Кирилл Клеванский. Колдун. Путешествие на восток

   Этот вечно золотой и вечно молодой комочек света будто говорил: «Ты жив, ты дышишь». И осознание того простого факта, что можно дышать, не отплевываясь от воды и не боясь в любую секунду быть пронзенным острой скалой, захлестывало меня не хуже ревущего потока. На миг я остановился и посмотрел вперед – на восток. Еще одна ночь позади, еще один день впереди. А пока я могу постоять на развилке времени и ухватить кусочек будущего. Впереди меня ждут баронства, королевство Курдмар, Цветущие холмы, Рассветное море, Великая пустыня, и в самом конце этого пути финишной ленточкой, далеким огоньком олимпийского факела сияет золотом дворцов Алиат. Что ж, моя маленькая одиссея началась. А ведь сколько раз я себе говорил: «Будь осторожнее с желаниями, парень!» Но нет…
   Ругнувшись, я понес девушку к поляне, что виднелась неподалеку.
 
   Абель Рихт, старший следователь Третьей управы
   По широкому проспекту пронесся протяжный свист, и уже через десяток секунд около высокой фигуры в сером плаще остановился небольшой кеб. Фигура юркнула в повозку, и та покатилась в южном направлении. В повозке сидел Абель Рихт, старший следователь Третьей управы.
   Заплатив извозчику несколько медных монеток, Ищейка направил свои стопы к Академии. Быстро посмотрев в окно, Абель тут же задернул шторы – у него было ужасное настроение. И нет, это никак не связанно с выговором от начальства и новым делом. Просто Рихт ненавидел солнце и все, что с ним связано. Днем ему было не по себе. В окружении толпы разумных, среди бесконечных криков и суеты он чувствовал себя чужим. Летом же и вовсе жутко потел, и приходилось постоянно платить за охлаждающие амулеты. Другое дело – ночь и сумерки. О, это воистину рай земной для Абеля! Его глаза превосходно видят во мгле, за что сослуживцы и прозвали его Ищейкой. Прохладный ветер обдувает волосы. Звезды, луна и фонари дают достаточно света, а игры теней столь причудливы, что порой Абель может часами наблюдать за этим явлением. Ну и чего греха таить – самые ужасные вещи творятся именно ночью, а значит, в это время суток наибольший шанс разгадать очередную загадку.
   Да, как бы это глупо ни звучало, сын простого ремесленника обожал загадки. Еще в детстве он в отличие от других детей, играющих на улице в монстров и героев, сидел дома и при свете лучины мог читать, читать и еще раз читать. А когда книги в доме отца закончились, он стал подрабатывать грузчиком на рынке и за декаду работы мог скопить достаточно, чтобы купить истрепанный свиток. А за сезон – даже потрепанную книжицу. Быть может, если бы судьба иначе повернула ход событий, Абель стал бы не следователем, государевым человеком, а архивариусом. Но как это часто случается, у богов свои планы.
   Однажды, работая на рынке, Абель услышал протяжный крик. Сам не зная почему, он бросил поклажу и рванул в сторону, откуда доносились звуки борьбы и сыплющихся проклятий. И что же он увидел? Три стража избивали своими начищенными сапогами маленького ребенка – босоту. А толпа, толпа просто стояла и смотрела, да еще наслаждалась зрелищем.
   За годы работы грузчиком и помощником в мастерской отца Абель стал достаточно крепким и сильным юношей. Он налетел на этих стражей и всего за пару минут раскидал их в разные стороны. Но те позвали подмогу, и двоих пацанов скрутили. Так Абель попал в застенки Первой управы. Его редко кормили, и он часто ежился от холода и сырости маленького каменного мешка, по ошибке названного камерой. Прошло четыре дня, и его повели на допрос. В камеру вошли стражники и, схватив его за руки, потащили по извилистым лабиринтам коридоров. Кинув бедолагу в кабинет, они быстро удалились.
   Рихт до сих пор помнил тот запах смерти и отчаяния, что стоял в этом кабинете, да и сам человек, сидевший за дубовым столом, не внушал ни йоты доверия. Мужчина был коренаст, широкоплеч, но его глаза, стальные с голубоватым отливом, смотрели буквально сквозь Абеля. И юноша чувствовал опасность, исходившую от человека. Тогда мужчина спросил, почему же добрый горожанин вступился за воришку-босоту. И вновь что-то овладело Абелем. Он выпрямил спину и, криво усмехнувшись, заявил, что босота, может, и был воришкой, но в том инциденте не виноват. Дознаватель изогнул бровь и поинтересовался, что же натолкнуло парня на эту мысль. И тогда Абель выложил все как на духу. Как заметил маленькие свежие царапины и ссадины на ступнях мальчика: это говорило о том, что он из старого района, где уже давно не чинили мощеные улочки. Район находится на севере, а оттуда не доберешься прогулочным шагом в центр рынка к девяти. Значит, мальчик бежал бегом, видимо, с каким-то поручением. Еще Абель заметил, как пытается отойти подальше продавец «ограбленного» лотка и старательно что-то смахивает с прилавка, роняя в суму. Как третий страж держится за карман и с опаской поглядывает на своих сослуживцев. Все это почему-то наталкивало Абеля на идею о невиновности мальчика. Пока он не мог собрать гобелен по ниточкам, но это чувство точило его изнутри и не давало заснуть.
   Тогда дознаватель выложил на стол три серебряные монетки. Он сказал, что их нашли у босоты, якобы именно их мальчишка стащил с прилавка. Крупная сумма, за такое либо руку по локоть, либо на рудник. Но Абель лишь пожал плечами и сказал, что это прекрасно вписывается в картину, которую он обрисовал: мальчика отправили с поручением. После этой фразы они долго играли с дознавателем в гляделки, пока мужчина не хмыкнул. Довольно улыбнувшись, он достал из стола ключ и снял с опешившего Абеля цепи. Затем снова был длинный путь по коридорам, пока Рихта не подвели к другой допросной. Из-за кованой двери доносились страшные крики, плач, а в ноздри бил запах аммиака.
   – Этот страж, Тург Тистиан, брал дань с торговцев, – будничным тоном рассказывал Абелю дознаватель, а в это время крики слились в один поток. – За три серебреника в декаду он гарантировал лавочникам безопасность, босота их не трогала. Пятого дня он случайно столкнулся с тем мальчиком, когда принимал деньги от торговца. Это заметили его сослуживцы. Тургу пришлось сделать вид, что рассыпанные на земле монеты – это неудача воришки. Его хотели забить прямо там, на улице. Но вмешался ты, а мимо проходил мой сотрудник. Удивительно, но ты заметил даже больше, чем он. Моему соколу лишь чутье подсказало, что что-то здесь не так.
   Наконец крики затихли, а юноша почувствовал, как по тускло освещенному коридору пронесся прохладный ветерок – Жнец явился за своим. Дознаватель схватил Абеля за плечо и резко развернул к себе, приближаясь настолько, что их носы разделяла лишь тонкая полоска воздуха.
   – Ты бы не навредил невинному, если бы не был уверен в его виновности? – прошептал мужчина.
   Парнишка отрицательно покачал головой. Дознаватель улыбнулся и задал еще один вопрос. В любой истории есть поворотный момент. Деталь, которая решает весь дальнейший сюжет. Таким в истории Абеля Рихта стал следующий вопрос:
   – Ты хочешь стать государевым человеком?
   Нетрудно догадаться, что на это ответил взволнованный юноша.
 
   Наконец кеб остановился, и следователь, опустив подножку, выбрался на улицу. На востоке уже поднималось солнце, окрашивая небо в пастельные тона. Абель сплюнул. Он не любил утро еще больше, чем день. Накинув на голову капюшон, пряча лицо в его тени, следователь двинулся к воротам Академии. Пожалуй, стоит рассказать, почему эта фигура в сером плаще так уверенно идет к обители магов. Абель уже не один год распутывал преступные клубки, и еще ни разу цель не уходила от него. Не важно, будь то черный маг, убийца, вор, насильник, шпион или беглый каторжник. Все это не имело значения: если есть загадка, Абель разгадывал ее. Но все бывает в первый раз, и чуть меньше года назад осечка случилась и у него.
   В тот день во время оперы в Императорском театре произошло убийство аристократа. Громкое было дело. Посетителей оперы буквально через сито просеяли, но убийцу не нашли ни тогда, ни после. И лишь один нюанс остался в памяти Абеля. Странность, вызвавшая сомнения. Но из-за клятвы не вредить невиновным, покуда их вина не будет доказана, Абель не мог позволить себе большего. Он и так поддался эмоциям и буквально пытал молодого мужчину. Но все, чего смог добиться, – это туманные ответы на четко поставленные вопросы. Это была странность номер один.
   Затем была странность номер два. Непонятно почему в городе случилась настоящая эпидемия отравления «Златозмейкой» – сывороткой с жуткими свойствами. Абель не получил то дело, но что-то заставило его идти по следу, который вывел дознавателя на улицу Пяти Ям, к лавке старухи-травницы. Ужасная женщина, но, как оказалось, кроме дешевых трав сомнительного свойства, ничем не торговавшая. Рихт взял с нее штраф и приказал к лету убраться из его города. Старуха кивнула.
   Какое-то время на Сантос спустилась тишина. Убийцу аристократа все еще искали, но того как будто не существовало. Лишь Абель чувствовал, что жгучая тайна приподнимает свой темный саван. Абель ждал, он умел это делать. И вскоре город буквально затопили странности.
   Сперва инцидент в Академии – смерть одного из студиозусов. Сам по себе этот факт ничем не примечателен, только за этот год Третья управа расследовала десять подобных случаев. Но вот смерть «сильнейшего мага столетия», как называли погибшего студента, – к тому же после того, как маги заявили, что на той поляне сражались без магии, – это уже из области пьяных бредней. Абель хотел побеседовать с убийцей, но ему доложили, что тот пропал. Тогда Рихт лишь чудом не сошел с ума. Как мог пропасть подозреваемый из самого охраняемого комплекса во всей Империи? «Как?» – спрашивал он, но ответа не было. А затем случилось страшное – отравили старшего принца, и не чем-нибудь, а королем ядов. Самой страшной отравой, когда-либо созданной разумными.
   В докладе значилось, что отравитель и способ доставки яда неизвестны. Но Абель снова ощутил, как в его груди поднимается то самое чувство, что помогло ему спасти мальчика-босоту. Рихт снова стал ждать. Ждать, когда принц умрет. Прошло десять дней, и тело наследника стали готовить к последнему путешествию. Не будем пускаться в пространные объяснения, рассказывая, чего стоило Абелю подобраться к трупу. Тщательный осмотр выявил маленький, крохотный порез на лице принца. Азарт погони завладел следователем. Пользуясь своим пропуском, он поднялся в спальню ныне покойного принца и внимательно осмотрел все, что можно было осмотреть. И на одной из стен, противоположной окну и кровати, нашел небольшое углубление, идеально подходящее под характерный кинжал убийцы.
   Абель верил: если догадка невозможна, то сложи все странности воедино – и самая бредовая идея будет недалека от истины. Последнее, что требовалось следователю, – ключ к мозаике, и за ним он отправился в Академию. Когда-то, будучи еще ребенком, Абель и сам мечтал учиться здесь, мечтал стать магом. Но он ни разу не пожалел о том, что стал государевым человеком. Загадки были для него всем: они были воздухом, наполнявшим легкие, кровью, бегущей по венам, душой, жившей в сердце. И сейчас он напал на след, ведущий к разгадке, быть может, тайны всей его жизни. И эта тайна почему-то казалось ему куда более страшной и важной, чем три связанных между собой убийства. Нет, за этим стоит что-то еще. Что-то громадное, что-то, для разгадки чего он и пришел в этот мир.
   Показав свой медальон двум стражникам на воротах, Рихт с легкой улыбкой наблюдал, как те вздрогнули и тут же бросились открывать створки. Абель прошел на территорию Академии и, не глядя по сторонам, буквально бросился к пятому корпусу, где находились архив и отдел по работе со студиозусами.
   Он миновал парк, столкнулся с обнимающейся парочкой, посмотрел на статую девы, застывшей в очень странной позе, и остановился перед одноэтажным зданием. Отворив дверь, зашел внутрь. В ноздри ударил характерный запах. Рихт почувствовал чей-то взгляд на спине. Не обращая на это внимания, он рванул к стойке, выложил медальон на прилавок и разве что не рявкнул на молоденькую сотрудницу:
   – Личное дело студиозуса Тима Ройса! Живо!
   Девушка чуть в обморок не свалилась и уже через мгновение спряталась во тьме стеллажей. Еще пару минут спустя она вернулась с папкой. Это имя Абель запомнил, когда расследовал дело о смерти «сильнейшего мага». Дрожащими руками взяв папку, Рихт стал лихорадочно перелистывать пергаментные листы, ища нужный. И вот он наконец наткнулся на лист с портретом. Дыхание перехватило, сердце было готово выпрыгнуть из груди, а ноги чуть ли не подогнулись, когда следователь узнал это лицо. Лицо человека, что так нагло хамил ему в опере и вызвал столько подозрений, но затем бесследно исчез. Странности складываются воедино…
   – Я конфискую это! – крикнул Абель и вышел из здания.
   Теперь остается только идти по следу, и начинается этот след в Гайнесском графстве. Абель уже собирался закрыть папку, где сейчас читал лист «Биография», как его остановил низкий голос:
   – Ты ищешь Тима Ройса?
   Рихт обернулся и замер. Перед ним стоял разумный с белыми волосами, красными глазами и острыми ушами. Нет сомнений, это был темный эльф.
   – Да, – ответил ему Абель.
   – Тогда я с тобой, – спокойно сказал эльф и пошел прямо.
   Сам не зная почему, следователь доверился своему «нюху ищейки» и, кивнув, также зашагал по дорожке, ведущей к воротам. Осталось немного – эта история непременно откроет ему свои секреты. Абель никогда не проигрывает.
 
   Тим, мокрый и сонный
   Сняв плащ, я положил его на траву, а на него уже опустил замерзшую девушку. Губы ее посинели от холода, она вся мелко дрожала и стучала зубами, но в сознание не приходила. Да и, если честно, приводить ее в чувство я не собирался, во всяком случае в ближайшее время. Сняв мокрую куртку с рубашкой, я поблагодарил себя за предусмотрительность: сумка на бедре, где покоились дневник и писчие принадлежности, была непромокаемой и вещи не пострадали. Лишь теперь я понял, насколько трудно мне дались два проклятия. Чтобы «заморозить» охранников, я потратил практически все магические силы. Оставалась самая кроха, которую я сейчас и намеревался использовать. За пару минут собрав хворост, я сложил его шалашом, достал из дневника нужную печать и, зажав ее между указательным и безымянным пальцами, напитал энергией. Когда же трафарет лег на сучья и ветки, те сразу занялись веселым пламенем. Холод потихоньку отступал.
   Воткнув две палки, я натянул на них мокрую одежду и оставил на просушку. Штаны снимать не решился, а ну как муравьи закусают. Ну а теперь самая опасная часть, опасная не сейчас, а в ближайшем обозримом будущем.
   Подойдя к леди, я бережно поднял ее на руки и перенес к костру. Плащ также повесил на палку, благо тот из особой ткани и влага его не пропитала: должно хватить минуты, чтобы он высох и нагрелся. Что неудивительно: плащ-то – походный, будь он простым, первый ливень – и здравствуй лихорадка. В другом настроении я бы отвернулся в сторону или прикрыл глаза, ну а так… демоны с ними, с последствиями. Я стянул с девушки мокрое, но относительно целое платьице и, воткнув еще несколько палок, повесил на просушку и его. Под этим самым платьем у леди оказалось весьма забавное нижнее белье. Ну забавное для землянина, а для ангадорца эти длинные, по колено, странные белые штанишки и непонятная маечка до ягодиц сакральнее и возбудительнее, чем мини-бикини.
   Сняв подсохший плащ, я завернул в него девушку и вместе с ней подсел к огню. Усадив дрожавшую леди перед собой, обнял ее. Ничто так не согревает, как тепло другого человека. Прибавим сюда костер, и пожалуйста – через десяток минут губы подопечной налились цветом, она перестала дрожать и задышала ровнее. Не знаю, что ей сейчас показывает Морфей, но пусть это будут самые спокойные сны, которые только есть у него в запасниках. Когда она проснется, мне будет не с руки выслушивать крики разъяренной фурии. Хотя их и так не избежать.
   Прошло несколько часов. Солнце уже полностью восстановило свои права и, будто доказывая сей факт, светило нестерпимо ярко. Сам того не замечая, я начал поддаваться власти повелителя долины снов. Пришлось оставить девушку одну и походить по поляне. Найдя несколько нужных травок, я вспомнил, что у меня нет котелка, а только фляга, чудом не слетевшая с пояса. Что ж, делать нечего. Засунув два пучка в рот, я старательно их разжевал, а получившийся комочек выплюнул в руку. Потом поднес кулак к губам, сжал его и выпил темно-зеленую струйку, стекающую с руки. По-хорошему, такой концентрат пить не следует, но меня на вахте сменить некому, и спать нельзя. Дня на три хватит, а потом придумаю что-нибудь. Главное, на исходе третьего дня не подохнуть от побочных эффектов, но кто не рискует, того ночью зверье грызет.
   Когда я вернулся к костру, то не сразу понял, что меня смущает. А потом догадался. Девушка смотрела на меня своими большими зелеными глазами, в которых читались все муки бездны, сдобренные пыточными камерами Третьей управы. Классный коктейль, если ты мазохист, конечно.
   – Доброе утро? – полуспросил я, склонив голову набок.
   Тишина и свет грозно горящих глаз были мне ответом.
   – Шалом?
   Шутку, что неудивительно, не оценили. Девушка все так же продолжала сверлить меня своими кошачьими гляделками. Вздохнув, я сел напротив и, достав сабли, стал вырисовывать на земле карту. В памяти она была, но так нагляднее. Может, и маршрут какой выберу. Вот за что люблю свои походные ножны: если с силой саблю не дернешь – не вытащишь. Умеют же люди делать.
   – Кто меня раздел? – натурально прошипела леди. А голос у нее приятный, с легким восточным акцентом.
   Я посмотрел на спутницу. Вот ведь женщины – странные существа. Мы чуть не погибли, а она об одежке своей беспокоится… Нет, не понять мне женскую натуру.
   – Ну я, – пожал я плечами.
   – Как ты посмел?! Смерд!
   Ну вот, день только начался, а меня уже обзывают. Демоны, ну почему разбойникам так нужно насиловать всех и вся? Почему просто не прирезали и не обобрали? Или хотели восточным соседям в качестве рабов продать? Какая же сложная штука – жизнь…
   – Если бы мог отмотать время назад, – начал я, не отрываясь от черчения карты, – то обязательно оставил бы вас мерзнуть в промокшем платье. А пару дней спустя копал бы вам могилку, лихорадка – та еще дамочка. Впрочем, вы с ней чем-то похожи.
   – Промокшем? – недоверчиво переспросила девушка.
   Я замер, готовясь к худшему. Не знаю, как влияет шок на людей, никогда не видел, но подозревал, что именно сейчас с этим столкнусь. На какой-то момент глаза девушки подернулись пленкой, а потом она вскочила, сбрасывая с себя плащ. Ее красивые зеленые глаза шарили по поляне, она медленно вспоминала вчерашние события. Постепенно смуглое лицо белело, и от нее ощутимо повеяло страхом.
   – Сатия! Лисанда! – крикнула леди. Голос ее был полон надежды и затаенной боли.
   В ответ лишь мерно шелестели листья деревьев, а ветер перебирал растрепавшиеся черные волосы. На миг я залюбовался этим видением, но тут же отогнал от себя замысловатые образы.
   – О нет! – ахнула леди и рухнула на колени. Я не знал, что надо делать, и, боясь все испортить, просто продолжал наблюдать. – Мы… мы… мы должны спасти их. Ты должен спасти их!
   Я лишь покачал головой. Она даже не помнит, что Лисанда погибла, вероятнее всего защищая свою госпожу. Я промолчал, а девушку снова захлестнули воспоминания. В глазах сперва появился отблеск отчаяния, но потом они загорелись решительным блеском.
   – Мы идем спасать Сатию! – крикнула она и снова вскочила на ноги, видимо что-то вспомнив.
   Я подождал, пока леди натянет на себя платье, и тоже встал. Девушка с благодарностью посмотрела на меня, но, заметив мой чуть извиняющийся взгляд, сменила одобрение на подозрение.
   – Что-то не так? – спросила она.
   – Да, – кивнул я. – Мы никуда не идем.
   – Что?! Но ведь они погибнут. Мы должны, просто обязаны…
   – Успокойтесь, леди, – вздохнул я. – Река унесла нас далеко вниз по течению. И до лагеря идти дня три, а то и все четыре…
   – Значит, будем идти! – перебила меня не собиравшаяся сдаваться подопечная.
   – И когда мы дойдем, – продолжил я, – то увидим лишь пепел от костров и горку трупов. Увы, рисковать вашей и своей жизнями ради похоронного обряда мне не с руки.
   – Трупов?
   – Именно, – просто ответил я. – И Сатия, и все пленники еще этим вечером встретились со Жнецом.
   Девушка снова рухнула на колени. Сел и я. Не знаю, что там за мысли кружились в голове моей спутницы, но я был готов к любым неприятностям, связанным с ее нежеланием принять реальность такой, какова она есть.
   – Нет-нет, – шептала она. – Я видела загон. Они еще живы! Мы не можем уйти без Сатии!
   Наверное, смуглянка опять вскочила бы на ноги, но вместо нее поднялся я. Подойдя к леди, положил руки на хрупкие плечи и заглянул в зеленые омуты.
   – Они мертвы, – отчетливо проговорил я. – Смиритесь, миледи. А если хотите кого-то в этом винить – вините меня.
   Она некоторое время молчала, а потом произнесла:
   – П-почему?
   Я сел напротив, спиной к огню. Его жар приободрял и давал силы.
   – Вы знаете о религии имперцев?
   Леди кивнула.
   – Вы знаете о Кровавой Харте?
   Собеседница вновь кивнула, но слегка неуверенно.
   – Что ж, видимо, вы знаете не очень много, – сделал я самый простой вывод. – Раз так, то слушайте внимательно. Богиню Харту называют Кровавой не потому, что она покровительствует разбойникам, убийцам, наемникам, ворам и пиратам, а потому что она единственная принимает жертвы от своих верующих.
   В зеленых глазах теперь плескались страх и недоверие. Я продолжил:
   – Когда умирает один вожак, немедленно должен быть выбран другой. Это самый сильный, хитрый и подлый из группы, если вопрос касается разбойников. Но мало выбора смертных, нового вожака должна признать Харта. И тогда в ход вступает старый ритуал. Он так и называется – ритуал крови. Когда я убил прошлого вожака, то запустил этот механизм. Когда мы ушли от погони, разбойники вернулись в лагерь и тут же выбрали нового предводителя.
   – Но ритуал…
   – Для ритуала уже все было готово. Вы видели тот загон? Хорошо. Пленных, скорее всего, собирались продать в рабство, но разбойникам нужна была кровь… Да, вы правильно все поняли. Всем «лишним» в лагере перерезали горло, а кровь их спустили в бочку. Сперва в этой крови выкупался будущий вожак, а потом каждый из членов банды взял кубок и выпил полную чарку. И пили они до тех пор, пока столитровая бочка не опустела. Вернемся в лагерь и найдем лишь мумии, в том числе и мумию Сатии.
   Теперь в глазах миледи плескались ужас и отвращение. Я ее понимаю, мне об этом ритуале как-то давно рассказал Добряк. Помню, я ему тогда не сразу поверил. Но тем не менее это была чистая правда. Я испугался, что девушка сейчас заплачет, но вскоре ее смятение сменилось еще большим отвращением и даже гневом.
   – Почему ты спас меня? Меня, а не Сатию! Ведь вы были близки!
   Помните, я собирался ответить на этот вопрос вам? Когда еще только подобрался к лагерю. Что ж, расскажу леди, а вы слушайте внимательно, второй раз повторять не стану.
   – Вы правы, – согласился я. – Вас я не знал, а с ней был близок настолько, насколько могут быть близки незнакомые друг другу люди. И когда я пробрался в лагерь, у меня был выбор – прийти за вами, так как я уже понял, где вы находитесь, либо попытаться отыскать Сатию. Что ж, эта попытка могла стоить мне жизни и была обречена на провал. В вашем же случае у меня было куда больше шансов выжить. Не буду распинаться насчет спасения вашей жизни, признаться, мне было – да и сейчас – несколько наплевать на вас. И тем не менее я заключил договор, по которому должен доставить вас в Алиат. А договор для людей моей профессии – это даже больше, чем святое. Все, что вам нужно знать, – я собираюсь его выполнить. Если вас интересуют мои моральные устои, то я решил спасти две жизни, включая свою, а не рисковать одной – опять же моей. Так или иначе, Сатия была обречена на смерть. Среди такого количества шатров я бы ее не нашел, а в рабстве столь красивая девушка долго бы не прожила. Замучили бы ее. Так что смерть прошлой ночью стала для нее избавлением…
   Договорить я не успел, щеку сильно обожгло – рука у леди хоть и была легкой, но пощечина вышла хлесткой.
   – Трус! – выплюнула она и отодвинулась подальше, одновременно сбрасывая мой плащ, будто какую-то грязь. И это оскорбительное «трус» ударило меня резче, чем пощечина. Да и, пожалуй, те порки кнутом в Гайнесском графстве, где я провел целый год, тоже были куда мягче всего одного слова. – Жалкий трус! Можешь и дальше сидеть здесь. Я не верю тебе! Сама спасу ее!
   Я не был готов к такому повороту, поэтому девушке удалось добежать до входа в рощу. Но, очнувшись от замешательства, я догнал ее и аккуратно пережал сонную артерию. Подхватив падающее тело, вернулся к костру. Быстро затушив огонь, закутал леди в плащ и, положив на плечо, отправился дальше в лес. Карту также пришлось затоптать. Погони я не опасался. До Дня Харты, праздника, когда сама богиня запрещает разбой, остается не так много, и новый вожак, вероятно, наплюет на беглецов и попытается сорвать куш покрупнее. К тому же нас разделяют три дня пешего перехода и часов семь конного. Нет, погони не будет. Что касается Алиата, то, как скажет любой бывалый путешественник: «Иди на восток – и придешь в Алиат». Я так и поступил: перехватил поудобнее леди, потер все еще горящую щеку и потопал на этот самый восток. По дороге улыбнулся: картина маслом «Шварц и бревно». Разве что леди на плече не совсем бревно. Хотя кто ее знает, но это уже что-то совсем пошлые шуточки пошли…