Страница:
Нет, я до сих помню наши разговоры допоздна о Брехте, которого читал Бен, о Чехове, которого читала я, о глобальном потеплении, о благотворительности, мировой политике, эвтаназии и прочем. Сейчас, вспоминая эти споры, я удивляюсь, до чего наивны мы были. Аргументы, которые мы приводили, были достойны разве что школьного дискуссионного куба. Впрочем, я думаю, нас до некоторой степени извиняет то, что мы были честны и серьезны. А что тут можно еще сказать – мы оба только недавно закончили шестой класс[14].
Я иду к ресторану, слегка покачиваясь на высоченных каблуках новеньких туфель. Недавно подвитые волосы упруго подпрыгивают при каждом моем шаге. Мой маникюр безупречен, а макияж можно снимать для профессиональных журналов. Джо и ее подруги постарались на славу. Стоило им услышать, что я собираюсь на свидание с бывшим бойфрендом, они вцепились в меня, словно пираньи, и заявили, что никуда меня не отпустят, пока не приведут мою внешность в полный и образцовый порядок. Они сделали мне маникюр, подкрасили и выровняли брови и даже предложили эпиляцию зоны бикини.
Никакой эпиляции я, естественно, делать не стала. Три дня назад я побывала в салоне, чтобы как следует подготовиться к жаркому, радостному сексу с Ричардом, который должен был стать естественным продолжением нашей помолвки. Увы мне! Похоже, я только зря потратила целую кучу денег.
При мысли об этом я ощущаю еще один болезненный укол прямо в сердце. Надо будет выставить Ричарду счет за услуги салона. Вложить в конверт и отослать в Сан-Франциско. Можно даже написать ему исполненную сдержанного достоинства прощальную записку, которая будет начинаться такими словами: «Дорогой Ричард. Когда ты получишь это письмо…»
Нет. Прекрати! Не думай о Ричарде, приказываю я себе. Не нужно никаких писем. Просто живи дальше, словно ничего не случилось.
Я крепче прижимаю к себе элегантную сумочку без ручек и пытаюсь успокоиться. Все предопределено, твержу я себе. Предопределено свыше и исполнено значения. Вселенная движется по своим законам, о которых можно только догадываться, но которые невозможно постичь. Только недавно я тонула в пучине отчаяния – и вдруг мне позвонил Бен. Ни с того, ни с сего. Конечно, это судьба. Рок. Фатум. Что же еще?!
И тем не менее спать с Беном я не собираюсь.
Это точно.
Перед входом в ресторан я замедляю шаг и, выхватив из сумочки маленькое зеркальце, в последний раз рассматриваю свое лицо. Черт побери, я уже успела позабыть, как здорово я выгляжу! Моя кожа буквально светится, к тому же у меня теперь совершенно новые, четко очерченные скулы (ума не приложу, как Джо удалось добиться этого с помощью одних лишь румян и осветлителя[15]) и полные, блестящие, дьявольски соблазнительные губы. В общем, сегодня я выгляжу просто роскошно. По-настоящему роскошно, и это совсем другое дело. Неписаный закон, согласно которому все встречи с прежними бойфрендами происходят именно в тот момент, когда ты только что проснулась после вчерашней пирушки и на тебе нет ничего, кроме помятой пижамы, сегодня не работает. Сегодня все случится как в сказке! За всю свою жизнь я, пожалуй, еще никогда не выглядела лучше, и мне кажется – никогда не буду выглядеть лучше, если только не найму с десяток квалифицированных стилистов и гримеров. По части внешности сегодня я достигла вершины; повторить подобное мне вряд ли удастся…
Чувствуя прилив уверенности, я распахиваю двери ресторана. Меня сразу окутывает теплая, по-домашнему уютная атмосфера, в которой витают дразнящие запахи чеснока и морепродуктов. Кабинеты отделаны кожей, на столах стоят массивные подсвечники под старину. Посетителей хватает, но в зале совершенно не шумно, и я решаю, что ресторан мне, скорее, нравится. Его, конечно, нельзя назвать по-настоящему шикарным, но это и не второразрядная тошниловка. Все здесь устроено цивилизованно и со вкусом.
Мой взгляд падает на бармена, который смешивает за стойкой коктейли, и у меня, как у собаки Павлова, моментально возникает рефлекторное желание заказать холодный мохито.
Я не стану злиться на Бена, торопливо решаю я. Я не буду с ним спать, но и не стану сердиться, если он предложит что-то в этом роде. В конце концов, теперь мы оба взрослые люди и…
Ко мне приближается метрдотель. Ну, как говорится – с богом.
– Я должна встретиться здесь с… со старым другом, – говорю я. – Он должен был зарезервировать для нас столик. Его зовут Бенедикт Парр…
– Разумеется, мэм. Прошу за мной, – метрдотель ведет меня через весь зал. По пути мы огибаем не меньше десятка столиков, за которыми сидят мужчины, но ни один из них не глядит в мою сторону. Их лиц я не вижу, поэтому каждый раз мое сердце невольно замирает. Этот? Или вон тот? Господи, пожалуйста, только не этот…
Ах-х!.. Я с трудом сдерживаю рвущийся из груди крик. Конечно, я узнала его сразу – и вовсе не потому, что, завидев меня, он поднялся навстречу. Спокойнее, командую я себе. Держи себя в руках. Улыбайся. И все-таки, как странно снова увидеть его после стольких лет!..
Мой взгляд с невероятной скоростью скользит по его фигуре и лицу, словно я – участница телешоу под названием «Оцени Своего Бывшего Парня». Идиотское название, но я действительно фиксирую мельчайшие подробности – и тут же пытаюсь их оценить. Например, я вижу, что на нем рубашка со странным узором – что это может значить? Кроме того, он выше, чем я его помню, но за то время, что мы не виделись, он вряд ли мог существенно прибавить в росте. Значит, что?.. Значит, он похудел. Темные волнистые волосы, которые когда-то делали его похожим на юного греческого бога, подстрижены совсем коротко, и я гадаю, что это – дань традиции, моде, положению? Когда-то Бен носил в ухе серьгу, но сейчас ее нет и в помине – осталась только чуть заметная точка…
– Ну… в общем, привет, – говорю я.
Мне очень нравится, что я сумела произнести эти слова достаточно хладнокровно, без чрезмерного волнения, хотя при виде Бена я испытала самый настоящий восторг. Да он просто чудо! За все годы он нисколько не изменился. Пожалуй, он выглядит даже лучше, чем раньше, – взрослее, собраннее, серьезнее.
Бен слегка наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Это вполне взрослый, цивилизованный поцелуй. Потом он выпрямляется и окидывает меня внимательным взглядом.
– Потрясающе выглядишь, – говорит он. – Правда, потрясающе!
– Ты тоже неплохо сохранился.
– Да что я!.. – Он машет рукой. – Мне кажется, с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты не постарела ни на один день!
– Как и ты.
Мы улыбаемся друг другу – радостно и немного удивленно. Наверное, так мог бы улыбаться человек, который сыграл в лотерею на деревенской ярмарке и получил в качестве приза тысячу фунтов вместо коробки просроченных конфет. Ни Бен, ни я просто не верим собственному везению.
А мне и впрямь повезло. С мужчиной после двадцати могут случиться самые разные вещи. Он может облысеть. Растолстеть. Обзавестись каким-нибудь нервным тиком или экземой. Слава богу, с Беном ничего подобного не произошло. Он, я уверена, тоже глядит на меня и думает: «Какое счастье, что она не обрюзгла, не поседела, не набрала шестьдесят фунтов и вообще – не превратилась в морщинистую старую ведьму».
– Прошу… – Бен гостеприимным жестом указывает на свободный стул, и я сажусь. – Ну, как ты жила все эти пятнадцать лет?
– Спасибо, неплохо. – Я улыбаюсь. – А ты?
– Грех жаловаться. – Он тоже улыбается – той самой озорной, немного лукавой улыбкой, которая так хорошо мне знакома. – Ну, считай, этот вопрос мы обсудили. Что будешь пить? Только не говори, что перешла на травяные чаи и ведешь здоровый образ жизни – я этого не вынесу.
– Смеешься?.. – Я открываю коктейльное меню. Похоже, вечер обещает быть крайне удачным. Я в этом почти не сомневаюсь, и мое настроение повышается еще на пару пунктов. – Давай-ка поглядим, что тут у них есть…
Ну да, я не сдержала данное себе слово насчет алкоголя. Но сейчас мне совершенно ясно, что это было скоропалительное, необдуманное и не слишком умное решение. Когда ужинаешь с бывшим бойфрендом, которого не видела пятнадцать лет, неизбежны неловкость, напряжение, взаимное непонимание. Но если выпить несколько коктейлей, все острые углы сглаживаются сами собой, напряжение уходит, и ты начинаешь чувствовать себя свободно и непринужденно. Похоже, сегодняшний вечер способен стать одним из лучших в моей жизни – взрослой жизни, я имею в виду.
Что поражает меня больше всего, так это то, насколько хорошо мы с Беном понимаем друг друга. Словно и не было этих пятнадцати лет и мы расстались только вчера. Нам обоим снова восемнадцать, мы молоды, впечатлительны и предельно искренни. Нас не смущают ни глупые шутки, ни безумные идеи, которыми мы обмениваемся на полном серьезе, и, как и полтора десятилетия назад, мы снова готовы познавать удивительный и огромный мир. Новая пьеса, которую Бен видел на днях, выставка современного искусства, на которой побывала я (выставка была в Париже, и я ездила туда с Ричардом, но о нем я, разумеется, не упоминаю), – мы говорим об этом и о многом, многом другом. Нам есть, что сказать друг другу, есть, чем поделиться.
При этом мы не задаем друг другу банальных вопросов. Мы не говорим ни о работе, ни о бывших женах-мужьях, ни о прежних бойфрендах и подружках. Все это скучно и никому не интересно. До сегодняшнего дня я и не подозревала, как может быть приятно и… свежо, что ли, не слышать вопросов типа: «Где ты работаешь?», «Сколько получаешь?», «В каком доме ты живешь, в новом или в перестроенном?». Это не просто приятно – это раскрепощает. Я знаю, что сейчас Бен холост, он знает, что я – свободна, и это единственное, что имеет значение.
За ужином Бен выпил куда больше коктейлей, чем я. Несмотря на это, он больше помнит о наших греческих каникулах. То и дело он вспоминает тот или иной эпизод, который я давно позабыла. Например, я забыла о турнире по покеру, забыла, как совсем рядом с нашим островом затонула рыболовная шхуна, забыла тот вечер, когда мы с Беном играли в настольный теннис с двумя австралийцами и выиграли… Но стоит ему только напомнить мне о том или ином происшествии или забавном случае, как они тотчас предстают передо мной во всех ярких подробностях.
– Как же их звали?.. – Я пытаюсь вспомнить, и морщу нос от усилий. – Гай и… Ах да, Билл! Большой Билл!
– Точно! – Мы поднимаем ладони и с размаху хлопаем ими друг о друга. Бен смеется, а я удивляюсь, как я могла за столько лет ни разу не вспомнить Большого Билла. Он действительно было большим – настоящий медведь! Обычно Билл сидел в углу веранды, пил пиво и загорал. Его огромное тело было сплошь в пирсинге – ничего подобного я никогда не видела, причем все проколы он сделал сам с помощью толстой «цыганской» иглы. Еще у него была подружка по прозвищу Пи́нки – очень приятная девушка. Однажды Большой Билл делал ей пирсинг пупка, а мы все смотрели и подбадривали обоих одобрительными воплями.
– Каламари![16] – мечтательно говорю я и даже жмурюсь от удовольствия. – Я ничего подобного в жизни не пробовала! Они были великолепны!
– И закаты, – добавляет Бен. – Помнишь, какие там были закаты?
– Конечно, помню. Разве такое можно забыть?
– А Артура помнишь? – Он задумчиво улыбается, припоминая. – Оригинальный тип!
Артур был владельцем пансиона. Мы все буквально обожали его, ловили каждое его слово. Очень славный, спокойный, умный – таких людей встречаешь, наверное, раз в жизни. За свои пятьдесят с лишним лет Артур чем только не занимался: он учился в Гарварде, потом основал собственную фирму, прогорел, обошел на парусном судне вокруг света и в конце концов осел на Иконосе, где женился на местной девушке. Каждый вечер он сидел под оливами, которые росли рядом с пансионом, потихоньку сосал спиртное и вещал о том, как однажды он обедал с Биллом Клинтоном (Клинтон якобы приглашал его работать в своей команде, но Артур отказался). Было в его жизни и немало других приключений и интересных случаев. Лично мне Артур казался невероятно мудрым, какими бывают только очень старые люди. Помню, однажды вечером я напилась и рыдала у него на плече, а он рассказывал мне какую-то удивительную, почти сказочную историю (какую именно, я сейчас не помню, но не сомневаюсь, что все это было на самом деле).
– А лестницу помнишь?..
Помню ли я лестницу? Еще бы!..
– О-ля-ля! – говорю я. – Не представляю, как мы только по ней взбирались!
Пансион, где мы жили, стоял на вершине высокого утеса, и, чтобы спуститься на пляж или подняться обратно, нужно было преодолеть сто тринадцать высеченных в скале ступенек. Ступени были довольно крутыми, однако мы взбегали по ним и спускались обратно по несколько раз на дню. Неудивительно, что я была такая худая…
– А Сару помнишь? Интересно было бы узнать, что с ней случилось.
– Сару? А как она выглядела?
– Потрясающе. У нее было великолепное тело, гладкая, как шелк, кожа… – Бен мечтательно вздыхает. – Дочь Артура, неужели не помнишь?
– Довольно смутно, – говорю я. Мне не очень нравится слышать, как Бен описывает «гладкую, как шелк» кожу другой женщины. – То есть я помню, что у Артура была дочь, но вот как она выглядела…
– Ну, может быть, она отправилась путешествовать, до того как ты приехала на остров…
Бен слегка пожимает плечами и продолжает:
– А помнишь видео о приключениях Дирка и Салли? Сколько раз мы их смотрели, а?
– «Дирк и Салли»! – ахаю я. – Ну, конечно!
– «Вместе у алтаря, вместе на улице…» – цитирует Бен, подражая голосу актера, читавшего в том фильме закадровый текст.
– «…Вместе до самой смерти!» – подхватываю я и вскидываю руку в салюте, которым обменивались наши любимые герои.
Бен и я проглядели все серии «Дирка и Салли», причем не по одному разу – главным образом потому, что в пансионе других видеокассет не было, а за завтраком нам хотелось смотреть что-то, кроме программ новостей на греческом языке. «Дирк и Салли» – это полицейский детективный сериал 70-х примерно годов. В нем рассказывается о приключениях супругов, которые познакомились еще в полицейской школе, но решили скрывать свой брак от всех, пока они будут сражаться с преступностью на городских улицах. О том, что Дирк и Салли не только напарники, но и супруги, не знает ни один человек, кроме главного злодея – серийного убийцы, который угрожает их разоблачить. Гениальный фильм!
Внезапно я вспоминаю: мы с Беном сидим в столовой на старом диване; наши ноги в эспадрильях переплетены, в руках – тосты, глаза устремлены на экран ветхой видеодвойки. Мы смотрим «Дирка и Салли» вдвоем – все остальные гости завтракают на веранде…
– Помнишь серию, в которой Салли похитил ее сосед? – говорю я. – Это был, наверное, лучший эпизод из всех.
– Нет, – не соглашается Бен. – Мне гораздо больше нравилась серия, где брат Дирка приезжает в город, чтобы жить с ними, и становится главарем мафии. Помнишь, Дирк все время спрашивает у него: где он научился готовить, а потом в коктейле оказываются наркотики?..
– Боже мой, да! Конечно, помню!
Некоторое время мы молчим, погрузившись в воспоминания.
– Никто из моих знакомых, – говорит наконец Бен, – никогда не видел «Дирка и Салли». Я специально спрашивал. Никто даже не слышал о таком фильме.
– И из моих тоже, – киваю я, хотя на самом деле я сама почти забыла об этом сериале и вспомнила только сейчас, когда Бен мне напомнил.
– А помнишь нашу лагуну? – Его мысли уже мчатся дальше.
– Лагуну? Конечно! – Я смотрю на него, и меня с головой захлестывают воспоминания. Всего мгновение – и я вновь охвачена неистовым, подростковым желанием. Лагуна… точнее, небольшая, спрятанная в скалах бухточка – это то место, где мы в первый раз сделали это вместе. В первый, но не в последний. Мы бывали там каждый день. Попасть туда можно было только на лодке, поэтому там никогда никого не было – никого, кроме нас. По пути Бен управлял парусом и почти ничего не говорил, только изредка бросал на меня многозначительный взгляд, а я просто сидела, положив ноги на борт лодки, и не думала ни о чем, кроме того, что́ нам предстояло…
Сейчас я снова смотрю на него и вижу, что и Бен думает о том же самом. Мысленно он там, в прошлом, и по его лицу хорошо видно, что он опьянен воспоминаниями не меньше моего.
– А помнишь, как ты выхаживала меня, когда я заболел гриппом? – медленно спрашивает он. – Я никогда этого не забуду.
Гриппом?.. Хоть убей, не помню, как он болел гриппом. Впрочем, мои воспоминания о тех временах не слишком отчетливы и, по-видимому, далеко не полны. Если Бен говорит, что я ухаживала за ним, пока он болел, значит, так и было. В любом случае мне не хочется возражать и спорить, потому что это может испортить очарование нашего вечера вдвоем, поэтому я только киваю.
– Ты держала мою голову у себя на коленях, – продолжает он. – И пела мне колыбельные песни, чтобы я скорее уснул. Не настоящие колыбельные – что-то из «Битлов», кажется, но они все равно здорово успокаивали. Бо́льшую часть времени я бредил, метался, но даже сквозь жар слышал твой голос, который оставался со мной до са́мого утра… – Он делает еще глоток вина. – Ты была моим ангелом-хранителем, Лотти. Быть может, моя жизнь так сильно выбилась из колеи только потому, что тебя не было рядом.
Бен назвал меня своим ангелом-хранителем… Это звучит очень романтично, поэтому я не решаюсь спросить: как именно его жизнь выбилась из колеи, хотя мне очень интересно это узнать. Впрочем, какая разница? Каждый человек может совершить какой-нибудь неожиданный, экстравагантный поступок – и даже не один, – но проходит время, и все мы возвращаемся в свою колею. И тогда уже не имеет никакого значения, что мы делали до этого.
Бен бросает взгляд на мою правую руку.
– Кстати, как случилось, что ты не замужем?
– Не встретила подходящего парня, – небрежно отвечаю я.
– Не может быть! – удивленно говорит он. – Такая женщина, как ты… Тебе небось приходилось отгонять претендентов пинками.
– Что-то в этом роде, – смеюсь я, однако мое самообладание впервые за весь вечер дает трещину. На какое-то мгновение я утрачиваю контроль над собой и тут же вспоминаю нашу с Ричардом первую встречу. Мы познакомились в опере, что представляется довольно странным, поскольку я, откровенно говоря, не большая любительница этого искусства, да и Ричард бывает в опере достаточно редко. Но в тот день мы оба оказались там, чтобы сделать одолжение друзьям. Это был благотворительный спектакль, давали «Тоску», и Ричард был в смокинге и черном галстуке. Высокий, стройный, он выглядел на редкость элегантно и изысканно, и я от всей души завидовала стройной блондинке, которая с собственническим видом держала его под руку. Тогда мы были даже незнакомы, но я все равно подумала: как ей посчастливилось и как не повезло мне! Ричард смеялся и пил шампанское, а потом вдруг повернулся ко мне и сказал: «Прошу прощения, нас, кажется, не представили».
Этого хватило – я буквально утонула в его красивых темных глазах.
Так все начиналось. Все дальнейшее произошло само собой, точно в сказке. Как выяснилось, Ричард вовсе не был с той блондинкой, поэтому после антракта он поменялся с кем-то местами, чтобы сесть рядом со мной. В первую годовщину нашего знакомства мы снова побывали в опере, и я думала, что мы будем делать это каждый год, до конца наших дней, но…
Ну, хватит об этом. Хотя история, конечно, вполне достойна того, чтобы рассказывать ее, например, на приеме по случаю помолвки – и чтобы все гости ахали от удивления.
– Эй!.. – Бен пристально смотрит на меня. – Я, наверное, сказал что-то не то? Извини. Я не хотел тебя задеть.
– Ты меня не задел. – Я торопливо улыбаюсь и несколько раз моргаю. – Я просто задумалась о… о жизни. Ну и вообще…
– Да, конечно. Я понимаю. – Бен кивает с таким ожесточением, словно мои слова помогли ему решить какой-то невероятно сложный вопрос, ответ на который он не мог найти уже бог знает сколько времени. – Значит, ты тоже считаешь, что жизнь обошлась с тобой несправедливо?
– Еще как несправедливо! – Я тоже отпиваю глоток из своего бокала. – Конечно, я так считаю. Мне, наверное, пришлось даже хуже, чем тебе.
– Когда мне было восемнадцать и мы с тобой были там, на острове, – говорит Бен, мрачно глядя в пространство, – я знал, для чего и зачем я живу. Все было ясно и абсолютно прозрачно. Но когда начинаешь жить так называемой взрослой жизнью, эта ясность уходит. Все вдруг начинает идти неправильно, не так, как должно. Неприятности так и сыплются на тебя словно из рога изобилия, а ты… ты не можешь найти выхода из ловушки, в которой очутился. А главное, ты не можешь остановиться, чтобы просто перевести дух и разобраться, чего ты хочешь на самом деле. С тобой было то же самое?
– Ас… абсолютно. Да. – Я киваю с серьезным видом.
– Греция, Иконос, ты… Сейчас мне кажется, что это были лучшие месяцы в моей жизни. – Бен, похоже, целиком захвачен воспоминаниями. – Нас было двое, и все было просто и понятно… Все было по-настоящему, и не было никакого дерьма. А ты как считаешь? Кажется ли это время лучшим и тебе тоже?
Я мысленно перебираю прошедшее пятнадцатилетие. Да, за это время в моей жизни хватало счастливых часов и минут, но в целом я склонна с ним согласиться. Что может быть лучше юности?! Нам было восемнадцать, мы были полны сил и желания, мы могли пить всю ночь, а утром не мучиться с похмелья. Когда еще жизнь была такой беззаботной и счастливой?
Я медленно киваю:
– Да, это был лучший период в моей жизни.
– Тогда почему мы расстались, Лотти? Почему не продолжили наши отношения?
– Бат и Эдинбург. – Я пожимаю плечами. – География была против нас.
– Да, я знаю. Мы так думали, но, по-моему, это не причина, а так… ерунда! – Он сердито хмурится. – Мы были идиотами!
О проблеме географии мы в свое время действительно говорили достаточно много. Бен собирался поступать в Эдинбургский университет, а я – в Университет Бата. При таких условиях наши отношения непременно должны были рано или поздно прерваться – это был лишь вопрос времени. Вот почему мы оба решили, что нам не стоит усложнять себе жизнь и поддерживать то, что все равно обречено. Одного лета вместе вполне достаточно – так мы считали тогда.
Впрочем, наша жизнь на острове переменилась еще раньше. Сразу после пожара нас переселили в пансионы, расположенные в разных концах Иконоса, и прежняя веселая компания распалась сама собой. Кроме того, в Грецию в срочном порядке слетелись родители наших товарищей и соседей. Многие из них прибыли буквально следующим же пароходом, они везли деньги, одежду, новые паспорта взамен сгоревших в огне. Как-то в одной береговой таверне я наткнулась на Пинки, которая с печальным видом сидела там с родителями – очень дорого и модно одетой парой. По ее лицу было сразу видно: вечеринка закончилась.
– Постой, – внезапно вспоминаю я, – разве мы не планировали как-нибудь встретиться в Лондоне? Мы даже договорились, но… что-то не получилось. Кажется, тебе пришлось куда-то лететь с родителями… в Нормандию, что ли?..
– Совершенно верно, – Бен мрачно кивает. – Мне нужно было отказаться от этой поездки, нужно было перевестись в Батский университет… – Его взгляд устремляется на меня. – Я никогда не встречал такой, как ты, Лотти. Иногда я даже думаю: как глупо с моей стороны было надеяться, что я могу быть счастлив с кем-то, кроме тебя. Идиот!
От неожиданности я едва не поперхнулась вином. В глубине души я надеялась, что Бен скажет что-то в этом роде, но, когда заветные слова наконец прозвучали, я оказалась совершенно к этому не готова. В любом случае, я никак не ожидала, что он скажет их так скоро – всего через два с половиной часа после того, как мы возобновили наше знакомство.
Между тем его голубые глаза испытующе всматриваются в мои, и я начинаю чувствовать себя несколько, гм-м… неуютно.
– Я тоже… тоже часто думаю о чем-то подобном, – выдавливаю я наконец и торопливо отправляю в рот кусочек жареной камбалы.
– Только не говори, будто ты когда-либо проводила время лучше, чем мы тогда, – говорит Бен с непонятным мне пылом. – Потому что я тебе все равно не поверю. Мне, во всяком случае, ни с кем не было так хорошо! – От избытка чувств он даже стучит по столу кулаком. – Конечно, мы были слишком молоды и могли ошибиться, сделать неправильный выбор, – добавляет Бен. – Особенно под давлением родителей… Быть может, нам обоим следовало сказать: «К черту университет, останемся вместе, и будь что будет!» И кто знает, что могло случиться тогда?.. Я этого не знаю, но мне очевидно одно: нам было хорошо вместе, и сейчас я не могу не задать себе вопрос, не потратил ли я эти пятнадцать лет зря? Вместо того чтобы просто быть с тобой, я предпочел… неважно, что́ я предпочел. Важно, что все это оказалось ерундой, никому не нужной ерундой. А ты как думаешь, Лотти?
Я иду к ресторану, слегка покачиваясь на высоченных каблуках новеньких туфель. Недавно подвитые волосы упруго подпрыгивают при каждом моем шаге. Мой маникюр безупречен, а макияж можно снимать для профессиональных журналов. Джо и ее подруги постарались на славу. Стоило им услышать, что я собираюсь на свидание с бывшим бойфрендом, они вцепились в меня, словно пираньи, и заявили, что никуда меня не отпустят, пока не приведут мою внешность в полный и образцовый порядок. Они сделали мне маникюр, подкрасили и выровняли брови и даже предложили эпиляцию зоны бикини.
Никакой эпиляции я, естественно, делать не стала. Три дня назад я побывала в салоне, чтобы как следует подготовиться к жаркому, радостному сексу с Ричардом, который должен был стать естественным продолжением нашей помолвки. Увы мне! Похоже, я только зря потратила целую кучу денег.
При мысли об этом я ощущаю еще один болезненный укол прямо в сердце. Надо будет выставить Ричарду счет за услуги салона. Вложить в конверт и отослать в Сан-Франциско. Можно даже написать ему исполненную сдержанного достоинства прощальную записку, которая будет начинаться такими словами: «Дорогой Ричард. Когда ты получишь это письмо…»
Нет. Прекрати! Не думай о Ричарде, приказываю я себе. Не нужно никаких писем. Просто живи дальше, словно ничего не случилось.
Я крепче прижимаю к себе элегантную сумочку без ручек и пытаюсь успокоиться. Все предопределено, твержу я себе. Предопределено свыше и исполнено значения. Вселенная движется по своим законам, о которых можно только догадываться, но которые невозможно постичь. Только недавно я тонула в пучине отчаяния – и вдруг мне позвонил Бен. Ни с того, ни с сего. Конечно, это судьба. Рок. Фатум. Что же еще?!
И тем не менее спать с Беном я не собираюсь.
Это точно.
Перед входом в ресторан я замедляю шаг и, выхватив из сумочки маленькое зеркальце, в последний раз рассматриваю свое лицо. Черт побери, я уже успела позабыть, как здорово я выгляжу! Моя кожа буквально светится, к тому же у меня теперь совершенно новые, четко очерченные скулы (ума не приложу, как Джо удалось добиться этого с помощью одних лишь румян и осветлителя[15]) и полные, блестящие, дьявольски соблазнительные губы. В общем, сегодня я выгляжу просто роскошно. По-настоящему роскошно, и это совсем другое дело. Неписаный закон, согласно которому все встречи с прежними бойфрендами происходят именно в тот момент, когда ты только что проснулась после вчерашней пирушки и на тебе нет ничего, кроме помятой пижамы, сегодня не работает. Сегодня все случится как в сказке! За всю свою жизнь я, пожалуй, еще никогда не выглядела лучше, и мне кажется – никогда не буду выглядеть лучше, если только не найму с десяток квалифицированных стилистов и гримеров. По части внешности сегодня я достигла вершины; повторить подобное мне вряд ли удастся…
Чувствуя прилив уверенности, я распахиваю двери ресторана. Меня сразу окутывает теплая, по-домашнему уютная атмосфера, в которой витают дразнящие запахи чеснока и морепродуктов. Кабинеты отделаны кожей, на столах стоят массивные подсвечники под старину. Посетителей хватает, но в зале совершенно не шумно, и я решаю, что ресторан мне, скорее, нравится. Его, конечно, нельзя назвать по-настоящему шикарным, но это и не второразрядная тошниловка. Все здесь устроено цивилизованно и со вкусом.
Мой взгляд падает на бармена, который смешивает за стойкой коктейли, и у меня, как у собаки Павлова, моментально возникает рефлекторное желание заказать холодный мохито.
Я не стану злиться на Бена, торопливо решаю я. Я не буду с ним спать, но и не стану сердиться, если он предложит что-то в этом роде. В конце концов, теперь мы оба взрослые люди и…
Ко мне приближается метрдотель. Ну, как говорится – с богом.
– Я должна встретиться здесь с… со старым другом, – говорю я. – Он должен был зарезервировать для нас столик. Его зовут Бенедикт Парр…
– Разумеется, мэм. Прошу за мной, – метрдотель ведет меня через весь зал. По пути мы огибаем не меньше десятка столиков, за которыми сидят мужчины, но ни один из них не глядит в мою сторону. Их лиц я не вижу, поэтому каждый раз мое сердце невольно замирает. Этот? Или вон тот? Господи, пожалуйста, только не этот…
Ах-х!.. Я с трудом сдерживаю рвущийся из груди крик. Конечно, я узнала его сразу – и вовсе не потому, что, завидев меня, он поднялся навстречу. Спокойнее, командую я себе. Держи себя в руках. Улыбайся. И все-таки, как странно снова увидеть его после стольких лет!..
Мой взгляд с невероятной скоростью скользит по его фигуре и лицу, словно я – участница телешоу под названием «Оцени Своего Бывшего Парня». Идиотское название, но я действительно фиксирую мельчайшие подробности – и тут же пытаюсь их оценить. Например, я вижу, что на нем рубашка со странным узором – что это может значить? Кроме того, он выше, чем я его помню, но за то время, что мы не виделись, он вряд ли мог существенно прибавить в росте. Значит, что?.. Значит, он похудел. Темные волнистые волосы, которые когда-то делали его похожим на юного греческого бога, подстрижены совсем коротко, и я гадаю, что это – дань традиции, моде, положению? Когда-то Бен носил в ухе серьгу, но сейчас ее нет и в помине – осталась только чуть заметная точка…
– Ну… в общем, привет, – говорю я.
Мне очень нравится, что я сумела произнести эти слова достаточно хладнокровно, без чрезмерного волнения, хотя при виде Бена я испытала самый настоящий восторг. Да он просто чудо! За все годы он нисколько не изменился. Пожалуй, он выглядит даже лучше, чем раньше, – взрослее, собраннее, серьезнее.
Бен слегка наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Это вполне взрослый, цивилизованный поцелуй. Потом он выпрямляется и окидывает меня внимательным взглядом.
– Потрясающе выглядишь, – говорит он. – Правда, потрясающе!
– Ты тоже неплохо сохранился.
– Да что я!.. – Он машет рукой. – Мне кажется, с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты не постарела ни на один день!
– Как и ты.
Мы улыбаемся друг другу – радостно и немного удивленно. Наверное, так мог бы улыбаться человек, который сыграл в лотерею на деревенской ярмарке и получил в качестве приза тысячу фунтов вместо коробки просроченных конфет. Ни Бен, ни я просто не верим собственному везению.
А мне и впрямь повезло. С мужчиной после двадцати могут случиться самые разные вещи. Он может облысеть. Растолстеть. Обзавестись каким-нибудь нервным тиком или экземой. Слава богу, с Беном ничего подобного не произошло. Он, я уверена, тоже глядит на меня и думает: «Какое счастье, что она не обрюзгла, не поседела, не набрала шестьдесят фунтов и вообще – не превратилась в морщинистую старую ведьму».
– Прошу… – Бен гостеприимным жестом указывает на свободный стул, и я сажусь. – Ну, как ты жила все эти пятнадцать лет?
– Спасибо, неплохо. – Я улыбаюсь. – А ты?
– Грех жаловаться. – Он тоже улыбается – той самой озорной, немного лукавой улыбкой, которая так хорошо мне знакома. – Ну, считай, этот вопрос мы обсудили. Что будешь пить? Только не говори, что перешла на травяные чаи и ведешь здоровый образ жизни – я этого не вынесу.
– Смеешься?.. – Я открываю коктейльное меню. Похоже, вечер обещает быть крайне удачным. Я в этом почти не сомневаюсь, и мое настроение повышается еще на пару пунктов. – Давай-ка поглядим, что тут у них есть…
* * *
Два часа спустя я чувствую себя просто отлично. Я веселюсь напропалую, но главное даже не это. Я чувствую себя неофитом, обретшим истинную веру. Регбистом, который занес мяч в зачетную зону соперника. Это кайф, самый настоящий кайф. Вот оно, думаю я. Вот оно! Бен и я снова встретились, и нам хорошо и легко, как прежде.Ну да, я не сдержала данное себе слово насчет алкоголя. Но сейчас мне совершенно ясно, что это было скоропалительное, необдуманное и не слишком умное решение. Когда ужинаешь с бывшим бойфрендом, которого не видела пятнадцать лет, неизбежны неловкость, напряжение, взаимное непонимание. Но если выпить несколько коктейлей, все острые углы сглаживаются сами собой, напряжение уходит, и ты начинаешь чувствовать себя свободно и непринужденно. Похоже, сегодняшний вечер способен стать одним из лучших в моей жизни – взрослой жизни, я имею в виду.
Что поражает меня больше всего, так это то, насколько хорошо мы с Беном понимаем друг друга. Словно и не было этих пятнадцати лет и мы расстались только вчера. Нам обоим снова восемнадцать, мы молоды, впечатлительны и предельно искренни. Нас не смущают ни глупые шутки, ни безумные идеи, которыми мы обмениваемся на полном серьезе, и, как и полтора десятилетия назад, мы снова готовы познавать удивительный и огромный мир. Новая пьеса, которую Бен видел на днях, выставка современного искусства, на которой побывала я (выставка была в Париже, и я ездила туда с Ричардом, но о нем я, разумеется, не упоминаю), – мы говорим об этом и о многом, многом другом. Нам есть, что сказать друг другу, есть, чем поделиться.
При этом мы не задаем друг другу банальных вопросов. Мы не говорим ни о работе, ни о бывших женах-мужьях, ни о прежних бойфрендах и подружках. Все это скучно и никому не интересно. До сегодняшнего дня я и не подозревала, как может быть приятно и… свежо, что ли, не слышать вопросов типа: «Где ты работаешь?», «Сколько получаешь?», «В каком доме ты живешь, в новом или в перестроенном?». Это не просто приятно – это раскрепощает. Я знаю, что сейчас Бен холост, он знает, что я – свободна, и это единственное, что имеет значение.
За ужином Бен выпил куда больше коктейлей, чем я. Несмотря на это, он больше помнит о наших греческих каникулах. То и дело он вспоминает тот или иной эпизод, который я давно позабыла. Например, я забыла о турнире по покеру, забыла, как совсем рядом с нашим островом затонула рыболовная шхуна, забыла тот вечер, когда мы с Беном играли в настольный теннис с двумя австралийцами и выиграли… Но стоит ему только напомнить мне о том или ином происшествии или забавном случае, как они тотчас предстают передо мной во всех ярких подробностях.
– Как же их звали?.. – Я пытаюсь вспомнить, и морщу нос от усилий. – Гай и… Ах да, Билл! Большой Билл!
– Точно! – Мы поднимаем ладони и с размаху хлопаем ими друг о друга. Бен смеется, а я удивляюсь, как я могла за столько лет ни разу не вспомнить Большого Билла. Он действительно было большим – настоящий медведь! Обычно Билл сидел в углу веранды, пил пиво и загорал. Его огромное тело было сплошь в пирсинге – ничего подобного я никогда не видела, причем все проколы он сделал сам с помощью толстой «цыганской» иглы. Еще у него была подружка по прозвищу Пи́нки – очень приятная девушка. Однажды Большой Билл делал ей пирсинг пупка, а мы все смотрели и подбадривали обоих одобрительными воплями.
– Каламари![16] – мечтательно говорю я и даже жмурюсь от удовольствия. – Я ничего подобного в жизни не пробовала! Они были великолепны!
– И закаты, – добавляет Бен. – Помнишь, какие там были закаты?
– Конечно, помню. Разве такое можно забыть?
– А Артура помнишь? – Он задумчиво улыбается, припоминая. – Оригинальный тип!
Артур был владельцем пансиона. Мы все буквально обожали его, ловили каждое его слово. Очень славный, спокойный, умный – таких людей встречаешь, наверное, раз в жизни. За свои пятьдесят с лишним лет Артур чем только не занимался: он учился в Гарварде, потом основал собственную фирму, прогорел, обошел на парусном судне вокруг света и в конце концов осел на Иконосе, где женился на местной девушке. Каждый вечер он сидел под оливами, которые росли рядом с пансионом, потихоньку сосал спиртное и вещал о том, как однажды он обедал с Биллом Клинтоном (Клинтон якобы приглашал его работать в своей команде, но Артур отказался). Было в его жизни и немало других приключений и интересных случаев. Лично мне Артур казался невероятно мудрым, какими бывают только очень старые люди. Помню, однажды вечером я напилась и рыдала у него на плече, а он рассказывал мне какую-то удивительную, почти сказочную историю (какую именно, я сейчас не помню, но не сомневаюсь, что все это было на самом деле).
– А лестницу помнишь?..
Помню ли я лестницу? Еще бы!..
– О-ля-ля! – говорю я. – Не представляю, как мы только по ней взбирались!
Пансион, где мы жили, стоял на вершине высокого утеса, и, чтобы спуститься на пляж или подняться обратно, нужно было преодолеть сто тринадцать высеченных в скале ступенек. Ступени были довольно крутыми, однако мы взбегали по ним и спускались обратно по несколько раз на дню. Неудивительно, что я была такая худая…
– А Сару помнишь? Интересно было бы узнать, что с ней случилось.
– Сару? А как она выглядела?
– Потрясающе. У нее было великолепное тело, гладкая, как шелк, кожа… – Бен мечтательно вздыхает. – Дочь Артура, неужели не помнишь?
– Довольно смутно, – говорю я. Мне не очень нравится слышать, как Бен описывает «гладкую, как шелк» кожу другой женщины. – То есть я помню, что у Артура была дочь, но вот как она выглядела…
– Ну, может быть, она отправилась путешествовать, до того как ты приехала на остров…
Бен слегка пожимает плечами и продолжает:
– А помнишь видео о приключениях Дирка и Салли? Сколько раз мы их смотрели, а?
– «Дирк и Салли»! – ахаю я. – Ну, конечно!
– «Вместе у алтаря, вместе на улице…» – цитирует Бен, подражая голосу актера, читавшего в том фильме закадровый текст.
– «…Вместе до самой смерти!» – подхватываю я и вскидываю руку в салюте, которым обменивались наши любимые герои.
Бен и я проглядели все серии «Дирка и Салли», причем не по одному разу – главным образом потому, что в пансионе других видеокассет не было, а за завтраком нам хотелось смотреть что-то, кроме программ новостей на греческом языке. «Дирк и Салли» – это полицейский детективный сериал 70-х примерно годов. В нем рассказывается о приключениях супругов, которые познакомились еще в полицейской школе, но решили скрывать свой брак от всех, пока они будут сражаться с преступностью на городских улицах. О том, что Дирк и Салли не только напарники, но и супруги, не знает ни один человек, кроме главного злодея – серийного убийцы, который угрожает их разоблачить. Гениальный фильм!
Внезапно я вспоминаю: мы с Беном сидим в столовой на старом диване; наши ноги в эспадрильях переплетены, в руках – тосты, глаза устремлены на экран ветхой видеодвойки. Мы смотрим «Дирка и Салли» вдвоем – все остальные гости завтракают на веранде…
– Помнишь серию, в которой Салли похитил ее сосед? – говорю я. – Это был, наверное, лучший эпизод из всех.
– Нет, – не соглашается Бен. – Мне гораздо больше нравилась серия, где брат Дирка приезжает в город, чтобы жить с ними, и становится главарем мафии. Помнишь, Дирк все время спрашивает у него: где он научился готовить, а потом в коктейле оказываются наркотики?..
– Боже мой, да! Конечно, помню!
Некоторое время мы молчим, погрузившись в воспоминания.
– Никто из моих знакомых, – говорит наконец Бен, – никогда не видел «Дирка и Салли». Я специально спрашивал. Никто даже не слышал о таком фильме.
– И из моих тоже, – киваю я, хотя на самом деле я сама почти забыла об этом сериале и вспомнила только сейчас, когда Бен мне напомнил.
– А помнишь нашу лагуну? – Его мысли уже мчатся дальше.
– Лагуну? Конечно! – Я смотрю на него, и меня с головой захлестывают воспоминания. Всего мгновение – и я вновь охвачена неистовым, подростковым желанием. Лагуна… точнее, небольшая, спрятанная в скалах бухточка – это то место, где мы в первый раз сделали это вместе. В первый, но не в последний. Мы бывали там каждый день. Попасть туда можно было только на лодке, поэтому там никогда никого не было – никого, кроме нас. По пути Бен управлял парусом и почти ничего не говорил, только изредка бросал на меня многозначительный взгляд, а я просто сидела, положив ноги на борт лодки, и не думала ни о чем, кроме того, что́ нам предстояло…
Сейчас я снова смотрю на него и вижу, что и Бен думает о том же самом. Мысленно он там, в прошлом, и по его лицу хорошо видно, что он опьянен воспоминаниями не меньше моего.
– А помнишь, как ты выхаживала меня, когда я заболел гриппом? – медленно спрашивает он. – Я никогда этого не забуду.
Гриппом?.. Хоть убей, не помню, как он болел гриппом. Впрочем, мои воспоминания о тех временах не слишком отчетливы и, по-видимому, далеко не полны. Если Бен говорит, что я ухаживала за ним, пока он болел, значит, так и было. В любом случае мне не хочется возражать и спорить, потому что это может испортить очарование нашего вечера вдвоем, поэтому я только киваю.
– Ты держала мою голову у себя на коленях, – продолжает он. – И пела мне колыбельные песни, чтобы я скорее уснул. Не настоящие колыбельные – что-то из «Битлов», кажется, но они все равно здорово успокаивали. Бо́льшую часть времени я бредил, метался, но даже сквозь жар слышал твой голос, который оставался со мной до са́мого утра… – Он делает еще глоток вина. – Ты была моим ангелом-хранителем, Лотти. Быть может, моя жизнь так сильно выбилась из колеи только потому, что тебя не было рядом.
Бен назвал меня своим ангелом-хранителем… Это звучит очень романтично, поэтому я не решаюсь спросить: как именно его жизнь выбилась из колеи, хотя мне очень интересно это узнать. Впрочем, какая разница? Каждый человек может совершить какой-нибудь неожиданный, экстравагантный поступок – и даже не один, – но проходит время, и все мы возвращаемся в свою колею. И тогда уже не имеет никакого значения, что мы делали до этого.
Бен бросает взгляд на мою правую руку.
– Кстати, как случилось, что ты не замужем?
– Не встретила подходящего парня, – небрежно отвечаю я.
– Не может быть! – удивленно говорит он. – Такая женщина, как ты… Тебе небось приходилось отгонять претендентов пинками.
– Что-то в этом роде, – смеюсь я, однако мое самообладание впервые за весь вечер дает трещину. На какое-то мгновение я утрачиваю контроль над собой и тут же вспоминаю нашу с Ричардом первую встречу. Мы познакомились в опере, что представляется довольно странным, поскольку я, откровенно говоря, не большая любительница этого искусства, да и Ричард бывает в опере достаточно редко. Но в тот день мы оба оказались там, чтобы сделать одолжение друзьям. Это был благотворительный спектакль, давали «Тоску», и Ричард был в смокинге и черном галстуке. Высокий, стройный, он выглядел на редкость элегантно и изысканно, и я от всей души завидовала стройной блондинке, которая с собственническим видом держала его под руку. Тогда мы были даже незнакомы, но я все равно подумала: как ей посчастливилось и как не повезло мне! Ричард смеялся и пил шампанское, а потом вдруг повернулся ко мне и сказал: «Прошу прощения, нас, кажется, не представили».
Этого хватило – я буквально утонула в его красивых темных глазах.
Так все начиналось. Все дальнейшее произошло само собой, точно в сказке. Как выяснилось, Ричард вовсе не был с той блондинкой, поэтому после антракта он поменялся с кем-то местами, чтобы сесть рядом со мной. В первую годовщину нашего знакомства мы снова побывали в опере, и я думала, что мы будем делать это каждый год, до конца наших дней, но…
Ну, хватит об этом. Хотя история, конечно, вполне достойна того, чтобы рассказывать ее, например, на приеме по случаю помолвки – и чтобы все гости ахали от удивления.
– Эй!.. – Бен пристально смотрит на меня. – Я, наверное, сказал что-то не то? Извини. Я не хотел тебя задеть.
– Ты меня не задел. – Я торопливо улыбаюсь и несколько раз моргаю. – Я просто задумалась о… о жизни. Ну и вообще…
– Да, конечно. Я понимаю. – Бен кивает с таким ожесточением, словно мои слова помогли ему решить какой-то невероятно сложный вопрос, ответ на который он не мог найти уже бог знает сколько времени. – Значит, ты тоже считаешь, что жизнь обошлась с тобой несправедливо?
– Еще как несправедливо! – Я тоже отпиваю глоток из своего бокала. – Конечно, я так считаю. Мне, наверное, пришлось даже хуже, чем тебе.
– Когда мне было восемнадцать и мы с тобой были там, на острове, – говорит Бен, мрачно глядя в пространство, – я знал, для чего и зачем я живу. Все было ясно и абсолютно прозрачно. Но когда начинаешь жить так называемой взрослой жизнью, эта ясность уходит. Все вдруг начинает идти неправильно, не так, как должно. Неприятности так и сыплются на тебя словно из рога изобилия, а ты… ты не можешь найти выхода из ловушки, в которой очутился. А главное, ты не можешь остановиться, чтобы просто перевести дух и разобраться, чего ты хочешь на самом деле. С тобой было то же самое?
– Ас… абсолютно. Да. – Я киваю с серьезным видом.
– Греция, Иконос, ты… Сейчас мне кажется, что это были лучшие месяцы в моей жизни. – Бен, похоже, целиком захвачен воспоминаниями. – Нас было двое, и все было просто и понятно… Все было по-настоящему, и не было никакого дерьма. А ты как считаешь? Кажется ли это время лучшим и тебе тоже?
Я мысленно перебираю прошедшее пятнадцатилетие. Да, за это время в моей жизни хватало счастливых часов и минут, но в целом я склонна с ним согласиться. Что может быть лучше юности?! Нам было восемнадцать, мы были полны сил и желания, мы могли пить всю ночь, а утром не мучиться с похмелья. Когда еще жизнь была такой беззаботной и счастливой?
Я медленно киваю:
– Да, это был лучший период в моей жизни.
– Тогда почему мы расстались, Лотти? Почему не продолжили наши отношения?
– Бат и Эдинбург. – Я пожимаю плечами. – География была против нас.
– Да, я знаю. Мы так думали, но, по-моему, это не причина, а так… ерунда! – Он сердито хмурится. – Мы были идиотами!
О проблеме географии мы в свое время действительно говорили достаточно много. Бен собирался поступать в Эдинбургский университет, а я – в Университет Бата. При таких условиях наши отношения непременно должны были рано или поздно прерваться – это был лишь вопрос времени. Вот почему мы оба решили, что нам не стоит усложнять себе жизнь и поддерживать то, что все равно обречено. Одного лета вместе вполне достаточно – так мы считали тогда.
Впрочем, наша жизнь на острове переменилась еще раньше. Сразу после пожара нас переселили в пансионы, расположенные в разных концах Иконоса, и прежняя веселая компания распалась сама собой. Кроме того, в Грецию в срочном порядке слетелись родители наших товарищей и соседей. Многие из них прибыли буквально следующим же пароходом, они везли деньги, одежду, новые паспорта взамен сгоревших в огне. Как-то в одной береговой таверне я наткнулась на Пинки, которая с печальным видом сидела там с родителями – очень дорого и модно одетой парой. По ее лицу было сразу видно: вечеринка закончилась.
– Постой, – внезапно вспоминаю я, – разве мы не планировали как-нибудь встретиться в Лондоне? Мы даже договорились, но… что-то не получилось. Кажется, тебе пришлось куда-то лететь с родителями… в Нормандию, что ли?..
– Совершенно верно, – Бен мрачно кивает. – Мне нужно было отказаться от этой поездки, нужно было перевестись в Батский университет… – Его взгляд устремляется на меня. – Я никогда не встречал такой, как ты, Лотти. Иногда я даже думаю: как глупо с моей стороны было надеяться, что я могу быть счастлив с кем-то, кроме тебя. Идиот!
От неожиданности я едва не поперхнулась вином. В глубине души я надеялась, что Бен скажет что-то в этом роде, но, когда заветные слова наконец прозвучали, я оказалась совершенно к этому не готова. В любом случае, я никак не ожидала, что он скажет их так скоро – всего через два с половиной часа после того, как мы возобновили наше знакомство.
Между тем его голубые глаза испытующе всматриваются в мои, и я начинаю чувствовать себя несколько, гм-м… неуютно.
– Я тоже… тоже часто думаю о чем-то подобном, – выдавливаю я наконец и торопливо отправляю в рот кусочек жареной камбалы.
– Только не говори, будто ты когда-либо проводила время лучше, чем мы тогда, – говорит Бен с непонятным мне пылом. – Потому что я тебе все равно не поверю. Мне, во всяком случае, ни с кем не было так хорошо! – От избытка чувств он даже стучит по столу кулаком. – Конечно, мы были слишком молоды и могли ошибиться, сделать неправильный выбор, – добавляет Бен. – Особенно под давлением родителей… Быть может, нам обоим следовало сказать: «К черту университет, останемся вместе, и будь что будет!» И кто знает, что могло случиться тогда?.. Я этого не знаю, но мне очевидно одно: нам было хорошо вместе, и сейчас я не могу не задать себе вопрос, не потратил ли я эти пятнадцать лет зря? Вместо того чтобы просто быть с тобой, я предпочел… неважно, что́ я предпочел. Важно, что все это оказалось ерундой, никому не нужной ерундой. А ты как думаешь, Лотти?