Кинг Стивен. Бегущий человек

   Боковая дверь распахнулась, и дюжина служащих Игр в красной форме вошла в аудиторию. Они начали выкрикивать имена. Были розданы белые конверты, которые затем усыпали пол как конфетти. Пластиковые карточки с назначениями были прочитаны, обсуждены с новыми знакомыми. Раздавались подавленные стоны, возгласы радости, визг. Над всем этим возвышался Артур М. Бернс, доброжелательно улыбаясь со своего подиума.
 
   — …эта проклятая «Сможешь ли Погорячее», Боже мой, я ненавижу жару…
   — …эта программа чертовски отвратительна и начинается сразу за расшибателями. Господи сохрани…
   — …«Золотая Мельница», черт возьми, я и не знал, что мое сердце…
   — …даже не надеялся…
   — …эй, мужик, ты видел когда-нибудь «Поплавай с Крокодилами»? Я думал…
   — …не ожидал ничего подобного…
   — …не думаю, что ты сможешь…
   — …дьявольское проклятье…
   — Эта «Гонка с Оружием»…
   — Бенджамин Ричардс! Бен Ричардс!
   — Здесь!
   Ему дали простой белый конверт, и он его разорвал. Его пальцы слегка дрожали, и только со второй попытки он вынул маленькую пластмассовую карточку. Он нахмурился, ничего не понимая. На ней не было выбито назначения. На карточке значилось только: ЛИФТ ШЕСТЬ.
   Он положил карточку в нагрудный карман вместе с удостоверением и вышел из аудитории. Первые пять лифтов в конце коридора сновали туда сюда, доставляя претендентов следующей недели на восьмой этаж. У закрытых дверей Лифта №6 стояло еще четыре человека, и Ричардс узнал в одном из них обладателя кислого голоса.
   — Что это значит? — спросил Ричардс. — Мы что, вылетаем?
   Парень с кислым голосом, довольно привлекательный, был лет двадцати пяти. Высохшая рука, вероятно, от полиомиелита, вспышка которого была в 2005 году. Он особенно свирепствовал в Ко-Оп Сити.
   — Нам не так повезло, — он опустошенно рассмеялся. — Думаю, мы получили назначение на большие призы. Там дело не ограничивается тем, что тебя отвозят в больницу с ударом или удаляют тебе глаз или отрезают одну-две руки. Там тебя убивают. Главные программы, детка.
   К ним присоединился шестой парень, симпатичный малыш, который удивленно моргал на все увиденное.
   — Привет, сосунок, — приветствовал его владелец кислого голоса.
   В одиннадцать, после того, как увезли всех остальных, двери Лифта №6 раздвинулись. В норе снова сидел полицейский.
   — Видишь? — спросил парень с кислым голосом. — Мы опасны. Враги общества. Они должны нас вычистить.
   Он сделал крутое гангстерское лицо и полил пуленепробиваемую кабинку очередью из воображаемого автомата. Полицейский уставился на него деревянными глазами.

…Минус 088. Счет продолжается…

   Зал ожидания на девятом этаже был очень маленьким, очень плюшевым, очень домашним, очень интимным. Он был в полном распоряжении Ричардса.
 
   После путешествия на лифте трое полицейских быстро увлекли троих из них по покрытому плюшевым ковром коридору. Ричардс, парень с кислым голосом и моргающий малыш остались здесь.
   Девушка за конторкой, которая смутно напомнила Ричардсу одну из старых телевизионных секс-звезд (Лиз Келли? Грейс Тейлор?), виденных им еще в детстве, улыбнулась всем троим, когда они вошли. Она сидела за столом в алькове, окруженная таким количеством растений в горшках, как будто находилась в джунглях Эквадора.
   — Мистер Джански, — произнесла она с ослепляющей улыбкой. — Пожалуйста, войдите.
   Моргающий малыш вошел во внутреннее святилище. Ричардс и парень с кислым голосом, которого звали Джимми Лоулин, вяло беседовали. Ричардс обнаружил, что Лоулин жил всего в трех кварталах от него на Док Стрит. До прошлого года он работал на полставки в «Дженерал Атомикс», где чистил моторы, после чего был уволен за то, что принимал участие в сидячей забастовке, протестуя против плохой защиты от радиации.
   — Ну, по крайней мере я жив, — продолжал он. — Если послушать этих вонючек, только это и имеет значение. Разумеется, я бесплоден. Плевать на это. Небольшой риск, на который идешь ради королевского вознаграждения в размере семи нью-долларов в день.
   Когда «Дженерал Атомикс» выгнала его за ворота, ему нелегко было найти работу с его высохшей рукой. За два года до этого его жена заболела тяжелой формой астмы и теперь была прикована к постели.
   — Наконец и я решился потянуть за большое бронзовое кольцо, — закончил он с горькой улыбкой. — Может быть, мне удастся столкнуть несколько подонков сверху из окна прежде, чем ребята Маккоуна доберутся до меня.
   — Ты действительно думаешь это…
   — «Бегущий»? Бьюсь об заклад на твою задницу. Дай-ка мне одну из этих гадких сигарет, приятель.
   Ричардс протянул сигарету.
   Дверь открылась, и моргающий малыш вышел под руку с очаровательной куколкой, несущей два носовых платка и молитвенник. Когда они проходили мимо, малыш улыбнулся им робкой неуверенной улыбкой.
   — Мистер Лоулин, будьте добры войти.
   Итак, Ричардс остался один, если не считать девушки за конторкой, которая уже вновь скрылась в своей лисьей норе.
   Он поднялся и подошел к бесплатному автомату с сигаретами в углу комнаты. Возможно, Лоулин прав, размышлял он. Автомат выдавал травку. Похоже, что они вошли в первую лигу. Он получил пачку «Блэмс», сел и зажег сигарету.
   Двадцать минут спустя вышел Лоулин под руку с пепельной блондинкой.
   — Моя подружка с автобазы, — указав на блондинку, бросил он Ричардсу. Блондинка с готовностью захихикала. У Лоулина был страдальческий вид. — По крайней мере, сукин сын говорит прямо, — заметил он Ричардсу. — Пока.
   Он вышел. Девушка за конторкой высунула голову из своей норы.
   — Мистер Ричардс? Прошу вас войти.
   Он вошел.

…Минус 087. Счет продолжается…

   Внутренний офис был таким большим, что можно было играть в нем в килбол. Над всем преобладало огромное окно во всю стену, из которого открывался вид на запад, на дома среднего класса, склады при доках и нефтехранилища, на само озеро Хардинг. И небо, и вода были жемчужно-серого цвета, все еще шел дождь. Вдали справа-налево пыхтел нефтяной танкер.
   Человек за письменным столом был среднего роста и очень черен. Настолько черен, что на мгновение Ричардс замер, пораженный его неправдоподобностью. Казалось, он только что сошел со сцены негритянского шоу.
   — Мистер Ричардс, — он встал и протянул свою руку над столом. Он не особенно смутился, когда Ричардс не пожал ее. Он просто убрал руку назад и сел.
   Рядом со столом стоял раскладной стул. Ричардс сел и выстрелил своей сигаретой в пепельницу с эмблемой Игр.
   — Я Дэн Киллиэн, мистер Ричардс. Наверное, вы уже догадались, почему вас сюда привели. Наши досье и ваши результаты в тестах свидетельствуют о том, что вы умны.
   Ричардс сложил руки и стал ждать продолжения.
   — Вас наметили кандидатом в «Бегущего», мистер Ричардс. Это наше важнейшее шоу, оно самое прибыльное — и опасное — для участников. Здесь у меня на столе документ о вашем окончательном согласии. Я не сомневаюсь, что вы его подпишете, но сначала я хочу рассказать вам, почему вас выбрали, чтобы вы полностью осознали, на что вы идете.
   Ричардс ничего не произнес.
   Киллиэн положил досье на девственную поверхность своего письменного стола. Ричардс заметил, что на обложке было напечатано его имя. Киллиэн раскрыл крышку.
   — Бенджамин Стюарт Ричардс. Двадцать восемь лет, родился 8 августа 1997 года, город Хардинг. Посещал ремесленное училище Южного Города с сентября 2011 по декабрь 2013 года. Дважды отчислялся за неуважение к начальству. Кажется, вы ударили заместителя директора в верхнюю часть бедра, когда он повернулся к вам спиной.
   — Фуфло, — бросил Ричардс. — Я врезал ему по жопе.
   Киллиэн кивнул.
   — Как скажете, мистер Ричардс. Вы женились на Шейле Ричардс, урожденной Гордон, в возрасте шестнадцати лет. Старинный брачный договор на всю жизнь. Бунтарь во всем, а? Не являетесь членом союзов из-за отказа подписать Союзную Клятву Верности и Договор о Контроле Доходов. Насколько мне известно, вы отзывались о губернаторе Джонсбери как о «блудливом сукином сыне».
   — Да, — ответил Ричардс.
   — Ваш послужной список очень пестрый, и вас увольняли… дайте-ка взглянуть… в общей сложности шесть раз за такие нарушения, как несоблюдение субординации, оскорбление вышестоящих и оскорбительная критика властей.
   Ричардс пожал плечами.
   — Короче, вы признаны не подчиняющимся властям и антисоциальным. Вы отщепенец, достаточно умный для того, чтобы не попадать за решетку и избегать серьезных неприятностей с властями, и вы ни в чем особенном не замечены. Наш штатный психолог сообщил, что вы увидели в чернильных кляксах лесбиянок, экскременты и загрязняющий воздух газовый автомобиль. Он также отмечает высокую, ничем не объяснимую степень веселости…
   — Он напомнил мне парнишку, которого я когда-то знал. Он любил прятаться под школьными скамьями и подглядывать. Тот парнишка, я имею в виду. Не знаю, что любит ваш врач.
   — Понятно, — Киллиэн коротко улыбнулся, так что белые зубы блеснули в глухой черноте, и вернулся к своей папке. — Вы давали расистские ответы, запрещенные Расовым Законом 2004 года. Вы позволили себе несколько очень грубых ответов в духе насилия в тесте на словесные ассоциации.
   — Я здесь по поводу насилия, — заметил Ричардс.
   — Это так. И все же мы — и здесь я говорю в более широком смысле, чем Администрация Игр, я говорю от лица нации — рассматриваем эти ответы с крайним беспокойством.
   — Боитесь, что кто-нибудь нацепит вам ярлык ирландца на систему зажигания однажды ночью? — усмехаясь, спросил Ричардс.
   Киллиэн задумчиво послюнявил палец и перевернул следующую страницу.
   — К счастью — для нас — вы стали заложником судьбы, мистер Ричардс. У вас есть дочь по имени Кэтрин, восемнадцати месяцев. Что это, ошибка? — он улыбнулся ледяной улыбкой.
   — Запланировано, — сказал Ричардс без злобы. — Я работал тогда на «Дженерал Атомикс». Каким-то образом моя сперма выжила. Божественный знак, возможно. При этом состоянии мира, какой он есть, мы, должно быть, сели не в свой вагон.
   — Во всяком случае, вы здесь, — Киллиэн продолжал улыбаться своей холодной улыбкой. — А в следующий вторник вы появитесь в «Бегущем». Вы видели эту программу?
   — Да.
   — Тогда вам известно, что это величайшая программа Фри-Ви. Она дает шансы поучаствовать Зрителям как косвенно, так и реально. Я исполнительный директор программы.
   — Это просто замечательно, — отозвался Ричардс.
   — Эта программа — одно из самых надежных средств, с помощью которых Система избавляется от потенциальных возмутителей спокойствия, подобных вам, мистер Ричардс. Мы существуем шесть лет. До сих пор у нас никто еще не выжил. Если хотите жестокую правду, мы надеемся, что таковых не будет.
   — В таком случае, вы играете краплеными картами, — без выражения заметил Ричардс.
   Киллиэн казался более удивленным, чем возмущенным.
   — Вовсе нет. Вы все время забываете, что вы анахронизм, мистер Ричардс. Люди не соберутся в барах и отелях, не пойдут на холод к витринам магазинов постоять за то, чтобы вам удалось бежать. Великий Боже! Ничего подобного. Они хотят видеть, как вас сотрут с лица земли, и, если смогут, помогут. Чем больше крови, тем лучше. И вам придется сражаться с Маккоуном. Эваном Маккоуном и его Охотниками.
   — Похоже на название модной группы, — сказал Ричардс.
   — Маккоун никогда не проигрывает, — сказал Киллиэн.
   Ричардс хмыкнул.
   — Вы появитесь в прямом эфире во вторник вечером. Более поздние программы склеены из магнитофонных записей, отснятых заранее пленок и прямых включений, когда это возможно. Мы же известны тем, что прерываем запланированные передачи, если особенно выдающийся претендент стоит на грани своего… как бы это выразиться, личного Ватерлоо.
   Наши правила — сама простота. Вы — или оставшиеся в живых ваши родственники — получают сотню нью-долларов за каждый час, что вы на свободе. Мы выдаем вам на текущие расходы сумму в четыре тысячи восемьсот долларов при условии, что вы сможете скрываться от охотников в течение сорока восьми часов. Разумеется, в случае, если вы погибнете до истечения этого срока, разница подлежит возврату. Вам дается стартовое преимущество в двенадцать часов. Если вы продержитесь тридцать дней, вы выигрываете Большой Приз. Один миллиард нью-долларов.
   Ричардс откинул голову и рассмеялся.
   — Испытываю те же чувства, — сухо улыбнувшись, заметил Киллиэн.
   — У вас есть вопросы?
   — Всего один, — Ричардс наклонился вперед. Следы насмешки полностью исчезли с его лица. — Как бы вам понравилось быть, тем, на беговой дорожке?
   Киллиэн расхохотался. Он держался за живот, и его жирный смех, как шары, раскатился по комнате.
   — О… Мистер Ричардс… извините м-меня, — и снова сотрясался от смеха.
   Наконец, промокнув глаза большим белым носовым платком, Киллиэн, казалось, взял себя в руки.
   — Видите, не только вы обладаете чувством юмора, мистер Ричардс. Вы… Я… — Он задушил новый приступ смеха. — Пожалуйста, извините меня. Вы наступили на мою мозоль смеха.
   — Вижу.
   — Еще вопросы?
   — Нет.
   — Очень хорошо. Перед передачей состоится встреча всего персонала. Если в вашем удивительном мозгу возникнут вопросы, оставьте их до этой встречи. — Киллиэн нажал кнопку на письменном столе.
   — Избавьте меня от дешевой закуски, — сказал Ричардс. — Я женат.
   Брови Киллиэна поползли вверх.
   — Вы вполне уверены? Верность достойна восхищения, мистер Ричардс, но от пятницы до вторника пройдет много времени. И принимая во внимание тот факт, что вы можете никогда больше не увидеть вашу жену…
   — Я женат.
   — Отлично. — Он кивнул девушке в дверях, и она исчезла. — Мы можем сделать что-нибудь для вас? У вас будет отдельный номер на десятом этаже, заказы на еду принимаются в пределах разумного.
   — Бутылка хорошего бурбона. И телефон, чтобы я мог разговаривать с моей же…
   — О нет, извините, мистер Ричардс. Бурбон мы вам доставим. Но как только вы подписываете этот документ, — он подтолкнул его к Ричардсу вместе с ручкой — вы ни с кем не можете общаться до вторника.
   Может быть, вы пересмотрите вашу точку зрения на девушку?
   — Нет, — ответил Ричардс, нацарапав свое имя на указанном месте. — Но не забудьте две бутылки бурбона.
   — Конечно. — Киллиэн встал и вновь предложил свою руку для рукопожатия.
   Ричардс вновь проигнорировал ее и пошел к выходу. Киллиэн смотрел ему вслед без выражения. Он не улыбался.

…Минус 086. Счет продолжается…

   Девушка за конторкой проворно выскочила из своей норы, когда Ричардс шел через комнату, и вручила ему конверт. На конверте было написано:
   «Мистер Ричардс,
   Подозреваю, что во время нашего интервью вы умолчите о тем, что остро нуждаетесь в деньгах прямо сейчас. Не так ли?
   Вопреки всем слухам, Администрация Игр не выдает авансов. Вы не должны рассматривать себя как конкурсанта во всем блеске, который влечет за собой это слово. Вы не Фри-Ви-звезда, а всего лишь рабочая лошадь, которой чрезвычайно хорошо платят за опасную работу.
   Однако правила Администрации Игр не запрещают мне предложить вам личное одолжение. В этом конверте вы найдете десять процентов вашего первоначального жалования — не в нью-долларах, хочу вас предупредить, а в сертификатах Игр, подлежащих обмену на доллары. Если вы решите послать эти сертификаты вашей жене, как вы, полагаю, сделаете, она обнаружит, что у них есть одно преимущество перед нью-долларами: респектабельный врач примет их в качестве официального вознаграждения, а шарлатан — нет. Искренне ваш, Дэн Киллиэн.»
   Ричардс открыл конверт и вытащил пухлую чековую книжку с эмблемой Игр на пергаментной обложке. В ней было сорок восемь купонов достоинством в десять нью-долларов каждый. Ричардс почувствовал, как его заливает волна абсурдной благодарности к Киллиэну, и сокрушил ее. Он не сомневался, что Киллиэн вычтет эти четыреста восемьдесят долларов из его аванса, и, кроме того, это была чертовски дешевая страховка за большое шоу, постоянное счастье клиента и высокооплачиваемую работу самого Киллиэна.
   — Дерьмо, — произнес он.
   Девушка за конторкой внимательно взглянула из своей норы.
   — Вы что-то сказали, мистер Ричардс?
   — Нет. Как пройти к лифту?

…Минус 085. Счет продолжается…

   Номер был роскошным.
   Ковры, пушистые и глубокие настолько, что в них можно было плавать брассом, от стены до стены устилали все три комнаты: гостиную, спальню и ванную. Фри-Ви был выключен, царило благословенное молчание. В вазах стояли цветы, а на стене у двери помещалась кнопка, деликатно обозначенная «Услуги». «Услуги будут предоставлены быстро», — цинично подумал Ричардс. Двое полицейских стояли за дверями его номера, предупреждая его возможное желание побродить по этажу. Он нажал на кнопку, и дверь открылась.
   — Слушаю, мистер Ричардс, — откликнулся один из полицейских. Ричардс живо представил себе кислый вкус этого «мистера» в его рту. — Бурбон, который вы заказали, будет…
   — Я не о том, — сказал Ричардс. Он показал полицейскому чековую книжку, оставленную ему Киллиэном. — Я хочу, чтобы вы это кое-куда доставили.
   — Напишите только имя и адрес, мистер Ричардс, и я позабочусь о том, чтобы это было доставлено.
   Ричардс нашел квитанцию от сапожника и написал свой адрес и имя Шейлы на обратной стороне. Он передал рваную бумажку и чековую книжку полицейскому. Тот повернулся, когда еще одна мысль пришла в голову Ричардсу.
   — Эй! Минутку!
   Полицейский повернулся назад, и Ричардс вытащил у него из рук чековую книжку. Он открыл ее на первом купоне и оторвал одну десятую часть по перфорации. Достоинство: один нью-доллар.
   — Знаешь полицейского по имени Чарли Грэйди?
   — Чарли? — Полицейский утомленно посмотрел на него. — Да, я знаю Чарли. Он дежурит на шестом этаже.
   — Отдай ему это. — Ричардс вручил полицейскому секцию от купона. — Скажи ему, что лишние пятьдесят центов — его процент.
   Полицейский снова повернулся, и Ричардс еще раз позвал его назад.
   — Принесешь мне расписки от моей жены и от Грэйди, слышишь?
   На лице полицейского открыто выразилось отвращение.
   — Не слишком-то вы доверчивы.
   — Еще бы, — Ричардс криво улыбнулся. — Ваши ребята научили меня. Всему научили к югу от Канала.
   — Вот будет здорово, — заметил полицейский, — смотреть, как они гонятся за тобой. Я просто приклеюсь к Фри-Ви с кружкой пива в каждой руке.
   — Принеси мне расписки, — повторил Ричардс и мягко закрыл дверь перед носом полицейского.
   Бурбон появился двадцать минут спустя, и Ричардс сообщил изумленному посыльному, чтобы ему прислали пару толстых романов.
   — Романов?
   — Книги. Ну, знаешь. Читать. Слова. Печатный пресс. — Ричардс изобразил жестами перелистывающиеся страницы.
   — Слушаю, сэр, — с сомнением ответил посыльный. — Вы хотите заказать ужин?
   Иисусе, дерьмо все прибывает. Он тонет в нем. Неожиданно в воображении Ричардса возникла живая картина: человек проваливается в дыру Отхожего места и тонет в розовом дерьме, пахнущем духами Шанель-5. Самое поразительное: на вкус это все то же дерьмо.
   — Бифштекс. Зеленый горошек. Картофельное пюре. — Боже, что там сейчас у Шейлы? Протеиновая пилюля и чашка эрзац-кофе? — Молоко. Яблочный пирог со сливками. Запомнил?
   — Да, сэр. Не хотите ли…
   — Нет, — Ричардс почувствовал неожиданное смятение. — Нет. Ступай.
   Он не испытывал голода. Совершенно.

…Минус 084. Счет продолжается…

   С язвительным удивлением Ричардс подумал, что мальчик-посыльный буквально воспринял его просьбу о романах: при выборе их единственным, чем он пользовался, была, должно быть, линейка. Подходило все, что толще шести сантиметров. Он принес Ричардсу три книги, о которых тот никогда не слышал: две старых книги с золотым обрезом под названием «Бог был англичанином» и «Не как чужой» и огромный том, написанный три года назад и озаглавленный «Радость служения». Ричардс сунулся в него первым делом и наморщил нос. Бедный юноша хорошо проявляет себя в «Дженерал Атомикс». Поднимается от вытиральщика моторов до торгового агента. Ночью посещает курсы (интересно, на какие деньги, — подумал Ричардс, — от игры в Монополию?). Влюбляется в красивую девушку (очевидно, ее нос еще не провалился от сифилиса) на квартальной оргии. Выдвинут на должность младшего техника благодаря потрясающим способностям. Заключается трехлетний брачный договор и…
   Ричардс швырнул книгу через всю комнату. «Бог был англичанином» был несколько лучше. Он налил себе бурбона со льдом и принялся за роман.
   К тому времени, как раздался деликатный стук в дверь, он погрузился в книгу на триста страниц и при этом неплохо набрался. Одна их бутылок бурбона была пуста. Он, подошел к двери, держа другую бутылку в руке. За дверью стоял полицейский.
   — Ваши расписки, мистер Ричардс, — с этими словами он захлопнул дверь.
   Шейла ничего не написала, зато прислала одну из младенческих фотографий Кэти. Он взглянул на нее и почувствовал, что пьяные слезы щиплют его глаза. Он засунул фотографию в карман и посмотрел другую расписку. Чарли Грэйди черкнул несколько слов на обороте билета на транспорт:
   «Спасибо, вонючка. Обжирайся. Чарли Грэйди.»
   Ричардс фыркнул и выпустил бумажку, она кружась опустилась на ковер.
   — Спасибо, Чарли, — сказал он пустой комнате. — Я нуждался в этом.
   Он снова взглянул на фотографию Кэти: крошечный краснолицый младенец четырех дней от роду, когда сделали эту фотографию, вопящий до одурения, утопающий в своем белом платьице, сделанном руками Шейлы. Он почувствовал подступающие слезы и заставил себя вспомнить о записке доброго старины Чарли. Интересно, сможет ли он прикончить вторую бутылку бурбона прежде, чем отрубится. Он решил выяснить. Он почти допил ее.

…Минус 083. Счет продолжается…

   Всю субботу Ричардс переживал глубокое похмелье. К вечеру оно почти прошло, и он заказал к ужину еще две бутылки бурбона. Он выпил их обе и проснулся в бледном свете раннего воскресного утра, а по дальней стене его спальни медленно сползали огромные гусеницы с безразличными глазами убийц. Тогда он решил, что не в его интересах полностью разрушить свои реакции ко вторнику, и прекратил пьянствовать.
   Похмелье медленно растворялось. Его вырвало порядочным количеством съеденного, а когда уже ничего не оставалось, позывы рвоты продолжались. Прекратились они около шести часов вечера в воскресенье, и он заказал суп на ужин. Никакого бурбона. Он попросил десяток дисков с записью нового рока, чтобы прослушать на аудиосистеме, и быстро устал от них. Он рано лег спать. И спал плохо. Большую часть понедельника он провел на крошечной застекленной террасе, выходившей из его спальни. Он находился очень высоко над водой, солнце сменялось ливнями, и это было достаточно приятно. Он прочитал два романа, опять рано лег спать и спал немного лучше. Ему приснился дурной сон: Шейла умерла, и он присутствовал на ее похоронах. Кто-то приподнял ее высоко на подушках в гробу и запихнул чудовищный пучок нью-долларов ей в рот. Он попытался прорваться к ней и убрать эту непристойность, чьи-то руки схватили его сзади. Десяток полицейских держали его. Один из них был Чарли Грэйди. Он ухмылялся и говорил: «Вот что случается с проигравшими, вонючка». Они приставляли пистолеты к его голове, когда он проснулся.
   — Вторник, — сказал он, ни к кому не обращаясь, и скатился с кровати. Модные настенные часы в виде солнца с расходящимися лучами показывали пять минут восьмого. Меньше чем через одиннадцать часов вся Северная Америка будет смотреть прямое включение — «Бегущего». Он ощутил горячий приступ страха в животе. Через двадцать три часа игра с ним начнется.
   Он принял долгий горячий душ, надел комбинезон, заказал на завтрак яичницу с ветчиной. Он послал дежурного мальчика принести ему пачку «Блэмс».
   Остаток утра я первую половину дня он провел тихо за чтением. Было почти два, когда раздался официальный одиночный стук в дверь. Трое полицейских и Артур М. Бернс, очень несолидный и более чем смехотворный в фирменной майке Игр, вошли в комнату. Все полицейские были вооружены дубинками.
   — Настало время для последнего опроса, мистер Ричардс, — произнес Бернc. — Не хотите ли…
   — Разумеется, — ответил Ричардс. Он заложил то место в книге, где он читал, и положил ее на журнальный столик. Он вдруг пришел в ужас, близкий к панике, и был рад, что в пальцах не было заметно дрожи.

…Минус 082. Счет продолжается…

   Одиннадцатый этаж Здания Игр сильно отличался от нижних, и Ричардс понял, что выше он не попадет. Иллюзия продвижения наверх, начавшаяся в мрачном вестибюле первого этажа, закончилась здесь, на одиннадцатом. Здесь размещались средства вещания.
   Проходы были широкими, белыми и пустынными. Ярко-желтые тележки, моторы которых питались энергией солнечных батарей, сновали туда-сюда, перевозя группы техников в студии и комнаты проверки.