Страница:
— Вот если бы и в школе так! — сказал Бобби. Он вспомнил про стихотворение Ралфа Уолдо Эмерсона, которое они должны были выучить наизусть. Оно начиналось: “Где над потоком изогнулся деревянный ветхий мост”. Эс-Джей называл поэта Ральф Балда Эмерсуп.
— Школа — другое дело. — Они сидели за кухонным столом Теда, глядя на задний двор, где все цвело. Баузер, пес миссис О'Хара, оглашал мягкий весенний воздух нескончаемым “руф-руф-руф”. Тед курил “честерфилдку”. — И, кстати, о школе: эту книгу туда с собой не бери. В ней есть вещи, которые твоя учительница наверняка сочтет не подходящим для тебя чтением. И начнется фантасмагория.
— Чего-чего?
— Скандал. А если у тебя будут неприятности в школе, они будут у тебя и дома. А твоя мать… — Рука с сигаретой начертила в воздухе маленький зигзаг, и Бобби сразу его понял: “Твоя мать мне не доверяет”.
Бобби вспомнил, как Кэрол сказала, что Тед, может быть, прячется от кого-то, и вспомнил, как его мать сказала, что Кэрол все подмечает.
— А что в ней такого, что у меня могут быть неприятности? — Он посмотрел на “Повелителя мух”.
— Ничего, из-за чего стоит беситься, — сухо сказал Тед, раздавил сигарету в жестяной пепельнице, пошел к маленькому холодильничку и достал две бутылки шипучки. Там не было ни пива, ни вин — только рутбир, шипучка из корнеплодов и стеклянная бутылка сливок. — Ну, разговоры о том, чтобы загнать копье в задницу дикой свиньи, — вот самое плохое. Тем не менее есть взрослые, которые видят только деревья, а лес — никогда. Прочти первые двадцать страниц, Бобби, и ты не остановишься, обещаю тебе.
Тед поставил бутылки на стол, сдернул крышечки открывалкой, взял свою бутылку и чокнулся с бутылкой Бобби.
— За твоих друзей на острове.
— Каком острове?
Тед Бротиген улыбнулся и выстрелил из смятой пачки последнюю сигарету.
— Скоро узнаешь, — сказал он.
Книгу он дочитал в субботу, за неделю до окончания учебного года. Когда наступил полдень, а Бобби все еще оставался у себя в комнате, вместо того чтобы играть с друзьями, смотреть утренние субботние мультики и даже слушать “Веселые мелодии” с десяти до одиннадцати, мама заглянула к нему и велела, чтобы он перестал утыкаться носом в эту книгу, поскорее встал и пошел бы в парк или куда-нибудь еще.
— Где Салл? — спросила она.
— На Долхаус-сквер. Там концерт школьного оркестра. — Бобби смотрел на свою маму в дверях, на привычные вещи вокруг ошеломленным недоумевающим взглядом. Мир книги стал настолько живым, что этот — настоящий — выглядел теперь поддельным и тусклым.
— А твоя девочка? Позови ее с собой в парк.
— Кэрол — не моя девочка, мам.
— Ну, все равно. Господи, Бобби, я же не намекала, что вы с ней собираетесь бежать и пожениться.
— Она и еще девочки ночевали вчера у Анджи. Кэрол говорит, что они, когда ночуют друг у дружки, всю ночь не спят и кудахчут. Наверное, еще спят или завтракают, когда скоро пора обедать.
— Тогда пойди в парк один. Я из-за тебя изнервничалась. Когда телевизор в субботнее утро молчит, мне чудится, будто ты умер. , Она вошла в комнату и забрала книгу из его рук. Бобби словно в трансе смотрел, как она листает страницы, наугад читая абзац-другой. Что, если она наткнется на то место, где мальчики говорят о том, чтобы воткнуть копье в задницу свиньи? (Только они англичане, и вместо “задница” говорили “зад”, что для Бобби звучало еще похабнее.) Что она подумает? Он не знал. Всю свою жизнь они жили вместе, почти всегда только вдвоем, и он все-таки не мог предсказать, как она отнесется к тому или этому.
— Это та, которую тебе Бреттиген подарил?
— Угу.
— Как на день рождения?
— Угу.
— О чем она?
— Мальчики попали на необитаемый остров. Их теплоход потопили. По-моему, действие происходит вроде бы после Третьей мировой войны или еще когда-то. Тип, который ее написал, нигде прямо не указывает.
— Значит, это научная фантастика?
— Угу, — сказал Бобби. У него немножко помутилось в голове. Он подумал, что “Повелитель мух” настолько не похож на “Кольцо вокруг Солнца”, насколько это вообще возможно, но его мама ненавидела научную фантастику, и если что-то могло помешать ей и дальше угрожающе перелистывать книгу, то именно это.
Она отдала ему книгу и подошла к окну.
— Бобби?
Она не оглянулась на него — во всяком случае, сразу. На ней была старая рубашка и субботние брюки. Яркое полуденное солнце просвечивало рубашку насквозь. Ему были видны ее бока, и он вдруг заметил, до чего она худая. Будто забывает есть или еще почему-то.
— Что, мам?
— Мистер Бреттиген дарил тебе еще что-нибудь?
— Он БРОТИГЕН, мам.
Она нахмурилась на свое отражение в стекле.., хотя, наверное, нахмурилась она на его отражение.
— Не поправляй меня, Бобби-бой. Так дарил? Бобби взвесил. Несколько банок с соком, иногда бутерброд с тунцом или плюшка из пекарни, где работала мама Салла, но это же не подарки?
— Да нет, и с чего бы?
— Не знаю. Но ведь я не знаю, почему человек, с которым ты не успел познакомиться толком, вдруг дарит тебе что-то на день рождения. — Она вздохнула, скрестила руки под своими маленькими торчащими грудями и продолжала глядеть в окно Бобби. — Он сказал мне, что прежде работал в государственном учреждении в Хартфорде, а теперь ушел на покой. Он и тебе это говорил?
— Да, вроде бы. — Правду сказать, Тед никогда о своей прежней жизни ничего не говорил, а Бобби и в голову не пришло его расспрашивать.
— В каком государственном учреждении? Здравоохранение и социальные службы? Транспорт? Ревизорский отдел? Бобби помотал головой. Ревизорский — это еще что?
— Наверное, что-то по просвещению, — сказала она задумчиво. — Он разговаривает, будто бывший учитель. Верно?
— Угу.
— А чем он интересуется?
— Не знаю.
Ну, конечно, чтение — два из трех бумажных пакетов, так оскорбивших его мать, были набиты книжками в бумажных обложках и почти все не выглядели легонькими.
Тот факт, что Бобби не знал ничего о том, как новый жилец проводит свой досуг, ее, казалось, почему-то успокоил. Она пожала плечами, а когда заговорила, то словно бы не с Бобби, а сама с собой.
— Ерунда. Это всего лишь книга. Да к тому же в мягкой обложке.
— Он сказал, что у него, может, найдется для меня работа. Но пока еще ничего не предложил. Она молниеносно обернулась.
— Какую бы работу он тебе ни предложил, какое бы поручение ни дал, сначала расскажешь мне. Понял?
— Ну, понял. — Ее настойчивость удивила его и немножко встревожила.
— Обещай!
— Обещаю.
— По-настоящему обещай, Бобби.
Он покорно перекрестил грудь над сердцем и сказал;
— Обещаю моей матери именем Божьим. Обычно все этим исчерпывалось, но на этот раз ей словно бы было мало.
— А он когда-нибудь.., он когда-нибудь… — Тут она умолкла с непривычно растерянным видом. У ребят бывал такой вид, когда миссис Брэмуэлл вызывала их к доске подчеркивать существительные и глаголы, а они не могли.
— Что он когда-нибудь, мам?
— Не важно! — сердито отрезала она. — Убирайся отсюда, Бобби. Отправляйся в парк или в Стерлинг-Хаус, мне надоело смотреть на тебя.
"Так чего же ты пришла? — подумал он, но, конечно, вслух не сказал. — Я же не надоедал тебе, мам. Я тебе не надоедал”.
Бобби засунул “Повелителя мух” в задний карман и пошел к двери. Там он обернулся. Она по-прежнему стояла у окна, но теперь опять смотрела на него. В такие секунды он никогда не видел любви в ее глазах. В лучшем случае что-то вроде озабоченного интереса, а порой (но далеко не всегда) почти ласковость.
— Мам, а? — Он было хотел попросить пятьдесят центов. На них он купил бы стакан газировки и пару сосисок в закусочной “Колония”. Ему нравились тамошние сосиски в горячих булочках с чипсами и ломтиками маринованного огурца по краям.
Ее губы собрались как на шнурке, и он понял, что сегодня сосисок ему не есть.
— Не проси, Бобби. Даже и не мечтай (“Даже и не мечтай” — одно из ее постоянных присловий). Я на этой неделе получила тонну счетов, не меньше, так что убери из глаз долларовые знаки.
Не получала она тонны счетов, вот в чем было дело. На этой неделе не получала. Бобби видел и счет за электричество, и чек за квартплату в конверте с надписью “мр. Монтелеоне” еще в прошлую среду. И она не могла сослаться на то, что ему скоро понадобится новая одежда — ведь учебный год кончается, а не начинается, а за последнее время он денег не просил — только пять долларов — квартальный взнос в Стерлинг-Хаус, а она и из-за них озлилась, хотя знает, что они покрывают и бассейн, и бейсбол Волков и Львов плюс страховка. Будь это не его мама, он бы подумал, что она жмотничает. Но сказать ей он ничего не мог — заговоришь о деньгах, и она сразу упрется, а на любое возражение, когда речь идет о деньгах, хоть о самых пустяках, она начинает истерически кричать. И становится очень страшной.
— Все в порядке, мам, — улыбнулся Бобби. Она улыбнулась в ответ, а потом кивнула на банку с “Вело-фондом”.
— А почему бы тебе не занять оттуда чуточку? Побалуй себя. Я тебя не выдам, а ты потом вернешь.
Он удержал улыбку на губах, но с трудом. Как легко она это сказала, даже не подумав, в какую ярость пришла бы, если бы Бобби попробовал занять чуточку из денег за электричество или за телефон, или из тех, которые она откладывает на покупку своих “рабочих костюмов”, — для того, чтобы закусить в “Колонии” парой сосисок и, может быть, куском пирога “а ля мод” <Модный (фр.).>. Если бы весело сказать, что не выдаст ее, а она потом вернет. Да уж, конечно! И получить затрещину.
Последние сорок страниц заняли час, и на протяжении этого часа он не замечал ничего вокруг. Когда он наконец закрыл книжку, то увидел, что колени у него усыпаны чем-то вроде белых цветочков. Полно их было и у него в волосах — он даже не заметил, что сидел в метели яблоневых лепестков.
Он смахнул лепестки, глядя на площадку для игр: ребята там балансировали и качались и били по мячу, привязанному к столбу. Хохотали, гонялись друг за другом, валились на траву. Неужели вот такие ребята способны расхаживать нагишом и молиться разлагающейся свиной голове? До чего соблазнительно было отбросить все это, как выдумки взрослого, который не любит детей (Бобби знал, что таких очень много), но тут он посмотрел на песочницу и увидел, что сидящий в ней малыш рыдает так, будто у него сердце разрывается, а рядом сидит мальчишка постарше и беззаботно играет с самосвальчи-ком, который вырвал у своего приятеля.
А конец книги — счастливый или нет? Какой бы психованной такая мысль ни показалась ему месяц назад, Бобби не мог решить. Сколько книг он ни прочел за свою жизнь, он всегда знал, хороший у нее конец или плохой, счастливый или грустный. Тед наверняка знает. Он спросит у Теда.
Бобби все еще сидел на скамейке под яблонями, когда через четверть часа в парк влетел Салл и сразу его увидел.
— Вот ты где, старый сукин сын! — воскликнул Салл. — Я зашел к тебе, и твоя мама сказала, что ты либо тут, либо в Стерлинг-Хаусе. Так ты наконец дочитал эту книжку?
— Угу.
— Хорошая?
— Угу.
Эс-Джей мотнул головой.
— Мне еще ни разу не попадалась стоящая книжка, но поверю тебе на слово.
— Как концерт? Салл пожал плечами.
— Мы дудели, пока все не разошлись, так что прошло вроде бы неплохо — во всяком случае, для нас. И угадай, кто выиграл неделю в лагере “Виннивинья”?
Лагерь “Винни” для мальчиков и девочек, принадлежащий Ассоциации молодых христиан, находился на озере Джордж в лесах к северу от Мэнсфилда. Каждый год ХОК — Харвичский общественный комитет устраивал жеребьевку, и выигравший отправлялся туда на неделю.
Бобби стало завидно.
— Быть не может! Салл-Джон ухмыльнулся.
— Угу, приятель! Семьдесят фамилий в шляпе, то есть, может, и больше, а старый лысый сукин сын мистер Кафлин вытаскивает Джона Л. Салливана Младшего, Броуд-стрит, девяносто три. Мама чуть не обмочилась.
— Когда поедешь?
— Через две недели после начала каникул. Мама попробует взять на тогда же свой недельный отпуск, чтобы съездить повидать бабку с дедом в Висконсине. На Большом Сером Псе.
"Большим Каном” были летние каникулы, “Большим Шоу” был Эд Салливан по телику в воскресенье вечером, а “Большим Серым Псом” был, естественно, междугородный автобус “Грейхаунд” — серая гончая. Вокзал был чуть дальше по улице за “Эшеровским Ампиром” и закусочной “Колония”.
— А ты бы не хотел поехать с ней в Висконсин? — спросил Бобби, испытывая нехорошее желание чуточку испортить радость друга, которому так повезло.
— Неплохо бы, да только пострелять из лука в лагере интереснее. — Он обнял Бобби за плечи. — Жаль только, что ты со мной не поедешь, сукин ты читалыцик.
Теперь Бобби ощутил себя подлюгой. Он покосился на “Повелителя мух” и понял, что очень скоро перечитает его. Может, в начале августа, если все успеет надоесть (к августу так обычно и случалось, как ни трудно было поверить этому в мае). Потом он посмотрел на Салл-Джона, улыбнулся и обнял Эс-Джея за плечи.
— Везучий ты, мышонок!
— Зовите меня просто Микки, — согласился Салл-Джон. Они немного посидели на скамейке, обнявшись, в вихрях яблоневых лепестков, глядя, как играют малыши. Потом Салл сказал, что идет на дневной сеанс в “Ампире” и надо поторопиться, не то он опоздает к началу.
— Почему бы и тебе не пойти, Бобборино? “Черный скорпион” — куда ни обернешься, монстров не оберешься.
— Не могу. Я на мели, — сказал Бобби. Что было правдой (если, конечно, не считать семи долларов в “Велофонде”), но вообще сегодня ему в кино не хотелось, хотя он слышал, как в школе один парень говорил, что “Черный скорпион” — это класс: убивая людей, скорпионы протыкали их жалами насквозь и, кроме того, стерли Мехико в порошок.
А хотелось Бобби вернуться домой и обсудить с Тедом “Повелителя мух”.
— На мели, — грустно повторил Салл. — Печально, Джек. Я бы заплатил за тебя, да только у меня всего-навсего тридцать семь центов.
— Не парься. Э-эй, а где твой бо-ло? Салл погрустнел еще больше.
— Резинка лопнула. Вознесся в Бо-ло Рай, надо полагать. Бобби засмеялся. Бо-ло Рай — клевая идея!
— Купишь новый?
— Навряд ли. Я целюсь на набор для фокусника в “Вулворте”. Шестьдесят фокусов, если верить коробке. Знаешь, Бобби, а я бы стал фокусником, когда вырасту. Разъезжать с цирком, ходить в черном фраке и цилиндре. Я бы вытаскивал из цилиндра кроликов и дерьмо.
— Ну, кролики тебе насрут полный цилиндр, — сказал Бобби.
Салл ухмыльнулся.
— Уж я буду клевый сукин сын! Эх, здорово! Чем ни займусь. — Он встал. — Точно не пойдешь? Проскользнешь мимо Годзиллы, и все.
В “Ампир” на субботние сеансы приходили сотни ребят. Программа обычно состояла из художественного фильма, восьми-девяти мультфильмов, рекламы будущих фильмов и еще — киноновостей. Миссис Годлоу с ума сходила, пытаясь выстроить их в очередь и заставить заткнуться, не понимая, что днем в субботу даже дисциплинированных ребят невозможно принудить вести себя так, будто они в школе. Кроме того, ее терзала маниакальная уверенность, что десятки подростков старше двенадцати лет пытаются купить билеты для детей младшего возраста, и миссис Г., конечно, начала бы требовать метрики на дневных сеансах, как на двух фильмах с Брижит Бардо, если бы ей позволили. Не имея на то власти, она ограничивалась рявканьем “ВКАКОМГОДУРОДИЛСЯ?” на всякого, кто был выше пяти с половиной футов. Пока продолжалась эта заварушка, было очень просто проскользнуть мимо нее, а днем в субботу контролер в дверях не стоял. Однако сегодня гигантские скорпионы Бобби не влекли. Последнюю неделю он провел с монстрами пореалистичнее, причем многие из них, наверное, выглядели совсем как он.
— Не-а, — сказал Бобби, — поболтаюсь пока тут.
— Ладно. — Салл-Джон выковырял несколько лепестков из своих черных волос, потом с торжественной серьезностью посмотрел на Бобби. — Назови меня клевым сукиным сыном, Большой Боб.
— Салл, ты клевый сукин сын!
— Ага! — Салл-Джон взвился в воздух, молотя по нему кулаками. — Ага! Клевый сукин сын сегодня! Большой-пребольшой клевый сукин сын-фокусник завтра! Ого-го-го!
Бобби привалился к спинке скамейки и хохотал, вытянув ноги, поджав пальцы на них. Эс-Джей, когда давал себе волю, мог со смеху уморить.
Салл пошел было к воротам, потом обернулся.
— Знаешь что, приятель? Когда я входил в парк, то видел пару жутких типчиков.
— А что в них было жуткого?
Салл-Джон с недоумением помотал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Правда не знаю, — и зашагал к воротам, напевая “На вечеринке”. Одну из своих любимых. Бобби она тоже нравилась. “Денни и Мальчики” еще какие клевые!
Бобби открыл подаренную Тедом книжку (она теперь выглядела сильно замусоленной) и перечел две последние страницы, те, где наконец появляются взрослые. Снова задумался — счастливый или печальный? И Салл-Джон выскочил у него из головы. Позднее ему пришло в голову, что многое могло бы сложиться по-другому, упомяни Эс-Джей, что жуткие типчики, которых он видел, были в желтых плащах.
— Уильям Голдинг написал интересную вещь про эту книгу и, по-моему, о том, почему тебе так важно узнать про конец.., еще шипучки, Бобби?
Бобби мотнул головой и сказал “нет, спасибо”. Ему не так уж нравилась шипучка из корнеплодов, и чаще он пил ее из вежливости, когда бывал с Тедом. Они опять сидели за кухонным столом Теда, пес миссис О'Хара все еще лаял — насколько мог судить Бобби, Баузер никогда не умолкал, — а Тед все еще курил свои “честерфилдки”. Бобби, когда пришел из парка, заглянул к матери, увидел, что она спит у себя на кровати, и бросился на третий этаж спросить Теда про конец “Повелителя мух”.
Тед подошел к холодильнику.., и остался стоять там, положив руку на дверцу, глядя в пространство. Позднее Бобби предстояло сообразить, что это был первый раз, когда он ясно увидел, что с Тедом что-то не так, вернее, очень неладно и становится еще неладнее.
— Их сначала замечаешь обратной стороной глаз, — сказал он, будто продолжая разговор. Он говорил четко, Бобби разбирал каждое слово.
— Что замечаешь?
— Их сначала замечаешь обратной стороной глаз. — Все еще глядя в пространство, одной рукой сжимая ручку холодильника. И Бобби стало страшно. Будто в воздухе что-то было, что-то вроде цветочной пыльцы — у него защекотало в носу, зачесались тыльные стороны ладоней.
Потом Тед открыл холодильничек и нагнулся.
— Точно не хочешь? — спросил он. — А то холодненькая, в самый раз.
— Не.., нет, не нужно.
Тед вернулся к столу, и Бобби понял, что Тед либо хочет сделать вид, будто ничего не случилось, либо ничего не помнит. И еще он понял, что с Тедом сейчас все в порядке. Для Бобби этого было достаточно. Взрослых не поймешь. Иногда лучше просто не замечать того, что они вытворяют.
— Скажите, что он сказал про конец, мистер Голдинг?
— Насколько помню, что-то вроде: “Мальчиков спасла команда линейного крейсера, но кто спасет команду?” — Тед налил себе стакан шипучки, подождал, чтобы пена осела, и подлил в стакан еще. — Теперь понимаешь?
Бобби прикинул так и эдак, словно решал ребус. Черт, это и был ребус.
— Нет, — сказал он наконец. — Все равно не понимаю. Их не от чего было спасать — я про моряков в шлюпке, — потому что они ведь не были на острове. И еще… — Он подумал о малышах в песочнице: один ревет во весь голос, а дугой знай себе играет с отнятым самосвальчиком. — Моряки на крейсере ведь взрослые. А взрослые в спасении не нуждаются.
— Нет?
— Нет.
— Никогда?
Бобби вдруг вспомнил свою мать: какой она бывает из-за денег. Потом вспомнил, как проснулся ночью и вроде бы услышал, как она плачет. Он ничего не ответил.
— Ты поразмысли, — сказал Тед, сильно затянулся и выпустил клуб дыма. — Хорошие книги для того и пишутся, чтобы над ними потом размышляли.
— Ладно.
— “Повелитель мух” ведь не очень похож на “Мальчишек Харди”, верно?
Бобби на мгновение увидел очень ясно, как Фрэнк и Джо Харди бегут по джунглям с самодельными копьями, распевая, что убьют дикую свинью и воткнут копья ей в задницу. Он засмеялся, и когда Тед присоединился к его смеху, он понял, что навсегда покончил с Мальчишками Харди, Томом Свифтом, Риком Брентом и Бомбой — мальчиком из джунглей. “Повелитель мух” уничтожил их, и Бобби лишний раз обрадовался, что у него есть взрослая библиотечная карточка.
— Да уж! — ответил он.
— А хорошие книги не выдают все свои секреты сразу. Запомнишь?
— Да.
— Потрясающе! А теперь скажи мне, хочешь зарабатывать у меня по доллару в неделю?
Перемена темы была настолько внезапной, что на секунду Бобби запутался, но потом расплылся до ушей и сказал:
— Ух, черт! Само собой!
В мозгу у него бешено закружились цифры: Бобби все-таки преуспел в математике настолько, чтобы сосчитать, что доллар в неделю означает по меньшей мере пятнадцать баксов к сентябрю. А добавить их к тому, что уже накоплено, да плюс даже средний урожай бутылок по кустам, да подстричь пару-другую газонов по улице.., ух ты! В День Труда <Празднуется в США в первое воскресенье сентября.> он уже сможет прокатиться на “швинне”!
— А что мне нужно будет делать?
— Тут нам требуется соблюдать осторожность. Большую осторожность. — Тед замолк и о чем-то задумался — так долго, что Бобби испугался, как бы он снова не понес чушь об обратной стороне глаз. Но когда Тед поглядел на него, та странная пустота у него в глазах не появилась. Они были ясными, хотя и немножко виноватыми. — Я бы никогда не попросил моего друга — а особенно юного друга — лгать родителям, но тут я попрошу тебя заняться со мной небольшим отводом глаз. Ты знаешь, что это такое?
— Само собой. — Бобби подумал о Салле и его новом плане путешествовать с цирком, носить черный фрак и вытаскивать кроликов из шляпы. — Ну, как делают фокусники, чтобы дурачить зрителей.
— Если это выразить так, звучит ведь не особенно хорошо, верно?
Бобби покачал головой. Да, если убрать блестки и цветное освещение, звучало это совсем-совсем нехорошо.
Тед отхлебнул шипучки и вытер пену с верхней губы.
— Твоя мама, Бобби. Она не то чтобы очень меня недолюбливает — сказать так было бы, по-моему, несправедливо.., но я думаю, что она ПОЧТИ меня недолюбливает. Согласен?
— Вроде бы. Когда я ей сказал, что у вас может быть для меня работа, она чуть на стенку не полезла. Сказала, что я должен рассказать ей, что вы хотите, чтобы я делал, а тогда она скажет, можно мне или нет.
Тед Бротиген кивнул.
— По-моему, это все потому, что вы часть вещей привезли в бумажных пакетах. Я знаю, получается глупость какая-то, но другой причины вроде бы нету. — Он думал, что Тед засмеется, но тот только снова кивнул.
— Может, все только к этому и сводится. В любом случае, Бобби, я не хотел бы, чтобы ты ослушался мамы.
Очень даже хорошо, но Бобби Гарфилд не совсем ему поверил: если так, так зачем было говорить про отвод глаз?
— Скажи маме, что у меня глаза очень быстро устают. Это правда. — Словно в доказательство, Тед поднял правую руку и помассировал уголки глаз большим и указательным пальцами. — Скажи ей, что мне хотелось бы, чтобы ты каждый день читал мне статьи из газет, а за это я буду платить тебе доллар в неделю — монету, как выражается твой приятель Салл.
Бобби кивнул.., но бакс в неделю за то, чтобы читать про то, как Кеннеди проходит первичные выборы, и победит ли Флойд Паттерсон в июне или нет? Да еще, может, “Блонди” и “Дик Трейси” в придачу. Его мама или, может, мистер Бидермен в агентстве по продаже недвижимости и поверили бы, но только не Бобби.
Тед все еще протирал глаза, и его кисть нависала над узким носом, будто паук.
— А что еще? — спросил Бобби. Голос у него прозвучал странно, плоско, точно голос его мамы, когда он обещал прибрать свою комнату, а она заглядывала туда вечером и видела, что он еще не принимался за уборку. — А настоящая работа какая?
— Я хочу, чтобы ты кое-кого выглядывал, только и всего.
— А кого?
— Низких людей в желтых плащах. — Пальцы Теда все еще терли уголки его глаз. Бобби ждал, когда он перестанет, от этих движущихся пальцев ему становилось не по себе. Тед ощущает что-то по ту сторону глаз и оттого трет их и поглаживает? Что-то, что завладело его вниманием, нарушило обычно разумный и упорядоченный ход его мыслей.
— Школа — другое дело. — Они сидели за кухонным столом Теда, глядя на задний двор, где все цвело. Баузер, пес миссис О'Хара, оглашал мягкий весенний воздух нескончаемым “руф-руф-руф”. Тед курил “честерфилдку”. — И, кстати, о школе: эту книгу туда с собой не бери. В ней есть вещи, которые твоя учительница наверняка сочтет не подходящим для тебя чтением. И начнется фантасмагория.
— Чего-чего?
— Скандал. А если у тебя будут неприятности в школе, они будут у тебя и дома. А твоя мать… — Рука с сигаретой начертила в воздухе маленький зигзаг, и Бобби сразу его понял: “Твоя мать мне не доверяет”.
Бобби вспомнил, как Кэрол сказала, что Тед, может быть, прячется от кого-то, и вспомнил, как его мать сказала, что Кэрол все подмечает.
— А что в ней такого, что у меня могут быть неприятности? — Он посмотрел на “Повелителя мух”.
— Ничего, из-за чего стоит беситься, — сухо сказал Тед, раздавил сигарету в жестяной пепельнице, пошел к маленькому холодильничку и достал две бутылки шипучки. Там не было ни пива, ни вин — только рутбир, шипучка из корнеплодов и стеклянная бутылка сливок. — Ну, разговоры о том, чтобы загнать копье в задницу дикой свиньи, — вот самое плохое. Тем не менее есть взрослые, которые видят только деревья, а лес — никогда. Прочти первые двадцать страниц, Бобби, и ты не остановишься, обещаю тебе.
Тед поставил бутылки на стол, сдернул крышечки открывалкой, взял свою бутылку и чокнулся с бутылкой Бобби.
— За твоих друзей на острове.
— Каком острове?
Тед Бротиген улыбнулся и выстрелил из смятой пачки последнюю сигарету.
— Скоро узнаешь, — сказал он.
***
И Бобби узнал, и ему не понадобилось двадцати страниц, чтобы узнать, что “Повелитель мух” — клевая книга, может, самая лучшая из всех, которые он читал. На десятой странице он был заворожен, к двадцатой был полностью покорен. Он жил на острове с Ральфом, Джеком, Хрюшей и малышней. Он до дрожи боялся Зверя, который оказался разлагающимся трупом летчика, запутавшегося в своем парашюте; он следил сначала с огорчением, а потом с ужасом, как безобидные школьники превращались в свирепых дикарей и под конец устроили охоту на того из них, кто сумел сохранить остатки человечности.Книгу он дочитал в субботу, за неделю до окончания учебного года. Когда наступил полдень, а Бобби все еще оставался у себя в комнате, вместо того чтобы играть с друзьями, смотреть утренние субботние мультики и даже слушать “Веселые мелодии” с десяти до одиннадцати, мама заглянула к нему и велела, чтобы он перестал утыкаться носом в эту книгу, поскорее встал и пошел бы в парк или куда-нибудь еще.
— Где Салл? — спросила она.
— На Долхаус-сквер. Там концерт школьного оркестра. — Бобби смотрел на свою маму в дверях, на привычные вещи вокруг ошеломленным недоумевающим взглядом. Мир книги стал настолько живым, что этот — настоящий — выглядел теперь поддельным и тусклым.
— А твоя девочка? Позови ее с собой в парк.
— Кэрол — не моя девочка, мам.
— Ну, все равно. Господи, Бобби, я же не намекала, что вы с ней собираетесь бежать и пожениться.
— Она и еще девочки ночевали вчера у Анджи. Кэрол говорит, что они, когда ночуют друг у дружки, всю ночь не спят и кудахчут. Наверное, еще спят или завтракают, когда скоро пора обедать.
— Тогда пойди в парк один. Я из-за тебя изнервничалась. Когда телевизор в субботнее утро молчит, мне чудится, будто ты умер. , Она вошла в комнату и забрала книгу из его рук. Бобби словно в трансе смотрел, как она листает страницы, наугад читая абзац-другой. Что, если она наткнется на то место, где мальчики говорят о том, чтобы воткнуть копье в задницу свиньи? (Только они англичане, и вместо “задница” говорили “зад”, что для Бобби звучало еще похабнее.) Что она подумает? Он не знал. Всю свою жизнь они жили вместе, почти всегда только вдвоем, и он все-таки не мог предсказать, как она отнесется к тому или этому.
— Это та, которую тебе Бреттиген подарил?
— Угу.
— Как на день рождения?
— Угу.
— О чем она?
— Мальчики попали на необитаемый остров. Их теплоход потопили. По-моему, действие происходит вроде бы после Третьей мировой войны или еще когда-то. Тип, который ее написал, нигде прямо не указывает.
— Значит, это научная фантастика?
— Угу, — сказал Бобби. У него немножко помутилось в голове. Он подумал, что “Повелитель мух” настолько не похож на “Кольцо вокруг Солнца”, насколько это вообще возможно, но его мама ненавидела научную фантастику, и если что-то могло помешать ей и дальше угрожающе перелистывать книгу, то именно это.
Она отдала ему книгу и подошла к окну.
— Бобби?
Она не оглянулась на него — во всяком случае, сразу. На ней была старая рубашка и субботние брюки. Яркое полуденное солнце просвечивало рубашку насквозь. Ему были видны ее бока, и он вдруг заметил, до чего она худая. Будто забывает есть или еще почему-то.
— Что, мам?
— Мистер Бреттиген дарил тебе еще что-нибудь?
— Он БРОТИГЕН, мам.
Она нахмурилась на свое отражение в стекле.., хотя, наверное, нахмурилась она на его отражение.
— Не поправляй меня, Бобби-бой. Так дарил? Бобби взвесил. Несколько банок с соком, иногда бутерброд с тунцом или плюшка из пекарни, где работала мама Салла, но это же не подарки?
— Да нет, и с чего бы?
— Не знаю. Но ведь я не знаю, почему человек, с которым ты не успел познакомиться толком, вдруг дарит тебе что-то на день рождения. — Она вздохнула, скрестила руки под своими маленькими торчащими грудями и продолжала глядеть в окно Бобби. — Он сказал мне, что прежде работал в государственном учреждении в Хартфорде, а теперь ушел на покой. Он и тебе это говорил?
— Да, вроде бы. — Правду сказать, Тед никогда о своей прежней жизни ничего не говорил, а Бобби и в голову не пришло его расспрашивать.
— В каком государственном учреждении? Здравоохранение и социальные службы? Транспорт? Ревизорский отдел? Бобби помотал головой. Ревизорский — это еще что?
— Наверное, что-то по просвещению, — сказала она задумчиво. — Он разговаривает, будто бывший учитель. Верно?
— Угу.
— А чем он интересуется?
— Не знаю.
Ну, конечно, чтение — два из трех бумажных пакетов, так оскорбивших его мать, были набиты книжками в бумажных обложках и почти все не выглядели легонькими.
Тот факт, что Бобби не знал ничего о том, как новый жилец проводит свой досуг, ее, казалось, почему-то успокоил. Она пожала плечами, а когда заговорила, то словно бы не с Бобби, а сама с собой.
— Ерунда. Это всего лишь книга. Да к тому же в мягкой обложке.
— Он сказал, что у него, может, найдется для меня работа. Но пока еще ничего не предложил. Она молниеносно обернулась.
— Какую бы работу он тебе ни предложил, какое бы поручение ни дал, сначала расскажешь мне. Понял?
— Ну, понял. — Ее настойчивость удивила его и немножко встревожила.
— Обещай!
— Обещаю.
— По-настоящему обещай, Бобби.
Он покорно перекрестил грудь над сердцем и сказал;
— Обещаю моей матери именем Божьим. Обычно все этим исчерпывалось, но на этот раз ей словно бы было мало.
— А он когда-нибудь.., он когда-нибудь… — Тут она умолкла с непривычно растерянным видом. У ребят бывал такой вид, когда миссис Брэмуэлл вызывала их к доске подчеркивать существительные и глаголы, а они не могли.
— Что он когда-нибудь, мам?
— Не важно! — сердито отрезала она. — Убирайся отсюда, Бобби. Отправляйся в парк или в Стерлинг-Хаус, мне надоело смотреть на тебя.
"Так чего же ты пришла? — подумал он, но, конечно, вслух не сказал. — Я же не надоедал тебе, мам. Я тебе не надоедал”.
Бобби засунул “Повелителя мух” в задний карман и пошел к двери. Там он обернулся. Она по-прежнему стояла у окна, но теперь опять смотрела на него. В такие секунды он никогда не видел любви в ее глазах. В лучшем случае что-то вроде озабоченного интереса, а порой (но далеко не всегда) почти ласковость.
— Мам, а? — Он было хотел попросить пятьдесят центов. На них он купил бы стакан газировки и пару сосисок в закусочной “Колония”. Ему нравились тамошние сосиски в горячих булочках с чипсами и ломтиками маринованного огурца по краям.
Ее губы собрались как на шнурке, и он понял, что сегодня сосисок ему не есть.
— Не проси, Бобби. Даже и не мечтай (“Даже и не мечтай” — одно из ее постоянных присловий). Я на этой неделе получила тонну счетов, не меньше, так что убери из глаз долларовые знаки.
Не получала она тонны счетов, вот в чем было дело. На этой неделе не получала. Бобби видел и счет за электричество, и чек за квартплату в конверте с надписью “мр. Монтелеоне” еще в прошлую среду. И она не могла сослаться на то, что ему скоро понадобится новая одежда — ведь учебный год кончается, а не начинается, а за последнее время он денег не просил — только пять долларов — квартальный взнос в Стерлинг-Хаус, а она и из-за них озлилась, хотя знает, что они покрывают и бассейн, и бейсбол Волков и Львов плюс страховка. Будь это не его мама, он бы подумал, что она жмотничает. Но сказать ей он ничего не мог — заговоришь о деньгах, и она сразу упрется, а на любое возражение, когда речь идет о деньгах, хоть о самых пустяках, она начинает истерически кричать. И становится очень страшной.
— Все в порядке, мам, — улыбнулся Бобби. Она улыбнулась в ответ, а потом кивнула на банку с “Вело-фондом”.
— А почему бы тебе не занять оттуда чуточку? Побалуй себя. Я тебя не выдам, а ты потом вернешь.
Он удержал улыбку на губах, но с трудом. Как легко она это сказала, даже не подумав, в какую ярость пришла бы, если бы Бобби попробовал занять чуточку из денег за электричество или за телефон, или из тех, которые она откладывает на покупку своих “рабочих костюмов”, — для того, чтобы закусить в “Колонии” парой сосисок и, может быть, куском пирога “а ля мод” <Модный (фр.).>. Если бы весело сказать, что не выдаст ее, а она потом вернет. Да уж, конечно! И получить затрещину.
***
К тому времени, когда он вошел в парк, обида Бобби почти прошла и словечко “жмотничать” исчезло из его мыслей. День был чудесный, а у него с собой потрясная книга — разве можно таить обиды и злиться, когда тебе так подфартило? Он нашел скамейку в укромном уголке и открыл “Повелителя мух”. Книжку надо дочитать сегодня, надо узнать, как все кончится.Последние сорок страниц заняли час, и на протяжении этого часа он не замечал ничего вокруг. Когда он наконец закрыл книжку, то увидел, что колени у него усыпаны чем-то вроде белых цветочков. Полно их было и у него в волосах — он даже не заметил, что сидел в метели яблоневых лепестков.
Он смахнул лепестки, глядя на площадку для игр: ребята там балансировали и качались и били по мячу, привязанному к столбу. Хохотали, гонялись друг за другом, валились на траву. Неужели вот такие ребята способны расхаживать нагишом и молиться разлагающейся свиной голове? До чего соблазнительно было отбросить все это, как выдумки взрослого, который не любит детей (Бобби знал, что таких очень много), но тут он посмотрел на песочницу и увидел, что сидящий в ней малыш рыдает так, будто у него сердце разрывается, а рядом сидит мальчишка постарше и беззаботно играет с самосвальчи-ком, который вырвал у своего приятеля.
А конец книги — счастливый или нет? Какой бы психованной такая мысль ни показалась ему месяц назад, Бобби не мог решить. Сколько книг он ни прочел за свою жизнь, он всегда знал, хороший у нее конец или плохой, счастливый или грустный. Тед наверняка знает. Он спросит у Теда.
Бобби все еще сидел на скамейке под яблонями, когда через четверть часа в парк влетел Салл и сразу его увидел.
— Вот ты где, старый сукин сын! — воскликнул Салл. — Я зашел к тебе, и твоя мама сказала, что ты либо тут, либо в Стерлинг-Хаусе. Так ты наконец дочитал эту книжку?
— Угу.
— Хорошая?
— Угу.
Эс-Джей мотнул головой.
— Мне еще ни разу не попадалась стоящая книжка, но поверю тебе на слово.
— Как концерт? Салл пожал плечами.
— Мы дудели, пока все не разошлись, так что прошло вроде бы неплохо — во всяком случае, для нас. И угадай, кто выиграл неделю в лагере “Виннивинья”?
Лагерь “Винни” для мальчиков и девочек, принадлежащий Ассоциации молодых христиан, находился на озере Джордж в лесах к северу от Мэнсфилда. Каждый год ХОК — Харвичский общественный комитет устраивал жеребьевку, и выигравший отправлялся туда на неделю.
Бобби стало завидно.
— Быть не может! Салл-Джон ухмыльнулся.
— Угу, приятель! Семьдесят фамилий в шляпе, то есть, может, и больше, а старый лысый сукин сын мистер Кафлин вытаскивает Джона Л. Салливана Младшего, Броуд-стрит, девяносто три. Мама чуть не обмочилась.
— Когда поедешь?
— Через две недели после начала каникул. Мама попробует взять на тогда же свой недельный отпуск, чтобы съездить повидать бабку с дедом в Висконсине. На Большом Сером Псе.
"Большим Каном” были летние каникулы, “Большим Шоу” был Эд Салливан по телику в воскресенье вечером, а “Большим Серым Псом” был, естественно, междугородный автобус “Грейхаунд” — серая гончая. Вокзал был чуть дальше по улице за “Эшеровским Ампиром” и закусочной “Колония”.
— А ты бы не хотел поехать с ней в Висконсин? — спросил Бобби, испытывая нехорошее желание чуточку испортить радость друга, которому так повезло.
— Неплохо бы, да только пострелять из лука в лагере интереснее. — Он обнял Бобби за плечи. — Жаль только, что ты со мной не поедешь, сукин ты читалыцик.
Теперь Бобби ощутил себя подлюгой. Он покосился на “Повелителя мух” и понял, что очень скоро перечитает его. Может, в начале августа, если все успеет надоесть (к августу так обычно и случалось, как ни трудно было поверить этому в мае). Потом он посмотрел на Салл-Джона, улыбнулся и обнял Эс-Джея за плечи.
— Везучий ты, мышонок!
— Зовите меня просто Микки, — согласился Салл-Джон. Они немного посидели на скамейке, обнявшись, в вихрях яблоневых лепестков, глядя, как играют малыши. Потом Салл сказал, что идет на дневной сеанс в “Ампире” и надо поторопиться, не то он опоздает к началу.
— Почему бы и тебе не пойти, Бобборино? “Черный скорпион” — куда ни обернешься, монстров не оберешься.
— Не могу. Я на мели, — сказал Бобби. Что было правдой (если, конечно, не считать семи долларов в “Велофонде”), но вообще сегодня ему в кино не хотелось, хотя он слышал, как в школе один парень говорил, что “Черный скорпион” — это класс: убивая людей, скорпионы протыкали их жалами насквозь и, кроме того, стерли Мехико в порошок.
А хотелось Бобби вернуться домой и обсудить с Тедом “Повелителя мух”.
— На мели, — грустно повторил Салл. — Печально, Джек. Я бы заплатил за тебя, да только у меня всего-навсего тридцать семь центов.
— Не парься. Э-эй, а где твой бо-ло? Салл погрустнел еще больше.
— Резинка лопнула. Вознесся в Бо-ло Рай, надо полагать. Бобби засмеялся. Бо-ло Рай — клевая идея!
— Купишь новый?
— Навряд ли. Я целюсь на набор для фокусника в “Вулворте”. Шестьдесят фокусов, если верить коробке. Знаешь, Бобби, а я бы стал фокусником, когда вырасту. Разъезжать с цирком, ходить в черном фраке и цилиндре. Я бы вытаскивал из цилиндра кроликов и дерьмо.
— Ну, кролики тебе насрут полный цилиндр, — сказал Бобби.
Салл ухмыльнулся.
— Уж я буду клевый сукин сын! Эх, здорово! Чем ни займусь. — Он встал. — Точно не пойдешь? Проскользнешь мимо Годзиллы, и все.
В “Ампир” на субботние сеансы приходили сотни ребят. Программа обычно состояла из художественного фильма, восьми-девяти мультфильмов, рекламы будущих фильмов и еще — киноновостей. Миссис Годлоу с ума сходила, пытаясь выстроить их в очередь и заставить заткнуться, не понимая, что днем в субботу даже дисциплинированных ребят невозможно принудить вести себя так, будто они в школе. Кроме того, ее терзала маниакальная уверенность, что десятки подростков старше двенадцати лет пытаются купить билеты для детей младшего возраста, и миссис Г., конечно, начала бы требовать метрики на дневных сеансах, как на двух фильмах с Брижит Бардо, если бы ей позволили. Не имея на то власти, она ограничивалась рявканьем “ВКАКОМГОДУРОДИЛСЯ?” на всякого, кто был выше пяти с половиной футов. Пока продолжалась эта заварушка, было очень просто проскользнуть мимо нее, а днем в субботу контролер в дверях не стоял. Однако сегодня гигантские скорпионы Бобби не влекли. Последнюю неделю он провел с монстрами пореалистичнее, причем многие из них, наверное, выглядели совсем как он.
— Не-а, — сказал Бобби, — поболтаюсь пока тут.
— Ладно. — Салл-Джон выковырял несколько лепестков из своих черных волос, потом с торжественной серьезностью посмотрел на Бобби. — Назови меня клевым сукиным сыном, Большой Боб.
— Салл, ты клевый сукин сын!
— Ага! — Салл-Джон взвился в воздух, молотя по нему кулаками. — Ага! Клевый сукин сын сегодня! Большой-пребольшой клевый сукин сын-фокусник завтра! Ого-го-го!
Бобби привалился к спинке скамейки и хохотал, вытянув ноги, поджав пальцы на них. Эс-Джей, когда давал себе волю, мог со смеху уморить.
Салл пошел было к воротам, потом обернулся.
— Знаешь что, приятель? Когда я входил в парк, то видел пару жутких типчиков.
— А что в них было жуткого?
Салл-Джон с недоумением помотал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Правда не знаю, — и зашагал к воротам, напевая “На вечеринке”. Одну из своих любимых. Бобби она тоже нравилась. “Денни и Мальчики” еще какие клевые!
Бобби открыл подаренную Тедом книжку (она теперь выглядела сильно замусоленной) и перечел две последние страницы, те, где наконец появляются взрослые. Снова задумался — счастливый или печальный? И Салл-Джон выскочил у него из головы. Позднее ему пришло в голову, что многое могло бы сложиться по-другому, упомяни Эс-Джей, что жуткие типчики, которых он видел, были в желтых плащах.
— Уильям Голдинг написал интересную вещь про эту книгу и, по-моему, о том, почему тебе так важно узнать про конец.., еще шипучки, Бобби?
Бобби мотнул головой и сказал “нет, спасибо”. Ему не так уж нравилась шипучка из корнеплодов, и чаще он пил ее из вежливости, когда бывал с Тедом. Они опять сидели за кухонным столом Теда, пес миссис О'Хара все еще лаял — насколько мог судить Бобби, Баузер никогда не умолкал, — а Тед все еще курил свои “честерфилдки”. Бобби, когда пришел из парка, заглянул к матери, увидел, что она спит у себя на кровати, и бросился на третий этаж спросить Теда про конец “Повелителя мух”.
Тед подошел к холодильнику.., и остался стоять там, положив руку на дверцу, глядя в пространство. Позднее Бобби предстояло сообразить, что это был первый раз, когда он ясно увидел, что с Тедом что-то не так, вернее, очень неладно и становится еще неладнее.
— Их сначала замечаешь обратной стороной глаз, — сказал он, будто продолжая разговор. Он говорил четко, Бобби разбирал каждое слово.
— Что замечаешь?
— Их сначала замечаешь обратной стороной глаз. — Все еще глядя в пространство, одной рукой сжимая ручку холодильника. И Бобби стало страшно. Будто в воздухе что-то было, что-то вроде цветочной пыльцы — у него защекотало в носу, зачесались тыльные стороны ладоней.
Потом Тед открыл холодильничек и нагнулся.
— Точно не хочешь? — спросил он. — А то холодненькая, в самый раз.
— Не.., нет, не нужно.
Тед вернулся к столу, и Бобби понял, что Тед либо хочет сделать вид, будто ничего не случилось, либо ничего не помнит. И еще он понял, что с Тедом сейчас все в порядке. Для Бобби этого было достаточно. Взрослых не поймешь. Иногда лучше просто не замечать того, что они вытворяют.
— Скажите, что он сказал про конец, мистер Голдинг?
— Насколько помню, что-то вроде: “Мальчиков спасла команда линейного крейсера, но кто спасет команду?” — Тед налил себе стакан шипучки, подождал, чтобы пена осела, и подлил в стакан еще. — Теперь понимаешь?
Бобби прикинул так и эдак, словно решал ребус. Черт, это и был ребус.
— Нет, — сказал он наконец. — Все равно не понимаю. Их не от чего было спасать — я про моряков в шлюпке, — потому что они ведь не были на острове. И еще… — Он подумал о малышах в песочнице: один ревет во весь голос, а дугой знай себе играет с отнятым самосвальчиком. — Моряки на крейсере ведь взрослые. А взрослые в спасении не нуждаются.
— Нет?
— Нет.
— Никогда?
Бобби вдруг вспомнил свою мать: какой она бывает из-за денег. Потом вспомнил, как проснулся ночью и вроде бы услышал, как она плачет. Он ничего не ответил.
— Ты поразмысли, — сказал Тед, сильно затянулся и выпустил клуб дыма. — Хорошие книги для того и пишутся, чтобы над ними потом размышляли.
— Ладно.
— “Повелитель мух” ведь не очень похож на “Мальчишек Харди”, верно?
Бобби на мгновение увидел очень ясно, как Фрэнк и Джо Харди бегут по джунглям с самодельными копьями, распевая, что убьют дикую свинью и воткнут копья ей в задницу. Он засмеялся, и когда Тед присоединился к его смеху, он понял, что навсегда покончил с Мальчишками Харди, Томом Свифтом, Риком Брентом и Бомбой — мальчиком из джунглей. “Повелитель мух” уничтожил их, и Бобби лишний раз обрадовался, что у него есть взрослая библиотечная карточка.
— Да уж! — ответил он.
— А хорошие книги не выдают все свои секреты сразу. Запомнишь?
— Да.
— Потрясающе! А теперь скажи мне, хочешь зарабатывать у меня по доллару в неделю?
Перемена темы была настолько внезапной, что на секунду Бобби запутался, но потом расплылся до ушей и сказал:
— Ух, черт! Само собой!
В мозгу у него бешено закружились цифры: Бобби все-таки преуспел в математике настолько, чтобы сосчитать, что доллар в неделю означает по меньшей мере пятнадцать баксов к сентябрю. А добавить их к тому, что уже накоплено, да плюс даже средний урожай бутылок по кустам, да подстричь пару-другую газонов по улице.., ух ты! В День Труда <Празднуется в США в первое воскресенье сентября.> он уже сможет прокатиться на “швинне”!
— А что мне нужно будет делать?
— Тут нам требуется соблюдать осторожность. Большую осторожность. — Тед замолк и о чем-то задумался — так долго, что Бобби испугался, как бы он снова не понес чушь об обратной стороне глаз. Но когда Тед поглядел на него, та странная пустота у него в глазах не появилась. Они были ясными, хотя и немножко виноватыми. — Я бы никогда не попросил моего друга — а особенно юного друга — лгать родителям, но тут я попрошу тебя заняться со мной небольшим отводом глаз. Ты знаешь, что это такое?
— Само собой. — Бобби подумал о Салле и его новом плане путешествовать с цирком, носить черный фрак и вытаскивать кроликов из шляпы. — Ну, как делают фокусники, чтобы дурачить зрителей.
— Если это выразить так, звучит ведь не особенно хорошо, верно?
Бобби покачал головой. Да, если убрать блестки и цветное освещение, звучало это совсем-совсем нехорошо.
Тед отхлебнул шипучки и вытер пену с верхней губы.
— Твоя мама, Бобби. Она не то чтобы очень меня недолюбливает — сказать так было бы, по-моему, несправедливо.., но я думаю, что она ПОЧТИ меня недолюбливает. Согласен?
— Вроде бы. Когда я ей сказал, что у вас может быть для меня работа, она чуть на стенку не полезла. Сказала, что я должен рассказать ей, что вы хотите, чтобы я делал, а тогда она скажет, можно мне или нет.
Тед Бротиген кивнул.
— По-моему, это все потому, что вы часть вещей привезли в бумажных пакетах. Я знаю, получается глупость какая-то, но другой причины вроде бы нету. — Он думал, что Тед засмеется, но тот только снова кивнул.
— Может, все только к этому и сводится. В любом случае, Бобби, я не хотел бы, чтобы ты ослушался мамы.
Очень даже хорошо, но Бобби Гарфилд не совсем ему поверил: если так, так зачем было говорить про отвод глаз?
— Скажи маме, что у меня глаза очень быстро устают. Это правда. — Словно в доказательство, Тед поднял правую руку и помассировал уголки глаз большим и указательным пальцами. — Скажи ей, что мне хотелось бы, чтобы ты каждый день читал мне статьи из газет, а за это я буду платить тебе доллар в неделю — монету, как выражается твой приятель Салл.
Бобби кивнул.., но бакс в неделю за то, чтобы читать про то, как Кеннеди проходит первичные выборы, и победит ли Флойд Паттерсон в июне или нет? Да еще, может, “Блонди” и “Дик Трейси” в придачу. Его мама или, может, мистер Бидермен в агентстве по продаже недвижимости и поверили бы, но только не Бобби.
Тед все еще протирал глаза, и его кисть нависала над узким носом, будто паук.
— А что еще? — спросил Бобби. Голос у него прозвучал странно, плоско, точно голос его мамы, когда он обещал прибрать свою комнату, а она заглядывала туда вечером и видела, что он еще не принимался за уборку. — А настоящая работа какая?
— Я хочу, чтобы ты кое-кого выглядывал, только и всего.
— А кого?
— Низких людей в желтых плащах. — Пальцы Теда все еще терли уголки его глаз. Бобби ждал, когда он перестанет, от этих движущихся пальцев ему становилось не по себе. Тед ощущает что-то по ту сторону глаз и оттого трет их и поглаживает? Что-то, что завладело его вниманием, нарушило обычно разумный и упорядоченный ход его мыслей.