Она вернулась за стол и заказала официанту кофе.
Именинник, исчезнувший из зала под шумок оркестра минут пятнадцать назад, вернулся обратно с «болонкой». Марина ощущала ужасную обиду. Ведь он — ее, Маринин. Просто ее, и ничей боль— • ше! Как он может весь свой день рождения бегать за какой-то раскрашенной дурочкой и вспоминать про свою любимую и родную лишь в вынужденных паузах, когда «болонка» удалялась припудрить нос в женское отделение уборной? Ведь он и Марина почти муж и жена, как же так?
Марина пригласила Сережу потанцевать. Он аккуратно обнял ее за талию, будто куклу, и они принялись топтаться на месте под модную соплевыжималку. Сережа молчал, стараясь не смотреть на Марину.
— У меня болит голова, — пожаловалась она. — Я, наверное, поеду.
— Подожди, скоро будет сладкое. Выйди на улицу, проветрись. Здесь душно.
За время танца ни он, ни она не произнесли, больше ни слова. Музыку сменили спичи, анекдоты в узком кругу, фруктовый десерт и кофе.
Марина сидела одна, размешивая ложечкой давным-давно растаявший сахар. Сережа суетился перед «болонкой», словно халдей перед богатым гостем. Даже, пожалуй, покруче. Вообще, кто она такая, откуда появилась?
Кофе остыл. Марина бросила ложечку, увидела лежащую пачку сигарет, зажигалку.
От дыма голова разболелась еще сильнее. Марина затушила окурок, подошла к Сереже.
— Мне пора. Я устала.
Он убрал руку со спинки кресла, на котором сидела «болонка», и поднялся.
— Я провожу тебя.
Затем склонился к «болонке»:
— Извини, я на минутку.
— Конечно, Сереженька…
В гардеробе он помог Марине одеться — по-прежнему избегая смотреть ей в глаза. Попросил швейцара вызвать такси.
— Спасибо, что пришла. И за подарок. Тебя довезут. Я, как смогу, сразу позвоню. Не скучай.
Он улыбнулся, легонько похлопал Марину по плечу и вернулся к гостям.
«Не скучай, не скучай, не скучай…» Марина не стала дожидаться такси. Выскочила из кабака и, распахнув пальто, побежала прочь по незнакомой улице. Через пару кварталов улица уперлась в какой-то канал. Марина упала на перила, тяжело дыша. Осенний ветер пронизывал насквозь, но она этого не замечала. Волны бились о гранитную набережную, бликуя отражениями фонарей.
«Ну почему, почему же?.. Ведь я на все готова для него, ведь я себя без него не представляю. Неужели он этого не понимает?»
Порыв ветра сорвал с нее легкий шарфик и, поиграв, бросил на волны. Через секунду шарфик скрылся в темноте, уносимый течением.
«Что со мной, что? Если сейчас ветер так же поднимет меня и швырнет в канал, я даже пальцем не шевельну, чтобы спастись. Я ничего, ничего не хочу… О Боже мой!»
Марина прижала руки к лицу и зарыдала… Вечером следующего дня она почувствовала сильный озноб. Было воскресенье, весь день Марина лежала в постели и бездумно смотрела в окно. Она нашла градусник, измерила температуру. Тридцать девять с половиной. Родителей дома не было, они уехали к бабушке в область, помочь по хозяйству.
Марина отрыла в аптечке аспирин и кучу всяких жаропонижающих порошков. Проглотила гигантскую дозу, вернулась в постель. Закуталась с головой, надеясь согреться и уснуть.
…Три месяца назад она тоже заболела, искупавшись в холодном озере. Они с Сережей ездили в Токсово, жарили шашлыки на костре, пытались поймать золотую рыбку. Не поймали даже самой обыкновенной и, плюнув на рыбалку, полезли освежиться. Простуда оказалась пустяковой — пару дней отлежаться, и все. Тем не менее5 Сережа каждые два часа звонил Марине, а по вечерам приезжал, привозя кучу фруктов и сладостей…
Марина уткнулась лицом в подушку и снова заплакала.
Он не звонил всю неделю. Марина почти не вставала. Вернувшаяся из области мать вызвала врача, накупила кучу импортных лекарств и заставляла дочь интенсивно глотать их.
Марина попросила перенести телефонный аппарат из коридора в комнату, сказав, что ждет важных звонков с работы. На самом деле она ждала один-единственный звонок. Словно на икону, смотрела на аппарат, про себя разговаривая с ним, гладя трубку, умоляя отозваться Сережиным голосом. Долго обдумывала, что скажет, какой выберет тон. «Только не показывать, что я расстроена, даже наоборот — у меня все прекрасно, превосходно, здорово! Ни в коем случае не спрашивать, как у него дела, все ли в порядке. И вообще долго не болтать — заботы у меня, родной, будет время, перезвоню. Не скучала… Нисколечки… Какая тебе разница, какие у меня заботы? Важные, важнее не бывает». Пускай побесится. А может, ему это на руку? И не будет он беситься, «слава Богу» скажет?
Но, едва телефон начинал звонить, она хватала трубку, совершенно забывая о необходимости выдержать паузу. Мол, не спешу я… Хватала, гадая про себя — он, не он? Пыталась различить оттенки замыкания контактов на линии. Когда Сережа звонил с трубки, связь появлялась после небольшой паузы, с характерным щелчком.
Забывались внушаемые приказы, исчезало притворство. Лишь бы он, только бы он…
Наверное, Сережа не может позвонить, просто у него сейчас тяжелое время, ох уж этот бизнес.
А может, он тоже заболел?..
В среду заехала Ленка, посидела часок. Марина ничего не рассказала ей про личные проблемы. «Сережа? Да, заходит. Все в порядке у нас, в Швецию собираемся прокатиться перед Рождеством. Паспорт надо заграничный получить…»
Ленка сказала, что ей предложили местечко в частной адвокатской конторе. Пока помощником очень известного юриста. Полгодика в помощниках, потом — в штат. Но она отказалась. Хотя финансовая сторона впечатляла. Это не министерская подачка — сапоги приличные с получки не купить.
"Но подожду пока, с голоду не умираю. Такие деньги за перекладывание бумажек с места на место да за курьерство никто не платит.
Ты посмотри, какие у него помощницы — краля на крале и кралей погоняет. Ни одной ниже ста семидесяти пяти, словно по каталогу. Знаешь, что про этого адвокатика поговаривают? Что девочек своих, помощниц, он по тюрьмам с собой таскает. Не для передачи богатого адвокатского опыта, конечно. Им этот опыт, в общем-то, постольку-поскольку…
Девочки обслуживанием клиентов занимаются, в специально отведенном месте. Они ж помощницы. Сеанс экстренной помощи. В естественной и неестественной форме. Кому какая нравится, благо клиенты денежные, хоть и капризные. Иным сами жены помощниц подгоняют, услуги оплачивают. Не должен любимый гасить основной инстинкт и пренебрегать естественными потребностями. Что естественно, то не безобразно.
Одним словом, помощницам и на сапожки достойные хватает, и на шубки норковые".
Посплетничав про следственный отдел еще полчасика — в основном обсуждалось, кто с кем, — Ленка умчалась домой.
Марина опять осталась наедине с маленьким кнопочным другом. Опять молилась, говорила с ним, вздрагивала при каждом звонке, едва сдерживала крик отчаяния, когда слышала в трубке не Сережин голос.
После проклинала, представляла, как Сергей валяется у нее в ногах или мерзнет под окном… Ненавидела. От всей души.
Но все забыла бы. Только бы позвонил.
Сама звонить она никогда не стала бы. Она — сильная женщина. А вдруг он вообще не позвонит?! О Боже мой, что же делать?
Он позвонил в субботу, ровно неделю спустя после своего дня рождения.
— Привет. Как поживаем? Спокойный, ровный голос. Марина оказалась не готовой, потому что слишком долго готовилась.
— Сереженька!.. Ну где же ты, драгоценный мой?! Куда ты пропал? Я болею, очень болею. Нет, родной, не сержусь, нисколечко. Теперь все в порядке. Приезжай, мне плохо, совсем плохо без тебя, просто умираю…
Он односложно отвечал, потом сказал, что заедет, предварительно позвонив…
…Заехал в воскресенье вечером. Привез три гвоздички — две красных и белую. Выглядел свежим и жизнерадостным. То есть радующимся жизни.
"Не звонил? Ну, понимаешь ли, не смог, просто не смог. Воз и маленькая тележка проблем и проблемок…
Только пожалуйста, давай без сцен. Мы взрослые люди, и наш бронепоезд стоит… Нет, я что-то не понимаю, родная. Я тебе что-нибудь подобное обещал? Ты, наверное, не так поняла…
Собственно, за этим я и пришел. Давай обойдемся без высоковольтных фраз. Мы не в театре имени Большого и Малого. Бога ради, прекрати. А вот это тебя не касается. Мы ничем не связаны, отсюда выводы о невмешательстве во внутренние дела…
В общем, если понадобится моя помощь, я ее окажу. Если сумею, конечно. А все остальное — извини…
Да, говорил. Наверное, это было ошибкой.
И потом, если откровенно, год назад ты была одной, а сейчас совершенно другая. Даже внешне. Посмотри в зеркало, может, поймешь. Да, любят не за внешность. Но и за внешность тоже…
Короче, мне пора. Телефон знаешь, будут проблемы, звони. Можешь не провожать, я помню, где дверь".
Марина пришла в себя на третьи сутки. Врач продлил больничный, полагая, что ее состояние вызвано остаточными явлениями простуды.
«Лечитесь, милая, лечитесь. Лекарства хорошие, принимайте регулярно — помогут».
Помогли, но не от того. От этого лекарств еще не придумали. Наркота не в счет.
Все последующие неудачи и неприятные события Марина связывала с уходом Сергея. Он был главным виновником всех ее бед. Началась какая-то жуткая черная полоса. Как по заказу.
Два месяца спустя погиб в аварии отец. На маму было страшно смотреть. Хотя сплетники поговаривали, что мать вышла замуж не за отца, а за его деньги, Марина была твердо уверена в искренности их отношений.
Перестали волновать вопросы карьеры, ей уже не хотелось стать адвокатом. Зачем? Не хватало того, главного, ради чего люди живут. Деньги? Покупать наряды и украшения? И для кого их надевать? Для себя или для подружек? Самой не надо, а подружки перебьются. Хотят — сами пускай наряжаются. Положение? Опять-таки для кого? Вот, смотрите — это Марина Александровна, превосходный специалист, отличный практик, рекомендуем…
Ну и что?
В итоге — отказ от заманчивых предложений, завал нескольких вполне перспективных уголовных дел. Выговоры, перебранки с начальством…
Ну и что?
Утром ей не хотелось смотреться в зеркало, вернее, она боялась туда смотреть. Никаких макияжей, причесок, масок… Перешила все юбки на два-три размера больше, иначе не влезть. Мелкие ссоры с матерью, потом крупные скандалы, напрасные обиды…
Ну и что?
Пустота. Сплошная инерция.
Костя, бегавший за ней, женился. Иногда звонит, поздравляет с праздниками.
Сережа не звонит совсем. Как умер. Не поздравил ни в Новый год, ни в день рождения. Она, разумеется, тоже.
Ленка сначала успокаивала, вспоминая всякие похожие истории из жизни подружек, ругалась, стыдила, предлагая поумнеть и не строить из себя тургеневскую барышню. Потом махнула рукой.
Три года пролетели как один день — уголовные дела, выходные, праздники, сабантуйчики, сериалы, отпуска, больничные, толкотня в метро.
Один раз она случайно услышала про Сережу. Вернее, прочитала в городской газете. В разделе криминальной хроники. В подъезде нашли застреленного коммерсанта-торгаша, связанного с продажей компьютеров и оргтехники. Как утверждал корреспондент, торгаш имел затяжной конфликт с компанией, возглавляемой господином Измайловым С. Да, Сережа тоже торговал компьютерами.
Еще тогда, три года назад.
Марина перезвонила в убойный отдел Главка, уточнила у знакомого опера обстоятельства происшествия, версии. «Да, Измайлов на подозрении, но это ж заказуха, пока испЬлнителя не найдем, подозрения так и останутся подозрениями. Да, его вызывали, беседовали… Держится спокойно, где-то даже нагло, но глазки бегают. Сомнений, в общем-то, нет, но и доказательств тоже. Работаем».
Марина стала страдать хронической бессонницей. Просто лежала, смотрела в темноту и представляла свою жизнь с ним.
Она ненавидела его, жаждала отомстить, увидеть, как он мучается, желала ему неудач и бед… Но очень хотела, чтобы он вернулся. Она ждала его, совершенно четко осознавая, что он уже не вернется.
Никем не объясненное противоречие, которое, в принципе, и невозможно объяснить…
— Налево… Нет, следующая дверь. Марина вышла из оцепенения, вызванного нахлынувшими воспоминаниями.
Перед визитом в изолятор она задержалась на улице, поправляя сделанный утром макияж и прическу. Сейчас жалела, что не успела еще разок взглянуть в зеркальце. На ней был самый красивый костюм, вчера весь вечер возилась с иголкой, перешивая его по размеру. Последний раз Марина наряжалась в него пару лет назад, на день рождения мамы. Возможно, костюм вышел из моды…-Из коридора донеслось ворчание:
— Командир, ну что за блевотина, в натуре? На телефон, позвони, мне нормальной хавки привезут. От ваших помоев ноги сводит.
— Не надо воровать, тогда и сводить не будет… Проходи, проходи.
— Да кто ворует-то?
Марина прижала ладони к столу, стараясь скрыть дрожь.
— Здравствуй… те.
Он почти не изменился. Чуть располнел да нажил пару неглубоких морщинок, спускающихся по щекам к подбородку. Нет, нет, у него совсем другие глаза. Пронзительно-надменные, глаза победителя. Темные синяки, вызванные бессонной ночью.
Он смотрелся как-то нелепо. В модном кремовом костюме без галстука и в мощных ботинках без шнурков.
— Марина Александровна, — дежурный выглянул из-за спины Сергея, — звонил Михайлов, он будет здесь через полчаса, займет второй стол.
В кабинете имелось еще одно место для допросов. Михайлов, тоже следователь, работал в райотделе.
Марина молча кивнула. У нее есть полчаса. Дежурный скрылся.
— Вот так сюрпризик! — Сергей вытаращился на бывшую любовницу. — Маришка! Ты покурить не захватила? А то я тут умираю.
Он упал на стул, широко расставил ноги, оперся о колено рукой. Со стороны можно было подумать, что это он будет вести допрос.
— Сядь нормально. — Развязный, небрежный тон Сергея, как ни странно, помог Марине выйти из заторможенного состояния. — Ты не в ресторане.
— Ну извини. — Сергей нагловато улыбнулся и вытянул руки по швам. — Здравия желаю, товарищ следователь! Поздравляю вас с началом допроса. У-р-р-ра-а!!! Мариш, да расслабься ты, это ж я! Ты чего, забыла, что ли? Я, если по правде, просто обалдел, когда тебя увидел. Захожу — блин, Маришка! Ты не молчи, давай рассказывай, как житуха. Да, слушай, может, сходишь, стрельнешь у цирика пару сигарет? Моих же сигарет! Я им нераспечатанную пачку презентовал.
— Потерпишь, — холодно ответила Марина. Она по-прежнему боялась оторвать ладони от стола, сидела, как первоклассница перед учителем. Хотя дрожь уже прекратилась. По крайней мере, внешняя.
— Ну ладно. Ради тебя потерплю. Не, здорово, что я на тебя нарвался, просто клево. Я-то, прикинь, и разговаривать не собирался, только при адвокате. Бах, а тут Маришка! С тобой-то мы быстренько все решим. Верно, малыш?
Сергей вел себя, будто они расстались только вчера. После культпохода в казино.
— Сергей, у нас не так много времени, ты же слышал. Мне надо кое-что уточнить, я за этим и пришла. Даже если мне случайно расписали это дело, я должна его расследовать. Обязана.
— Да какое там, к черту, дело! — махнул рукой Сергей. — Вот это, что ли? Блевотина сушеная, извини за метафору. Я тебе потом за пару секунд все растолкую. Я, прикинь, тут о тебе почему-то вспомнил. Ну, когда сюда привезли. Думал, ушла ты или нет? Как живешь-то, малыш?
— Нормально живу. Не называй меня малышом. Мне это неприятно.
— Эх, а я плохо живу. Мою пайку крысы съели, га-га-га…
Сергей все еще находился под впечатлением их случайного свидания в изоляторе. Бурную радость ему доставляла, конечно, не встреча с Мариной, а свидание со следователем Мариной. Это слишком бросалось в глаза. Марина готовила себя к совершенно иному разговору. Ей казалось, что он испугается, упадет в ноги или, по крайней мере, будет сидеть, виновато уставившись в пол. А тут действительно как в казино. Хозяин Медной горы. Сережа Измайлов.
Хотя годы меняют не только внешность… Это для нее они промчались как один день. А что было у него? Что у него там, на обратной стороне визитки? И осталось ли в нем хоть что-то от того Сережи, который заботливо прятал ее от дождя под своей курткой? Который часами простаивал в подъезде, дожидаясь ее возвращения от подружки…
Она пододвинула дело поближе.
— Да погоди ты, — Сергей положил руку на обложку. — Тебя ведь сейчас не это волнует? Да, малыш? У женщины рабочие вопросы всегда на втором месте. Сколько мы не виделись? Два года? Хоть бы позвонила, поболтали бы, в кафешку сходили б. Чего не звонила-то?
— А ты?
— Я звонил месяца два назад. Батя к трубе подходил. Сказал, что ты в наличии отсутствуешь. Потом закрутился, не успел перезвонить, дела там всякие.
Марина не стала сообщать ему, что отец погиб почти три года назад.
— Замуж-то не выскочила?
— Послушай, давай к делу перейдем. Сергей, не обращая внимания на предложение, продолжал:
— А у меня все как-то наперекосяк… Женился сдуру на одной… Оттяпала у меня квартиру с «тачкой», потом сбежала. К моему же приятелю. С ним сейчас судится. Хорошо хоть детей не было. После со второй пожил, уже так, без колотухи в паспорте. Тоже стервозой оказалась, гуляла со всеми налево-направо, выгнал… Сейчас так, то с одной, то с другой, в общем, ничего не получается. Попадаются одни уродки какие-то…
Сергей криво ухмыльнулся и начал отряхивать рукав пиджака, испачканный мелом.
— Хоть бы переодеться разрешили. Это ж «Хуго Босс». Настоящий. Из Германии привез. Такие вот дела, малыш. А с этим-то все понятно, — Сергей кивнул на дело. — Тюлька в томатном соусе. Стухшая.
Он закончил чистить «Хуго Босса» и сложил руки на груди.
— Я за годик последний раскрутился по-нормальному. На компьютерах. Заказики подвернулись, в том числе и государевы. У меня на такие штуки нюх. Цену на опт приспустил, загнал… Конкуренты верещали, мол, не по правилам клиентов таким макаром перебивать. Да пошли они все… Где эти правила, покажите! Прикинь, бандюгов пытались наслать, а у меня «крыши» нет, сам разбираюсь. Раз десять на «стрелки» всякие ездил. Со стволом в парадняк заходил. Разрешение сделал. Но улеглось вроде… Это ведь бизнес. Есть у меня товар — я его продаю. Сумел договориться — стало быть, хорошо. А вы не сумели — ваши проблемы, тренируйтесь. Я с немцами работаю, ну, технику у них закупаю. Они после той сделки полюбили меня нежно, контрактик новый предложили. С минимальной предоплатой. Я, конечно, обеими руками за! Здесь с покупателем повезло. Хотя нет, это не чистое везение. Грамотная рекламная политика называется. Госшарага, бюджетные деньги. Полные гарантии при расчете. Все тип-топ, удачно. Ну, между нами если, пришлось заслать немножко кой-кому… Но немножко.
— Грамотная рекламная политика?
— Где-то. А тут этот долбаный кризис. Доллар — прыг! Марка следом — прыг! А у меня товара, можно сказать, проданного на целый… В общем, на много. Хорошо еще, с заказчиками никаких бумажек не подписывал, а то сел бы в калошу рваную… Встречаюсь с ними — так и так, ребята, извиняйте, но… Надо бы дослать. Кризис жанра. Они заныли — финансы не наши, городские, лишних нет… Я им про рекламную политику напоминаю — долг платежом красен. Самое обидное — хрена этого, которому на лапу сунул, в Союзе нет, свалил в Америку, на воды отдохнуть, товарищ с ограниченной ответственностью.
Надеюсь, Мариш, это все тоже между нами? А что делать, сейчас без этого никуда. Я тебе такого мог бы рассказать — круче узбекского дельца… Сажай — не хочу. Только не разрешат посадить.
Я давай тогда пробивать. Не так уж много и накинул, чего ради им отказываться? Пробил. Свои люди везде есть, потому как все деньги любят. Оказывается, компаньон мой бывший постарался, Олежек Буйнов. Помнишь, плешивый такой, в очках? На дне рождения у меня был. Мы с ним пару лет назад разосра… пардон, поссорились, ну и разбежались. Он, гад, у меня лучших людей увел, свою компанию открыл. «ОБИ» называется, как прокладки. «Олег Буйнов Интернейшнл». Тоже компьютеры и всякая мутотень. У него не только опт, но и магазинов несколько.
Короче, Олежек узнал, погань, про моих клиентов и втихаря с ними сговорился. За еще меньшую цену. Естественно, зеленых для интереса заслал. Я, как узнал, хай поднял. К нему прикатился-в морду чуть не дал, едва сдержался, потом к клиентам помчался. Не по-товарищески это, господа, такие оборотки устраивать, не по-государственному. Не правы вы, что с Олежеком за моей спиной торгуетесь. Я про него много всякого знаю, обманет он вас по-паскудному. Хотя бы с товаром. Там только снаружи чин-чинарем, фирма, а внутри — все желтое, как моча пьяного верблюда. Южная Азия. Подумайте хорошенько.
Подумали. Решили тендер устроить. Знаешь, что это? Типа выборов. Есть несколько претендентов, тайным голосованием выбирается единственный. Так и тут. Выбирают между мной и Олежеком. Время назначили. Знаешь, на когда? На десятое число, то есть через неделю! И если меня на тендере не окажется, автоматом побеждает Олежек! А как же мне там оказаться, коли я тут?! В тюрьме!
— Ты пока еще не в тюрьме. Ты задержан на трое суток по подозрению. Между задержанием и арестом большая разница.
— Да брось ты!.. Словоблудие. Что так, что этак — решетка на окне. Ну, Олежек… Не ожидал я от него такой пилюли… На тендере ему ничего не светило с его желтым дерьмом. Так он во как все обставил, ублюдок!
Сергей топнул каблуком по полу, будто раздавил таракана.
— В деле есть только конкретный эпизод с долговой распиской и нет ни слова про твои разборки с Буйновым, — Марина наконец перестала мандражировать и решила сосредоточиться на деле.
— А кому мне про это рассказывать? Вчерашнему мальчику? С-Пальчику? Так он чуть не уснул. Выхлопом за три метра несло, сопля из ноздри до стола повисла. Смешные у вас следователи.
Марина ничего не ответила. Миша, несмотря на юный возраст, принимал на тощую грудь по-взрослому, особенно когда за «спасибо». А уж Косицын перед ним вряд ли счет положил. И поспать на службе Михаил любил. Говорят, один раз уснул на обыске, пока опера шкафы выворачивали…
— Тебе, Мариш, все как перед Богом, — продолжал Сергей. — Ты только правильно нить ухвати. Этот вот шустряк, который заяву на меня накатал, — Олежека приятель закадычный. Финэк они вместе кончали. «Бабки» я у него брал, да… У него всегда наличка есть, а у меня тогда проблемы случились. Я, как положено, с процентами вернул бы все через пару месяцев. Там написано, — Сергей кивнул на протокол допроса.
— Есть неясность с местом передачи денег. И заявитель, и свидетель утверждают, что все происходило в нашем районе, возле метро.
— Чепуха полная. Во-первых, не было никакого свидетеля. «Бабки» передавались один на один. К чему мне лишние глаза и уши? Есть расписка, я от нее не отказываюсь. Ни у какого метро. У него в конторе, на Коломяжском. Зачем такой наглый фуфляк засылать, я просто не представляю.
— Ты прекрасно знаешь, что твоя расписка никакой юридической силы не имеет. По суду он ничего не докажет.
— Да отдал бы я этому жлобу его паршивые «бабки»! Слышала, что премьер сказал? Ждите, господа, кризис пройдет сам собой. Рассосется. Надо только подождать. Я то же самое товарищу передал! Верну деньги после кризиса, подожди. А они вон как… Свидетель какой-то, расписка недействительна… Молодцы. Все просчитали. Мошенничество. Лихо! Ты-то мне веришь?
— Пока не знаю. Мне надо побеседовать и со свидетелем, и с потерпевшим.
— Беседуй, конечно. У Олежека в ментуре связи налажены, вот тебе и вся загадка с метро.
Вернее, разгадка. У этого Косицына на харе написано, кто он и что. Видала б ты, как он меня колол.
— Бил?
— Только попробовал бы. Сейчас бы с тремя капельницами в больнице имени 25-го Октября реабилитировался. Нес бредятину какую-то, кодекс в нос совал, дешевка позорная… Стал бы он за свои две тонны оклада толстую задницу от стула отрывать, чтобы чужие долги вернуть…
Сергей презрительно ухмыльнулся.
В коридоре послышались голоса. Марина взглянула на часы. Тридцать минут истекли. Быстро.
В кабинет заглянул Николай Михайлович, за ним — следователь Вадик Михайлов.
— Привет, Марина Александровна, не помешаю? — он кивнул на свободный стол.
— Помешаешь, конечно.
— Ну, извини.
Михайлов уселся и открыл портфель. Дежурный отправился за задержанным.
— Ну и что, Мариша, мне светит? — Сергей не стеснялся постороннего человека. Михайлов оторвался от портфеля.
— Какая она тебе Мариша? С елки, что ли, свалился? Нашел девочку…
— Вадик, все нормально, — успокоила Марина Михайлова. — Я разрешила. Вообще-то я здесь по личному вопросу.
Михайлов удивленно пожал плечами и мрачно пробубнил:
— Вы б еще чаепитие при свечках устроили. Я все понимаю, но…
Марина повернулась к Сергею. Наверное, в другой обстановке и при других обстоятельствах она ничего и не заметила бы, но сейчас… Сергей смотрел на нее совсем иначе, нежели минуту назад. Обиженным взглядом школьника, которому строгий и несправедливый педагог хочет вкатить «квадрат». К обиде добавлялся едва уловимый испуг.
Неужели дошло?
— Что тебе светит? — Марина решила провести маленький следственный эксперимент. — Все зависит от МОЕГО решения. Если свидетель и потерпевший будут настаивать на первоначальных показаниях, я предъявлю тебе обвинение в мошенничестве.
— И что?
— Изберу меру пресечения.
— Какую же?
Марина выдержала взгляд Сергея.
— Возможно, арест. Очень большой ущерб. Либо подписка о невыезде. Если ты скроешься, у меня будут неприятности.
— Ах, вот оно… — Измайлов провел ладонью по шее, вытирая пот. — Личное дело, значит?.. Та-а-а-ак… Ну что ж, Мариша, давай, арестовывай. Отыграться решила? Что ж сразу-то не сказала? Случайно, говоришь, дельце расписали…