Страница:
– Давай почитаем, что нам наука установила, – опер вытащил из материала листок, разукрашенный печатями. Заключение эксперта криминалистической лаборатории.
– Такого-то сякого-то на исследование поступили конверты с веществом, изъятым у гражданки Лебедевой В. И., тыры-пыры… Конверты опечатаны печатью номер… Скреплены подписями понятых. Это все не интересно… Ага. Проведенным исследованием установлено, что белый порошок является веществом природного происхождения, относится к известняковым породам и применяется для изготовления мела… – Костя перевел взгляд на Веру. Та напоминала папуаса, впервые попавшего в кинотеатр.
– Чего-о-о-о-о?…
– Я не понял, – спросил Костя, – у нас теперь мелом ширяются?
– Не… Не знаю.
Мелом у нас не ширяются. Вера, конечно, не химическая лаборатория, но уж героин от мела отличить могла. Да и Ван-Гог таких подлянок устраивать не будет. Он маркой фирмы дорожит, к тому же, не дай Бог, застукает кто из клиентов, второе ухо отрежет. Нет, нет… Не успел он шельмануть. Она сама пакетик из тайничка взяла, сама проверила, сама в карман сунула… Какой мел?
– И почем ты этот пакетик нашла? Небось за тонну сговорились? В другой раз на рынок ты не ходи, У нас в подвале пара мешков лежит для побелки – так и быть, за сотню грамм уступлю. Мел там хороший, белый, как мука, высший сорт.
Костя перевернул листок.
– Так, ну, со вторым конвертиком полный порядок. Анаша! До чего ж ты хороша! Вес нетто согласно заключению – три целых шесть десятых грамма. Ну, Вера Ивановна, у тебя сегодня какой-то прям наисчастливейший день! Вместо героина – мел, анаши до уголовной ответственности тоже не хватает. Это, я б даже сказал, чудо! Почему мне так не везет? Пришел бы на работу, начальство мне иномарку в подарок – держи, Константин Сергеевич, за кровопролитную борьбу с наркомафией! Заслужил! Да хрен там, не то что иномарку, премии квартальной не дождешься. Хотя шеф наш какого-то доброго волшебника наверняка прикрывает. Уже второй «опель» меняет. Безо всяких чудес.
Казанцев швырнул заключение на стол.
– Свободна, красавица!
– Совсем?
– Нет, наполовину. Ноги можешь оставить. Считай, отделалась тяжелым испугом. А то, что ОМОН фейс попортил, – так меньше по непотребным местам болтайся. И еще, – Костя сменил игривый тон на более серьезный, – я в чудеса не верю, влетишь снова, может и не подфартить, как сегодня… Поэтому завязывай, подруга… Лектор из меня хреновый, больше ничего говорить не буду. Ступай. Бабуле привет.
Вера, конечно, расслышала слова Казанцева, но, все еще не выйдя из тормознутого состояния, продолжала сидеть. Наваждение какое-то. Эльхан, айзер с рынка, тоже марку блюдет и так дешево динамить не будет. Тем более что раньше у него с Верой никаких проблем в товарно-денежных отношениях не возникало. Пять грамм, стандартный вес… Цена с учетом инфляции. Может, и вправду повезло, перепутал эксперт пакетики или пьяный был.
Она сунула мокрый, испачканный кровью платок в карман, поднялась со стула, не решаясь шагнуть к двери. Неужели пронесло?… Со знакомого Витьки-Котлеты, когда накрыл его «Ураган» с дозой на кармане, оперок за отмазку полтонны бакинских запросил. Бегал Котлета с высунутым языком недели две, бабки искал. А потом еще сам у опера эту же наркоту и покупал.
На пороге она задержалась и неожиданно произнесла:
– Спасибо… До свидания.
– Да, кстати, – с ухмылкой ответил Костя, – возьми на память. Сувенирчик. Он кинул ей пакетик с мелом.
– И передай своей подружке, что от бананов толстеют. Фигуру испортит…
Спустя несколько минут после ее ухода Костю вызвал любимый шеф.
– Что по бабе?
– А ничего, Сергей Павлович. Анаши до статьи не хватило. Двух грамм всего. Обидно. А порошок мелом оказался.
– Каким еще мелом? – обалдел шеф.
– Ну, в школе, знаете, дети на досках рисуют? Белый такой…
– Хватит дурака из меня делать. По сопротивлению что?
– Я вас умоляю, Сергей Павлович, вы серьезно думаете, что в суде проскочит история, как двадцатилетняя соплячка накостыляла бойцам особого назначения, прошедшим горячие точки? Попадет в газеты – засмеют… Да не переживайте,
Сергей Павлович, «Ураган» только начался, наловим еще.
– Кому бы говорить, – начальник кивнул на стенд, – скажи омоновцам спасибо, что хоть они за тебя палки рубят… Запомни: не будешь на совесть работать – скатертью дорога.
– Спасибо за оказанное доверие, Сергей Павлович. Буду.
Вернувшись в кабинет, Костя вытащил из стола пакетик с героином, вскрыл и высыпал содержимое в цветочный горшок, перемешав затем наркотик с землей. Погрозил пальцем герани.
– Последний раз! Будешь ширяться – засохнешь. Реально.
Костя запрыгнул в «уазик» на ходу.
– Не подождать секунду? – раздраженно посмотрел на водителя, отряхивая от мокрой грязи брюки.
– Да сколько же ждать?! – ответил за водителя участковый инспектор Гриша Бугаев, – заявочка веселая. Не дай Бог позже главковских приедем.
– Не позже. У них вертолетов нет. А по пробкам даже с мигалкой час прошкандыбаешь.
УАЗ неуклюже выполз со двора. Пол в машине был покрыт досками. Родной – железный – давным-давно сгнил, и водитель настелил паркет. Под самим господином управляющим, как называл шофера Костя, вообще пола не было, он ставил ноги прямо на педали, под рулем натянув кусок полиэтилена, чтобы грязь с дороги не летела в лицо.
– Кто вызвал? – продолжая чистить штанину, спросил Казанцев.
– «Скорая».
– А «Скорую»?
– Не знаю… Три огнестрела. Двое отошли, третий жив.
– Сильно… Адрес нигде не светился?
– Димка безухий там живет, Курицын. Ван-Гог «погоняло». С наркотой как-то залетал.
– Разборки, может?
– Может. Сейчас узнаем. Олежек, прибавь газ-ку… Раз один жив – расскажет. Пока не добили.
Машина наскочила на лужу. Салон окатило грязью.
– Тьфу!
Гриша, сидевший спереди, снял фуражку и стряхнул воду, затем платком вытер лицо.
– Сам же просил прибавить. Припарковались возле дома, въехав на газон. «Скорая» заняла узкий тротуар, преградив путь.
– Кость, ты знаешь человека, который на фотографии в паспорте в головном уборе? – непонятно к чему спросил Гриша, надевая фуражку и выходя из машины.
– Нет.
– Махмуд Эсамбаев. Танцор. Клянусь! Сам видел. Он на паспорте в папахе. Ему лично Щелоков разрешил, министр бывший.
– Ну и что?
– Да так, ничего.
Квартира находилась на третьем этаже. Водитель остался караулить машину, замки на дверях которой заменяли веревочки. Однажды он оставил вверенный транспорт без присмотра, и УАЗ угнали балбесы-рокеры. Накатавшись, бросили.
Дверь открыта. Костя, миновав коридор, прошел в гостиную, где, судя по голосам, и происходило действие.
…На пороге, прислонившись к белым дверям и уронив голову на грудь, сидел парень с одним ухом. Футболка с трафаретом группы «Продиджи» была разорвана в районе лысины солиста, отчего казалось, что пулю заработал солист. Кровь почти не различалась на фоне ярких красок рисунка; если бы не окаменевшие глаза умершего, Костя решил бы, что парень придуривается, изображая покойника. Эти наркоты – редкостные приколисты.
На полу возле стола лежала молодая девица. Здесь все ясно с первого взгляда: пуля вонзилась в голову, прямо под глаз, и вышла через затылок. Кровь на полу казалась неестественно яркой и чем-то напоминала густой малиновый сироп. (Ну, Казанцев, у вас и фантазия…) Девица, вероятно, сидела на стуле, пила кофе, когда началась пальба.
Третий потерпевший, молодой парень, лежал на диване, над ним колдовали два врача, мужик и женщина.
Созерцание обстановки длилось секунды две, не больше.
– Генка; – кивнул Гриша на сидящего возле дверей, – Ван-Гог.
Медики обернулись на голос.
– Милиция, – представился Костя. Хотя и так ясно, что не санэпидемстанция. Гриша был в форме.
– Это жена его, – кивнул на лежавшую девицу участковый, – скандальная мадам.
Костя приблизился к третьей жертве. Парень находился в сознании, слегка постанывал. Повязки стягивали бедро и предплечье. Врачи в темпе паковали инструменты, санитар ждал команды, стоя в углу комнаты с носилками, словно часовой с огромной винтовкой.
Казанцев, чуть наклонившись к раненому, задал короткий наводящий вопрос:
– Кто?
Парень облизнул сухие губы и покачал головой:
– Не знаю…
– Кто?!
Раненый приоткрыл глаза и вздрогнул. Осатанелый взгляд Казанцева жег сильнее засевших в конечностях пуль (Сам добью!!!).
– Кто?
– Юрка… Котин…
– За что?
Парень наморщился и едва слышно выдавил из себя, будто остатки зубной пасты из тюбика, два слова:
– Доза нужна.
Костя выпрямился, обернулся к Бугаеву:
– Сгоняй за управляющим, пусть на воротах встанет, я отзвонюсь пока…
Участковый побежал вниз, Костя набрал номер дежурки, доложил обстановку. Санитар с врачом-мужиком перекладывали раненого на носилки. Дебош приключился минут сорок назад. Стрелок наверняка еще под впечатлением, то есть соображает слабо, а если ужалился, то и подавно угорел. Не хапнуть быстро – перестреляет еще дюжину. Разжижение мозгов.
Костя черкнул данные раненого, номер бригады «Скорой», название больницы. Добивать бедолагу вряд ли придут, как это у братвы заведено, охрану можно не ставить. А сам не убежит. Не уползет. После операции пообщаемся подробней.
Гриша уже вернулся на площадку, притащив на хвосте не только водителя, но и пару постовых.
– Олежек, вставай на ворота, – приказал Казанцев водителю, – жди начальство. Скажи, что мы пошли в секретную засаду, а то развоняютса, почему не дождались и не доложили. Да, кстати, «фомич» есть? Или приблуда какая?
– Ломик, лед долбать.
– Где лежит?
– Под задним сиденьем.
– Понял. Господа сержанты и офицеры, поздравляю вас с началом ликвидации особо опасного мудака. Только что уложившего двоих.
– Может, подмогу дождаться? – предложил Гриша. – Береженого Бог бережет.
– Не будет подмоги… Личный состав по приказу командира рубит палочки в магазинах, отлавливая несунов и повышая раскрываемость.
– Тогда – ура!
Адрес Котина участковый помнил наизусть. По пути для поддержания боевого духа он рассказал пару анекдотов про ментов.
– Так, вот его окна, – кивнул в сторону третьего этажа хрущевки Бугаев.
– На ту сторону выходят?
– Нет.
– Мужики – под окна. Всех впускать, никого не выпускать. Вопросы?
– У него пушка?
– У него гаубица и зенитно-ракетный комплекс на кухне.
Постовые вытащили оружие, вдоль дома прокрались под окна.
– Ну, Гриша, партия сказала: «Надо».
– Комсомол ответил: «Хрен!» На пролете между этажами Костя, словно копье, приподнял ломик и прошептал:
– Ну, чего? «Телеграмма» или «водопроводчики»?
– Гринпис. А еще лучше – ритуальные услуги, рекламная акция, лотерея. Каждому выигравшему – бесплатную могилу.
Шуточки немного снимали нервный напряг, хотя по рюмке коньяка было бы надежнее. Дверь квартиры представляла собой, как писалось в протоколах, картонно-деревянную конструкцию, оборудованную одним накладным замком отечественного производства. При приложении направленного действия мощностью в одну человеческую силу произойдет самооткрывание. На обивке – свежевысохший мазок. Словно художник опробовал качество кисти на мольберте. Кровушкой. Тут же надпись баллончиком «Пьянству – бой!».
К счастью, обошлось без силового вмешательства, ибо дверь оказалась не заперта.
– Сегодня в нашей тюрьме день открытых дверей, – вновь прошептал Костя, – приглашаются все желающие. Пошли…
Ноздри защекотал намертво въевшийся в стены дух помойки и табачного дыма, словно это была не квартира, а огромная загаженная пепельница. Гриша не смог удержаться и чихнул, прикрывая рот рукавом. Из дальней комнаты послышалось шарканье ног. Костя поднял пистолет. Из коридора выполз субъект женского пола лет двадцати пяти-семидесяти, то есть совершенно неопределенного возраста, ввиду стойкого и вызывающего пьянства. На признаки пола указывала юбка. Коридорная лампочка, покрытая слоем копоти, своим мерцанием создавала волшебный колорит кинофильма о вампирчиках.
– У вас дверь не заперта. Здравствуйте, – представился Костя, не опуская оружие с линии предполагаемого огня.
Дама, придерживаясь рукой за обитую газетами коридорную стену, сделала три заплетающихся шага вперед и, упершись лбом в ствол пистолета, просипела:
– Закурить нету?
От ее свежего дыхания у Казанцева защипало в глазах. Газовая камера.
– Нету. Юрка дома?
Сеньора поморщилась, мотнула головой, как корова, отгоняющая назойливых мух.
– Не-е-е.
Костя отодвинул хозяйку, не опуская пистолета, прошел в комнату. Пусто. Гриша тем временем посетил вторую комнату, где кроме воняющей мочой тахты ничего не обнаружил.
– Юрка где? Слышь, пугало? В ответ фрау отрыгнула керосином и свалилась под ноги сотрудникам правоохранительных органов.
– Достойный ответ. Чёткий и ясный. Все бы так.
Костя осмотрел кухню и туалет с расколотым пополам унитазом.
– Отвалил красавец… Мамаша нас сегодня вряд ли чем порадует. Ну и ладно, есть у меня одна идейка, – Костя поставил пистолет на предохранитель, – баба у него через подъезд живет, Верка Лебедева, месяц назад влетала с наркотой, у меня материал был. Пойдем проведаем, поболтаем. Мадам, спокойной ночи!
– Хрю…
Вера впустила Юрика, захлопнула двери. Он с порога, не снимая ботинок и куртки, ринулся в ванную, врубил воду. Вера зашла следом и стада наблюдать, как он сунул голову под струю, затем принялся оттирать куртку.
– Ты что делаешь? Что случилось? Юрик не ответил. Закончив с курткой, взглянул на джинсы, руганулся и присел на край ванны.
– Короче, нормалек, Веруха! Срываюсь я. Шухер вышел. Будут искать – ничего не знаешь. Бабки есть?
– Откуда? Утром же спрашивал. Куда срываешься, какой шухер? А намочился зачем? – Вера кивнула на куртку. – Что случилось-то? Зарезал кого?
– Не… Я похож на человека, который может зарезать? Застрелил. Троих. Безухого, бабу его и Котлету. Говорю же, шухер.
Юрик достал из-за пояса пистолет, извлек магазин, передернул затвор. Патрон выскочил и улетел под ванну.
– Бля… Фиг ли? Безухому что, в падлу было дозу дать? Вернул бы я ему бабки. Козел вонючий. Пальцы гнуть начал. И Котлета туда же… Когда подыхал, раком был готов стать, лишь бы шмальнуться дали. Зло меня взяло, не удержался в общем, веришь…
Говоря это, Юрик трясущимися пальцами заряжал в обойму патроны, доставая их из кармана курточки. Закончив, воткнул пистолет за пояс.
– Ты че, правда, что ль? – Вера так и не поняла, дурачится Юрик или нет. Последнюю фразу он произнес спокойно, будто телеведуший, рассуждающий о причинах падения курса рубля.
Утром Юрик заходил, просил денег, колбасило его здорово, разогнуться не мог. Сказал, что бабок вчера срубить не получилось, еле копыта унес.
Узнав, что заначки у Веры нет, Юрик покувыркался на диване с полчаса, рыча от боли, после кое-как дополз до двери и ушел. Вера предлагала «переломаться», но Юрик в ответ послал ее в незатейливое место. Сейчас он на здоровье не жаловался, из чего можно было заключить, что ширево успешно найдено и принято. В ванну с куртки стекали мутно-розовые струйки.
Вытерев мокрую голову, Юрик прошел в комнату, рухнул на диван и уставился в стену замороженным взглядом, не обращая внимания на Верины вопросы. Наконец, чуть оттаяв, сказал:
– Пожрать дай. Кишки выворачивает.
– Извини, продуктов не подвезли… Юр, ты спокойно можешь объяснить, что случилось?
– Точно бабок нет? – переспросил он, будто не слышал вопроса.
– Да откуда? Что я, валютный фонд? Чай будешь?
– Давай, только быстро.
Вера отправилась на кухню. Она прекрасно знала Юркин упертый характер, раз не хочет говорить – не расскажет. Она зажгла газ, поставила чайник, взяла со стола окурок сигареты, закурила. Выглянула в окно…
Вдоль дома шел тот самый мент. Казанцев. На пару с участковым, которого Вера тоже знала в лицо. Напротив ее окон они остановились и посмотрели, как ей показалось, прямо на нее. Вера отскочила внутрь кухни, подозревая, что господа хотят нанести визит именно сюда, и если ее заметят, дверь придется открыть, иначе сами выставят.
Блин, значит, Юрик… Дурак! Допрыгался…
Она осторожно выглянула наружу. Менты шли в ее парадную! Через секунду внизу хлопнула дверь. "Идут спокойно, может, не за Юркой. Может, опять какой «Ураган». Вера замерла, прислушалась. Дом точно из фанеры, на пятом этаже слышно, как в подвале кошка орет.
Шаги приближались. На ее площадке или где-то совсем рядом товарищи по оружию остановились. Вера бесшумно проскочила мимо дверей в комнату, прислонив палец к губам, зашептала:
– Юра, там менты за дверью. Наверно, сюда. Шепот прервал короткий резкий треск звонка.
Юрик вскочил с дивана, выхватил из-за пояса пистолет, метнулся в угол за шкаф.
– Открывай. Заводи сюда, сама отойди к окну. Сколько их?
– Двое… – словно привидение ответила Вера. Она все еще не могла поверить в происходящее.
– Клево… Иди, открывай. Звонок вновь резанул по ушам – уже гораздо настойчивей, словно приказ.
– Юр, погоди…
Самое интересное, что сейчас он выглядел совершенно спокойным, как спортсмен-стрелок в тире на тренировке. А глаза… Это не Юркины вечно смеющиеся глаза. Две стекляшки, вставленные мастером-чучельником и покрытые мутным лаком.
– Юр…
«Ну почему, почему я? Почему именно Юрка? За что?… Он ведь будет стрелять. Будет… Юр, ну не надо, ты же очень добрый, самый лучший… Ты вылечишься… Пожалуйста, не надо. Юрочка…»
Вера зажмурилась, представила, как открывает дверь, как в коридор заходит улыбчивый Казанцев, толстяк участковый, как они направляются в комнату. Стрельба, крики… «Держи сувенирчик, на память!» Ведь он же тоже мог… Тогда. Звонок!!!
– Открывай!
Вера очнулась. Может, сказать, что никого нет дома?
Стук в дверь.
– Вера, это милиция, открой! Она прижалась к стене.
– Юр, погоди… Попробуй через балкон, там труба рядом, спустишься, не догонят…
В его глазах отразился упавший из окна солнечный лучик. Юрик, как показалось Вере, расслабленно выдохнул. Опустил руку с пистолетом, посмотрел на балконное окно, кивнул головой и вышел из-за укрытия.
– Только тихо, Юрочка. Там ручки плохо открываются, ржавые.
Юрик на цыпочках подкрался к балкону, ухватился за дверную ручку. Задвижка действительно открывалась тяжело и с предательским скрежетом.
– Осторожнее… Юр… давай подержу, – Вера кивнула на пистолет.
Он попытался повернуть задвижку одной рукой, но та не поддалась.
– На, – Юрик сунул пистолет Вере и аккуратно, почти бесшумно, стал открывать задвижки.
На вторую, внешнюю дверь ушло еще полминуты. Юрик забрал пистолет, пригнулся и шмыгнул на балкон, словно любовник, застигнутый рогатым муженьком. Перегнулся через перила, посмотрел вниз и почти тут же влетел обратно в комнату.
– Обложили, гады… Сучары. Открывай! Он прыгнул за шкаф, передернул затвор, поднял пистолет.
– Давай быстро! Не врубятся.
Треск звонка и барабанные удары по двери слились в какую-то абсурдную, вычурную какофонию. Почти Людвиг Ван…
Глаза Юрика смотрели в будущее с мертвой, железной уверенностью.
Она пошла открывать.
Костя приложил ухо к обитой рейками двери.
– Дома, точно. Я в окне ее срисовал.
Он выпрямился, ударил кулаком по обивке.
– Вера, открой! Дверь сломаем! У нас фомка есть большая! Что за дела-то?
– Тихо, – Гриша приложил палец к губам, – шаги.
– Кто? – из прихожей, будто из склепа, раздался полумертвый голос.
– Вера, это я, Казанцев. Из милиции, помнишь? Тут по материальчику проблемки, поговорить бы надо.
– Сейчас, подождите, я накину что-нибудь. Спала.
– Ночью спать надо.
Она повозилась в прихожей, наконец отперла замок. Костя, прислонив к стене фомку, вошел в прихожую.
– Ты в джинсах спишь, да?
– Прилегла просто… Голова.
– Темновато тут у вас, – сказал Гриша, пытаясь найти выключатель.
Вера отошла в сторону, пропуская гостей.
– Есть кто? Или одна скучаешь? – Казанцев осторожно приоткрыл дверь в бабушкину комнату.
Бабушка вторую неделю лежала в больнице.
– Одна, – ответила Вера голосом человека, пару дней провисевшего на дыбе.
Казанцев сделал шаг в направлении большой комнаты. Он не увидит Юрика. А если и увидит… Ноги подогнулись. Она медленно сползла по стене на пол, уперлась локтями в колени, что есть силы сдавила уши ладонями и зажмурилась…
«Ксюша, Ксюша, Ксюша – юбочка из плюша…»
Наверное, она все сделала правильно.
Когда «уазик», выпустив вулканический залп черного дыма, тронулся с места, увозя спеленутого по рукам-ногам Юрика, Казанцев подтолкнул Веру:
– Ну, фройлян, а мы пешком. На всех транспорта не напастись. Да тут и недалеко.
– Может, подождем, – предложил Гриша, – сейчас врежет.
Над головами повисла взрывоопасная тучка.
– Не сахарные. Шагом марш.
Казанцев еще разок подтолкнул Веру, руки которой были сцеплены за спиной настоящими американскими наручниками. Подарок знакомого частного охранника.
– Казанова, – Бугаев поправил фуражку, – церковь знаешь у нас лютеранскую рядом с отделом?
– Еще бы.
– Прямо сейчас туда и беги. Падай перед Боженькой на коленки и благодари, пока лоб не разобьешь.
– Я православный.
– Да это все условности… Какая разница? Боженька один. Между прочим, в соседнем отделении открыли церковный кабинет. Вместо ленинской комнаты. Раз в неделю поп приходит исповедовать и на задание благословлять. Раскрываемость у них на десять процентов выросла.
– У нас без попа вырастет. А этому аборигену тоже повезло. Я полное моральное право имел его на месте положить. А так получит двадцатничек. Ждать-то будешь, фройлян?
Вера не ответила.
– Никакой церкви, Гриш. Сейчас отрапортуем папикам и прямым ходом в наш спецподвальчик. Берем по полкило какого-нибудь «Арарата» и снимаем стресс по проверенной схеме… Не знаю, как ты, но если я сейчас не расслаблюсь, к утру заболею простудой на нервной почве и начну стрелять из окна по прохожим. Не каждый день тебе в рожу пистолетом тычут. Не представляешь, Гриш, какое это чувство. Так хорошо, так душевно… Особенно когда уверен, что ствол боевой и с патронами.
– Я ж говорю – рука Господня! Прикинь – полные карманы боезапаса, а в магазине пусто!
– Да просто зарядить забыл в нервотрепке. Я тоже забыл свой с предохранителя снять, а то водил бы сейчас Юрочка хороводы с ангелами… Ну и личико у него было. Типичный хорек с бакенбардами. Жмет, жмет на газ, а газу нет…
Костя нервно, отрывисто засмеялся. Крупные капли-бомбочки застучали по асфальту, наполняя пространство монотонным гулом.
– Говорил же, подождать надо! – Григорий поплотнее надвинул фуражку и ушел в галоп, резко оторвавшись от спутников.
Возле детской площадки со спаленным хулиганами-партизанами домиком Вера вдруг остановилась.
– Мне больно… Я не убегу.
Костя раздраженно, на грани злости посмотрел на Веру, потом неожиданно кивнул:
– Ладно, давай.
Он расстегнул наручники, снял и убрал их в куртку.
– Пошли быстрее.
Вера пару раз сжала-разжала онемевшие кисти, не двигаясь с места, затем, посмотрев в глаза Казанцеву, сказала:
– Подождите… Вот. Сувенирчик. На память. Она откинула пальто и за два захода что-то достала из кармана джинсов.
– Держите.
На протянутой маленькой ладони лежали шесть золотистых пистолетных патронов…
Седьмой остался дома, под диваном. Выскользнул из пальцев, когда Вера с сумасшедшей скоростью разряжала пистолет, моля Бога, чтобы Юрик подольше возился с балконными задвижками…
– Только Юрику не говорите, что это я…
Дождь лил стеной.
В кабинете Казанцев вытер голову висевшей на крючке старой милицейской рубахой, стряхнул воду с куртки. Герань на окне засохла окончательно. Костя с минуту, не отрываясь, смотрел на нее, потом усмехнулся и, вытащив патроны из кармана, один за другим затолкал их в цветочную землю.
– Такого-то сякого-то на исследование поступили конверты с веществом, изъятым у гражданки Лебедевой В. И., тыры-пыры… Конверты опечатаны печатью номер… Скреплены подписями понятых. Это все не интересно… Ага. Проведенным исследованием установлено, что белый порошок является веществом природного происхождения, относится к известняковым породам и применяется для изготовления мела… – Костя перевел взгляд на Веру. Та напоминала папуаса, впервые попавшего в кинотеатр.
– Чего-о-о-о-о?…
– Я не понял, – спросил Костя, – у нас теперь мелом ширяются?
– Не… Не знаю.
Мелом у нас не ширяются. Вера, конечно, не химическая лаборатория, но уж героин от мела отличить могла. Да и Ван-Гог таких подлянок устраивать не будет. Он маркой фирмы дорожит, к тому же, не дай Бог, застукает кто из клиентов, второе ухо отрежет. Нет, нет… Не успел он шельмануть. Она сама пакетик из тайничка взяла, сама проверила, сама в карман сунула… Какой мел?
– И почем ты этот пакетик нашла? Небось за тонну сговорились? В другой раз на рынок ты не ходи, У нас в подвале пара мешков лежит для побелки – так и быть, за сотню грамм уступлю. Мел там хороший, белый, как мука, высший сорт.
Костя перевернул листок.
– Так, ну, со вторым конвертиком полный порядок. Анаша! До чего ж ты хороша! Вес нетто согласно заключению – три целых шесть десятых грамма. Ну, Вера Ивановна, у тебя сегодня какой-то прям наисчастливейший день! Вместо героина – мел, анаши до уголовной ответственности тоже не хватает. Это, я б даже сказал, чудо! Почему мне так не везет? Пришел бы на работу, начальство мне иномарку в подарок – держи, Константин Сергеевич, за кровопролитную борьбу с наркомафией! Заслужил! Да хрен там, не то что иномарку, премии квартальной не дождешься. Хотя шеф наш какого-то доброго волшебника наверняка прикрывает. Уже второй «опель» меняет. Безо всяких чудес.
Казанцев швырнул заключение на стол.
– Свободна, красавица!
– Совсем?
– Нет, наполовину. Ноги можешь оставить. Считай, отделалась тяжелым испугом. А то, что ОМОН фейс попортил, – так меньше по непотребным местам болтайся. И еще, – Костя сменил игривый тон на более серьезный, – я в чудеса не верю, влетишь снова, может и не подфартить, как сегодня… Поэтому завязывай, подруга… Лектор из меня хреновый, больше ничего говорить не буду. Ступай. Бабуле привет.
Вера, конечно, расслышала слова Казанцева, но, все еще не выйдя из тормознутого состояния, продолжала сидеть. Наваждение какое-то. Эльхан, айзер с рынка, тоже марку блюдет и так дешево динамить не будет. Тем более что раньше у него с Верой никаких проблем в товарно-денежных отношениях не возникало. Пять грамм, стандартный вес… Цена с учетом инфляции. Может, и вправду повезло, перепутал эксперт пакетики или пьяный был.
Она сунула мокрый, испачканный кровью платок в карман, поднялась со стула, не решаясь шагнуть к двери. Неужели пронесло?… Со знакомого Витьки-Котлеты, когда накрыл его «Ураган» с дозой на кармане, оперок за отмазку полтонны бакинских запросил. Бегал Котлета с высунутым языком недели две, бабки искал. А потом еще сам у опера эту же наркоту и покупал.
На пороге она задержалась и неожиданно произнесла:
– Спасибо… До свидания.
– Да, кстати, – с ухмылкой ответил Костя, – возьми на память. Сувенирчик. Он кинул ей пакетик с мелом.
– И передай своей подружке, что от бананов толстеют. Фигуру испортит…
Спустя несколько минут после ее ухода Костю вызвал любимый шеф.
– Что по бабе?
– А ничего, Сергей Павлович. Анаши до статьи не хватило. Двух грамм всего. Обидно. А порошок мелом оказался.
– Каким еще мелом? – обалдел шеф.
– Ну, в школе, знаете, дети на досках рисуют? Белый такой…
– Хватит дурака из меня делать. По сопротивлению что?
– Я вас умоляю, Сергей Павлович, вы серьезно думаете, что в суде проскочит история, как двадцатилетняя соплячка накостыляла бойцам особого назначения, прошедшим горячие точки? Попадет в газеты – засмеют… Да не переживайте,
Сергей Павлович, «Ураган» только начался, наловим еще.
– Кому бы говорить, – начальник кивнул на стенд, – скажи омоновцам спасибо, что хоть они за тебя палки рубят… Запомни: не будешь на совесть работать – скатертью дорога.
– Спасибо за оказанное доверие, Сергей Павлович. Буду.
Вернувшись в кабинет, Костя вытащил из стола пакетик с героином, вскрыл и высыпал содержимое в цветочный горшок, перемешав затем наркотик с землей. Погрозил пальцем герани.
– Последний раз! Будешь ширяться – засохнешь. Реально.
* * *
Костя запрыгнул в «уазик» на ходу.
– Не подождать секунду? – раздраженно посмотрел на водителя, отряхивая от мокрой грязи брюки.
– Да сколько же ждать?! – ответил за водителя участковый инспектор Гриша Бугаев, – заявочка веселая. Не дай Бог позже главковских приедем.
– Не позже. У них вертолетов нет. А по пробкам даже с мигалкой час прошкандыбаешь.
УАЗ неуклюже выполз со двора. Пол в машине был покрыт досками. Родной – железный – давным-давно сгнил, и водитель настелил паркет. Под самим господином управляющим, как называл шофера Костя, вообще пола не было, он ставил ноги прямо на педали, под рулем натянув кусок полиэтилена, чтобы грязь с дороги не летела в лицо.
– Кто вызвал? – продолжая чистить штанину, спросил Казанцев.
– «Скорая».
– А «Скорую»?
– Не знаю… Три огнестрела. Двое отошли, третий жив.
– Сильно… Адрес нигде не светился?
– Димка безухий там живет, Курицын. Ван-Гог «погоняло». С наркотой как-то залетал.
– Разборки, может?
– Может. Сейчас узнаем. Олежек, прибавь газ-ку… Раз один жив – расскажет. Пока не добили.
Машина наскочила на лужу. Салон окатило грязью.
– Тьфу!
Гриша, сидевший спереди, снял фуражку и стряхнул воду, затем платком вытер лицо.
– Сам же просил прибавить. Припарковались возле дома, въехав на газон. «Скорая» заняла узкий тротуар, преградив путь.
– Кость, ты знаешь человека, который на фотографии в паспорте в головном уборе? – непонятно к чему спросил Гриша, надевая фуражку и выходя из машины.
– Нет.
– Махмуд Эсамбаев. Танцор. Клянусь! Сам видел. Он на паспорте в папахе. Ему лично Щелоков разрешил, министр бывший.
– Ну и что?
– Да так, ничего.
Квартира находилась на третьем этаже. Водитель остался караулить машину, замки на дверях которой заменяли веревочки. Однажды он оставил вверенный транспорт без присмотра, и УАЗ угнали балбесы-рокеры. Накатавшись, бросили.
Дверь открыта. Костя, миновав коридор, прошел в гостиную, где, судя по голосам, и происходило действие.
…На пороге, прислонившись к белым дверям и уронив голову на грудь, сидел парень с одним ухом. Футболка с трафаретом группы «Продиджи» была разорвана в районе лысины солиста, отчего казалось, что пулю заработал солист. Кровь почти не различалась на фоне ярких красок рисунка; если бы не окаменевшие глаза умершего, Костя решил бы, что парень придуривается, изображая покойника. Эти наркоты – редкостные приколисты.
На полу возле стола лежала молодая девица. Здесь все ясно с первого взгляда: пуля вонзилась в голову, прямо под глаз, и вышла через затылок. Кровь на полу казалась неестественно яркой и чем-то напоминала густой малиновый сироп. (Ну, Казанцев, у вас и фантазия…) Девица, вероятно, сидела на стуле, пила кофе, когда началась пальба.
Третий потерпевший, молодой парень, лежал на диване, над ним колдовали два врача, мужик и женщина.
Созерцание обстановки длилось секунды две, не больше.
– Генка; – кивнул Гриша на сидящего возле дверей, – Ван-Гог.
Медики обернулись на голос.
– Милиция, – представился Костя. Хотя и так ясно, что не санэпидемстанция. Гриша был в форме.
– Это жена его, – кивнул на лежавшую девицу участковый, – скандальная мадам.
Костя приблизился к третьей жертве. Парень находился в сознании, слегка постанывал. Повязки стягивали бедро и предплечье. Врачи в темпе паковали инструменты, санитар ждал команды, стоя в углу комнаты с носилками, словно часовой с огромной винтовкой.
Казанцев, чуть наклонившись к раненому, задал короткий наводящий вопрос:
– Кто?
Парень облизнул сухие губы и покачал головой:
– Не знаю…
– Кто?!
Раненый приоткрыл глаза и вздрогнул. Осатанелый взгляд Казанцева жег сильнее засевших в конечностях пуль (Сам добью!!!).
– Кто?
– Юрка… Котин…
– За что?
Парень наморщился и едва слышно выдавил из себя, будто остатки зубной пасты из тюбика, два слова:
– Доза нужна.
Костя выпрямился, обернулся к Бугаеву:
– Сгоняй за управляющим, пусть на воротах встанет, я отзвонюсь пока…
Участковый побежал вниз, Костя набрал номер дежурки, доложил обстановку. Санитар с врачом-мужиком перекладывали раненого на носилки. Дебош приключился минут сорок назад. Стрелок наверняка еще под впечатлением, то есть соображает слабо, а если ужалился, то и подавно угорел. Не хапнуть быстро – перестреляет еще дюжину. Разжижение мозгов.
Костя черкнул данные раненого, номер бригады «Скорой», название больницы. Добивать бедолагу вряд ли придут, как это у братвы заведено, охрану можно не ставить. А сам не убежит. Не уползет. После операции пообщаемся подробней.
Гриша уже вернулся на площадку, притащив на хвосте не только водителя, но и пару постовых.
– Олежек, вставай на ворота, – приказал Казанцев водителю, – жди начальство. Скажи, что мы пошли в секретную засаду, а то развоняютса, почему не дождались и не доложили. Да, кстати, «фомич» есть? Или приблуда какая?
– Ломик, лед долбать.
– Где лежит?
– Под задним сиденьем.
– Понял. Господа сержанты и офицеры, поздравляю вас с началом ликвидации особо опасного мудака. Только что уложившего двоих.
– Может, подмогу дождаться? – предложил Гриша. – Береженого Бог бережет.
– Не будет подмоги… Личный состав по приказу командира рубит палочки в магазинах, отлавливая несунов и повышая раскрываемость.
– Тогда – ура!
Адрес Котина участковый помнил наизусть. По пути для поддержания боевого духа он рассказал пару анекдотов про ментов.
– Так, вот его окна, – кивнул в сторону третьего этажа хрущевки Бугаев.
– На ту сторону выходят?
– Нет.
– Мужики – под окна. Всех впускать, никого не выпускать. Вопросы?
– У него пушка?
– У него гаубица и зенитно-ракетный комплекс на кухне.
Постовые вытащили оружие, вдоль дома прокрались под окна.
– Ну, Гриша, партия сказала: «Надо».
– Комсомол ответил: «Хрен!» На пролете между этажами Костя, словно копье, приподнял ломик и прошептал:
– Ну, чего? «Телеграмма» или «водопроводчики»?
– Гринпис. А еще лучше – ритуальные услуги, рекламная акция, лотерея. Каждому выигравшему – бесплатную могилу.
Шуточки немного снимали нервный напряг, хотя по рюмке коньяка было бы надежнее. Дверь квартиры представляла собой, как писалось в протоколах, картонно-деревянную конструкцию, оборудованную одним накладным замком отечественного производства. При приложении направленного действия мощностью в одну человеческую силу произойдет самооткрывание. На обивке – свежевысохший мазок. Словно художник опробовал качество кисти на мольберте. Кровушкой. Тут же надпись баллончиком «Пьянству – бой!».
К счастью, обошлось без силового вмешательства, ибо дверь оказалась не заперта.
– Сегодня в нашей тюрьме день открытых дверей, – вновь прошептал Костя, – приглашаются все желающие. Пошли…
Ноздри защекотал намертво въевшийся в стены дух помойки и табачного дыма, словно это была не квартира, а огромная загаженная пепельница. Гриша не смог удержаться и чихнул, прикрывая рот рукавом. Из дальней комнаты послышалось шарканье ног. Костя поднял пистолет. Из коридора выполз субъект женского пола лет двадцати пяти-семидесяти, то есть совершенно неопределенного возраста, ввиду стойкого и вызывающего пьянства. На признаки пола указывала юбка. Коридорная лампочка, покрытая слоем копоти, своим мерцанием создавала волшебный колорит кинофильма о вампирчиках.
– У вас дверь не заперта. Здравствуйте, – представился Костя, не опуская оружие с линии предполагаемого огня.
Дама, придерживаясь рукой за обитую газетами коридорную стену, сделала три заплетающихся шага вперед и, упершись лбом в ствол пистолета, просипела:
– Закурить нету?
От ее свежего дыхания у Казанцева защипало в глазах. Газовая камера.
– Нету. Юрка дома?
Сеньора поморщилась, мотнула головой, как корова, отгоняющая назойливых мух.
– Не-е-е.
Костя отодвинул хозяйку, не опуская пистолета, прошел в комнату. Пусто. Гриша тем временем посетил вторую комнату, где кроме воняющей мочой тахты ничего не обнаружил.
– Юрка где? Слышь, пугало? В ответ фрау отрыгнула керосином и свалилась под ноги сотрудникам правоохранительных органов.
– Достойный ответ. Чёткий и ясный. Все бы так.
Костя осмотрел кухню и туалет с расколотым пополам унитазом.
– Отвалил красавец… Мамаша нас сегодня вряд ли чем порадует. Ну и ладно, есть у меня одна идейка, – Костя поставил пистолет на предохранитель, – баба у него через подъезд живет, Верка Лебедева, месяц назад влетала с наркотой, у меня материал был. Пойдем проведаем, поболтаем. Мадам, спокойной ночи!
– Хрю…
* * *
Вера впустила Юрика, захлопнула двери. Он с порога, не снимая ботинок и куртки, ринулся в ванную, врубил воду. Вера зашла следом и стада наблюдать, как он сунул голову под струю, затем принялся оттирать куртку.
– Ты что делаешь? Что случилось? Юрик не ответил. Закончив с курткой, взглянул на джинсы, руганулся и присел на край ванны.
– Короче, нормалек, Веруха! Срываюсь я. Шухер вышел. Будут искать – ничего не знаешь. Бабки есть?
– Откуда? Утром же спрашивал. Куда срываешься, какой шухер? А намочился зачем? – Вера кивнула на куртку. – Что случилось-то? Зарезал кого?
– Не… Я похож на человека, который может зарезать? Застрелил. Троих. Безухого, бабу его и Котлету. Говорю же, шухер.
Юрик достал из-за пояса пистолет, извлек магазин, передернул затвор. Патрон выскочил и улетел под ванну.
– Бля… Фиг ли? Безухому что, в падлу было дозу дать? Вернул бы я ему бабки. Козел вонючий. Пальцы гнуть начал. И Котлета туда же… Когда подыхал, раком был готов стать, лишь бы шмальнуться дали. Зло меня взяло, не удержался в общем, веришь…
Говоря это, Юрик трясущимися пальцами заряжал в обойму патроны, доставая их из кармана курточки. Закончив, воткнул пистолет за пояс.
– Ты че, правда, что ль? – Вера так и не поняла, дурачится Юрик или нет. Последнюю фразу он произнес спокойно, будто телеведуший, рассуждающий о причинах падения курса рубля.
Утром Юрик заходил, просил денег, колбасило его здорово, разогнуться не мог. Сказал, что бабок вчера срубить не получилось, еле копыта унес.
Узнав, что заначки у Веры нет, Юрик покувыркался на диване с полчаса, рыча от боли, после кое-как дополз до двери и ушел. Вера предлагала «переломаться», но Юрик в ответ послал ее в незатейливое место. Сейчас он на здоровье не жаловался, из чего можно было заключить, что ширево успешно найдено и принято. В ванну с куртки стекали мутно-розовые струйки.
Вытерев мокрую голову, Юрик прошел в комнату, рухнул на диван и уставился в стену замороженным взглядом, не обращая внимания на Верины вопросы. Наконец, чуть оттаяв, сказал:
– Пожрать дай. Кишки выворачивает.
– Извини, продуктов не подвезли… Юр, ты спокойно можешь объяснить, что случилось?
– Точно бабок нет? – переспросил он, будто не слышал вопроса.
– Да откуда? Что я, валютный фонд? Чай будешь?
– Давай, только быстро.
Вера отправилась на кухню. Она прекрасно знала Юркин упертый характер, раз не хочет говорить – не расскажет. Она зажгла газ, поставила чайник, взяла со стола окурок сигареты, закурила. Выглянула в окно…
Вдоль дома шел тот самый мент. Казанцев. На пару с участковым, которого Вера тоже знала в лицо. Напротив ее окон они остановились и посмотрели, как ей показалось, прямо на нее. Вера отскочила внутрь кухни, подозревая, что господа хотят нанести визит именно сюда, и если ее заметят, дверь придется открыть, иначе сами выставят.
Блин, значит, Юрик… Дурак! Допрыгался…
Она осторожно выглянула наружу. Менты шли в ее парадную! Через секунду внизу хлопнула дверь. "Идут спокойно, может, не за Юркой. Может, опять какой «Ураган». Вера замерла, прислушалась. Дом точно из фанеры, на пятом этаже слышно, как в подвале кошка орет.
Шаги приближались. На ее площадке или где-то совсем рядом товарищи по оружию остановились. Вера бесшумно проскочила мимо дверей в комнату, прислонив палец к губам, зашептала:
– Юра, там менты за дверью. Наверно, сюда. Шепот прервал короткий резкий треск звонка.
Юрик вскочил с дивана, выхватил из-за пояса пистолет, метнулся в угол за шкаф.
– Открывай. Заводи сюда, сама отойди к окну. Сколько их?
– Двое… – словно привидение ответила Вера. Она все еще не могла поверить в происходящее.
– Клево… Иди, открывай. Звонок вновь резанул по ушам – уже гораздо настойчивей, словно приказ.
– Юр, погоди…
Самое интересное, что сейчас он выглядел совершенно спокойным, как спортсмен-стрелок в тире на тренировке. А глаза… Это не Юркины вечно смеющиеся глаза. Две стекляшки, вставленные мастером-чучельником и покрытые мутным лаком.
– Юр…
«Ну почему, почему я? Почему именно Юрка? За что?… Он ведь будет стрелять. Будет… Юр, ну не надо, ты же очень добрый, самый лучший… Ты вылечишься… Пожалуйста, не надо. Юрочка…»
Вера зажмурилась, представила, как открывает дверь, как в коридор заходит улыбчивый Казанцев, толстяк участковый, как они направляются в комнату. Стрельба, крики… «Держи сувенирчик, на память!» Ведь он же тоже мог… Тогда. Звонок!!!
– Открывай!
Вера очнулась. Может, сказать, что никого нет дома?
Стук в дверь.
– Вера, это милиция, открой! Она прижалась к стене.
– Юр, погоди… Попробуй через балкон, там труба рядом, спустишься, не догонят…
В его глазах отразился упавший из окна солнечный лучик. Юрик, как показалось Вере, расслабленно выдохнул. Опустил руку с пистолетом, посмотрел на балконное окно, кивнул головой и вышел из-за укрытия.
– Только тихо, Юрочка. Там ручки плохо открываются, ржавые.
Юрик на цыпочках подкрался к балкону, ухватился за дверную ручку. Задвижка действительно открывалась тяжело и с предательским скрежетом.
– Осторожнее… Юр… давай подержу, – Вера кивнула на пистолет.
Он попытался повернуть задвижку одной рукой, но та не поддалась.
– На, – Юрик сунул пистолет Вере и аккуратно, почти бесшумно, стал открывать задвижки.
На вторую, внешнюю дверь ушло еще полминуты. Юрик забрал пистолет, пригнулся и шмыгнул на балкон, словно любовник, застигнутый рогатым муженьком. Перегнулся через перила, посмотрел вниз и почти тут же влетел обратно в комнату.
– Обложили, гады… Сучары. Открывай! Он прыгнул за шкаф, передернул затвор, поднял пистолет.
– Давай быстро! Не врубятся.
Треск звонка и барабанные удары по двери слились в какую-то абсурдную, вычурную какофонию. Почти Людвиг Ван…
Глаза Юрика смотрели в будущее с мертвой, железной уверенностью.
Она пошла открывать.
* * *
Костя приложил ухо к обитой рейками двери.
– Дома, точно. Я в окне ее срисовал.
Он выпрямился, ударил кулаком по обивке.
– Вера, открой! Дверь сломаем! У нас фомка есть большая! Что за дела-то?
– Тихо, – Гриша приложил палец к губам, – шаги.
– Кто? – из прихожей, будто из склепа, раздался полумертвый голос.
– Вера, это я, Казанцев. Из милиции, помнишь? Тут по материальчику проблемки, поговорить бы надо.
– Сейчас, подождите, я накину что-нибудь. Спала.
– Ночью спать надо.
Она повозилась в прихожей, наконец отперла замок. Костя, прислонив к стене фомку, вошел в прихожую.
– Ты в джинсах спишь, да?
– Прилегла просто… Голова.
– Темновато тут у вас, – сказал Гриша, пытаясь найти выключатель.
Вера отошла в сторону, пропуская гостей.
– Есть кто? Или одна скучаешь? – Казанцев осторожно приоткрыл дверь в бабушкину комнату.
Бабушка вторую неделю лежала в больнице.
– Одна, – ответила Вера голосом человека, пару дней провисевшего на дыбе.
Казанцев сделал шаг в направлении большой комнаты. Он не увидит Юрика. А если и увидит… Ноги подогнулись. Она медленно сползла по стене на пол, уперлась локтями в колени, что есть силы сдавила уши ладонями и зажмурилась…
«Ксюша, Ксюша, Ксюша – юбочка из плюша…»
Наверное, она все сделала правильно.
Когда «уазик», выпустив вулканический залп черного дыма, тронулся с места, увозя спеленутого по рукам-ногам Юрика, Казанцев подтолкнул Веру:
– Ну, фройлян, а мы пешком. На всех транспорта не напастись. Да тут и недалеко.
– Может, подождем, – предложил Гриша, – сейчас врежет.
Над головами повисла взрывоопасная тучка.
– Не сахарные. Шагом марш.
Казанцев еще разок подтолкнул Веру, руки которой были сцеплены за спиной настоящими американскими наручниками. Подарок знакомого частного охранника.
– Казанова, – Бугаев поправил фуражку, – церковь знаешь у нас лютеранскую рядом с отделом?
– Еще бы.
– Прямо сейчас туда и беги. Падай перед Боженькой на коленки и благодари, пока лоб не разобьешь.
– Я православный.
– Да это все условности… Какая разница? Боженька один. Между прочим, в соседнем отделении открыли церковный кабинет. Вместо ленинской комнаты. Раз в неделю поп приходит исповедовать и на задание благословлять. Раскрываемость у них на десять процентов выросла.
– У нас без попа вырастет. А этому аборигену тоже повезло. Я полное моральное право имел его на месте положить. А так получит двадцатничек. Ждать-то будешь, фройлян?
Вера не ответила.
– Никакой церкви, Гриш. Сейчас отрапортуем папикам и прямым ходом в наш спецподвальчик. Берем по полкило какого-нибудь «Арарата» и снимаем стресс по проверенной схеме… Не знаю, как ты, но если я сейчас не расслаблюсь, к утру заболею простудой на нервной почве и начну стрелять из окна по прохожим. Не каждый день тебе в рожу пистолетом тычут. Не представляешь, Гриш, какое это чувство. Так хорошо, так душевно… Особенно когда уверен, что ствол боевой и с патронами.
– Я ж говорю – рука Господня! Прикинь – полные карманы боезапаса, а в магазине пусто!
– Да просто зарядить забыл в нервотрепке. Я тоже забыл свой с предохранителя снять, а то водил бы сейчас Юрочка хороводы с ангелами… Ну и личико у него было. Типичный хорек с бакенбардами. Жмет, жмет на газ, а газу нет…
Костя нервно, отрывисто засмеялся. Крупные капли-бомбочки застучали по асфальту, наполняя пространство монотонным гулом.
– Говорил же, подождать надо! – Григорий поплотнее надвинул фуражку и ушел в галоп, резко оторвавшись от спутников.
Возле детской площадки со спаленным хулиганами-партизанами домиком Вера вдруг остановилась.
– Мне больно… Я не убегу.
Костя раздраженно, на грани злости посмотрел на Веру, потом неожиданно кивнул:
– Ладно, давай.
Он расстегнул наручники, снял и убрал их в куртку.
– Пошли быстрее.
Вера пару раз сжала-разжала онемевшие кисти, не двигаясь с места, затем, посмотрев в глаза Казанцеву, сказала:
– Подождите… Вот. Сувенирчик. На память. Она откинула пальто и за два захода что-то достала из кармана джинсов.
– Держите.
На протянутой маленькой ладони лежали шесть золотистых пистолетных патронов…
Седьмой остался дома, под диваном. Выскользнул из пальцев, когда Вера с сумасшедшей скоростью разряжала пистолет, моля Бога, чтобы Юрик подольше возился с балконными задвижками…
– Только Юрику не говорите, что это я…
Дождь лил стеной.
* * *
В кабинете Казанцев вытер голову висевшей на крючке старой милицейской рубахой, стряхнул воду с куртки. Герань на окне засохла окончательно. Костя с минуту, не отрываясь, смотрел на нее, потом усмехнулся и, вытащив патроны из кармана, один за другим затолкал их в цветочную землю.