Страница:
Стивен Кинг
Труп
1
Наверное, в жизни каждого из нас есть что-то такое, что для нас имеет первостепенное значение, о чем просто необходимо поведать миру, вот только, пытаясь сделать это, мы сталкиваемся с неожиданным препятствием: то, что нам кажется важнее всего на свете, немедленно теряет свой высокий смысл и, облеченное в форму слов, становится каким-то мелким, будничным. Но дело ведь не только в этом, правда? Хуже всего то, что мы окружены глухой стеной непонимания, точнее, нежелания понять. Приоткрывая потайные уголки своей души, мы рискуем стать объектом всеобщих насмешек и, как уже не раз бывало, наше откровение будет гласом вопиющего в пустыне. Понимание, желание понять — вот в чем нуждается рассказчик.
Мне только что исполнилось двенадцать, когда впервые в жизни я увидал покойника. Это было давно, а 1960 году, хоть иногда мне кажется, что с тех пор прошло совсем немного времени, особенно когда я вижу по ночам, как крупный град бьет прямо по его открытым, безжизненным глазам.
Мне только что исполнилось двенадцать, когда впервые в жизни я увидал покойника. Это было давно, а 1960 году, хоть иногда мне кажется, что с тех пор прошло совсем немного времени, особенно когда я вижу по ночам, как крупный град бьет прямо по его открытым, безжизненным глазам.
2
Возле громадного старого вяза, нависавшего над пустырем в Касл-роке, мы оборудовали что-то вроде ребячьего клуба. Теперь ни пустыри, ни вяза уже нет — там обосновалась транспортная фирма. Что поделаешь, железная поступь прогресса… У клуба не было названия, а располагался он в сооруженной нами же хибарке, где мы — пять или шесть местных парней — собирались перекинуться в картишки. Вокруг нас ошивалась мелюзга. Время от времени — когда требовалось побольше игроков — мы дозволяли кому-нибудь из малышей присоединиться к нам. Играли мы, как правило, в «блекджек», а ставки редко доходили до пяти центов. И тем не менее, выигрыши достигали, по нашим понятиям, солидных сумм, в особенности если пойти ва-банк, но это мог себе позволить один лишь сумасшедший Тедди.
Стены нашей хижины мы сделали из старых досок, собранных на свалке строительной фирмы Макки, на Карбайн-роуд, а многочисленные щели заткнули туалетной бумагой. Крыша была из целого, хоть и проржавевшего листа жести, который мы сперли на другой свалке. Отлично помню, как мы волокли этот лист, трясясь от страха: у сторожа свалки была собака — настоящее чудовище, которое, по слухам, пожирало детей. Там же мы добыли и металлическую сетку от мух, служившую нам дверью. Мух-то она внутрь не пропускала, но и свет тоже — такая была ржавая, — поэтому в хибаре всегда царил полумрак.
Помимо картишек мы в нашем «клубе» тайком покуривали и рассматривали картинки с девочками. У нас там было с полдюжины служивших пепельницами жестянок с рекламой «Кэмела», два или три десятка потрепанных карточных колод (их Тедди свистнул у своего дядюшки, хозяина писчебумажного магазина, когда же дядюшка однажды поинтересовался, какими картами мы пользуемся, Тедди ответил, что наша любимая игра — морской бой и ни о каких картах мы и слыхом не слыхивали), набор пластмассовых жетонов для покера, а также весьма древняя подшивка журнала «Мастер Детектив», который мы иногда перелистывали, когда заняться больше было нечем. Под полом мы вырыли потайной погреб, куда и прятали все эти сокровища в тех редких случаях, когда одному из наших «предков» вдруг приходило в голову проверить, действительно ли мы такие паиньки, какими дома кажемся. Находиться внутри хижины во время дождя было все равно, что забраться в большой африканский тамтам как раз в разгар ритуальных плясок, вот только дождя в то лето не было и в помине.
Газеты писали, что такого жаркого и сухого лета не было с 1907 года. В пятницу, накануне последних выходных перед Днем труда note 1 и началом нового учебного года, немилосердно палящее солнце, казалось, собралось испепелить остатки жухлой травы в придорожных канавах — поля и сады были сожжены уже давно. Обычно изобильный в это время года рынок Касл-рока опустел: торговать было нечем, разве что вином из одуванчиков.
В то утро мы с Тедди и Крисом засели за карты в довольно мрачноватом настроении, «предвкушая» начало занятий в школе. Чтобы хоть как-то развеселить друг друга, мы, как обычно, вспомнили пару анекдотов про коммивояжеров и французов. Ну, например, вот этот: «Если ты, придя домой, обнаруживаешь, что твое мусорное ведро вдруг опустело, а собака забеременела, значит, к тебе в гости заходил француз». Почему-то Тедди всегда обижался, услышав эту байку, хоть был он вовсе не французом, а поляком.
Вяз отбрасывал густую тень, но мы все равно скинули рубашки, чтобы не провоняли потом. Играли мы в скат по три цента — глупейшую игру, которую только можно выдумать, — но мозги в этом пекле расплавились настолько, что малейшее умственное напряжение давалось с превеликим трудом. Вообще где-то с середины августа наша некогда мощная «команда» стала постепенно распадаться, и все из-за жары.
Ну и невезуха — сплошные пики… Начал я с тринадцати, затем пришло еще восемь, и на этом все кончилось. А Крис, похоже, хочет вскрыться. Ну же, последняя взятка… и снова — ноль!
— Двадцать девять, — объявил Крыс, выкладывая свои бубны.
— Двадцать два, — разочарованно отозвался Тедди.
— А у меня дерьмо собачье, — швырнул я карты на стол «рубашкой» вверх.
— Горди пролетел, дружище Горди снова пролетел, — хихикнул Тедди так, как только он, Тедди Душан, мог хихикать: словно водил ржавым гвоздем взад-вперед по стеклу.
Как и всем нам, Тедди шел тринадцатый год, но очки с толстыми стеклами делали его старше, к тому же он пользовался слуховым аппаратом. Мальчишки, несомненно, потешались бы над ним из-за очков, однако слуховой аппарат — кнопка телесного цвета, торчавшая из уха Тедди, да еще с батарейкой в кармане рубашки — был предметом всеобщей зависти и восторга.
Но даже с этими приспособлениями видел и слышал Тедди плохо. В бейсбол он мог играть лишь в глубокой защите, гораздо дальше Криса на левом поле и Билли Грира на правом, а если кто-то из соперников и умудрялся послать мяч так далеко, то Тедди только провожал его недоуменным взглядом. Изредка мяч попадал ему прямо в лоб, а однажды после такого удара он, закатив глаза, отключился минут на пять, перепугав меня до полусмерти. Затем он все-таки очухался, поднялся и, разбрызгивая кровавые сопли, принялся доказывать, что удар был нанесен не по правилам. На лбу у него мгновенно выросла громадная шишка, сиявшая всеми цветами радуги.
Зрение у него было плохим от рождения, со слухом же дело обстояло иначе. Тедди первым в Касл-роке отпустил волосы «под битлз», когда последним писком моды был «полубокс», а о «битлах» Америка услышала лишь года четыре спустя. Сделал он это по необходимости: уши у Тедди стали походить на два бесформенных куска расплавленного воска.
Благодарить за это Тедди должен своего папашу. Мальчишке было восемь лет, когда он, к собственному ужасу, расколотил любимую отцовскую тарелку. Мать Тедди в то время работала на обувной фабрике в соседнем городке под названием Южный Париж. Когда она вернулась домой, все уже было кончено.
Папаша выволок упиравшегося мальчика на кухню, прижал его ухом к раскаленной заслонке большой дровяной печки, подержал его так секунд десять, после чего, ухватив его за волосы и повернув голову, проделал то же самое и со вторым ухом. Затем он вызвал скорую помощь, достал из чулана старую винтовку и, положив ее на колени, уселся смотреть дневной выпуск новостей. Соседка, миссис Барроуз, заслышав вопли Тедди, заглянула узнать, не случилось ли чего с мальчиком, и тут же пулей вылетела вон: папаша Тедди навел на нее винтовку. Но позвонить в полицию она, конечно, не преминула. Приехала машина скорой помощи. Мистер Душан впустил санитаров, а сам с винтовкой встал на страже на крыльце, наблюдая, как изувеченного мальчика грузят на носилках в машину.
Санитарам он пожаловался, что, несмотря на заверения военных властей, в районе все еще полным-полно немецких снайперов, поэтому необходимо держать ухо востро. Те многозначительно переглянулись, и один из них спросил, сможет ли рядовой Душан продержаться до подхода подкрепления, поскольку раненого ребенка необходимо срочно доставить в госпиталь. Отец Тедди пообещал держаться до последнего, отдал честь, санитары ответили тем же, и скорая помощь умчалась, а через пару минут явилось «подкрепление» — патрульная машина полиции штата.
Чудить Норман Душан начал еще за год до этого происшествия — постреливал в соседских кошек, поджигал ящики с почтой — и, после недолгого разбирательства, его наконец водворили в психушку. Несмотря ни на что, Тедди гордился своим папашей, ветераном войны и участником высадки союзных войск в Нормандии. Они с матерью навещали старика регулярно, раз в неделю.
По правде говоря, Тедди и сам был с приветом, но все его заскоки странным образом сходили ему с рук. Ну, например, он обожал перебегать 196-ю автостраду в каких-то сантиметрах от мчавшихся с бешеной скоростью трейлеров. Одному богу известно, скольких водителей он довел таким образом до инфаркта. Вихрь, поднятый чуть не сбившим его грузовиком, трепал его длинные волосы, а он безумно хохотал, стоя на обочине и поджидая очередную жертву. Не забудьте при этом, что зрение у Тедди было из рук вон, несмотря на очки-бинокли. И дураку ясно, чем бы рано или поздно кончилось такое развлечение. В общем, парень был самым натуральным психом, а если его еще и подначить — тогда держись!
— Гы-ы-ы! — продолжал веселиться Тедди. — Горди продулся!
— Замолкни! — цыкнул я на него и принялся листать «Мастер Детектив».
Я только взялся за рассказ «Красавчик Эд пришил меня в застрявшем лифте», как Тедди громогласно объявил:
— Вскрываюсь!
— Задница четырехглазая! — выдохнул с досады Крис.
— Фигню несешь, — проговорил Тедди с мрачноватой убежденностью. — У задницы только один глаз…
Мы с Крисом грохнули. Тедди в изумлении уставился на нас, недоумевая, что это нас так развеселило. Это тоже было для него весьма характерно: ляпнет что-нибудь эдакое, вроде «у задницы только один глаз», и не знаешь, шутит ли он, или же на полном серьезе. Сам же при этом хмурится на хохочущих, как бы вопрошая: «О Боже, ну какого еще черта?!»
У Тедди была на этот раз чистая «тридцатка» — трефовые валет, дама и король, тогда как Крис с шестнадцатью и в самом деле оказался в заднице.
Тедди со своей обычной неуклюжестью принялся тасовать колоду, когда раздался громкий стук в дверь.
— Кто там? — крикнул Крис.
— Это я, Верн!
Голос казался возбужденным и запыхавшимся. Я отодвинул засов и впустил Верна Тессио, одного из старейших членов нашего «клуба». Вид его говорил о том, что произошло нечто из ряда вон: рубашку можно было выжимать, пот градом катился по физиономии, а всегда прилизанные — на манер «звезды» рок-н-ролла Бобби Райделла — волосы стояли дыбом.
— Ну и дела, парни! — выдохнул он. — Нет, вы только послушайте…
— Да что случилось-то? — проговорил я.
— Подожди, дай отдышаться. От самого ведь дома бегом бежал…
— Ты бежал от самого дома? — недоверчиво переспросил Крис. — Вот псих! — До дома Верна, вниз по Главной улице, было никак не меньше пары миль. — Да ведь там, снаружи, градусов девяносто! note 2
— Ничего, дело того стоит… Я вам, мужики, сейчас такое расскажу — ушам своим не поверите. Вот, ей-богу, не вру!
Он даже шлепнул себя по потному лбу в доказательство, что и в самом деле не врет.
— Ну, что там у тебя? — Крис был явно заинтригован.
— Сможете отпроситься из дома на ночь? — Глаза Верна горели, а его, похоже, ненаигранное возбуждение стало передаваться и нам. — Скажете предкам, что мы решили устроить маленький турпоход, а ночевать будем в палатке, на нашем поле.
— Я, наверно, смогу, — не совсем уверенно сказал Крис. — Хотя старик мой сейчас не в духе — у него очередной запой…
— Постарайся, дружище, вот те крест, не пожалеешь! — настаивал Верн. — Ты и не представляешь, что там такое! Ну, а ты, Горди?
— Смогу, пожалуй…
На самом деле сомнений у меня не было: ведь я уже не появлялся дома практически все лето, с тех пор, как мой старший брат Деннис погиб в автокатастрофе. Он служил в армии в Форт-Беннинге, штат Джорджия. Однажды — это произошло в апреле — он с приятелем отправился на джипе в гарнизонную лавку. На перекрестке в борт джипа врезался на полном ходу огромный трейлер. Деннис был убит на месте, а пассажир его с тех пор так и не вышел из коматозного состояния. Через несколько дней Деннису должно было исполниться двадцать два, я уже отправил поздравительную открытку…
Господи, как же я ревел! И когда мне сообщили о трагедии, и позже, на похоронах. Я все никак не мог поверить, что Денниса больше нет, что брат, любимый брат, который раздавал мне подзатыльники, пугал меня громадным резиновым пауком, а когда я в очередной раз разбивал до крови коленки, успокаивал меня, целуя в лоб и приговаривая: «Ну, перестань, ты же большой парень, уже почти мужчина!», — что он уже никогда не дотронется до меня, не погладит меня по голове…
Смерть Денниса выбила меня из колеи, родителей же она просто убила. В конце концов, у нас с ним было мало общего — представляете, что значит в таком возрасте разница почти в десять лет? У него была своя жизнь, свои приятели. Иногда я воспринимал его как друга, иногда — как своего мучителя, но большей частью он был для меня всего лишь частью окружающего мира, одним из многих взрослых парней, которые на меня, пацана, не обращали никакого внимания. В последний год перед гибелью Денниса я виделся-то с ним пару раз, не больше. Мы даже не были похожи друг на друга. Лишь много времени спустя я понял, что плакал тогда не из-за брата, а скорее из-за матери с отцом. Как будто им — да и самому мне — от этого стало легче…
— Так что там у тебя стряслось там, Верн? — проявил нетерпение и Тедди.
— Вскрываюсь, — объявил вдруг Крис.
— Что-о-о?! — заверещал Тедди, тут же начисто забыв про Верна и его чрезвычайное сообщение. — Как это ты вскрываешься, если я еще и не сдавал?
— Сейчас моя очередь сдавать, — ухмыльнулся Крис. — Вот, забирай свои карты.
Тедди потянулся за картами. Крис распечатал пачку «Уинстона», а я опять раскрыл журнал. Про Верна Тессио все как бы забыли, но тот вдруг подал голос:
— Хотите, парни, поглядеть на мертвеца?
Мы все втроем раскрыли рты.
Стены нашей хижины мы сделали из старых досок, собранных на свалке строительной фирмы Макки, на Карбайн-роуд, а многочисленные щели заткнули туалетной бумагой. Крыша была из целого, хоть и проржавевшего листа жести, который мы сперли на другой свалке. Отлично помню, как мы волокли этот лист, трясясь от страха: у сторожа свалки была собака — настоящее чудовище, которое, по слухам, пожирало детей. Там же мы добыли и металлическую сетку от мух, служившую нам дверью. Мух-то она внутрь не пропускала, но и свет тоже — такая была ржавая, — поэтому в хибаре всегда царил полумрак.
Помимо картишек мы в нашем «клубе» тайком покуривали и рассматривали картинки с девочками. У нас там было с полдюжины служивших пепельницами жестянок с рекламой «Кэмела», два или три десятка потрепанных карточных колод (их Тедди свистнул у своего дядюшки, хозяина писчебумажного магазина, когда же дядюшка однажды поинтересовался, какими картами мы пользуемся, Тедди ответил, что наша любимая игра — морской бой и ни о каких картах мы и слыхом не слыхивали), набор пластмассовых жетонов для покера, а также весьма древняя подшивка журнала «Мастер Детектив», который мы иногда перелистывали, когда заняться больше было нечем. Под полом мы вырыли потайной погреб, куда и прятали все эти сокровища в тех редких случаях, когда одному из наших «предков» вдруг приходило в голову проверить, действительно ли мы такие паиньки, какими дома кажемся. Находиться внутри хижины во время дождя было все равно, что забраться в большой африканский тамтам как раз в разгар ритуальных плясок, вот только дождя в то лето не было и в помине.
Газеты писали, что такого жаркого и сухого лета не было с 1907 года. В пятницу, накануне последних выходных перед Днем труда note 1 и началом нового учебного года, немилосердно палящее солнце, казалось, собралось испепелить остатки жухлой травы в придорожных канавах — поля и сады были сожжены уже давно. Обычно изобильный в это время года рынок Касл-рока опустел: торговать было нечем, разве что вином из одуванчиков.
В то утро мы с Тедди и Крисом засели за карты в довольно мрачноватом настроении, «предвкушая» начало занятий в школе. Чтобы хоть как-то развеселить друг друга, мы, как обычно, вспомнили пару анекдотов про коммивояжеров и французов. Ну, например, вот этот: «Если ты, придя домой, обнаруживаешь, что твое мусорное ведро вдруг опустело, а собака забеременела, значит, к тебе в гости заходил француз». Почему-то Тедди всегда обижался, услышав эту байку, хоть был он вовсе не французом, а поляком.
Вяз отбрасывал густую тень, но мы все равно скинули рубашки, чтобы не провоняли потом. Играли мы в скат по три цента — глупейшую игру, которую только можно выдумать, — но мозги в этом пекле расплавились настолько, что малейшее умственное напряжение давалось с превеликим трудом. Вообще где-то с середины августа наша некогда мощная «команда» стала постепенно распадаться, и все из-за жары.
Ну и невезуха — сплошные пики… Начал я с тринадцати, затем пришло еще восемь, и на этом все кончилось. А Крис, похоже, хочет вскрыться. Ну же, последняя взятка… и снова — ноль!
— Двадцать девять, — объявил Крыс, выкладывая свои бубны.
— Двадцать два, — разочарованно отозвался Тедди.
— А у меня дерьмо собачье, — швырнул я карты на стол «рубашкой» вверх.
— Горди пролетел, дружище Горди снова пролетел, — хихикнул Тедди так, как только он, Тедди Душан, мог хихикать: словно водил ржавым гвоздем взад-вперед по стеклу.
Как и всем нам, Тедди шел тринадцатый год, но очки с толстыми стеклами делали его старше, к тому же он пользовался слуховым аппаратом. Мальчишки, несомненно, потешались бы над ним из-за очков, однако слуховой аппарат — кнопка телесного цвета, торчавшая из уха Тедди, да еще с батарейкой в кармане рубашки — был предметом всеобщей зависти и восторга.
Но даже с этими приспособлениями видел и слышал Тедди плохо. В бейсбол он мог играть лишь в глубокой защите, гораздо дальше Криса на левом поле и Билли Грира на правом, а если кто-то из соперников и умудрялся послать мяч так далеко, то Тедди только провожал его недоуменным взглядом. Изредка мяч попадал ему прямо в лоб, а однажды после такого удара он, закатив глаза, отключился минут на пять, перепугав меня до полусмерти. Затем он все-таки очухался, поднялся и, разбрызгивая кровавые сопли, принялся доказывать, что удар был нанесен не по правилам. На лбу у него мгновенно выросла громадная шишка, сиявшая всеми цветами радуги.
Зрение у него было плохим от рождения, со слухом же дело обстояло иначе. Тедди первым в Касл-роке отпустил волосы «под битлз», когда последним писком моды был «полубокс», а о «битлах» Америка услышала лишь года четыре спустя. Сделал он это по необходимости: уши у Тедди стали походить на два бесформенных куска расплавленного воска.
Благодарить за это Тедди должен своего папашу. Мальчишке было восемь лет, когда он, к собственному ужасу, расколотил любимую отцовскую тарелку. Мать Тедди в то время работала на обувной фабрике в соседнем городке под названием Южный Париж. Когда она вернулась домой, все уже было кончено.
Папаша выволок упиравшегося мальчика на кухню, прижал его ухом к раскаленной заслонке большой дровяной печки, подержал его так секунд десять, после чего, ухватив его за волосы и повернув голову, проделал то же самое и со вторым ухом. Затем он вызвал скорую помощь, достал из чулана старую винтовку и, положив ее на колени, уселся смотреть дневной выпуск новостей. Соседка, миссис Барроуз, заслышав вопли Тедди, заглянула узнать, не случилось ли чего с мальчиком, и тут же пулей вылетела вон: папаша Тедди навел на нее винтовку. Но позвонить в полицию она, конечно, не преминула. Приехала машина скорой помощи. Мистер Душан впустил санитаров, а сам с винтовкой встал на страже на крыльце, наблюдая, как изувеченного мальчика грузят на носилках в машину.
Санитарам он пожаловался, что, несмотря на заверения военных властей, в районе все еще полным-полно немецких снайперов, поэтому необходимо держать ухо востро. Те многозначительно переглянулись, и один из них спросил, сможет ли рядовой Душан продержаться до подхода подкрепления, поскольку раненого ребенка необходимо срочно доставить в госпиталь. Отец Тедди пообещал держаться до последнего, отдал честь, санитары ответили тем же, и скорая помощь умчалась, а через пару минут явилось «подкрепление» — патрульная машина полиции штата.
Чудить Норман Душан начал еще за год до этого происшествия — постреливал в соседских кошек, поджигал ящики с почтой — и, после недолгого разбирательства, его наконец водворили в психушку. Несмотря ни на что, Тедди гордился своим папашей, ветераном войны и участником высадки союзных войск в Нормандии. Они с матерью навещали старика регулярно, раз в неделю.
По правде говоря, Тедди и сам был с приветом, но все его заскоки странным образом сходили ему с рук. Ну, например, он обожал перебегать 196-ю автостраду в каких-то сантиметрах от мчавшихся с бешеной скоростью трейлеров. Одному богу известно, скольких водителей он довел таким образом до инфаркта. Вихрь, поднятый чуть не сбившим его грузовиком, трепал его длинные волосы, а он безумно хохотал, стоя на обочине и поджидая очередную жертву. Не забудьте при этом, что зрение у Тедди было из рук вон, несмотря на очки-бинокли. И дураку ясно, чем бы рано или поздно кончилось такое развлечение. В общем, парень был самым натуральным психом, а если его еще и подначить — тогда держись!
— Гы-ы-ы! — продолжал веселиться Тедди. — Горди продулся!
— Замолкни! — цыкнул я на него и принялся листать «Мастер Детектив».
Я только взялся за рассказ «Красавчик Эд пришил меня в застрявшем лифте», как Тедди громогласно объявил:
— Вскрываюсь!
— Задница четырехглазая! — выдохнул с досады Крис.
— Фигню несешь, — проговорил Тедди с мрачноватой убежденностью. — У задницы только один глаз…
Мы с Крисом грохнули. Тедди в изумлении уставился на нас, недоумевая, что это нас так развеселило. Это тоже было для него весьма характерно: ляпнет что-нибудь эдакое, вроде «у задницы только один глаз», и не знаешь, шутит ли он, или же на полном серьезе. Сам же при этом хмурится на хохочущих, как бы вопрошая: «О Боже, ну какого еще черта?!»
У Тедди была на этот раз чистая «тридцатка» — трефовые валет, дама и король, тогда как Крис с шестнадцатью и в самом деле оказался в заднице.
Тедди со своей обычной неуклюжестью принялся тасовать колоду, когда раздался громкий стук в дверь.
— Кто там? — крикнул Крис.
— Это я, Верн!
Голос казался возбужденным и запыхавшимся. Я отодвинул засов и впустил Верна Тессио, одного из старейших членов нашего «клуба». Вид его говорил о том, что произошло нечто из ряда вон: рубашку можно было выжимать, пот градом катился по физиономии, а всегда прилизанные — на манер «звезды» рок-н-ролла Бобби Райделла — волосы стояли дыбом.
— Ну и дела, парни! — выдохнул он. — Нет, вы только послушайте…
— Да что случилось-то? — проговорил я.
— Подожди, дай отдышаться. От самого ведь дома бегом бежал…
— Ты бежал от самого дома? — недоверчиво переспросил Крис. — Вот псих! — До дома Верна, вниз по Главной улице, было никак не меньше пары миль. — Да ведь там, снаружи, градусов девяносто! note 2
— Ничего, дело того стоит… Я вам, мужики, сейчас такое расскажу — ушам своим не поверите. Вот, ей-богу, не вру!
Он даже шлепнул себя по потному лбу в доказательство, что и в самом деле не врет.
— Ну, что там у тебя? — Крис был явно заинтригован.
— Сможете отпроситься из дома на ночь? — Глаза Верна горели, а его, похоже, ненаигранное возбуждение стало передаваться и нам. — Скажете предкам, что мы решили устроить маленький турпоход, а ночевать будем в палатке, на нашем поле.
— Я, наверно, смогу, — не совсем уверенно сказал Крис. — Хотя старик мой сейчас не в духе — у него очередной запой…
— Постарайся, дружище, вот те крест, не пожалеешь! — настаивал Верн. — Ты и не представляешь, что там такое! Ну, а ты, Горди?
— Смогу, пожалуй…
На самом деле сомнений у меня не было: ведь я уже не появлялся дома практически все лето, с тех пор, как мой старший брат Деннис погиб в автокатастрофе. Он служил в армии в Форт-Беннинге, штат Джорджия. Однажды — это произошло в апреле — он с приятелем отправился на джипе в гарнизонную лавку. На перекрестке в борт джипа врезался на полном ходу огромный трейлер. Деннис был убит на месте, а пассажир его с тех пор так и не вышел из коматозного состояния. Через несколько дней Деннису должно было исполниться двадцать два, я уже отправил поздравительную открытку…
Господи, как же я ревел! И когда мне сообщили о трагедии, и позже, на похоронах. Я все никак не мог поверить, что Денниса больше нет, что брат, любимый брат, который раздавал мне подзатыльники, пугал меня громадным резиновым пауком, а когда я в очередной раз разбивал до крови коленки, успокаивал меня, целуя в лоб и приговаривая: «Ну, перестань, ты же большой парень, уже почти мужчина!», — что он уже никогда не дотронется до меня, не погладит меня по голове…
Смерть Денниса выбила меня из колеи, родителей же она просто убила. В конце концов, у нас с ним было мало общего — представляете, что значит в таком возрасте разница почти в десять лет? У него была своя жизнь, свои приятели. Иногда я воспринимал его как друга, иногда — как своего мучителя, но большей частью он был для меня всего лишь частью окружающего мира, одним из многих взрослых парней, которые на меня, пацана, не обращали никакого внимания. В последний год перед гибелью Денниса я виделся-то с ним пару раз, не больше. Мы даже не были похожи друг на друга. Лишь много времени спустя я понял, что плакал тогда не из-за брата, а скорее из-за матери с отцом. Как будто им — да и самому мне — от этого стало легче…
— Так что там у тебя стряслось там, Верн? — проявил нетерпение и Тедди.
— Вскрываюсь, — объявил вдруг Крис.
— Что-о-о?! — заверещал Тедди, тут же начисто забыв про Верна и его чрезвычайное сообщение. — Как это ты вскрываешься, если я еще и не сдавал?
— Сейчас моя очередь сдавать, — ухмыльнулся Крис. — Вот, забирай свои карты.
Тедди потянулся за картами. Крис распечатал пачку «Уинстона», а я опять раскрыл журнал. Про Верна Тессио все как бы забыли, но тот вдруг подал голос:
— Хотите, парни, поглядеть на мертвеца?
Мы все втроем раскрыли рты.
3
Наш старый приемник фирмы «Филко», подобранный, естественно, на свалке, был постоянно настроен на радиостанцию Льюистона. Несмотря на треснутый корпус, работал он вполне прилично. Мы по нему слушали последние суперхиты и старые вещи, вроде «Что это на тебя нашло» Джека Скотта, «Такие времена» Троя Шонделла, «Король-креолец» Элвиса и «Только одиночество» Роя Орбисона, а когда начинался выпуск новостей, как правило, приглушали звук — нас мало волновала болтовня насчет Кеннеди и Никсона, и уж тем более рассуждения по поводу того, какой, в сущности, подонок этот Кастро. Однако происшествие с Реем Брауэром нас заинтересовало, поскольку он был одного с нами возраста.
Жил он в Чемберлене, городке, расположенном милях в сорока к востоку от Касл-рока. Дня за три до того, как Верн, запыхавшись, ворвался в нашу хижину после двухмильного забега по Главной улице, Рей Брауэр отправился в лес за черникой и не вернулся. Шериф по настоянию родителей организовал розыск — сначала в окрестностях дома Брауэров, а затем и вокруг близлежащих городков: Моттона, Дарема и Паунела. В поисках участвовало черт-те сколько народу — полиция, муниципальные власти, лесники, егеря, добровольцы, — но и теперь, спустя три дня, мальчишка не был обнаружен. По радио высказывались предположения, что его уже нет в живых, что розыск, скорее всего, не даст результатов, и что лет этак через десять какой-нибудь охотник обнаружит его кости в лесной чаще. Водолазы приступили уже к обследованию дна нескольких прудов возле Чемберлена, а также Моттонского водохранилища.
В наше время на юго-западе штата Мэн уже ничего подобного произойти не может: теперь это довольно густо населенная местность, некогда крохотные поселки Портленд и Льюистон сильно разрослись, леса еще остались, особенно на западе, ближе к Белым горам, однако достаточно пройти миль пять строго в одном направлении, чтобы обязательно выйти к жилью или автостраде. Но тогда, в 1960 году, район между Чемберленом и Касл-роком представлял собой чуть ли не дебри, где заблудиться можно было запросто.
Жил он в Чемберлене, городке, расположенном милях в сорока к востоку от Касл-рока. Дня за три до того, как Верн, запыхавшись, ворвался в нашу хижину после двухмильного забега по Главной улице, Рей Брауэр отправился в лес за черникой и не вернулся. Шериф по настоянию родителей организовал розыск — сначала в окрестностях дома Брауэров, а затем и вокруг близлежащих городков: Моттона, Дарема и Паунела. В поисках участвовало черт-те сколько народу — полиция, муниципальные власти, лесники, егеря, добровольцы, — но и теперь, спустя три дня, мальчишка не был обнаружен. По радио высказывались предположения, что его уже нет в живых, что розыск, скорее всего, не даст результатов, и что лет этак через десять какой-нибудь охотник обнаружит его кости в лесной чаще. Водолазы приступили уже к обследованию дна нескольких прудов возле Чемберлена, а также Моттонского водохранилища.
В наше время на юго-западе штата Мэн уже ничего подобного произойти не может: теперь это довольно густо населенная местность, некогда крохотные поселки Портленд и Льюистон сильно разрослись, леса еще остались, особенно на западе, ближе к Белым горам, однако достаточно пройти миль пять строго в одном направлении, чтобы обязательно выйти к жилью или автостраде. Но тогда, в 1960 году, район между Чемберленом и Касл-роком представлял собой чуть ли не дебри, где заблудиться можно было запросто.
4
В то утро Верн Тессио был занят раскопками у себя под крыльцом.
Как только он нам это сообщил, мы сразу поняли, в чем дело, однако постороннему необходимо пояснение. Дело в том, что Верн Тессио находился примерно на одном интеллектуальном уровне с Тедди Душаном, а его братец Билли — еще ниже, но об этом позже. Сначала нужно объяснить, что за раскопки устроил Верн под крыльцом своего дома.
Четыре года назад, когда ему было восемь, Верн закопал там кувшин емкостью в кварту note 3, наполненный мелочью. Он был тогда помешан на пиратах: крыльцо стало его бригантиной, а закопанный кувшин — пиратским кладом. Верн забросал то место опавшими листьями, скопившимися за долгие годы под крыльцом, отметил его на самодельной карте, которую тут же сунул куда-то в игрушки, и начисто забыл о «кладе». Вспомнил он о нем примерно через месяц, когда потребовались деньги на кино или что-то другое, и принялся разыскивать карту. Выяснилось, что матушка его успела произвести за это время две или три генеральные уборки и, разумеется, пустила карту на растопку кухонной печи, вместе со старыми газетами, фантиками и комиксами. По крайней мере, такой вывод сделал Верн, так и не обнаружив карты.
Тогда он попытался восстановить ее по памяти. Это вроде бы удалось, однако, раскопав нужное место, он там ничего не отыскал. Верн принялся копать чуть справа, потом чуть слева — ничего. На следующий день наш умник продолжил поиски все с тем же результатом. И так на протяжении четырех лет. Четырех лет, вы только себе представьте! Не знаешь, смеяться над ним или рыдать.
Раскопки стали для Верна чем-то вроде мании. Начавшись под крыльцом, они продолжились и под верандой футов в сорок длиной и в семь шириной. Перекопав там каждый сантиметр по два-три раза, Верн так и не нашел кувшина. Тем временем размеры «клада» в его сознании неуклонно росли. Поначалу он говорил нам с Крисом, что мелочи там было доллара на три, через год сумма увеличилась до пяти долларов, а не так давно Верн заявил, что мелочи там находилось где-то на десятку, по самым скромным подсчетам.
Неоднократно мы пытались растолковать Верну то, что было ясно с самого начала: брат его, Билли, знал о «кладе», он его и выкопал. Верн, однако, отказывался этому верить, хоть он и ненавидел Билли примерно так же, как арабы ненавидят евреев, и, вероятно, будь он председателем суда присяжных, то с удовольствием приговорил бы братца к смертной казни, если бы тот попался на мелкой краже в супермаркете. Черт побери, Верн даже не хотел спросить об этом у Билли напрямую! Возможно, он подсознательно страшился услыхать в ответ: «Ну, разумеется, я его выкопал, болван ты этакий. Там было больше двадцати баксов, и я истратил все, до последнего цента!» Верн каждую свободную минуту тратил на раскопки (разумеется, когда поблизости не было Билли) и вылезал из-под крыльца со спутанными волосами, в измазанных джинсах и, конечно, с пустыми руками. Мы дали ему прозвище «Тессио-кладоискатель». Мне кажется, что и летел-то он в тот день как на пожар не столько чтобы рассказать нам ошеломляющую новость, сколько затем, чтобы показать, что бесконечные раскопки в конце концов хоть к чему-то привели.
Итак, в то утро Верн проснулся раньше всех, поел на завтрак кукурузных хлопьев и, не имея более достойного занятия, решил еще немного покопаться под крыльцом. Вдруг наверху хлопнула дверь. Верн замер: если это отец, он тихо вылезет из-под крыльца, но если это Билли, то ему следует переждать, пока тот со своим приятелем Чарли Хогеном куда-нибудь не смоется.
По веранде заходили двое, затем Верн услыхал голос Чарли Хогена:
— Господи, Билли, что же теперь делать?
Верн насторожился. Чарли Хоген, один из самых крутых парней Касл-рока, водивший дружбу с самим «Тузом» Меррилом и с Чамберсом по прозвищу «Глазное Яблоко», говорил со слезами в голосе, словно напроказивший молокосос, которого отец вот-вот выпорет ремнем!
— Что делать, что делать! — передразнил его Билли. — А ничего не делать!
— Нет, что-то сделать надо… — Они уселись на ступеньки, совсем рядом с тем местом, где затаился Верн. — Ты его видел?
То, как это было произнесено, заставило Верна содрогнуться. Быть может, Билли с Чарли напились и сбили кого-нибудь машиной? Он старался не дышать и, не дай Бог, не зашуршать листьями, которых вокруг было полным-полно. Ведь если эти двое обнаружат, что он подслушивает, ему конец!
То, что он услышал дальше, вогнало его в дрожь.
— Нам-то что до этого? — заговорил Билли Тессио. — Пацан мертв, так что ему тоже все равно. Скорее всего, его даже не найдут.
— Это тот самый, про которого говорили по радио, — заметил Чарли. — Ну, как же его? Брокер, Бровер, Бловер? Вот блин, забыл… Должно быть, его поездом переехало.
— Точно. — Чиркнула спичка, и мгновение спустя потянуло табачным дымом. — Ну и видок у него… Немудрено, что ты сблевал.
Чарли Хоген не ответил, но Верн нутром почувствовал, что он смущен.
— Хорошо хоть телки его не видели, — проговорил через какое-то время Билли, хлопнув Чарли по спине. — Растрепали бы до самого Портленда… Правильно мы сделали, что быстренько оттуда смылись. Как думаешь, им ничего не показалось подозрительным?
— Да нет, — ответил Чарли. — Мари вообще терпеть не может ездить по шоссе мимо кладбища: она до смерти боится привидений. — Он хохотнул, но тут же в его голосе опять послышались истерические нотки: — Боже ты мой, лучше бы мы вообще не угоняли эту тачку! Пошли бы в дискотеку, как и собирались…
Верн знал, что Чарли и Билли гуляли с двумя потаскушками, каких свет еще не видывал, звали их Мари Догерти и Беверли Томас. Иногда они вчетвером — а то и вшестером или ввосьмером, если к ним присоединялись «Волосан» Бракович и «Туз» Меррил со своими подружками, — угоняли тачку со стоянки Льюистона, брали пару-тройку бутылок «Дикой ирландской розы» вместе с упаковкой баночного имбирного пива и носились по проселкам вокруг Касл-вью, Харлоу или Шилоу. Поразвлекавшись с девочками вдоволь, они бросали машину где-нибудь не очень далеко от дома и возвращались уже пешком. Пока еще ни разу их на этом не поймали, но Верн надеялся, что рано или поздно Билли попадет-таки в тюрягу. С каким огромным удовольствием он стал бы навещать любимого брата по воскресеньям вместо того, чтобы ежедневно видеть его рожу!
— Если сообщить в полицию, они обязательно поинтересуются, как мы, собственно, добрались туда от самого Харлоу, — размышлял тем временем Билли. — Ни у кого из нас машины нет… Так что лучше всего держать язык за зубами, тогда нас никто не тронет.
— А если звонок будет она… оно… анонимным? — предложил Чарли.
— Анонима они в два счета вычислят, — отверг его идею Билли. — Ты что, не смотрел «Дорожный патруль» и «Облаву»? Видел, наверное, как это делается?
— Да, ты прав… — Чарли испустил тяжкий вздох. — Господи, хоть бы «Туз» с нами был. Сказали бы легавым, что тачка — его.
— Так или иначе, его с нами не было.
— Не было, — вздохнув опять, эхом отозвался Чарли. — Да, похоже, ты прав… — В воздухе мелькнул огонек брошенного окурка. — А вдруг они пустят по нашим следам собаку? А я к тому же наблевал на новые кроссовки… — Голос его упал окончательно.
— Нет, ты видел его?! Ты видел, что с ним стало, Билли?
— Отлично видел, — отозвался Билли, и в воздухе мелькнул второй огонек. — Пойдем посмотрим, встал ли «Туз». Неплохо было бы выпить.
— Мы ему расскажем?
— Послушай, Чарли, об этом мы не расскажем никому. Никому и никогда. Ты меня понял?
— Понял, — ответил Чарли. — Господи Иисусе, ну за каким дьяволом мы уперли этот гребаный «додж»?!
— Заткнись, а?
Сквозь прорези в ступеньках Верн увидел две пары ног в облезлых джинсах и стоптанных армейских ботинках. Он весь сжался («Я думал, у меня яйца зазвенят», — рассказывал он нам), похолодев от одной мысли о том, что будет, если братец и Чарли Хоген вдруг обнаружат его под крыльцом… Шаги, однако, удалились. Верн выполз из своего убежища и стремглав бросился к нам.
Как только он нам это сообщил, мы сразу поняли, в чем дело, однако постороннему необходимо пояснение. Дело в том, что Верн Тессио находился примерно на одном интеллектуальном уровне с Тедди Душаном, а его братец Билли — еще ниже, но об этом позже. Сначала нужно объяснить, что за раскопки устроил Верн под крыльцом своего дома.
Четыре года назад, когда ему было восемь, Верн закопал там кувшин емкостью в кварту note 3, наполненный мелочью. Он был тогда помешан на пиратах: крыльцо стало его бригантиной, а закопанный кувшин — пиратским кладом. Верн забросал то место опавшими листьями, скопившимися за долгие годы под крыльцом, отметил его на самодельной карте, которую тут же сунул куда-то в игрушки, и начисто забыл о «кладе». Вспомнил он о нем примерно через месяц, когда потребовались деньги на кино или что-то другое, и принялся разыскивать карту. Выяснилось, что матушка его успела произвести за это время две или три генеральные уборки и, разумеется, пустила карту на растопку кухонной печи, вместе со старыми газетами, фантиками и комиксами. По крайней мере, такой вывод сделал Верн, так и не обнаружив карты.
Тогда он попытался восстановить ее по памяти. Это вроде бы удалось, однако, раскопав нужное место, он там ничего не отыскал. Верн принялся копать чуть справа, потом чуть слева — ничего. На следующий день наш умник продолжил поиски все с тем же результатом. И так на протяжении четырех лет. Четырех лет, вы только себе представьте! Не знаешь, смеяться над ним или рыдать.
Раскопки стали для Верна чем-то вроде мании. Начавшись под крыльцом, они продолжились и под верандой футов в сорок длиной и в семь шириной. Перекопав там каждый сантиметр по два-три раза, Верн так и не нашел кувшина. Тем временем размеры «клада» в его сознании неуклонно росли. Поначалу он говорил нам с Крисом, что мелочи там было доллара на три, через год сумма увеличилась до пяти долларов, а не так давно Верн заявил, что мелочи там находилось где-то на десятку, по самым скромным подсчетам.
Неоднократно мы пытались растолковать Верну то, что было ясно с самого начала: брат его, Билли, знал о «кладе», он его и выкопал. Верн, однако, отказывался этому верить, хоть он и ненавидел Билли примерно так же, как арабы ненавидят евреев, и, вероятно, будь он председателем суда присяжных, то с удовольствием приговорил бы братца к смертной казни, если бы тот попался на мелкой краже в супермаркете. Черт побери, Верн даже не хотел спросить об этом у Билли напрямую! Возможно, он подсознательно страшился услыхать в ответ: «Ну, разумеется, я его выкопал, болван ты этакий. Там было больше двадцати баксов, и я истратил все, до последнего цента!» Верн каждую свободную минуту тратил на раскопки (разумеется, когда поблизости не было Билли) и вылезал из-под крыльца со спутанными волосами, в измазанных джинсах и, конечно, с пустыми руками. Мы дали ему прозвище «Тессио-кладоискатель». Мне кажется, что и летел-то он в тот день как на пожар не столько чтобы рассказать нам ошеломляющую новость, сколько затем, чтобы показать, что бесконечные раскопки в конце концов хоть к чему-то привели.
Итак, в то утро Верн проснулся раньше всех, поел на завтрак кукурузных хлопьев и, не имея более достойного занятия, решил еще немного покопаться под крыльцом. Вдруг наверху хлопнула дверь. Верн замер: если это отец, он тихо вылезет из-под крыльца, но если это Билли, то ему следует переждать, пока тот со своим приятелем Чарли Хогеном куда-нибудь не смоется.
По веранде заходили двое, затем Верн услыхал голос Чарли Хогена:
— Господи, Билли, что же теперь делать?
Верн насторожился. Чарли Хоген, один из самых крутых парней Касл-рока, водивший дружбу с самим «Тузом» Меррилом и с Чамберсом по прозвищу «Глазное Яблоко», говорил со слезами в голосе, словно напроказивший молокосос, которого отец вот-вот выпорет ремнем!
— Что делать, что делать! — передразнил его Билли. — А ничего не делать!
— Нет, что-то сделать надо… — Они уселись на ступеньки, совсем рядом с тем местом, где затаился Верн. — Ты его видел?
То, как это было произнесено, заставило Верна содрогнуться. Быть может, Билли с Чарли напились и сбили кого-нибудь машиной? Он старался не дышать и, не дай Бог, не зашуршать листьями, которых вокруг было полным-полно. Ведь если эти двое обнаружат, что он подслушивает, ему конец!
То, что он услышал дальше, вогнало его в дрожь.
— Нам-то что до этого? — заговорил Билли Тессио. — Пацан мертв, так что ему тоже все равно. Скорее всего, его даже не найдут.
— Это тот самый, про которого говорили по радио, — заметил Чарли. — Ну, как же его? Брокер, Бровер, Бловер? Вот блин, забыл… Должно быть, его поездом переехало.
— Точно. — Чиркнула спичка, и мгновение спустя потянуло табачным дымом. — Ну и видок у него… Немудрено, что ты сблевал.
Чарли Хоген не ответил, но Верн нутром почувствовал, что он смущен.
— Хорошо хоть телки его не видели, — проговорил через какое-то время Билли, хлопнув Чарли по спине. — Растрепали бы до самого Портленда… Правильно мы сделали, что быстренько оттуда смылись. Как думаешь, им ничего не показалось подозрительным?
— Да нет, — ответил Чарли. — Мари вообще терпеть не может ездить по шоссе мимо кладбища: она до смерти боится привидений. — Он хохотнул, но тут же в его голосе опять послышались истерические нотки: — Боже ты мой, лучше бы мы вообще не угоняли эту тачку! Пошли бы в дискотеку, как и собирались…
Верн знал, что Чарли и Билли гуляли с двумя потаскушками, каких свет еще не видывал, звали их Мари Догерти и Беверли Томас. Иногда они вчетвером — а то и вшестером или ввосьмером, если к ним присоединялись «Волосан» Бракович и «Туз» Меррил со своими подружками, — угоняли тачку со стоянки Льюистона, брали пару-тройку бутылок «Дикой ирландской розы» вместе с упаковкой баночного имбирного пива и носились по проселкам вокруг Касл-вью, Харлоу или Шилоу. Поразвлекавшись с девочками вдоволь, они бросали машину где-нибудь не очень далеко от дома и возвращались уже пешком. Пока еще ни разу их на этом не поймали, но Верн надеялся, что рано или поздно Билли попадет-таки в тюрягу. С каким огромным удовольствием он стал бы навещать любимого брата по воскресеньям вместо того, чтобы ежедневно видеть его рожу!
— Если сообщить в полицию, они обязательно поинтересуются, как мы, собственно, добрались туда от самого Харлоу, — размышлял тем временем Билли. — Ни у кого из нас машины нет… Так что лучше всего держать язык за зубами, тогда нас никто не тронет.
— А если звонок будет она… оно… анонимным? — предложил Чарли.
— Анонима они в два счета вычислят, — отверг его идею Билли. — Ты что, не смотрел «Дорожный патруль» и «Облаву»? Видел, наверное, как это делается?
— Да, ты прав… — Чарли испустил тяжкий вздох. — Господи, хоть бы «Туз» с нами был. Сказали бы легавым, что тачка — его.
— Так или иначе, его с нами не было.
— Не было, — вздохнув опять, эхом отозвался Чарли. — Да, похоже, ты прав… — В воздухе мелькнул огонек брошенного окурка. — А вдруг они пустят по нашим следам собаку? А я к тому же наблевал на новые кроссовки… — Голос его упал окончательно.
— Нет, ты видел его?! Ты видел, что с ним стало, Билли?
— Отлично видел, — отозвался Билли, и в воздухе мелькнул второй огонек. — Пойдем посмотрим, встал ли «Туз». Неплохо было бы выпить.
— Мы ему расскажем?
— Послушай, Чарли, об этом мы не расскажем никому. Никому и никогда. Ты меня понял?
— Понял, — ответил Чарли. — Господи Иисусе, ну за каким дьяволом мы уперли этот гребаный «додж»?!
— Заткнись, а?
Сквозь прорези в ступеньках Верн увидел две пары ног в облезлых джинсах и стоптанных армейских ботинках. Он весь сжался («Я думал, у меня яйца зазвенят», — рассказывал он нам), похолодев от одной мысли о том, что будет, если братец и Чарли Хоген вдруг обнаружат его под крыльцом… Шаги, однако, удалились. Верн выполз из своего убежища и стремглав бросился к нам.
5
— Ну, повезло тебе, — прокомментировал я его рассказ. — Уж они бы тебя точно придушили.
— Я знаю это шоссе, — сказал Тедди. — Оно упирается в реку, где мы со стариком раньше удили рыбу.
Крис кивнул:
— Точно, там еще был железнодорожный мост. Его давным-давно снесло во время наводнения, а рельсы остались.
— Но ведь от Чемберлена до Харлоу двадцать или даже тридцать миль, — заметил я. — Неужели пацан покрыл такое расстояние?
— А почему бы и нет? — пожал плечами Крис. — Он, наверное, шел по рельсам: думал, они его куда-нибудь выведут, или, может, удастся сесть на попутный поезд. Но только там ходят теперь одни товарняки до Дерри или Брунсвилла, да и то редко. Чтобы выбраться из леса, ему потребовалось бы топать до самого Касл-рока… Возможно, ночью, в темноте он не заметил приближавшийся поезд — и привет!
Крис смачно шлепнул кулаком о ладонь, чем привел в полнейший восторг Тедди, ветерана смертельных игр с грузовиками на 196-й автостраде. Мне же стало немного не по себе. Я воочию представил, как до смерти напуганный пацан, оказавшийся вдали от дома, черт-те где, бредет по шпалам, шарахаясь от каждого ночного звука, как навстречу ему с огромной скоростью мчится товарняк, как он, ослепленный прожектором, стоит на рельсах, словно парализованный, или, быть может, лежит, обессилев от ужаса и истощения. Так или иначе, жест Криса весьма точно выразил конечный результат.
— Я знаю это шоссе, — сказал Тедди. — Оно упирается в реку, где мы со стариком раньше удили рыбу.
Крис кивнул:
— Точно, там еще был железнодорожный мост. Его давным-давно снесло во время наводнения, а рельсы остались.
— Но ведь от Чемберлена до Харлоу двадцать или даже тридцать миль, — заметил я. — Неужели пацан покрыл такое расстояние?
— А почему бы и нет? — пожал плечами Крис. — Он, наверное, шел по рельсам: думал, они его куда-нибудь выведут, или, может, удастся сесть на попутный поезд. Но только там ходят теперь одни товарняки до Дерри или Брунсвилла, да и то редко. Чтобы выбраться из леса, ему потребовалось бы топать до самого Касл-рока… Возможно, ночью, в темноте он не заметил приближавшийся поезд — и привет!
Крис смачно шлепнул кулаком о ладонь, чем привел в полнейший восторг Тедди, ветерана смертельных игр с грузовиками на 196-й автостраде. Мне же стало немного не по себе. Я воочию представил, как до смерти напуганный пацан, оказавшийся вдали от дома, черт-те где, бредет по шпалам, шарахаясь от каждого ночного звука, как навстречу ему с огромной скоростью мчится товарняк, как он, ослепленный прожектором, стоит на рельсах, словно парализованный, или, быть может, лежит, обессилев от ужаса и истощения. Так или иначе, жест Криса весьма точно выразил конечный результат.