Он всегда презирал людей, болтающих о телепатии и предопределении свыше в своих радиопрограммах в прямом эфире. Эти люди, ищущие каких-то знаков и сигналов, в конце концов вели себя в жизни, как слепые котята. Но если бы кто-то спросил, что он предполагал услышать о Хомере Гамаше в тот самый момент, Алан наверняка бы ответил: «Когда Норрис откликнулся... да, уже тогда я знал, что старик тяжело ранен или мертв. Возможность номер два?»
   Норрис остановился у фермы Арсено на дороге N_ 35 примерно в миле на юг от кладбища Хоумленд. Он даже не думал о Хомере Гамаше, хотя между фермой Арсено и домом Хомера было меньше трех миль, и если бы старик прошлой ночью возвращался из Сауз Пэриса обычным маршрутом, он должен был бы проехать здесь. Норрису не очень верилось, что кто-то на ферме заметил Хомера той ночью, поскольку в этом случае сам Хомер находился бы дома через десять минут или чуть позже.
   Норрис остановился тут только потому, что здесь была лучшая кухня во всей округе. А он был одним из тех редких знатоков кулинарии, которые любили готовить сами. В этот день он был обуреваем желанием заполучить сахарные рожки. Он надеялся выяснить, когда их начнут продавать у Арсено. А уже после этого он мимоходом спросил Долли Арсено, не случалось ли ей видеть машину Хомера Гамаша прошлой ночью.
   – Как здорово, – сказала миссис Арсено, – что вы спрашиваете об этом, потому что я видела. Вчера поздно ночью. Нет... теперь я думаю, это было ранним утром уже сегодняшнего дня, потому что Джонни Карсон еще выступал по телевизору, но дело шло уже к концу передачи. Я собиралась приготовить еще одну форму мороженого и посмотреть чуточку шоу Дэвида Леттермана, а потом лечь спать. Я плохо сплю в последнее время, а тот мужчина на другой стороне дороги еще более взвинтил мне нервы.
   – Что за мужчина, миссис Арсено? – спросил Норрис, внезапно заинтересовавшись.
   – Я не знаю, просто какой-то мужчина. Мне не понравился его вид. Даже как следует не рассмотрела его, а тем не менее мне он почему-то очень не понравился. Звучит странно, я понимаю, но этот дом умалишенных на Джунипер Хилл совсем не так уж далеко отсюда, и когда ты видишь на сельской дороге одинокого мужчину, это уже заставляет тебя нервничать, даже если бы он и носил костюм.
   – А что за костюм был на нем... – начал Норрис, но его слова были бесполезны. Миссис Арсено принадлежала к той породе сельских болтушек, которые никогда не обращают внимания на реплики собеседников. Норрис Риджуик решил просто выслушать весь поток ее красноречия и затем выудить из него нужную для себя информацию. Он вынул записную книжку из кармана.
   – Между прочим, – продолжала она, – этот костюм заставил меня еще больше волноваться. Мне не казалось нормальным, что человек был одет в костюм в этот час, если только вы понимаете, о чем идет речь. Может быть, вы и не понимаете, может быть, вы думаете, что я просто глупая старуха, а может я и действительно просто глупая старая женщина, но за минуту или две до появления Хомера я испугалась, не собирается ли этот мужчина подойти к моему дому, и я встала, чтобы проверить запор на двери. Он все время глядел сюда, знаете, я заметила это. Я сообразила, что, может быть, он смотрит потому, что окно еще освещено, хотя уже довольно поздно. Возможно, он мог также видеть и меня, потому что занавески совсем прозрачные. Я не смогла разглядеть его лицо – луны почти не было видно прошлой ночью, и не верю, что доживу когда-нибудь до уличного освещения около дома, спасибо, что провели хотя бы кабельное телевидение, как в городе – но я смогла увидеть, как он поворачивает голову. Затем он начал пересекать дорогу, по крайней мере, я думаю, что он это делал или собирался сделать. Если вы понимаете, что я имею в виду. Я подумала, что сейчас он подойдет к моему дому, постучит в дверь и скажет, что его машина сломалась в дороге и можно ли ему позвонить от меня по телефону, и я не знала, что бы я ответила на эти слова, если бы он сделал все так. Может быть, я вообще бы ничего и не сказала за дверью. Я предполагаю, что я просто глупая старуха, но я начала тут же вспоминать фильм из серии «Альфред Хичкок представляет», где какой-то сумасшедший убил кого-то и разрубил на куски, а затем запрятал их в багажник своей машины, и они смогли его поймать только потому, что задний фонарь был разбит или еще что-то в этом роде, но на другой стороне было...
   – Миссис Арсено, могу ли я спросить...
   – ...было то, что я не хочу называть. Это ведь был филистимлянин, или гоморрец, или еще кто-то, перешедший на другую сторону дороги, – миссис Арсено продолжала со все большим вдохновением. – Вы знаете историю о добром самаритянине. Поэтому я была в некотором затруднении насчет того, как мне действовать. Но я сказала себе...
   И здесь Норрис позабыл обо всех сахарных рожках. Он даже сумел на секунду прервать миссис Арсено и сообщить ей, что тот человек, которого она видела прошлой ночью, может быть «находящейся ныне в розыске» личностью. Он вернул ее к началу рассказа и попросил описать ему все увиденное без участия Альфреда Хичкока, а также доброго самаритянина, если только это возможно.
   История, переданная им по рации шерифу была такова: она смотрела «Ночное шоу» в одиночестве, ее муж и сыновья уже спали. Ее кресло находилось у окна, откуда была видна дорога N_ 35. Ставни были открыты. Около двенадцати тридцати или двенадцати сорока она выглянула в окно и увидела человека, стоявшего на противоположной стороне дороги... со стороны кладбища Хоумленд.
   Пришел ли этот мужчина оттуда или с другой стороны?
   Миссис Арсено не может здесь ничего утверждать наверняка. Она предполагает, что он мог прийти со стороны Хоумленд, что означало бы стремление незнакомца удалиться от города, но она никак не может привести каких-либо доводов в пользу этого впечатления, потому что, когда она выглянула из окна первый раз, она там ничего не увидела, а затем выглянула через некоторое время, перед тем как встать за формой с мороженым, и он уже стоял на дороге. Просто стоял и смотрел на освещенное окно и, может быть, на нее. Она подумала, что он собирается перейти дорогу, или он начал пересекать ее (наверное, стоял там же, где и был раньше – это просто нервы у нее разыгрались, решил Алан), когда на верхушке холма появились огоньки фар. Когда человек в костюме заметил приближающийся свет, он поднял большой палец, как это делают все путешествующие бесплатно на попутных машинах.
   – Это был автомобиль Хомера, и сам старикан сидел за рулем, – сказала Норрису Риджуику миссис Арсено. – Сперва я подумала, что он просто поедет дальше, не обращая внимания на этого малого, как и любой нормальный человек, встречающий незнакомца посреди ночи. Но этот дуралей затормозил, включил задние фары, подъехал назад к пассажиру и впустил его в кабину своего пикапа.
   Миссис Арсено, которой было всего сорок шесть, но выглядела она лет на двадцать старше, покачала своей седой головой.
   – Хомер должен был крепко набраться, чтобы допускать к себе в машину всякого бродягу, – сказала она. – Набраться или свихнуться, а я ведь знаю его почти тридцать пять лет. Он не такой простак. – Она помолчала в раздумье.
   – Да... Не такой простак.
   Норрис попытался получить еще какую-либо информацию от миссис Арсено по поводу костюма этого человека, но здесь ему не повезло. Он подумал, что действительно очень жаль, что уличные фонари оканчиваются на площадках кладбища Хоумленд, но у таких маленьких городков, как Кастл Рок, хватает денег лишь на это.
   То, что это был костюм, она была полностью уверена. Не спортивный плащ и не мужская куртка, и он не был черным, но оставалась еще вся гамма цветов, из которых она не могла ничего точно указать. Миссис Арсено не думала, что костюм был чисто-белым, но и не продвигалась далее утверждения, что он не мог быть черным, она готова поклясться в этом.
   – Я не прошу вас клясться, миссис Арсено, – сказал Норрис.
   – Когда кто-то разговаривает с полисменом по делам официальным, – перебила она, втягивая руки внутрь рукавов свитера, – это почти то же самое.
   Поэтому вкратце суть ее показаний была такова: она видела, как Хомер Гамаш забрал с собой попутчика примерно в четверть первого этой ночью. Ничего такого, о чем следовало бы звонить в ФБР. Было только очень странно, что Хомер подобрал пассажира в трех милях от своего дома... но так и не доехал туда.
   Миссис Арсено также абсолютно права и насчет костюма. Глядеть на этого малого, столь далекого во мраке ночи, было уже достаточно странно – в четверть первого все обитатели фермы уже полностью отключаются от дневных забот – а если добавить к тому костюму еще и галстук (какого-то темного цвета, но ради Бога, не спрашивайте какого именно, потому что я не могу и не хочу говорить об этом), это действительно заставит нервничать наблюдателя.
   – Что я должен теперь делать? – спросил Норрис по рации, передав свой доклад шерифу.
   – Стой там, где сейчас находишься, – сказал Алан. – Можешь обсудить с миссис Арсено фильмы серии «Альфред Хичкок представляет», пока я не приеду туда. Мне и самому они всегда нравились.
   Но не успел он проехать и полмили, как место их встречи пришлось срочно перенести с фермы Арсено на участок на милю западнее ее. Мальчик по имени Фрэнк Гавино, возвращаясь домой с утренней рыбалки у Стриммер Брук, увидел пару ног, торчащих из высокой травы на южной стороне дороги N_ 35. Он побежал домой и сказал об этом матери. Она позвонила в офис шерифа. Шейла Бригхем передала сообщение Алану Пэнборну и Норрису Риджуику. Шейла соблюдала протокол и не упомянула никаких имен в открытом эфире (вместо чего всегда использовались всевозможные названия из мира животных), но Алан по ее опечаленному голосу сразу понял, что даже она догадалась, чьи это ноги.
   Единственным приятным событием этого утра было то, что Норрис закончил опустошение своего желудка до прибытия Алана и остановился на северной стороне дороги, подальше от тела и любых возможно имевшихся следов вокруг него.
   – Что теперь? – спросил Норрис, прерывая раздумье шерифа.
   Алан тяжело вздохнул, и от этого вздоха взлетели насекомые, привлеченные тем, что осталось от Хомера. Это было проигрышным делом.
   – Теперь я должен идти к Эллен Гамаш и сообщить ей, что она стала вдовой с этого утра. Ты останешься здесь у тела. Постарайся не подпускать к нему мух.
   – Но почему, шериф? Их здесь полным-полно. А он...
   – Мертв, да, я это вижу. Я не знаю почему. Потому что мне кажется, что это будет правильно. Мы не сможем его оживить, но, по крайней мере, защитим от загаживания мухами то место, где раньше был его нос.
   – О'кей, – сказал Норрис мрачно. – О'кей, шериф.
   – Норрис, как ты думаешь, сможешь ли ты звать меня «Алан» если потренируешься? Если ты постараешься?
   – Конечно, шериф, я смогу это сделать.
   Алан хрюкнул и бросил последний взгляд на участок, который, когда он вернется сюда, по всей вероятности, уже будет огорожен ярко-желтыми лентами с надписью «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ. НЕ ХОДИТЬ». Медицинский эксперт будет здесь. Генри Пейтон из Оксфордского управления полиции штата тоже будет здесь. Фотограф и техники из находящегося в столице штата департамента уголовных дел министерства юстиции вряд ли успеют появиться – если только парочка из них не находится в этом районе по другому делу – но они также вскоре появятся. К часу пополудни здесь появится передвижная лаборатория полиции штата, набитая судебными экспертами и парнями, чьей работой было перемешивание гипса и снятие муляжных отливок со всех отпечатков, если только Норрис был достаточно умен или счастлив, чтобы не забить их шинами своего автомобиля (Алан склонялся здесь в пользу счастья).
   И к чему же все это приведет? Да примерно к следующему. Полупьяный старикан остановился, чтобы помочь страннику («Полезай сюда, малый, – Алан почти слышал эти слова, – я еще проеду всего пару миль до дома, но это все же сократит тебе время на дорогу.»), а попутчик отблагодарил водителя, забив его до смерти и забрав автомобиль.
   Он догадывался, как потом человек в костюме попросил Хомера немного притормозить – чаще всего они говорят, что им нужно отлить, и, как только пикап остановился, он схватил старика, вышвырнул из машины и...
   Да, но дальше все складывается очень плохо. Просто чертовски плохо.
   Алан все еще смотрел на то место, где Норрис Риджуик стерег кровавое месиво, которое еще недавно было живым человеком, и терпеливо отгонял мух от того, что называлось лицом Хомера, и почувствовал, что его начинает мутить.
   Он был просто стариком, сукин ты сын – стариком, стоящим у края могилы и всего с одной рукой, стариком, чья единственная радость была игра в вечернем клубе в боулинг. Так почему ты просто не вытолкнул его из пикапа и не оставил его после этого? Ночь была теплая, да даже если бы было и холоднее, он бы, наверняка, остался жив-здоров. Я готов прозакладывать свои часы, что мы найдем изрядную долю антифриза в теле Гамаша. А дорожный номер машины в любом случае уже пошел по проводам во все концы штата. Так для чего же все это? Парень, я надеюсь, что у меня будет возможность спросить тебя об этом!
   Но разве дело в причине? Ясно, что не Хомер Гамаш был здесь причиной. Нет ничего, ради чего нужно было связываться с Хомером. Потому что, оглушив его, попутчик вышвырнул Гамаша из машины и оттащил его в канаву, видимо, держа беспомощное тело за подмышки. Алану не нужны были мальчики из департамента уголовных дел, чтобы прочитать следы, оставленные каблуками ботинок Гамаша. По ходу дела преступник убедился в полной беззащитности жертвы. И уже в канаве, оторвав протез от тела, забил им старика насмерть с неимоверной жестокостью.

5. 96529Q.

 
   – Посмотрим, посмотрим, – провозгласил патрульный штата Коннектикут Уоррен Хэмильтон, хотя он и был один в машине. Это было вечером 2 июня, через 35 часов после обнаружения трупа Хомера Гамаша в городке штата Мэн, названия которого Хэмильтон никогда не слыхивал ранее.
   Он был в районе Вестпорт 1-95 у закусочной «Макдональдс». У него вошло в привычку сновать около стоянок для бензозаправки и закусочных во время патрулирования внутри штата. Если вы подъезжаете к последнему ряду паркуемых машин ночью, потушив свои фары, вы иногда можете получить хороший улов. Лучше, чем хороший. Но иногда. Когда он чувствовал, что эта возможность вдруг появляется, он очень часто беседовал сам с собой. Эти рассуждения начинались с «посмотрим, посмотрим», затем переходили в нечто типа давай-ка попросим этого пылесоса выйти наружу" или «спроси-ка свою маму, верит ли она в это». Патрульный Хэмильтон задавал вопрос насчет мамы в тех случаях, когда чувствовал что-то неладное.
   – Что мы имеем здесь? – проворковал он на этот раз и запустил машину на медленный задний ход. – Проезжаем «Камаро». Теперь «Тойоту», которая напоминает стареющую облезлую лошадь своей обшарпанной поверхностью. А теперь... та-та-та! Старый пикап «Шевроле», который выглядит оранжевым под светом фар, это означает, что он белого или светло-серого цвета.
   Он включил свою подвижную фару и направил ее на лицензионную пластину. Эти пластины, по мнению Хэмильтона, стали в последнее время выглядеть куда лучше. Один за другим, каждый штат вводил на них мелкие рисованные изображения. Это упрощало определение хозяина номера ночью, когда быстро и сильно изменяющиеся условия освещения трансформировали естественные цвета окраски в самые невообразимые оттенки. И худшим освещением для пластин с идентификационным номером были эти чертовы оранжевые лампы высокого напряжения. Он не знал, способны ли они ослепить преследуемого преступника, как это предусматривалось при их проектировании, но был абсолютно уверен, что они заставляют полицейских делать тяжелую лишнюю работу, которой он сам теперь вынужден заниматься, для проверки идентификационных пластин на украденных или просто угнанных из озорства машинах без номеров.
   Маленькие картинки медленно сменяли друг друга, пока не появилась вот эта. Статуя свободы была Статуей свободы и при ярком солнечном свете, и при идиотском медно-оранжевом луче этих недоносков. Не важно, какой цвет, дама Свободы всегда означает штат Нью-Йорк.
   А вот этот трахнутый отец семейства, которого он высветил на пикапе, означает штат Мэн. Теперь уже вам не надо таращить глаза для поиска следов принадлежности автомобиля этой ЗЕМЛЕ ОТПУСКНИКОВ и стараться понять, какого же цвета окраска. Вам просто надо взглянуть на трахнутого отца семейства. На самом деле на картинке был изображен рак, и Хэмильтон знал это, но трахнутый отец семейства, как его не называй по-другому, все равно остается тем, кто он есть. Сам он никогда и не стал бы класть себе в рот эту гадость. Но сейчас он был просто рад встретится с кем-нибудь. Особенно, когда у него столь острое желание подержать эту лицензионную пластину в своих руках.
   – Спроси-ка маму, верит ли она в это, – прошептал он, сворачивая на стоянку. Он взял свой талмуд с перечнем находящихся в розыске автомобильных номеров, включил освещение внутри машины и начал листать здоровенную книгу, водя пальцем по строчкам сверху вниз.
   А вот и он. 96529Q. Штат Мэн, родина всех трахнутых отцов семейства.
   Предварительный объезд пикапа вроде бы говорил о том, что в кабине никого нет. В кабине была установлена подставка для винтовки, но она пустовала. Возможно, хотя и маловероятно, что кто-то ночует в кузове пикапа. И тоже вполне вероятной была возможность, что этот кто-то, ночующий в кузове, держит при себе ту самую винтовку с подставки. А всего вероятнее было то, что водитель давно ушел из машины. Все равно...
   Старые полицейские, смелые полицейские, но не старые смелые полицейские, – сказал сам себе Хэмильтон приглушенным голосом. Он отключил мощную фару и медленно объезжал ряд автомашин. Дважды он тормозил и снова включал фару, хотя на этот раз даже и не глядел на освещаемые автомобили. Всегда есть возможность, что мистер 96529Q, выходя из ресторана, уже увидел Хэмильтона, когда тот освещал украденный им автомобиль, а теперь, когда он видит, что Хэмильтон продолжает объезд и время от времени проверяет другие машины, вор может успокоиться и не обращать особого внимания на патрульного.
   – Если сам о себе не позаботишься, может быть, всем другим уже будет не о ком волноваться, – воскликнул патрульный Хэмильтон. Это была еще одна его присказка, но не столь частая, как насчет мамы.
   Он нырнул в темный угол, откуда можно было наблюдать за пикапом. Вызвал базу, которая находилась всего в четырех милях вверх по дороге, и сообщил о находке разыскиваемого по делу об убийстве пикапа из штата Мэн. Он запросил отряд поддержки и сказал, что ждет его прибытия как можно скорее.
   Хэмильтон никого не замечал поблизости от пикапа и потому решил, что с его стороны не будет слишком смелым, если он приблизится к машине со всеми предосторожностями. Он будет выглядеть смешным, если его товарищи, прибыв на место, узреют Хэмильтона все еще сидящим в далекой засаде в темноте кустов.
   Он вылез из машины, подтянул ремень с кобурой, но не расстегнул ее. Он вообще за все свои дежурства всего дважды расстегивал кобуру и ни разу не палил из пушки. Не хотелось ему этого делать и сейчас. Он подходил к пикапу под таким углом, чтобы можно было видеть и сам автомобиль, особенно его кузов, и возможное появление мистера из этого чудного семейства ракообразных. Он подождал, пока мужчина и женщина, вышедшие из ресторана, подошли к своему «Форду-Седану», и начал снова двигаться лишь после их отъезда.
   Держа правую руку около кобуры, Хэмильтон опустил левую на свой ремень. Эти ремни также стали в последние годы намного лучше и красивее, по его мнению. Он был еще мальчишкой, а затем и взрослым, страстным поклонником Бэтмана, известного также как Крестоносец с накидкой, и этот Бэтман, как он подозревал, послужил главной причиной того, что Хэмильтон стал полицейским. Из всех аксессуаров Бэтмана Хэмильтона привлекало более всего не оружие и не реактивный двигатель, а ремень славного крестоносца. Это чудное произведение одежного искусства напоминало хороший магазин подарков. Оно всегда имело в себе все на все случаи жизни, будь то канат, или пара очков для ночного видения, или несколько ампул парализующего газа. Конечно, его служебный ремень был не столь хорош, но на левой его стороне имелось три кармашка, в которых хранились три очень полезных вещицы. Одной из них был баллончик на батарейке, выпускаемый под фирменным названием «Лежать, собака!» Стоило вам нажать на красную кнопку, «Лежать, собака!» начинал испускать ультразвуковой свист, который превращал даже бешеных быков в клубок слипшихся спагетти. Другая штучка была баллоном Мэка (версии парализующего газа Бэтмана в исполнении полиции штата Коннектикут). Третьим сокровищем был четырехэлементный фонарик.
   Хэмильтон извлек фонарик и включил его одной левой рукой. Правая по-прежнему лежала на кобуре. Старые полицейские, смелые полицейские, но не старые смелые полицейские.
   Он пустил луч света вдоль кузова пикапа. В нем находился лишь свернутый брезент и ничего более. Кузов был столь же пуст, как и кабина.
   Хэмильтон сохранял все же некоторую дистанцию до этого дурацкого пикапа со смешными картинками. Если бы его спросили «почему», он вряд ли сумел бы дать ответ, поскольку делал все не задумываясь. Теперь он наклонился и осветил фонариком днище пикапа, последнее из тех мест, где кто-то, могущий причинить ему вред, возможно, спрятался. Маловероятно, но все же надо до конца быть во всем уверенным. Он вовсе не хотел, чтобы шеф начинал рабочее собрание следующим утром словами: «Дорогие друзья, сегодня мы прощаемся с патрульным Уорреном Хэмильтоном. Невероятно, но он покинул наш мир». Это было бы чертовски обидно.
   Он направил луч быстро слева направо под пикап и ничего не обнаружил, кроме заржавевшего муфеля, который собирался отвалиться уже в ближайшее время – это было ясно с первого взгляда на зияющие в нем трещины.
   – Я думаю, мы здесь одни, дорогой, – сказал патрульный Хэмильтон. Он осмотрел еще раз всю площадку вокруг пикапа, особенно внимательно следя за выходящими из ресторана. Он не заметил никого, кто наблюдал бы за ним самим, и решил напоследок подняться на ступеньку к дверце кабины, чтобы осветить все ее закоулки фонариком.
   – Святое дерьмо, – в изумлении пробормотал Хэмильтон. – Спроси маму, верит ли она в эту дрянь.
   Он был даже рад оранжевому цвету пущенного им луча света, поскольку знал, что это болото внутри кабины на самом деле почти черное, поскольку кровь похожа на чернила.
   – И он управлял машиной во всем этом? Иисус Христос, всю дорогу из Мэна он ехал вот так? Спроси маму...
   Он обшарил лучом фонарика днище в кабине. Сидение и пол были свиным хлевом. Он увидел опорожненные банки пива, пустые и полупустые пакеты с чипсами и копченой свининой, короб с гамбургерами. Это месиво, похожее на жевательную резинку, залепило весь щиток машины. Пепельница была забита окурками сигарет без фильтра.
   Больше всего здесь было крови. Она виднелась везде: на руле, сиденье, обшивке двери. Ею была почти полностью залеплена эмблема «Шевроле» и зеркальце. Хэмильтон подумал, неужели мистеру 96529Q показалось, что здесь так мало крови, и ее нужно было размазывать еще на зеркале? На ящике с большими гамбургерами «Макдональдс» также виднелся сгусток крови. Хэмильтону показалось, что он видит в нем и несколько волосков.
   – Что он сказал бы знакомой девушке? – пробормотал Хэмильтон. – Что он слегка порезался во время бритья?
   Позади него раздался шуршащий звук. Хэмильтон вздрогнул, чувствуя, что он, несмотря на все обычные предосторожности, был слишком смел, чтобы стать старым, потому что здесь уже не было ничего обычного, нет, сэр. Тот парень, который вырос сзади него, добавит крови в кабине старого пикапа, и это будет его кровь, потому что парень, доехавший в портативной скотобойне из Мэна почти до Нью-Йорка, несомненно был психом, а эти люди могут убить патрульного столь же легко, как купить кварту молока в пакете.
   Хэмильтон в третий раз в жизни выхватил револьвер из кобуры, взвел курок и почти выстрелил (а, может быть, и два, а то и три раза) в темную пустоту. Он был взвинчен до предела. Но никого поблизости не было.
   Он медленно опустил револьвер, кровь стучала в его висках.
   Небольшое дуновение ветра всколыхнуло ночной воздух. Шуршащий звук опять повторился. На тротуаре он заметил ящик от рыбного филе – из этой самой закусочной Макдональдс, несомненно.
   – Как умны вы, Холмс – не обращайте на это внимания, Ватсон, это столь элементарно – именно этот ящик полз с шуршанием при порывах ветра, а затем снова надолго останавливался.
   Хэмильтон глубоко и прерывисто вздохнул и бережно опустил револьвер в кобуру.
   – Здесь почти свихнешься, Холмс, – сказал он совсем неуверенным голосом. – Еле удержишься от сR-14 (сR-14 означало «беглый огонь» по уставу).
   Он подумал, не стоит ли ему опять застегнуть кобуру, поскольку сейчас уже было абсолютно ясно, что стрелять не в кого, кроме пустого ящика от рыбного филе, но все же решил не застегивать ее до появления группы поддержки. Намного лучше чувствовать рукоять револьвера в своей руке. Удобнее и спокойнее. Потому что его напугала не кровь и не тот факт, что разыскиваемый полицейскими Мэна по делу об убийстве мужчина проехал 400 миль в этом месиве. Вокруг пикапа стояло какое-то зловоние. Этот запах иногда встречается на сельских дорогах, если автомобиль переедет зазевавшегося скунса. Он не знал, обратят ли прибывшие сюда следователи на это внимание, или это чувствует только он сам, не это его волновало. Это не было запахом крови, или загнивших продуктов, или похоронного бюро. Это, подумал он, просто запах беды. Чего-то очень и очень плохого. Достаточно плохого, чтобы он раздумал застегивать кобуру, хотя был почти уверен, что носитель этого запаха отсюда давно удалился, наверное, много часов тому назад – не было слышно никаких потрескиваний или вздохов мотора, что было бы неизбежно, оставайся он еще теплым. Не в этом дело. Он твердо знал: некоторое время пикап был логовом какого-то ужасного существа, и он ни за что на свете не встретится с этим существом, не будучи готовым к бою. И пусть мама скажет, что он не прав.