Кинг Стивен. Куджо

Стивен Кинг
Куджо

   «На страданья у них был наметанный глаз.
   Старые мастера, как точно они замечали,
   Где у человека болит, как это в нас,
   Когда кто-то ест, отворяет окно
   Или бродит в печали…»

Уистан Хью Оден. «В музее изящных искусств».

   «Как умирал мой старый пес,
   Я видел до конца;
   Как он от боли землю грыз
   У моего крыльца.
   Серебряной лопатой я
   Ему могилу рыл;
   На золотой цепи туда
   Его я опустил.
   И повторял, звено во тьму
   Спуская за звеном:
   «Прощай, мой старый верный пес,
   Ты был хорошим псом!»

 Народная песня.

   «Ну что ж, все в порядке».

 Профессор Вкусных Каш.

   Когда-то, не так давно, в маленьком городке Касл-Рок, Штат Мэн, появился монстр. Его жертвами стали официантка Альма Фречетт в 1970 году, женщина по имени Полина Тузейкер и ученица старших классов Черил Муди в 1971 году; девушка по имени Кэрол Данбаргер в 1974 году; учительница Этта Рингольд осенью 1975-го; и наконец, зимой того же года, девятилетняя Мэри Кэт Хендрасен.
   Это был не оборотень, не вампир, не невиданная тварь из колдовских лесов или заснеженных равнин — нет, это был всего-навсего полицейский по имени Фрэнк Додд, мучимый психическими и сексуальными комплексами. Его разоблачил некий Джон Смит с помощью своего рода магии, но еще до того, как его смогли арестовать, Фрэнк Додд убил себя. Может, это было и к лучшему.
   Это, конечно, вызвало в маленьком городе шок, но еще сильней было облегчение, вызванное тем, что монстр, убивший столько невинных людей, был мертв. В могиле Фрэнка Додда оказались зарыты все кошмары горожан.
   Но даже в наш просвещенный век, когда большинство родителей беспокоятся о психическом уроне, который они могут причинить своим детям, находились в Касл-Роке родители, пугавшие детей тем, что, если те будут вести себя плохо, к ним ночью придет Фрэнк Додд; Фрэнк Додд в блестящем черном дождевике, улыбающийся, с протянутыми к горлу жертвы руками.
   «Он там, — шептала бабушка под завывание ветра в каминной трубе. — Он там, и если ты будешь плохо себя вести, то увидишь его лицо в окошке, когда все уснут.., все, кроме тебя, и может быть, он глядит на тебя ночью из шкафа, со знаком „стоп“ в одной руке, с которым он переводил детей через дорогу и с бритвой, которой он убил себя, в другой.., так что тише, детка.., тес.., тес…»
   Но все же это кончилось. Остались ночные страхи и пустой дом Додда (его мать вскоре умерла от сердечного приступа), сразу же приобретший репутацию дома с привидениями — однако это были преходящие естественные следствия цепи бессмысленных убийств.
   Время шло. Пять лет.
   Монстр сгинул, монстр был мертв. Фрэнк Додд гнил в своем гробу.
   Но монстр не может умереть. Оборотень, вампир, неведомая тварь из леса. Он бессмертен.
   Он снова явился в Касл-Рок летом 1980-го.
   Четырехлетний Тэд Трентон проснулся в одну из майских ночей того года, когда ему захотелось в туалет. Он встал с кровати и, полусонный, поплелся к двери. Когда он, закончив свои дела, ложился опять, он и увидел кого-то у себя в шкафу.
   Этот «кто-то» был невысокого роста, с маленькой головкой, вздернутой над покатыми плечами. Глаза его мерцали, словно янтарные впадины — волк это был или человек? И эти глаза следили за мальчиком, когда он ложился, его волосы стояли дыбом, из его глотки вырывалось хриплое ледяное дыхание, дикие глаза, смеясь, обещали скорую смерть и крики, которых никто не услышит. Кто-то сидел в его шкафу.
   Он слышал хриплое ворчание и чувствовал сладковатый душок падали.
   Тэд Трентон закрыл глаза руками и закричал. В соседней комнате тревожный голос. Отец. Испуганный вскрик: «Что там?» Это мать. После звук шагов, почти бег. И в тот момент, когда они вошли, он выглянул из-за растопыренных пальцев и увидел, что тот, в шкафу, по-прежнему смотрит на него, и глаза его угрожают: «Ничего, вот когда они уйдут…»
   Зажегся свет. Вик и Донна Трентон подошли к его кровати, пораженные его бледным лицом и вытаращенными глазами, и мать произнесла — нет, скорее прошептала:
   — Вик, я говорила, что три хотдога — это слишком! И отец сел к нему на кровать, обнял его за плечи и спрашивал, что с ним такое.
   Тэд осмелился снова взглянуть в сторону шкафа. Монстр исчез. Вместо ненасытных глаз он увидел лишь две связки одеял и теплых вещей, которые Донна не собралась еще отнести на чердак. Перед ними стоял стол, на который Тэд забирался, когда ему требовалось достать что-нибудь с верхней полки. Вместо уродливой треугольной головы, вздернутой словно в удивлении, его глазам предстал игрушечный мишка, взгромоздившийся на одеяла. И его коричневые глаза-пуговки ласково глядели на Тэда вместо тех ужасных желтых глаз.
   — Что с тобой, Тэдди? — снова спросил отец.
   — Там был монстр! — выкрикнул Тэд. — У меня в шкафу! — и он зарыдал.
   Подсела и мать; они пытались успокоить его уже вдвоем. Обычный ритуал всех родителей. Они объясняли ему, что никаких монстров нет; что ему просто приснился страшный сон. Мама сказала, что тени могут иногда принимать странные очертания, но это не страшно; и папа подтвердил, что, конечно же, ничто в их мирном доме не может причинить ему вреда. Тэд кивнул, хотя и знал, что это не так.
   Отец объяснил, как он мог в темноте принять одеяла за плечи, а медвежонка — за голову монстра; и как отраженный свет из ванной превратил стеклянные глаза игрушки в жуткие глаза неведомой твари.
   — Вот, смотри, — сказал он. — Смотри как следует. Тэд стал смотреть Отец взял одеяла и задвинул их дальше в шкаф. Тэд слышал, как тихонько звякнули вешалки, говоря о чем-то на своем вешалковом языке. Это было смешно, и он даже улыбнулся. Мама заметила эту его улыбку и улыбнулась в ответ, с облегчением.
   Папа вылез из шкафа, взял медвежонка и дал его Тэду. Потом он закрыл дверцу и задвинул ее столом. Вернувшись к Тэду на кровать, он еще улыбался, но глаза его были серьезны.
   — Порядок, Тэд?
   — Да, — ответил Тэд, но потом проговорил, как бы с трудом. — Но он был там, папа. Я его видел. Правда.
   — Ты воображал его, Тэд, — сказал папа, потрепав Тэда по волосам большой, теплой рукой. — Монстров не бывает. Только в сказках и в твоем воображении.
   Он посмотрел на, мать и опять на отца — на их большие, дышащие любовью лица.
   — Правда?
   — Конечно, правда, — сказала мама. — Лучше сходи и сделай пи-пи, как хороший мальчик.
   — Я уже. Я от этого и проснулся.
   — Вот и хорошо.
   Тэда укрыли одеялом и поцеловали.
   И когда отец с матерью направились к двери, страх навалился на него, как холодная перина. Как безнадежное предчувствие смерти. «О, пожалуйста, — думал он, и больше ничего, только, — о, пожалуйста пожалуйста гюжа…»
   Должно быть, отец уловил эти его мысли, потому что он обернулся, держа руку на выключателе, и повторил:
   — Нет никаких монстров.
   — Нет, папа, — откликнулся Тэд, словно в свою очередь убеждал в этом отца. Монстров нет. Кроме одного у меня в шкафу.
   Свет погас.
   — Спокойной ночи, Тэд, — нежный голос матери долетел до него, и он готов был крикнуть: «Осторожнее, мама, они и теть едят! Во всех фильмах они утаскивают теть и едят их! Ну пожалуйста ну пожалуйста ну… — "
   Но они все равно ушли.
   И четырехлетний Тэд Трентон остался лежать в темноте на своей кровати, с одеялом, натянутым до подбородка. На одной стене у него висел Люк Небоход, на другой жизнерадостный бурундучок (сообщающий: «Если жизнь преподносит вам кислые лимоны, делайте из них лимонад!»), на третьей — вся команда из «Сезам-стрит»: Биг Берд, Берт, Эрни, Оскар и Гровер. Все это были добрые существа. Но они не могли защитить от ветра, завывавшего за окном и царапающего крышу. В эту ночь он больше не уснет.
   Но мало-помалу его нервы расслаблялись, подступило забытье…
   Как вдруг новый звук, ближе, чем свист ветра, разбудил его опять.
   Это скрипнула дверца шкафа.
   — Кхххххх…
   Тонкий скрип на такой высокой ноте, что его слышат только кошки и маленькие дети, проснувшиеся среди ночи.
   Дверца медленно приоткрывала из темноты свой мертвый зев дюйм за дюймом.
   Там опять был монстр. Там же, где и раньше. Он ухмылялся; его вздернутая голова поднималась над покатыми плечами; янтарные глаза все так же горели животной хитростью. «Я же говорил тебе, что они уйдут, — шептал он. — Они всегда уходят. И тогда я возвращаюсь. Мне нравится возвращаться. И ты мне нравишься, Тэд. Теперь я буду приходить каждую ночь, и каждую ночь стану подходить к тебе немного ближе.., пока однажды ночью ты не успеешь закричать, как услышишь мой голос прямо перед собой, и вот тогда я съем тебя, и ты будешь совсем мой».
   Тэд смотрел на существо в шкафу с оцепенением испуга. Он почти узнавал его, и это было хуже всего, он почти…
   «Ты узнал меня, Тэдди? Я давно уже здесь. Одно время меня звали Фрэнк Додд и я убивал теть и быть может, ел их. Я древний монстр, Тэд, я всегда на страже, и скоро приду и заберу тебя. Жди и смотри, как я подхожу к тебе ближе.., ближе…»
   Может быть, голос твари был только его собственным свистящим дыханием или воем ветра за окнами — это было неважно. Он слушал его, дрожа от ужаса, не в силах оторваться от зыбкого, ухмыляющегося лица. Он не уснет этой ночью, быть может, он не уснет уже никогда.
   Но чуть позже, где-то между двенадцатью и часом ночи, Тэд задремал опять — потому что он был маленьким и хотел спать. Он погрузился в беспокойный сон, в котором за ним охотились поросшие шерстью чудовища с острыми белыми зубами.
   В трубе продолжал завывать ветер. Белая весенняя луна поднялась высоко в небе. Где-то далеко, на бескрайней равнине или в чаще хвойных лесов, залаяла собака, и опять воцарилась тишина.
   А в шкафу Тэда Трентона кто-то с янтарными глазами продолжал бодрствовать.

***

   — Ты клал одеяла на место? — спросила Донна мужа следующим утром. Она стояла у плиты, разжаривая ветчину. Тэд в детской комнате смотрел «Наш новый зоопарк» и ел «Твинклс». «Твинклс» — кашу Шарпа — Трентоны получали бесплатно, как и все прочие каши Шарпа.
   — Ммм? — спросил Вик, погруженный в спортивный раздел газеты. Коренной Нью-Йоркец, он успешно противостоял чарам «Ред Соке», но был мазохистски рад, узнав о неудачном старте «Мете» в чемпионате.
   — Одеяла в шкафу у Тэда. Они опять там. Стол отодвинут, и дверца опять открылась, — она поставила сковородку с шипящей ветчиной на стол. — Ты их клал обратно?
   — Нет, — сказал флегматично Вик, переворачивая страницу. Я и так провонял нафталином.
   — Странно. Наверное, он сам их положил. Он наконец сложил газету и посмотрел на нее.
   — Ты о чем. Донна?
   — Помнишь его страшный сон?
   — Еще бы. Я думал, он умирает. Она кивнула.
   — Он решил, что вместо одеял у него в шкафу…
   — Бука, — сказал Вик, улыбнувшись.
   — Вот-вот. И ты дал ему медвежонка и отодвинул эти одеяла назад. Но утром, когда я зашла, они снова были на прежнем месте. В первый момент я подумала…
   — А я теперь признаю, что трех хотдогов оказалось слишком много, — сказал Вик, снова раскрывая газету.
   Позже, когда Вик уже уехал на работу, Донна спросила Тэда, зачем он положил одеяла обратно.
   Тэд поглядел на нее, и его обычно живое, веселое лицо вдруг сделалось бледным и застывшим, как у маленького старичка. Перед ним лежала книжка-раскраска «Звездные войны», которую он разрисовывал зеленым фломастером.
   — Я не клал.
   — Но Тэд, если ты не делал этого, и папа тоже, и я…
   — Это монстр, — сказал Тэд. — Тот, что сидит у меня в шкафу.
   Он опять вернулся к своему занятию.
   Она стояла над ним, немного испуганная. Он был слишком впечатлительным для своего возраста. Нужно вечером поговорить об этом с Виком. Как следует поговорить.
   — Тэд, помни, что сказал тебе папа, — произнесла она наконец. — В твоем шкафу никого нет.
   — Днем нет, — возразил он, улыбаясь ей так широко, что у нее сразу отлегло от сердца. Она нагнулась и поцеловала его в щеку.
   Она собиралась поговорить с Виком, но потом, пока Тэд был в садике, явился Стив Кемп, и она забыла об этом, и той ночью Тэд опять кричал, что у него в шкафу монстр.
   Дверца шкафа была приоткрыта, одеяла лежали на прежнем месте. На этот раз Вик отнес их на чердак и сложил там.
   — Все, Тэд, — сказал он, целуя сына. — Там ничего нет. Спи спокойно.
   Но Тэд еще долго не мог уснуть, и прежде, чем ему это удалось, дверца опять тихо скрипнула, ее мертвый зев приоткрыл мертвую черноту — черноту, где таилось нечто шерстистое, с острыми зубами, пахнущее кровью и гнилью.
   — Привет, Тэд, — прошептал монстр своим протухшим голосом, и луна заглянула в окошко, как белый, выпученный глаз мертвеца.

***

   Той весной самой старой из жителей Касл-Рока была Эвелин Чалмерс, которую старожилы называли тетя Эвви, а почтальон Джордж Мира — не иначе как «старая болтливая стерва». Джордж Мира доставлял ей почту, состоящую из каталогов, приложений к «Ридерс дайджест» и брошюрок Братства Христова, и выслушивал ее бесконечные монологи. «Единственное, что эта старая болтливая стерва говорит толкового, так это предсказания погоды», — говаривал Джордж своим приятелям, собираясь с ними у «Пьяного Тигра». Дурацкое имя для бара, но им оно нравилось, поскольку бар все равно был единственным в округе.
   Все соглашались с Джорджем. Тетя Эвви считалась старейшей жительницей Касл-Рока с тех пор, как столетний Арнольд Хиберт, который под конец впал в маразм, и беседовать с ним было все равно, что с пустой жестянкой из-под кошачьего супа, свалился с крыльца местного дома для престарелых и сломал шею.
   Тетя Эвви была уже почти такой же старой, как Арни Хиберт, и почти в таком же маразме, но в свои девяносто три она находила достаточно сил, чтобы ежедневно препираться с Джорджем Мирой, и оказалась достаточно сообразительной, чтобы не потерять свой дом, как Арни.
   И она неподражаемо предсказывала погоду. В городе все знали, что тетя Эвви никогда не ошибается относительно трех вещей: недели, когда нужно начинать сенокос, какая в этом году уродится черника, и какая будет погода.
   Однажды в этом июне она подковыляла к своему почтовому ящику (который, как подумал Джордж Мира, перейдет к Вину Мерченту, когда старой болтливой стервы не станет). Она изо всех сил прокричала приветствие (ее глухота, как это обычно бывает, заставляла ее думать, что все вокруг также глухи) и после прокаркала, что нынешнее лето будет самым жарким за последние тридцать лет. «И в начале, и в конце, — каркала Эвви в полуденной тишине. — Ив середине».
   — Правда? — спросил Джордж.
   — Что-о?
   — Я спрашиваю, это правда? — тете Эвви нужно было кричать в самое ухо.
   — Я поцелую свинью, если будет не так! — торжествующе прокаркала тетя Эвви. Пепел ее сигареты упал на плечо форменной блузы Джорджа, выстиранной только накануне; он безропотно стряхнул его. Тетя Эвви сунулась в окошко его машины — все лучше, чем вопить ему в ухо.
   — Все полевые мыши попрятались в подвалах! Томми Нодье видел у Моссунтик-Понд, как олень чешет свои рога! Трава под снегом осталась зеленой! Зеленой, Мира!
   — Неужели? — спросил Мира, поскольку нужно было что-то спросить. У него уже начинала болеть голова.
   — Что-о?
   — Неужели, тетя Эвви? — заорал Джордж Мира, брызнув слюной в лицо старухе.
   — Еще бы! — тетя Эвви кивнула в полном восторге. — И еще я видела прошлым вечером марево на горизонте. Плохой знак, Мира! Слишком рано наступает жара! Ох, многие умрут от жары этим летом!
   — Мне пора, тетя Эвви! — прокричал Джордж Мира. — Нужно отвезти телеграмму Стрингеру Болье!
   Тетя Эвви Чалмерс откинула голову и захихикала. Она хихикала, пока не закашлялась, роняя пепел на халат. Она выплюнула последний дюйм сигареты, и он лежал, дымясь, на асфальте, рядом с ее туфлей, черной как кухонная плита, и тесной, как корсет — туфлей старухи.
   Телеграмму французу Болье? Да он не сможет прочитать даже надпись на собственном памятнике!
   — Мне надо ехать, тетя Эвви! — сказал поспешно Джордж и нажал на газ.
   — Француз Болье — самый большой болван из всех, созданных богом! — прокаркала тетя Эвви в столбе пыли, оставленном машиной Джорджа.
   Она постояла возле почтового ящика, глядя ему вслед. Для нее почты не было, как почти всегда. Большинство из ее знакомых, умеющих писать, были уже мертвы. Она собиралась вскоре последовать за ними. Наступающее лето вызывало у нее мрачные предчувствия. Она могла говорить о мышах, прячущихся в подвалах, или о мареве на горизонте, но не говорила ни о жаре, встающей с полей, как чудовищный зверь со спутанной шерстью и красными глазами; ни о ее страшных снах; ни о беспричинных слезах, приходивших к ней по утрам, слезах которые не несли облегчения, а разъедали глаза, как пот. Она не говорила о ветре, несшем безумие и смерть.
   — Джордж Мира, ты — старый пердун, — произнесла тетя Эвви с мягким мэнским выговором, придающем словам одновременно ласковость и язвительность.
   Она медленно направилась назад к дому, по пути остановившись и поглядев на небо, еще окрашенное в нежные весенние тона. Но она чувствовала там будущую жару. Будущую смерть.

***

   За год до этого лета, когда старый «Ягуар» Вика Трентона начал издавать неприятный лязгающий звук где-то над левым передним колесом, именно Джордж Мира посоветовал ему обратиться в мастерскую Джо Кэмбера на окраине Касл-Рока. «Он очень странно делает такие дела, — говорил он Вику тогда стоя с ним у почтового ящика. — Говорит, что ничего не выйдет, потом все делает как надо, и ты же оказываешься виноватым». Вик еще долго размышлял, правильно ли он понял почтальона, или это какая-то мэнская шутка.
   Все же он позвонил Кэмберу, и однажды в июле (гораздо менее жарком, чем следующий) они все вместе — он. Донна и Тэд — отправились туда. Дважды Вику приходилось останавливаться и спрашивать дорогу, и с тех пор он звал эти места не иначе, как Восточная Глушь.
   Пока он заезжал во двор к Кэмберам, переднее колесо лязгало еще сильнее, чем раньше. Трехлетний тогда Тэд сидел на коленях у Донны и улыбался, его всегда веселили поездки на папиной машине.
   Во дворе они увидели мальчика лет восьми-девяти, бьющего по мячу старой бейсбольной битой. Мяч отлетал в сторону, стукался о стену сарая, где, как решил Вик, и размещался гараж мистера Кэмбера, и возвращался обратно.
   — Добрый день, — сказал мальчик. — Вы мистер Трентон?
   — Точно, — ответил Вик.
   — Сейчас позову папу, — сказал мальчик и исчез в сарае.
   Все трое Трентонов вылезли, и Вик без особого оптимизма поднял крышку и уставился на проклятое колесо.
   Быть может, ему придется еще тащить машину в Портленд. Не похоже, что ему здесь помогут.
   Его раздумья прервала Донна, испуганно зовущая его. И потом:
   — О боже, Вик!
   Он быстро привстал и увидел громадного пса, показавшегося из сарая. В какой-то абсурдный момент он не мог понять, собака это или пони-уродец. Потом, когда пес окончательно вышел из темноты, он разглядел печальные глаза и понял, что перед ним сенбернар.
   Донна импульсивно сгребла в охапку Тэда и прижалась к машине, но Тэд бился в ее руках, пытаясь вырваться.
   — Ма, дай посмотреть собачку… Ма, дай собачку! Донна с опаской поглядела на Вика, который в ответ пожал плечами. Тут из сарая вышел тот же мальчик и потрепал пса по голове. Пес завилял необъятных размеров хвостом, и Тэд удвоил свои усилия.
   — Мэм, Вы можете его отпустить, — вежливо сказал мальчик. — Куджо любит детей. Он его не укусит, — и, обращаясь к Вику. — Папа сейчас придет. Он моет руки.
   — Хорошо, — сказал Вик. — Ну и пес у тебя, сынок. Ты уверен, что он не опасен?
   — Конечно, — согласился мальчик, но Вик все равно подошел поближе к жене с сыном. Куджо смотрел на них, подняв голову и медленно взмахивал хвостом.
   — Вик… — начала было Донна.
   — Все в порядке, — сказал Вик с некоторым сомнением. Казалось, пес мог проглотить Тэда в один присест.
   Тэд тоже застыл на мгновение. Они с псом глядели друг на друга.
   — Собачка? — вопросительно произнес Тэд.
   — Куджо, — уточнил сын Кэмбера, подходя к Тэду. — Его зовут Куджо.
   — Ку-уджо, — протянул Тэд, и пес подошел ближе и начал лизать ему лицо своим громадным языком. Тэд хихикал и пытался отвернуться. Потом он повернулся к отцу с матерью, собираясь подойти, но неожиданно споткнулся и упал. В следующий момент пес кинулся к нему одним неуловимым движением, и Вик, обнимающий жену за талию, почувствовал, как у нее перехватило дыхание. Он хотел бежать на помощь.., потом замер на месте.
   Зубы Куджо осторожно сомкнулись на спине рубашки Тэда. Он поднял мальчика — в тот момент Тэд походил на котенка в зубах мамы-кошки, — и поставил его на ноги.
   Тэд побежал к отцу с матерью.
   — Собачка! Па! Ма! Какая хорошая собачка! Сын Кэмбера наблюдал за этим со снисходительным одобрением, засунув руки в карманы.
   — Да, замечательный пес, — сказал Вик. Он успокоился, но сердце все еще билось учащенно. Ведь он едва не поверил, что сейчас сенбернар оторвет его сыну голову, как леденцовому зайцу.
   — Тэд, это сенбернар.
   — Сен.., бенар! — крикнул Тэд и побежал назад к Куджо, который теперь разлегся у входа в сарай, словно гора средних размеров.
   — Куджо! Ку-у-уджо! Донна опять забеспокоилась.
   — Вик, ты думаешь…
   Но Тэд уже подбежал к Куджо и обнял его. Теперь он мог заглянуть ему в глаза. Пес улыбался, его язык вывалился изо рта розовой тряпкой.
   — Я думаю, все прекрасно, — сказал Вик. Тэд сунул маленькую ручку в рот Куджо и копался там, как самый юный дантист. Это снова заставило Вика встревожиться, но скоро Тэд опять вернулся.
   — У собачки зубы, — сообщил он.
   — Ага, — согласился Вик — Много зубов. Он повернулся к мальчику, намереваясь спросить его, почему у собаки такое имя, но тут из гаража вышел сам Джо Кэмбер, вытирая руки о кусок ветоши.
   Вик был приятно удивлен тем, что Кэмбер оказался мастером своего дела. Пока они доехали в машине Вика до холма и обратно, он внимательно слушал лязгающий звук.
   — Передача полетела, — коротко высказался он. — Вам повезло, что он у вас еще ездит.
   — Можете поправить? — осведомился Вик.
   — Ага. Прямо сейчас, если вы подождете пару часиков.
   — Конечно, подождем, — Вик оглянулся в поисках Тэда и пса. Тэд завладел бейсбольным мячом сына Кэмбера и зашвырнул его как можно дальше (впрочем, не так уж далеко). Сенбернар покорно притащил мяч назад, порядком обслюнявив его по пути.
   — Ваш пес здорово развеселил моего сына.
   — Куджо любит детей, — сказал Кэмбер. — Хотите загнать машину в сарай, мистер Трентон?
   «Доктор примет вас там», — подумал Вик, садясь за руль. Вся работа заняла полтора часа, и плата, которую запросил Кэмбер, оказалась вполне приемлемой.
   Тэд бегал вокруг, бесконечно повторяя имя собаки:
   — Куджо… Ку-у-уджо.., эй, Куджо!
   Прежде чем они уехали, сын Кэмбера (выяснилось, что его зовут Бретт) даже усадил Тэда Куджо на спину и поддерживал его, пока пес послушно ходил взад-вперед по тропинке. Когда он проходил мимо, Вик поймал его взгляд.., и ему показалось, что Куджо улыбается.

***

   Всего за три дня до разговора на повышенных тонах между Джорджем Мирой и старой Эвви Чалмерс, маленькая девочка возраста Тэда Трентона встала из-за обеденного стола в Айова-Сити, штат Айова, и сказала:
   — Ма, что-то мне нехорошо. Я, наверное, заболела. Мать поглядела на нее без особого удивления. За два дня до того старший брат Марси пришел из школы с расстройством желудка. У него уже все прошло, но семья провела не самые приятные двое суток, наблюдая, как из Брока с обоих концов извергается все съеденное.
   — Ты уверена, детка? — спросила мать.
   — Ox, — простонала внезапно Марси и кинулась к двери, прижав обе руки к животу. Мать устремилась за ней, увидела, как она тянет на себя дверь ванной, и подумала: «Ну вот, опять все сначала».
   Когда она услышала из ванной звуки рвоты, в уме у нее уже прокручивался план действий: в постель, жидкая пища, горшок, книжки. Попросить Брока перенести к ней в комнату телевизор, когда…
   Она заглянула в ванную, и эти мысли мгновенно исчезли.
   Унитаз, куда стошнило ее четырехлетнюю дочь, был полон крови; кровь забрызгала эмалированные стенки и кафель вокруг.
   — О, мама, мне плохо…
   Дочь повернулась, ее дочь повернулась, и вокруг рта у нее была кровь, и на подбородке, и на голубом воротничке блузки, кровь, о Господи Иисусе, Иосиф и Мария, как много крови…
   — Ма…
   И ее дочь опять стошнило вязкой кровавой массой, и тогда мать схватила Марсию в охапку и вместе с ней бросилась к телефону вызывать «скорую помощь».

***

   Куджо знал, что он чересчур стар, чтобы гоняться за кроликами.
   Он совсем не был стар, даже для собаки. Но в свои пять лет он уже давно не был щенком, который может без устали гоняться по лесам и полям даже за мотыльком. В свои пять лет он достиг, как сказали бы о женщине, среднего возраста.
   Но шестнадцатого июня так грело солнце, и роса еще не высохла. Жара, которую предсказывала тетя Эвви, уже наступила, и к двум часам Куджо будет лежать в тени во дворе (или в сарае, если Хозяин позовет его туда, когда напьется — а в последнее время это случалось все чаще), спасаясь от зноя. Но это будет позже.
   А сейчас он увидел кролика, большого, толстого, с бурой шерстью, который даже не подозревал о его присутствии. Ветер дул в другую сторону.
   Куджо стал подкрадываться к кролику скорее из спортивного интереса, чем от голода. Кролик безмятежно угощался клевером, уже подсохшим на солнце за последний месяц. Если бы он заметил Куджо раньше, он успел бы убежать. Но это случилось только, когда между ними было не больше пятнадцати ярдов. Какой-то момент кролик не двигался, превратившись в скульптуру кролика с комично вытаращенными бусинками глаз. Потом он пустился наутек.