– Вот... Ты тогда сказала: "Жаль, что ты не в Манчестере". И что мне стоит вспомнить о тебе в следующий раз, когда я... Ну... Ты понимаешь...
Сигналы рвали мои мысли на части, я говорил все тише и тише. "Переходи к делу! К делу, идиот!" – понукал я себя. Сердце было готово разорваться, голос охрип.
– Кстати! Это... Я хочу завтра приехать и с тобою встретиться! Ты не против?
– Встретиться со мною? Зачем?
– Ну, на днях ты сама сказала, помнишь? Когда мы с тобой разговаривали? Обо мне? Что я о тебе думаю?
– И что ты обо мне думаешь? – спросила Джемма.
Она вообще ни во что не въезжала!
– О чем ты говоришь?
– Говорю о... – успел я проскулить.
Теперь все понятно! Джемма не имела ничего такого в виду! А я сейчас буду делать хорошую мину при плохой игре. Мучительных воспоминаний хватит на всю оставшуюся жизнь.
– Не важно! – сказал я как можно убедительнее, но она решила довести разговор до конца.
– Что-что? Алло!
– Не важно... Не важно...
– Слушай, я тут со своим парнем и со всей его родней. И я не работаю но выходным.
– Да-да, правда, все в порядке! – успокаивал я ее.
– Так зачем ты собрался в Манчестер? – спросила Джемма, и тут я услышал еще один голос. Он спрашивал, в чем дело.
– Нет-нет, правда, все в порядке! Честно, все в порядке, не беспокойся!..
Слишком поздно. Мой телефон неожиданно умер. А я-то представлял себе наш разговор несколько иначе... Я уставился на мобильник. Закрыл лицо ладонями. И минуты две стоял неподвижно. Потом затряс головой и чуть не разорвал кожу на лице – такие я строил рожи. Наконец понял, что лучше всего как следует напиться. Что я наделал?! Ужас накатил па меня медленной волной; еще немного, и он сожрал бы последние остатки былого самоуважения. "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Эти слова не отпускали меня. Они накрепко засели в моем мозгу. Я и теперь их помню. И уже вряд ли когда-нибудь забуду. Отныне при мысли о Джемме в моем воображении возникнет не тот веселый разговор, не искусственный член у нее в заднице, не чужая щелка... Нет! Я увижу промерзшую парковку у какого-то паба, рядом с Джеммой будет стоять ее парень, и она спросит: "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Господи... Ну что я за мудак?
6. Плач по Зое
7. Трое – это слишком много
Сигналы рвали мои мысли на части, я говорил все тише и тише. "Переходи к делу! К делу, идиот!" – понукал я себя. Сердце было готово разорваться, голос охрип.
– Кстати! Это... Я хочу завтра приехать и с тобою встретиться! Ты не против?
– Встретиться со мною? Зачем?
– Ну, на днях ты сама сказала, помнишь? Когда мы с тобой разговаривали? Обо мне? Что я о тебе думаю?
– И что ты обо мне думаешь? – спросила Джемма.
Она вообще ни во что не въезжала!
– О чем ты говоришь?
– Говорю о... – успел я проскулить.
Теперь все понятно! Джемма не имела ничего такого в виду! А я сейчас буду делать хорошую мину при плохой игре. Мучительных воспоминаний хватит на всю оставшуюся жизнь.
– Не важно! – сказал я как можно убедительнее, но она решила довести разговор до конца.
– Что-что? Алло!
– Не важно... Не важно...
– Слушай, я тут со своим парнем и со всей его родней. И я не работаю но выходным.
– Да-да, правда, все в порядке! – успокаивал я ее.
– Так зачем ты собрался в Манчестер? – спросила Джемма, и тут я услышал еще один голос. Он спрашивал, в чем дело.
– Нет-нет, правда, все в порядке! Честно, все в порядке, не беспокойся!..
Слишком поздно. Мой телефон неожиданно умер. А я-то представлял себе наш разговор несколько иначе... Я уставился на мобильник. Закрыл лицо ладонями. И минуты две стоял неподвижно. Потом затряс головой и чуть не разорвал кожу на лице – такие я строил рожи. Наконец понял, что лучше всего как следует напиться. Что я наделал?! Ужас накатил па меня медленной волной; еще немного, и он сожрал бы последние остатки былого самоуважения. "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Эти слова не отпускали меня. Они накрепко засели в моем мозгу. Я и теперь их помню. И уже вряд ли когда-нибудь забуду. Отныне при мысли о Джемме в моем воображении возникнет не тот веселый разговор, не искусственный член у нее в заднице, не чужая щелка... Нет! Я увижу промерзшую парковку у какого-то паба, рядом с Джеммой будет стоять ее парень, и она спросит: "Так зачем ты собрался в Манчестер?" Господи... Ну что я за мудак?
6. Плач по Зое
Что за мудак... Что за мудак... Что за мудак...
На протяжении нескольких дней я то и дело ежился от воспоминаний, а вспоминал случившееся примерно раз в пять минут. Ну что я за мудак!
При свете дня разобраться, что произошло и почему, оказалось совсем нетрудно. Когда я позвонил в первый раз, Джемма, как настоящая профессионалка, просто выполнила мою просьбу, а я, дурень, понял ее буквально. Ни дать ни взять один из тех идиотов-читателей, которые шлют моделям предложения руки и сердца или просто зовут потрахаться. Над такими я и сам люблю поиздеваться. А теперь вот повелся на слова Джеммы. Боже милостивый...
Все утро понедельника я не знал, куда себя деть, и на каждый телефонный звонок вскакивал, боясь услышать Джемму или Говарда Парка, которые звонили бы на меня жаловаться. Конечно, никто и слова мне не сказал, но я все равно был тише воды ниже травы и страшно хотел на месяц-другой куда-нибудь исчезнуть – пока не забудутся вчерашние события.
На мое счастье, в конторе не было ни Роджера, ни Пэдди, ни Мэтта, ни Монти, ни Толстого Пола, и из "Фрота" тоже никого, и Стюарт пока не заявился. Ко мне подошел Дон, и мы обсудили накопившиеся за выходные футбольные новости. Потом позвонила Сьюзи (вообще-то она была в двадцати футах от нас) и сообщила Дону, что его ждет прорва работы. Сьюзи всегда вела себя с ним именно так. Почему? Да потому, что могла себе это позволить. Дон был ее работником и, следовательно, ее домашним животным. Все вокруг могли болтать, шутить и смеяться – кроме Дона. Дон работал под ее началом и должен был выполнять ее распоряжения, только и всего. Почему? Потому что она могла себе это позволить и потому что она была сукой. Выбирайте сами. Дон бесился, а вот другая подчиненная Сьюзи, Хейзл, наблюдая унижение Дона, когда тот, словно ребенок, покорно шел к столу, каждый раз искренне радовалась. Почему? Потому что она тоже была сукой. Куда уж проще... Ладно, какие бы ни были у этого причины и какие бы ни следовали из этого выводы, Дон ушел и оставил меня наедине с моими мыслями.
Я написал пару девичьих аннотаций, которые ждали своей очереди с пятницы, но в тот момент мне было не до этого бреда, и я взял одного из Джекиных "Гарри Поттеров". Там, кажется, рассказывают об одном очкарике, который умел летать.
В начале первого приехал Стюарт и вызвал меня к себе. Я трясся от страха и пытался выдумать оправдание получше, однако Главный вовсе не казался сердитым. Похмельный – это да, но не сердитый.
– Так, садись... Ладно... Я хотел бы кое о чем тебя попросить.
Я ждал чего-то вроде "... перестань приставать к нашим девушкам, они испуганы, им неприятно...". Я ошибся. То, о чем он меня попросил, вообще не походило на просьбу.
– Я хочу, чтобы ты вместо меня отправился в студию и поруководил съемками. Мне тут надо встретиться с одним парнем... Не важно...
Он махнул рукой, и меня обдало запахом виски.
– Студия Говарда Парка, в Баттерси. Можешь взять такси и туда, и обратно. Девушка уже там.
Стюарт протянул мне поляроидное фото с умопомрачительно хорошенькой блондинкой.
– Ее зовут Зоя. Уверен, сегодня она станет какой-нибудь там "Любительницей сосисок". Снимается впервые, никогда ничем подобным не занималась, просто прислала свои фотографии. Полагаю, тебе этот опыт будет полезен, так как со временем придется заниматься такими делами все чаще. Что скажешь?
Я сказал:
– Спасибо.
– А... Нуда... Я не это имел в виду. Впрочем, не важно... Она сейчас там. Ближайший час или около того ее будут готовить к съемкам, так что дуй туда. И пусть Говард сделает стандартную подборку. Он и так все знает, ты только проследи, чтобы он не забыл отснять несколько обложек – в случае, если она нам подходит.
Стюарт нацарапал на бумажке адрес Говарда и, выгоняя меня, открыл дверь.
– Э, самое главное! Возьми у нее удостоверение личности и разрешение на публикацию.
– Что-что? – спросил я, мыслями уже будучи на полпути к Баттерси.
– Удостоверение. Мы не можем публиковать фотографии, не имея при себе копий с каких-нибудь двух удостоверений – водительских прав, паспорта, свидетельства о рождении... Нужно подтверждение, что ей исполнилось восемнадцать, и разрешение, подписанное ею самой и одним из присутствующих – в данном случае тобой.
– А мне за это ничего не будет? – спросил я.
– Нет, конечно. Мы не можем просто взять и напечатать чью-то фотографию, потому что тогда нас разорят. Какой-нибудь разобиженный муж пришлет фотографию своей экс-жены, сделав это от ее имени, чтобы все узнали, будто она большая любительница анального секса. Мы не имеем права публиковать такие фотки, сколь бы удачными они ни были.
Потом он добавил:
– Если только женщина не мертва. Тогда мы можем делать все, что угодно.
– Нехорошо как-то получается... Не знаю, смогу ли я на такие фотографии...
– Э... Нет, я говорю о фотографиях, сделанных до того, как ее...
Стюарт затих, на его лице отразился ужас.
– Слушай, лучше тебе валить. Не надо заставлять их ждать.
Он страстно желал от меня избавиться. Я схватил плащ и ушел.
Она сидела перед зеркалом в просторном фланелевом халате, а помощница Говарда (сама по себе не уродка) накладывала последние штрихи на безупречно подведенные губы Зои. Она стрельнула глазами в мою сторону и на мое приветствие лишь улыбнулась: ей сейчас было не до того.
Присутствовавший там же Говард пожал мне руку и принял как давно утерянного и вновь обретенного брата. Он провел меня в сделанную в виде спальни студию, чтобы обсудить одежду и фотографии для обложки – на случай, если до них дойдет дело.
– Чулки, подвязки, высокие каблуки, кружевное бельишко и все такое, – сказал я.
– А ее-то саму будем фотографировать? – удивился Говард.
Мы от всего сердца рассмеялись, и он налил по рюмочке водки, с которой мы быстро справились.
– Что там за тип? – спросил я, пока тот вновь наполнял рюмки.
– Бойфренд ее. Дуэнья, понимаешь...
Говард покачал головой и выпил. Тут в дверях возникли Памела (помощница), Зоя и Скотт (бойфренд). Они смотрели на нас и ждали одобрения.
– Правда красавица? – спросила Памела, а Зоя так и зарделась.
– Пальчики оближешь! – согласился я. Скотт так и впился в меня глазами.
– Ну, я пошла, – сказала Памела, и они с Говардом поцеловались.
– Хорошо, дорогая. Спасибо. Говард похлопал ее по заднице.
– Вы уходите? – спросил Скотт.
– Да, а что? Подбросить вас куда-нибудь?
Сама мысль о том, чтобы оставить свою девушку со мной и Говардом, приводила Скотта в ужас, поэтому он отказался куда-либо уходить.
– Что ж! – хлопнул в ладоши Говард. – Приступим?
Зоя взяла кружевное белье и опять ушла в костюмерную, чем немного меня разочаровала и озадачила. Она вернулась через десять минут и выглядела так, что, кивни она мне, я тут же поубивал бы всех присутствующих.
"Вот это женщина!" – думал я про себя. Язык у меня вывалился чуть не на полметра. Сначала я глядел на нее, стараясь делать это незаметно. Потом вспомнил, что это моя работа и смотреть можно сколько влезет. Я так глазел, что чуть не протер всю роговицу. Никогда не был фанатом женского белья, но увидев Зою в трех футах от себя во всем черном и ажурном... Меня обратили. И хотя я до сих пор не могу сказать, что люблю такое, Зоя тогда выглядела просто сногсшибательно.
– О господи... – шептал я одними губами. – О господи...
А что происходило в бойфрендовской голове Скотта, я мог только догадываться. Вот его девушка, которую он, возможно, никогда не видел в подобном великолепии, и это мгновение он вынужден делить с двумя какими-то типами. Какой силы внутренний конфликт в нем бушевал!
– Не против перебраться на кровать, дорогая? Говард меня отвлек.
– Прекрасно, вот сюда... – приговаривал он, вертя ее так и эдак своими здоровенными липкими лапами.
Зоя не возражала и всему подчинялась, словно манекен из магазина, зато лицо Скотта представляло собой настоящую картину – особенно когда Говард поднес экспонометр к сиськам девушки.
– Так вы... Вам много приходилось этим заниматься? – раздался голос рядом со мной.
Это был Скотт. Он ходил вокруг да около и старался завести беседу, продолжая, словно ястреб, смотреть на Зою и Говарда. Как, впрочем, и я.
– А, да... Работа как работа, – соврал я и передвинул упаковку мятных леденцов, только что обнаруженную в собственном кармане.
– А это надолго? В смысле, что дальше? В смысле...
– Да ничего особенного, обычные дела, – успокоил я его. – Стриптиз, фаллоимитаторы, все такое...
– Мне ничего не говорили про фаллоимитаторы! – воскликнул парень.
Какое совпадение! И мне ничего не говорили про фаллоимитаторы. Я только что это выдумал и теперь наблюдал за его лицом. Было на что посмотреть!
– Ладно, там решим, – ответил я и пододвинулся поближе, чтобы лучше видеть.
Скотт шел за мной след в след и не оставлял ни на минуту.
– Улыбнись во весь рот, – распорядился Говард, глядя в видоискатель. – А теперь скажи: "Чи-и-из"!
Она сказала. ЩЕЛК!
– "Дайте член побольше, пли-и-из!" ЩЕЛК!
– "И горячей сперму, пли-и-из!" ЩЕЛК!
– "А теперь по попке, пли-и-из!" ЩЕЛК!
Говард продолжал в том же духе. За нескольких минут он отснял целую пленку снимков для обложки, со всевозможными позами и лицами. Зоя могла бы без затей говорить "чи-из!", "пли-из!" или просто улыбаться, но так было веселей: он каждый раз придумывал что-нибудь новенькое, и вскоре смеялись все. Нам стало как-то легче друг с другом, а Говард, наверное, только того и добивался.
Я сказал, что смеялись все, хотя это было не совсем так. Силы одного из нас были на исходе, и вы уже догадались, чьи именно.
– А чем ты занимался до того, как начал работать здесь? – спросил Скотт, отвлекая меня от своей девушки, которая только-только начала избавляться от одежды.
– Да так, знаешь, не сказать, чтобы...
Я не договорил, потому что в этот момент с ее плеча упала бретелька.
– Как ты здесь оказался? Ты что, учился в каком-то колледже?
– Да, что-то вроде, – не поддавался я.
– А если я хочу работать в твоем журнале? Как мне тогда действовать?
– Не знаю.
Тут я увидел один из ее сосков. Проклюнулся! Вы представить себе не можете, как я был опьянен. Это было как... как... Постараюсь описать. Помните "Челюсти"? Рой Шайдер с пляжа видит ребенка на надувном матрасе, того уже едят – и тут камера резко наезжает на лицо Роя! Человек вдруг понимает, что перед ним!.. Ну вот, со мной творилось что-то похожее. Зоя просто делала это, а я просто смотрел. Вуайеризм в чистом виде. Что и лежит, как мне кажется, в основе всей порнографии. Видеть то, что видеть не полагается. Например, когда поднимаешься в автобус и случайно заглядываешь какой-то девушке под юбку. Или по ошибке заходишь в женскую раздевалку. Запретное удовольствие. Представьте, что у вас есть соседка, о которой вы мечтали, и вот она приглашает вас попить кофе, а кончается все постелью. Да, здорово, замечательно. Но разве не будете вы себя чувствовать куда большим проказником и нарушителем запретов, если встанете ночью на крыше ее гаража и поглядите на нее в бинокль? Я, во всяком случае, думаю именно так.
В общем, появился один сосок, потом второй, а в промежутке лишь щелкал затвор фотоаппарата, да раздавались мои судорожные глотки.
Зоя постепенно выбралась из кружев, и перед нами во всей красе предстала ее грудь. Теперь девушка снимала чулки.
– Так сколько времени ты уже этим занимаешься? – сделал очередной заход Скотт, только сейчас его голос дрожал.
– Слушай, приятель... Ты не обижайся. Не сочти за грубость. Я пытаюсь работать, – сказал я и продолжил свое молчаливое бдение.
Скотт оглядел студию в поисках не знаю чего. Он смотрел на что угодно, кроме своей девушки.
– Вот так. А теперь стяни чулки и сделай так, словно собираешься стряхнуть их с кончика ступни, – руководил Говард. – Вот так, прекрасно. У тебя природный дар. Правда весело?
Зоя хихикнула, а я издал какое-то горловое хрюканье. Скотт не нашелся что сказать и куда-то исчез – к моему глубокому удовлетворению.
– Отлично, продолжай... Ага, теперь разведи ноги и наклонись далеко вперед. О-о, класс...
ЩЕЛК-ЩЕЛК-ЩЕЛК! Говард на мгновение сделал паузу и оторвался от камеры.
– Дорогая... Милая, тебе на глаза упали волосы. Нет-нет, оставь, не трогай. Годфри тебе поможет.
Он повернулся ко мне.
– Год, помоги Зое.
Ну и ну... Все лучше и лучше!
Я приблизился к Зое, которая осталась лежать в той же позе. На месте остались только трусы. Я нежно убрал волосы с ее лица и зачесал их назад. А тем временем она взглянула на меня и улыбнулась так, что мои глаза чуть не вылетели из орбит. В это мгновение она была самой сексапильной женщиной на планете, и, окажись мы одни, я одарил бы ее лучшими пятью секундами за всю ее жизнь.
– Спасибо, Годфри, – широко улыбнулась Зоя, а я пробормотал что-то вроде:
– Конечно-конечно, я с радостью...
– Ну что ж, родная, сделаем еще парочку снимков в этой позе, а потом я хочу, чтобы ты начала медленно снимать трусы...
Говард не успел договорить. Скотт вдруг ворвался неизвестно откуда, выставил вперед ладонь и схватил Зою за руку. Он заливался слезами.
– Нет! Нет! Нет! – умолял он ее. – Хватит! Не надо! Пойдем! Пойдем домой! Я не хочу, чтобы ты это делала! Извини, Зоя, пожалуйста, ну пойдем...
– Эй, отвали!
Зоя была напугана, раздражена и явно смущена.
– Оставь меня в покое!
– Зоя, нет, ты не обязана это делать... Пожалуйста, ты не обязана это делать...
– Не обязана это делать? Ты сам все придумал, помнишь? – вопила Зоя, пока они продолжали играть в перетягивание каната, стоя каждый со своей стороны кровати. – Убирайся!
– Я передумал, извини, пожалуйста, пойдем! – плакал он.
Он плакал? Да, еще как! Слезы так и лились, глаза были красные и опухшие. О гос-споди... Ты еще несколько лет будешь просыпаться посреди ночи и вспоминать этот день, приятель. Про себя я улыбнулся.
– Пожалуйста... – умолял он, плача все сильнее.
– Нет, я продолжу, и хватит об этом... Убирайся!
– Я люблю тебя, я люблю тебя, пожалуйста, не надо! Зоя, нет... О-о-о-о...
Мы с Говардом молча стояли в стороне. Теперь пришло время вмешаться. Говард кивнул мне, мы подошли и оттащили парня от модели и кровати, а затем начали отпихивать к двери. Скотт сопротивлялся и орал. Тогда Зоя встала у нас на пути и сказала, чтобы мы его отпустили.
– Пусть идет, все в порядке.
Скотт бросился к ней с объятиями, но она оттолкнула его и расставила все акценты:
– Я сделаю это вне зависимости от того, нравится тебе или нет. Я делаю это ради себя, а не ради тебя. У тебя нет права голоса, понятно? А если ты помешаешь нам еще хотя бы раз, я сегодня же вечером упакую чемоданы. Все ясно?
Тут он начал слушать.
– А теперь выбирай. Или ты остаешься и сидишь тихо, или уходишь, и мы встречаемся уже дома. Как ты решишь?
"Уходи, уходи, уходи!" – скандировал я про себя. Скотт не был идиотом и не стал оставлять Зою с нами. Он не ушел.
– Нет, так не годится. Он должен уйти. Я тут не в игры играю, – возразил Говард, на что Зоя ответила, что если Скотта прогонят, то она уйдет вместе с ним.
Перед Скоттом, наверное, забрезжила надежда на спасение, только он никак не мог сообразить, как этим воспользоваться. В конце концов все вернулись на исходные позиции, и мы продолжили работу.
Больше рассказывать особенно не о чем. Зоя распрекрасненько разделась, мы ставили ее так и эдак, фотографировали под всевозможными углами, однако атмосфера была уже не та. Тихие всхлипывания сидящего в углу Скотта все портили. Всем было не по себе, а особенно Зое, чьи улыбки стали словно приклеенные.
В отместку за то, что была испорчена моя первая порносъемка, я сделал целую кучу фотографий со щелкой крупным планом и с фаллоимитатором. Мы ни в жизнь не стали бы их использовать в журнале, просто я хотел еще раз провести Скотта через эту соковыжималку.
Когда был сделан последний кадр, Зоя оделась и расписалась везде, где требовалось, а в ответ получила чек. Потом подошел Скотт и извинился перед нами с Говардом за свое поведение. В ответ Говард прочел ему целую лекцию.
– Мы профессионалы, Скотт. Мы фотографировали Зою вовсе не ради собственного удовольствия. Я этим зарабатываю на жизнь и именно поэтому не допускаю на съемки бойфрендов, мужей, вообще любых сопровождающих. Не потому, что хочу что-то скрыть или принудить к чему-то твою девушку. Просто люди, не работающие в нашей индустрии, начинают очень уж волноваться, бросаться на защиту и мешать профессионалам делать свое дело, – сказал он, показывая на себя и на меня.
Скотт вновь извинился, Говард заверил его, что ничего страшного не случилось, а перед самым их уходом пожал ему руку. Зоя, в свою очередь, попрощалась, сказала, что ей очень понравилось, хотя насчет профессиональной карьеры она еще не решила. Затем поцеловала Говарда и меня в щеку, и они, взявшись за руки, ушли.
Мы смотрели, как Скотт с Зоей, обнявшись в знак примирения, идут по дороге. Говард закурил и произнес, глядя на удаляющегося Скотта:
– Если бы не ты, приятель, кто знает... Возможно, мы тут поразвлеклись бы с твоей бабой...
На протяжении нескольких дней я то и дело ежился от воспоминаний, а вспоминал случившееся примерно раз в пять минут. Ну что я за мудак!
При свете дня разобраться, что произошло и почему, оказалось совсем нетрудно. Когда я позвонил в первый раз, Джемма, как настоящая профессионалка, просто выполнила мою просьбу, а я, дурень, понял ее буквально. Ни дать ни взять один из тех идиотов-читателей, которые шлют моделям предложения руки и сердца или просто зовут потрахаться. Над такими я и сам люблю поиздеваться. А теперь вот повелся на слова Джеммы. Боже милостивый...
Все утро понедельника я не знал, куда себя деть, и на каждый телефонный звонок вскакивал, боясь услышать Джемму или Говарда Парка, которые звонили бы на меня жаловаться. Конечно, никто и слова мне не сказал, но я все равно был тише воды ниже травы и страшно хотел на месяц-другой куда-нибудь исчезнуть – пока не забудутся вчерашние события.
На мое счастье, в конторе не было ни Роджера, ни Пэдди, ни Мэтта, ни Монти, ни Толстого Пола, и из "Фрота" тоже никого, и Стюарт пока не заявился. Ко мне подошел Дон, и мы обсудили накопившиеся за выходные футбольные новости. Потом позвонила Сьюзи (вообще-то она была в двадцати футах от нас) и сообщила Дону, что его ждет прорва работы. Сьюзи всегда вела себя с ним именно так. Почему? Да потому, что могла себе это позволить. Дон был ее работником и, следовательно, ее домашним животным. Все вокруг могли болтать, шутить и смеяться – кроме Дона. Дон работал под ее началом и должен был выполнять ее распоряжения, только и всего. Почему? Потому что она могла себе это позволить и потому что она была сукой. Выбирайте сами. Дон бесился, а вот другая подчиненная Сьюзи, Хейзл, наблюдая унижение Дона, когда тот, словно ребенок, покорно шел к столу, каждый раз искренне радовалась. Почему? Потому что она тоже была сукой. Куда уж проще... Ладно, какие бы ни были у этого причины и какие бы ни следовали из этого выводы, Дон ушел и оставил меня наедине с моими мыслями.
Я написал пару девичьих аннотаций, которые ждали своей очереди с пятницы, но в тот момент мне было не до этого бреда, и я взял одного из Джекиных "Гарри Поттеров". Там, кажется, рассказывают об одном очкарике, который умел летать.
В начале первого приехал Стюарт и вызвал меня к себе. Я трясся от страха и пытался выдумать оправдание получше, однако Главный вовсе не казался сердитым. Похмельный – это да, но не сердитый.
– Так, садись... Ладно... Я хотел бы кое о чем тебя попросить.
Я ждал чего-то вроде "... перестань приставать к нашим девушкам, они испуганы, им неприятно...". Я ошибся. То, о чем он меня попросил, вообще не походило на просьбу.
– Я хочу, чтобы ты вместо меня отправился в студию и поруководил съемками. Мне тут надо встретиться с одним парнем... Не важно...
Он махнул рукой, и меня обдало запахом виски.
– Студия Говарда Парка, в Баттерси. Можешь взять такси и туда, и обратно. Девушка уже там.
Стюарт протянул мне поляроидное фото с умопомрачительно хорошенькой блондинкой.
– Ее зовут Зоя. Уверен, сегодня она станет какой-нибудь там "Любительницей сосисок". Снимается впервые, никогда ничем подобным не занималась, просто прислала свои фотографии. Полагаю, тебе этот опыт будет полезен, так как со временем придется заниматься такими делами все чаще. Что скажешь?
Я сказал:
– Спасибо.
– А... Нуда... Я не это имел в виду. Впрочем, не важно... Она сейчас там. Ближайший час или около того ее будут готовить к съемкам, так что дуй туда. И пусть Говард сделает стандартную подборку. Он и так все знает, ты только проследи, чтобы он не забыл отснять несколько обложек – в случае, если она нам подходит.
Стюарт нацарапал на бумажке адрес Говарда и, выгоняя меня, открыл дверь.
– Э, самое главное! Возьми у нее удостоверение личности и разрешение на публикацию.
– Что-что? – спросил я, мыслями уже будучи на полпути к Баттерси.
– Удостоверение. Мы не можем публиковать фотографии, не имея при себе копий с каких-нибудь двух удостоверений – водительских прав, паспорта, свидетельства о рождении... Нужно подтверждение, что ей исполнилось восемнадцать, и разрешение, подписанное ею самой и одним из присутствующих – в данном случае тобой.
– А мне за это ничего не будет? – спросил я.
– Нет, конечно. Мы не можем просто взять и напечатать чью-то фотографию, потому что тогда нас разорят. Какой-нибудь разобиженный муж пришлет фотографию своей экс-жены, сделав это от ее имени, чтобы все узнали, будто она большая любительница анального секса. Мы не имеем права публиковать такие фотки, сколь бы удачными они ни были.
Потом он добавил:
– Если только женщина не мертва. Тогда мы можем делать все, что угодно.
– Нехорошо как-то получается... Не знаю, смогу ли я на такие фотографии...
– Э... Нет, я говорю о фотографиях, сделанных до того, как ее...
Стюарт затих, на его лице отразился ужас.
– Слушай, лучше тебе валить. Не надо заставлять их ждать.
Он страстно желал от меня избавиться. Я схватил плащ и ушел.
* * *
От Зои глаз было не оторвать. Она была хорошенькая, это правда, хоть и не настоящая красотка. Почему же я находил ее столь привлекательной? Наверное, дело было в ожидании. До съемок осталось совсем немного.Она сидела перед зеркалом в просторном фланелевом халате, а помощница Говарда (сама по себе не уродка) накладывала последние штрихи на безупречно подведенные губы Зои. Она стрельнула глазами в мою сторону и на мое приветствие лишь улыбнулась: ей сейчас было не до того.
Присутствовавший там же Говард пожал мне руку и принял как давно утерянного и вновь обретенного брата. Он провел меня в сделанную в виде спальни студию, чтобы обсудить одежду и фотографии для обложки – на случай, если до них дойдет дело.
– Чулки, подвязки, высокие каблуки, кружевное бельишко и все такое, – сказал я.
– А ее-то саму будем фотографировать? – удивился Говард.
Мы от всего сердца рассмеялись, и он налил по рюмочке водки, с которой мы быстро справились.
– Что там за тип? – спросил я, пока тот вновь наполнял рюмки.
– Бойфренд ее. Дуэнья, понимаешь...
Говард покачал головой и выпил. Тут в дверях возникли Памела (помощница), Зоя и Скотт (бойфренд). Они смотрели на нас и ждали одобрения.
– Правда красавица? – спросила Памела, а Зоя так и зарделась.
– Пальчики оближешь! – согласился я. Скотт так и впился в меня глазами.
– Ну, я пошла, – сказала Памела, и они с Говардом поцеловались.
– Хорошо, дорогая. Спасибо. Говард похлопал ее по заднице.
– Вы уходите? – спросил Скотт.
– Да, а что? Подбросить вас куда-нибудь?
Сама мысль о том, чтобы оставить свою девушку со мной и Говардом, приводила Скотта в ужас, поэтому он отказался куда-либо уходить.
– Что ж! – хлопнул в ладоши Говард. – Приступим?
Зоя взяла кружевное белье и опять ушла в костюмерную, чем немного меня разочаровала и озадачила. Она вернулась через десять минут и выглядела так, что, кивни она мне, я тут же поубивал бы всех присутствующих.
"Вот это женщина!" – думал я про себя. Язык у меня вывалился чуть не на полметра. Сначала я глядел на нее, стараясь делать это незаметно. Потом вспомнил, что это моя работа и смотреть можно сколько влезет. Я так глазел, что чуть не протер всю роговицу. Никогда не был фанатом женского белья, но увидев Зою в трех футах от себя во всем черном и ажурном... Меня обратили. И хотя я до сих пор не могу сказать, что люблю такое, Зоя тогда выглядела просто сногсшибательно.
– О господи... – шептал я одними губами. – О господи...
А что происходило в бойфрендовской голове Скотта, я мог только догадываться. Вот его девушка, которую он, возможно, никогда не видел в подобном великолепии, и это мгновение он вынужден делить с двумя какими-то типами. Какой силы внутренний конфликт в нем бушевал!
– Не против перебраться на кровать, дорогая? Говард меня отвлек.
– Прекрасно, вот сюда... – приговаривал он, вертя ее так и эдак своими здоровенными липкими лапами.
Зоя не возражала и всему подчинялась, словно манекен из магазина, зато лицо Скотта представляло собой настоящую картину – особенно когда Говард поднес экспонометр к сиськам девушки.
– Так вы... Вам много приходилось этим заниматься? – раздался голос рядом со мной.
Это был Скотт. Он ходил вокруг да около и старался завести беседу, продолжая, словно ястреб, смотреть на Зою и Говарда. Как, впрочем, и я.
– А, да... Работа как работа, – соврал я и передвинул упаковку мятных леденцов, только что обнаруженную в собственном кармане.
– А это надолго? В смысле, что дальше? В смысле...
– Да ничего особенного, обычные дела, – успокоил я его. – Стриптиз, фаллоимитаторы, все такое...
– Мне ничего не говорили про фаллоимитаторы! – воскликнул парень.
Какое совпадение! И мне ничего не говорили про фаллоимитаторы. Я только что это выдумал и теперь наблюдал за его лицом. Было на что посмотреть!
– Ладно, там решим, – ответил я и пододвинулся поближе, чтобы лучше видеть.
Скотт шел за мной след в след и не оставлял ни на минуту.
– Улыбнись во весь рот, – распорядился Говард, глядя в видоискатель. – А теперь скажи: "Чи-и-из"!
Она сказала. ЩЕЛК!
– "Дайте член побольше, пли-и-из!" ЩЕЛК!
– "И горячей сперму, пли-и-из!" ЩЕЛК!
– "А теперь по попке, пли-и-из!" ЩЕЛК!
Говард продолжал в том же духе. За нескольких минут он отснял целую пленку снимков для обложки, со всевозможными позами и лицами. Зоя могла бы без затей говорить "чи-из!", "пли-из!" или просто улыбаться, но так было веселей: он каждый раз придумывал что-нибудь новенькое, и вскоре смеялись все. Нам стало как-то легче друг с другом, а Говард, наверное, только того и добивался.
Я сказал, что смеялись все, хотя это было не совсем так. Силы одного из нас были на исходе, и вы уже догадались, чьи именно.
– А чем ты занимался до того, как начал работать здесь? – спросил Скотт, отвлекая меня от своей девушки, которая только-только начала избавляться от одежды.
– Да так, знаешь, не сказать, чтобы...
Я не договорил, потому что в этот момент с ее плеча упала бретелька.
– Как ты здесь оказался? Ты что, учился в каком-то колледже?
– Да, что-то вроде, – не поддавался я.
– А если я хочу работать в твоем журнале? Как мне тогда действовать?
– Не знаю.
Тут я увидел один из ее сосков. Проклюнулся! Вы представить себе не можете, как я был опьянен. Это было как... как... Постараюсь описать. Помните "Челюсти"? Рой Шайдер с пляжа видит ребенка на надувном матрасе, того уже едят – и тут камера резко наезжает на лицо Роя! Человек вдруг понимает, что перед ним!.. Ну вот, со мной творилось что-то похожее. Зоя просто делала это, а я просто смотрел. Вуайеризм в чистом виде. Что и лежит, как мне кажется, в основе всей порнографии. Видеть то, что видеть не полагается. Например, когда поднимаешься в автобус и случайно заглядываешь какой-то девушке под юбку. Или по ошибке заходишь в женскую раздевалку. Запретное удовольствие. Представьте, что у вас есть соседка, о которой вы мечтали, и вот она приглашает вас попить кофе, а кончается все постелью. Да, здорово, замечательно. Но разве не будете вы себя чувствовать куда большим проказником и нарушителем запретов, если встанете ночью на крыше ее гаража и поглядите на нее в бинокль? Я, во всяком случае, думаю именно так.
В общем, появился один сосок, потом второй, а в промежутке лишь щелкал затвор фотоаппарата, да раздавались мои судорожные глотки.
Зоя постепенно выбралась из кружев, и перед нами во всей красе предстала ее грудь. Теперь девушка снимала чулки.
– Так сколько времени ты уже этим занимаешься? – сделал очередной заход Скотт, только сейчас его голос дрожал.
– Слушай, приятель... Ты не обижайся. Не сочти за грубость. Я пытаюсь работать, – сказал я и продолжил свое молчаливое бдение.
Скотт оглядел студию в поисках не знаю чего. Он смотрел на что угодно, кроме своей девушки.
– Вот так. А теперь стяни чулки и сделай так, словно собираешься стряхнуть их с кончика ступни, – руководил Говард. – Вот так, прекрасно. У тебя природный дар. Правда весело?
Зоя хихикнула, а я издал какое-то горловое хрюканье. Скотт не нашелся что сказать и куда-то исчез – к моему глубокому удовлетворению.
– Отлично, продолжай... Ага, теперь разведи ноги и наклонись далеко вперед. О-о, класс...
ЩЕЛК-ЩЕЛК-ЩЕЛК! Говард на мгновение сделал паузу и оторвался от камеры.
– Дорогая... Милая, тебе на глаза упали волосы. Нет-нет, оставь, не трогай. Годфри тебе поможет.
Он повернулся ко мне.
– Год, помоги Зое.
Ну и ну... Все лучше и лучше!
Я приблизился к Зое, которая осталась лежать в той же позе. На месте остались только трусы. Я нежно убрал волосы с ее лица и зачесал их назад. А тем временем она взглянула на меня и улыбнулась так, что мои глаза чуть не вылетели из орбит. В это мгновение она была самой сексапильной женщиной на планете, и, окажись мы одни, я одарил бы ее лучшими пятью секундами за всю ее жизнь.
– Спасибо, Годфри, – широко улыбнулась Зоя, а я пробормотал что-то вроде:
– Конечно-конечно, я с радостью...
– Ну что ж, родная, сделаем еще парочку снимков в этой позе, а потом я хочу, чтобы ты начала медленно снимать трусы...
Говард не успел договорить. Скотт вдруг ворвался неизвестно откуда, выставил вперед ладонь и схватил Зою за руку. Он заливался слезами.
– Нет! Нет! Нет! – умолял он ее. – Хватит! Не надо! Пойдем! Пойдем домой! Я не хочу, чтобы ты это делала! Извини, Зоя, пожалуйста, ну пойдем...
– Эй, отвали!
Зоя была напугана, раздражена и явно смущена.
– Оставь меня в покое!
– Зоя, нет, ты не обязана это делать... Пожалуйста, ты не обязана это делать...
– Не обязана это делать? Ты сам все придумал, помнишь? – вопила Зоя, пока они продолжали играть в перетягивание каната, стоя каждый со своей стороны кровати. – Убирайся!
– Я передумал, извини, пожалуйста, пойдем! – плакал он.
Он плакал? Да, еще как! Слезы так и лились, глаза были красные и опухшие. О гос-споди... Ты еще несколько лет будешь просыпаться посреди ночи и вспоминать этот день, приятель. Про себя я улыбнулся.
– Пожалуйста... – умолял он, плача все сильнее.
– Нет, я продолжу, и хватит об этом... Убирайся!
– Я люблю тебя, я люблю тебя, пожалуйста, не надо! Зоя, нет... О-о-о-о...
Мы с Говардом молча стояли в стороне. Теперь пришло время вмешаться. Говард кивнул мне, мы подошли и оттащили парня от модели и кровати, а затем начали отпихивать к двери. Скотт сопротивлялся и орал. Тогда Зоя встала у нас на пути и сказала, чтобы мы его отпустили.
– Пусть идет, все в порядке.
Скотт бросился к ней с объятиями, но она оттолкнула его и расставила все акценты:
– Я сделаю это вне зависимости от того, нравится тебе или нет. Я делаю это ради себя, а не ради тебя. У тебя нет права голоса, понятно? А если ты помешаешь нам еще хотя бы раз, я сегодня же вечером упакую чемоданы. Все ясно?
Тут он начал слушать.
– А теперь выбирай. Или ты остаешься и сидишь тихо, или уходишь, и мы встречаемся уже дома. Как ты решишь?
"Уходи, уходи, уходи!" – скандировал я про себя. Скотт не был идиотом и не стал оставлять Зою с нами. Он не ушел.
– Нет, так не годится. Он должен уйти. Я тут не в игры играю, – возразил Говард, на что Зоя ответила, что если Скотта прогонят, то она уйдет вместе с ним.
Перед Скоттом, наверное, забрезжила надежда на спасение, только он никак не мог сообразить, как этим воспользоваться. В конце концов все вернулись на исходные позиции, и мы продолжили работу.
Больше рассказывать особенно не о чем. Зоя распрекрасненько разделась, мы ставили ее так и эдак, фотографировали под всевозможными углами, однако атмосфера была уже не та. Тихие всхлипывания сидящего в углу Скотта все портили. Всем было не по себе, а особенно Зое, чьи улыбки стали словно приклеенные.
В отместку за то, что была испорчена моя первая порносъемка, я сделал целую кучу фотографий со щелкой крупным планом и с фаллоимитатором. Мы ни в жизнь не стали бы их использовать в журнале, просто я хотел еще раз провести Скотта через эту соковыжималку.
Когда был сделан последний кадр, Зоя оделась и расписалась везде, где требовалось, а в ответ получила чек. Потом подошел Скотт и извинился перед нами с Говардом за свое поведение. В ответ Говард прочел ему целую лекцию.
– Мы профессионалы, Скотт. Мы фотографировали Зою вовсе не ради собственного удовольствия. Я этим зарабатываю на жизнь и именно поэтому не допускаю на съемки бойфрендов, мужей, вообще любых сопровождающих. Не потому, что хочу что-то скрыть или принудить к чему-то твою девушку. Просто люди, не работающие в нашей индустрии, начинают очень уж волноваться, бросаться на защиту и мешать профессионалам делать свое дело, – сказал он, показывая на себя и на меня.
Скотт вновь извинился, Говард заверил его, что ничего страшного не случилось, а перед самым их уходом пожал ему руку. Зоя, в свою очередь, попрощалась, сказала, что ей очень понравилось, хотя насчет профессиональной карьеры она еще не решила. Затем поцеловала Говарда и меня в щеку, и они, взявшись за руки, ушли.
Мы смотрели, как Скотт с Зоей, обнявшись в знак примирения, идут по дороге. Говард закурил и произнес, глядя на удаляющегося Скотта:
– Если бы не ты, приятель, кто знает... Возможно, мы тут поразвлеклись бы с твоей бабой...
7. Трое – это слишком много
Позже, когда я вспоминал эти слова Говарда, меня охватывали сомнения. Выяснилось, что он не преувеличивал, когда намекал на доступность Зои. Как я уже говорил, люди то и дело спрашивали, не трахаю ли я наших моделей, – на что я, как правило, отвечал "нет". Мне просто-напросто не доводилось с ними встречаться. Большую часть моего рабочего времени я просиживал за компьютером и рассказывал про двух дальнобойщиков, пристроившихся сзади, и про их приятеля, которому я одновременно делаю минет, и все это снимается, на видео и ужасно мне нравится. Да и помимо написания такой "автобиографии" находилась куча бумажных дел. Непосредственно же с девушками работали фотографы; соответствующими льготами пользовались они же.
Вот вам пример. Один знакомый фотограф каждую новую девушку спрашивал об одном и том же. Готова ли она работать в паре с другой девушкой? Большинство соглашалось – что ж, прекрасно. Тогда фотограф спрашивал: а как насчет мальчика? Большинство не возражало и против этого. Он брал камеру, вынимал член и говорил: "Тогда вперед!"
Если девушка артачилась, он объяснял ей, что "не собирается транжирить деньги на гримершу, мужчину, студию. Не стоит заниматься всем этим ради необкатанной модели, которая при виде эрегированного члена готова описаться от страха. Так что давай, милая, открой-ка пасть и засунь туда вот это". И – алле-гоп! – ему немедленно делают минет. И так с каждой моделью. Во дает!.. И он не одинок. Многие фотографы, с которыми мне доводилось работать, также старались взять от жизни все. И винить их не в чем.
Женщины, добиваясь чего-либо, всегда пользовались своим телом, а мужики ради доступа к этому телу тоже не гнушались ничем. Таков естественный ход событий. Так было у пещерных людей, так оно останется и впредь – разве что на смену нам придут гермафродиты. Защитники и защитницы политкорректности не хотят этого признавать. Они возомнили, что в наших желаниях и устремлениях все мы одинаковы, но скажите мне: когда в последний раз хоть кому-нибудь из них удалось перепихнуться? Бабы-то не против: им так проще удерживать парней на коротком поводке. А поборники женских прав им подыгрывают (в расчете на награду). Спорить тут не с чем. Вас интересуют мои успехи на этом поприще? Меня всю жизнь посылали куда подальше, не находя во мне ничего интересного.
Впрочем, пару раз я удостоился предложения: модели предлагали себя на блюдечке с голубой каемочкой, и я отказывался. "Что?! – скажете вы. – Ты шутишь? Хватит заливать!" Не-а. Не шучу. Я все объясню, а если вам покажется, что вы бы на моем месте повели себя иначе, – обязательно расскажите мне.
Помните слова, которыми Говард проводил Зою и Скотта? Примерно такое предложение я и имею в виду. Ключевое слово – "мы". Дело было несколькими неделями позже, на очередной съемке у Говарда, во время которой Клэр ясно намекнула мне насчет "блюдечка".
Она регулярно снималась в этой студии. Видеть ее раздетой было наивысшим из доступных простому смертному наслаждений. Так вот, сигналы от нее начали поступать сразу. Это были то задержавшийся взгляд, то двусмысленное замечание, однако я приписывал их недавнему веселью и вину, которое лилось рекой. По мере продвижения съемки пропускать ее намеки мимо ушей становилось все труднее.
– Вынь-ка его, Годфри, дай посмотреть! Давай, покажи нам свой член!
Я уже минут пять как перестал читать между строк. Клэр лежала на кровати и играла с фаллоимитаторами, собранными нами для рождественского номера (на ней была шапочка Сайта-Клауса), и так увлекалась, что мы с Говардом то и дело просили се вынуть эту штуку, так как "Блинг" не имел права показывать собственно введение члена. В общем, Клэр была в самом игривом расположении духа и каждый раз, когда Говард менял пленку в фотоаппарате, всячески мне это демонстрировала: мурлыкала как последняя кошка и удерживала мой взгляд до тех пор, пока я не отворачивался сам (что я делал не так уж часто).
– О-о, вот этот мне нравится, с ним так приятно... Скажи, Годфри, а у тебя примерно такого же размера, или тебе придется трахнуть меня в задницу, чтобы я почувствовала хоть что-нибудь?
"Парень, скажи как есть, что тебе мешает?"
– Э... Ладно, я... не знаю толком. Я... ха-ха-ха... Еще бокальчик?
– М-м-м... Да-а... В горле у меня слегка пересохло... А может, у тебя найдется что-нибудь получше?.. – спросила Клэр и засунула в рот искусственный член.
Она шумно его сосала и делала недвусмысленное "вверх-вниз" (хотя возможно ли такое вообще – "двусмысленно сосать член"?). И так два часа, без перерыва. В конце концов Говард, нагнувшись, сказал:
– Ты ей нравишься.
И показал пальцем на Клэр.
– А у тебя есть девушка, Годфри? – спросила она.
– Нет, у меня сейчас пересменка, – ответил я ей.
– Что-что? Как у Йоссера Хьюза[9] с его работами? – откликнулся Говард.
Минут десять мы объясняли Клэр, кто такой был этот Йоссер Хьюз, после чего разговор вернулся в свое русло. Она поинтересовалась:
– Плохо, наверное, без девушки-то? Как же ты один управляешься? Дрочишь, наверное, целыми днями?
– Целыми днями не получается. Я еще и на работу иногда хожу.
– А ты когда-нибудь пользовался моими фотографиями?
– Нет... Боюсь, что твоими еще нет... – начал я извиняться и тут же решил, что теперь обязательно воспользуюсь.
– Ах, ты меня обидел! Ты сделал мне больно! – жеманничала Клэр.
Я поклялся, что исправлюсь, как только доберусь до дома, и она сразу повеселела.
– Зачем ждать? – спросила она и в качестве подсказки страстно набросилась на себя с одной из тех пластиковых игрушек наперевес.
Вот вам пример. Один знакомый фотограф каждую новую девушку спрашивал об одном и том же. Готова ли она работать в паре с другой девушкой? Большинство соглашалось – что ж, прекрасно. Тогда фотограф спрашивал: а как насчет мальчика? Большинство не возражало и против этого. Он брал камеру, вынимал член и говорил: "Тогда вперед!"
Если девушка артачилась, он объяснял ей, что "не собирается транжирить деньги на гримершу, мужчину, студию. Не стоит заниматься всем этим ради необкатанной модели, которая при виде эрегированного члена готова описаться от страха. Так что давай, милая, открой-ка пасть и засунь туда вот это". И – алле-гоп! – ему немедленно делают минет. И так с каждой моделью. Во дает!.. И он не одинок. Многие фотографы, с которыми мне доводилось работать, также старались взять от жизни все. И винить их не в чем.
Женщины, добиваясь чего-либо, всегда пользовались своим телом, а мужики ради доступа к этому телу тоже не гнушались ничем. Таков естественный ход событий. Так было у пещерных людей, так оно останется и впредь – разве что на смену нам придут гермафродиты. Защитники и защитницы политкорректности не хотят этого признавать. Они возомнили, что в наших желаниях и устремлениях все мы одинаковы, но скажите мне: когда в последний раз хоть кому-нибудь из них удалось перепихнуться? Бабы-то не против: им так проще удерживать парней на коротком поводке. А поборники женских прав им подыгрывают (в расчете на награду). Спорить тут не с чем. Вас интересуют мои успехи на этом поприще? Меня всю жизнь посылали куда подальше, не находя во мне ничего интересного.
Впрочем, пару раз я удостоился предложения: модели предлагали себя на блюдечке с голубой каемочкой, и я отказывался. "Что?! – скажете вы. – Ты шутишь? Хватит заливать!" Не-а. Не шучу. Я все объясню, а если вам покажется, что вы бы на моем месте повели себя иначе, – обязательно расскажите мне.
Помните слова, которыми Говард проводил Зою и Скотта? Примерно такое предложение я и имею в виду. Ключевое слово – "мы". Дело было несколькими неделями позже, на очередной съемке у Говарда, во время которой Клэр ясно намекнула мне насчет "блюдечка".
Она регулярно снималась в этой студии. Видеть ее раздетой было наивысшим из доступных простому смертному наслаждений. Так вот, сигналы от нее начали поступать сразу. Это были то задержавшийся взгляд, то двусмысленное замечание, однако я приписывал их недавнему веселью и вину, которое лилось рекой. По мере продвижения съемки пропускать ее намеки мимо ушей становилось все труднее.
– Вынь-ка его, Годфри, дай посмотреть! Давай, покажи нам свой член!
Я уже минут пять как перестал читать между строк. Клэр лежала на кровати и играла с фаллоимитаторами, собранными нами для рождественского номера (на ней была шапочка Сайта-Клауса), и так увлекалась, что мы с Говардом то и дело просили се вынуть эту штуку, так как "Блинг" не имел права показывать собственно введение члена. В общем, Клэр была в самом игривом расположении духа и каждый раз, когда Говард менял пленку в фотоаппарате, всячески мне это демонстрировала: мурлыкала как последняя кошка и удерживала мой взгляд до тех пор, пока я не отворачивался сам (что я делал не так уж часто).
– О-о, вот этот мне нравится, с ним так приятно... Скажи, Годфри, а у тебя примерно такого же размера, или тебе придется трахнуть меня в задницу, чтобы я почувствовала хоть что-нибудь?
"Парень, скажи как есть, что тебе мешает?"
– Э... Ладно, я... не знаю толком. Я... ха-ха-ха... Еще бокальчик?
– М-м-м... Да-а... В горле у меня слегка пересохло... А может, у тебя найдется что-нибудь получше?.. – спросила Клэр и засунула в рот искусственный член.
Она шумно его сосала и делала недвусмысленное "вверх-вниз" (хотя возможно ли такое вообще – "двусмысленно сосать член"?). И так два часа, без перерыва. В конце концов Говард, нагнувшись, сказал:
– Ты ей нравишься.
И показал пальцем на Клэр.
– А у тебя есть девушка, Годфри? – спросила она.
– Нет, у меня сейчас пересменка, – ответил я ей.
– Что-что? Как у Йоссера Хьюза[9] с его работами? – откликнулся Говард.
Минут десять мы объясняли Клэр, кто такой был этот Йоссер Хьюз, после чего разговор вернулся в свое русло. Она поинтересовалась:
– Плохо, наверное, без девушки-то? Как же ты один управляешься? Дрочишь, наверное, целыми днями?
– Целыми днями не получается. Я еще и на работу иногда хожу.
– А ты когда-нибудь пользовался моими фотографиями?
– Нет... Боюсь, что твоими еще нет... – начал я извиняться и тут же решил, что теперь обязательно воспользуюсь.
– Ах, ты меня обидел! Ты сделал мне больно! – жеманничала Клэр.
Я поклялся, что исправлюсь, как только доберусь до дома, и она сразу повеселела.
– Зачем ждать? – спросила она и в качестве подсказки страстно набросилась на себя с одной из тех пластиковых игрушек наперевес.