Страница:
– А остальные? Агенты там какие-то, младший бухгалтер?
– Алиби есть не у всех, если считать, что Куракина завалили около полуночи.
– Что значит «если считать»?
– Ну ты ж знаешь нашу медицину?! Плюс-минус три часа. Медики иногда сами спрашивают у нас время смерти. Мы говорим – они в заключении пишут. Агент Женя проживает один и алиби себе обеспечить не может. Остальные ссылаются на родственников. Те подтверждают. Ладно, я в отдел поехал, надо крутиться. Ух, да, кстати… хм… у тебя нет?
У меня, кстати, хм, не было. Опять-таки для непосвященных объясняю – речь идет о горючем.
Я покачал головой.
– Да? Ну ладно. Пока.
Евгений помчался курировать.
Я вспомнил, что ходил за бумагой и не дошел. Но вылезать из-за стола не хотелось. Я откинулся на стуле, прикидывая, где мы с Викой будем встречать Новый год. Хорошо бы поехать на Катары, нарядить Санта-Клаусом пальмочку. Или в Париж. Там тоже красиво. Нет, туда, пожалуй, не стоит, слишком шумно. Хочется чего-нибудь поспокойней. Типа моей од-нокомнатки. Купим елочку за полташечку, нарядим побрякушками, дернем «шампусика», взорвем пару гранат-хлопушек, посмотрим телик. Весело. У Куракина тоже однокомнатка. Интересно, кому она теперь отойдет? Ничего интересного. Она отойдет нашему любимому государству, если таковая структура еще существует. А если в адресе еще кто прописан, то кукиш государству. Прописанному и отойдет.
Я взглянул на крышку стола, где на листочке под стеклом были выписаны телефоны находящихся на моей территории организаций, и меньше чем через минуту соединился с паспортной службой.
– Леночка, это Ларин. Почему гад? Шоколадка, шоколадка… Брось ты взятки брать. Ах, сам обещал? Может быть. Извини, закрутился. Но в следующий раз непременно. Сладкую парочку… Умница, догадливая. Конечно же… Что-что? Какой допуск? Какой вкладыш? С ума, что ль, спятила? О, извини, вырвалось. Кто это придумал такое? Наши с вашими? Понятно. Ладно, кончай. С меня еще «Милки Уэй». Пиши адрес.
Я продиктовал. Леночка начала рыться в картотеке. Артисты, теперь удостоверения или моего нежного голоса недостаточно. Теперь вкладыш к удостоверению будьте любезны. Что вам разрешено в домовом столе смотреть, кто где прописан. Прекрасная идея. Как всегда отличающаяся остроумием и принципиальным подходом. Чтобы вы, лелея злой умысел, не смогли получить совершенно секретные сведения из жилконторы. И как всегда забыли маленький пустячок – обладай я таким умыслом, таких вкладышей в канцелярии навыписывал бы себе полные карманы. Или на «ксероксе» наштамповал. И все, что мне надо, выяснил бы. И со вкладышем, и без вкладыша. И формулировочка в распоряжении небось соответствующая: «В связи с ростом преступлений в области приватизации жилья и недопущением утечки сведений в мафиозные структуры… тыры-пы-ры… – учреждаем вкладыш». Вот так и боремся с мафией вкладышами.
Леночка наконец вернулась.
– Что тебя интересует?
– Куракин был один прописан?
– Почему был, он и сейчас прописан.
– А, ну да…
– Один.
– А кто до него?
– Погоди секунду. Вот. Березовский Михаил Геннадьевич, 1930 года рождения.
– Когда выписан?
– В августе этого года.
– Куда выехал?
– Сейчас. Так, ага, выбыл по месту рождения для воссоединения с родственниками.
– О следующем вопросе догадаешься сама?
– Не дурнее некоторых. Место рождения – Волоколамск, Московская область.
– Адреса, конечно, нет?
– Разумеется. Нам это ни к чему. Скажет – напишем.
– Хата наверняка приватизирована.
– Кооператив.
– И, естественно, продана.
– Вероятно. У тебя все?
– Все.
– Целую.
Быстренько кладем трубку, пока Леночка не вспомнила про шоколадки. На безналичном счету моих обещаний их накопилось, как на кондитерском складе. Я, конечно, не жмот и лично Леночке могу отвалить мешок сладостей. То есть Леночке как женщине, вне ее службы в паспортном столе. А как паспортистка она обязана помогать мне безвозмездно. Я не на себя работаю, а на это, как его, государство.
Так-с. С квартиркой Куракина все, пожалуй, ясно. Очень я сомневаюсь, что пенсионер Березовский вернулся на свою вотчину. Скорее всего, потерялся где-нибудь в пути. В лесах заблудился.
Чтобы окончательно убедиться в этом, в общем-то не вызывающем сомнения факте, я тут же перезвонил в Москву своему знакомому из МУРа, попросил вычислить адресок, если такой существует, и спросить у товарища Березовского, почему это вдруг его потянуло на родину.
Затем еще один звонок – участковому, который, в отличие от меня, территорию обслуживает давно и своих героев не только в лицо знает.
– Березовский? Как не знать. Такого второго поискать надо. Лет пять назад это была первейшая фигура микрорайона по части спекуляции винно-водочными изделиями. В те годы это был весьма распространенный вид заработка. В любое время суток у Геннадьевича можно было взять. Весь доход пенсионер пропивал. Имеет склонность к этому делу. Когда подпольный бизнес стал неактуальным, Геннадьич остался без хлеба насущного и стал пропивать все, что нажил в застойные годы. Я давненько у него не был. Он пьяница безобидный и погоды у меня не делает.
– Не делал, – уточнил я. – По данным паспортного стола, он выехал на родину, под Москву.
– То-то его не видно. Хотя да, он как-то говорил, что хочет квартиру продать. Или обменять, не помню. Очень может быть. Пить на что-то надо, а при его запросах…
– Ладно, пока.
Я все-таки вылез из-за стола. Производственный перерыв.
А не подкинуть ли мне убойному отделу еще одну идейку? Насчет квартирки. Пускай проверят, каким образом убиенный Куракин ее купил. Чего это ради он начал обустраивать личную жизнь, даже переезд затеял? Прятался от кого? Или потому что подвох почувствовал?
А машина? Кто ее дернул? И как Куракин ее нашел? Обидно, кстати. Остался я без «девятки». Попробуй докажи, что он ее мне обещал. Ладно, я не очень-то губу раскатываю на такие обещания. Если верить Анечкиной находке, то он в деньгах ой как нуждался и отказываться в пользу государства от «мокрого асфальта» вряд ли бы стал.
Вот тебе и человек без проблем. Это я про Куракина. Людей без проблем не бывает. День поверхностного изучения его бытия, и пожалуйста – тут заморочка, там заморочка… А если приглядеться? Использовать творческий подход? Лучше не вглядываться. Начнутся знакомые темы – бандиты, налоги, крыши, стрелки всякие. Большие «запутки» с маленькими «непонятками». И в личной жизни – женщины, любовницы, любовники, скандалы, разводы. Копнешь поглубже и думаешь – мать честная, да его еще лет десять назад должны были с товарищем Макаровым познакомить. Который без глушителя.
А сейчас? В нынешний судьбоносный период? Когда именно товарищ Макаров с товарищем Калашниковым решают все «непонятки» и «запутки» на бескрайних Просторах Родины. Без всяких переживаний и угрызений.
«Узелок завяжется – узелок развяжется…» Что, товарищ, проблемка? Сейчас решим все проблемки. У вас очень широкая грудь. Как у мишени в тире…
Однако что это я тут политграмотой занимаюсь, раскрывая глаза взрослому населению? Они и так раскрыты. Учить жизни других – самая большая глупость из всех имеющихся в арсенале прогрессивного человечества.
Так что, товарищ Ларин, воздержитесь. Ваша задача – огурцы и коляски. Хотя ладно, чтоб не обидно было, так и быть, можете вторгнуться в частную жизнь. Но ненадолго – туда и обратно. Без глубокого проникновения и лишнего возбуждения. Да, ну и терминология… Бульварщиной попахивает.
Итак, с молчаливого согласия здесь не присутствующих я начинаю вторжение в частную жизнь. Для чего снимаю трубку, набираю номер и произношу два волшебных слова:
– Алло, такси…
Глава 5
Глава 6
– Алиби есть не у всех, если считать, что Куракина завалили около полуночи.
– Что значит «если считать»?
– Ну ты ж знаешь нашу медицину?! Плюс-минус три часа. Медики иногда сами спрашивают у нас время смерти. Мы говорим – они в заключении пишут. Агент Женя проживает один и алиби себе обеспечить не может. Остальные ссылаются на родственников. Те подтверждают. Ладно, я в отдел поехал, надо крутиться. Ух, да, кстати… хм… у тебя нет?
У меня, кстати, хм, не было. Опять-таки для непосвященных объясняю – речь идет о горючем.
Я покачал головой.
– Да? Ну ладно. Пока.
Евгений помчался курировать.
Я вспомнил, что ходил за бумагой и не дошел. Но вылезать из-за стола не хотелось. Я откинулся на стуле, прикидывая, где мы с Викой будем встречать Новый год. Хорошо бы поехать на Катары, нарядить Санта-Клаусом пальмочку. Или в Париж. Там тоже красиво. Нет, туда, пожалуй, не стоит, слишком шумно. Хочется чего-нибудь поспокойней. Типа моей од-нокомнатки. Купим елочку за полташечку, нарядим побрякушками, дернем «шампусика», взорвем пару гранат-хлопушек, посмотрим телик. Весело. У Куракина тоже однокомнатка. Интересно, кому она теперь отойдет? Ничего интересного. Она отойдет нашему любимому государству, если таковая структура еще существует. А если в адресе еще кто прописан, то кукиш государству. Прописанному и отойдет.
Я взглянул на крышку стола, где на листочке под стеклом были выписаны телефоны находящихся на моей территории организаций, и меньше чем через минуту соединился с паспортной службой.
– Леночка, это Ларин. Почему гад? Шоколадка, шоколадка… Брось ты взятки брать. Ах, сам обещал? Может быть. Извини, закрутился. Но в следующий раз непременно. Сладкую парочку… Умница, догадливая. Конечно же… Что-что? Какой допуск? Какой вкладыш? С ума, что ль, спятила? О, извини, вырвалось. Кто это придумал такое? Наши с вашими? Понятно. Ладно, кончай. С меня еще «Милки Уэй». Пиши адрес.
Я продиктовал. Леночка начала рыться в картотеке. Артисты, теперь удостоверения или моего нежного голоса недостаточно. Теперь вкладыш к удостоверению будьте любезны. Что вам разрешено в домовом столе смотреть, кто где прописан. Прекрасная идея. Как всегда отличающаяся остроумием и принципиальным подходом. Чтобы вы, лелея злой умысел, не смогли получить совершенно секретные сведения из жилконторы. И как всегда забыли маленький пустячок – обладай я таким умыслом, таких вкладышей в канцелярии навыписывал бы себе полные карманы. Или на «ксероксе» наштамповал. И все, что мне надо, выяснил бы. И со вкладышем, и без вкладыша. И формулировочка в распоряжении небось соответствующая: «В связи с ростом преступлений в области приватизации жилья и недопущением утечки сведений в мафиозные структуры… тыры-пы-ры… – учреждаем вкладыш». Вот так и боремся с мафией вкладышами.
Леночка наконец вернулась.
– Что тебя интересует?
– Куракин был один прописан?
– Почему был, он и сейчас прописан.
– А, ну да…
– Один.
– А кто до него?
– Погоди секунду. Вот. Березовский Михаил Геннадьевич, 1930 года рождения.
– Когда выписан?
– В августе этого года.
– Куда выехал?
– Сейчас. Так, ага, выбыл по месту рождения для воссоединения с родственниками.
– О следующем вопросе догадаешься сама?
– Не дурнее некоторых. Место рождения – Волоколамск, Московская область.
– Адреса, конечно, нет?
– Разумеется. Нам это ни к чему. Скажет – напишем.
– Хата наверняка приватизирована.
– Кооператив.
– И, естественно, продана.
– Вероятно. У тебя все?
– Все.
– Целую.
Быстренько кладем трубку, пока Леночка не вспомнила про шоколадки. На безналичном счету моих обещаний их накопилось, как на кондитерском складе. Я, конечно, не жмот и лично Леночке могу отвалить мешок сладостей. То есть Леночке как женщине, вне ее службы в паспортном столе. А как паспортистка она обязана помогать мне безвозмездно. Я не на себя работаю, а на это, как его, государство.
Так-с. С квартиркой Куракина все, пожалуй, ясно. Очень я сомневаюсь, что пенсионер Березовский вернулся на свою вотчину. Скорее всего, потерялся где-нибудь в пути. В лесах заблудился.
Чтобы окончательно убедиться в этом, в общем-то не вызывающем сомнения факте, я тут же перезвонил в Москву своему знакомому из МУРа, попросил вычислить адресок, если такой существует, и спросить у товарища Березовского, почему это вдруг его потянуло на родину.
Затем еще один звонок – участковому, который, в отличие от меня, территорию обслуживает давно и своих героев не только в лицо знает.
– Березовский? Как не знать. Такого второго поискать надо. Лет пять назад это была первейшая фигура микрорайона по части спекуляции винно-водочными изделиями. В те годы это был весьма распространенный вид заработка. В любое время суток у Геннадьевича можно было взять. Весь доход пенсионер пропивал. Имеет склонность к этому делу. Когда подпольный бизнес стал неактуальным, Геннадьич остался без хлеба насущного и стал пропивать все, что нажил в застойные годы. Я давненько у него не был. Он пьяница безобидный и погоды у меня не делает.
– Не делал, – уточнил я. – По данным паспортного стола, он выехал на родину, под Москву.
– То-то его не видно. Хотя да, он как-то говорил, что хочет квартиру продать. Или обменять, не помню. Очень может быть. Пить на что-то надо, а при его запросах…
– Ладно, пока.
Я все-таки вылез из-за стола. Производственный перерыв.
А не подкинуть ли мне убойному отделу еще одну идейку? Насчет квартирки. Пускай проверят, каким образом убиенный Куракин ее купил. Чего это ради он начал обустраивать личную жизнь, даже переезд затеял? Прятался от кого? Или потому что подвох почувствовал?
А машина? Кто ее дернул? И как Куракин ее нашел? Обидно, кстати. Остался я без «девятки». Попробуй докажи, что он ее мне обещал. Ладно, я не очень-то губу раскатываю на такие обещания. Если верить Анечкиной находке, то он в деньгах ой как нуждался и отказываться в пользу государства от «мокрого асфальта» вряд ли бы стал.
Вот тебе и человек без проблем. Это я про Куракина. Людей без проблем не бывает. День поверхностного изучения его бытия, и пожалуйста – тут заморочка, там заморочка… А если приглядеться? Использовать творческий подход? Лучше не вглядываться. Начнутся знакомые темы – бандиты, налоги, крыши, стрелки всякие. Большие «запутки» с маленькими «непонятками». И в личной жизни – женщины, любовницы, любовники, скандалы, разводы. Копнешь поглубже и думаешь – мать честная, да его еще лет десять назад должны были с товарищем Макаровым познакомить. Который без глушителя.
А сейчас? В нынешний судьбоносный период? Когда именно товарищ Макаров с товарищем Калашниковым решают все «непонятки» и «запутки» на бескрайних Просторах Родины. Без всяких переживаний и угрызений.
«Узелок завяжется – узелок развяжется…» Что, товарищ, проблемка? Сейчас решим все проблемки. У вас очень широкая грудь. Как у мишени в тире…
Однако что это я тут политграмотой занимаюсь, раскрывая глаза взрослому населению? Они и так раскрыты. Учить жизни других – самая большая глупость из всех имеющихся в арсенале прогрессивного человечества.
Так что, товарищ Ларин, воздержитесь. Ваша задача – огурцы и коляски. Хотя ладно, чтоб не обидно было, так и быть, можете вторгнуться в частную жизнь. Но ненадолго – туда и обратно. Без глубокого проникновения и лишнего возбуждения. Да, ну и терминология… Бульварщиной попахивает.
Итак, с молчаливого согласия здесь не присутствующих я начинаю вторжение в частную жизнь. Для чего снимаю трубку, набираю номер и произношу два волшебных слова:
– Алло, такси…
Глава 5
Вообще-то, поездка на такси в мои планы не входила. Мне как-то спокойнее на метро – ни гололеда, ни снегопада, ни счетчика. Но такси ко мне приедет. И не первое попавшееся. А то самое, что увезло еще живое тело Куракина с работы накануне смерти.
Я думаю, что Анечка не оговорилась, вспомнив эту маленькую деталь.
«Алло, кто заказывал такси на Дубровку?» Примерно так, только в обратном направлении.
– Минуточку. Машина 35-70 ЛЕГ, водитель Буланов. Да, сегодня на трассе. Прислать? Давайте адрес…
Удивительное дело. Какая приятная дама. Обычно наоборот. «А не пошли бы вы…»
В тревожном ожидании я провел целых сорок минут. В тревожном потому, что дежурная часть могла совсем некстати обрадовать очередным презентом. От бабушки с косой.
Таксист Буланов оказался свойским парнем. Минут пять он морщил лоб, минут десять разглядывал мой настенный календарь с видами Питера и еще минуту усиленно думал. Вернее, вспоминал. Как будто упомянутая мной поездка произошла не позавчера, а в конце прошлого века.
– А! Да, да! Вспомнил.
Еще бы. Я не для того пятьдесят минут потерял, чтобы обратное услышать.
– Я отвез его на юго-запад. Сейчас, сейчас. По Ленинскому, в самый конец.
– Он называл номер дома?
– Нет. Я бы и не запомнил. Просто попросил высадить в конце проспекта.
– Дома-то там были?
– Да, по четной стороне.
– А по нечетной?
– Там забор, стройки, еще что-то.
Я достал чистый лист.
– Нарисуйте, где вы его высадили.
Буланов слеганца блеснул художественными способностями. Надо будет сохранить шедевр. Как фотография. Когда Буланов станет вторым Матиссом, у меня будет ранний Буланов. Что-то в их живописи есть общее.
– Вот здесь. Тут забор, дальше пустырь.
– А куда он пошел? К домам?
Таксист-художник удивленно посмотрел на свое полотнище.
– Как раз наоборот. К забору. Я ведь разворачивался и его бы заметил. А дорогу он не переходил.
– У вас прекрасная память. Вам надо идти в науку, но прежде чем идти туда, подкиньте меня вот сюда.
Я ткнул в квадратик на листе, изображающий машину.
– У меня же план!
Я достал из куртки кошелек, пересчитал наличность и кивнул:
– В счет плана.
– Едем.
Могу я хоть раз позволить себе шикануть? Несмотря на гололед, снегопад и счетчик. Думаю, что могу.
Песню про план я слушал в течение еще сорока минут. Сопровождал ее аккомпанемент включенной рации. Буланов-таксист по всем статьям превосходил Буланова-художника. При таком гололеде выкручивать на такой скорости… В душе, наверное, осознавая, что рядом мент и в случае конфликта с властями в лице ГАИ он вмешается. Почему бы не порезвиться? Я его точку зрения не разделял, вжавшись в переднее сиденье, на которое сел исключительно сдуру. В голове мелькали сладкие грезы о финише или хотя бы красном светофоре.
Когда же мы остановились возле забора, я дружески посоветовал Буланову заняться «Формулой-1». И именно на этом желто-зеленом красавце с антенной. Алан Прост – школьник по сравнению с асом питерских дорог. На мой совет водитель отреагировал очередным болезненным стоном про план. Вот ведь…
Облегчив кошелек ровно на две трети и следуя указанию вытянутой руки мастера Буланова, я направился к забору. Руками, как гордо раскинутыми крыльями самолета, я размахивал в воздухе, чтобы не загреметь на льду.
Забор был высок и длинн. Ой, такого слова, кажется, нет, но вы поняли, о чем я. О том, что дверцы, ведущей внутрь, не было видно ни впереди, ни позади. Черт, а если он кругл? Вот, опять словечко… Буду тогда самолетом летать по кругу.
Но я, как оказалось, заблуждался. Метрах в тридцати от начала путешествия бетонная ограда имела неширокий проем, куда я спокойно проник. Проем превратился в короткий коридорчик, образуемый все теми же бетонными стенами. Миновав его, я оказался на освещенной дороге из щебенки, идущей параллельно забору. Однако все это география юго-запада, поэтому скажу просто: я попал на территорию гаражного кооператива. А забор, получается, вовсе и не забор, а задние стенки гаражей. Надеюсь, собаки еще не спущены с цепей – пистолет-то я оставил в дворянском сейфе, а на льду против собак делать нечего, как, впрочем, и на щебенке.
Бодрым самолетным шагом я посколь-зил к контрольно-пропускному пункту. На крыше его был установлен огромный галогенный прожектор, не иначе как украденный с военного аэродрома предприимчивыми гаражными деятелями.
Проход, через который я попал на территорию, был оставлен специально, дабы автолюбители не проделывали длинный обходной путь через главные ворота, а выходили к проспекту напрямик. Очень мудрое решение. Принято по архитектурно-эстетическим мотивам. Ни к чему портить перспективу новостроек шлагбаумом, собаками и сторожами. Голый забор – гораздо приятнее. А в скором будущем и не забор вовсе, а холст для пробы кисти новым Матиссам и Пикассо. И, разумеется, знатокам великого и могучего русского языка.
Гаражный кооператив был невелик – пара линий длиной не более сотни метров, поэтому через минуту я стоял на пропускном пункте.
Шлагбаум трудился без перерыва, сейчас самое пиковое время суток. Один из сторожей-охранников добросовестно разбирался с приезжающими, требуя именной пропуск; второй восседал в каморке. Для беседы я выбрал второго. Этот у шлагбаума уж больно грозен, пошлет еще.
– Привет, отец. Как сторожится?
«Отец» опустил на нос очки и внимательным взглядом оценил мою внешность:
– Ничего. А вы, извиняюсь, кто?
– Мы из милиции. Есть такая добровольная организация.
Автоматический жест извлечения из кармана «ксивы» и демонстрация очкам.
Очки занимают первоначальное положение.
– Да, пожалуйста. Слушаю. У нас, кстати, все в порядке.
– Не сомневаюсь. Поэтому смотрим и вспоминаем – «фэйс» знаком?
– Кто-кто?
– Лицо по-японски.
– А… Сейчас…
Полуоборот к настольной лампе и изучение фотографии Куракина.
Я присел на второй стульчик и подвинулся к самодельной печке. Ноги где-то промочил. Сволочная погодка, между нами говоря.
– О! На днях. Ну да, он самый. В такой куртке длинной, как ее…
– Пропитке.
– Точно. Что, бандюга какой? Я ведь как знал.
– Конечно, бандюга! По лицу же видно.
Лицо у Куракина было вполне нормальным, поэтому вынужден принести извинения. О мертвых либо хорошо, либо ничего. Но я не за столом его поминаю, я, понимаете ли, надеюсь узнать, кто его убил, а для этого хочу перетащить свидетеля на свою сторону. Так что пускай Куракин пока побудет бандюгой.
– Давай-ка, отец. Покажи ему, кто в стране хозяин. Что он тут натворил?
– Когда ж? Ага! В ту смену. Выезжает. Мы с Семенычем – стой! Пропуск будь любезен. Он сует корочку, не открывая, типа как вы сейчас. Но Семеныча не проведешь. Не было в нашем кооперативе такой машины. Цвет редкий, серый такой.
– «Мокрый асфальт».
– Наверно. Мы ему: «Пропуск-то разверни». Развернул. И, конечно же, не его, подлеца, пропуск. В другой раз мы бы и не вмешались, но председатель на той неделе как раз нас накачал. Поэтому извиняемся, не ваш это пропуск. Давайте-ка разбираться. Он в крик: «В чем дело, в чем дело?! Рехнулись, старые? Тачка-то, мол, моя, родная!»
Мы ему: «Техпаспорт будьте любезны и проезжайте». Он опять в крик: «Очумели? Забыл я техпаспорт дома, а гараж приятеля, вчера он мне разрешил машину сюда загнать».
А мы и отвечаем: «Не знаем, что там за приятель, вчера мы не работали, а сегодня будьте любезны техпаспорт». Семеныч тем временем мне на ухо шепчет: «Милицию вызывай. Не нравится мне этот мужик. У него внешность неубедительная». Я – к телефону. Бандюга – к машине. Прыг – и газу. Чуть шлагбаум не снес. Слева обошел. Мы даже номер разглядеть не успели, каков, а?! Но милицию все равно вызвали, вдруг бандит какой или разыскивается? Сейчас много придурков всяких.
Где-то через час приехали ваши коллеги. Мы все выложили. Они сказали: «Вот если будет заявление об угоне, присылайте человека в отдел, а пока ничем помочь не можем». Вот и вся история. А можно узнать, что этот стервец натворил?
– Он охотится на одиноких сторожей. Есть у него такой бзик. – Я покрутил пальцем у виска. – Крадет их и требует у правительства выкуп. Веселый дядечка. Да, кстати, пропуск, надеюсь, вы ему не отдали?
Сторож открыл ящик стола и извлек серую картонку.
– Вот. Такой действительно у нас есть. У него «шестерка» белая. Мы еще разберемся с ним.
– Да, обязательно. Мы, пожалуй, тоже. – Я сунул пропуск в карман.
– Минуточку, не положено…
– Отец, я ж не машину забираю. Какая разница, кто пропуск хозяину вернет?
– Извиняюсь, а можно еще разок взглянуть на ваше удостоверение?
– На, смотри. Капитан милиции Ларин, состоит в должности оперуполномоченного криминальной милиции. Две печати, фотка. Ничего я в молодости? Так, что тут еще? Разрешено ношение и хранение табельного огнестрельного оружия, но не разрешено из него стрелять. Шутка. Разрешено. Бывало, как жахну с балкона. Все, отец, дальше читать нельзя, государственная тайна. Меня отругать могут, как тебя председатель отругал. Оревуар.
– Чего-чего?
– Покеда по-китайски.
Я вышел на гололед, развернул крылья и, включив форсаж, полетел назад, к черной дыре бетонного забора. Бедолага Куракин. Сам у себя тачку свистнул. Такое, конечно, бывает, страховой полис там, еще что… Но его «мокрый асфальт» не застрахован, значит, «еще что»… Теперь ясно, почему авто он с легким сердцем мне завещал. Просто был уверен, что я ее никогда не найду. Ну, хитер…
А дедки молодцы, мировые. «Будьте любезны техпаспорт». Ну да, он до сих пор в моем несгораемо-дворянском томится. Однако что у нас на часах? Бог мой, уже семь. Все, все, быстренько на ужин, рабочий день не бесконечен, особенно когда за дополнительное время мимо денег пролетаешь. У меня частная жизнь тоже присутствует.
Щебенка, дырка, троллейбус, метро, дверь, звонок.
– Привет, Вика…
– И только я нацепил курточку, чтобы пойти на обед, в мое дворянское гнездышко, то есть кабинет, вваливается какой-то обмороженный господин в лиловом колпаке на шапке и с поролоновой бородой. Включается кассетник с дебильной мелодией типа «Happy Birthday To You», а гражданин произносит примерно следующее: «Здравствуйте, я веселый гном. Наша российско-турецкая фирма поздравляет вас с наступающим Рождеством и предлагает купить у нас замечательную складную вешалку. Это прекрасный подарок вашей женщине. Взгляните сюда, можно повесить сразу пять вещей. Ваша подруга будет просто счастлива. Это абсолютно необходимая вещь в хозяйстве. Нет, нет, не женщина – вешалка! Она может разбираться и занимает мало места. Мы предлагаем ее вам по оптовой цене. Всего за сорок тысяч. Испытания в лабораторных условиях показали, что она выдерживает нагрузку до семидесяти килограммов!» Вика, Вика, почему ты смеешься? Я не говорил ему в ответ то, о чем ты подумала. Кошмар какой! Повеситься на этой вешалке мог предложить только Филиппов, он парень прямой. Я просто вышвырнул «гнома» за дверь вместе с колпаком, мелодией и вешалкой.
– Ларин, в чем смысл твоей жизни?
Вот это переходик. Так, между прочим, словно папироску стрельнула.
– Что-нибудь не так?
– Мне тяжело, Ларин.
– Тяжело со мной? Со мной, да?
– Не знаю.
– Так. Что я опять натворил?
– Ничего. Но ты не ответил. Зачем ты живешь?
– Ну ни фига себе! Так получилось, это уж кому как…
– Хватит, Ларин.
– Для тебя имеет значение смысл моей жизни?
– Имеет.
– Брось ты. Поменьше смотри глупые телесериалы. Там любят подобные размышления. Так, все-все, быстренько ищем смысл жизни. Под диван загляните, в шкаф. Вот ведь, специально так не спрячешь. Надо у соседей спросить, может, ненароком они прихватили. Как нам теперь без смысла? Никак.
– Уходи.
– Не уйду. А ты, Бинго, не рычи, тебя никто не спрашивает, это наши с ней заморочки.
– Мне тяжело, Ларин.
– Хорошо, я больше не буду.
– Я не любовница, Ларин.
– Я тоже не любовница.
– Я люблю тебя, Ларин, но я не любовница тебе. Разницу понимаешь?
– Никто и не говорит, что ты моя любовница.
– Ничего ты не понимаешь. Уходи.
– Детский сад какой-то… Уходи-приходи. Вика, мы давно вышли из школьного возраста. Ты что, плачешь? О Боже мой! Бинго, это все из-за тебя. Пошел в коридор. Вика, не надо, а? Все хорошо, родная… Я понимаю, о чем ты, все понимаю. Мы не любовники, Вика. Мы партнеры, тьфу ты… Извини, ну, эти, о, слов нет… В общем, больше чем любовники, больше чем мужчина и женщина. Не плачь. И ничего не бойся. Ну что такое нашло на тебя сегодня?
Я прижался щекой к ее волосам и стал нежно гладить ее лицо.
Я, конечно, понимаю, телевизор здесь ни при чем, но все равно завтра же повытаскиваю из него предохранители.
Я думаю, что Анечка не оговорилась, вспомнив эту маленькую деталь.
«Алло, кто заказывал такси на Дубровку?» Примерно так, только в обратном направлении.
– Минуточку. Машина 35-70 ЛЕГ, водитель Буланов. Да, сегодня на трассе. Прислать? Давайте адрес…
Удивительное дело. Какая приятная дама. Обычно наоборот. «А не пошли бы вы…»
В тревожном ожидании я провел целых сорок минут. В тревожном потому, что дежурная часть могла совсем некстати обрадовать очередным презентом. От бабушки с косой.
Таксист Буланов оказался свойским парнем. Минут пять он морщил лоб, минут десять разглядывал мой настенный календарь с видами Питера и еще минуту усиленно думал. Вернее, вспоминал. Как будто упомянутая мной поездка произошла не позавчера, а в конце прошлого века.
– А! Да, да! Вспомнил.
Еще бы. Я не для того пятьдесят минут потерял, чтобы обратное услышать.
– Я отвез его на юго-запад. Сейчас, сейчас. По Ленинскому, в самый конец.
– Он называл номер дома?
– Нет. Я бы и не запомнил. Просто попросил высадить в конце проспекта.
– Дома-то там были?
– Да, по четной стороне.
– А по нечетной?
– Там забор, стройки, еще что-то.
Я достал чистый лист.
– Нарисуйте, где вы его высадили.
Буланов слеганца блеснул художественными способностями. Надо будет сохранить шедевр. Как фотография. Когда Буланов станет вторым Матиссом, у меня будет ранний Буланов. Что-то в их живописи есть общее.
– Вот здесь. Тут забор, дальше пустырь.
– А куда он пошел? К домам?
Таксист-художник удивленно посмотрел на свое полотнище.
– Как раз наоборот. К забору. Я ведь разворачивался и его бы заметил. А дорогу он не переходил.
– У вас прекрасная память. Вам надо идти в науку, но прежде чем идти туда, подкиньте меня вот сюда.
Я ткнул в квадратик на листе, изображающий машину.
– У меня же план!
Я достал из куртки кошелек, пересчитал наличность и кивнул:
– В счет плана.
– Едем.
Могу я хоть раз позволить себе шикануть? Несмотря на гололед, снегопад и счетчик. Думаю, что могу.
Песню про план я слушал в течение еще сорока минут. Сопровождал ее аккомпанемент включенной рации. Буланов-таксист по всем статьям превосходил Буланова-художника. При таком гололеде выкручивать на такой скорости… В душе, наверное, осознавая, что рядом мент и в случае конфликта с властями в лице ГАИ он вмешается. Почему бы не порезвиться? Я его точку зрения не разделял, вжавшись в переднее сиденье, на которое сел исключительно сдуру. В голове мелькали сладкие грезы о финише или хотя бы красном светофоре.
Когда же мы остановились возле забора, я дружески посоветовал Буланову заняться «Формулой-1». И именно на этом желто-зеленом красавце с антенной. Алан Прост – школьник по сравнению с асом питерских дорог. На мой совет водитель отреагировал очередным болезненным стоном про план. Вот ведь…
Облегчив кошелек ровно на две трети и следуя указанию вытянутой руки мастера Буланова, я направился к забору. Руками, как гордо раскинутыми крыльями самолета, я размахивал в воздухе, чтобы не загреметь на льду.
Забор был высок и длинн. Ой, такого слова, кажется, нет, но вы поняли, о чем я. О том, что дверцы, ведущей внутрь, не было видно ни впереди, ни позади. Черт, а если он кругл? Вот, опять словечко… Буду тогда самолетом летать по кругу.
Но я, как оказалось, заблуждался. Метрах в тридцати от начала путешествия бетонная ограда имела неширокий проем, куда я спокойно проник. Проем превратился в короткий коридорчик, образуемый все теми же бетонными стенами. Миновав его, я оказался на освещенной дороге из щебенки, идущей параллельно забору. Однако все это география юго-запада, поэтому скажу просто: я попал на территорию гаражного кооператива. А забор, получается, вовсе и не забор, а задние стенки гаражей. Надеюсь, собаки еще не спущены с цепей – пистолет-то я оставил в дворянском сейфе, а на льду против собак делать нечего, как, впрочем, и на щебенке.
Бодрым самолетным шагом я посколь-зил к контрольно-пропускному пункту. На крыше его был установлен огромный галогенный прожектор, не иначе как украденный с военного аэродрома предприимчивыми гаражными деятелями.
Проход, через который я попал на территорию, был оставлен специально, дабы автолюбители не проделывали длинный обходной путь через главные ворота, а выходили к проспекту напрямик. Очень мудрое решение. Принято по архитектурно-эстетическим мотивам. Ни к чему портить перспективу новостроек шлагбаумом, собаками и сторожами. Голый забор – гораздо приятнее. А в скором будущем и не забор вовсе, а холст для пробы кисти новым Матиссам и Пикассо. И, разумеется, знатокам великого и могучего русского языка.
Гаражный кооператив был невелик – пара линий длиной не более сотни метров, поэтому через минуту я стоял на пропускном пункте.
Шлагбаум трудился без перерыва, сейчас самое пиковое время суток. Один из сторожей-охранников добросовестно разбирался с приезжающими, требуя именной пропуск; второй восседал в каморке. Для беседы я выбрал второго. Этот у шлагбаума уж больно грозен, пошлет еще.
– Привет, отец. Как сторожится?
«Отец» опустил на нос очки и внимательным взглядом оценил мою внешность:
– Ничего. А вы, извиняюсь, кто?
– Мы из милиции. Есть такая добровольная организация.
Автоматический жест извлечения из кармана «ксивы» и демонстрация очкам.
Очки занимают первоначальное положение.
– Да, пожалуйста. Слушаю. У нас, кстати, все в порядке.
– Не сомневаюсь. Поэтому смотрим и вспоминаем – «фэйс» знаком?
– Кто-кто?
– Лицо по-японски.
– А… Сейчас…
Полуоборот к настольной лампе и изучение фотографии Куракина.
Я присел на второй стульчик и подвинулся к самодельной печке. Ноги где-то промочил. Сволочная погодка, между нами говоря.
– О! На днях. Ну да, он самый. В такой куртке длинной, как ее…
– Пропитке.
– Точно. Что, бандюга какой? Я ведь как знал.
– Конечно, бандюга! По лицу же видно.
Лицо у Куракина было вполне нормальным, поэтому вынужден принести извинения. О мертвых либо хорошо, либо ничего. Но я не за столом его поминаю, я, понимаете ли, надеюсь узнать, кто его убил, а для этого хочу перетащить свидетеля на свою сторону. Так что пускай Куракин пока побудет бандюгой.
– Давай-ка, отец. Покажи ему, кто в стране хозяин. Что он тут натворил?
– Когда ж? Ага! В ту смену. Выезжает. Мы с Семенычем – стой! Пропуск будь любезен. Он сует корочку, не открывая, типа как вы сейчас. Но Семеныча не проведешь. Не было в нашем кооперативе такой машины. Цвет редкий, серый такой.
– «Мокрый асфальт».
– Наверно. Мы ему: «Пропуск-то разверни». Развернул. И, конечно же, не его, подлеца, пропуск. В другой раз мы бы и не вмешались, но председатель на той неделе как раз нас накачал. Поэтому извиняемся, не ваш это пропуск. Давайте-ка разбираться. Он в крик: «В чем дело, в чем дело?! Рехнулись, старые? Тачка-то, мол, моя, родная!»
Мы ему: «Техпаспорт будьте любезны и проезжайте». Он опять в крик: «Очумели? Забыл я техпаспорт дома, а гараж приятеля, вчера он мне разрешил машину сюда загнать».
А мы и отвечаем: «Не знаем, что там за приятель, вчера мы не работали, а сегодня будьте любезны техпаспорт». Семеныч тем временем мне на ухо шепчет: «Милицию вызывай. Не нравится мне этот мужик. У него внешность неубедительная». Я – к телефону. Бандюга – к машине. Прыг – и газу. Чуть шлагбаум не снес. Слева обошел. Мы даже номер разглядеть не успели, каков, а?! Но милицию все равно вызвали, вдруг бандит какой или разыскивается? Сейчас много придурков всяких.
Где-то через час приехали ваши коллеги. Мы все выложили. Они сказали: «Вот если будет заявление об угоне, присылайте человека в отдел, а пока ничем помочь не можем». Вот и вся история. А можно узнать, что этот стервец натворил?
– Он охотится на одиноких сторожей. Есть у него такой бзик. – Я покрутил пальцем у виска. – Крадет их и требует у правительства выкуп. Веселый дядечка. Да, кстати, пропуск, надеюсь, вы ему не отдали?
Сторож открыл ящик стола и извлек серую картонку.
– Вот. Такой действительно у нас есть. У него «шестерка» белая. Мы еще разберемся с ним.
– Да, обязательно. Мы, пожалуй, тоже. – Я сунул пропуск в карман.
– Минуточку, не положено…
– Отец, я ж не машину забираю. Какая разница, кто пропуск хозяину вернет?
– Извиняюсь, а можно еще разок взглянуть на ваше удостоверение?
– На, смотри. Капитан милиции Ларин, состоит в должности оперуполномоченного криминальной милиции. Две печати, фотка. Ничего я в молодости? Так, что тут еще? Разрешено ношение и хранение табельного огнестрельного оружия, но не разрешено из него стрелять. Шутка. Разрешено. Бывало, как жахну с балкона. Все, отец, дальше читать нельзя, государственная тайна. Меня отругать могут, как тебя председатель отругал. Оревуар.
– Чего-чего?
– Покеда по-китайски.
Я вышел на гололед, развернул крылья и, включив форсаж, полетел назад, к черной дыре бетонного забора. Бедолага Куракин. Сам у себя тачку свистнул. Такое, конечно, бывает, страховой полис там, еще что… Но его «мокрый асфальт» не застрахован, значит, «еще что»… Теперь ясно, почему авто он с легким сердцем мне завещал. Просто был уверен, что я ее никогда не найду. Ну, хитер…
А дедки молодцы, мировые. «Будьте любезны техпаспорт». Ну да, он до сих пор в моем несгораемо-дворянском томится. Однако что у нас на часах? Бог мой, уже семь. Все, все, быстренько на ужин, рабочий день не бесконечен, особенно когда за дополнительное время мимо денег пролетаешь. У меня частная жизнь тоже присутствует.
Щебенка, дырка, троллейбус, метро, дверь, звонок.
– Привет, Вика…
– И только я нацепил курточку, чтобы пойти на обед, в мое дворянское гнездышко, то есть кабинет, вваливается какой-то обмороженный господин в лиловом колпаке на шапке и с поролоновой бородой. Включается кассетник с дебильной мелодией типа «Happy Birthday To You», а гражданин произносит примерно следующее: «Здравствуйте, я веселый гном. Наша российско-турецкая фирма поздравляет вас с наступающим Рождеством и предлагает купить у нас замечательную складную вешалку. Это прекрасный подарок вашей женщине. Взгляните сюда, можно повесить сразу пять вещей. Ваша подруга будет просто счастлива. Это абсолютно необходимая вещь в хозяйстве. Нет, нет, не женщина – вешалка! Она может разбираться и занимает мало места. Мы предлагаем ее вам по оптовой цене. Всего за сорок тысяч. Испытания в лабораторных условиях показали, что она выдерживает нагрузку до семидесяти килограммов!» Вика, Вика, почему ты смеешься? Я не говорил ему в ответ то, о чем ты подумала. Кошмар какой! Повеситься на этой вешалке мог предложить только Филиппов, он парень прямой. Я просто вышвырнул «гнома» за дверь вместе с колпаком, мелодией и вешалкой.
– Ларин, в чем смысл твоей жизни?
Вот это переходик. Так, между прочим, словно папироску стрельнула.
– Что-нибудь не так?
– Мне тяжело, Ларин.
– Тяжело со мной? Со мной, да?
– Не знаю.
– Так. Что я опять натворил?
– Ничего. Но ты не ответил. Зачем ты живешь?
– Ну ни фига себе! Так получилось, это уж кому как…
– Хватит, Ларин.
– Для тебя имеет значение смысл моей жизни?
– Имеет.
– Брось ты. Поменьше смотри глупые телесериалы. Там любят подобные размышления. Так, все-все, быстренько ищем смысл жизни. Под диван загляните, в шкаф. Вот ведь, специально так не спрячешь. Надо у соседей спросить, может, ненароком они прихватили. Как нам теперь без смысла? Никак.
– Уходи.
– Не уйду. А ты, Бинго, не рычи, тебя никто не спрашивает, это наши с ней заморочки.
– Мне тяжело, Ларин.
– Хорошо, я больше не буду.
– Я не любовница, Ларин.
– Я тоже не любовница.
– Я люблю тебя, Ларин, но я не любовница тебе. Разницу понимаешь?
– Никто и не говорит, что ты моя любовница.
– Ничего ты не понимаешь. Уходи.
– Детский сад какой-то… Уходи-приходи. Вика, мы давно вышли из школьного возраста. Ты что, плачешь? О Боже мой! Бинго, это все из-за тебя. Пошел в коридор. Вика, не надо, а? Все хорошо, родная… Я понимаю, о чем ты, все понимаю. Мы не любовники, Вика. Мы партнеры, тьфу ты… Извини, ну, эти, о, слов нет… В общем, больше чем любовники, больше чем мужчина и женщина. Не плачь. И ничего не бойся. Ну что такое нашло на тебя сегодня?
Я прижался щекой к ее волосам и стал нежно гладить ее лицо.
Я, конечно, понимаю, телевизор здесь ни при чем, но все равно завтра же повытаскиваю из него предохранители.
Глава 6
Дверь открылась сразу. Потому что я на западный манер позвонил накануне и предупредил, что завтра заявлюсь с визитом. Хозяин не суетился передо мной, не предлагал тапочки и кофе, поэтому я сразу почувствовал его высокий общественный статус. Он молча указал на дверь в комнату, куда я и проследовал.
– Прошу. Я сел.
– Слушаю вас.
Как обычно я бегло оглядел комнату, убедился в правоте мебельной рекламы, изяществе посуды и аппаратуры. И сделал соответствующий вывод: высокий общественный статус собеседника благоприятно влияет на его кошелек. Или наоборот, это кошелек влияет на его статус.
Запах дешевой косметики, витавший в комнате, говорил о полной неразборчивости хозяина в женском вопросе. Очевидно, физиологические позывы он удовлетворял исключительно при помощи газеты «Реклама-Шанс». Не самой газеты, естественно, а тех многозначительных объявлений типа «Две киски ждут своего котенка».
Я молча достал пропуск в гараж и положил на журнальный столик.
– Вот, собственно…
– Ну и что?
– Хотелось бы знать, как он у меня оказался.
– Вероятно, вы забрали его у Вити.
– Все верно. Аркадий Сергеевич, я понимаю, гараж – ваша частная собственность и вы вольны предоставлять его кому угодно. Судя по вашему ответу, вы не намерены ничего скрывать, а стало быть, не считаете себя в чем-то виноватым. Тем лучше. Я жду вашего рассказа о событиях последних трех дней.
– Вы правы, я действительно не считаю себя в чем-либо виновным, и в связи с этим мне бы хотелось уточнить причину ваших вопросов.
Хорошо излагает. Я, однако, буду проще.
– Витя убит.
«Статус» побледнел. Цвет мебели остался без изменений.
– Как убит?
– Если вас интересует способ, то застрелен. Из пистолета.
– Боже…
Рекламная пауза. Подождем. Тик-так, тик-так. Все, хватит.
– Я слушаю. Сначала про гараж, потом про все остальное.
– Я ведь как чувствовал. Ерунда какая-то.
– Насчет ерунды это вы точно заметили. Он попросил вас угнать его машину?
– Угнать? Нет-нет, такого разговора не было. Просто перегнать.
– И зачем вдруг?
– Я мало что понял. Витя позвонил, кажется, вечером. Аркадий, мол, у меня проблемы. Включили счетчик, хотят отобрать тачку. Я не удивился, это сейчас имеет место. Я его: «Кто? За что?» Он: «Кто-кто – все те же, бритоголовые в кепках!» А за что, он и сам не знал. Якобы.
У меня на юго-западе гараж есть, я Вите говорил как-то. Он попросил машину туда пристроить. Мне-то не жалко, моя тележка сейчас на ремонте после аварии. Договорились. Подъезжай – поставим. Он объяснил, что открыто нельзя. Давай, говорит, часиков в пять он к дому подрулит, а дверь не закроет. В бардачке будет запасной ключ.
Даже денег предложил. Я, естественно, отказался, неудобно как-то. Согласился, перегоню, мол. Я, честно говоря, подумал, как всегда – человек напуган, везде «хвосты» да бандиты мерещатся, поэтому и согласился. На другой день приехал к нему и перегнал машину.
– А пропуск?
– Пропуск я в тот же вечер ему отдал. Он сам попросил, сказал, что, возможно, машина понадобится.
– Замечательная песенка. Аркадий Сергеевич, ваш статус и кошелек не должны позволять вам делать из самого себя дурачка. А заодно и из меня. Какие трогательные у вас отношения, однако. Вы, глупенький дяденька, моментально принимаете на веру все, что рассказал товарищ Куракин. Ай-яй-яй, бандиты, счетчик. А если б, к примеру, он попросил вас подержать дома пару ящиков с оружием, потому что у него нет места, вы тоже согласились бы? Конечно, друг, конечно…
– Я не понимаю… Вы считаете, что это я сам придумал?!
– Как вы познакомились с Куракиным?
– Мы вместе с Витей отдыхали на Кипре. Жили в одном номере. Этим летом. Там и познакомились.
– Он был один?
– Да, естественно, поэтому нас вместе и поселили.
– Вы тоже занимаетесь коммерцией?
– Можно сказать, да. Рекламная фирма. Он, кстати, давал рекламу через нас. Осенью.
– То есть по большому счету вы его случайный знакомый?
– Близких отношений между нами возникнуть и не могло. Так, разок посидели в ресторанчике, уже после Кипра, разок он приезжал ко мне.
– Общих знакомых, само собой, тоже не было?
– Кроме тех, кто входил в туристическую группу.
– И вас не удивила его необычная просьба? Ну, я имею в виду, не необычность самой просьбы, а то, что он обратился именно к вам, а не к более близкому человеку.
– Я об этом даже не подумал. В конце концов, люди часто обращаются за помощью к дальним знакомым. Есть такая сторона человеческой психологии. Но, я вас уверяю, Витя не говорил мне, зачем ему на самом деле это надо.
– Хорошо, как долго он собирался прятать у вас машину?
– Мы срок не оговаривали. Недели две, думаю, точно, пока моя на ремонте.
– Он не просил у вас денег в долг?
– Прошу. Я сел.
– Слушаю вас.
Как обычно я бегло оглядел комнату, убедился в правоте мебельной рекламы, изяществе посуды и аппаратуры. И сделал соответствующий вывод: высокий общественный статус собеседника благоприятно влияет на его кошелек. Или наоборот, это кошелек влияет на его статус.
Запах дешевой косметики, витавший в комнате, говорил о полной неразборчивости хозяина в женском вопросе. Очевидно, физиологические позывы он удовлетворял исключительно при помощи газеты «Реклама-Шанс». Не самой газеты, естественно, а тех многозначительных объявлений типа «Две киски ждут своего котенка».
Я молча достал пропуск в гараж и положил на журнальный столик.
– Вот, собственно…
– Ну и что?
– Хотелось бы знать, как он у меня оказался.
– Вероятно, вы забрали его у Вити.
– Все верно. Аркадий Сергеевич, я понимаю, гараж – ваша частная собственность и вы вольны предоставлять его кому угодно. Судя по вашему ответу, вы не намерены ничего скрывать, а стало быть, не считаете себя в чем-то виноватым. Тем лучше. Я жду вашего рассказа о событиях последних трех дней.
– Вы правы, я действительно не считаю себя в чем-либо виновным, и в связи с этим мне бы хотелось уточнить причину ваших вопросов.
Хорошо излагает. Я, однако, буду проще.
– Витя убит.
«Статус» побледнел. Цвет мебели остался без изменений.
– Как убит?
– Если вас интересует способ, то застрелен. Из пистолета.
– Боже…
Рекламная пауза. Подождем. Тик-так, тик-так. Все, хватит.
– Я слушаю. Сначала про гараж, потом про все остальное.
– Я ведь как чувствовал. Ерунда какая-то.
– Насчет ерунды это вы точно заметили. Он попросил вас угнать его машину?
– Угнать? Нет-нет, такого разговора не было. Просто перегнать.
– И зачем вдруг?
– Я мало что понял. Витя позвонил, кажется, вечером. Аркадий, мол, у меня проблемы. Включили счетчик, хотят отобрать тачку. Я не удивился, это сейчас имеет место. Я его: «Кто? За что?» Он: «Кто-кто – все те же, бритоголовые в кепках!» А за что, он и сам не знал. Якобы.
У меня на юго-западе гараж есть, я Вите говорил как-то. Он попросил машину туда пристроить. Мне-то не жалко, моя тележка сейчас на ремонте после аварии. Договорились. Подъезжай – поставим. Он объяснил, что открыто нельзя. Давай, говорит, часиков в пять он к дому подрулит, а дверь не закроет. В бардачке будет запасной ключ.
Даже денег предложил. Я, естественно, отказался, неудобно как-то. Согласился, перегоню, мол. Я, честно говоря, подумал, как всегда – человек напуган, везде «хвосты» да бандиты мерещатся, поэтому и согласился. На другой день приехал к нему и перегнал машину.
– А пропуск?
– Пропуск я в тот же вечер ему отдал. Он сам попросил, сказал, что, возможно, машина понадобится.
– Замечательная песенка. Аркадий Сергеевич, ваш статус и кошелек не должны позволять вам делать из самого себя дурачка. А заодно и из меня. Какие трогательные у вас отношения, однако. Вы, глупенький дяденька, моментально принимаете на веру все, что рассказал товарищ Куракин. Ай-яй-яй, бандиты, счетчик. А если б, к примеру, он попросил вас подержать дома пару ящиков с оружием, потому что у него нет места, вы тоже согласились бы? Конечно, друг, конечно…
– Я не понимаю… Вы считаете, что это я сам придумал?!
– Как вы познакомились с Куракиным?
– Мы вместе с Витей отдыхали на Кипре. Жили в одном номере. Этим летом. Там и познакомились.
– Он был один?
– Да, естественно, поэтому нас вместе и поселили.
– Вы тоже занимаетесь коммерцией?
– Можно сказать, да. Рекламная фирма. Он, кстати, давал рекламу через нас. Осенью.
– То есть по большому счету вы его случайный знакомый?
– Близких отношений между нами возникнуть и не могло. Так, разок посидели в ресторанчике, уже после Кипра, разок он приезжал ко мне.
– Общих знакомых, само собой, тоже не было?
– Кроме тех, кто входил в туристическую группу.
– И вас не удивила его необычная просьба? Ну, я имею в виду, не необычность самой просьбы, а то, что он обратился именно к вам, а не к более близкому человеку.
– Я об этом даже не подумал. В конце концов, люди часто обращаются за помощью к дальним знакомым. Есть такая сторона человеческой психологии. Но, я вас уверяю, Витя не говорил мне, зачем ему на самом деле это надо.
– Хорошо, как долго он собирался прятать у вас машину?
– Мы срок не оговаривали. Недели две, думаю, точно, пока моя на ремонте.
– Он не просил у вас денег в долг?