Страница:
Гэррети отпил еще воды. Они прошли еще дома, возле которых целые семьи махали им, улыбаясь и попивая кока-колу.
— Гэррети, — позвал Макфрис. — Ты погляди!
Симпатичная девушка лет шестнадцати в белой блузке и красных шортах держала плакат: "Гэррети, номер 47, давай — давай! Ты из Мэна, не забывай!
Мы любим тебя, Рэй!”
Сердце Гэррети забилось сильнее. Внезапно он понял, что выиграет — незнакомая девушка обещала ему это.
Олсон свистнул и принялся совать свой потный указательный палец в кулак. «Грязная шутка», — подумал Гэррети.
Черт с ним, с пунктом 13! Гэррети подбежал к обочине, девушка увидела его номер, кинулась к нему и поцеловала в губы. Внезапно Гэррети почувствовал возбуждение. Девушка впилась в него, осторожно облизывая его рот. С трудом сознавая, что делает, он обхватил ее круглую попку и притянул к себе.
— Предупреждение! Предупреждение 47-му!
Гэррети шагнул назад и усмехнулся.
— Спасибо.
— О…О, извини! — она, расширив глаза, смотрела на него. Он хотел сказать еще что-нибудь, но солдат уже открывал рот для второго предупреждения. Он потрусил на свое место, чувствуя себя немного виноватым перед пунктом 13.
Олсон ухмыльнулся ему.
— За такое не жалко получить и три предупреждения.
Гэррети не ответил, но повернулся и помахал девушке. Когда она скрылась из виду, он пошел вперед решительно и твердо. Через час предупреждение снимут, а новых он не получит. Он чувствовал в себе силы идти хоть до самой Флориды.
— Рэй! — это был Макфрис. — Куда ты так спешишь? Да, правда. Пункт 6:
“Не торопись".
— Спасибо.
— Не благодари. Победу я тебе не уступлю. Гэррети в недоумении посмотрел на него.
— Я к тому, что нечего разыгрывать из себя мушкетеров. Ты мне нравишься, и я рад, что к тебе липнут хорошенькие девчонки, но если ты упадешь, поднимать я тебя не стану.
— Да, — он улыбнулся в ответ, но улыбка вышла кривой.
— И в то же время, — вмешался Бейкер. — Мы все в одинаковом положении и можем хотя бы не портить друг другу настроение.
— Верно, — сказал Макфрис, улыбаясь. Они начали подниматься на очередной холм. Гэррети снял куртку и перекинул ее через плечо. У обочины лежал старый свитер — кто-то решил позаботиться о них. Гэррети автоматически поднимал и опускал ноги. Он все еще чувствовал себя хорошо. Он чувствовал, себя сильным.
Глава 2
— Я Гаркнесс, номер 49. А ты Гэррети, номер 47, правильно?
Гэррети посмотрел на очкастого парня, стриженного под ежик.
Лицо Гаркнесса было красным и блестело от пота.
— Правильно.
Гаркнесс достал блокнот и записал фамилию и номер Гэррети.
Подчерк сильно прыгал, поскольку приходилось писать на ходу. Он налетел на парня по имени Колли Паркер, который посоветовал, ему глядеть, на какой хер он суется. Гэррети с трудом подавил улыбку.
— Я всех записываю, — похвастался Гаркнесс. Утреннее солнце блестело на его очках, и Гэррети пришлось сощуриться, чтобы разглядеть его лицо.
Было 10.30, до Лаймстоуна оставалось 8 миль, и всего через полторы мили они перекроют рекордную дистанцию, пройденную всеми участниками Длинного пути. — Вам, наверное, интересно, зачем я это делаю? — спросил Гаркнесс.
— Ты из Эскадрона, — бросил через плечо Олсон.
— Нет. Я хочу написать книгу, когда все это закончится.
Гэррети улыбнулся.
— Если ты выживешь, хочешь сказать.
Гаркнесс пожал плечами.
— Ну да. Только подумайте: книга о Длинном пути, написанная его участником! Она сразу сделает меня богачом.
Макфрис засмеялся.
— Если ты выиграешь, ты станешь богачом без всякой книги, разве не так?
— Ну… Наверное. Но все равно это будет интересная книга.
Они шли дальше, и Гаркнесс продолжал записывать имена и номера.
Большинство охотно говорили ему и расспрашивали о будущей великой книге.
Они прошли уже шесть миль. Скоро рекорд будет побит. Гэррети подумал о том, почему им так хочется побить этот рекорд, и решил, что потом… Тогда и начнется настоящее соревнование. Разнесся слух, что ожидается дождь, — похоже у кого-то был транзистор. Эта новость не порадовала Гэррети — дожди в начале мая не из теплых, во всяком случае в Мэне.
Они шли.
Макфрис ступал твердо, подняв голову и стараясь не размахивать руками.
Если рюкзак и мешал ему, он не подавал виду. Глаза его были устремлены вперед, а когда им встречались люди, он улыбался своими тонкими губами и махал им. Он не выказывал признаков усталости и не получил пока ни одного предупреждения.
Бейкер шел отдельно от других, скользящей походкой опытного ходока.
Он рассеянно помахивал курткой и иногда начинал насвистывать какую-нибудь мелодию. Гэррети казалось, что он может идти так вечно. Олсон больше не болтал. Похоже, он с трудом сгибал ногу — Гэррети несколько раз слышал, как щелкала коленная чашечка. Олсон явно устал, и фляжка его почти опустела.
Скоро ему нужно будет помочиться.
Баркович то появлялся в авангарде, то вдруг оказывался сзади, рядом с Стеббинсом. Он лишился одного из своих трех предупреждений, но получил его снова через пять минут. Гэррети решил, что ему нравится балансировать на грани.
Стеббинс продолжал плестись позади всех. Он ни с кем не разговаривал — то ли устал, то ли просто не хотел. Гэррети все еще казалось, что он выйдет из игры первым. Стеббинс стянул свой зеленый свитер и дожевывал еще один сэндвич с яйцом — по всей видимости, последний. Лицо его напоминало маску. Они шли.
Дорогу пересекала еще одна дорога, и полицейские перекрывали движение, пока они проходили. Каждому участнику полицейские отдавали честь, а Гэррети улыбался и кивал в ответ, и думал, что со стороны они кажутся сумасшедшими.
Машины загудели, и тут на дорогу выбежала женщина. Она выскочила из машины, где, очевидно, поджидала своего сына.
— Перси! Перси!
Это был 31. Он залился краской, махнул ей, и пошел дальше — торопливо опустив голову. Женщина пыталась подбежать к нему, но один из полицейских поймал ее за руку. Потом дорога сделала поворот, и сцена пропала из виду. Они прошли по деревянному мосту через маленький, лениво журчащий ручеек. Гэррети поглядел вниз и успел разглядеть в воде искаженное отражение собственного лица.
Он миновали указатель «Лаймстоун 7 мл.» и развевающийся транспарант с надписью «Лаймстоун рад приветствовать участников Длинного пути». Гэррети подсчитал, что меньше чем через милю они побьют рекорд. Потом начались неприятности с парнем по фамилии Кэрли, номер 7.
Он натер мозоли и уже получил первое предупреждение. Гэррети поравнялся с Олсоном и Макфрисом.
— Где он? — спросил он.
Олсон ткнул пальцем в худого парнишку в джинсах. На его узком лице, на котором он безуспешно пытался отрастить бакенбарды, отражалось ужасное напряжение, и он смотрел на свою правую ногу.
— Предупреждение! Предупреждение 7-му!
Кэрли поспешил вперед, пыхтя не то от страха, не то от удивления.
Гэррети не замечал вокруг ничего — теперь он смотрел только на Кэрли, на его борьбу со смертью. Он сознавал, что через час или через день это будет и его борьба.
Он никогда не видел более завораживающего зрелища. Кэрли медленно терял скорость, и другие получили несколько предупреждений прежде, о том, что нужно спешить вперед. Это значило, что Кэрли близок к своему концу.
— Предупреждение! Третье предупреждение 7-му!
— У меня мозоли! — хрипло крикнул в ответ Кэрли. — Вы бы тоже не смогли идти, если бы натерли мозоль!
Он был рядом с Гэррети. Гэррети видел, как его кадык двигался вверх и вниз, когда он кричал. Паника исходила от него волнами, как запах свежеразрезанного лимона.
Тем не менее он продолжал идти. Гэррети почувствовал разочарование.
Конечно, это нехорошо и неспортивно, но он хотел увидеть, как кто-нибудь получит пропуск раньше него.
На часах было пять минут двенадцатого. Гэррети предположил, что они уже побили рекорд, если шли со скоростью четыре мили в час. Скоро Лаймстоун. Он видел, как Олсон растирает одно колено, потом другое. Он пощупал собственное колено и удивился тому, насколько оно онемело, но ноги у него еще не болели.
Они миновали грязный поселок, у выезда с которого стоял молочный фургон. Молочник, сидящий на капоте, жизнерадостно помахал им.
— Давай, ребята!
Гэррети внезапно охватила злость. Ему захотелось крикнуть: «Эй, почему бы тебе не поднять свою жирную задницу и не пройтись с нами?» Но молочнику было больше восемнадцати; точнее, ему было за тридцать. Он был старый. — Эй, держи пять! — крикнул Олсон, проходя мимо. Кто-то рассмеялся. Фургон скрылся из виду. Появились новые проселки, новые и новые полицейские и толпы людей. Кто-то разбрасывал конфеты. Гэррети почувствовал прилив сил. Это приветствовали его — ведь он из Мэна!
Внезапно Кэрли закричал. Гэррети оглянулся — Кэрли шел согнувшись, обхватив ногу руками. Он шел все медленнее.
И все затем произошло так же медленно, будто примеряясь к его шагу.
Солдаты на броне вездехода медленно подняли карабины. Толпа выдохнула, словно не знала, что сейчас произойдет, и участники Длинного пути тоже выдохнули, и Гэррети с ними, но, конечно, он знал, и они все знали. Все просто — Кэрли предстояло получить пропуск.
Щелкнули затворы. Все отшатнулись, и Кэрли остался один посреди омытой солнцем дороги.
— Это нечестно! — закричал он. — Нечестно!
Идущие вошли в тень деревьев. Некоторые из них оглянулись, другие продолжали смотреть вперед. Гэррети оглянулся. Он не мог не смотреть. Толпа зрителей хранила молчание, словно ее просто отключили.
— Это не… Четыре карабина разом выстрелили. Звук был очень громкий. Он долетел до окружающих холмов и отразился от них.
Стриженная голова Кэрли исчезла в вихре крови, мозгов и осколков черепа. То, что от него осталось, шлепнулось на белую линию, как мешок с мукой.
“Еще 99, — подумал Гэррети, — 99 бутылок пива на полке, и если одной из них суждено упасть… О Господи, Господи…”
Стеббинс прошел мимо трупа. Одной ногой он наступил в кровь, и следующий его шаг оставил кровавый след, как фотография в детективном журнале. Стеббинс даже не посмотрел на то, что осталось от Кэрли, и лицо его не изменилось. «Стеббинс, ублюдок, — подумал Гэррети, — это должен был быть ты, ты это знаешь?» Потом он отвернулся: он не хотел, чтобы его вырвало.
Женщина, стоявшая у автобуса «фольксваген», закрыла лицо руками; она всхлипывала, и Гэррети вдруг обнаружил, что видит сквозь платье ее панталоны. Голубые. Как ни странно, он опять почувствовал возбуждение.
Лысый толстяк испуганно смотрел на Кэрли и чесал бородавку за левым ухом.
Он все еще смотрел и чесал бородавку, когда Гэррети потерял его из виду. Они шли. Гэррети опять оказался рядом с Олсоном, Бейкером и Макфрисом.
Все они теперь глядели прямо перед собой, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Эхо выстрелов, казалось, еще висело в неподвижном воздухе.
Гэррети думал о кровавом следе, оставленном теннисной туфлей Стеббинса. Он думал, оставлял ли Стеббинс еще такие следы, потом обругал себя, но не мог удержаться от этих мыслей. Он думал, было ли Кэрли больно. Думал, чувствовал Кэрли, как его тело распадается, или он просто был в одну секунду жив, а в следующую уже мертв. Конечно, думать об этом было страшно. Особенно было страшно сознавать, что без него, как и без Кэрли, мир будет все также кружиться в пустоте, равнодушный и ничего не знающий.
Разнесся слух, что к моменту гибели Кэрли они прошли уже девять миль, и что Майор очень этим доволен. Но кто мог знать, чем на самом деле доволен Майор?
Гэррети быстро оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на тело Кэрли, но они уже зашли за поворот.
— Что у тебя в рюкзаке? — неожиданно спросил Бейкер у Макфриса. Он старался говорить обычно, но голос его был неестественно высоким и каким-то деревянным.
— Чистая рубашка, — ответил Макфрис. — И сырой гамбургер.
— Сырой гамбургер, — Олсон скривился.
— В нем очень много энергии.
— Ты с ума сошел. Ты же все выблюешь.
Макфрис только улыбнулся.
Гэррети самому захотелось сырого гамбургера. Это лучше, чем шоколад и концентраты. Он вспомнил о своем печенье, но после Кэрли ему не очень-то хотелось есть. Как еще после этого он мог думать о своем гамбургере? Зрители, похоже, знали уже, что один из участников получил пропуск, иначе с чего бы они стали аплодировать еще сильнее? Аплодисменты трещали, как попкорн. Гэррети подумал о том, каково это быть застреленным перед целой толпой народа, — потом решил об этом не думать.
Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавому железному мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: «Вы входите в город Лаймстоун. Привет участникам Длинного пути!» Кое-кто закричал «Ура», но Гэррети берег дыхание.
Дорога расширилась, и участники привольно расположились на ней, поодиночке и группами. Кэрли остался уже почти в трех милях позади. Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.
Внезапно ему захотелось домой, потом он подавил это чувство. Он увидит мать и Джен во Фрипорте. Съев печенье, он почувствовал себя лучше.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Макфрис. Гэррети покачал головой.
Он отпил из фляжки и помахал пожилой паре, стоявшей у обочины с плакатом «ГЭРРЕТИ».
— Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, — признался Макфрис.
— Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду, у меня нет больной матери или отца-инвалида. Нет даже маленького брата, умирающего от лейкемии, — он засмеялся.
— Но у тебя есть какая-то цель?
— У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом — она бесцельна.
— Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все уже кончилось…
— Да, я знаю. Все еще продолжается, но…
— Смотри! — крикнул идущий впереди парень по фамилии Пирсон. — Что делается!
Они наконец вошли в город. Вдоль улиц возвышались нарядные дома, окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.
Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовых стульях или прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.
“Поднимите свои задницы, сволочи! Будь я проклят, если помашу в ответ!
Пункт 13: сохраняй энергию".
Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что он устал. Он же все-таки из Мэна! Он решил махать всем, кто держит плакат с его фамилией, и всем хорошеньким девушкам.
Улицы и перекрестки медленно проплывали мимо. Сикомор-стрит и Кларк-авеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витрине которого были выставлены портреты Майора — рядом с рекламой «Наррагансет». Народу было много, но не слишком. Гэррети знал, что настоящие толпы начнутся ближе к побережью, но был слегка разочарован. А бедный старый Кэрли не увидел даже этого.
Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.
Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал и махал рукой толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:
— Я горжусь вами, ребята!
Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:
— Чертово дерьмо.
Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь четверо парней, во все глаза глядевших на Майора (один вдруг заметил, что отдает честь, и быстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс, казалось, вовсе не заметил Майора.
Джип рванулся вперед и скрылся из виду. Они прошли Лаймстоун в половина первого.
Это оказался типичный провинциальный городишко: «деловой центр» из двух улиц, «Макдональдс», «Пицце-Хат» и «Бургер-Кинг». Вот и весь Лаймстоун.
— Не очень-то он большой, — заметил Бейкер.
— Зато здесь хорошо жить, — слегка обиженно отозвался Гэррети.
— Упаси Бог от такой жизни, — сказал Макфрис, но с улыбкой.
К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел с ними почти милю, потом сел и долго смотрел им вслед.
Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала пути по-настоящему вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то впереди собирались грозовые облака, но они были еще далеко.
— А какой следующий город, Гэррети? — спросил Макфрис.
— Карибу, я думаю, — на самом деле он думал о Стеббинсе.
Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали 13.30, и они прошли уже восемнадцать миль.
— И далеко это?
Гэррети подумал, сколько участники когда-либо проходили только с одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему достаточно внушительной цифрой.
Этим можно было гордиться. «Я прошел восемнадцать миль».
— Я спрашиваю…
— Миль тридцать отсюда.
— Тридцать, — повторил Пирсон. — О Боже!
— Этот город больше, чем Лаймстоун, — сказал Гэррети. Он как будто оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них умрут здесь. Может, все. Только шесть Длинных путей в истории пересекли границу Нью-Хэмпшира, и лишь один добрался до Массачусетса… Эксперты считали, что это рекорд из разряда невероятных, который никогда не будет превзойден. Может, и он здесь умрет. Но для него это родная земля. Он представлял, как Майор скажет: «Он умер на родной земле».
Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.
— Фляжку! — крикнул он. — Фляжку 47-му!
Один из солдат спрыгнул с вездехода и дал ему фляжку. Когда он повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он сделал это почти бессознательно, но Макфрис заметил.
— Зачем ты это сделал?
Гэррети сконфуженно улыбнулся.
— Не знаю. Может, это — как постучать по дереву.
— Ты прелесть, Рэй, — и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэррети одного и еще более сконфуженного.
Номер 93 — Гэррети не знал его фамилии, — прошел мимо. Он смотрел под ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.
— Привет, — сказал Гэррети.
93-й осклабился. В глазах его была пустота, как у Кэрли. Он устал, и знал это, и боялся. Гэррети вдруг почувствовал, как у него сжался желудок. Их тени удлинились. Было без четверти два. С девяти, казалось, прошла целая вечность.
Около двух Гэррети получил наглядный урок психологии слухов. Кто-то обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро пойдет дождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из ведра. И так далее, причем чем хуже слух, тем больше шансов, что он окажется правдой. Так случилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг, номер 9, натер мозоли и получил уже два предупреждения, многие получили предупреждения, но для Эвинга это — по слухам — было плохо. Он передал новость Бейкеру.
— Это черный? — спросил Бейкер. — Такой черный, что аж синий?
Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.
— Да, черный, — подтвердил Пирсон и показал им Эвинга. Гэррети с ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.
Правило три: никогда, повторяем, никогда не надевайте спортивные туфли на Длинном пути.
— Он приехал с нами, — сказал Бейкер. — Он из Техаса.
Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил с ним. Потом он замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.
— Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне они полопались.
Сейчас его ноги все в гное.
Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и его теннисных туфлях. Может, он тоже натер ноги?
— Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!
Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участники тоже.
Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его черной кожи, стала на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались мускулы. Эти мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей. О чем этот болван думал, когда надевал спортивные туфли?
К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.
— Мозоли? — он произнес это так, будто говорил, что Эвинг — сын шлюхи.
— Чего еще ожидать от тупого ниггера!
— Заткнись, — тихо сказал Бейкер, — или сейчас получишь.
— Это против правил, — хитро усмехнулся Баркович. — Запомни это, парень, — но он отошел, унося с собой облако яда.
После двух наступила половина третьего. Они поднялись на длинный холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные голубые горы. Тучи на западе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и по коже побежали мурашки.
Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старого пикапа, бешено махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ — даже Эвинг. Гэррети отвинтил колпачок тюбика с концентратом и попробовал. Что-то вроде ветчины. Он вспомнил о гамбургере Макфриса. Потом подумал о большом шоколадном торте с вишенкой наверху. Потом — об оладьях. И ему страшно захотелось холодных оладьев с яблочным повидлом. Их всегда давала мать им с отцом, когда они ездили в ноябре на охоту.
Эвинг получил пропуск десять минут спустя.
Он затесался перед этим в группу участников — должно быть, думал, что они защитят его, когда он в последний раз сбавил скорость. Солдаты сделали свое дело на совесть. Они оттащили Эвинга на обочину, и один из них в упор застрелил его. Эвинг упал, одна нога его конвульсивно дергалась.
— А кровь у него такого же цвета, — сказал внезапно Макфрис, очень громко в наступившей тишине. В горле у него что-то перекатывалось. Уже второй. Интересно, что они делают с трупами?
“Слишком много вопросов?" — закричал он на себя.
И понял, что устал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВДОЛЬ ПО ДОРОГЕ
Глава 3
В три часа первые капли дождя, большие и темные, упали на дорогу.
Небо вверху потемнело, стало чужим и завораживающим. Где-то хлопнул в ладоши гром. Потом впереди врезалась в землю голубая вилка молнии.
Гэррети надел куртку вскоре после того, как Эвингу выписали пропуск, а теперь он застегнул ее и поднял воротник. Гаркнесс, будущий писатель, заботливо спрятал блокнот. Баркович нацепил желтую непромокаемую шапочку.
Он выглядывал из-под нее, как старый злой смотритель маяка.
Ударил сильнейший раскат грома.
— Вот оно! — крикнул Олсон.
Пошел дождь. Временами он был таким сильным, что Гэррети ничего не видел за водяной завесой. Он моментально промок насквозь, но продолжал идти, подняв лицо навстречу дождю и улыбался. Интересно, видят ли их солдаты? И что они думают?
Пока он размышлял об этом, дождь немного стих, и он снова мог видеть.
Прежде всего он посмотрел назад — Стеббинс шел согнувшись, прижав руку к животу. Гэррети сперва подумал, что у него спазмы, и испугался гораздо сильнее, чем когда видел Кэрли и Эвинга. Ему уже не хотелось, чтобы Стеббинс накрылся первым.
Потом он разглядел, что Стеббинс закрывает от дождя остатки сэндвича с яйцом, и он отвернулся с облегчением. Ну и дура мать этого Стеббинса не догадалась завернуть сэндвичи в фольгу, хотя бы на случай дождя.
Опять грянул гром. Гэррети чувствовал возбуждение, и усталость, казалось, смыло с его тела вместе с потом. Дождь лил то сильнее, то слабее, пока не превратился в унылую морось. Тучи вверху стали рассеиваться. Рядом с ним шел Пирсон, подтягивая штаны. Джинсы были ему велики, и он уже не в первый раз их подтягивал. Он носил толстые очки в роговой оправе, и теперь он снял их и начал вытирать о рубашку. Вид у него при этом был растерянный и беззащитный, как у всех людей с плохим зрением, когда они снимают очки.
— Ну как душ, Гэррети?
Гэррети только кивнул. Впереди Макфрис мочился. Он повернулся спиной, пока это делал, и еще отгородился от других плечом.
Гэррети взглянул на солдат. Они тоже, конечно, промокли, но не показывали виду. Лица у них были совершенно деревянными. Интересно, что они чувствуют после того, как застрелят кого-нибудь? Наверное, это дает им ощущение силы. Он вспомнил девушку с плакатом, ее губы, ее мягкую попку.
Ему это придавало силу.
— Этот сзади не очень-то разговорчив, — Бейкер ткнул в сторону Стеббинса. Красные штаны того были теперь черными от дождя.
— Точно.
Макфрис получил предупреждение за то, что слишком замедлил скорость, застегивая ширинку. Он нагнал их, и Бейкер повторил то, что сказал про Стеббинса.
— Он одиночка, — Макфрис пожал плечами.
— Эй, — окликнул их Олсон. Он заговорил впервые за долгое время, и голос его звучал жалко. — У меня что-то с ногами.
Гэррети взглянул на Олсона и увидел панику в его глазах. Вся бравада исчезла.
— А что такое?
— Мускулы как-то отмякли.
— Ничего, — сказал Макфрис. — У меня такое было пару часов назад. —В глазах Олсона мелькнуло облегчение.
— Правда?
— Конечно, правда.
Олсон ничего не сказал, только губы его двигались. Гэррети подумал сперва, что он молится, но потом понял, что он просто считает шаги.
Внезапно грянули два выстрела. Следом крик, и еще один выстрел.
Они оглянулись и увидели парня в свитере и грязных белых брюках, лежащего лицом вниз в большой луже. Одна из его туфель слетела, и Гэррети увидел белый спортивный носок — рекомендовано пунктом 12.
Гэррети отвернулся. Прошел слух, что этот парень шел слишком медленно.
Никаких мозолей — просто часто замедлял скорость и получил пропуск. Гэррети не знал ни его фамилии, ни номера. Может быть, и никто их не знал. Может, он был одиночка, как Стеббинс.
— Гэррети, — позвал Макфрис. — Ты погляди!
Симпатичная девушка лет шестнадцати в белой блузке и красных шортах держала плакат: "Гэррети, номер 47, давай — давай! Ты из Мэна, не забывай!
Мы любим тебя, Рэй!”
Сердце Гэррети забилось сильнее. Внезапно он понял, что выиграет — незнакомая девушка обещала ему это.
Олсон свистнул и принялся совать свой потный указательный палец в кулак. «Грязная шутка», — подумал Гэррети.
Черт с ним, с пунктом 13! Гэррети подбежал к обочине, девушка увидела его номер, кинулась к нему и поцеловала в губы. Внезапно Гэррети почувствовал возбуждение. Девушка впилась в него, осторожно облизывая его рот. С трудом сознавая, что делает, он обхватил ее круглую попку и притянул к себе.
— Предупреждение! Предупреждение 47-му!
Гэррети шагнул назад и усмехнулся.
— Спасибо.
— О…О, извини! — она, расширив глаза, смотрела на него. Он хотел сказать еще что-нибудь, но солдат уже открывал рот для второго предупреждения. Он потрусил на свое место, чувствуя себя немного виноватым перед пунктом 13.
Олсон ухмыльнулся ему.
— За такое не жалко получить и три предупреждения.
Гэррети не ответил, но повернулся и помахал девушке. Когда она скрылась из виду, он пошел вперед решительно и твердо. Через час предупреждение снимут, а новых он не получит. Он чувствовал в себе силы идти хоть до самой Флориды.
— Рэй! — это был Макфрис. — Куда ты так спешишь? Да, правда. Пункт 6:
“Не торопись".
— Спасибо.
— Не благодари. Победу я тебе не уступлю. Гэррети в недоумении посмотрел на него.
— Я к тому, что нечего разыгрывать из себя мушкетеров. Ты мне нравишься, и я рад, что к тебе липнут хорошенькие девчонки, но если ты упадешь, поднимать я тебя не стану.
— Да, — он улыбнулся в ответ, но улыбка вышла кривой.
— И в то же время, — вмешался Бейкер. — Мы все в одинаковом положении и можем хотя бы не портить друг другу настроение.
— Верно, — сказал Макфрис, улыбаясь. Они начали подниматься на очередной холм. Гэррети снял куртку и перекинул ее через плечо. У обочины лежал старый свитер — кто-то решил позаботиться о них. Гэррети автоматически поднимал и опускал ноги. Он все еще чувствовал себя хорошо. Он чувствовал, себя сильным.
Глава 2
“Теперь у вас есть деньги, Элен, можете взять их себе. Если, конечно, не захотите отдать их за то, что спрятано за занавеской".
Монти Холл
— Я Гаркнесс, номер 49. А ты Гэррети, номер 47, правильно?
Гэррети посмотрел на очкастого парня, стриженного под ежик.
Лицо Гаркнесса было красным и блестело от пота.
— Правильно.
Гаркнесс достал блокнот и записал фамилию и номер Гэррети.
Подчерк сильно прыгал, поскольку приходилось писать на ходу. Он налетел на парня по имени Колли Паркер, который посоветовал, ему глядеть, на какой хер он суется. Гэррети с трудом подавил улыбку.
— Я всех записываю, — похвастался Гаркнесс. Утреннее солнце блестело на его очках, и Гэррети пришлось сощуриться, чтобы разглядеть его лицо.
Было 10.30, до Лаймстоуна оставалось 8 миль, и всего через полторы мили они перекроют рекордную дистанцию, пройденную всеми участниками Длинного пути. — Вам, наверное, интересно, зачем я это делаю? — спросил Гаркнесс.
— Ты из Эскадрона, — бросил через плечо Олсон.
— Нет. Я хочу написать книгу, когда все это закончится.
Гэррети улыбнулся.
— Если ты выживешь, хочешь сказать.
Гаркнесс пожал плечами.
— Ну да. Только подумайте: книга о Длинном пути, написанная его участником! Она сразу сделает меня богачом.
Макфрис засмеялся.
— Если ты выиграешь, ты станешь богачом без всякой книги, разве не так?
— Ну… Наверное. Но все равно это будет интересная книга.
Они шли дальше, и Гаркнесс продолжал записывать имена и номера.
Большинство охотно говорили ему и расспрашивали о будущей великой книге.
Они прошли уже шесть миль. Скоро рекорд будет побит. Гэррети подумал о том, почему им так хочется побить этот рекорд, и решил, что потом… Тогда и начнется настоящее соревнование. Разнесся слух, что ожидается дождь, — похоже у кого-то был транзистор. Эта новость не порадовала Гэррети — дожди в начале мая не из теплых, во всяком случае в Мэне.
Они шли.
Макфрис ступал твердо, подняв голову и стараясь не размахивать руками.
Если рюкзак и мешал ему, он не подавал виду. Глаза его были устремлены вперед, а когда им встречались люди, он улыбался своими тонкими губами и махал им. Он не выказывал признаков усталости и не получил пока ни одного предупреждения.
Бейкер шел отдельно от других, скользящей походкой опытного ходока.
Он рассеянно помахивал курткой и иногда начинал насвистывать какую-нибудь мелодию. Гэррети казалось, что он может идти так вечно. Олсон больше не болтал. Похоже, он с трудом сгибал ногу — Гэррети несколько раз слышал, как щелкала коленная чашечка. Олсон явно устал, и фляжка его почти опустела.
Скоро ему нужно будет помочиться.
Баркович то появлялся в авангарде, то вдруг оказывался сзади, рядом с Стеббинсом. Он лишился одного из своих трех предупреждений, но получил его снова через пять минут. Гэррети решил, что ему нравится балансировать на грани.
Стеббинс продолжал плестись позади всех. Он ни с кем не разговаривал — то ли устал, то ли просто не хотел. Гэррети все еще казалось, что он выйдет из игры первым. Стеббинс стянул свой зеленый свитер и дожевывал еще один сэндвич с яйцом — по всей видимости, последний. Лицо его напоминало маску. Они шли.
Дорогу пересекала еще одна дорога, и полицейские перекрывали движение, пока они проходили. Каждому участнику полицейские отдавали честь, а Гэррети улыбался и кивал в ответ, и думал, что со стороны они кажутся сумасшедшими.
Машины загудели, и тут на дорогу выбежала женщина. Она выскочила из машины, где, очевидно, поджидала своего сына.
— Перси! Перси!
Это был 31. Он залился краской, махнул ей, и пошел дальше — торопливо опустив голову. Женщина пыталась подбежать к нему, но один из полицейских поймал ее за руку. Потом дорога сделала поворот, и сцена пропала из виду. Они прошли по деревянному мосту через маленький, лениво журчащий ручеек. Гэррети поглядел вниз и успел разглядеть в воде искаженное отражение собственного лица.
Он миновали указатель «Лаймстоун 7 мл.» и развевающийся транспарант с надписью «Лаймстоун рад приветствовать участников Длинного пути». Гэррети подсчитал, что меньше чем через милю они побьют рекорд. Потом начались неприятности с парнем по фамилии Кэрли, номер 7.
Он натер мозоли и уже получил первое предупреждение. Гэррети поравнялся с Олсоном и Макфрисом.
— Где он? — спросил он.
Олсон ткнул пальцем в худого парнишку в джинсах. На его узком лице, на котором он безуспешно пытался отрастить бакенбарды, отражалось ужасное напряжение, и он смотрел на свою правую ногу.
— Предупреждение! Предупреждение 7-му!
Кэрли поспешил вперед, пыхтя не то от страха, не то от удивления.
Гэррети не замечал вокруг ничего — теперь он смотрел только на Кэрли, на его борьбу со смертью. Он сознавал, что через час или через день это будет и его борьба.
Он никогда не видел более завораживающего зрелища. Кэрли медленно терял скорость, и другие получили несколько предупреждений прежде, о том, что нужно спешить вперед. Это значило, что Кэрли близок к своему концу.
— Предупреждение! Третье предупреждение 7-му!
— У меня мозоли! — хрипло крикнул в ответ Кэрли. — Вы бы тоже не смогли идти, если бы натерли мозоль!
Он был рядом с Гэррети. Гэррети видел, как его кадык двигался вверх и вниз, когда он кричал. Паника исходила от него волнами, как запах свежеразрезанного лимона.
Тем не менее он продолжал идти. Гэррети почувствовал разочарование.
Конечно, это нехорошо и неспортивно, но он хотел увидеть, как кто-нибудь получит пропуск раньше него.
На часах было пять минут двенадцатого. Гэррети предположил, что они уже побили рекорд, если шли со скоростью четыре мили в час. Скоро Лаймстоун. Он видел, как Олсон растирает одно колено, потом другое. Он пощупал собственное колено и удивился тому, насколько оно онемело, но ноги у него еще не болели.
Они миновали грязный поселок, у выезда с которого стоял молочный фургон. Молочник, сидящий на капоте, жизнерадостно помахал им.
— Давай, ребята!
Гэррети внезапно охватила злость. Ему захотелось крикнуть: «Эй, почему бы тебе не поднять свою жирную задницу и не пройтись с нами?» Но молочнику было больше восемнадцати; точнее, ему было за тридцать. Он был старый. — Эй, держи пять! — крикнул Олсон, проходя мимо. Кто-то рассмеялся. Фургон скрылся из виду. Появились новые проселки, новые и новые полицейские и толпы людей. Кто-то разбрасывал конфеты. Гэррети почувствовал прилив сил. Это приветствовали его — ведь он из Мэна!
Внезапно Кэрли закричал. Гэррети оглянулся — Кэрли шел согнувшись, обхватив ногу руками. Он шел все медленнее.
И все затем произошло так же медленно, будто примеряясь к его шагу.
Солдаты на броне вездехода медленно подняли карабины. Толпа выдохнула, словно не знала, что сейчас произойдет, и участники Длинного пути тоже выдохнули, и Гэррети с ними, но, конечно, он знал, и они все знали. Все просто — Кэрли предстояло получить пропуск.
Щелкнули затворы. Все отшатнулись, и Кэрли остался один посреди омытой солнцем дороги.
— Это нечестно! — закричал он. — Нечестно!
Идущие вошли в тень деревьев. Некоторые из них оглянулись, другие продолжали смотреть вперед. Гэррети оглянулся. Он не мог не смотреть. Толпа зрителей хранила молчание, словно ее просто отключили.
— Это не… Четыре карабина разом выстрелили. Звук был очень громкий. Он долетел до окружающих холмов и отразился от них.
Стриженная голова Кэрли исчезла в вихре крови, мозгов и осколков черепа. То, что от него осталось, шлепнулось на белую линию, как мешок с мукой.
“Еще 99, — подумал Гэррети, — 99 бутылок пива на полке, и если одной из них суждено упасть… О Господи, Господи…”
Стеббинс прошел мимо трупа. Одной ногой он наступил в кровь, и следующий его шаг оставил кровавый след, как фотография в детективном журнале. Стеббинс даже не посмотрел на то, что осталось от Кэрли, и лицо его не изменилось. «Стеббинс, ублюдок, — подумал Гэррети, — это должен был быть ты, ты это знаешь?» Потом он отвернулся: он не хотел, чтобы его вырвало.
Женщина, стоявшая у автобуса «фольксваген», закрыла лицо руками; она всхлипывала, и Гэррети вдруг обнаружил, что видит сквозь платье ее панталоны. Голубые. Как ни странно, он опять почувствовал возбуждение.
Лысый толстяк испуганно смотрел на Кэрли и чесал бородавку за левым ухом.
Он все еще смотрел и чесал бородавку, когда Гэррети потерял его из виду. Они шли. Гэррети опять оказался рядом с Олсоном, Бейкером и Макфрисом.
Все они теперь глядели прямо перед собой, стараясь сохранить спокойное выражение лица. Эхо выстрелов, казалось, еще висело в неподвижном воздухе.
Гэррети думал о кровавом следе, оставленном теннисной туфлей Стеббинса. Он думал, оставлял ли Стеббинс еще такие следы, потом обругал себя, но не мог удержаться от этих мыслей. Он думал, было ли Кэрли больно. Думал, чувствовал Кэрли, как его тело распадается, или он просто был в одну секунду жив, а в следующую уже мертв. Конечно, думать об этом было страшно. Особенно было страшно сознавать, что без него, как и без Кэрли, мир будет все также кружиться в пустоте, равнодушный и ничего не знающий.
Разнесся слух, что к моменту гибели Кэрли они прошли уже девять миль, и что Майор очень этим доволен. Но кто мог знать, чем на самом деле доволен Майор?
Гэррети быстро оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на тело Кэрли, но они уже зашли за поворот.
— Что у тебя в рюкзаке? — неожиданно спросил Бейкер у Макфриса. Он старался говорить обычно, но голос его был неестественно высоким и каким-то деревянным.
— Чистая рубашка, — ответил Макфрис. — И сырой гамбургер.
— Сырой гамбургер, — Олсон скривился.
— В нем очень много энергии.
— Ты с ума сошел. Ты же все выблюешь.
Макфрис только улыбнулся.
Гэррети самому захотелось сырого гамбургера. Это лучше, чем шоколад и концентраты. Он вспомнил о своем печенье, но после Кэрли ему не очень-то хотелось есть. Как еще после этого он мог думать о своем гамбургере? Зрители, похоже, знали уже, что один из участников получил пропуск, иначе с чего бы они стали аплодировать еще сильнее? Аплодисменты трещали, как попкорн. Гэррети подумал о том, каково это быть застреленным перед целой толпой народа, — потом решил об этом не думать.
Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавому железному мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: «Вы входите в город Лаймстоун. Привет участникам Длинного пути!» Кое-кто закричал «Ура», но Гэррети берег дыхание.
Дорога расширилась, и участники привольно расположились на ней, поодиночке и группами. Кэрли остался уже почти в трех милях позади. Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.
Внезапно ему захотелось домой, потом он подавил это чувство. Он увидит мать и Джен во Фрипорте. Съев печенье, он почувствовал себя лучше.
— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Макфрис. Гэррети покачал головой.
Он отпил из фляжки и помахал пожилой паре, стоявшей у обочины с плакатом «ГЭРРЕТИ».
— Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, — признался Макфрис.
— Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду, у меня нет больной матери или отца-инвалида. Нет даже маленького брата, умирающего от лейкемии, — он засмеялся.
— Но у тебя есть какая-то цель?
— У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом — она бесцельна.
— Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все уже кончилось…
— Да, я знаю. Все еще продолжается, но…
— Смотри! — крикнул идущий впереди парень по фамилии Пирсон. — Что делается!
Они наконец вошли в город. Вдоль улиц возвышались нарядные дома, окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.
Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовых стульях или прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.
“Поднимите свои задницы, сволочи! Будь я проклят, если помашу в ответ!
Пункт 13: сохраняй энергию".
Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что он устал. Он же все-таки из Мэна! Он решил махать всем, кто держит плакат с его фамилией, и всем хорошеньким девушкам.
Улицы и перекрестки медленно проплывали мимо. Сикомор-стрит и Кларк-авеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витрине которого были выставлены портреты Майора — рядом с рекламой «Наррагансет». Народу было много, но не слишком. Гэррети знал, что настоящие толпы начнутся ближе к побережью, но был слегка разочарован. А бедный старый Кэрли не увидел даже этого.
Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.
Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал и махал рукой толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:
— Я горжусь вами, ребята!
Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:
— Чертово дерьмо.
Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь четверо парней, во все глаза глядевших на Майора (один вдруг заметил, что отдает честь, и быстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс, казалось, вовсе не заметил Майора.
Джип рванулся вперед и скрылся из виду. Они прошли Лаймстоун в половина первого.
Это оказался типичный провинциальный городишко: «деловой центр» из двух улиц, «Макдональдс», «Пицце-Хат» и «Бургер-Кинг». Вот и весь Лаймстоун.
— Не очень-то он большой, — заметил Бейкер.
— Зато здесь хорошо жить, — слегка обиженно отозвался Гэррети.
— Упаси Бог от такой жизни, — сказал Макфрис, но с улыбкой.
К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел с ними почти милю, потом сел и долго смотрел им вслед.
Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала пути по-настоящему вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то впереди собирались грозовые облака, но они были еще далеко.
— А какой следующий город, Гэррети? — спросил Макфрис.
— Карибу, я думаю, — на самом деле он думал о Стеббинсе.
Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали 13.30, и они прошли уже восемнадцать миль.
— И далеко это?
Гэррети подумал, сколько участники когда-либо проходили только с одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему достаточно внушительной цифрой.
Этим можно было гордиться. «Я прошел восемнадцать миль».
— Я спрашиваю…
— Миль тридцать отсюда.
— Тридцать, — повторил Пирсон. — О Боже!
— Этот город больше, чем Лаймстоун, — сказал Гэррети. Он как будто оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них умрут здесь. Может, все. Только шесть Длинных путей в истории пересекли границу Нью-Хэмпшира, и лишь один добрался до Массачусетса… Эксперты считали, что это рекорд из разряда невероятных, который никогда не будет превзойден. Может, и он здесь умрет. Но для него это родная земля. Он представлял, как Майор скажет: «Он умер на родной земле».
Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.
— Фляжку! — крикнул он. — Фляжку 47-му!
Один из солдат спрыгнул с вездехода и дал ему фляжку. Когда он повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он сделал это почти бессознательно, но Макфрис заметил.
— Зачем ты это сделал?
Гэррети сконфуженно улыбнулся.
— Не знаю. Может, это — как постучать по дереву.
— Ты прелесть, Рэй, — и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэррети одного и еще более сконфуженного.
Номер 93 — Гэррети не знал его фамилии, — прошел мимо. Он смотрел под ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.
— Привет, — сказал Гэррети.
93-й осклабился. В глазах его была пустота, как у Кэрли. Он устал, и знал это, и боялся. Гэррети вдруг почувствовал, как у него сжался желудок. Их тени удлинились. Было без четверти два. С девяти, казалось, прошла целая вечность.
Около двух Гэррети получил наглядный урок психологии слухов. Кто-то обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро пойдет дождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из ведра. И так далее, причем чем хуже слух, тем больше шансов, что он окажется правдой. Так случилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг, номер 9, натер мозоли и получил уже два предупреждения, многие получили предупреждения, но для Эвинга это — по слухам — было плохо. Он передал новость Бейкеру.
— Это черный? — спросил Бейкер. — Такой черный, что аж синий?
Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.
— Да, черный, — подтвердил Пирсон и показал им Эвинга. Гэррети с ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.
Правило три: никогда, повторяем, никогда не надевайте спортивные туфли на Длинном пути.
— Он приехал с нами, — сказал Бейкер. — Он из Техаса.
Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил с ним. Потом он замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.
— Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне они полопались.
Сейчас его ноги все в гное.
Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и его теннисных туфлях. Может, он тоже натер ноги?
— Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!
Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участники тоже.
Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его черной кожи, стала на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались мускулы. Эти мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей. О чем этот болван думал, когда надевал спортивные туфли?
К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.
— Мозоли? — он произнес это так, будто говорил, что Эвинг — сын шлюхи.
— Чего еще ожидать от тупого ниггера!
— Заткнись, — тихо сказал Бейкер, — или сейчас получишь.
— Это против правил, — хитро усмехнулся Баркович. — Запомни это, парень, — но он отошел, унося с собой облако яда.
После двух наступила половина третьего. Они поднялись на длинный холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные голубые горы. Тучи на западе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и по коже побежали мурашки.
Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старого пикапа, бешено махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ — даже Эвинг. Гэррети отвинтил колпачок тюбика с концентратом и попробовал. Что-то вроде ветчины. Он вспомнил о гамбургере Макфриса. Потом подумал о большом шоколадном торте с вишенкой наверху. Потом — об оладьях. И ему страшно захотелось холодных оладьев с яблочным повидлом. Их всегда давала мать им с отцом, когда они ездили в ноябре на охоту.
Эвинг получил пропуск десять минут спустя.
Он затесался перед этим в группу участников — должно быть, думал, что они защитят его, когда он в последний раз сбавил скорость. Солдаты сделали свое дело на совесть. Они оттащили Эвинга на обочину, и один из них в упор застрелил его. Эвинг упал, одна нога его конвульсивно дергалась.
— А кровь у него такого же цвета, — сказал внезапно Макфрис, очень громко в наступившей тишине. В горле у него что-то перекатывалось. Уже второй. Интересно, что они делают с трупами?
“Слишком много вопросов?" — закричал он на себя.
И понял, что устал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ВДОЛЬ ПО ДОРОГЕ
Глава 3
“У вас тридцать секунд, и помните, пожалуйста, что ваш ответ должен быть в форме вопроса".
Арт Флеминг
В три часа первые капли дождя, большие и темные, упали на дорогу.
Небо вверху потемнело, стало чужим и завораживающим. Где-то хлопнул в ладоши гром. Потом впереди врезалась в землю голубая вилка молнии.
Гэррети надел куртку вскоре после того, как Эвингу выписали пропуск, а теперь он застегнул ее и поднял воротник. Гаркнесс, будущий писатель, заботливо спрятал блокнот. Баркович нацепил желтую непромокаемую шапочку.
Он выглядывал из-под нее, как старый злой смотритель маяка.
Ударил сильнейший раскат грома.
— Вот оно! — крикнул Олсон.
Пошел дождь. Временами он был таким сильным, что Гэррети ничего не видел за водяной завесой. Он моментально промок насквозь, но продолжал идти, подняв лицо навстречу дождю и улыбался. Интересно, видят ли их солдаты? И что они думают?
Пока он размышлял об этом, дождь немного стих, и он снова мог видеть.
Прежде всего он посмотрел назад — Стеббинс шел согнувшись, прижав руку к животу. Гэррети сперва подумал, что у него спазмы, и испугался гораздо сильнее, чем когда видел Кэрли и Эвинга. Ему уже не хотелось, чтобы Стеббинс накрылся первым.
Потом он разглядел, что Стеббинс закрывает от дождя остатки сэндвича с яйцом, и он отвернулся с облегчением. Ну и дура мать этого Стеббинса не догадалась завернуть сэндвичи в фольгу, хотя бы на случай дождя.
Опять грянул гром. Гэррети чувствовал возбуждение, и усталость, казалось, смыло с его тела вместе с потом. Дождь лил то сильнее, то слабее, пока не превратился в унылую морось. Тучи вверху стали рассеиваться. Рядом с ним шел Пирсон, подтягивая штаны. Джинсы были ему велики, и он уже не в первый раз их подтягивал. Он носил толстые очки в роговой оправе, и теперь он снял их и начал вытирать о рубашку. Вид у него при этом был растерянный и беззащитный, как у всех людей с плохим зрением, когда они снимают очки.
— Ну как душ, Гэррети?
Гэррети только кивнул. Впереди Макфрис мочился. Он повернулся спиной, пока это делал, и еще отгородился от других плечом.
Гэррети взглянул на солдат. Они тоже, конечно, промокли, но не показывали виду. Лица у них были совершенно деревянными. Интересно, что они чувствуют после того, как застрелят кого-нибудь? Наверное, это дает им ощущение силы. Он вспомнил девушку с плакатом, ее губы, ее мягкую попку.
Ему это придавало силу.
— Этот сзади не очень-то разговорчив, — Бейкер ткнул в сторону Стеббинса. Красные штаны того были теперь черными от дождя.
— Точно.
Макфрис получил предупреждение за то, что слишком замедлил скорость, застегивая ширинку. Он нагнал их, и Бейкер повторил то, что сказал про Стеббинса.
— Он одиночка, — Макфрис пожал плечами.
— Эй, — окликнул их Олсон. Он заговорил впервые за долгое время, и голос его звучал жалко. — У меня что-то с ногами.
Гэррети взглянул на Олсона и увидел панику в его глазах. Вся бравада исчезла.
— А что такое?
— Мускулы как-то отмякли.
— Ничего, — сказал Макфрис. — У меня такое было пару часов назад. —В глазах Олсона мелькнуло облегчение.
— Правда?
— Конечно, правда.
Олсон ничего не сказал, только губы его двигались. Гэррети подумал сперва, что он молится, но потом понял, что он просто считает шаги.
Внезапно грянули два выстрела. Следом крик, и еще один выстрел.
Они оглянулись и увидели парня в свитере и грязных белых брюках, лежащего лицом вниз в большой луже. Одна из его туфель слетела, и Гэррети увидел белый спортивный носок — рекомендовано пунктом 12.
Гэррети отвернулся. Прошел слух, что этот парень шел слишком медленно.
Никаких мозолей — просто часто замедлял скорость и получил пропуск. Гэррети не знал ни его фамилии, ни номера. Может быть, и никто их не знал. Может, он был одиночка, как Стеббинс.