Киз Дэниел. Множественные умы Билли Миллигана

   – А кто будет платить за это?
   – У нас есть фонды.
   – Ну да, миллионы.
   – Да перестань ты! Мы можем позволить себе проверить его у психолога.
   – Скажи это судье, – пробормотал Гэри.
   Когда суд согласился отложить слушание, чтобы Уильяма Миллигана обследовал психолог, Гэри Швейкарт смог уделить внимание предварительному слушанию дела, возбужденного Комиссией по условно-досрочному освобождению и намеченного на среду.
   – Меня собираются отправить обратно в Ливанскую тюрьму, – сообщил Миллиган.
   – Если нам не удастся помешать этому, – сказал Гэри.
   – Они нашли пистолеты в моей квартире. А это было одним из условий моего освобождения: никогда не покупать, не хранить и не использовать холодное или огнестрельное оружие.
   – Что ж, все возможно, – согласился Гэри. – Но если мы собираемся защищать тебя, лучше чтобы ты оставался в Коламбусе. Тут мы сможем работать с тобой.
   – Что вы собираетесь делать?
   – Предоставь это мне.
   Гэри впервые увидел, как Миллиган улыбнулся. В глазах его появился блеск. Он расслабился, успокоился, стал шутить – почти беззаботно. Совершенно другой человек, не похожий на тот клубок нервов, с которым Швейкарт встретился в первый день. Он подумал, что парня будет намного легче защищать, чем показалось вначале.
   – Так и держись, – посоветовал ему Гэри. – Сохраняй спокойствие.
   Он привел Миллигана в помещение, где члены Комиссии по условно-досрочному освобождению уже раздавали копии докладной записки полицейского и показания сержанта Демпси, что во время ареста Миллигана он нашел девятимиллиметровый «Смит-Вессон» и полуавтоматический пистолет с пятью патронами в обойме.
   – Скажите, господа, – обратился Швейкарт, потирая бороду костяшками пальцев, – эти пистолеты прошли тестовую стрельбу?
   – Нет, – ответил председатель, – но это настоящие пистолеты, с обоймами.
   – Если тестовая стрельба не была проведена, чем можно доказать, что это настоящие пистолеты?
   – Экспертизу проведут не ранее следующей недели. Гэри хлопнул ладонью по столу.
   – Но я настаиваю, чтобы вы приняли решение по вопросу досрочного освобождения сегодня, или вам придется решать его после судебного слушания. Так пистолет это или игрушка? – Он оглядел присутствующих, – Вы не доказали мне, что эта вещь – пистолет.
   Председатель кивнул.
   – Господа, я считаю, что у нас нет выбора. Придется отложить решение о прекращении условного освобождения до выяснения, является ли оружие настоящим.
   На следующее утро, в 10 часов 50 минут, член комиссии представил уведомление, что дело о прекращении условного освобождения будет слушаться 12 декабря 1977 года в Ливанском исправительном заведении. Присутствие Миллигана не требовалось.
   Джуди посетила Миллигана, чтобы поговорить об уликах, найденных в его квартире. Она увидела отчаяние в его глазах, когда он спросил:
   – Вы думаете, что это сделал я?
   – Дело не в том, что я думаю, Билли. Дело в найденных уликах. Нам нужно, чтобы ты объяснил, почему все это находилось в твоей квартире.
   Взгляд его потускнел. Миллиган снова отстранился от нее и замкнулся в себе.
   – Не важно, – сказал он. – Уже ничего не важно. На следующий день она получила письмо, написанное на линованной желтой казенной бумаге:

   Уважаемая мисс Джуди,
   Пишу это письмо, потому что иногда я не могу сказать того, что чувствую, а я больше всего хочу, чтобы Вы меня поняли.
   Прежде всего, я хочу поблагодарить Вас за все, что Вы сделали для меня. Вы добрый, милый человек, и Вы очень стараетесь. Большего нельзя и требовать.
   Теперь Вы со спокойной совестью можете забыть про меня. Скажите в вашей конторе, что я не хочу никаких адвокатов. Мне не нужен адвокат.
   Раз Вы считаете меня виновным, значит, я действительно виновен. Я лишь хотел знать это наверняка. Всю свою жизнь я только и делал, что причинял боль и вред тем, кого люблю. И самое страшное то, что я не могу прекратить это, потому что не могу не делать этого. Заключение меня в тюрьму сделает меня только хуже, как это случилось в прошлый раз. Психиатры не знают, что делать, потому что не могут понять, в чем дело.
   Теперь я должен остановиться. Я сдаюсь. Мне все равно. Можно Вас попросить исполнить мою последнюю просьбу? Позвоните маме и Кэти и скажите им, чтобы они больше сюда не приходили. Я больше не хочу никого видеть. Но я люблю их и прошу прощения. Вы самый лучший адвокат, каких я знаю, и я всегда буду помнить, что Вы были добры ко мне. Прощайте.

Билли

   В тот же вечер сержант позвонил Швейкарту домой.
   – Ваш клиент снова пытался покончить с собой.
   – О господи! Что же он сделал на этот раз?
   – Вы не поверите, но мы вынуждены предъявить ему иск за порчу казенного имущества. Он разбил унитаз в камере и осколком перерезал себе вены.
   – Черт побери!
   – Скажу вам еще кое-что, адвокат. С вашим клиентом и в самом деле что-то странное. Он разбил унитаз кулаком.

• 5 •

   Швейкарт и Стивенсон проигнорировали письмо Мил-лигана, в котором он отказывался от их услуг, и ежедневно посещали его в тюрьме. Служба государственной защиты выделила деньги на оплату психологического тестирования. 8 и 13 января 1978 года доктор Уиллис С. Дрис-колл провел серию тестов.
   Тест на интеллект показал коэффициент интеллектуального развития (IQ), равный 68, но Дрисколл заявил, что депрессия Миллигана снизила этот показатель. Его диагноз – острая форма шизофрении.

   «Миллиган страдает расстройством личности до такой степени, что трудно определить границы его «я». Он испытывает шизофреническую неспособность определять расстояние и почти не в состоянии отделить себя от своего окружения. «…» Он слышит голоса, которые приказывают ему совершать те или иные действия и кричат на него в случае отказа. Миллиган выражает уверенность, что это голоса людей, которые вышли из преисподней, чтобы мучить его. Он также говорит о хороших людях, которые периодически входят в его тело, чтобы сражаться с плохими людьми. «…» По моему мнению, в настоящее время мистер Миллиган не способен выступить в свою защиту, не способен установить адекватный контакт с реальностью, чтобы понять происходящие события. Я настоятельно рекомендую поместить этого человека в больницу для дальнейшего исследования и возможного лечения».

   Первая судебная схватка произошла 19 января, когда Стивенсон и Швейкарт представили отчет психолога судье Джею С. Флауэрсу в доказательство того, что их клиент не способен выступить в свою защиту. Флауэрс сказал, что он обратится в Юго-Западный центр психического здоровья в Коламбусе, чтобы тот обязал свой отдел судебной психиатрии обследовать их подзащитного. Гэри и Джуди это встревожило, поскольку обычно эта организация принимала сторону обвинения.
   Гэри настаивал на том, что любая информация, которая будет получена во время исследований в психиатрическом центре, не должна разглашаться и не должна быть использована против их клиента ни при каких обстоятельствах. Шерман и Явич возражали. Тогда государственные защитники пригрозили, что посоветуют Миллигану не разговаривать ни с кем из психологов и психиатров этого центра. Судья Флауэрс был близок к тому, чтобы обвинить их в неуважении к суду.
   В качестве компромисса обвинители согласились с тем, что только в том случае, если Миллиган будет давать показания в свою защиту, они зададут ему вопросы, касающиеся уличающих фактов, о которых он сообщит психологам, назначенным судом. Частичная победа все же лучше, чем ничего. На таких условиях адвокаты решили рискнуть и позволить специалистам Юго-Западного отделения судебной психиатрии побеседовать с Уильямом Миллиганом.
   – Неплохая попытка, – смеясь, сказал Шерман, когда они выходили из кабинета судьи Флауэрса. – Отчаянные вы ребята, как я погляжу. Но это вам не поможет. Я продолжаю утверждать, что дело можно считать закрытым.
   Чтобы предотвратить дальнейшие попытки самоубийства, шериф распорядился перевести Миллигана в одиночную палату в лазарете и надеть на него смирительную рубашку. Пришедший позднее посмотреть заключенного врач Расе Хилл не поверил своим глазам. Он позвал сержанта Уиллиса, старшего по смене с 3 до 11 часов, и показал на Миллигана сквозь решетку. Уиллис раскрыл рот от удивления: Миллиган крепко спал, положив под голову свернутую смирительную рубашку.

ГЛАВА ВТОРАЯ

• 1 •

   Первая беседа со специалистом Юго-Западного центра была назначена на 31 января 1978 года. Психолог Дороти Тернер, хрупкая женщина с застенчивым, почти испуганным выражением лица, подняла голову, когда сержант Уиллис ввел Миллигана в кабинет для беседы.
   Она увидела привлекательного высокого молодого человека в синем спортивном костюме. У него были усы и длинные баки, но в его глазах застыл детский страх. Увидев ее, он вроде бы удивился, но когда сел на стул напротив нее, сложив руки на коленях, то уже улыбался.
   – Мистер Миллиган, – сказала она, – я Дороти Тернер из Юго-Западного центра психического здоровья. Мне нужно задать вам несколько вопросов. Где вы живете в настоящее время?
   Он огляделся вокруг.
   – Здесь.
   – Номер вашего социального обеспечения?
   Юноша нахмурился и долго думал, рассматривая пол, стены, покрашенные желтой краской, жестяную банку вместо пепельницы на столе. Потом погрыз ноготь и стал рассматривать заусенцы.
   – Мистер Миллиган, – сказала Дороти Тернер, – я пришла помочь вам, но вы тоже должны мне помогать. Вы должны отвечать на мои вопросы, чтобы я могла понять, в чем дело. Итак, каков номер вашего социального обеспечения?
   Он пожал плечами:
   – Не знаю.
   Она заглянула в свои записи и прочитала номер. Юноша покачал головой:
   – Это не мой номер. Наверное, это номер Билли. Дороти пристально посмотрела на него.
   – А разве вы не Билли?
   – Нет, – сказал он, – это не я. Она нахмурилась.
   – Минутку. Если вы не Билли, то кто же вы?
   – Я Дэвид.
   – А где же Билли?
   – Билли спит.
   – Где спит?
   Он ткнул себя в грудь.
   – Здесь. Он спит.
   Дороти Тернер вздохнула, собрав все свои силы, и терпеливо кивнула.
   – Мне нужно поговорить с Билли.
   – Нет, Артур вам не разрешит. Билли спит. Артур не будет его будить, потому что, если он разбудит, Билли убьет себя.
   Психолог какое-то время внимательно смотрела на молодого человека, не зная, как продолжить разговор. Его голос, обороты его речи были похожи на детские.
   – Подожди-ка минутку. Я хочу, чтобы ты объяснил мне это.
   – Не могу. Я сделал ошибку. Мне вообще не следовало говорить.
   – Почему?
   – У меня будут неприятности с другими. – В юном голосе прозвучала паника.
   – Значит, тебя зовут Дэвид? Он кивнул.
   – А кто эти другие?
   – Я не могу вам сказать.
   Дороти стала тихонько постукивать пальцами по столу.
   – Но, Дэвид, ты должен рассказать мне об этом, чтобы я могла помочь тебе.
   – Я не могу, – упорствовал он. – Они ужасно рассердятся и не позволят мне больше вставать на пятно.
   – Но ты должен кому-нибудь рассказать. Ведь ты очень боишься, правда?
   – Да, – признался он, и в его глазах блеснули слезы.
   – Дэвид, очень важно, чтобы ты доверился мне. Позволь мне узнать, что происходит, чтобы я могла помочь.
   Он долго и напряженно думал и наконец пожал плечами.
   – Ладно, я расскажу вам, но при одном условии. Вы должны обещать мне, что никому на свете не расскажете этой тайны. Никому. Никогда. Никогда. Никогда.
   – Хорошо, – сказала она. – Я обещаю.
   – За всю свою жизнь? Дороти кивнула.
   – Скажите, что обещаете.
   – Я обещаю.
   – О'кей, – сказал он. – Я вам расскажу. Всего я не знаю. Знает только Артур. Как вы сказали, мне страшно, потому что очень часто я не знаю, что происходит.
   – Сколько тебе лет, Дэвид?
   – Восемь. Скоро будет девять.
   – А почему именно ты пришел поговорить со мной?
   – Я даже и не знал, что появлюсь. Кого-то ударили в тюрьме, и я вышел, чтобы взять боль.
   – Объясни, пожалуйста.
   – Артур говорит, что я хранитель боли. Когда кому-то больно, мне надо встать на пятно и почувствовать эту боль.
   – Это должно быть ужасно. Его глаза наполнились слезами.
   – Да, это несправедливо.
   – Скажи, Дэвид, что значит «встать на пятно»?
   – Так говорит Артур. Он объясняет нам, как это происходит, когда кто-нибудь из нас должен выйти. Это большое яркое пятно света, как от прожектора. Все находятся вокруг него, бодрствуют или спят в своих постелях. И кто становится на пятно, тот выходит в мир. Артур говорит: «Тот, кто встает на пятно, овладевает сознанием».
   – Кто же эти другие люди?
   – Их много. Я всех не знаю. Теперь я знаю некоторых из них, но не всех. Ой! – Он внезапно замолчал.
   – В чем дело?
   – Я назвал имя Артура. Теперь уж точно мне попадет за то, что я выдал секрет.
   – Все хорошо, Дэвид. Я же обещала, что никому не скажу.
   Он съежился на стуле:
   – Я не могу больше говорить. Мне страшно.
   – Ладно, Дэвид. На сегодня достаточно. Но завтра я снова приду, и мы еще поговорим с тобой.
   Выйдя из окружной тюрьмы, Дороти Тернер остановилась и плотнее запахнула пальто, спасаясь от холодного ветра. Она была готова к встрече с молодым уголовником, который прикидывается безумным, чтобы избежать наказания, но не ожидала ничего подобного.

• 2 •

   На следующий день, войдя в комнату для бесед, Дороти Тернер заметила что-то новое в выражении лица Миллигана. Он избегал ее взгляда и сидел на стуле с поднятыми коленями, играя со своими ботинками. Дороти спросила его о самочувствии.
   Миллиган ответил не сразу, он оглядывался по сторонам и время от времени бросал взгляд на Дороти, как будто не узнавая ее. Потом потряс головой и заговорил как подросток – уроженец Лондона, говорящий на кокни.
   – Шумно очень, – сказал он. – Вы все шумите. Чего у вас тут делается?
   – Твоя речь звучит смешно, Дэвид. Что это за акцент?
   Его взгляд стал шаловливым.
   – А я не Дэвид. Я Кристофер.
   – Тогда где же Дэвид?
   – Дэвид плохо себя ведет.
   – О чем ты говоришь?
   – Ну, другие ужас как разозлились, потому что он рассказал.
   – Объясни мне, пожалуйста.
   – Не буду! А то влетит, как Дэвиду.
   – За что его наказали? – спросила она, нахмурясь.
   – Он рассказал, говорю же.
   – Что рассказал?
   – Сами знаете что. Секрет.
   – Ну хорошо. Расскажи мне немножко о себе, Кристофер. Сколько тебе лет?
   – Тринадцать.
   – И чем ты любишь заниматься?
   – На барабане немного играю, но лучше всего на губной гармонике.
   – Откуда ты?
   – Из Англии.
   – У тебя есть братья или сестры?
   – Только Кристин. Ей три года.
   Дороти внимательно следила за лицом Кристофера, когда тот говорил на кокни. Он был открытым, искренним, счастливым и очень отличался от человека, с которым она беседовала накануне. Должно быть, Миллиган невероятно хороший актер.

• 3 •

   4 февраля, в свой третий визит, Дороти Тернер заметила, что молодой человек, вошедший в комнату, держится совсем по-другому. Он небрежно сел, откинулся на спинку стула и высокомерно взглянул на нее.
   – Как ты сегодня себя чувствуешь? – спросила она, почти боясь услышать ответ.
   Он пожал плечами:
   – Нормально.
   – Скажи, пожалуйста, как дела у Дэвида и Кристофера?
   Он нахмурился и в упор посмотрел на нее.
   – Слушайте, леди, я не знаю, кто вы такая.
   – Я здесь, чтобы помочь тебе. Мы должны поговорить о том, что происходит.
   – Черт, да я понятия не имею, что происходит!
   – Разве ты не помнишь, как позавчера разговаривал со мной?
   – Разговаривал? Да я никогда в жизни вас не видел!
   – Ты можешь сказать, как тебя зовут?
   – Томми.
   – А фамилия?
   – Просто Томми.
   – Сколько тебе лет?
   – Шестнадцать.
   – Расскажи мне немножко о себе.
   – Леди, я не разговариваю с чужими. Не лезьте ко мне.
   В течение следующих пятнадцати минут Дороти Тернер пыталась разговорить его, но Томми оставался замкнутым. Выйдя из здания тюрьмы, она немного постояла на Фронт-стрит, думая о Кристофере и о своем обещании Дэвиду никогда не выдавать секрета. Она разрывалась между своим обещанием и пониманием того, что адвокаты Миллигана должны знать об этом. Позже доктор Тернер позвонила в адвокатуру и попросила к телефону Джуди Стивенсон.
   – Послушайте, – сказала она, когда Стивенсон взяла трубку, – в данный момент я не могу говорить с вами об этом, но если вы не читали книгу «Сивилла», достаньте и прочитайте ее.
   Удивившись звонку Тернер, Джуди в тот же вечер купила книгу и принялась за чтение. Поняв, о чем идет речь, она долго лежала в постели, глядя в потолок и думая: «Ну и ну! Множественная личность? Неужели Тернер намекала мне на это?» Она представила себе Миллигана, дрожавшего при опознании; вспоминала другие случаи, когда он был разговорчив, жестикулировал, шутил. Она всегда объясняла изменения в его поведении депрессией. А теперь вдруг вспомнила, что сержант Уиллис рассказал ей, как Миллиган выскользнул из смирительной рубашки, а доктор Расе Хилл говорил о нечеловеческой силе, которую временами демонстрировал заключенный. В ее голове вдруг зазвучал голос Миллигана: «Я не помню того, что, по их словам, сделал. Я ничего не знаю».
   Джуди хотела разбудить мужа и поговорить с ним об этом, но знала, что скажет Эл. Она знала, что сказал бы любой человек, если бы она попыталась рассказать ему, о чем она сейчас думает. За три года работы адвокатом она ни разу не сталкивалась с клиентом, подобным Миллигану. Джуди решила пока ничего не говорить и Гэри. Она должна сначала проверить все сама.
   На следующее утро она позвонила Дороти Тернер:
   – Послушайте, – сказала Джуди, – тот Миллиган, с которым я встречалась и разговаривала в последние несколько недель, иногда вел себя странно. Настроение его резко менялось. Он импульсивный. Но я не заметила настолько значительных различий, которые привели бы меня к выводу, что это похоже на случай, описанный в «Сивилле».
   – Это как раз то, что мучает меня уже несколько дней, – сказала Тернер. – Я обещала никому ничего не говорить и держу свое обещание. Я только посоветовала вам прочитать книгу. Но возможно, мне удастся убедить его и он позволит открыть вам его секрет.
   Напомнив себе, что она разговаривает с психологом из Юго-Западного центра – фактически со стороной обвинения, – Джуди сказала:
   – Что ж, вам решать. Скажите мне потом, как, по вашему мнению, мне следует поступить.
   Когда Дороти Тернер пришла на четвертую встречу с Миллиганом, она увидела испуганного маленького мальчика, который назвался Дэвидом, как в первый раз.
   – Я помню, что обещала никогда не выдавать секрета, – сказала она, – но я должна рассказать Джуди Стивенсон.
   – Нет! – закричал Дэвид, вскочив со стула. – Вы обещали! Мисс Джуди не будет больше меня любить, если вы ей расскажете!
   – Она будет тебя любить. Она твой адвокат и должна знать, чтобы помочь тебе.
   – Вы обещали. Если вы нарушите обещание, это будет все равно что ложь. Вы не можете рассказать. Я попал в беду. Артур и Рейджен сильно рассердились на меня за то, что я проболтался, и…
   – Кто такой Рейджен?
   – Вы дали обещание. А обещание – самое важное на свете.
   – Ты разве не понял, Дэвид? Если я не расскажу Джуди, она не сможет спасти тебя. Тебя могут надолго посадить в тюрьму.
   – Мне все равно. Вы обещали.
   – Но…
   Его глаза сделались стеклянными, губы задвигались, словно он разговаривал сам с собой. Потом он выпрямился на стуле, сложил кончики пальцев вместе и сердито посмотрел на нее.
   – Мадам, вы не имеете права нарушать обещание, данное этому юноше, – сказал он с аристократическим британским прононсом, почти не шевеля губами.
   – Мне кажется, мы не встречались, – сказала Дороти, судорожно схватившись за подлокотники кресла и отчаянно пытаясь скрыть свое удивление.
   – Он говорил вам обо мне.
   – Ты – Артур?
   Он высокомерно кивнул. Дороти глубоко вздохнула.
   – Итак, Артур, очень важно, чтобы я рассказала адвокатам о том, что происходит.
   – Не вижу в этом смысла, – сказал он. – Адвокаты вам не поверят.
   – А может, стоит попробовать? Я приглашу Джуди Стивенсон, чтобы она познакомилась с тобой, и…
   – Нет.
   – Это могло бы спасти тебя от тюрьмы. Я должна… Молодой человек наклонился вперед и бросил на нее презрительный взгляд.
   – Послушайте, мисс Тернер! Если вы кого-нибудь приведете сюда, другие будут просто молчать. Все это будет выглядеть глупо, не правда ли?
   После пятнадцатиминутного спора с Артуром Дороти заметила, что взгляд собеседника стал каким-то тусклым. Он откинулся в кресле, а когда снова выпрямился, голос его изменился и выражение лица стало дружелюбным.
   – Вы не можете рассказать, – сказал он. – Вы дали обещание, а это священно.
   – С кем я сейчас разговариваю? – прошептала Дороти.
   – С Алленом. Это я обычно разговариваю с Джуди и Гэри.
   – Но адвокаты знакомы только с Билли Миллиганом.
   – Мы все отзываемся на имя Билли, чтобы секрет не раскрылся. Но Билли сейчас спит. Он уже давно спит. Послушайте, мисс Тернер, можно мне вас называть Дороти? Мать Билли зовут Дороти.
   – Ты говоришь, что это ты большей частью разговариваешь с Джуди и Гэри. С кем еще они разговаривали?
   – Ну, они об этом не знают, потому что голос Томми очень похож на мой. Вы уже знаете Томми. Это он выбрался из смирительной рубашки и из наручников. Мы очень похожи, но говорю в основном я. Томми раздражается и язвит. Он не умеет общаться с людьми.
   – С кем еще знакомы адвокаты? Он пожал плечами.
   – Первым, кого увидел Гэри, когда нас привезли в тюрьму, был Денни. Он был сильно напуган и смущен. Денни мало знает о происходящем, ему только четырнадцать.
   – А тебе?
   – Восемнадцать.
   Дороти вздохнула и покачала головой.
   – Ну хорошо… Аллен. Ты кажешься умным человеком, а значит, должен понимать, что меня нужно освободить от обещания. Джуди и Гэри должны знать обо всем, чтобы правильно построить защиту.
   – Артур и Рейджен против этого, – сказал он. – Они говорят, что люди подумают, будто мы сумасшедшие.
   – Но разве это не стоит того, чтобы выйти из тюрьмы? Он отрицательно мотнул головой:
   – Не мне решать. Мы хранили этот секрет всю жизнь.
   – А кто может решить?
   – По правде говоря, кто угодно. Артур главный, но секрет принадлежит всем. Вам Дэвид уже сказал, но тайна не должна выйти за пределы комнаты.
   Дороти попыталась объяснить ему, что это ее обязанность как психолога – рассказать обо всем его адвокатам. Но Аллен возразил: нет никакой гарантии, что это поможет, а если поднимется газетная шумиха, то их жизнь в тюрьме станет невыносимой.
   Появился Дэвид, которого легко было узнать по манере поведения маленького мальчика, и стал умолять ее сдержать обещание. Доктор Тернер попросила разрешения вновь поговорить с Артуром – и тот вновь возник с хмурым видом.
   – Должен сказать, мадам, вы на редкость упорны. – В его голосе слышалось недовольство.
   Дороти долго убеждала его, и наконец у нее появилось ощущение, что Артур начинает сдаваться.
   – Признаюсь, не люблю спорить с дамами, – сказал он и откинулся назад. – Если вы считаете, что это необходимо, и если другие согласятся, я дам свое согласие. Но вам придется получить согласие у каждого.
   Потребовались многие часы на то, чтобы каждому «вышедшему» объяснить ситуацию, не переставая при этом изумляться происходившим трансформациям. На пятый день это был Томми, не перестающий ковырять в носу.
   – Итак, ты понял, что я должна рассказать мисс Джуди.
   – Леди, мне плевать, что вы там делаете. Отвяжитесь от меня!
   Аллен сказал:
   – Вы должны обещать, что не скажете никому на свете, кроме Джуди. А она даст слово, что не скажет никому больше.
   – Я согласна, – сказала Дороти. – Поверь, ты не пожалеешь.
   В тот же день она направилась из тюрьмы прямо в адвокатуру, расположенную на той же улице, и поговорила с Джуди Стивенсон, объяснив условия, которые выдвинул Миллиган.
   – Вы хотите сказать, что даже Гэри Швейкарт не должен знать об этом?
   – Мне пришлось дать слово. Хорошо уже, что удалось уговорить его согласиться на то, чтобы я рассказала вам.
   – Не верится мне во все это.
   – И я тоже не верила, – согласилась Дороти. – Но обещаю вам, что, когда мы встретимся с вашим клиентом, вас ожидает сюрприз.

• 4 •

   Когда сержант Уиллис ввел Миллигана в комнату для бесед, Джуди Стивенсон заметила, что манерой поведения ее клиент напоминает застенчивого подростка. Казалось, он боялся сержанта, словно незнакомого человека. Миллиган быстро подбежал к столу и сел рядом с Дороти Тернер, все время потирая запястья. Он продолжал молчать, пока Уиллис не ушел.
   – Объясни Джуди, кто ты такой, – попросила его Тернер.
   Он забился в кресло и замотал головой, глядя на дверь, словно хотел убедиться, что сержант ушел.
   – Джуди, – наконец промолвила Тернер, – это Денни. Мы с ним уже хорошо знакомы.
   – Привет, Денни.
   Стивенсон постаралась не выдать, насколько ее поразила перемена в голосе и выражении лица клиента. Денни посмотрел на Тернер и прошептал: