И отец Каллагэн, когда-то преподобный Каллагэн из Салемс-Лот, повернул ствол «ругера» к себе. Не стал терять время на поиск вечности в темноте ствольного канала, приставил дуло к шее под подбородком.
— Хайл, Роланд! — воскликнул он, зная,
(волна их подняла волна )
что его слышат. — Хайл, стрелок!
Палец его застыл на спусковом крючке, когда древние монстры набросились на него. Его захлестнула вонь их холодного, бескровного дыхания, но не испугала. Никогда раньше он не чувствовал в себе такую силу. Из прожитых лет самыми счастливыми для себя он полагал годы бродяжничества, когда был не священником, а Каллагэном-с-Дорог. И чувствовал, что скоро сможет вернуться к той жизни, странствовать, сколько пожелает душа, поскольку сделал все, что должен, и его это радовало.
— Найди свою Башню, Роланд, проникни в нее и взойди на вершину!
Зубы его давних врагов, древних братьев и сестер твари, которая называла себя Курт Барлоу, вонзились в него, как жала. Каллагэн их не почувствовал. Он улыбался, нажимая на спусковой крючок, и ушел навсегда.
Глава 2. На волне
На проселочной дороге, которая вела от дома писателя к Бриджтону, Эдди и Роланд наткнулись на оранжевый пикап с надписью «Эксплуатационная служба Энергетической компании Центрального Мэна» на бортах. Рядом мужчина в желтой каске и ярко-оранжевом, видимом издалека жилете срезал ветки деревьев, которые могли лечь на провода. Именно тогда Эдди что-то почувствовал? Что-то, набирающее силу? Может предвестник волны, движущейся к ним по Лучу? Потом он подумал, что да, вроде бы почувствовал, но полной уверенности у него не было. Видит Бог, ему хватало других переживаний, и не без причины. Скольким людям удавалось повидаться со своим создателем? Ну… Да, Стивен Кинг пока еще не создал Эдди Дина, молодого человека из Кооп-Сити, расположенном в Бруклине, а не в Бронксе, еще не создал, в 1977 году, но Эдди не сомневался, что со временем Кинг вплетет его в историю. А как иначе он мог здесь появиться?
Эдди остановил «форд» перед пикапом, вылез из кабины, спросил вспотевшего мужчину с ножовкой в руках, как им попасть на Тэтлбек-лейн, что в Лоувелле. Парень из «Энергетической компании» все подробно ему объяснил, потом добавил: «Если вы хотите добраться до Лоувелла сегодня, вам лучше воспользоваться шоссе 93. Болотной дорогой, как ее здесь называют».
Он поднял руку и покачал головой, как бы показывая Эдди, что спорить тут нечего, хотя тот, задав один-единственный вопрос, более не произнес ни слова.
— Она на семь миль длиннее, я знаю, и вся в рытвинах, но через Ист-Стоунэм вы сегодня не проедете. Копы его блокировали. Дорожная полиция, местные полицейские, управление шерифа округа Оксфорд.
— Вы шутите? — ответил Эдди. Вроде бы такая реакция не могла вызвать подозрений.
Электрик покачал головой.
— Никто не знает, что там произошло, но была стрельба, возможно, из автоматического оружия, и взрывы, — он похлопал по обшарпанной рации, висевшей на поясе. — После полудня я дважды услышал слово на букву «т». И меня это не удивляет.
Эдди понятия не имел, о каком слове на букву «т» идет речь, но знал, что задержка действует Роланду на нервы. Он чувствовал нетерпение стрелка, буквально видел его характерный жест, означающий: «Поехали, поехали».
— Я говорю о терроризме, — продолжил электрик, тут же понизил голос. — У людей и в мыслях нет, что такое может случиться в Америке, дружище, но у меня есть для вас новости — может. Если не сегодня, то рано или поздно. Кто-нибудь попытается взорвать Статую Свободы или Эмпайр-Стейт-Билдинг, вот что я думаю… правые, леваки, это чертовы арабы. Слишком много в мире психов.
Эдди, который знал, что случилось в последующие десять лет, согласно кивнул.
— Вы, скорее всего, правы. В любом случае, спасибо за подсказку.
— Просто пытаюсь сэкономить вам время, — пожал плечами электрик, а когда Эдди открывал дверцу «форда» Каллема, добавил. — Вы попали в переделку, мистер? Выглядите неважно. И хромаете.
Эдди действительно попал в переделку, получил сквозное ранение в руку и пулю в ногу. Ничего несовместимого с жизнью, поэтому за чередой более важных событий он об этом просто забыл. Теперь вдруг раны разболелись. И он пожалел о том, что отказался от пузырька с таблетками «Перкосета», предложенного Эроном Дипно.
— Да, поэтому я и еду в Лоувелл. Соседский пес покусал меня. Насчет этого я еще с соседом поговорю, малоубедительная, конечно, история, но ничего другого в голову не пришло. Он же не писатель. Сочинять истории — это к Кингу. Впрочем, и этой хватило, чтобы он успел скользнуть за руль «форда-галакси», прежде чем электрик задал новые вопросы, Эдди решил, что этот раунд он отработал удачно, и быстро тронул «форд» с места.
— Узнал, как нам ехать? — спросил Роланд.
— Да.
— Хорошо. Одно наваливается на другое, Эдди. Мы должны как можно быстрее добраться до Сюзанны. Помочь, если сможем, Джейку и Каллагэну. И ребенок вот-вот родится, уж не знаю, какой. Может, уже родился.
«Поверните направо, когда вернетесь на Канзас-роуд», — сказал электрик Эдди (Канзас, как в истории о Дороти, Тото и тетушке Эм, где одно наваливалось на другое), и он повернул. Теперь они ехали на север. Солнце ушло за деревья слева от них, так что двухполосное шоссе укутывала тень. Эдди буквально чувствовал, как время скользит между пальцев, будто невероятно дорогая ткань, слишком гладкая, чтобы ее ухватить. Он надавил на педаль газа, и старый «форд» Каллема, фырча мотором, прибавил хода. Эдди разогнался до 55 миль в час . Мог бы еще добавить, но не стал: Канзас-роуд изобиловала поворотами, а вот ровностью покрытия похвастаться не могла.
Роланд достал из нагрудного кармана лист блокнота, развернул его и теперь внимательно изучал (хотя Эдди и сомневался, что стрелок может прочитать документ; большинство слов этого мира оставались для него загадкой). В верхней части листа, над текстом Эрона Дипно, рука его чуть дрожала, но писал он четко и разборчиво, и наиважнейшей подписью Калвина Тауэра, улыбался смешной бобер и тянулась надпись: «ВАЖНЫЕ ДЕЛА НА СЕГОДНЯ». Прямо-таки издевка.
«Я не люблю глупых вопросов, я не люблю глупых игр», -подумал Эдди, и внезапно улыбнулся. Этой самой точки зрения придерживался Роланд, Эдди в этом не сомневался, несмотря на более чем очевидный факт, что их жизни, когда они ехали на Блейне Моно, спасли несколько вовремя заданных глупых вопросов. Эдди уже открыл рот, чтобы поделиться своими мыслями, сказать, до чего же это хорошо, что самый важный документ в истории мира, более важный, чем Magna Carta note 6 , Декларация независимости или теория относительности Альберта Эйнштейна, начинается со смешного бобра и тривиальной фразы. Но, прежде чем успел произнести хоть слово, накатила волна.
Его нога соскользнула с педали газа, и хорошо, что соскользнула. Если б осталась на педали, он и Роланд обязательно получили бы серьезные травмы, может, даже погибли. Когда накатила волна, на шкале приоритетов Эдди Дина управлению «фордом» Джона Каллема просто не нашлось места. Ощущения были такие, как в вагончике американских горок, когда он достигает первой вершины, на мгновение замирает… наклоняется… падает… и ты падаешь, а горячий летний воздух бьет тебе в лицо, давит на грудь, а желудок плавает где-то позади тебя.
В это самое мгновение Эдди увидел, как все, что находилось в салоне автомобиля Каллема, потеряло вес, поднялось и зависло в воздухе: трубочный пепел, две ручки и блокнот с приборного щитка, старший Эдди, и, как до него тут же дошло, он сам — ка-май его старшего, старина Эдди Дин. Так что не приходилось удивляться, что он и его желудок выбрали разные траектории движения! Он не знал, что и сам автомобиль, который успел остановиться у обочины, также парит в воздухе, лениво покачиваясь вверх-вниз, в пяти или шести дюймах над землей, как лодочка в невидимом море.
А потом дорога с деревьями по обе ее стороны исчезла. Бриджтон исчез. Мир исчез. Послышалось звяканье колокольцев Прыжка, отвратительное, тошнотворное, вызвавшее желание заскрипеть зубами… да только зубы тоже исчезли.
Как и Эдди, Роланд ясно почувствовал, как его сначала подняли, а потом подвесили, как некий предмет, внезапно ставший неподвластным земному притяжению. Он услышал колокольца и ощутил, что его тащит сквозь стену существования, но понимал, что это не настоящий Прыжок, во всяком случае, не тот, в которые ему доводилось уходить. Происходящее с ним очень напоминало явление, которое Ванни называл авен кэл, что означало « поднятый ветром и несущийся на волне «. Только термин кэл, в отличие от более привычного кэс, указывал на природный катаклизм: не ветер, а ураган, не волна, а цунами.
«Сам Луч желает говорить с тобой, Говорун, послышался в голове голос Ванни. Это саркастическое прозвище он, сын Стивена Дискейна получил от учителя за то, что очень уж редко раскрывал рот. Хромоногий, умнейший наставник Роланда перестал его так называть (возможно, по настоянию Корта), когда мальчику исполнилось одиннадцать лет. — И, если он заговорит, тебе лучше слушать».
«Я буду слушать и слушать хорошо», — ответил Роланд, и его тут же бросили. Но он никуда не упал, застыл, невесомый, с подкатывающей к горлу тошнотой.
Снова колокольца. А потом, внезапно, он снова поплыл, на этот раз над просторным помещением, заставленным пустыми кроватями. Одного взгляда хватило, чтобы понять: это то самое место, куда Волки привозили детей, похищенных из городков Пограничья. А в дальнем конце комнаты…
Чьи-то пальцы обхватили его руку. Роланд и представить себе не мог, что такое возможно, учитывая состояние, в котором он оказался. Повернул голову налево и увидел Эдди, который составлял ему компанию, абсолютно голый. Как, впрочем, и он сам. Вся одежда осталась в мире писателя.
Эдди указывал на то, что Роланд уже успел увидеть. В дальнем конце комнаты стояли две придвинутые друг к другу кровати. На одной лежала белая женщина. С широко разведенными ногами, теми самыми, Роланд в этом не сомневался, на которых Сюзанна вышагивала по Нью-Йорку во время Прыжка. Другая женщина, с головой крысы, одна из тахинов, как понял Роланд, наклонилась между ногами.
Рядом с белой женщиной, на соседней кровати, лежала темнокожая, ноги которой заканчивались чуть ниже колен. Голый или нет, с подкатывающей к горлу тошнотой или без оной, Роланд никогда в жизни так не радовался, как в тот момент, когда увидел эту женщину. И Эдди испытывал то же самое. Его крик радости раздался в голове у Роланда, и стрелок поднял руку, показывая Эдди, что тот должен замолчать. Замолчать и сдерживать эмоции, потому что Сюзанна смотрела на них, более того, определенно их видела и, если б заговорила, он не хотел пропустить ни единого ее слова. Потому что, пусть эти слова и слетели бы с ее губ, их источником был бы Луч. И заговорила бы Сюзанна голосом Медведя или Черепахи.
Обе женщины лежали с металлическими колпаками на головах. Колпаки соединялись гофрированной стальной трубкой.
«Какое — то устройство для слияния разумов, — вновь заполнил его голову голос Эдди. — А может…»
«Замолчи! — оборвал его Роланд. — Замолчи, Эдди, ради своего отца!»
Мужчина в белом халате схватил с подноса устрашающего вида щипцы, оттолкнул крысоголовую медсестру-тахина. Наклонился, всматриваясь между ног Миа, держа щипцы над головой. Рядом, в футболке со словами из мира Сюзанны и Эдди, стоял другой тахин, с головой злобной коричневой птицы.
«Он почувствует наше присутствие, — подумал Роланд. — Если задержимся, почувствует и поднимет тревогу».
Но Сюзанна смотрела на него, из-под железного колпака, ее глаза лихорадочно блестели, и по взгляду чувствовалось, что она их видит. Ага, ты говоришь правильно.
Она произнесла единственное слово, и тут же необъяснимая, но заслуживающая доверия интуиция подсказала Роланду, что слово это идет не от Сюзанны, а от Миа. И при этом в слове слышался голос Луча, силы, достаточно тонко все чувствующей, чтобы оценить нависшую угрозу и попытаться защититься от нее.
«Чеззет», — произнесла Сюзанна. Оно прозвучало в его голове, потому что они были ка-тетом и ан-тетом. Но он так же увидел, как шевельнулись ее губы, пусть с них и не сорвалось ни единого звука, когда она посмотрела в то место, где сейчас плавали они, наблюдая за тем, что происходило в этот самый момент в каком-то другом где и когда, другом пространственно-временном континууме.
Ястребоголовый тахин тоже посмотрел вверх, возможно, следуя за ее взглядом, возможно, уловив обостренным слухом звяканье колокольцев. А потом врач опустил щипцы и сунул их под сорочку Миа. Она заорала. Вместе с ней заорала и Сюзанна. И на этот общий крик воздействовал на невесомое тело Роланда точно так же, как воздействует порыв октябрьского ветра на опустевшую коробочку ваточника. Подхватил и понес. Роланд почувствовал, как он быстро поднимается, теряя связь с тем местом, где только что был, но крепко держать за одно-единственное услышанное слово. Слово это вызвало из памяти образ матери, наклонившейся над ним, лежащим в постели. Происходило это в комнате, раскрашенной в яркие цвета, и, разумеется, цвета эти он воспринимал, как маленький мальчик, воспринимал, как дети, только что выросшие из ползунков, воспринимают окружающий мир: с наивным изумлением, в полной уверенности, что все это — магия.
Окна в спальне были из витражного стекла, разумеется, всех цветов радуги. Он помнил, когда мать наклонялась к нему, ее лицо переливалось разными цветами, капюшон она откидывала, так что он мог проследить изгиб ее шеи детским взглядом
(это все магия )
и душой любовника; он помнил свои мысли о том, как будет ухаживать за ней и уведет от отца, если она согласится отдать ему предпочтение; как они поженятся, у них родятся свои дети, и они будут жить вечно в этом сказочном королевстве, которое называлось Вечный Свет, как Габриэль Дискейн будет петь своему маленькому мальчику с большими глазами, которые очень серьезно смотрели на нее с подушки (а на его лице уже лежал отсвет жизни странника), петь глупую детскую песенку с таким вот куплетом:
Попрыгунчик, милый крошка,
Ягоды клади в лукошко.
Чаззет, чиззет, чеззет,
Все в лукошко влезетnote 7 .
«Все в лукошко влезет», — думал он, когда летел, невесомый, сквозь темноту и ужасное звяканье колокольцев Прыжка. Слова третьей строки были не галиматьей, но числами. Она как-то сказала ему, когда он спросил. Чаззет, чиззет, чеззет — семнадцать, восемнадцать, девятнадцать.
Чеззет — это девятнадцать. Естественно, все у нас девятнадцать. А потом он и Эдди вновь вылетели в свет, болезненно-оранжевый свет, и нашли там и Джейка, и Каллагэна. Роланд увидел даже Ыша, у левой ноги Джейка, ощетинившегося, с оскаленными зубами.
«Чаззет, чиззет, чеззет, — думал Роланд, глядя на своего сына, совсем еще маленького мальчика, которому противостояло великое множество врагов в обеденном зале „Дикси-Пиг“. — Чеззет — это девятнадцать. Все в лукошко влезет. Но в какое лукошко? И что это должно означать?»
На Канзас-роуд, в Бриджтоне, двенадцатилетний «форд» Джона Каллема (на спидометре сто шесть тысяч миль, а машина только входит во вкус дороги, любил говорить Каллем людям) покачивался, словно на волнах, над обочиной. Передние колеса касались земли, потом поднимались, чтобы пообщаться с ней могли задние колеса. В салоне двое мужчин, не просто в бессознательном состоянии, но еще и ставшие прозрачными, лениво покачивались вместе с автомобилем, словно два трупа в полузатопленной лодке. А вокруг них плавал всякий мусор, скапливающийся в старом автомобиле, на котором постоянно ездят. Пепел, ручки, скрепки, крошки и монетки с заднего сидения, сосновые иголки с ковриков на полу и даже один коврик. В темноте бардачка его содержимое билось о стенки и закрытую дверцу. Если б кто проезжал мимо, его поразило бы это зрелище: плавающий в воздухе мусор и люди (Люди! Возможно, мертвые!), которые, если уж на то пошло, ничем от этого мусора не отличались. Но никто не проехал. Те, кто жил на этой стороне Длинного озера, в основном, смотрели на другой его берег, где находился Ист-Стоунэм, хотя смотреть-то уже было не на что. Дым, и тот практически развеялся.
Автомобиль лениво колыхался, а в нем Роланд из Гилеада всплывал к потолку, где его шея касалась грязной обивки, при этом ноги, следуя за их обладателем, отрывались от переднего сидения. Эдди поначалу оставался на месте, его удерживал руль, но потом боковая качка привела к тому, что он выскользнул из-под него и тоже начал подниматься и опускаться, с расслабившимся и мечтательным лицом. Серебряная ниточка слюны вытекла из уголка его рта, оторвалась от кожи и поплыла, сверкающая, полная миниатюрных пузырьков, мимо щеки с запекшейся на ней кровью.
Роланд знал, что Сюзанна видела его, возможно, видела и Эдди. Вот почему она приложила столько усилий, чтобы произнести единственное слово. Джейк и Каллагэн, однако, их не увидели. Мальчик и бывший священник вошли в «Дикси-Пиг», продемонстрировав то ли отчаянную храбрость, то ли запредельную глупость, и теперь полностью сосредоточились на тех, кто их там поджидал.
Глупо они поступили или нет, но Роланд очень гордился Джейком. Он видел, что мальчик определился с кандой между собой и Каллагэном: расстоянием (для каждого случая своим), которое гарантировало, что пара стрелков, противостоящая куда более многочисленному противнику, не будет убита одним выстрелом. Оба вошли в «Дикси-Пиг», готовые к бою. Каллагэн держал в одной руке пистолет Джейка, а в другой что-то еще… вроде бы, какую-то резную вещицу. Роланд не сомневался, что это кан-тах, один из маленьких богов. У мальчика были рисы Сюзанны, две — в руках, остальные — в ее плетеной сумке. Где он их взял, знали только боги.
Стрелок увидел толстуху, человеческое обличье которой заканчивалось шеей. Над тремя дряблыми подбородками болтались клочья человеческой маски. Глядя на выглядывающую из-под маски крысиную голову, Роланд внезапно многое понял. Что-то могло дойти до него и раньше, но, как мальчика и отца Каллагэна в этот самый момент, его занимали совсем другие проблемы.
К примеру, «низкие люди» Каллагэна. Они могли быть тахинами, существами не из Прима или естественного мира, но из каких-то других мест, расположенных между ними. Они определенно не имели отношения к тем, кого Роланд называл медленными мутантами, потому что последние появились в результате чудовищных войн и катастрофических экспериментов. Нет, они могли быть истинными тахинами, известными, как третий народ или кан-тои. Да, конечно, Роланду следовало знать об этом. И сколько тахинов служили существу, имя которого — Алый Король? Несколько? Много?
Все?
Если правильным был третий ответ, тогда, предположил Роланд, дорога к Башне действительно будет трудной. Но стрелок не отличался привычкой заглядывать за горизонт, и в данном случае недостаток воображения следовало расценивать, как плюс, а не минус.
Он увидел то, что требовалось увидеть. Хотя кан-тои, «низкие люди» Каллагэна, окружали Джейка и бывшего священника со всех сторон (эти двое даже не видели парочку «низких» мужчин, которые охраняли двери на Шестьдесят первую улицу и теперь оказались позади), но Каллагэн зачаровал их резной вещицей, которую держал в руке, и они замерли. Точно также Джейк зачаровывал людей ключом, найденным на пустыре. Желтый тахин, с телом человека и головой вазо, держал под рукой какое-то оружие, но не пытался схватить его.
Но существовала еще одна опасность, и наметанный глаз Роланда, искушенного во всякого рода стычках и засадах, тут же ее заметил. Он увидел на стене гобелен с богохульной пародией на «Последнюю вечерю в Эльде» и понял, что это означает, за несколько секунд до того, как гобелен отбросили в сторону. И запах: пахло не просто жареным мясом, а жареной человечиной. Это тоже следовало понять раньше, и он бы понял, будь у него время подумать… да только жизнь в Калья Брин Стерджис не оставляла времени для раздумий. В Калье, как в какой-то книге, одно постоянно наваливалось на другое.
Но теперь-то все стало ясно, не так ли? «Низкие люди» могли быть тахинами; великанами-людоедами детских фантазий, если угодно. Но гобелен скрывал тех, кого Каллагэн называл вампирами первого типа, а Роланд знал, как Праотцов, возможно, самых страшных и могущественных существ, которые сумели выжить после стародавнего отступления Прима. И если тахины могли стоять, таращась на амулет, который поднял над головой Каллагэн, то Праотцы не удостоили бы его и взгляда.
А тут еще и жуки полезли из-под столов. С ними Роланду уже доводилось сталкиваться, и, если у него еще оставались сомнения насчет того, кто мог находиться за гобеленом, то при виде жуков они отпали. Паразиты, кровососы, прилипалы: блохи Праотцов. Возможно, не опасные, ушастик-путаник мог легко с ними расправиться, но их присутствие, да еще в таком количестве, однозначно указывало на то, что Праотцы где-то рядом.
И когда Ыш атаковал жуков, Роланд, не находя других вариантов, спикировал на Каллагэна. В разум Каллагэна.
«Отец, я здесь». «Да, Роланд. Что…»
«Нет времени. ОТОШЛИ ЕГО ОТСЮДА . Ты должен. Отошли, пока есть время».
И Каллагэн попытался. Мальчик, конечно, не хотел уходить. Глядя на него глазами Каллагэна, Роланд с горечью думал: «Мне следовало лучше познакомить его с предательством. Но, видят боги, я сделал все, что мог».
— Иди, пока можешь, — Каллагэн старался сохранять спокойствие. — Найди ее, если получится. Это приказ твоего дина. Такова и воля Белизны.
Этого должно было хватить, чтобы Джейк сдвинулся с места, но не хватило. Он все еще спорил, боги, да в этом был ничем не лучше Эдди, и Роланд более не смог ждать.
«Отец, позволь мне».
И перехватил контроль над телом, не дожидаясь ответа. Он уже почувствовал, что волна, авен кэл, начала спадать. И Праотцы могли появиться в любую секунду.
— Иди, Джейк! — прокричал Роланд, использую рот и голосовые связки отца Каллагэна, как громкоговоритель. Если б он задумался, как такое возможно, то, конечно же, не нашел бы ответа, но он не старался думать о непонятном, поэтому обрадовался, увидев широко раскрывшиеся глаза мальчика. — У тебя только один шанс и ты должен его использовать! Найди ее! Как твой дин, я приказываю тебе!
А потом, как в больничной палате, где лежала Сюзанна, он вновь почувствовал, что его тащит наверх, как что-то невесомое, выдуло из тела и разума Каллагэна, словно клок паутины или «парашют» с семечком распушенной головки одуванчика. С мгновение он пытался вернуться обратно, как пловец пытается преодолеть сильное течение, чтобы добраться до берега, но куда там.
«Роланд! — в его голове зазвучал наполненный ужасом голос Эдди. — Господи Иисусе, Роланд, кто они такие?»
Полог отнесло в сторону. И в обеденный зал полезли существа, древние и уродливые, со страшными мордами, утыканными торчащими во все стороны зубами, со ртами, навечно раззявленными клыками, каждый из которых толщиной не уступал запястью Роланда, их морщинистые, в щетине подбородки блестели кровью, на них повисли кусочки мяса.
И мальчик… боги, о боги… мальчик оставался в обеденном зале.
«Они убьют Ыша первым! — закричал Каллагэн, да только Роланд сомневался, что кричал именно бывший священник. Подумал, что кричал Эдди, воспользовавшись голосом Каллагэна точно так же, как и Роланд. Каким-то образом Эдди удалось найти не столь сильный восходящий поток или у него осталось больше сил. И сил этих хватило, чтобы попасть в разум Каллагэна после того, как Роланда выдернуло оттуда. — „Убьют у тебя на глазах, потом выпьют его кровь!“
Вот это подействовало. Мальчик развернулся и побежал, вместе с Ышем, который не отставал ни на шаг. Пробежал перед клювом вазо-тахина, проскочил между двух «низких людей», но никто не попытался его остановить.
Зачарованные, они по-прежнему смотрели на Черепаху в поднятой руке Каллагэна.
Праотцы не обратили на убегающего мальчишку ни малейшего внимания. Роланд не сомневался, что так и будет. Каллагэн рассказал им свою историю, и Роланд знал, что один из Праотцов в свое время появился в маленьком городке Салемс-Лот, где Каллагэн был приходским священником. Ему удалось выжить, что случалось крайне редко с теми, кто в противостоянии с Праотцами лишался оружия или символов власти, но тварь заставила Каллагэна напиться своей отравленной крови, прежде чем отпустила. И тем самым пометила бывшего священника.
Каллагэн протягивал им навстречу свой крест-символ, но, прежде чем Роланд успел увидеть что-то еще, его швырнуло в темноту. Опять зазвучали колокольца, сводящие с ума ужасным звяканьем. Откуда-то доносился едва слышный крик Эдди. Роланд попытался нащупать его в темноте, коснулся предплечья, выпустил, нашел руку, ухватил. Они переворачивались и переворачивались, держась друг за друга, прилагая все силы к тому, чтобы не разлучиться, надеясь не потерять друг друга в лишенной дверей темноте между мирами.
Глава 3. Телефонный звонок Эдди
Эдди вернулся в автомобиль Джона Каллема в состоянии, в каком подростком приходил в себя после кошмарного сна: в смятении, тяжело дыша от страха, совершенно дезориентированный, не понимающий, кто он, не говоря уж о том, где находится.