Страница:
Миллер вызвала группу захвата. Все собрались в отделе сексуальных преступлений для разработки плана операции. Сначала необходимо было выяснить, сколько людей живут в одной квартире с Миллиганом. Две пострадавшие сообщили, что он называл себя террористом и боевиком; в присутствии Полли он стрелял из пистолета. Следовательно, он вооружен и опасен.
Офицер Крейг из группы захвата предложил следующий план. Он воспользуется пустой коробкой из-под пиццы, притворившись, что кто-то по этому адресу заказал пиццу, и когда Миллиган откроет дверь, Крейг попытается заглянуть внутрь. Никто не возражал против такого плана.
С того момента как Боксербаум узнал адрес, он пребывал в недоумении. С какой стати бывший осужденный трижды за две недели будет совершать поездки в сорок пять миль от Ланкастера до Коламбуса, чтобы совершить изнасилование? Что-то не сходилось. Когда все уже собирались уходить, Элиот поднял телефонную трубку, набрал номер адресной службы и спросил, не было ли новых записей по Уильяму Миллигану. Он выслушал ответ и быстро записал адрес.
– Миллиган переехал, – объявил он. – Новый адрес – 5673, Олд-Ливингстон-авеню, Рейнолдсбург. В десяти минутах езды отсюда, на восточной стороне. В этом уже есть какой-то смысл.
Все облегченно вздохнули.
В 9 часов Боксербаум, Клеберг, Миллер, Бесселл и четверо из группы захвата выехали на трех машинах, двигаясь со скоростью двадцать миль в час по пустынной дороге. Фары машин с трудом пробивали туман. Такого густого тумана никто из них еще не видел.
Первой прибыла на место группа захвата. Пятнадцатиминутная поездка растянулась на час. Еще пятнадцать минут ушли на поиск нужного адреса по извилистой, вновь проложенной улице жилого комплекса «Ченнингуэй». Ожидая, пока подъедут остальные, прибывшие поговорили с некоторыми из соседей. В квартире Миллигана горел свет.
Когда подъехали детективы и офицеры университетской полиции, все заняли свои места. Никки Миллер спряталась с правой стороны внутреннего двора. Бесселл зашел за угол здания. Трое из группы захвата заняли позиции с другой стороны. Боксербаум и Клеберг забежали за дом и встали у двойных стеклянных раздвижных дверей.
Крейг вынул из багажника пустую коробку из-под пиццы и написал на ней черным фломастером: «Миллиган, 5673, Олд-Ливингстон». Он вытащил рубашку из джинсов, чтобы прикрыть револьвер, и неторопливо пошел к одной из четырех дверей, выходящих во двор.
Нажал на звонок – никто не ответил. Позвонил снова и, услышав шум внутри, принял скучающий вид, одной рукой держа пиццу, а другую положив на бедро рядом с пистолетом.
Со своего места за домом Боксербаум видел молодого человека, сидящего в коричневом кресле перед большим цветным телевизором. С левой стороны от центральной двери он заметил красное кресло. Гостиная, она же столовая, имела форму буквы Г. Больше никого не было видно. Молодой человек, смотревший телевизор, поднялся и пошел открывать дверь.
Когда Крейг позвонил еще раз, сквозь стекло возле двери он заметил какой-то силуэт. Дверь открылась, и перед ним оказался симпатичный молодой человек.
– Получите вашу пиццу, – сказал офицер.
– Я не заказывал пиццы.
Крейг попытался заглянуть в глубь комнаты и увидел Боксербаума, стоящего перед стеклянной задней дверью с незадернутыми шторами.
– Мне дали этот адрес. Для Уильяма Миллигана. Это ваше имя?
– Нет.
– Кто-то позвонил отсюда и сделал заказ, – сказал Крейг. – Кто вы?
– Это квартира моего друга.
– А где ваш друг?
– Его сейчас нет.
Молодой человек говорил тусклым, запинающимся голосом.
– Тогда где он? Кто-то заказал пиццу. Билл Миллиган, по этому адресу.
– Я не знаю. Его соседи знают, может, они скажут. Может, и пиццу они заказали.
– Не покажете где?
Молодой человек кивнул, подошел к двери напротив, постучал, подождал несколько секунд, опять постучал. Никто не ответил. Крейг бросил коробку, выхватил револьвер и приставил его к затылку подозреваемого.
– Замри! Я знаю, что ты Миллиган!
Щелкнули наручники. Молодой человек был потрясен:
– За что? Я ничего не сделал!
Крейг ткнул револьвером ему между лопаток, потянув за его длинные волосы, словно за вожжи.
– Зайдем в комнату.
В это время остальные члены группы окружили их, держа оружие на изготовку. Подошли Клеберг и Боксербаум. Никки Миллер вынула фотографию Миллигана, на которой была видна родинка у него на шее.
– У него такая же родинка. И лицо то же самое. Он, точно!
Миллигана усадили в красное кресло. Никки заметила, что он смотрит прямо перед собой с отсутствующим выражением, как будто находится в трансе. Сержант Демпси наклонился и заглянул под кресло.
– Тут револьвер, – сказал он, выдвигая оружие при помощи карандаша. – «Смит-вессон», калибр девять миллиметров.
Полицейский из группы захвата перевернул сиденье коричневого кресла, стоявшего перед телевизором, и начал поднимать обойму и пластиковый пакет с патронами, но Демпси остановил его:
– Подожди. У нас ведь ордер на арест, а не на обыск. – Он повернулся к Миллигану: – Вы разрешаете произвести обыск?
Миллиган продолжал смотреть в одну точку.
Клеберг решил, что ему не нужен ордер на обыск, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь в других комнатах, прошел в спальню и увидел на неубранной постели коричневый спортивный костюм. В комнате царил беспорядок, на полу валялось белье. Клеберг заглянул в открытый стенной шкаф и там, на полке, обнаружил аккуратно сложенные кредитные карточки на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер. Даже клочки бумаги, отобранные у женщин. Затемненные очки и бумажник лежали на туалетном столике.
Клеберг пошел рассказать об увиденном Боксербауму и нашел его в столовом уголке, превращенном в студию художника.
– Посмотрите на это!
Боксербаум указал на большую картину, на которой была изображена не то королева, не то знатная дама восемнадцатого столетия, одетая в голубое платье с кружевной отделкой, сидящая за пианино с нотами в руках. Точность деталей изумляла. Картина была подписана «Миллиган».
– Какая красота! – сказал Клеберг.
Он увидел другие полотна, выставленные вдоль стены, кисти, тюбики с красками. Тут Боксербаум хлопнул себя по лбу:
– Пятна на его руке, о которых говорила Донна Уэст! Вот, значит, откуда они. Он пишет масляными красками.
Никки Миллер, которая тоже видела портрет, подошла к подозреваемому, все еще сидящему в кресле.
– Ты Миллиган, верно?
Тот поднял голову и посмотрел на нее невидящим взглядом.
– Н-нет, – пробормотал он.
– Там висит прекрасная картина. Это ты нарисовал?
Он кивнул.
– Что ж, – улыбнулась Никки, – она подписана «Миллиган».
Боксербаум подошел к Миллигану:
– Слушай, Билл, я Элиот Боксербаум из полиции Университета штата Огайо. Можно поговорить с тобой?
Никакого ответа. Не было подергивания глаз, о котором говорила Кэрри Драйер.
– Кто-нибудь зачитал ему права?
Никто не ответил. Боксербаум вынул карточку, где были записаны права задержанного, и громко прочитал их. Он хотел быть уверенным во всем.
– Ты обвиняешься в похищении девушек с территории университета, Билл. Хочешь рассказать об этом?
Миллиган удивленно вскинул голову:
– Что происходит? Я что, кого-то обидел?
– Ты сказал девушкам, что к ним придут другие. Кто они?
– Надеюсь, я никому не сделал ничего плохого. Увидев, что полицейский направился в спальню, Миллиган встрепенулся:
– Не трогайте коробку! Она взорвется!
– Бомба? – быстро спросил Клеберг.
– Она… там…
– Покажешь мне? – попросил Боксербаум. Миллиган медленно поднялся с кресла и пошел в спальню. Он остановился на пороге и кивнул в сторону небольшой картонной коробки на полу возле туалетного столика. Клеберг остался с Миллиганом, а Боксербаум вошел посмотреть. Остальные собрались позади Миллигана в дверном проеме. Боксербаум опустился на коленцу коробки. Через открытый верх были видны провода и что-то похожее на часы.
Он попятился из комнаты и обратился к сержанту Демпси:
– Лучше вызовите кого-нибудь из отдела разминирования. Клеберг и я возвращаемся в участок и забираем Миллигана с собой.
Клеберг подогнал университетскую полицейскую машину. Рокуэл из группы захвата сел рядом с ним. Боксербаум сел на заднее сиденье рядом с Миллиганом, который никак не реагировал на вопросы об изнасиловании. Он наклонился вперед в неудобной позе – ему мешали наручники за спиной – и бессвязно пробормотал:
– Мой брат Стюарт мертв… Я кого-то обидел?
– Ты знал кого-нибудь из этих девушек? – спросил Боксербаум. – Ты знал медсестру?
– Моя мама медсестра, – запинаясь, ответил Миллиган.
– Скажи мне, почему ты искал жертвы на территории университета?
– Немцы хотят прийти за мной…
– Поговорим о том, что случилось, Билл. Тебя привлекли длинные черные волосы медсестры?
Миллиган взглянул на него:
– Странный вы какой-то. – Затем, снова уставившись в одну точку, сказал: – Моя сестра возненавидит меня, когда узнает.
Боксербаум сдался.
Они прибыли в Центральное управление и провели задержанного через заднюю дверь на четвертый этаж в оперативно-технический отдел. Боксербаум и Клеберг пошли в другой кабинет помочь Никки Миллер подготовить бумаги, дающие основание для выдачи ордера на обыск.
В полдвенадцатого ночи Бесселл вновь зачитал Миллигану его права и спросил, подпишет ли он отказ от претензий. Миллиган только уставился на него. Никки Миллер услышала, как Бесселл сказал:
– Послушай, Билл, ты изнасиловал трех женщин, и мы хотим знать об этом.
– Я это сделал? – спросил Миллиган. – Я кого-то обидел? Если я кого-то обидел, мне очень жаль.
После этого Миллиган замолчал.
Бесселл отвел его на пятый этаж, где его должны были сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Женщина-полицейский в форме подняла голову при их появлении. Бесселл взял руку Миллигана, чтобы снять отпечатки, но внезапно тот рванулся назад, словно придя в ужас от его прикосновения, и спрятался за спиной женщины, ища у нее защиты.
– Он чем-то напуган, – сказала она. Повернувшись к побелевшему, дрожащему юноше, она мягко, словно ребенку, сказала: – Мы должны взять у тебя отпечатки. Ты понимаешь, что я говорю?
– Я… я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня.
– Хорошо, – сказала женщина в форме. – Я это сделаю. Так лучше?
Миллиган кивнул и позволил ей снять отпечатки пальцев. После этой процедуры и фотографирования Бесселл отвел его в изолятор временного содержания.
Когда бланк ордера на обыск был заполнен, Никки Миллер позвонила судье Уэсту. Выслушав имеющиеся у нее свидетельства и учитывая срочность дела, судья попросил ее приехать к нему домой и в половине второго ночи подписал ордер. Миллер сразу же поехала в «Ченнингуэй», пробираясь сквозь туман, ставший еще гуще.
Затем Никки позвонила в мобильную оперативно-следственную группу. В четверть третьего, по их прибытии, она предъявила ордер, и был произведен обыск. Вот составленный ими список вещей, изъятых из квартиры подозреваемого:
«Туалетный столик – 343 доллара наличными, защитные очки, наручники и ключ к ним, бумажник, удостоверение на имя Уильяма Симмза и Уильяма Миллигана, регистрационная карточка расходов на имя Донны Уэст.
Стенной шкаф – удостоверения клиента банка на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер, медицинская карта Донны Уэст, фотография Полли Ньютон, автоматический пистолет калибра 0,25 с пятью полными обоймами.
Шкатулка – лист бумаги с именем и адресом Полли Ньютон. Страница из ее записной книжки.
Изголовье кровати – пружинный нож, два пакета с порошком.
Комод – телефонный счет на имя Миллигана, кобура от пистолета “смит-вессон”.
Под красным креслом – 9-миллиметровый “смит-вессон” с обоймой и шестью боевыми патронами.
Под сиденьем коричневого кресла – обойма с пятнадцатью боевыми патронами и пластиковый пакете пятнадцатью патронами».
Вернувшись в Центральное управление, Никки Миллер отнесла улики секретарю суда, заверила их нотариально и отдала в камеру хранения.
– Этого достаточно, чтобы привлечь к суду, – сказала она.
Миллиган съежился в углу крохотной камеры. Его всего трясло. Внезапно, издав икающий звук, он потерял сознание. Через минуту открыл глаза и с удивлением стал осматривать стены, туалет, койку.
– О боже, нет! – закричал он. – Только не это опять!
Он сел на пол, тупо уставившись в пространство. Потом увидел в углу тараканов, и выражение его лица изменилось. Скрестив ноги, Миллиган сгорбился, положив подбородок на ладони, и по-детски заулыбался, наблюдая, как тараканы бегают кругами.
2
3
4
Офицер Крейг из группы захвата предложил следующий план. Он воспользуется пустой коробкой из-под пиццы, притворившись, что кто-то по этому адресу заказал пиццу, и когда Миллиган откроет дверь, Крейг попытается заглянуть внутрь. Никто не возражал против такого плана.
С того момента как Боксербаум узнал адрес, он пребывал в недоумении. С какой стати бывший осужденный трижды за две недели будет совершать поездки в сорок пять миль от Ланкастера до Коламбуса, чтобы совершить изнасилование? Что-то не сходилось. Когда все уже собирались уходить, Элиот поднял телефонную трубку, набрал номер адресной службы и спросил, не было ли новых записей по Уильяму Миллигану. Он выслушал ответ и быстро записал адрес.
– Миллиган переехал, – объявил он. – Новый адрес – 5673, Олд-Ливингстон-авеню, Рейнолдсбург. В десяти минутах езды отсюда, на восточной стороне. В этом уже есть какой-то смысл.
Все облегченно вздохнули.
В 9 часов Боксербаум, Клеберг, Миллер, Бесселл и четверо из группы захвата выехали на трех машинах, двигаясь со скоростью двадцать миль в час по пустынной дороге. Фары машин с трудом пробивали туман. Такого густого тумана никто из них еще не видел.
Первой прибыла на место группа захвата. Пятнадцатиминутная поездка растянулась на час. Еще пятнадцать минут ушли на поиск нужного адреса по извилистой, вновь проложенной улице жилого комплекса «Ченнингуэй». Ожидая, пока подъедут остальные, прибывшие поговорили с некоторыми из соседей. В квартире Миллигана горел свет.
Когда подъехали детективы и офицеры университетской полиции, все заняли свои места. Никки Миллер спряталась с правой стороны внутреннего двора. Бесселл зашел за угол здания. Трое из группы захвата заняли позиции с другой стороны. Боксербаум и Клеберг забежали за дом и встали у двойных стеклянных раздвижных дверей.
Крейг вынул из багажника пустую коробку из-под пиццы и написал на ней черным фломастером: «Миллиган, 5673, Олд-Ливингстон». Он вытащил рубашку из джинсов, чтобы прикрыть револьвер, и неторопливо пошел к одной из четырех дверей, выходящих во двор.
Нажал на звонок – никто не ответил. Позвонил снова и, услышав шум внутри, принял скучающий вид, одной рукой держа пиццу, а другую положив на бедро рядом с пистолетом.
Со своего места за домом Боксербаум видел молодого человека, сидящего в коричневом кресле перед большим цветным телевизором. С левой стороны от центральной двери он заметил красное кресло. Гостиная, она же столовая, имела форму буквы Г. Больше никого не было видно. Молодой человек, смотревший телевизор, поднялся и пошел открывать дверь.
Когда Крейг позвонил еще раз, сквозь стекло возле двери он заметил какой-то силуэт. Дверь открылась, и перед ним оказался симпатичный молодой человек.
– Получите вашу пиццу, – сказал офицер.
– Я не заказывал пиццы.
Крейг попытался заглянуть в глубь комнаты и увидел Боксербаума, стоящего перед стеклянной задней дверью с незадернутыми шторами.
– Мне дали этот адрес. Для Уильяма Миллигана. Это ваше имя?
– Нет.
– Кто-то позвонил отсюда и сделал заказ, – сказал Крейг. – Кто вы?
– Это квартира моего друга.
– А где ваш друг?
– Его сейчас нет.
Молодой человек говорил тусклым, запинающимся голосом.
– Тогда где он? Кто-то заказал пиццу. Билл Миллиган, по этому адресу.
– Я не знаю. Его соседи знают, может, они скажут. Может, и пиццу они заказали.
– Не покажете где?
Молодой человек кивнул, подошел к двери напротив, постучал, подождал несколько секунд, опять постучал. Никто не ответил. Крейг бросил коробку, выхватил револьвер и приставил его к затылку подозреваемого.
– Замри! Я знаю, что ты Миллиган!
Щелкнули наручники. Молодой человек был потрясен:
– За что? Я ничего не сделал!
Крейг ткнул револьвером ему между лопаток, потянув за его длинные волосы, словно за вожжи.
– Зайдем в комнату.
В это время остальные члены группы окружили их, держа оружие на изготовку. Подошли Клеберг и Боксербаум. Никки Миллер вынула фотографию Миллигана, на которой была видна родинка у него на шее.
– У него такая же родинка. И лицо то же самое. Он, точно!
Миллигана усадили в красное кресло. Никки заметила, что он смотрит прямо перед собой с отсутствующим выражением, как будто находится в трансе. Сержант Демпси наклонился и заглянул под кресло.
– Тут револьвер, – сказал он, выдвигая оружие при помощи карандаша. – «Смит-вессон», калибр девять миллиметров.
Полицейский из группы захвата перевернул сиденье коричневого кресла, стоявшего перед телевизором, и начал поднимать обойму и пластиковый пакет с патронами, но Демпси остановил его:
– Подожди. У нас ведь ордер на арест, а не на обыск. – Он повернулся к Миллигану: – Вы разрешаете произвести обыск?
Миллиган продолжал смотреть в одну точку.
Клеберг решил, что ему не нужен ордер на обыск, чтобы посмотреть, есть ли кто-нибудь в других комнатах, прошел в спальню и увидел на неубранной постели коричневый спортивный костюм. В комнате царил беспорядок, на полу валялось белье. Клеберг заглянул в открытый стенной шкаф и там, на полке, обнаружил аккуратно сложенные кредитные карточки на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер. Даже клочки бумаги, отобранные у женщин. Затемненные очки и бумажник лежали на туалетном столике.
Клеберг пошел рассказать об увиденном Боксербауму и нашел его в столовом уголке, превращенном в студию художника.
– Посмотрите на это!
Боксербаум указал на большую картину, на которой была изображена не то королева, не то знатная дама восемнадцатого столетия, одетая в голубое платье с кружевной отделкой, сидящая за пианино с нотами в руках. Точность деталей изумляла. Картина была подписана «Миллиган».
– Какая красота! – сказал Клеберг.
Он увидел другие полотна, выставленные вдоль стены, кисти, тюбики с красками. Тут Боксербаум хлопнул себя по лбу:
– Пятна на его руке, о которых говорила Донна Уэст! Вот, значит, откуда они. Он пишет масляными красками.
Никки Миллер, которая тоже видела портрет, подошла к подозреваемому, все еще сидящему в кресле.
– Ты Миллиган, верно?
Тот поднял голову и посмотрел на нее невидящим взглядом.
– Н-нет, – пробормотал он.
– Там висит прекрасная картина. Это ты нарисовал?
Он кивнул.
– Что ж, – улыбнулась Никки, – она подписана «Миллиган».
Боксербаум подошел к Миллигану:
– Слушай, Билл, я Элиот Боксербаум из полиции Университета штата Огайо. Можно поговорить с тобой?
Никакого ответа. Не было подергивания глаз, о котором говорила Кэрри Драйер.
– Кто-нибудь зачитал ему права?
Никто не ответил. Боксербаум вынул карточку, где были записаны права задержанного, и громко прочитал их. Он хотел быть уверенным во всем.
– Ты обвиняешься в похищении девушек с территории университета, Билл. Хочешь рассказать об этом?
Миллиган удивленно вскинул голову:
– Что происходит? Я что, кого-то обидел?
– Ты сказал девушкам, что к ним придут другие. Кто они?
– Надеюсь, я никому не сделал ничего плохого. Увидев, что полицейский направился в спальню, Миллиган встрепенулся:
– Не трогайте коробку! Она взорвется!
– Бомба? – быстро спросил Клеберг.
– Она… там…
– Покажешь мне? – попросил Боксербаум. Миллиган медленно поднялся с кресла и пошел в спальню. Он остановился на пороге и кивнул в сторону небольшой картонной коробки на полу возле туалетного столика. Клеберг остался с Миллиганом, а Боксербаум вошел посмотреть. Остальные собрались позади Миллигана в дверном проеме. Боксербаум опустился на коленцу коробки. Через открытый верх были видны провода и что-то похожее на часы.
Он попятился из комнаты и обратился к сержанту Демпси:
– Лучше вызовите кого-нибудь из отдела разминирования. Клеберг и я возвращаемся в участок и забираем Миллигана с собой.
Клеберг подогнал университетскую полицейскую машину. Рокуэл из группы захвата сел рядом с ним. Боксербаум сел на заднее сиденье рядом с Миллиганом, который никак не реагировал на вопросы об изнасиловании. Он наклонился вперед в неудобной позе – ему мешали наручники за спиной – и бессвязно пробормотал:
– Мой брат Стюарт мертв… Я кого-то обидел?
– Ты знал кого-нибудь из этих девушек? – спросил Боксербаум. – Ты знал медсестру?
– Моя мама медсестра, – запинаясь, ответил Миллиган.
– Скажи мне, почему ты искал жертвы на территории университета?
– Немцы хотят прийти за мной…
– Поговорим о том, что случилось, Билл. Тебя привлекли длинные черные волосы медсестры?
Миллиган взглянул на него:
– Странный вы какой-то. – Затем, снова уставившись в одну точку, сказал: – Моя сестра возненавидит меня, когда узнает.
Боксербаум сдался.
Они прибыли в Центральное управление и провели задержанного через заднюю дверь на четвертый этаж в оперативно-технический отдел. Боксербаум и Клеберг пошли в другой кабинет помочь Никки Миллер подготовить бумаги, дающие основание для выдачи ордера на обыск.
В полдвенадцатого ночи Бесселл вновь зачитал Миллигану его права и спросил, подпишет ли он отказ от претензий. Миллиган только уставился на него. Никки Миллер услышала, как Бесселл сказал:
– Послушай, Билл, ты изнасиловал трех женщин, и мы хотим знать об этом.
– Я это сделал? – спросил Миллиган. – Я кого-то обидел? Если я кого-то обидел, мне очень жаль.
После этого Миллиган замолчал.
Бесселл отвел его на пятый этаж, где его должны были сфотографировать и снять отпечатки пальцев. Женщина-полицейский в форме подняла голову при их появлении. Бесселл взял руку Миллигана, чтобы снять отпечатки, но внезапно тот рванулся назад, словно придя в ужас от его прикосновения, и спрятался за спиной женщины, ища у нее защиты.
– Он чем-то напуган, – сказала она. Повернувшись к побелевшему, дрожащему юноше, она мягко, словно ребенку, сказала: – Мы должны взять у тебя отпечатки. Ты понимаешь, что я говорю?
– Я… я не хочу, чтобы он дотрагивался до меня.
– Хорошо, – сказала женщина в форме. – Я это сделаю. Так лучше?
Миллиган кивнул и позволил ей снять отпечатки пальцев. После этой процедуры и фотографирования Бесселл отвел его в изолятор временного содержания.
Когда бланк ордера на обыск был заполнен, Никки Миллер позвонила судье Уэсту. Выслушав имеющиеся у нее свидетельства и учитывая срочность дела, судья попросил ее приехать к нему домой и в половине второго ночи подписал ордер. Миллер сразу же поехала в «Ченнингуэй», пробираясь сквозь туман, ставший еще гуще.
Затем Никки позвонила в мобильную оперативно-следственную группу. В четверть третьего, по их прибытии, она предъявила ордер, и был произведен обыск. Вот составленный ими список вещей, изъятых из квартиры подозреваемого:
«Туалетный столик – 343 доллара наличными, защитные очки, наручники и ключ к ним, бумажник, удостоверение на имя Уильяма Симмза и Уильяма Миллигана, регистрационная карточка расходов на имя Донны Уэст.
Стенной шкаф – удостоверения клиента банка на имя Донны Уэст и Кэрри Драйер, медицинская карта Донны Уэст, фотография Полли Ньютон, автоматический пистолет калибра 0,25 с пятью полными обоймами.
Шкатулка – лист бумаги с именем и адресом Полли Ньютон. Страница из ее записной книжки.
Изголовье кровати – пружинный нож, два пакета с порошком.
Комод – телефонный счет на имя Миллигана, кобура от пистолета “смит-вессон”.
Под красным креслом – 9-миллиметровый “смит-вессон” с обоймой и шестью боевыми патронами.
Под сиденьем коричневого кресла – обойма с пятнадцатью боевыми патронами и пластиковый пакете пятнадцатью патронами».
Вернувшись в Центральное управление, Никки Миллер отнесла улики секретарю суда, заверила их нотариально и отдала в камеру хранения.
– Этого достаточно, чтобы привлечь к суду, – сказала она.
Миллиган съежился в углу крохотной камеры. Его всего трясло. Внезапно, издав икающий звук, он потерял сознание. Через минуту открыл глаза и с удивлением стал осматривать стены, туалет, койку.
– О боже, нет! – закричал он. – Только не это опять!
Он сел на пол, тупо уставившись в пространство. Потом увидел в углу тараканов, и выражение его лица изменилось. Скрестив ноги, Миллиган сгорбился, положив подбородок на ладони, и по-детски заулыбался, наблюдая, как тараканы бегают кругами.
2
Несколько часов спустя, когда за Миллиганом пришли, чтобы перевести в другое место, он не спал. Его сцепили наручниками с огромным негром и вместе с другими заключенными вывели через заднюю дверь на стоянку машин. Там их посадили в фургон, направляющийся в тюрьму округа Франклин.
Фургон доехал до центра Коламбуса и остановился у здания, напоминающего футуристическую крепость, выстроенную в самом сердце города. Ее бетонные стены, массивные и глухие, поднимались с небольшим наклоном внутрь на высоту двух этажей. Над вторым этажом возвышалась надстройка – современное офисное здание. Во внутреннем дворе тюрьмы господствовала статуя Бенджамина Франклина.
Фургон свернул в узкую улицу за тюрьмой и остановился перед гаражом, ворота которого были сделаны из рифленой стали. С этого места тюрьма виделась в тени более высокого здания, с которым она соприкасалась, – здания суда округа Франклин. Стальные ворота с лязгом поднялись, фургон въехал, и ворота снова опустились. Заключенных вывели из фургона в узкое пространство у тюрьмы, расположенное между двумя подъемными стальными дверями. Вывели всех, кроме одного: Миллигану удалось избавиться от наручников, и он остался в фургоне.
– Выметайся оттуда, Миллиган! – крикнул офицер. – Сукин сын, чертов насильник! Ты что думаешь, с тобой в игрушки играют?
Негр, который был скован наручниками с Миллиганом, сказал:
– Я тут ни при чем! Клянусь Богом, он их просто стряхнул с руки.
Дверь тюрьмы с шипением поднялась, и шестерых заключенных запустили в коридор между внешней дверью и отгороженным решеткой пространством. Сквозь решетку можно было видеть центральный пункт контроля – телемониторы, компьютерные терминалы и множество полицейских, мужчин и женщин, в серых брюках или юбках и черных рубашках. Когда внешняя дверь закрылась, открылись решетчатые ворота, и вновь прибывших впустили внутрь.
Вестибюль был наполнен движущимися черными рубашками, голосами, звуками шагов, гудением работающих принтеров. У входа женщина-полицейский протянула конверт из оберточной бумаги.
– Ценности, – скомандовала она, – кольца, часы, драгоценности, бумажники.
Когда Миллиган опустошил карманы, она взяла его куртку и стала прощупывать подкладку, прежде чем передать ее дежурному камеры хранения. Молодой офицер вновь обыскал его, уже более тщательно, и отвел в камеру, где находились другие заключенные, ожидающие регистрации. Сквозь небольшое квадратное окошко мало что можно было увидеть. Негр ткнул локтем Миллигана:
– Эй, парень, ты у нас знаменитость. Здорово освободился от браслетов. Посмотрим, как ты нас отсюда вызволишь.
Миллиган безучастно взглянул на него.
– Ас этими, – негр кивнул в сторону надзирателей, – не цапайся. До смерти забьют! Уж поверь моему слову, я здесь был много раз. Ты раньше сидел в тюрьме?
Миллиган кивнул:
– Поэтому-то мне здесь не нравится. Поэтому-то я и хочу уйти.
Фургон доехал до центра Коламбуса и остановился у здания, напоминающего футуристическую крепость, выстроенную в самом сердце города. Ее бетонные стены, массивные и глухие, поднимались с небольшим наклоном внутрь на высоту двух этажей. Над вторым этажом возвышалась надстройка – современное офисное здание. Во внутреннем дворе тюрьмы господствовала статуя Бенджамина Франклина.
Фургон свернул в узкую улицу за тюрьмой и остановился перед гаражом, ворота которого были сделаны из рифленой стали. С этого места тюрьма виделась в тени более высокого здания, с которым она соприкасалась, – здания суда округа Франклин. Стальные ворота с лязгом поднялись, фургон въехал, и ворота снова опустились. Заключенных вывели из фургона в узкое пространство у тюрьмы, расположенное между двумя подъемными стальными дверями. Вывели всех, кроме одного: Миллигану удалось избавиться от наручников, и он остался в фургоне.
– Выметайся оттуда, Миллиган! – крикнул офицер. – Сукин сын, чертов насильник! Ты что думаешь, с тобой в игрушки играют?
Негр, который был скован наручниками с Миллиганом, сказал:
– Я тут ни при чем! Клянусь Богом, он их просто стряхнул с руки.
Дверь тюрьмы с шипением поднялась, и шестерых заключенных запустили в коридор между внешней дверью и отгороженным решеткой пространством. Сквозь решетку можно было видеть центральный пункт контроля – телемониторы, компьютерные терминалы и множество полицейских, мужчин и женщин, в серых брюках или юбках и черных рубашках. Когда внешняя дверь закрылась, открылись решетчатые ворота, и вновь прибывших впустили внутрь.
Вестибюль был наполнен движущимися черными рубашками, голосами, звуками шагов, гудением работающих принтеров. У входа женщина-полицейский протянула конверт из оберточной бумаги.
– Ценности, – скомандовала она, – кольца, часы, драгоценности, бумажники.
Когда Миллиган опустошил карманы, она взяла его куртку и стала прощупывать подкладку, прежде чем передать ее дежурному камеры хранения. Молодой офицер вновь обыскал его, уже более тщательно, и отвел в камеру, где находились другие заключенные, ожидающие регистрации. Сквозь небольшое квадратное окошко мало что можно было увидеть. Негр ткнул локтем Миллигана:
– Эй, парень, ты у нас знаменитость. Здорово освободился от браслетов. Посмотрим, как ты нас отсюда вызволишь.
Миллиган безучастно взглянул на него.
– Ас этими, – негр кивнул в сторону надзирателей, – не цапайся. До смерти забьют! Уж поверь моему слову, я здесь был много раз. Ты раньше сидел в тюрьме?
Миллиган кивнул:
– Поэтому-то мне здесь не нравится. Поэтому-то я и хочу уйти.
3
Когда зазвонил телефон в офисе государственных защитников, расположенном в квартале от тюрьмы, Гэри Швейкарт, высокий, бородатый тридцатитрехлетний адвокат-инспектор, был занят раскуриванием трубки. Звонил Гон Гедмонд, один из их штатных адвокатов.
– Я был в муниципальном суде и кое-что узнал, – сообщил Гедмонд. – Прошлой ночью полиция поймала Университетского насильника, и его только что поместили в окружную тюрьму. Сумма залога определена в полмиллиона долларов. Вам следует послать кого-нибудь объяснить ему, что к чему.
– В конторе пусто, Гон. Я один держу оборону.
– Так или иначе, произошла утечка, и теперь репортеры «Ситизен джорнал» и «Диспэч» наводнят территорию университета. У меня такое ощущение, что копы собираются надавить на парня.
В большинстве случаев тяжких уголовных преступлений, когда было ясно, что полиция продолжит расследование после ареста, Гэри Швейкарт обычно посылал в окружную тюрьму любого подвернувшегося под руку адвоката. Но данный случай не был обычным. Пристальное внимание прессы к делу Университетского насильника сделало этот арест большой удачей полиции Коламбуса, и Швейкарт понимал, что теперь они насядут на заключенного, чтобы он дал признательные показания. Потребуется много сил, чтобы защитить права этого человека.
Швейкарт решил сам съездить в окружную тюрьму – только для того, чтобы представиться в качестве государственного защитника и предупредить парня, чтобы он не говорил ни с кем, кроме своего адвоката.
Швейкарт вошел в тюрьму как раз в тот момент, когда двое надзирателей вели Миллигана через прогулочную площадку и передавали его дежурному сержанту. Швейкарт попросил полицейского разрешить ему коротко переговорить с заключенным.
– Они говорят, я что-то сделал, а я ничего об этом не знаю, – жалобно скулил Миллиган. – Не помню. Они просто пришли и…
– Послушай, я только хотел представиться, – сказал Швейкарт. – Переполненный коридор – не лучшее место для разговоров о деле. Через день-два мы с тобой поговорим без свидетелей.
– Но я не помню. Они нашли те вещи в моей квартире и…
– Эй, остановись! У этих стен есть уши. Когда тебя поведут наверх, будь осторожен, у полиции много трюков. Не говори ни с кем, даже с другими заключенными. Некоторые из них могут быть подсадными утками. Вокруг всегда найдутся парни, собирающие информацию на продажу. Хочешь справедливого суда – держи рот на замке.
Миллиган все тряс головой и тер щеку, пытаясь что-то сказать о своем деле. Затем он пробормотал:
– Скажите, что я не виноват. Может, я сумасшедший?
– Там посмотрим, – сказал Швейкарт, – но сейчас мы об этом говорить не будем.
– У вас есть женщина-адвокат, которая сможет вести мое дело?
– Да, у нас есть женщина-адвокат. Я посмотрю, сможет ли она взять тебя.
Швейкарт смотрел, как надзиратель повел Миллигана переодеваться в синий спортивный костюм – в такие костюмы были одеты все заключенные в окружной тюрьме. Трудно будет работать с этим клубком нервов – парень явно в панике. Он не отрицает своих преступлений, только повторяет, что ничего не помнит. Это было необычно. Университетский насильник, ссылающийся на безумие? Можно себе представить, какой это будет праздник для газетчиков.
Выйдя из тюрьмы, Швейкарт купил «Коламбус диспэч» и увидел на первой странице заголовок:
ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ИЗНАСИЛОВАНИЯХ НА ТЕРРИТОРИИ УНИВЕРСИТЕТА
В статье говорилось, что одну из жертв, двадцатишестилетнюю студентку-выпускницу, изнасилованную две недели назад, попросят опознать подозреваемого. Статья предварялась фотографией с подписью «Миллиган».
Вернувшись в свой кабинет, Швейкарт позвонил в другие газеты и попросил их не публиковать фотографию, так как это может предопределить опознание, назначенное на понедельник. Они отвергли его просьбу. Если у них есть фотография, сказали они, ее напечатают. Швейкарт почесал бородку мундштуком трубки и стал набирать номер жены, чтобы сказать ей, что придет поздно.
– Эй, – раздался голос с порога кабинета, – ты похож на медведя, которого застукали, когда он сунул нос в улей.
Швейкарт поднял голову и увидел улыбающееся лицо Джуди Стивенсон.
– Вот как? – зарычал он, кладя трубку и улыбаясь в ответ. – Кстати, догадайся, кто хотел тебя видеть?
Джуди откинула с лица длинные черные волосы, открыв родинку на левой щеке. В ее карих глазах стоял вопрос. Швейкарт подвинул к ней газету, указав на фотографию и заголовок, и его гулкий смех заполнил маленький офис.
– Опознание в понедельник утром. Миллиган попросил женщину-адвоката. Вот ты и поведешь дело Университетского насильника.
– Я был в муниципальном суде и кое-что узнал, – сообщил Гедмонд. – Прошлой ночью полиция поймала Университетского насильника, и его только что поместили в окружную тюрьму. Сумма залога определена в полмиллиона долларов. Вам следует послать кого-нибудь объяснить ему, что к чему.
– В конторе пусто, Гон. Я один держу оборону.
– Так или иначе, произошла утечка, и теперь репортеры «Ситизен джорнал» и «Диспэч» наводнят территорию университета. У меня такое ощущение, что копы собираются надавить на парня.
В большинстве случаев тяжких уголовных преступлений, когда было ясно, что полиция продолжит расследование после ареста, Гэри Швейкарт обычно посылал в окружную тюрьму любого подвернувшегося под руку адвоката. Но данный случай не был обычным. Пристальное внимание прессы к делу Университетского насильника сделало этот арест большой удачей полиции Коламбуса, и Швейкарт понимал, что теперь они насядут на заключенного, чтобы он дал признательные показания. Потребуется много сил, чтобы защитить права этого человека.
Швейкарт решил сам съездить в окружную тюрьму – только для того, чтобы представиться в качестве государственного защитника и предупредить парня, чтобы он не говорил ни с кем, кроме своего адвоката.
Швейкарт вошел в тюрьму как раз в тот момент, когда двое надзирателей вели Миллигана через прогулочную площадку и передавали его дежурному сержанту. Швейкарт попросил полицейского разрешить ему коротко переговорить с заключенным.
– Они говорят, я что-то сделал, а я ничего об этом не знаю, – жалобно скулил Миллиган. – Не помню. Они просто пришли и…
– Послушай, я только хотел представиться, – сказал Швейкарт. – Переполненный коридор – не лучшее место для разговоров о деле. Через день-два мы с тобой поговорим без свидетелей.
– Но я не помню. Они нашли те вещи в моей квартире и…
– Эй, остановись! У этих стен есть уши. Когда тебя поведут наверх, будь осторожен, у полиции много трюков. Не говори ни с кем, даже с другими заключенными. Некоторые из них могут быть подсадными утками. Вокруг всегда найдутся парни, собирающие информацию на продажу. Хочешь справедливого суда – держи рот на замке.
Миллиган все тряс головой и тер щеку, пытаясь что-то сказать о своем деле. Затем он пробормотал:
– Скажите, что я не виноват. Может, я сумасшедший?
– Там посмотрим, – сказал Швейкарт, – но сейчас мы об этом говорить не будем.
– У вас есть женщина-адвокат, которая сможет вести мое дело?
– Да, у нас есть женщина-адвокат. Я посмотрю, сможет ли она взять тебя.
Швейкарт смотрел, как надзиратель повел Миллигана переодеваться в синий спортивный костюм – в такие костюмы были одеты все заключенные в окружной тюрьме. Трудно будет работать с этим клубком нервов – парень явно в панике. Он не отрицает своих преступлений, только повторяет, что ничего не помнит. Это было необычно. Университетский насильник, ссылающийся на безумие? Можно себе представить, какой это будет праздник для газетчиков.
Выйдя из тюрьмы, Швейкарт купил «Коламбус диспэч» и увидел на первой странице заголовок:
ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА ПОДОЗРЕВАЕМОГО В ИЗНАСИЛОВАНИЯХ НА ТЕРРИТОРИИ УНИВЕРСИТЕТА
В статье говорилось, что одну из жертв, двадцатишестилетнюю студентку-выпускницу, изнасилованную две недели назад, попросят опознать подозреваемого. Статья предварялась фотографией с подписью «Миллиган».
Вернувшись в свой кабинет, Швейкарт позвонил в другие газеты и попросил их не публиковать фотографию, так как это может предопределить опознание, назначенное на понедельник. Они отвергли его просьбу. Если у них есть фотография, сказали они, ее напечатают. Швейкарт почесал бородку мундштуком трубки и стал набирать номер жены, чтобы сказать ей, что придет поздно.
– Эй, – раздался голос с порога кабинета, – ты похож на медведя, которого застукали, когда он сунул нос в улей.
Швейкарт поднял голову и увидел улыбающееся лицо Джуди Стивенсон.
– Вот как? – зарычал он, кладя трубку и улыбаясь в ответ. – Кстати, догадайся, кто хотел тебя видеть?
Джуди откинула с лица длинные черные волосы, открыв родинку на левой щеке. В ее карих глазах стоял вопрос. Швейкарт подвинул к ней газету, указав на фотографию и заголовок, и его гулкий смех заполнил маленький офис.
– Опознание в понедельник утром. Миллиган попросил женщину-адвоката. Вот ты и поведешь дело Университетского насильника.
4
Джуди Стивенсон прибыла на опознание в 9 часов 45 минут утра в понедельник, 31 октября. Когда привели Миллигана, она заметила, что он сильно испуган и находится в отчаянии.
– Я государственный защитник, – представилась она. – Гэри Швейкарт сказал, что ты предпочитаешь, чтобы адвокатом была женщина. Поэтому мы с ним будем работать вместе. А теперь успокойся. Ты выглядишь так, словно вот-вот развалишься.
Он протянул ей сложенный лист бумаги.
– Мне принесли это в пятницу.
Джуди развернула бумагу. Это был «Приказ о задержании» из отдела условного освобождения заключенных, предписывающий держать Миллигана под охраной и сообщить ему, что предварительное слушание по делу о совершении им преступления в период условного освобождения будет проводиться в тюрьме округа Франклин. Поскольку полиция во время ареста обнаружила в его доме оружие, Джуди поняла, что его условное освобождение может быть аннулировано и в ожидании суда он будет немедленно возвращен в Ливанскую тюрьму, расположенную недалеко от Цинциннати.
– Слушание состоится через неделю, в среду. Посмотрим, что можно сделать, чтобы оставить тебя здесь. Мне бы хотелось, чтобы тебя оставили в Коламбусе, где у нас есть возможность поговорить с тобой.
– Я не хочу возвращаться в тюрьму.
– Не волнуйся.
– Я не помню ничего из того, что я, по их словам, сделал.
– Мы поговорим об этом позже. А сейчас ты должен подняться на ту площадку и встать там. Справишься с этим?
– Думаю, да.
– Убери волосы с лица, чтобы тебя смогли хорошо разглядеть.
Полицейский провел Миллигана на площадку, и он встал в ряд под номером 2.
Для опознания были представлены четыре человека. Донне Уэст, медсестре, узнавшей его по фотографии, сказали, что она не нужна для опознания, и она уехала со своим женихом в Кливленд. Синтия Мендоза, которая обналичивала один из чеков, не опознала Миллигана. Она указала на номер 3. Женщина, которую изнасиловали в августе при совершенно других обстоятельствах, сказала, что это мог быть номер 2, но она не уверена. Кэрри Драйер смутило отсутствие усов, но номер 2 показался ей знакомым. Полли Ньютон опознала его со всей определенностью.
3 ноября большое жюри вынесло вердикт о привлечении Миллигана к уголовной ответственности по трем фактам похищения, трем фактам ограбления с отягчающими обстоятельствами и четырем фактам изнасилования. Все обвинения были первой степени, заслуживающими наказание от четырех до двадцати пяти лет по каждому факту.
Прокуратура редко принимала участие в назначении обвинителей, даже в случаях убийств. Обычно за две-три недели до суда начальник отдела тяжких преступлений назначал обвинителя по случайному выбору. Но окружной прокурор Джордж Смит вызвал двух очень способных обвинителей и сказал им, что предание гласности дела Университетского насильника вызвало широкий общественный резонанс. Поэтому он хотел, чтобы они взялись за это дело решительно и жестко.
Терри Шерман, тридцати двух лет, с курчавыми черными волосами и гвардейскими усами, имел репутацию непримиримого борца с насильниками и хвастался, что не проиграл ни одного дела об изнасиловании. Просмотрев материалы, он засмеялся:
– Дело можно считать закрытым. Доказательства налицо. Парень наш – защитникам тут делать нечего.
Бернард Залиг Явич, тридцатипятилетний обвинитель по уголовным делам, закончил юридический институт на два года раньше Джуди Стивенсон и Гэри Швейкарта и хорошо их знал. Гэри работал у него секретарем. До того как стать обвинителем, Явич четыре года проработал государственным защитником. Он был согласен с Шерманом, что это дело будет нетрудно выиграть.
– Нетрудно? – удивился Шерман. – Да со всеми уликами, показаниями, отпечатками, опознанием – он наш! Уверяю тебя, они проиграют.
Несколько дней спустя Шерман поговорил с Джуди и решил ее предупредить:
– В деле Миллигана не должно быть никаких попыток смягчить приговор. Мы собираемся признать его виновным и добиться максимального срока. У вас ничего не получится.
Но Берни Явич задумался. Как бывший защитник, он знал, что мог бы сделать на месте Джуди и Гэри.
– И все-таки у них есть один шанс – если его признают невменяемым.
Шерман только рассмеялся.
На следующий день Уильям Миллиган попытался покончить с собой, разбив голову о стену камеры.
– Он не хочет дожить до суда, – сказал Гэри Швейкарт, когда услышал новость.
– Мне кажется, ему не вынести суда, – ответила Джуди. – Надо сообщить судье, что, по нашему мнению, он не способен помогать в своей защите.
– Хочешь показать его психиатру? – спросил Гэри.
– А что делать, придется.
– Я государственный защитник, – представилась она. – Гэри Швейкарт сказал, что ты предпочитаешь, чтобы адвокатом была женщина. Поэтому мы с ним будем работать вместе. А теперь успокойся. Ты выглядишь так, словно вот-вот развалишься.
Он протянул ей сложенный лист бумаги.
– Мне принесли это в пятницу.
Джуди развернула бумагу. Это был «Приказ о задержании» из отдела условного освобождения заключенных, предписывающий держать Миллигана под охраной и сообщить ему, что предварительное слушание по делу о совершении им преступления в период условного освобождения будет проводиться в тюрьме округа Франклин. Поскольку полиция во время ареста обнаружила в его доме оружие, Джуди поняла, что его условное освобождение может быть аннулировано и в ожидании суда он будет немедленно возвращен в Ливанскую тюрьму, расположенную недалеко от Цинциннати.
– Слушание состоится через неделю, в среду. Посмотрим, что можно сделать, чтобы оставить тебя здесь. Мне бы хотелось, чтобы тебя оставили в Коламбусе, где у нас есть возможность поговорить с тобой.
– Я не хочу возвращаться в тюрьму.
– Не волнуйся.
– Я не помню ничего из того, что я, по их словам, сделал.
– Мы поговорим об этом позже. А сейчас ты должен подняться на ту площадку и встать там. Справишься с этим?
– Думаю, да.
– Убери волосы с лица, чтобы тебя смогли хорошо разглядеть.
Полицейский провел Миллигана на площадку, и он встал в ряд под номером 2.
Для опознания были представлены четыре человека. Донне Уэст, медсестре, узнавшей его по фотографии, сказали, что она не нужна для опознания, и она уехала со своим женихом в Кливленд. Синтия Мендоза, которая обналичивала один из чеков, не опознала Миллигана. Она указала на номер 3. Женщина, которую изнасиловали в августе при совершенно других обстоятельствах, сказала, что это мог быть номер 2, но она не уверена. Кэрри Драйер смутило отсутствие усов, но номер 2 показался ей знакомым. Полли Ньютон опознала его со всей определенностью.
3 ноября большое жюри вынесло вердикт о привлечении Миллигана к уголовной ответственности по трем фактам похищения, трем фактам ограбления с отягчающими обстоятельствами и четырем фактам изнасилования. Все обвинения были первой степени, заслуживающими наказание от четырех до двадцати пяти лет по каждому факту.
Прокуратура редко принимала участие в назначении обвинителей, даже в случаях убийств. Обычно за две-три недели до суда начальник отдела тяжких преступлений назначал обвинителя по случайному выбору. Но окружной прокурор Джордж Смит вызвал двух очень способных обвинителей и сказал им, что предание гласности дела Университетского насильника вызвало широкий общественный резонанс. Поэтому он хотел, чтобы они взялись за это дело решительно и жестко.
Терри Шерман, тридцати двух лет, с курчавыми черными волосами и гвардейскими усами, имел репутацию непримиримого борца с насильниками и хвастался, что не проиграл ни одного дела об изнасиловании. Просмотрев материалы, он засмеялся:
– Дело можно считать закрытым. Доказательства налицо. Парень наш – защитникам тут делать нечего.
Бернард Залиг Явич, тридцатипятилетний обвинитель по уголовным делам, закончил юридический институт на два года раньше Джуди Стивенсон и Гэри Швейкарта и хорошо их знал. Гэри работал у него секретарем. До того как стать обвинителем, Явич четыре года проработал государственным защитником. Он был согласен с Шерманом, что это дело будет нетрудно выиграть.
– Нетрудно? – удивился Шерман. – Да со всеми уликами, показаниями, отпечатками, опознанием – он наш! Уверяю тебя, они проиграют.
Несколько дней спустя Шерман поговорил с Джуди и решил ее предупредить:
– В деле Миллигана не должно быть никаких попыток смягчить приговор. Мы собираемся признать его виновным и добиться максимального срока. У вас ничего не получится.
Но Берни Явич задумался. Как бывший защитник, он знал, что мог бы сделать на месте Джуди и Гэри.
– И все-таки у них есть один шанс – если его признают невменяемым.
Шерман только рассмеялся.
На следующий день Уильям Миллиган попытался покончить с собой, разбив голову о стену камеры.
– Он не хочет дожить до суда, – сказал Гэри Швейкарт, когда услышал новость.
– Мне кажется, ему не вынести суда, – ответила Джуди. – Надо сообщить судье, что, по нашему мнению, он не способен помогать в своей защите.
– Хочешь показать его психиатру? – спросил Гэри.
– А что делать, придется.