Взрыв произошел в субботу после полудня. Эрни прочищал двигатель и подсчитывал в уме, во сколько ему обойдется замена множества деталей и даже узлов, обновления которых требовала его машина. Беззаботно насвистывая, мимо проходил Реппертон, в одной руке у него была кока-кола с пакетом земляных орешков, а в другой — монтировка. Поравнявшись со стоянкой номер двадцать, он взмахнул монтировкой и разбил одну из передних фар Кристины.
— Разбил вдребезги, — сказал мне Эрни, оторвав взгляд от пиццы.
— Ох, Господи, что я наделал! — с преувеличенно трагическим выражением лица воскликнул Бадди Реппертон. — Ну извини и-и-и…
Но продолжить ему не удалось. Нападение на Кристину сделало то, что не смогло бы сделать нападение на самого Эрни, — оно вызвало отпор, Эрни обошел «плимут», стиснул кулаки и слепо ринулся вперед. В какой-нибудь книжке или в фильме он, наверное, ударил бы в челюсть Реппертона при счете раз, а при счете десять уложил бы его на пол.
В жизни подобные штуки не проходят. Эрни не попал в подбородок Реппертона. Вместо этого он угодил в его руку, выбив пакетик с земляными орешками и расплескав кока-колу по лицу и рубашке Бадди.
— Ну ладно, козел вонючий! — вскричал Бадди. Похоже он растерялся, что было довольно забавно.
— Получай! — Сжав монтировку, он двинулся на Эрни.
К ним подбежали несколько человек, один из них велел Реппертону оставить монтировку и драться честно. Бадди отбросил ее в сторону и приступил к расправе.
— Дарнелл не пытался остановить его? — спросил я у Эрни.
— Его там не было, Дэннис. Он исчез минут за пятнадцать до того, как все началось. Будто заранее знал о том, что произойдет.
Эрни сказал, что почти сразу получил большинство своих украшений. Синяк под глазом остался после первого же удара кулаком; царапина на лице (сделанная перстнем, который Реппертон купил года два назад) появилась следом.
— Плюс целый набор других ушибов, — добавил он.
— Каких других ушибов?
Мы сидели за одним из крайних столиков. Эрни огляделся и, убедившись, что на него никто не смотрит, задрал майку. Кошмарная роспись из разноцветных кровоподтеков — желтых, багровых, лиловых и коричневых — покрывала его живот и грудь. Я никак не мог понять, откуда он взял силы выйти на работу после такой жуткой переделки.
— Эй, друг, ты уверен, что у тебя не переломаны ребра? — спросил я.
Мне стало не по себе. Синяк под глазом и царапина выглядели сущим пустяком по сравнению с этим натюрмортом. Я, конечно, видел немало школьных драк и в нескольких сам принимал участие, но на результаты серьезных побоев я смотрел впервые в жизни.
— Уверен, — махнул. — Мне повезло.
— Вижу, как тебе повезло.
Эрни больше ничего не рассказал, но я знал парня по имени Рэнди Тернер, который при этом присутствовал, и, когда начались занятия в школе, он сообщил мне кое-какие подробности происходившего. Он сказал, что Эрни мог бы получить гораздо худшие увечья, если бы с безумным отчаянием не кинулся снова на Реппертона.
По словам Рэнди, Эрни так набросился на Бадди Реппертона, точно дьявол всыпал ему красного перца в задницу. Его руки мелькали в воздухе, его кулаки были сразу всюду. Он орал, матерился и брызгал слюной. Я пробовал себе это представить, но не мог — единственной подходящей картиной было лишь то, как Эрни колотил руками по приборной доске моей машины, так что даже остались выбоины, и кричал, что он заставит их съесть это.
Он загнал Реппертона почти в другой конец гаража, разбил ему нос (скорее случайно, чем умышленно) и угодил кулаком прямо в горло Бадди, отчего тот стал кашлять и задыхаться, потеряв всякий интерес к немедленной расправе над Эрни.
Реппертон отвернулся, держась за горло и собираясь сблевать, и тогда Эрни влепил стальным мыском своего рабочего ботинка в его обтянутый джинсами зад. Бадди не устоял на ногах и упал, истекая кровью (так говорил Рэнди Тернер), а Эрни все наносил удары, попадавшие то в бок, то в локти, то в голову. Он забил бы насмерть этого сукиного сына, если бы неожиданно не появился Уилл Дарнелл и не закричал, что хватит ему дерьма, хватит дерьма, хватит дерьма.
— Эрни показалось, что драка была задумана заранее, — сказал я Рэнди. — Он говорит, что все было подстроено.
Рэнди пожал плечами.
— Может быть. Очень даже может быть. Во всяком случае, странно, что Дарнелл появился как раз тогда, когда Бадди уже выдыхался.
С десяток парней схватили Эрни и оттащили его. Сначала он вырывался из рук, матерился на них и кричал, что если Реппертон не заплатит за разбитую фару, то он убьет его. Затем он сник, все больше смущаясь и едва ли отдавая себе ясный отчет в том, как могло случиться, что Реппертон лежал на полу, а он все еще стоял на ногах. Наконец Реппертон поднялся, его майка была перепачкана грязью и кровью, еще сочившейся из разбитого носа. Он рыпнулся в сторону Эрни. Рэнди сказал, что это был ничего не значивший рывок, сделанный больше для вида. Несколько человек остановили его и увели в душевую. Дарнелл подошел к Эрни; не повышая своего скрипучего голоса, он велел отдать ключ от ящика с инструментами и убираться вон из гаража.
— Ради Иисуса, Эрни! Почему же ты не позвонил мне в ту субботу? Он вздохнул.
— Я был слишком подавлен случившимся. Мы покончили с пиццей, и я купил Эрни третью бутылку пепси. Эта штука убийственна для кожи, но незаменима во время депрессии.
— Я не знаю, выгнал ли он меня только на субботу или вообще навсегда, — проговорил Эрни по пути домой. — А ты как думаешь. Дэннис? Он меня выдворил, да?
— Ты же сказал, что он отобрал у тебя ключ от ящика с инструментами.
— Да, ты нрав. Меня еще ниоткуда не выдворяли. — Казалось, что он вот-вот заплачет.
— Все равно это гнилое место. Уилл Дарнелл — настоящая задница.
— Думаю, было бы глупо оставаться там, — произнес он. — Даже если Дарнелл разрешит мне вернуться, там будет Реппертон. Мне придется снова драться с ним…
Я хмыкнул и стал насвистывать тему из «Рокки»
— И ты можешь заткнуться, пока мы не въехали в какой-нибудь фонарный столб, — продолжал он. — Я бы снова избил его. Но дело в том, что он может прийти с монтировкой. И не думаю, что в этом случае Дарнелл остановит его.
Я не ответил, и Эрни, наверное, решил, что я согласен с ним, а я не был согласен. Я не верил, что его старый, проржавевший «плимут-фурия» мог быть главной целью. И если бы Реппертон вдруг почувствовал, что не может самостоятельно уничтожить главную цель, то он бы просто позвал на помощь своих дружков — Дона Ванденберга, Шатуна Уэлча и иже с ними: мальчики, прихватите с собой велосипедные цепи, у нас вечером будет одно дельце.
У меня мелькнула мысль, что они, пожалуй, могли убить его. Не просто извести, а по-настоящему убить. У ребят вроде них такое случается. Просто их развлечения заходят немножко дальше, чем обычно, и один ребенок оказывается мертвым. Иногда вы читаете об этом в газетах.
— ..ее?
— А? — Я совсем забыл о присутствии Эрни. — Мы подъезжали к его дому.
— Я спросил — у тебя есть какие-нибудь соображения о том, где бы я мог держать ее?
Машина, машина, машина. Больше он ни о чем не хотел говорить. Мне это начинало напоминать заезженную пластинку. Точно припев какой-то забытой песенки обрывался на полуслове и начинался сначала. Но что там было дальше? Я не мог вспомнить. А Эрни, если знал, то не подавал вида.
— Эрни, — сказал я. — По-моему, тебе следует побеспокоиться о более важных вещах, чем безопасное место для твоей машины. Я хочу знать, где ты собираешься найти безопасное место для себя?
— А? О чем ты говоришь?
— Я спрашиваю, что ты собираешься делать, если Бадди и его дружки решат свести с тобой счеты?
Его лицо неожиданно стало мудрым и проницательным — оно так быстро стало мудрым и проницательным, что мне стало страшно. Такие лица я видел по телевизору, когда мне было девять лет — лица с мудрым прищуром глаз, принадлежавшие солдатам, которые утопили в дерьме самую оснащенную и самую вооруженную армию в мире.
— Дэннис, — сказал он, — я сделаю все, что в моих силах.
— Разбил вдребезги, — сказал мне Эрни, оторвав взгляд от пиццы.
— Ох, Господи, что я наделал! — с преувеличенно трагическим выражением лица воскликнул Бадди Реппертон. — Ну извини и-и-и…
Но продолжить ему не удалось. Нападение на Кристину сделало то, что не смогло бы сделать нападение на самого Эрни, — оно вызвало отпор, Эрни обошел «плимут», стиснул кулаки и слепо ринулся вперед. В какой-нибудь книжке или в фильме он, наверное, ударил бы в челюсть Реппертона при счете раз, а при счете десять уложил бы его на пол.
В жизни подобные штуки не проходят. Эрни не попал в подбородок Реппертона. Вместо этого он угодил в его руку, выбив пакетик с земляными орешками и расплескав кока-колу по лицу и рубашке Бадди.
— Ну ладно, козел вонючий! — вскричал Бадди. Похоже он растерялся, что было довольно забавно.
— Получай! — Сжав монтировку, он двинулся на Эрни.
К ним подбежали несколько человек, один из них велел Реппертону оставить монтировку и драться честно. Бадди отбросил ее в сторону и приступил к расправе.
— Дарнелл не пытался остановить его? — спросил я у Эрни.
— Его там не было, Дэннис. Он исчез минут за пятнадцать до того, как все началось. Будто заранее знал о том, что произойдет.
Эрни сказал, что почти сразу получил большинство своих украшений. Синяк под глазом остался после первого же удара кулаком; царапина на лице (сделанная перстнем, который Реппертон купил года два назад) появилась следом.
— Плюс целый набор других ушибов, — добавил он.
— Каких других ушибов?
Мы сидели за одним из крайних столиков. Эрни огляделся и, убедившись, что на него никто не смотрит, задрал майку. Кошмарная роспись из разноцветных кровоподтеков — желтых, багровых, лиловых и коричневых — покрывала его живот и грудь. Я никак не мог понять, откуда он взял силы выйти на работу после такой жуткой переделки.
— Эй, друг, ты уверен, что у тебя не переломаны ребра? — спросил я.
Мне стало не по себе. Синяк под глазом и царапина выглядели сущим пустяком по сравнению с этим натюрмортом. Я, конечно, видел немало школьных драк и в нескольких сам принимал участие, но на результаты серьезных побоев я смотрел впервые в жизни.
— Уверен, — махнул. — Мне повезло.
— Вижу, как тебе повезло.
Эрни больше ничего не рассказал, но я знал парня по имени Рэнди Тернер, который при этом присутствовал, и, когда начались занятия в школе, он сообщил мне кое-какие подробности происходившего. Он сказал, что Эрни мог бы получить гораздо худшие увечья, если бы с безумным отчаянием не кинулся снова на Реппертона.
По словам Рэнди, Эрни так набросился на Бадди Реппертона, точно дьявол всыпал ему красного перца в задницу. Его руки мелькали в воздухе, его кулаки были сразу всюду. Он орал, матерился и брызгал слюной. Я пробовал себе это представить, но не мог — единственной подходящей картиной было лишь то, как Эрни колотил руками по приборной доске моей машины, так что даже остались выбоины, и кричал, что он заставит их съесть это.
Он загнал Реппертона почти в другой конец гаража, разбил ему нос (скорее случайно, чем умышленно) и угодил кулаком прямо в горло Бадди, отчего тот стал кашлять и задыхаться, потеряв всякий интерес к немедленной расправе над Эрни.
Реппертон отвернулся, держась за горло и собираясь сблевать, и тогда Эрни влепил стальным мыском своего рабочего ботинка в его обтянутый джинсами зад. Бадди не устоял на ногах и упал, истекая кровью (так говорил Рэнди Тернер), а Эрни все наносил удары, попадавшие то в бок, то в локти, то в голову. Он забил бы насмерть этого сукиного сына, если бы неожиданно не появился Уилл Дарнелл и не закричал, что хватит ему дерьма, хватит дерьма, хватит дерьма.
— Эрни показалось, что драка была задумана заранее, — сказал я Рэнди. — Он говорит, что все было подстроено.
Рэнди пожал плечами.
— Может быть. Очень даже может быть. Во всяком случае, странно, что Дарнелл появился как раз тогда, когда Бадди уже выдыхался.
С десяток парней схватили Эрни и оттащили его. Сначала он вырывался из рук, матерился на них и кричал, что если Реппертон не заплатит за разбитую фару, то он убьет его. Затем он сник, все больше смущаясь и едва ли отдавая себе ясный отчет в том, как могло случиться, что Реппертон лежал на полу, а он все еще стоял на ногах. Наконец Реппертон поднялся, его майка была перепачкана грязью и кровью, еще сочившейся из разбитого носа. Он рыпнулся в сторону Эрни. Рэнди сказал, что это был ничего не значивший рывок, сделанный больше для вида. Несколько человек остановили его и увели в душевую. Дарнелл подошел к Эрни; не повышая своего скрипучего голоса, он велел отдать ключ от ящика с инструментами и убираться вон из гаража.
— Ради Иисуса, Эрни! Почему же ты не позвонил мне в ту субботу? Он вздохнул.
— Я был слишком подавлен случившимся. Мы покончили с пиццей, и я купил Эрни третью бутылку пепси. Эта штука убийственна для кожи, но незаменима во время депрессии.
— Я не знаю, выгнал ли он меня только на субботу или вообще навсегда, — проговорил Эрни по пути домой. — А ты как думаешь. Дэннис? Он меня выдворил, да?
— Ты же сказал, что он отобрал у тебя ключ от ящика с инструментами.
— Да, ты нрав. Меня еще ниоткуда не выдворяли. — Казалось, что он вот-вот заплачет.
— Все равно это гнилое место. Уилл Дарнелл — настоящая задница.
— Думаю, было бы глупо оставаться там, — произнес он. — Даже если Дарнелл разрешит мне вернуться, там будет Реппертон. Мне придется снова драться с ним…
Я хмыкнул и стал насвистывать тему из «Рокки»
— И ты можешь заткнуться, пока мы не въехали в какой-нибудь фонарный столб, — продолжал он. — Я бы снова избил его. Но дело в том, что он может прийти с монтировкой. И не думаю, что в этом случае Дарнелл остановит его.
Я не ответил, и Эрни, наверное, решил, что я согласен с ним, а я не был согласен. Я не верил, что его старый, проржавевший «плимут-фурия» мог быть главной целью. И если бы Реппертон вдруг почувствовал, что не может самостоятельно уничтожить главную цель, то он бы просто позвал на помощь своих дружков — Дона Ванденберга, Шатуна Уэлча и иже с ними: мальчики, прихватите с собой велосипедные цепи, у нас вечером будет одно дельце.
У меня мелькнула мысль, что они, пожалуй, могли убить его. Не просто извести, а по-настоящему убить. У ребят вроде них такое случается. Просто их развлечения заходят немножко дальше, чем обычно, и один ребенок оказывается мертвым. Иногда вы читаете об этом в газетах.
— ..ее?
— А? — Я совсем забыл о присутствии Эрни. — Мы подъезжали к его дому.
— Я спросил — у тебя есть какие-нибудь соображения о том, где бы я мог держать ее?
Машина, машина, машина. Больше он ни о чем не хотел говорить. Мне это начинало напоминать заезженную пластинку. Точно припев какой-то забытой песенки обрывался на полуслове и начинался сначала. Но что там было дальше? Я не мог вспомнить. А Эрни, если знал, то не подавал вида.
— Эрни, — сказал я. — По-моему, тебе следует побеспокоиться о более важных вещах, чем безопасное место для твоей машины. Я хочу знать, где ты собираешься найти безопасное место для себя?
— А? О чем ты говоришь?
— Я спрашиваю, что ты собираешься делать, если Бадди и его дружки решат свести с тобой счеты?
Его лицо неожиданно стало мудрым и проницательным — оно так быстро стало мудрым и проницательным, что мне стало страшно. Такие лица я видел по телевизору, когда мне было девять лет — лица с мудрым прищуром глаз, принадлежавшие солдатам, которые утопили в дерьме самую оснащенную и самую вооруженную армию в мире.
— Дэннис, — сказал он, — я сделаю все, что в моих силах.
10. ЛЕБЭЙ УХОДИТ
Как раз на экраны вышла киноверсия «Подонков», и в тот вечер я повел на нее свою первую подругу. Мне фильм показался глупым. Моей подруге он понравился. Я сидел и смотрел, как совершенно нереальные тинэйджеры пели и танцевали (если уж говорить о чем-то более или менее похожем на реальных тинэйджеров, то я бы назвал несколько фрагментов из «Джунглей на классной доске»), а мои мысли витали довольно далеко. И вдруг меня озарило, как иногда бывает, когда вы не думаете ни о чем определенном.
Я извинился и пошел в фойе, к телефону-автомату. Мне не хотелось ждать до конца сеанса, потому что у меня появилась одна замечательная идея. Эрни должен был одобрить ее.
Он сам снял трубку:
— Алло?
— Эрни, это Дэннис.
— Да, Дэннис.
Его голос был таким ровным, что я даже немного испугался.
— Эрни? С тобой все в порядке?
— Да. Я думал, ты с Розанной пошел в кино.
— Отсюда и звоню.
— Должно быть, ты в восторге от фильма, — сказал Эрни. Его голос был таким же ровным-ровным и мрачным.
— Розанне он кажется бесподобным. Я думал, что услышу его смех, но в трубке было только терпеливое, выжидательное молчание.
— Послушай, — проговорил я. — Я нашел ответ — Ответ?
— Он самый, — сказал я. — Лебэй. Лебэй — это ответ.
— Ле… — начал он странным высоким голосом.., а затем снова наступило молчание.
Мной начал овладевать страх. Я еще никогда не знал его таким спокойным.
— Ну, да, — пробормотал я. — У Лебэя есть гараж, а у меня появилась идея, что он съест даже сандвич с дохлой крысой, если ему заплатить за это достаточную сумму. Если ты к нему подкатишь и предложишь, скажем, шестнадцать или семнадцать баксов в неделю…
— Очень забавно, Дэннис. — В его голосе звучала холодная ненависть — Эрни, ты не…
Послышались короткие гудки.
Некоторое время я стоял, глядя на телефон и гадая, что бы могло случиться с Эрни. Какие-то новые неприятности от его родителей? Или, может, он вернулся к Дарнеллу и нашел новые повреждения у своей машины? Или…
Неожиданная интуитивная догадка — почти уверенность — вывела меня из оцепенения. Повесив трубку на рычаг, я сделал несколько шагов к окошку билетерши и спросил, есть ли у нее сегодняшняя газета. Белокурая девушка наконец выудила ее из сумки с пачками кукурузных хлопьев и стала наблюдать, как я перелистывал те разделы в самом конце, где обычно печатаются некрологи. Полагаю, она хотела убедиться, что я не порву ее на мелкие клочки и не съем их.
Там ничего не было — по крайней мере мне так сначала показалось. Затем я перевернул страницу и увидел заголовок: ВЕТЕРАН ЛИБЕРТИВИЛЛА УМЕР В ВОЗРАСТЕ 71 ГОДА. Под ним была фотография Ролланда Д.Лебэя в армейской униформе, выглядевшего лет на двадцать моложе и значительно жизнерадостнее, чем тогда, когда мы с Эрни познакомились с ним. Далее следовало короткое сообщение. Лебэй умер внезапно, это случилось в субботу после полудня. При кончине присутствовали его брат Джордж и сестра Марся. Похороны были назначены на вторник, на два часа дня.
Внезапно.
В некрологах всегда есть такие слова: «после долгой болезни», «после непродолжительной болезни» или «внезапно». «Внезапно» может означать инфаркт и удар электрическим током в ванной. Я вспомнил, как дал Элли подержать музыкальную шкатулку с сюрпризом, когда сестренке исполнилось годика три. Она была почти младенцем. Я держал ручку от этой шкатулки вроде дирижерской палочки. Раз-два-три… Совсем неплохо, зрители довольны. И вдруг — ха-ха! Выскакивает попрыгунчик с огромным безобразным носом и чуть не ударяет ее в глаз. Элли с криком убегает к маме, а я остаюсь на месте и смотрю, как улыбающийся болванчик кланяется вперед-назад, зная, что я заслужил свой испуг — я знал, что он испугает ее, выпрыгнув из безмятежной музыки и нарушив ее своей безобразной физиономией.
Я отдал газету обратно и остался стоять на том же месте, безучастно разглядывая афиши с подписью: СМОТРИТЕ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ.
В субботу после полудня.
Внезапно.
Забавно, как порой складываются дела. Моя гениальная идея состояла в том, что Эрни мог поставить машину туда, откуда взял ее: пожалуй, он мог заплатить Лебэю за стоянку. Но вышло так, что тот умер. И умер в тот же день, когда Эрни схватился с Бадди Реппертоном — в тот же день, когда Бадди разбил переднюю фару Кристины.
Неожиданно я почему-то представил, как Бадди Реппертон с размаху опускает монтировку, и в тот же самый момент Лебэй хватается за окровавленный глаз и умирает, внезапно, очень внезапно…
Не сходи с ума, Дэннис, — упрекнул я себя. — Брось, не сходи…
А затем какой-то голос в глубине моих мыслей, в самом их центре прошептал: «Ну, приятель, давай прокатимся», — и наступила тишина.
Девушка за окошком щелкнула жевательной резинкой и сказала:
— Ты пропустишь концовку фильма. Это его самая лучшая часть.
— Угу, спасибо.
Я двинулся к дверям в зрительный зал, а потом свернул к питьевому фонтанчику. У меня пересохло в горле.
Не успел я напиться, как открылись двери, и оттуда хлынула толпа людей. В темноте, над их качающимися головами плыли титры фильма. Вскоре вышла Розанна, поглядывая вокруг и разыскивая меня глазами. В ее сторону направлялось множество других взглядов, привлеченных ее наружностью и беспокойным поведением.
— Дэн-Дэн, — сказала она, взяв меня за руку. Когда тебя называют Дэн-Дэн, это не совсем плохо — гораздо хуже ослепнуть при пожаре или потерять ногу на войне, — но я редко прихожу в восторг от подобных изобретений. — Где ты был? Ты пропустил концовку. Это…
— Самая лучшая часть, — проговорил я вместе с ней. — Извини. У меня был естественный позыв. Он случился совершенно внезапно.
— Я расскажу тебе ее, если ты прогуляешься со мной по набережной, — сказала она, прижав мою руку к мягкой выпуклости своей майки. — Там все хорошо кончается, — добавила она. — Мне нравится, когда все хорошо кончается, а тебе, Дэннис?
— Мне тоже, — сказал я. Вероятно, мне следовало бы подумать о том, что обещала ее грудь, но я не мог отделаться от мыслей об Эрни.
Она не была пуста. За рулем застыл Ролланд Д.Лебэй. Его стеклянные глаза были открыты, но мертвы. При каждом рывке двигателя, от которых то и дело содрогался проржавевший корпус Кристины, он покачивался, как тряпичная кукла. Его покрытая струпьями голова кланялась в разные стороны.
Затем покрышки издали пронзительный визг, «плимут-фурия» рванулся из гаража прямо на меня, и, когда это случилось, сразу осыпалась вся ржавчина, ветровое стекло прояснилось, хром блеснул первобытной новизной, а старые, облезшие покрышки превратились в новехонькие бешено вращавшиеся черные воронки, каждая глубиной с Большой Каньон.
Она стремительно бросилась на меня, ослепив своими полными ненависти фарами, и, вытянув руки вперед в бесполезном и отчаянном жесте, я успел только подумать: фурия, бесконечная ярость…
Я не кричал. В ту ночь я сдержал крик в горле.
Едва сдержал.
Я сидел на постели, холодная лужа лунного света растекалась по складкам простыни, и у меня в голове билась одна-единственная мысль: «Умер внезапно».
В ту ночь мне не скоро удалось заснуть снова.
Я извинился и пошел в фойе, к телефону-автомату. Мне не хотелось ждать до конца сеанса, потому что у меня появилась одна замечательная идея. Эрни должен был одобрить ее.
Он сам снял трубку:
— Алло?
— Эрни, это Дэннис.
— Да, Дэннис.
Его голос был таким ровным, что я даже немного испугался.
— Эрни? С тобой все в порядке?
— Да. Я думал, ты с Розанной пошел в кино.
— Отсюда и звоню.
— Должно быть, ты в восторге от фильма, — сказал Эрни. Его голос был таким же ровным-ровным и мрачным.
— Розанне он кажется бесподобным. Я думал, что услышу его смех, но в трубке было только терпеливое, выжидательное молчание.
— Послушай, — проговорил я. — Я нашел ответ — Ответ?
— Он самый, — сказал я. — Лебэй. Лебэй — это ответ.
— Ле… — начал он странным высоким голосом.., а затем снова наступило молчание.
Мной начал овладевать страх. Я еще никогда не знал его таким спокойным.
— Ну, да, — пробормотал я. — У Лебэя есть гараж, а у меня появилась идея, что он съест даже сандвич с дохлой крысой, если ему заплатить за это достаточную сумму. Если ты к нему подкатишь и предложишь, скажем, шестнадцать или семнадцать баксов в неделю…
— Очень забавно, Дэннис. — В его голосе звучала холодная ненависть — Эрни, ты не…
Послышались короткие гудки.
Некоторое время я стоял, глядя на телефон и гадая, что бы могло случиться с Эрни. Какие-то новые неприятности от его родителей? Или, может, он вернулся к Дарнеллу и нашел новые повреждения у своей машины? Или…
Неожиданная интуитивная догадка — почти уверенность — вывела меня из оцепенения. Повесив трубку на рычаг, я сделал несколько шагов к окошку билетерши и спросил, есть ли у нее сегодняшняя газета. Белокурая девушка наконец выудила ее из сумки с пачками кукурузных хлопьев и стала наблюдать, как я перелистывал те разделы в самом конце, где обычно печатаются некрологи. Полагаю, она хотела убедиться, что я не порву ее на мелкие клочки и не съем их.
Там ничего не было — по крайней мере мне так сначала показалось. Затем я перевернул страницу и увидел заголовок: ВЕТЕРАН ЛИБЕРТИВИЛЛА УМЕР В ВОЗРАСТЕ 71 ГОДА. Под ним была фотография Ролланда Д.Лебэя в армейской униформе, выглядевшего лет на двадцать моложе и значительно жизнерадостнее, чем тогда, когда мы с Эрни познакомились с ним. Далее следовало короткое сообщение. Лебэй умер внезапно, это случилось в субботу после полудня. При кончине присутствовали его брат Джордж и сестра Марся. Похороны были назначены на вторник, на два часа дня.
Внезапно.
В некрологах всегда есть такие слова: «после долгой болезни», «после непродолжительной болезни» или «внезапно». «Внезапно» может означать инфаркт и удар электрическим током в ванной. Я вспомнил, как дал Элли подержать музыкальную шкатулку с сюрпризом, когда сестренке исполнилось годика три. Она была почти младенцем. Я держал ручку от этой шкатулки вроде дирижерской палочки. Раз-два-три… Совсем неплохо, зрители довольны. И вдруг — ха-ха! Выскакивает попрыгунчик с огромным безобразным носом и чуть не ударяет ее в глаз. Элли с криком убегает к маме, а я остаюсь на месте и смотрю, как улыбающийся болванчик кланяется вперед-назад, зная, что я заслужил свой испуг — я знал, что он испугает ее, выпрыгнув из безмятежной музыки и нарушив ее своей безобразной физиономией.
Я отдал газету обратно и остался стоять на том же месте, безучастно разглядывая афиши с подписью: СМОТРИТЕ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ.
В субботу после полудня.
Внезапно.
Забавно, как порой складываются дела. Моя гениальная идея состояла в том, что Эрни мог поставить машину туда, откуда взял ее: пожалуй, он мог заплатить Лебэю за стоянку. Но вышло так, что тот умер. И умер в тот же день, когда Эрни схватился с Бадди Реппертоном — в тот же день, когда Бадди разбил переднюю фару Кристины.
Неожиданно я почему-то представил, как Бадди Реппертон с размаху опускает монтировку, и в тот же самый момент Лебэй хватается за окровавленный глаз и умирает, внезапно, очень внезапно…
Не сходи с ума, Дэннис, — упрекнул я себя. — Брось, не сходи…
А затем какой-то голос в глубине моих мыслей, в самом их центре прошептал: «Ну, приятель, давай прокатимся», — и наступила тишина.
Девушка за окошком щелкнула жевательной резинкой и сказала:
— Ты пропустишь концовку фильма. Это его самая лучшая часть.
— Угу, спасибо.
Я двинулся к дверям в зрительный зал, а потом свернул к питьевому фонтанчику. У меня пересохло в горле.
Не успел я напиться, как открылись двери, и оттуда хлынула толпа людей. В темноте, над их качающимися головами плыли титры фильма. Вскоре вышла Розанна, поглядывая вокруг и разыскивая меня глазами. В ее сторону направлялось множество других взглядов, привлеченных ее наружностью и беспокойным поведением.
— Дэн-Дэн, — сказала она, взяв меня за руку. Когда тебя называют Дэн-Дэн, это не совсем плохо — гораздо хуже ослепнуть при пожаре или потерять ногу на войне, — но я редко прихожу в восторг от подобных изобретений. — Где ты был? Ты пропустил концовку. Это…
— Самая лучшая часть, — проговорил я вместе с ней. — Извини. У меня был естественный позыв. Он случился совершенно внезапно.
— Я расскажу тебе ее, если ты прогуляешься со мной по набережной, — сказала она, прижав мою руку к мягкой выпуклости своей майки. — Там все хорошо кончается, — добавила она. — Мне нравится, когда все хорошо кончается, а тебе, Дэннис?
— Мне тоже, — сказал я. Вероятно, мне следовало бы подумать о том, что обещала ее грудь, но я не мог отделаться от мыслей об Эрни.
***
В ту ночь мне снова приснился сон, только на этот раз Кристина была старой — даже нет, не просто старой, она была древней: такие массивные, неповоротливые механизмы иногда встречаются в музеях. Это Мертвые Машины. Иногда вам кажется, что они старей, чем пирамиды. Двигатель ревел, извергая синие облака выхлопных газов и задыхаясь в собственном дыме.Она не была пуста. За рулем застыл Ролланд Д.Лебэй. Его стеклянные глаза были открыты, но мертвы. При каждом рывке двигателя, от которых то и дело содрогался проржавевший корпус Кристины, он покачивался, как тряпичная кукла. Его покрытая струпьями голова кланялась в разные стороны.
Затем покрышки издали пронзительный визг, «плимут-фурия» рванулся из гаража прямо на меня, и, когда это случилось, сразу осыпалась вся ржавчина, ветровое стекло прояснилось, хром блеснул первобытной новизной, а старые, облезшие покрышки превратились в новехонькие бешено вращавшиеся черные воронки, каждая глубиной с Большой Каньон.
Она стремительно бросилась на меня, ослепив своими полными ненависти фарами, и, вытянув руки вперед в бесполезном и отчаянном жесте, я успел только подумать: фурия, бесконечная ярость…
***
Я проснулся.Я не кричал. В ту ночь я сдержал крик в горле.
Едва сдержал.
Я сидел на постели, холодная лужа лунного света растекалась по складкам простыни, и у меня в голове билась одна-единственная мысль: «Умер внезапно».
В ту ночь мне не скоро удалось заснуть снова.
11. ПОХОРОНЫ
Зашел к Брэду Джефрису, распределявшему работы на стройке, и спросил, разрешил ли он Эрни уйти после обеда?
— Я отпустил его на два часа. Он сказал, что ему нужно пойти на похороны, — ответил Брэд. Он снял очки и потер пальцами переносицу. — А почему бы тебе не спросить, кто вместо него будет делать его работу? Ведь вы оба уходите отсюда в конце недели.
— Брэд, мне нужно пойти вместе с ним.
— Да что это такое? Кто он, этот парень? Каннингейм сказал, что купил у него машину. Господи, вот уж не думал, что на похороны продавца подержанных автомобилей ходит хоть кто-нибудь, не считая родственников.
— Он не был продавцом подержанных автомобилей, он был просто парнем. У Эрни многое связано с ним. Брэд, мне бы следовало пойти вместе с Эрни.
Брэд вздохнул:
— Ладно. Ладно, ладно, ладно. Даю тебе время с часу до трех. Если только в четверг ты будешь работать без обеда и останешься здесь до шести часов.
— Конечно. Спасибо, Брэд.
— Я отмечу вас как обычно, — сказал Брэд. — Но если в фирме узнают об этом, то мне надерут задницу.
— Не узнают.
— Жалко терять вас, ребята, — сказал он. Это прозвучало как похвала на прощание.
— У нас было хорошее лето, Брэд.
— Что ж, я рад, если ты это понял, Дэннис. А теперь убирайся отсюда и дай мне дочитать газету.
Я повиновался.
Ровно в час я поднялся в домик для рабочих, находившийся рядом со строившейся эстакадой. Эрни был внутри. Его желтая каска висела на стене, а сам он одевал чистую сорочку.
Увидев меня, он вздрогнул.
— Дэннис? А ты что здесь собираешься делать?
— Собираться на похороны, — сказал я. — Так же, как и ты.
— Нет, — мгновенно отрезал он, и уже по одному этому слову, а не только по голосам Регины или Майкла, обычно отвечавших на телефонные звонки в субботние и воскресные дни, я понял, что он закрыл для меня свою жизнь и что это случилось точно так же, как умер Лебэй. Внезапно.
— Да, — сказал я. — Эрни, он мне снится, этот парень. Ты меня слышишь? Я вижу его во сне. С тобой или без тебя, но я пойду.
— Ты правда не шутил тогда?
— Когда?
— Когда позвонил мне из кинотеатра. Ты правда не знал, что он умер?
— О Господи! Ты думаешь, что такими вещами шутят?
— Нет, не думаю, — сказал он, но не сразу. Некоторое время у него ушло на то, чтобы все как следует взвесить. Ему казалось, что весь белый свет был против него. Не только Уилл Дарнелл или Бадди Реппертон, но, очевидно, и отец с матерью Но ведь никто из них не был сам по себе. Сама по себе была только машина.
— Он тебе снится?
— Да.
Он помолчал, о чем-то размышляя.
— В газете написано, что похороны буду! на Верхнем кладбище Либертивилла, — наконец не выдержал я. — Ты поедешь со мной или на автобусе?
— Я поеду с тобой.
— Вот и хорошо.
Когда служба закончилась, мужчина, которому с виду можно было дать лет шестьдесят с лишним, бросил горсть земли на гроб. Очевидно, он был братом Лебэя: сходство не бросалось в глаза, но все-таки наблюдалось. Мне показалось странным, что я не увидел его сестры: рядом с могилой вообще не было ни одной женщины.
Вскоре все они потянулись к выходу. Я повернулся к Эрни, но его рядом со мной не оказалось. Он стоял невдалеке, по его щекам текли слезы.
— Эрни, с тобой все в порядке? — спросил я.
Мне пришло в голову, что если не врали мои глаза, то среди прощавшихся ни один не плакал, и если бы Ролланд Д.Лебэй знал, что Эрни Каннингейм окажется единственным человеком, кто прольет слезы во время его краткой траурной церемонии на малоизвестном кладбище в Западной Пенсильвании, то он бы на пятьдесят баксов сбавил цену за свой дерьмовый автомобиль. И даже после этого Эрни пришлось бы заплатить долларов на сто пятьдесят больше, чем он стоил на самом деле. Он вытер слезы руками и хрипло произнес:
— Все прекрасно. Мне нужно подойти к его брату. Брат Лебэя стоял с флагом под мышкой и тихо переговаривался с двумя бывшими военными, с виду походившими на легионеров. Он был одет в костюм человека, давно забывшего о постоянном источнике доходов. Его брюки были вытянуты на коленях, пиджак поблескивал на локтях. Галстук был помят внизу, а на воротнике сорочки красовалась желтая полоса.
— Я отпустил его на два часа. Он сказал, что ему нужно пойти на похороны, — ответил Брэд. Он снял очки и потер пальцами переносицу. — А почему бы тебе не спросить, кто вместо него будет делать его работу? Ведь вы оба уходите отсюда в конце недели.
— Брэд, мне нужно пойти вместе с ним.
— Да что это такое? Кто он, этот парень? Каннингейм сказал, что купил у него машину. Господи, вот уж не думал, что на похороны продавца подержанных автомобилей ходит хоть кто-нибудь, не считая родственников.
— Он не был продавцом подержанных автомобилей, он был просто парнем. У Эрни многое связано с ним. Брэд, мне бы следовало пойти вместе с Эрни.
Брэд вздохнул:
— Ладно. Ладно, ладно, ладно. Даю тебе время с часу до трех. Если только в четверг ты будешь работать без обеда и останешься здесь до шести часов.
— Конечно. Спасибо, Брэд.
— Я отмечу вас как обычно, — сказал Брэд. — Но если в фирме узнают об этом, то мне надерут задницу.
— Не узнают.
— Жалко терять вас, ребята, — сказал он. Это прозвучало как похвала на прощание.
— У нас было хорошее лето, Брэд.
— Что ж, я рад, если ты это понял, Дэннис. А теперь убирайся отсюда и дай мне дочитать газету.
Я повиновался.
Ровно в час я поднялся в домик для рабочих, находившийся рядом со строившейся эстакадой. Эрни был внутри. Его желтая каска висела на стене, а сам он одевал чистую сорочку.
Увидев меня, он вздрогнул.
— Дэннис? А ты что здесь собираешься делать?
— Собираться на похороны, — сказал я. — Так же, как и ты.
— Нет, — мгновенно отрезал он, и уже по одному этому слову, а не только по голосам Регины или Майкла, обычно отвечавших на телефонные звонки в субботние и воскресные дни, я понял, что он закрыл для меня свою жизнь и что это случилось точно так же, как умер Лебэй. Внезапно.
— Да, — сказал я. — Эрни, он мне снится, этот парень. Ты меня слышишь? Я вижу его во сне. С тобой или без тебя, но я пойду.
— Ты правда не шутил тогда?
— Когда?
— Когда позвонил мне из кинотеатра. Ты правда не знал, что он умер?
— О Господи! Ты думаешь, что такими вещами шутят?
— Нет, не думаю, — сказал он, но не сразу. Некоторое время у него ушло на то, чтобы все как следует взвесить. Ему казалось, что весь белый свет был против него. Не только Уилл Дарнелл или Бадди Реппертон, но, очевидно, и отец с матерью Но ведь никто из них не был сам по себе. Сама по себе была только машина.
— Он тебе снится?
— Да.
Он помолчал, о чем-то размышляя.
— В газете написано, что похороны буду! на Верхнем кладбище Либертивилла, — наконец не выдержал я. — Ты поедешь со мной или на автобусе?
— Я поеду с тобой.
— Вот и хорошо.
***
Мы стояли на небольшом холме над местом траурной церемонии, не осмеливаясь и не желая приближаться к горстке людей, собравшихся у могилы. Некоторые из них были одеты в старую, но хорошо сохранившуюся военную форму. Каска Лебэя лежала на флаге, разостланном поперек длинного столика на колесах. Теплый августовский ветер доносил до нас слова проповедника: человек подобен траве, что вырастает, а затем скашивается, человек подобен бутону цветка, что раскрывается весной и увядает осенью, человек есть любовь и любит все преходящее.Когда служба закончилась, мужчина, которому с виду можно было дать лет шестьдесят с лишним, бросил горсть земли на гроб. Очевидно, он был братом Лебэя: сходство не бросалось в глаза, но все-таки наблюдалось. Мне показалось странным, что я не увидел его сестры: рядом с могилой вообще не было ни одной женщины.
Вскоре все они потянулись к выходу. Я повернулся к Эрни, но его рядом со мной не оказалось. Он стоял невдалеке, по его щекам текли слезы.
— Эрни, с тобой все в порядке? — спросил я.
Мне пришло в голову, что если не врали мои глаза, то среди прощавшихся ни один не плакал, и если бы Ролланд Д.Лебэй знал, что Эрни Каннингейм окажется единственным человеком, кто прольет слезы во время его краткой траурной церемонии на малоизвестном кладбище в Западной Пенсильвании, то он бы на пятьдесят баксов сбавил цену за свой дерьмовый автомобиль. И даже после этого Эрни пришлось бы заплатить долларов на сто пятьдесят больше, чем он стоил на самом деле. Он вытер слезы руками и хрипло произнес:
— Все прекрасно. Мне нужно подойти к его брату. Брат Лебэя стоял с флагом под мышкой и тихо переговаривался с двумя бывшими военными, с виду походившими на легионеров. Он был одет в костюм человека, давно забывшего о постоянном источнике доходов. Его брюки были вытянуты на коленях, пиджак поблескивал на локтях. Галстук был помят внизу, а на воротнике сорочки красовалась желтая полоса.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента