Страница:
Гришке постоянно не везло с честными источниками. Прямо напасть. За год он сменил шесть мест службы, и отовсюду его несправедливо просили.
В мебельном магазине, где он таскал-грузил гарнитуры, лопнула труба, затопило склад, а крайним выставили Гришку, мол, поздно поднял тревогу. Ни фига ж себе! Гришка что, специалист по поднятию тревоги? Ему что, за это дополнительные центы платят?
Из гаражного кооператива, куда он пристроился после магазина, дернули «тачку», и опять Григория вызвали на ковер. «Колись, заморыш, с кем в доле? Не могла машина через шлагбаум перепрыгнуть, это тебе не кузнечик!»
В общем, непруха. Везде и в частности. Что касается нечестных источников дохода, то черту Гришка не переступал. Хотя соблазнов было как надписей на стенах в их подъезде. Как-то к Гришке зарулил сам начальник отдела кадров местной братской команды по кличке Выпрямитель и поинтересовался, не желает ли молодой человек на добровольных началах вступить в общество любителей «мерседесов» и заняться наконец мужской работой. Гарантировался бесплатный проезд в такси, бесплатная путевка на Канары (раз в год), хорошо оплачиваемые больничный и адвокат. Плюс табельное оружие, а через два года службы – личный сотовый телефон. Ну, мальчиш, пойдешь к нам, в буржуинство?
Гриша зачем-то потрогал серьгу в ухе и вежливо отказался. Обещать мы все горазды, а как до понятий – повезет, если бегаешь быстро.
Выпрямитель мило улыбнулся, извинился за беспокойство и позвонил в соседнюю дверь, оставив на всякий случай визитку с номером трубки.
Таким образом проблема сколачивания состояния являлась для Григория Александровича основной среди прочих. И разрешение ее ложилось всецело на его собственные юношеские плечи. Гришка вытер задержавшуюся в ухе капельку утреннего душа и, успокаивая себя тем, что проблемы есть у всех и не он один такой, двинул на кухню жарить яичницу.
В конце концов, не будь у человечества проблем, оно давным-давно вымерло бы, а если б и выжило, то до сих пор стирало бы белье в проруби и понятия не имело про стиральную машину «Индезит».
Сращивание преступного элемента с властными структурами района происходило в бывшей пирожковой «Колобок», где ныне размещались лечебная сауна, небольшой конференц-бар, несколько номеров люкс и, конечно, бильярд.
Со стороны преступного мира на сращивании присутствовал авторитет районного значения, упитанный и лысоватый мордоворот под псевдонимом Брандспойт, в миру – Виктор Павлович Угрюмов, коммерческий директор фирмы, названия которой не знал никто, в том числе и сам Виктор Павлович.
Со стороны властей прибыл скоррумпированный начальник территориального отдела милиции, подполковник Листопад Герман Андреевич.
Протокол встречи вел кадровик Выпрямитель, записывая разговоры на магнитофон в кладовой.
От прессы не присутствовал никто, событие было рядовым.
Хозяину заведения предварительно велели убраться, внеся плату за аренду сауны вперед.
В текущую секунду сращивание переместилось из сауны в конференц-бар, за круглый мраморный столик, накрытый искусным кулинаром-самоучкой из числа братвы. Пар клубами поднимался над раскрасневшимися телесами, пузырьки играли в специальных пивных кружках, молодые массажистки в люкс-кабинках поправляли макияж, ожидая своего часа.
Вопросы на повестке дня стояли довольно традиционные, но с ними покончили еще в сауне, а сейчас занимались проблемами из пункта «Разное».
Брандспойт отпил пивка и смахнул с губ пену.
– Вот еще, чуть не забыл, Герман Андреевич. Мне бы ребят твоих пяток, не больше. Девочек поохранять. Ну, чтобы в форме, с оружием. А то полиция нравов последнее время немного душит, а дурни-охранники сразу пасуют. Оплату гарантируем, ребят не обидим.
– Вопросов никаких. На всякий случай пришли письмо на мое имя. Так и так, для охраны мероприятия прошу выделить сотрудников в количестве пяти штук. У нас сейчас борьба с коррупцией, только свист стоит от слетающих фуражек.
– Конечно. Завтра же направлю. А деньги? Переводить на счет?
– Грешно смеяться над язвами общества, Виктор Павлович.
– Хорошее пиво, – пропустив замечание мимо ушей, вновь приложился к кружке Угрюмов. – Угощайся, Герман Андреевич.
Листопад отведал холодного напитка.
– Нас квартирные кражи замучили. По пять в день. Раскрываемость ни к черту. Не твои беспредельничают?
– Что ты, Герман Андреевич. Этот бизнес нерентабелен. Гопота или урки бомбят. Пьянь засиженная, не могут нормальным делом заняться, вот и издеваются над налогоплательщиками. Я скажу своим пацанам, они быстро разыщут, и безобразия прекратятся.
– Только Бога ради, не на нашей территории. А еще лучше явочки с повинной с них поиметь да в отдел привезти.
– Ну ладно, – добродушно согласился Брандспойт. – Нам без разницы. Но тогда и ты своих уйми. Что там у тебя за опер такой – Стрельцов? Пацаны жалуются – прохода нет. Натуральный обморозок с «ксивой», можно сказать. Про все «стрелки» знает, на задержаниях сразу в морду лупит. Ну, скажи «руки вверх», пацаны на рожон не полезут, но в морду-то зачем? А на днях что учинил, слышал? Мои орлы в кабаке немного перебрали, погорячились. Мужику табло расквасили да «лопатник» забрали. Ну и попались – мозгов-то… Мы с мужиком поговорили, объяснили все по жизни, чтобы не вздумал опознать. Так этот ваш беспредельщик знаешь что придумал? Он на опознании двух негров посадил и пацана нашего! Тут даже слепой опознает. И в «Кресты» пацана за сраный «лопатник»! Угомони, прошу. Под операцию «Чистые руки» подведи или просто уволь.
– Попробуем. Стрельцов, если честно, мне пока нужен. Он хоть и обмороженный, а все «мокрухи» на территории поднял. Но угомонить угомоню, постараюсь.
– И стукачков его среди наших хорошо бы заприметить. Чтобы лишнего чего не пронюхал.
– С этим сложнее. В информационный центр он гонит сплошную липу, а стукачков своих нигде не светит. По слухам, он на связи держит только баб. А твои бараны при бабах трепятся без стеснения.
Брандспойт бросил в рот пару хрустящих чипсов, разжевал и запил пивом.
– Шары погоняем?
– Опять на щелбаны?
– Так на деньги только пацаны бестолковые играют.
Кий ударил по шару.
– Плохо разбил, Герман Андреевич, не обессудь. Оп-ля!
Шар затрепыхал в лузе.
– Тут ваш ОБЭП накрыл пару наших точек по сбыту левых кукол «Барби». Товар расходился весьма неплохо. Читал, наверное, в газетах. «Барби-алкоголичка», «Барби-на-игле», «Беременная Барби». Нельзя узнать, что там в перспективе? Может, спустят на тормозах? Оп-ля!
Два – ноль.
– Сделаю.
– А как насчет операций? Ничего не предвидится? Оп-ля! Три – ноль.
– С первого на три дня объявлен «Гастролер», а с пятого – «Допинг».
– Понятно. Кстати! Водочку вы третьего дня с производства сняли, а цех опечатали. Нельзя ли все же пустить в реализацию продукт? Эх… Промазал. Прошу.
Ноль – три.
– Увы, Виктор Палыч, слишком поздно. Он уже реализован. Оп-ля! Вынимайте. Один – три.
– Тяжелый шар, но попробую… Как думаешь, Виктор Палыч, проскочит от борта?
– Попробуй.
– К слову сказать… Пришла директива произвести ремонт отдела под евростандарт. Могу телеграмму принести, если не веришь. Слово офицера! А за чей счет, почему-то не сказано. Не сделаешь ремонт – выгонят к чертям на пенсию. Обидно. Я прикинул на глазок, в лимончиков тридцать-сорок уложимся. Ну-ка… Оп-ля!
Два – три.
– Думаю, проблемы нет. Завтра же подберем спонсоров.
– Ну и прекрасно. А то не хотелось бы на пенсию.
– Да кому ж охота?
– Ох, какой шарик! Картинка!
– А может, прервемся на время? А то войдешь в азарт. Бильярд спешки не терпит. У нас остался всего час, тут строгий график, в двадцать два приедут коммерсанты. Париться. А мы еще с массажем не закончили. У меня последнее время поясница побаливает. У тебя не шалит?
– Шалит.
Герман Андреевич воткнул кий в подставочку и вернулся к столу. Взял запечатанную бутылку аперитива, два хрустальных фужера и, поправив простынь на том месте, где когда-то была талия, пошлепал босыми ногами в номер люкс.
– Кто ж это тебе, Гришенька, такой чудесный фонарик нарисовал? Крутой Уокер?
Ленка наклонила кудрявую головку и прищурила глазки.
– Это макияж. Конкурс визажистов. – Гришка явно смутился, застигнутый Ленкой врасплох.
– Надо же. А я думала, ты вступился за даму сердца и спас ее из лап бандитов.
Ленка накрутила на пальчик вьющийся локон. Гришка достал из нагрудного кармана куртки сигарету.
– А тебе идет, Гришенька. Ты сразу такой мужественный стал. Жалко, нет смокинга и бабочки.
– Завтра же куплю.
– Купи, купи, зайчик. А что мы такие хмурые? Не надо расстраиваться, Гришенька. Кстати, как насчет Парижа этим летом? Мы не передумали? Кто-то обещал покататься со мной на роликовых коньках по Елисейским полям. Ха-ха-ха. Можно надеяться? Или мы способны только трепаться и зарабатывать синячки в подворотнях?
– Можно.
– Ну, тогда я надеюсь, Гришенька. Пока.
Ленка помахала ручкой и пошла к стоящей на проспекте родительской машине.
Гришка сел на поребрик, глубоко затянулся. Закон бутерброда в очередной раз напомнил о своем существовании. Так оно всегда и случается: хочешь предстать во всей красе – черта с два, а с глазом подбитым – всегда пожалуйста, «Привет, Гришенька». Да еще прыщ на носу. Тьфу!
Гришка потушил окурок носком ботинка. Да, ничего не поделать, есть такое слово «любовь». Когда башка слетает напрочь и поступки легко могут привести в лечебное заведение с решетками на окнах. Или еще куда подальше. И никакого ведь лекарства против такой болячки не найдешь. Ни в одной аптеке. Неужели не придумать? Чтобы съел пилюлю и разлюбил.
На Ленку он запал еще в первом классе. Она жила в их дворе с родителями и старшим братом. Детская влюбленность Гришки никак себя не проявляла, до определенного возраста свои чувства следует хранить в глубочайшем секрете, иначе не избежать насмешек сверстников. Тем более нельзя унижаться до таскания чужих портфелей в школу и обратно. Что ты, носильщик? Но если честно, таскал бы по восемь раз на дню.
Кандидатов на Ленкино сердце и портфель в школе имелось полным-полно – и из старших классов, и из младших. Кукла Барби на фоне Ленки – Квазимодо в юбке. Ленка, конечно, это понимала и самым коварным образом использовала усиленное мужское внимание в личных интересах. При этом никому не отдавая предпочтения. Перетопчетесь пока, мальчики.
Ничем особенным Гришка заинтересовать Ленку не мог. Он для нее просто фамилия-имя. Внешность? Лучше не вспоминать. Социальный статус? Ой, Гришенька, ты с восьмого класса в одной куртке. Добрая душа? Так мы ж, Гриша, не в кино. Любишь? Меня многие любят. Я себе цену знаю.
Уходя в армию, Гришка пригласил Ленку. Она пришла, хотя он и не рассчитывал. Следующие два года он только и вспоминал тот вечер. Выпив водки и осмелев, он коварно заманил Ленку на кухню и раскрыл душу. По радио крутили подходящую вещицу «Никто лучше меня не сделает это», и объяснение выглядело весьма романтично. Такие слова Ленка наверняка слышала не в первый раз, поэтому не отвергла Гришкины чувства, но пожала плечами и снисходительно улыбнулась. Это прибавило Гришке уверенности, и он впился в ее губы, как вампир. Затем шепотом принялся умолять дождаться его возвращения. Ленка ничего не ответила, освободилась от Гришкиных объятий и вернулась в комнату.
Два года она снилась несчастному воину-конвоиру, два года воин рисовал в голове самые мрачные картины. Ленка, выходящая из свадебного магазина в белоснежной фате; Ленка, целующаяся за свадебным столом под крики «горько»; Ленка… Ы-ы-ы!
Странно, но Ленка замуж не выскочила. Не потому, что очень ждала Гришеньку. Гришенька же, вернувшись, нанес робкий, как бы случайный визит, рассказал пару историй из жизни конвойных войск и влюбился окончательно, бесповоротно, потому что Ленка за время его отсутствия расцвела, как розочка на клумбе.
Дама сердца отнеслась к возвращению героя не то чтобы прохладно, но довольно спокойно. Рассказала, что поступила в университет на факультет журналистики и все свободное время посвящает занятиям. Гришка намек понял и быстро смотался, дабы не мозолить глаза своей дембельской макушкой.
С того момента его личная жизнь превратилась в сплошную абракадабру. Взрослеть и мужать он не торопился, выколол себе на плече бычий череп с рогами, а в ухо вставил серьгу, считая, что таким образом завоюет авторитет и Ленкино расположение. Но серьги таскало полдвора, а наколку не было видно. Ленка же вдобавок подтрунивала над ним, чем довела беднягу до состояния невроза.
Пару месяцев назад Гришка не выдержал, подкараулил Ленку в подъезде и вторично намекнул, что жить без нее не может и готов ради Ленки на что угодно. К примеру, если она скажет свозить ее в Париж, он разобьется в лепешку, но свозит. Гришка потом долго соображал, зачем он ляпнул про Париж и вообще при чем здесь Париж. Есть такое слово «свихнулся».
Ленка захихикала, положила ладошку на Гришкину грудь и ласково произнесла: «Вот и отлично, Гришенька. Я тебя за язычок не тянула. Я с детства мечтаю прокатиться на роликовых коньках по Елисейским полям».
И, еще раз обнажив свои зубки в умопомрачительной улыбке, она оставила Гришку тосковать в темноте подъезда.
Конечно, Гришка понимал, что Леночка – не его полета птица. Его уровень – Светка Рыжова, торгующая на рынке мужским трикотажем, а ловить в сачок Ленку
– все равно что ловить Сандру Баллок из кино «Скорость». Но. Понимать-то можно что угодно.
Ну, хватит, однако. Хватит поднимать пыльные слои времени, вспоминая детство? Думайте, Гришенька, как на Париж заработать и на все остальное. «Чтоб любить эти ноги, нужен белый „кадиллак“…»
Гришка поднялся с поребрика и взглянул на часы. Лучший друг задерживался. Он без этого не может. Впрочем, вон он, ненаглядный.
– Ну, здравствуй уже.
– Ну, здравствуй. По пиву?
– Ставишь?
– Легко. Чего чахлый?
– «Бабки» нужны.
– Брось. Деньги портят натуру. Лучшего друга звали Вовой, но он предпочитал имя «Спейс», что означало «Космос». Несмотря на столь величественный псевдоним, лучший друг не дотягивал до ста шестидесяти, чего, однако, абсолютно не стеснялся, а поэтому дорогу к счастью пробивал луженой глоткой, упрямой и неглупой башкой и разбитыми до синевы кулаками. И встреться он на узенькой тропинке с Майклом Джорданом, неизвестно, кто кому уступил бы дорожку. Спейс таскал неизменную клепаную черную куртень, казаки-скороходы и турецкий «Вранглер» с миллионом заплат.
Пиво оказалось старым и теплым, скамейка – мокрой, а чипсы – пресными. По поводу чего Спейс прочитал монолог в лучших традициях народного эпоса. Гришка, оторвавшись от горлышка, неожиданно спросил:
– Ты не слыхал, сколько в Париж ломануться стоит?
– А сколько у тебя с утра на градуснике было?
– Не, без балды. Навскидку, примерно?
– Значит, объясняю популярно, хотя и удивлен. Безо всяких скидок, в зависимости от количества звездочек отеля, от места в самолете от трансфера, от питания и количества дней путевка в Париж тянет от четырехсот до тысячи баксов. Плюс дополнительные расходы на загранпаспорт, на увеселительные мероприятия, стриптиз, экскурсии и непредвиденные обстоятельства. Итого самая минимальная сумма, которая должна лежать в кошельке или на пластиковой карточке для поездки на неделю в столицу Франции, составляет шестьсот долларов. Удовлетворены?
Гришка громко икнул.
– Откуда знаешь?
Спейс вытянул ноги, поставил между ними бутылку в весьма вульгарной позиции и скромно заявил:
– Я все знаю. Какого черта ты спрашиваешь, если думаешь, что я не знаю? Еще вопросы будут?
– Где взять денег?
– Вопрос некорректен. Назовите сумму.
– Для начала тысячи две.
– Понятно. Нынешний уголовный кодекс предлагает примерно сотню возможных вариантов. Выбираете любой наиболее подходящий по моральным соображениям.
– – Желательно не…
– Так, храбрость ковбоев «Хаггис» известна всем. Хорошо, есть еще два пути. Взять в долг или заработать. Вы что предпочитаете, м'сье?
– Я и так должен. – Гришка потер синяк.
– Все с вами ясно. Брать приятно, отдавать не очень. Знакомая до икоты ситуация. Тогда вынужден вас огорчить. Вам придется их заработать, но поскольку вы ничего, кроме как охранять особо опасных рецидивистов, не умеете, то забудьте про две тысячи, как про бабушкин сундук. Вам не заработать их никогда!
– А сам-то ты чего умеешь? Только языком молоть, – зло огрызнулся Гришка.
– Мои запросы поскромнее, в Париж я не собираюсь, а умею я самое главное, что стоит уметь, – соображать. У меня в башке вмонтирован микрочип последней модели. Так что без пива и сигарет я не останусь.
Гришка покрутил в руках пустую бутылку и швырнул ее на газон.
– Напрасно. Выкинул триста рублей наличкой.
– Фак ю, – ответил Гришка единственным иностранным выражением, оставшимся в голове после школы.
Вовка-Спейс не обиделся и тоже выкинул бутылку.
– Так и быть, бр-р-ратан, дам на прокат свой микрочип. Итак, мы умеем охранять. Это нынче весьма популярно. Остается найти объект охраны. Для этого подбираешь выкинутые только что бутылки, сдаешь их, получаешь шестьсот рублей и идешь в редакцию рекламной газеты «От сердца к сердцу». Там платишь те самые шестьсот рублей и даешь объявление типа «Квалифицированный специалист предоставляет услуги по охране» или «Ищу работу с риском». Во, второе даже вернее. Извини, но видуха твоя доверия не вызывает, тебя самого охранять надо. А вот работа с риском – это то, что надо. Обтекаемо и интригующе.
Работа с риском бывает разной. К примеру, богатый дуралей желает знать, с кем трахается его любящая супруга, и нанимает тебя, чтобы навести справки. Или не менее богатому психу кругом мерещатся бандиты, и он просит посидеть темной ночкой в его прихожей с помповым ружьем в руках. В общем, всякие бывают шизофреники. А поэтому не теряй времени, беги в редакцию, оставляй телефон и жди звонка. К сожалению, ничего другого мой чип в данной ситуации выдумать не может.
– Это несерьезно.
– Несерьезно влезать в петлю и опасаться упасть с табурета. Все остальное серьезно. Действуйте, м-м-м'сье. И да поможет вам Господь.
Вовик поднялся со скамейки и изобразил реверанс.
– Знаешь, как снимают рекламу кошачей жрачки? Не кормят пару недель хвостатого, а потом суют какой-нибудь «Кискас». Он тебе не только «Кискас» схавает до последней крошки, а собственное засохшее дерьмо проглотит и тарелку вылижет. Так вот я как врач-ветеринар искренне тебе советую – не жди, когда тебя дерьмом накормят. Собственным. Адью. Ровно в два у меня сделка с совестью.
Перепрыгнув через скамейку, Спейс зашагал прямо по газону в сторону рынка. Квинтэссенцию дружбы Вовик понял давным-давно, еще пять минут, и у него начнут стрелять деньги в долг. Что нежелательно.
Употреблять собственное дерьмо Гришке не хотелось, но еще немного, и придется.
О, дама без собачки. Идет, колготками дразнит. Все при нас. Золотишко-брюлики в ушках, на шейке и пальчиках, ридикюль крокодиловый, беспечность в походке. Проводить бы до темной арочки да… И делов-то. Пять минут риска, зато шампанское в постель. Храбрость ковбоев «Хаггис» известна всем.
Гришка проводил чугунным взглядом будущую жертву какого-нибудь Робин Гуда из подворотни, вздохнул, поднялся со скамейки и пошел на газон за опрометчиво выброшенной стеклотарой.
– Запомни, Рома, старик Холмс был двести раз прав – женскую логику понять невозможно, что бы кто ни говорил. Но в этом и заключается вся прелесть наших с ними взаимоотношений. Не верь мужикам, которые кричат, что знают бабью психологию и могут просчитать ее на десять ходов вперед. Видел я таких психологов. Прижмут, оближут, завалят в койку и считают, что все, они знатоки женской души. Нет, друг мой, женскую душу не разложит по формулам ни один психолог. Но я вот что скажу – женщин надо любить. Они этого заслуживают.
Закончив столь изысканный для милицейских стен монолог, Шурик Стрельцов по привычке взгромоздил ноги на стол и сложил руки на животе.
– Почему же? – возразил его молодой коллега. – Я тут чисто по психологии одну красавицу колонул. Прямо по Фрейду.
– Да ну?
– Да-а. Эта белокурая Жазиль подпоила случайного мужичка и утащила его вещички из квартирки. Но мужичок пару дней спустя ее на улице зацепил, и в полицию. А я дежурил как раз. Пригласил даму в кабинет объясниться. Она же, подлая, доброго моего к ней расположения не оценила – ногу на ногу, сигаретку в челюсть и давай ресницами хлопать: «Знать ничего не знаю, какие-такие вещи, мужик сам все пропил, а на меня поклеп обидный возводит».
И стоит на своем, как Жанна д'Арк перед инквизицией. Хоть испанский сапожок примеряй. Тогда я очень тонко, можно сказать, изящно спрашиваю: «А что, Леля, вещички сами уйти не могли, у них ведь ножек-то нет?» Она соглашается – конечно, не могли. А я еще тоньше: «Но получается, что есть у вещей ножки, верно? Убежали вещички-то. Вот кепочку мою видишь на столе? Есть у нее ножки?»
Леля сигаретку притушила и на вопрос отвечает: «Странное вы что-то говорите, товарищ командир. Нет у вашей кепки никаких ножек». – «А ты внимательно, внимательно приглядись, нагнись пониже, может, и увидишь». Она нагибается, и тут я ей по шее, по шее, по шее!!! И потом ногами, ногами!.. Моментально все вспомнила. Так что женскую психологию можно понять. Еще как.
– Фу-у… Любопытная интертрепация, немножко даже неожиданная. Откуда-то сбоку.
– Сам ведь говорил, что нестандартный подход – ключ к раскрытию любой тайны. Затрещала местная связь.
– Стрельцов, к начальнику! Шурик убрал ноги со стола:
– Глистопад вызывает. Обзываться будет, противный. Не люблю.
Начальник в новой, с иголочки форме, сшитой в ателье по случаю досрочных звездочек на погонах, смотрелся эффектно и внушительно. Одну из стен широкого кабинета украшал российский флаг, символ патриотизма и любви к Родине, вторую – актуальная цитата: «Наша цель – доверие людей».
– Присаживайся, – шеф кивнул на ряд стульев, стоящих вдоль стены.
Раскрыл ярко-красную именную папку, достал мятый листок и принялся декламировать вслух:
– «Начальнику Главного управления внутренних дел. Заявление. Уважаемый товарищ генерал. Вынуждена вторично обратиться к вам со своей болью.
Месяц назад я была у вас на приеме по поводу старинного дивана. В двух словах напомню. Я одинокая женщина, владею по наследству старинным антикварным диваном ручной работы конца прошлого века. В силу объективных причин (время, древесные насекомые и прочее) диван стал требовать немедленной реставрации.
Я обращалась в специализированные организации, но везде за работу хотели очень большие деньги, которых у меня нет и быть не может в связи с тяжелыми жизненными обстоятельствами: одной ногой я стою на бирже, другой за чертой бедности. Отчаявшись, я записалась к вам на прием и изложила свою проблему. Вы обещали помочь.
20 июля этого года я вымылась в ванной и прилегла на диван остыть и просохнуть, но вдруг с ужасом почувствовала, что ко мне в дверь бешено стучится мужской голос. Я выскочила без тапок, заколотая одной булавкой на голое тело, и открыла замок. В квартиру, пугая меня ехидной улыбкой, зашел человек в гражданском, который представился оперуполномоченным Стрельцовым и заявил, что он по поводу дивана.
Я, сославшись на ваше обещание, предложила ему починить диван, а заодно поправить карниз. Однако Стрельцов не только не выполнил мою законную просьбу, а наоборот, повел себя позорящим милицию образом. Диван он обозвал (дословно) приютом для бездомных клопов, меня – инвалидом умственного труда, а моего кота – терминатором и пригрозил в случае повторного заявления отправить меня на какую-то пряжку .
Я была потрясена услышанным. Случай исключительный, из семидесяти квартир в моем доме только у меня нет металлической двери, мужа, любовника, денег и хамства. Я окаменела от такой катастрофы. После этого о каком доверии к милиции может идти речь? К кому нам, простым людям, еще обращаться? К Саддаму Хуссейну? Разве с таким отношением к делу мы покончим с преступностью? Сколько мы будем выслушивать от сухих и бездушных Стрельцовых отговорки: «Мне больше делать не хрен» (дословно).
Поэтому я требую незамедлительно вернуться к рассмотрению моего вопроса о починке дивана, а Стрельцова – наказать, как недостойного носить форму и пистолет. С уважением. Битумная Варвара Алексеевна».
Герман Андреевич снял очки, положил листок на офисный стол из карельской березы и коротко спросил:
– Ну?
– Что ну? – так же коротко переспросил Шурик.
– Ты что, свихнулся? Ты что творишь? Благодари Бога, что бумажка этой сумасшедшей попала ко мне, а не в Главк. Спасибо скажи мужикам из оргинспекторского, которые ее штамповать не стали, а сюда спустили накоротке.
– Кого штамповать не стали?
В мебельном магазине, где он таскал-грузил гарнитуры, лопнула труба, затопило склад, а крайним выставили Гришку, мол, поздно поднял тревогу. Ни фига ж себе! Гришка что, специалист по поднятию тревоги? Ему что, за это дополнительные центы платят?
Из гаражного кооператива, куда он пристроился после магазина, дернули «тачку», и опять Григория вызвали на ковер. «Колись, заморыш, с кем в доле? Не могла машина через шлагбаум перепрыгнуть, это тебе не кузнечик!»
В общем, непруха. Везде и в частности. Что касается нечестных источников дохода, то черту Гришка не переступал. Хотя соблазнов было как надписей на стенах в их подъезде. Как-то к Гришке зарулил сам начальник отдела кадров местной братской команды по кличке Выпрямитель и поинтересовался, не желает ли молодой человек на добровольных началах вступить в общество любителей «мерседесов» и заняться наконец мужской работой. Гарантировался бесплатный проезд в такси, бесплатная путевка на Канары (раз в год), хорошо оплачиваемые больничный и адвокат. Плюс табельное оружие, а через два года службы – личный сотовый телефон. Ну, мальчиш, пойдешь к нам, в буржуинство?
Гриша зачем-то потрогал серьгу в ухе и вежливо отказался. Обещать мы все горазды, а как до понятий – повезет, если бегаешь быстро.
Выпрямитель мило улыбнулся, извинился за беспокойство и позвонил в соседнюю дверь, оставив на всякий случай визитку с номером трубки.
Таким образом проблема сколачивания состояния являлась для Григория Александровича основной среди прочих. И разрешение ее ложилось всецело на его собственные юношеские плечи. Гришка вытер задержавшуюся в ухе капельку утреннего душа и, успокаивая себя тем, что проблемы есть у всех и не он один такой, двинул на кухню жарить яичницу.
В конце концов, не будь у человечества проблем, оно давным-давно вымерло бы, а если б и выжило, то до сих пор стирало бы белье в проруби и понятия не имело про стиральную машину «Индезит».
Сращивание преступного элемента с властными структурами района происходило в бывшей пирожковой «Колобок», где ныне размещались лечебная сауна, небольшой конференц-бар, несколько номеров люкс и, конечно, бильярд.
Со стороны преступного мира на сращивании присутствовал авторитет районного значения, упитанный и лысоватый мордоворот под псевдонимом Брандспойт, в миру – Виктор Павлович Угрюмов, коммерческий директор фирмы, названия которой не знал никто, в том числе и сам Виктор Павлович.
Со стороны властей прибыл скоррумпированный начальник территориального отдела милиции, подполковник Листопад Герман Андреевич.
Протокол встречи вел кадровик Выпрямитель, записывая разговоры на магнитофон в кладовой.
От прессы не присутствовал никто, событие было рядовым.
Хозяину заведения предварительно велели убраться, внеся плату за аренду сауны вперед.
В текущую секунду сращивание переместилось из сауны в конференц-бар, за круглый мраморный столик, накрытый искусным кулинаром-самоучкой из числа братвы. Пар клубами поднимался над раскрасневшимися телесами, пузырьки играли в специальных пивных кружках, молодые массажистки в люкс-кабинках поправляли макияж, ожидая своего часа.
Вопросы на повестке дня стояли довольно традиционные, но с ними покончили еще в сауне, а сейчас занимались проблемами из пункта «Разное».
Брандспойт отпил пивка и смахнул с губ пену.
– Вот еще, чуть не забыл, Герман Андреевич. Мне бы ребят твоих пяток, не больше. Девочек поохранять. Ну, чтобы в форме, с оружием. А то полиция нравов последнее время немного душит, а дурни-охранники сразу пасуют. Оплату гарантируем, ребят не обидим.
– Вопросов никаких. На всякий случай пришли письмо на мое имя. Так и так, для охраны мероприятия прошу выделить сотрудников в количестве пяти штук. У нас сейчас борьба с коррупцией, только свист стоит от слетающих фуражек.
– Конечно. Завтра же направлю. А деньги? Переводить на счет?
– Грешно смеяться над язвами общества, Виктор Павлович.
– Хорошее пиво, – пропустив замечание мимо ушей, вновь приложился к кружке Угрюмов. – Угощайся, Герман Андреевич.
Листопад отведал холодного напитка.
– Нас квартирные кражи замучили. По пять в день. Раскрываемость ни к черту. Не твои беспредельничают?
– Что ты, Герман Андреевич. Этот бизнес нерентабелен. Гопота или урки бомбят. Пьянь засиженная, не могут нормальным делом заняться, вот и издеваются над налогоплательщиками. Я скажу своим пацанам, они быстро разыщут, и безобразия прекратятся.
– Только Бога ради, не на нашей территории. А еще лучше явочки с повинной с них поиметь да в отдел привезти.
– Ну ладно, – добродушно согласился Брандспойт. – Нам без разницы. Но тогда и ты своих уйми. Что там у тебя за опер такой – Стрельцов? Пацаны жалуются – прохода нет. Натуральный обморозок с «ксивой», можно сказать. Про все «стрелки» знает, на задержаниях сразу в морду лупит. Ну, скажи «руки вверх», пацаны на рожон не полезут, но в морду-то зачем? А на днях что учинил, слышал? Мои орлы в кабаке немного перебрали, погорячились. Мужику табло расквасили да «лопатник» забрали. Ну и попались – мозгов-то… Мы с мужиком поговорили, объяснили все по жизни, чтобы не вздумал опознать. Так этот ваш беспредельщик знаешь что придумал? Он на опознании двух негров посадил и пацана нашего! Тут даже слепой опознает. И в «Кресты» пацана за сраный «лопатник»! Угомони, прошу. Под операцию «Чистые руки» подведи или просто уволь.
– Попробуем. Стрельцов, если честно, мне пока нужен. Он хоть и обмороженный, а все «мокрухи» на территории поднял. Но угомонить угомоню, постараюсь.
– И стукачков его среди наших хорошо бы заприметить. Чтобы лишнего чего не пронюхал.
– С этим сложнее. В информационный центр он гонит сплошную липу, а стукачков своих нигде не светит. По слухам, он на связи держит только баб. А твои бараны при бабах трепятся без стеснения.
Брандспойт бросил в рот пару хрустящих чипсов, разжевал и запил пивом.
– Шары погоняем?
– Опять на щелбаны?
– Так на деньги только пацаны бестолковые играют.
Кий ударил по шару.
– Плохо разбил, Герман Андреевич, не обессудь. Оп-ля!
Шар затрепыхал в лузе.
– Тут ваш ОБЭП накрыл пару наших точек по сбыту левых кукол «Барби». Товар расходился весьма неплохо. Читал, наверное, в газетах. «Барби-алкоголичка», «Барби-на-игле», «Беременная Барби». Нельзя узнать, что там в перспективе? Может, спустят на тормозах? Оп-ля!
Два – ноль.
– Сделаю.
– А как насчет операций? Ничего не предвидится? Оп-ля! Три – ноль.
– С первого на три дня объявлен «Гастролер», а с пятого – «Допинг».
– Понятно. Кстати! Водочку вы третьего дня с производства сняли, а цех опечатали. Нельзя ли все же пустить в реализацию продукт? Эх… Промазал. Прошу.
Ноль – три.
– Увы, Виктор Палыч, слишком поздно. Он уже реализован. Оп-ля! Вынимайте. Один – три.
– Тяжелый шар, но попробую… Как думаешь, Виктор Палыч, проскочит от борта?
– Попробуй.
– К слову сказать… Пришла директива произвести ремонт отдела под евростандарт. Могу телеграмму принести, если не веришь. Слово офицера! А за чей счет, почему-то не сказано. Не сделаешь ремонт – выгонят к чертям на пенсию. Обидно. Я прикинул на глазок, в лимончиков тридцать-сорок уложимся. Ну-ка… Оп-ля!
Два – три.
– Думаю, проблемы нет. Завтра же подберем спонсоров.
– Ну и прекрасно. А то не хотелось бы на пенсию.
– Да кому ж охота?
– Ох, какой шарик! Картинка!
– А может, прервемся на время? А то войдешь в азарт. Бильярд спешки не терпит. У нас остался всего час, тут строгий график, в двадцать два приедут коммерсанты. Париться. А мы еще с массажем не закончили. У меня последнее время поясница побаливает. У тебя не шалит?
– Шалит.
Герман Андреевич воткнул кий в подставочку и вернулся к столу. Взял запечатанную бутылку аперитива, два хрустальных фужера и, поправив простынь на том месте, где когда-то была талия, пошлепал босыми ногами в номер люкс.
– Кто ж это тебе, Гришенька, такой чудесный фонарик нарисовал? Крутой Уокер?
Ленка наклонила кудрявую головку и прищурила глазки.
– Это макияж. Конкурс визажистов. – Гришка явно смутился, застигнутый Ленкой врасплох.
– Надо же. А я думала, ты вступился за даму сердца и спас ее из лап бандитов.
Ленка накрутила на пальчик вьющийся локон. Гришка достал из нагрудного кармана куртки сигарету.
– А тебе идет, Гришенька. Ты сразу такой мужественный стал. Жалко, нет смокинга и бабочки.
– Завтра же куплю.
– Купи, купи, зайчик. А что мы такие хмурые? Не надо расстраиваться, Гришенька. Кстати, как насчет Парижа этим летом? Мы не передумали? Кто-то обещал покататься со мной на роликовых коньках по Елисейским полям. Ха-ха-ха. Можно надеяться? Или мы способны только трепаться и зарабатывать синячки в подворотнях?
– Можно.
– Ну, тогда я надеюсь, Гришенька. Пока.
Ленка помахала ручкой и пошла к стоящей на проспекте родительской машине.
Гришка сел на поребрик, глубоко затянулся. Закон бутерброда в очередной раз напомнил о своем существовании. Так оно всегда и случается: хочешь предстать во всей красе – черта с два, а с глазом подбитым – всегда пожалуйста, «Привет, Гришенька». Да еще прыщ на носу. Тьфу!
Гришка потушил окурок носком ботинка. Да, ничего не поделать, есть такое слово «любовь». Когда башка слетает напрочь и поступки легко могут привести в лечебное заведение с решетками на окнах. Или еще куда подальше. И никакого ведь лекарства против такой болячки не найдешь. Ни в одной аптеке. Неужели не придумать? Чтобы съел пилюлю и разлюбил.
На Ленку он запал еще в первом классе. Она жила в их дворе с родителями и старшим братом. Детская влюбленность Гришки никак себя не проявляла, до определенного возраста свои чувства следует хранить в глубочайшем секрете, иначе не избежать насмешек сверстников. Тем более нельзя унижаться до таскания чужих портфелей в школу и обратно. Что ты, носильщик? Но если честно, таскал бы по восемь раз на дню.
Кандидатов на Ленкино сердце и портфель в школе имелось полным-полно – и из старших классов, и из младших. Кукла Барби на фоне Ленки – Квазимодо в юбке. Ленка, конечно, это понимала и самым коварным образом использовала усиленное мужское внимание в личных интересах. При этом никому не отдавая предпочтения. Перетопчетесь пока, мальчики.
Ничем особенным Гришка заинтересовать Ленку не мог. Он для нее просто фамилия-имя. Внешность? Лучше не вспоминать. Социальный статус? Ой, Гришенька, ты с восьмого класса в одной куртке. Добрая душа? Так мы ж, Гриша, не в кино. Любишь? Меня многие любят. Я себе цену знаю.
Уходя в армию, Гришка пригласил Ленку. Она пришла, хотя он и не рассчитывал. Следующие два года он только и вспоминал тот вечер. Выпив водки и осмелев, он коварно заманил Ленку на кухню и раскрыл душу. По радио крутили подходящую вещицу «Никто лучше меня не сделает это», и объяснение выглядело весьма романтично. Такие слова Ленка наверняка слышала не в первый раз, поэтому не отвергла Гришкины чувства, но пожала плечами и снисходительно улыбнулась. Это прибавило Гришке уверенности, и он впился в ее губы, как вампир. Затем шепотом принялся умолять дождаться его возвращения. Ленка ничего не ответила, освободилась от Гришкиных объятий и вернулась в комнату.
Два года она снилась несчастному воину-конвоиру, два года воин рисовал в голове самые мрачные картины. Ленка, выходящая из свадебного магазина в белоснежной фате; Ленка, целующаяся за свадебным столом под крики «горько»; Ленка… Ы-ы-ы!
Странно, но Ленка замуж не выскочила. Не потому, что очень ждала Гришеньку. Гришенька же, вернувшись, нанес робкий, как бы случайный визит, рассказал пару историй из жизни конвойных войск и влюбился окончательно, бесповоротно, потому что Ленка за время его отсутствия расцвела, как розочка на клумбе.
Дама сердца отнеслась к возвращению героя не то чтобы прохладно, но довольно спокойно. Рассказала, что поступила в университет на факультет журналистики и все свободное время посвящает занятиям. Гришка намек понял и быстро смотался, дабы не мозолить глаза своей дембельской макушкой.
С того момента его личная жизнь превратилась в сплошную абракадабру. Взрослеть и мужать он не торопился, выколол себе на плече бычий череп с рогами, а в ухо вставил серьгу, считая, что таким образом завоюет авторитет и Ленкино расположение. Но серьги таскало полдвора, а наколку не было видно. Ленка же вдобавок подтрунивала над ним, чем довела беднягу до состояния невроза.
Пару месяцев назад Гришка не выдержал, подкараулил Ленку в подъезде и вторично намекнул, что жить без нее не может и готов ради Ленки на что угодно. К примеру, если она скажет свозить ее в Париж, он разобьется в лепешку, но свозит. Гришка потом долго соображал, зачем он ляпнул про Париж и вообще при чем здесь Париж. Есть такое слово «свихнулся».
Ленка захихикала, положила ладошку на Гришкину грудь и ласково произнесла: «Вот и отлично, Гришенька. Я тебя за язычок не тянула. Я с детства мечтаю прокатиться на роликовых коньках по Елисейским полям».
И, еще раз обнажив свои зубки в умопомрачительной улыбке, она оставила Гришку тосковать в темноте подъезда.
Конечно, Гришка понимал, что Леночка – не его полета птица. Его уровень – Светка Рыжова, торгующая на рынке мужским трикотажем, а ловить в сачок Ленку
– все равно что ловить Сандру Баллок из кино «Скорость». Но. Понимать-то можно что угодно.
Ну, хватит, однако. Хватит поднимать пыльные слои времени, вспоминая детство? Думайте, Гришенька, как на Париж заработать и на все остальное. «Чтоб любить эти ноги, нужен белый „кадиллак“…»
Гришка поднялся с поребрика и взглянул на часы. Лучший друг задерживался. Он без этого не может. Впрочем, вон он, ненаглядный.
– Ну, здравствуй уже.
– Ну, здравствуй. По пиву?
– Ставишь?
– Легко. Чего чахлый?
– «Бабки» нужны.
– Брось. Деньги портят натуру. Лучшего друга звали Вовой, но он предпочитал имя «Спейс», что означало «Космос». Несмотря на столь величественный псевдоним, лучший друг не дотягивал до ста шестидесяти, чего, однако, абсолютно не стеснялся, а поэтому дорогу к счастью пробивал луженой глоткой, упрямой и неглупой башкой и разбитыми до синевы кулаками. И встреться он на узенькой тропинке с Майклом Джорданом, неизвестно, кто кому уступил бы дорожку. Спейс таскал неизменную клепаную черную куртень, казаки-скороходы и турецкий «Вранглер» с миллионом заплат.
Пиво оказалось старым и теплым, скамейка – мокрой, а чипсы – пресными. По поводу чего Спейс прочитал монолог в лучших традициях народного эпоса. Гришка, оторвавшись от горлышка, неожиданно спросил:
– Ты не слыхал, сколько в Париж ломануться стоит?
– А сколько у тебя с утра на градуснике было?
– Не, без балды. Навскидку, примерно?
– Значит, объясняю популярно, хотя и удивлен. Безо всяких скидок, в зависимости от количества звездочек отеля, от места в самолете от трансфера, от питания и количества дней путевка в Париж тянет от четырехсот до тысячи баксов. Плюс дополнительные расходы на загранпаспорт, на увеселительные мероприятия, стриптиз, экскурсии и непредвиденные обстоятельства. Итого самая минимальная сумма, которая должна лежать в кошельке или на пластиковой карточке для поездки на неделю в столицу Франции, составляет шестьсот долларов. Удовлетворены?
Гришка громко икнул.
– Откуда знаешь?
Спейс вытянул ноги, поставил между ними бутылку в весьма вульгарной позиции и скромно заявил:
– Я все знаю. Какого черта ты спрашиваешь, если думаешь, что я не знаю? Еще вопросы будут?
– Где взять денег?
– Вопрос некорректен. Назовите сумму.
– Для начала тысячи две.
– Понятно. Нынешний уголовный кодекс предлагает примерно сотню возможных вариантов. Выбираете любой наиболее подходящий по моральным соображениям.
– – Желательно не…
– Так, храбрость ковбоев «Хаггис» известна всем. Хорошо, есть еще два пути. Взять в долг или заработать. Вы что предпочитаете, м'сье?
– Я и так должен. – Гришка потер синяк.
– Все с вами ясно. Брать приятно, отдавать не очень. Знакомая до икоты ситуация. Тогда вынужден вас огорчить. Вам придется их заработать, но поскольку вы ничего, кроме как охранять особо опасных рецидивистов, не умеете, то забудьте про две тысячи, как про бабушкин сундук. Вам не заработать их никогда!
– А сам-то ты чего умеешь? Только языком молоть, – зло огрызнулся Гришка.
– Мои запросы поскромнее, в Париж я не собираюсь, а умею я самое главное, что стоит уметь, – соображать. У меня в башке вмонтирован микрочип последней модели. Так что без пива и сигарет я не останусь.
Гришка покрутил в руках пустую бутылку и швырнул ее на газон.
– Напрасно. Выкинул триста рублей наличкой.
– Фак ю, – ответил Гришка единственным иностранным выражением, оставшимся в голове после школы.
Вовка-Спейс не обиделся и тоже выкинул бутылку.
– Так и быть, бр-р-ратан, дам на прокат свой микрочип. Итак, мы умеем охранять. Это нынче весьма популярно. Остается найти объект охраны. Для этого подбираешь выкинутые только что бутылки, сдаешь их, получаешь шестьсот рублей и идешь в редакцию рекламной газеты «От сердца к сердцу». Там платишь те самые шестьсот рублей и даешь объявление типа «Квалифицированный специалист предоставляет услуги по охране» или «Ищу работу с риском». Во, второе даже вернее. Извини, но видуха твоя доверия не вызывает, тебя самого охранять надо. А вот работа с риском – это то, что надо. Обтекаемо и интригующе.
Работа с риском бывает разной. К примеру, богатый дуралей желает знать, с кем трахается его любящая супруга, и нанимает тебя, чтобы навести справки. Или не менее богатому психу кругом мерещатся бандиты, и он просит посидеть темной ночкой в его прихожей с помповым ружьем в руках. В общем, всякие бывают шизофреники. А поэтому не теряй времени, беги в редакцию, оставляй телефон и жди звонка. К сожалению, ничего другого мой чип в данной ситуации выдумать не может.
– Это несерьезно.
– Несерьезно влезать в петлю и опасаться упасть с табурета. Все остальное серьезно. Действуйте, м-м-м'сье. И да поможет вам Господь.
Вовик поднялся со скамейки и изобразил реверанс.
– Знаешь, как снимают рекламу кошачей жрачки? Не кормят пару недель хвостатого, а потом суют какой-нибудь «Кискас». Он тебе не только «Кискас» схавает до последней крошки, а собственное засохшее дерьмо проглотит и тарелку вылижет. Так вот я как врач-ветеринар искренне тебе советую – не жди, когда тебя дерьмом накормят. Собственным. Адью. Ровно в два у меня сделка с совестью.
Перепрыгнув через скамейку, Спейс зашагал прямо по газону в сторону рынка. Квинтэссенцию дружбы Вовик понял давным-давно, еще пять минут, и у него начнут стрелять деньги в долг. Что нежелательно.
Употреблять собственное дерьмо Гришке не хотелось, но еще немного, и придется.
О, дама без собачки. Идет, колготками дразнит. Все при нас. Золотишко-брюлики в ушках, на шейке и пальчиках, ридикюль крокодиловый, беспечность в походке. Проводить бы до темной арочки да… И делов-то. Пять минут риска, зато шампанское в постель. Храбрость ковбоев «Хаггис» известна всем.
Гришка проводил чугунным взглядом будущую жертву какого-нибудь Робин Гуда из подворотни, вздохнул, поднялся со скамейки и пошел на газон за опрометчиво выброшенной стеклотарой.
– Запомни, Рома, старик Холмс был двести раз прав – женскую логику понять невозможно, что бы кто ни говорил. Но в этом и заключается вся прелесть наших с ними взаимоотношений. Не верь мужикам, которые кричат, что знают бабью психологию и могут просчитать ее на десять ходов вперед. Видел я таких психологов. Прижмут, оближут, завалят в койку и считают, что все, они знатоки женской души. Нет, друг мой, женскую душу не разложит по формулам ни один психолог. Но я вот что скажу – женщин надо любить. Они этого заслуживают.
Закончив столь изысканный для милицейских стен монолог, Шурик Стрельцов по привычке взгромоздил ноги на стол и сложил руки на животе.
– Почему же? – возразил его молодой коллега. – Я тут чисто по психологии одну красавицу колонул. Прямо по Фрейду.
– Да ну?
– Да-а. Эта белокурая Жазиль подпоила случайного мужичка и утащила его вещички из квартирки. Но мужичок пару дней спустя ее на улице зацепил, и в полицию. А я дежурил как раз. Пригласил даму в кабинет объясниться. Она же, подлая, доброго моего к ней расположения не оценила – ногу на ногу, сигаретку в челюсть и давай ресницами хлопать: «Знать ничего не знаю, какие-такие вещи, мужик сам все пропил, а на меня поклеп обидный возводит».
И стоит на своем, как Жанна д'Арк перед инквизицией. Хоть испанский сапожок примеряй. Тогда я очень тонко, можно сказать, изящно спрашиваю: «А что, Леля, вещички сами уйти не могли, у них ведь ножек-то нет?» Она соглашается – конечно, не могли. А я еще тоньше: «Но получается, что есть у вещей ножки, верно? Убежали вещички-то. Вот кепочку мою видишь на столе? Есть у нее ножки?»
Леля сигаретку притушила и на вопрос отвечает: «Странное вы что-то говорите, товарищ командир. Нет у вашей кепки никаких ножек». – «А ты внимательно, внимательно приглядись, нагнись пониже, может, и увидишь». Она нагибается, и тут я ей по шее, по шее, по шее!!! И потом ногами, ногами!.. Моментально все вспомнила. Так что женскую психологию можно понять. Еще как.
– Фу-у… Любопытная интертрепация, немножко даже неожиданная. Откуда-то сбоку.
– Сам ведь говорил, что нестандартный подход – ключ к раскрытию любой тайны. Затрещала местная связь.
– Стрельцов, к начальнику! Шурик убрал ноги со стола:
– Глистопад вызывает. Обзываться будет, противный. Не люблю.
Начальник в новой, с иголочки форме, сшитой в ателье по случаю досрочных звездочек на погонах, смотрелся эффектно и внушительно. Одну из стен широкого кабинета украшал российский флаг, символ патриотизма и любви к Родине, вторую – актуальная цитата: «Наша цель – доверие людей».
– Присаживайся, – шеф кивнул на ряд стульев, стоящих вдоль стены.
Раскрыл ярко-красную именную папку, достал мятый листок и принялся декламировать вслух:
– «Начальнику Главного управления внутренних дел. Заявление. Уважаемый товарищ генерал. Вынуждена вторично обратиться к вам со своей болью.
Месяц назад я была у вас на приеме по поводу старинного дивана. В двух словах напомню. Я одинокая женщина, владею по наследству старинным антикварным диваном ручной работы конца прошлого века. В силу объективных причин (время, древесные насекомые и прочее) диван стал требовать немедленной реставрации.
Я обращалась в специализированные организации, но везде за работу хотели очень большие деньги, которых у меня нет и быть не может в связи с тяжелыми жизненными обстоятельствами: одной ногой я стою на бирже, другой за чертой бедности. Отчаявшись, я записалась к вам на прием и изложила свою проблему. Вы обещали помочь.
20 июля этого года я вымылась в ванной и прилегла на диван остыть и просохнуть, но вдруг с ужасом почувствовала, что ко мне в дверь бешено стучится мужской голос. Я выскочила без тапок, заколотая одной булавкой на голое тело, и открыла замок. В квартиру, пугая меня ехидной улыбкой, зашел человек в гражданском, который представился оперуполномоченным Стрельцовым и заявил, что он по поводу дивана.
Я, сославшись на ваше обещание, предложила ему починить диван, а заодно поправить карниз. Однако Стрельцов не только не выполнил мою законную просьбу, а наоборот, повел себя позорящим милицию образом. Диван он обозвал (дословно) приютом для бездомных клопов, меня – инвалидом умственного труда, а моего кота – терминатором и пригрозил в случае повторного заявления отправить меня на какую-то пряжку .
Я была потрясена услышанным. Случай исключительный, из семидесяти квартир в моем доме только у меня нет металлической двери, мужа, любовника, денег и хамства. Я окаменела от такой катастрофы. После этого о каком доверии к милиции может идти речь? К кому нам, простым людям, еще обращаться? К Саддаму Хуссейну? Разве с таким отношением к делу мы покончим с преступностью? Сколько мы будем выслушивать от сухих и бездушных Стрельцовых отговорки: «Мне больше делать не хрен» (дословно).
Поэтому я требую незамедлительно вернуться к рассмотрению моего вопроса о починке дивана, а Стрельцова – наказать, как недостойного носить форму и пистолет. С уважением. Битумная Варвара Алексеевна».
Герман Андреевич снял очки, положил листок на офисный стол из карельской березы и коротко спросил:
– Ну?
– Что ну? – так же коротко переспросил Шурик.
– Ты что, свихнулся? Ты что творишь? Благодари Бога, что бумажка этой сумасшедшей попала ко мне, а не в Главк. Спасибо скажи мужикам из оргинспекторского, которые ее штамповать не стали, а сюда спустили накоротке.
– Кого штамповать не стали?