.
   Шестеро ребятишек, за которыми он внимательно наблюдал, три мальчика и три девочки в возрасте от четырех до шести лет, были здоровыми и удивительно одаренными детьми. Но, как показывает опыт, половина этого «нового поколения» окажется на воспитании приемных родителей или будут тайно усыновлены по достижении 12 лет, потому что не пройдут отбора, не подойдут по требованиям ОЭН. И только один из всех будет обладать исключительными навыками, необходимыми для того, чтобы он попал в число лучших выпускников школы, ЭТС, что расшифровывается как «Элитные Тактические Силы».
   Дэвид Атэр, начальник управления боевой подготовки, бежал к Пирсу со стороны гимнастического зала. Он был одет в сшитую на заказ боевую форму. Как и Пирсу, Атэру было уже к шестидесяти, но он был поджар, накачен и с уставной короткой стрижкой (вот только волосы были выкрашены в ярко-медный), и издалека его можно было принять за студента.
   Хотя Пирс пытался держать вес под контролем, на его тучном теле заметно сказались годы сидячей работы, а на лице навсегда отпечатались морщины от неизменно строгого выражения.
   Атэр присел рядом с ним на скамейку:
   – Есть кто-нибудь выдающийся?
   Пирс указал на темноволосого мальчика на самом верху дугообразного турника:
   – Вот этот. Точно. Юркий. Бесстрашный. Он из Украины, – и, указав на девочку, прыгавшую на одном из трамплинов, добавил, – и, может быть, вот она. Из стокгольмского приюта. Исключительно высокий IQ.
   – Джоан будет довольна. Кстати о Джоан – вот и она.
   Пирс поправил галстук и сел, выпрямив спину.
   В Джоан Грант – последней из членов управляющей лагерем тройки, – сложнее всего было узнать некогда статную наемницу ЭТС. Она получила место заведующей учебной части, с тех пор изрядно прибавила в весе. Волосы ее, которые когда-то были черны, как смоль, теперь были совсем седыми.
   Только Пирс и Грант вели дела с внешним миром. У них был контакт с клиентами ОЭН, а также они поддерживали связь с кучей самых влиятельных организаций. Но когда им предстояло решить, как и когда использовать их ценнейшие кадры, Атэр играл такую же важную роль. Чтобы удостовериться в том, что элитные оперативники не подвергаются ненужному риску, как минимум двое из Правящей тройки должны были дать добро на выполнение того или иного задания. Сегодняшнее собрание было посвящено принятию такого решения.
   Когда Грант подошла, Пирс и Атэр встали, а потом все вместе они направились к полосе препятствий, разговаривая на ходу.
   – Это по поводу дела Гирреро? – спросил Атэр.
   – Да, – подтвердил Пирс, – наш человек на Кубе связался с нами в выходные. Гирреро собрался домой, сегодня ночью он выезжает. Мы все еще пытаемся выяснить подробности.
   – Этой ночью? – Грант пришлось ускорить шаг, чтобы не отставать от мужчин, – я думала, Аллегро вне доступа до четверга.
   – Так и есть. И мы не можем снять ее с задания, – проговорил Пирс, – у нас две недели ушло только на то, чтобы она заняла позицию, чтобы добыть информацию для нашего клиента в Сиэтле. И теперь завтра утром все это будет потеряно?
   – Мы не можем послать Марка одного поработать над Гирреро? – зачем-то уточнил Атэр.
   – Не можем. Это его первое задание, – Пирс представил себе их недавнего выпускника, Марка Джонсона Санданса, короткостриженого голубоглазого блондина.
   – Особенно, учитывая, что обстановка так быстро меняется. Здесь нужен авторитетный и опытный оперативник. Поэтому, как только поступил звонок, я послал за Домино. У нас не так много времени, а в доступе одна она.
   – Я ненавижу посылать наших лучших на такие рискованные задания, – сказала Грант, – особенно, когда столько неизвестных. Слишком рискованно – там везде будут копы и журналисты. Нет, должен же быть кто-то другой.
   Они проходили мимо бейсбольного поля, где занималась горстка студентов. Вдруг Грант поймала мяч левой рукой прямо перед головой Пирса, шедшего на полшага впереди нее. Если бы не ее отточенные рефлексы, мяч непременно попал бы в Пирса. Реакция Грант удивила бы кого угодно, но здесь никто и глазом не моргнул.
   – Я знаю, Джоан, что Домино – твоя слабость, сказал Пирс, – но эта работа слишком важна, чтобы мы могли доверить ее кому-то менее подготовленному, – и сегодня у нас последняя возможность. Я организую прикрытие на случай, если им понадобится.
   – Ну, не знаю, – нахмурилась Грант, и замедлила шаг. Мужчины тоже остановились.
   – Домино – лучший выбор. Мой голос «за», – заявил Атэр, завершая обсуждение, – Сандансу нужна значительная поддержка. Навыки у него есть, но они пока не проверены. А с Гирреро могут возникнуть непредвиденные сложности. Это напористый и непредсказуемый человек.
   Нужно было лишь два голоса. Теперь все трое могли разойтись, Грант и Атэр вернулись в свои офисы, а Пирс достал сотовый, чтобы дать ход всему процессу.

Глава вторая

   Пока микроавтобус стоял на светофоре, Домино накрасила губы алой помадой, а потом продолжила листать документы в папке, лежавшей у нее на коленях. Водителя по имени Рено, нелюдимого мужичину двадцати с чем-то лет, с блестящими черными волосами, гладко зачесанными назад, Домино знала достаточно неплохо. Гораздо меньше – сидевшую рядом с ней привлекательную латиноамериканку по кличке Сталь.
   – Для нас это, конечно, шанс прорыва, что он решил закончить с этим делом, прежде чем отбыть, – сказала ей Сталь. – Уже недалеко до того отеля, где он сейчас. Там все просто со входом-выходом, это не особо оживленное или элитное место. На руку и ему, и нам.