Глава шестая
Шутовской трон
В те дни его еще не назвали «Пусть брыкается», и ничего такого возбуждающего, как колокол-лифчик, в нем не висело. Половина потолка состояла из балок и неба. Но, как и на каждом родео с тех пор, здесь было битком народу. Ковбои, горожане и туристы вперемешку пили, смеялись, делали ставки. Я отстоял долгую извилистую очередь и подошел к столу регистрации. Сесил Келл, отставив кувшин и отложив сигару, деловито записывал ковбоев. Он слегка остыл.
– Джонни Нашвилл, если не ошибаюсь? – сказал он.
– На самом деле Джонатан Спейн, мистер Келл, – ответил я. – Какая плата для участников?
– Десять долларов в день за один вид программы. Двадцать пять на три дня за один вид. И пятьдесят за весь круг, если надеетесь завоевать призовое седло. Записались всего человек двенадцать. Остальные решили, что полный круг все равно выиграют Джордж или Сандаун.
Я расстегнул рубашку и на этот раз убедился, что вынимаю десятку, а не сотню.
– Запишите меня на ловлю теленка[22], сэр, – сказал я. – На один день.
Я наклонился, чтобы расписаться, но в это время из очереди протянулась черная рука и поймала меня за запястье.
– Этого ковбоя можете записать на всю гулянку, мистер Келл. – Опять неведомо откуда появился Джордж, чтобы помочь мне принять решение. – Посмотрите на него: молодой, красивый, гибкий… Могу спорить, у него природные способности, и знаю, что у него есть средства.
Скотовод выжидательно смотрел на меня, подняв брови.
– Моя специальность – лассо, мистер Келл. Наш грандиозный друг, как всегда, преувеличивает.
Джордж не убрал руку.
– Послушай меня, Нашвилл. – Он наклонился к моему уху. – Полный круг дает тебе такую же возможность выиграть ловлю и вдобавок шанс победить в седле. Ты слушаешь дядю Джорджа? Ты уже поставил на себя сто долларов в поезде, если помнишь. Теперь поздно робеть. Ты должен участвовать во всех видах, все три дня, чтобы оправдать свой взнос, понимаешь меня? Вы-то меня понимаете, мистер Келл? Я прав?
Не успели мы с мистером Келлом ответить, как у другого моего уха раздался другой голос:
– Красивое седло.
Рядом со мной оказался Сандаун. Он показал на конец стола, где на козлах было выставлено великолепное седло. Все в полированной бирюзе и серебре, оно сияло, как драгоценный камень.
– У Хэмли его покрыли особым тиснением, – продолжал Сандаун. – Такого еще не помню.
– Седло первого чемпиона мира, – провозгласил Джордж. – Давай, друг. Пускай даже ты не такой хороший наездник, чтоб выиграть, но риск – благородное дело. Или ты не игрок? Не выложишь пару мелких бумажек, когда есть шанс добыть такое сокровище?
– Они правы, сынок, – согласился мистер Келл. – Одно серебро в инкрустации стоит больше трехсот долларов. Меерхофф показал мне счет от серебреника. Что скажешь?
Мне показалось, что в помещении стало очень тихо. Кто-то дополнил и развил соображение Сандауна:
– Чертовски красивое седло, Джонни-мятежник.
И кто-то еще добавил:
– Пойдет к твоим сапогам.
Я понял, что попал в окружение. Я отсчитал еще четыре десятки из пояса, и толпа разразилась одобрительными криками.
– Какой у вас здесь адрес, Спейн, Джонатан? – спросил мистер Келл. – Вы где ночуете?
– Сегодня я думаю заночевать с моим конем, сэр. Когда найду, где его пристроить.
Одобрительные крики сменились хохотом.
– Худой! – крикнул ковбой с утиным носом. – Тебе легче будет пристроить свой тощий зад, чем коня.
– Они правы, сынок, – сказал мистер Келл. – В эти дни все конюшни и стойла заняты.
– Прошу прощения, мистер Келл, – вмешался Джордж. – Конь Нашвилла может переночевать сегодня с моим.
Келл все еще ждал, нацелив карандаш.
– Нам нужен ближайший родственник или кто-нибудь. На всякий случай.
Я вздохнул.
– Тогда запишите домашний адрес. Фаундер-лейн, четыреста.
– Джонатан Спейн, – записал Келл. – Фаундер-лейн. – Судя по прозвищу Нашвилл, надо записать, что вы из Теннесси?
– Да, сэр. Т-Е-Н-Н-…
– Я знаю, как пишется. Это такой штат.
С горящими ушами я отошел от стола. Спасибо хоть, Джордж и Сандаун пошли следом. Люди хлопали их по плечам и желали удачи.
– За серебряное седло потягаетесь? – крикнул утконосый.
– Похоже на то, – отозвался Джордж.
Сандаун же ответил обычным своим прямым взглядом. Мы прошли сквозь неспокойное море пьющих и вышли за двухстворчатую дверь. Я обрадовался свежему воздуху.
– Теперь слушай, Нашвилл, – сказал Джордж, целеустремленно шагая к границе парка. – Твоего коня я пристрою легко, но остальные места могут быть заняты – если мне повезет.
Он подмигнул и в качестве объяснения показал на край парка. Его мерин был по-прежнему привязан в тени телеги – но уже с седоком. Позади седла, на одеяле с зигзагами сидела Луиза Джубал. Она сидела боком, в своем костюме барышни-южанки и китайским веером отгоняла мух.
– Sabe, amigo?[23]
– Смекаю. – Я мигнул в ответ. Я помаленьку осваивался в новом мире.
– У моей семьи из Айдахо здесь в лагере вигвам, – сказал Сандаун.
Я воспринял это как приглашение и поблагодарил его. Джордж приложил палец к губам и пошел на цыпочках.
Луиза, видимо, влезла на свой насест по тележному колесу – сверху ей лучше было видно. Фургон «Дикого Запада» переехал на главную дорогу. Труппа раскинула свои сети в тени большого клена, и в них уже попалось изрядно пешеходов. Увлеченная зрелищем, Луиза вытягивала шею. Мне трудно было понять, почему женщина таких достоинств карабкается по колесу телеги с навозом только для того, чтобы посмотреть на лысую гориллу, играющую мускулами. Но тут увидел, что мускулами никто не играет: смотрит она на женщину с оранжевыми волосами. Леди О’Грейди сняла свой ковбойский костюм и, оставшись только в марле и бусах, исполняла египетский танец живота, а зазывала на флейте играл ей змеиную музыку. Луиза даже не заметила, что мы пришли. Когда Джордж сказал шепотом: «Ай-ай-ай, баловница», я думал, она прямо выскочит из своих голубых башмачков.
– Никогда так не делай! И вы тоже. Когда девушка смотрит на безволосого монстра.
Джордж рассмеялся.
– Ну да, на монстра, рассказывай. Ты смотришь на похабный танец, новые фигуры хочешь перенять. Я вовремя подошел – хорошим девочкам не годится смотреть на такие неприличные зрелища.
– Я специально влезла, чтобы смотреть, лицемер несчастный. Хочу смотреть и буду смотреть, и замолчи.
– Ага, хочешь смотреть и будешь? – Он отвязал поводья от тележной спицы. – Держись-ка лучше за хвост на том конце, глазастая, потому что я увожу тебя от этого неприличия.
– Никуда ты меня не увозишь, нигер! Довольно ты меня повозил по своей дорожке.
– Не вздумай соскакивать, грешница. Конь мой – семнадцать ладоней в седле, а где ты сидишь – еще выше.
Луиза пошипела и поворчала – кто он такой, чтобы говорить про неприличия! Никчемный ковбой не первой молодости, и седло такое, как будто его вытащили со свалки. Потом она вспомнила, что он говорил насчет роста мерина: семнадцать ладоней – солидная высота, если для приземления нет ничего пружинистей этих голубых башмачков, – вспомнила, смирилась, скрестила руки. Ехала в каменном молчании, пока не увидела, куда мы направляемся. Тогда она схватилась-таки за хвост.
– Индейская стоянка! Ты беспокоишься, что на меня нехорошо повлияет белая дама с желейным танцем, а сам хочешь затащить меня на вонючую индейскую стоянку? Лучше ничего не придумал? Я эту конскую ручку начисто оторву, если повезешь меня к своим горластым дикарям.
– Луиза! – изумленно воскликнул Джордж. – Как это невежливо с твоей стороны…
Конь остановился как по команде, кося глазом. Луиза сидела с неприступным видом, одной рукой держа хвост, в другой – веер. Обмахивая лицо, она повернулась к Сандауну:
– Извините, мистер Джексон. Я не хотела сказать «дикарям». И «вонючим» и «горластым» – тоже. Но согласитесь, что для носа и ушей эти вигвамы – тяжелое испытание.
– Луи-и-за! – Джордж был скандализован. – Даме не пристало так себя вести. У нас двадцатый век.
Луиза заработала веером быстрее:
– А по мне, там пахнет как в восемнадцатом.
– Ты его еще застала? – поддел ее Джордж, двигая бровями вверх и вниз.
Луиза сидела разгневанная. И не смягчилась, даже когда в роли примирителя выступил Сандаун:
– Можно проехать по речной тропинке.
– Правильно, – сказал Джордж. – Она минует вигвамы.
– Знаю, я уже на ней бывала, если помнишь…
Они продолжали ее уламывать. В конце концов она подняла руки в знак капитуляции – отпустила хвост. Джордж провел мерина через ворота, а оттуда пошел напрямик, минуя вигвамы. Он насвистывал в такт шагам. Он заметно успокоился. Не мог же он оставить такой экзотический цветок без ухода.
Я тоже почувствовал облегчение. Кольцо вигвамов выглядело угрожающе, как наконечники стрел, нацеленные в небо. Вигвамов, конечно, было не так много, как теперь, но выглядели они разнообразнее. Всевозможных форм и размеров – некоторые еще крыты шкурами животных, некоторые шкуры еще воняют прогорклым жиром и обсижены мухами. Смешение племен и кланов не сумело договориться об одном центральном костре, поэтому воздух между жилищами был насыщен дымом сотен очагов в земле, где готовилась еда. В дымной мгле блуждали жены и девушки, туристы и дети, собаки и лошади. Мужчины сидели на корточках в любом пятачке тени, какую смогли найти, барабанили, пели и пили. Солнце палило.
Джордж завел мерина в дубовое мелколесье. Сандаун спешился и пошел за ним. Ветки цеплялись, но Луиза отказалась слезть со своего насеста. Я спрыгнул с коня и тоже пошел пешком. В голове гудело – и от дневной жары, и от ночной пьянки. Я сосредоточился на синей шерстяной спине Сандауна. Подложенные плечи казались сделанными из жести – так выношена была материя. Старомодный покрой воротника напомнил о костюме, в котором хоронили прадедушку Спейна.
Мы вышли на опушку и очутились на берегу Юматиллы. Река с небольшим водопадом стремительно бежала в узком русле. Под водопадом возилась и вопила куча голозадых индейских детей. Они играли во что-то вроде «царя горы». Горой был необычный камень посреди водопада. В отличие от остального гранитного порога он был глянцевым, янтарно-желтым и размером с быка. Вода тысячелетиями полировала его, но над вершиной, казалось, поработала человеческая рука, превратив ее в еще более гладкий маленький бассейн. Эта выемка величиной с седло была зеленой от тины и блестела от брызг.
– Этот большой камень смахивает на трон, – заметил я.
– Он и есть трон, – отозвался Джордж. – Трон Ко Шара, вытесан из обсидиана. Никто не знает, откуда он взялся.
– Желтый обсидиан, – со значением сказал Сандаун. – Он с Гласс-Бьют[24], к югу отсюда.
– Ладно, ладно. С Гласс-Бьют. Но никто не знает, как он сюда попал. Если ты еще не понял, Нашвилл, Сандаун держится мнения, что этот стул дает сидящему какую-то особую силу.
Из кучи вырвался один мальчишка, вскарабкался в быстром потоке и шлепнулся коричневым задом в зеленую ложбинку. Там, к моему изумлению, он принялся орать и лопотать как сумасшедший.
– Какую силу? – спросил я. – Способность галдеть?
– Понимать Языки, – сказал индеец.
– Ко-Шар – Дух Правды, – сказал Джордж.
– Текучей Правды, – поправил индеец.
– Индейцы верят, что ты можешь расслышать его в бормотании реки, если подольше послушать.
– Услышишь, как он говорит правду. – Сандаун сделался почти многословным, когда коснулись этой темы.
Джордж был словоохотлив, как всегда.
– Они утверждают, что если будешь там сидеть и бормотать вместе с рекой, то в конце концов тоже выскажешь правду – если сумеешь просидеть там и болтать достаточно долго. А это на троне Ко-Шара не так уж легко.
Я понял, что он имеет в виду. Лопотание и ор в скользком седле мешали парню удерживать равновесие. Он не мог усидеть под напором воды. С криком отчаяния он скатился в кучу мелюзги, бултыхавшейся внизу. Глядя на них, Луиза покачала головой.
– Хватит вам про этот дурацкий камень. Шутовской трон – вот про что вы говорите, и я лично от этого скучаю. Побожитесь мне оба, что в этом году валять дурака там будут другие несмышленыши. Теперь их очередь, вам не кажется?
Джордж захохотал. Сандаун молча смотрел на камень.
– Обещайте сию же секунду, оба! Поклянитесь, что оставите чертов камень в покое, или я на вас такую луизианскую напасть напущу, что вам все кишки сожжет, как красные муравьи.
Жестом, пригодным на все случаи жизни, оба подняли ладони. Луиза, кажется, была удовлетворена.
– Хорошо. Теперь, большие мальчики, отправляйтесь по своим делам. А я подожду здесь в теньке. Мне удобно на этой старой кляче. И место приятное – смотреть, как голые дети балуются в воде, а не старые уроды.
Джордж засмеялся и бросил поводья, чтобы мерин мог попастись на прибрежной траве. Луиза полулежала на крупе, покрытом одеялом, как дама на диване. Я отвязал свою скатанную постель, приторочил ее к седлу Сандауна, а Стоунуолла привязал к иве, чтобы он угостился диким шпинатом. Сандаун повел своего коня без спешки. Похоже было, шумный индейский лагерь привлекает его не больше, чем Луизу. На всем нашем долгом, медленном пути Джордж поддразнивал его этим, но индеец не сказал ни слова.
Семья жены Сандауна поставила вигвам на дальней стороне круга, у задней ограды. Вигвам, покрытый бизоньими шкурами, был расписан сценами боев и охоты, кое-где очень старыми, кое-где свежими, яркими. Сцены были все вперемешку. Древние фигурки-палочки стреляли из винтовок в синемундирных кавалеристов; свирепый воин держал в правой руке окровавленный томагавк, а в левой Библию; воины в набедренных повязках с заднего сиденья парового автомобиля метали стрелы в давно исчезнувшее стадо бизонов. Мое знакомство с вигвамной живописью прервал смех Джорджа.
– Чего ты ждешь, Заходящее Солнце, хи-хи-хи? Ты главный нынче на дворе твоем на птичьем. Входи, дай им на тебя полюбоваться.
– Мне надо заняться лошадью.
Сандаун отвязал свою постель от седла и положил возле откидной двери вигвама. Я бросил свою рядом.
– Джонни Нашвилл, если не ошибаюсь? – сказал он.
– На самом деле Джонатан Спейн, мистер Келл, – ответил я. – Какая плата для участников?
– Десять долларов в день за один вид программы. Двадцать пять на три дня за один вид. И пятьдесят за весь круг, если надеетесь завоевать призовое седло. Записались всего человек двенадцать. Остальные решили, что полный круг все равно выиграют Джордж или Сандаун.
Я расстегнул рубашку и на этот раз убедился, что вынимаю десятку, а не сотню.
– Запишите меня на ловлю теленка[22], сэр, – сказал я. – На один день.
Я наклонился, чтобы расписаться, но в это время из очереди протянулась черная рука и поймала меня за запястье.
– Этого ковбоя можете записать на всю гулянку, мистер Келл. – Опять неведомо откуда появился Джордж, чтобы помочь мне принять решение. – Посмотрите на него: молодой, красивый, гибкий… Могу спорить, у него природные способности, и знаю, что у него есть средства.
Скотовод выжидательно смотрел на меня, подняв брови.
– Моя специальность – лассо, мистер Келл. Наш грандиозный друг, как всегда, преувеличивает.
Джордж не убрал руку.
– Послушай меня, Нашвилл. – Он наклонился к моему уху. – Полный круг дает тебе такую же возможность выиграть ловлю и вдобавок шанс победить в седле. Ты слушаешь дядю Джорджа? Ты уже поставил на себя сто долларов в поезде, если помнишь. Теперь поздно робеть. Ты должен участвовать во всех видах, все три дня, чтобы оправдать свой взнос, понимаешь меня? Вы-то меня понимаете, мистер Келл? Я прав?
Не успели мы с мистером Келлом ответить, как у другого моего уха раздался другой голос:
– Красивое седло.
Рядом со мной оказался Сандаун. Он показал на конец стола, где на козлах было выставлено великолепное седло. Все в полированной бирюзе и серебре, оно сияло, как драгоценный камень.
– У Хэмли его покрыли особым тиснением, – продолжал Сандаун. – Такого еще не помню.
– Седло первого чемпиона мира, – провозгласил Джордж. – Давай, друг. Пускай даже ты не такой хороший наездник, чтоб выиграть, но риск – благородное дело. Или ты не игрок? Не выложишь пару мелких бумажек, когда есть шанс добыть такое сокровище?
– Они правы, сынок, – согласился мистер Келл. – Одно серебро в инкрустации стоит больше трехсот долларов. Меерхофф показал мне счет от серебреника. Что скажешь?
Мне показалось, что в помещении стало очень тихо. Кто-то дополнил и развил соображение Сандауна:
– Чертовски красивое седло, Джонни-мятежник.
И кто-то еще добавил:
– Пойдет к твоим сапогам.
Я понял, что попал в окружение. Я отсчитал еще четыре десятки из пояса, и толпа разразилась одобрительными криками.
– Какой у вас здесь адрес, Спейн, Джонатан? – спросил мистер Келл. – Вы где ночуете?
– Сегодня я думаю заночевать с моим конем, сэр. Когда найду, где его пристроить.
Одобрительные крики сменились хохотом.
– Худой! – крикнул ковбой с утиным носом. – Тебе легче будет пристроить свой тощий зад, чем коня.
– Они правы, сынок, – сказал мистер Келл. – В эти дни все конюшни и стойла заняты.
– Прошу прощения, мистер Келл, – вмешался Джордж. – Конь Нашвилла может переночевать сегодня с моим.
Келл все еще ждал, нацелив карандаш.
– Нам нужен ближайший родственник или кто-нибудь. На всякий случай.
Я вздохнул.
– Тогда запишите домашний адрес. Фаундер-лейн, четыреста.
– Джонатан Спейн, – записал Келл. – Фаундер-лейн. – Судя по прозвищу Нашвилл, надо записать, что вы из Теннесси?
– Да, сэр. Т-Е-Н-Н-…
– Я знаю, как пишется. Это такой штат.
С горящими ушами я отошел от стола. Спасибо хоть, Джордж и Сандаун пошли следом. Люди хлопали их по плечам и желали удачи.
– За серебряное седло потягаетесь? – крикнул утконосый.
– Похоже на то, – отозвался Джордж.
Сандаун же ответил обычным своим прямым взглядом. Мы прошли сквозь неспокойное море пьющих и вышли за двухстворчатую дверь. Я обрадовался свежему воздуху.
– Теперь слушай, Нашвилл, – сказал Джордж, целеустремленно шагая к границе парка. – Твоего коня я пристрою легко, но остальные места могут быть заняты – если мне повезет.
Он подмигнул и в качестве объяснения показал на край парка. Его мерин был по-прежнему привязан в тени телеги – но уже с седоком. Позади седла, на одеяле с зигзагами сидела Луиза Джубал. Она сидела боком, в своем костюме барышни-южанки и китайским веером отгоняла мух.
– Sabe, amigo?[23]
– Смекаю. – Я мигнул в ответ. Я помаленьку осваивался в новом мире.
– У моей семьи из Айдахо здесь в лагере вигвам, – сказал Сандаун.
Я воспринял это как приглашение и поблагодарил его. Джордж приложил палец к губам и пошел на цыпочках.
Луиза, видимо, влезла на свой насест по тележному колесу – сверху ей лучше было видно. Фургон «Дикого Запада» переехал на главную дорогу. Труппа раскинула свои сети в тени большого клена, и в них уже попалось изрядно пешеходов. Увлеченная зрелищем, Луиза вытягивала шею. Мне трудно было понять, почему женщина таких достоинств карабкается по колесу телеги с навозом только для того, чтобы посмотреть на лысую гориллу, играющую мускулами. Но тут увидел, что мускулами никто не играет: смотрит она на женщину с оранжевыми волосами. Леди О’Грейди сняла свой ковбойский костюм и, оставшись только в марле и бусах, исполняла египетский танец живота, а зазывала на флейте играл ей змеиную музыку. Луиза даже не заметила, что мы пришли. Когда Джордж сказал шепотом: «Ай-ай-ай, баловница», я думал, она прямо выскочит из своих голубых башмачков.
– Никогда так не делай! И вы тоже. Когда девушка смотрит на безволосого монстра.
Джордж рассмеялся.
– Ну да, на монстра, рассказывай. Ты смотришь на похабный танец, новые фигуры хочешь перенять. Я вовремя подошел – хорошим девочкам не годится смотреть на такие неприличные зрелища.
– Я специально влезла, чтобы смотреть, лицемер несчастный. Хочу смотреть и буду смотреть, и замолчи.
– Ага, хочешь смотреть и будешь? – Он отвязал поводья от тележной спицы. – Держись-ка лучше за хвост на том конце, глазастая, потому что я увожу тебя от этого неприличия.
– Никуда ты меня не увозишь, нигер! Довольно ты меня повозил по своей дорожке.
– Не вздумай соскакивать, грешница. Конь мой – семнадцать ладоней в седле, а где ты сидишь – еще выше.
Луиза пошипела и поворчала – кто он такой, чтобы говорить про неприличия! Никчемный ковбой не первой молодости, и седло такое, как будто его вытащили со свалки. Потом она вспомнила, что он говорил насчет роста мерина: семнадцать ладоней – солидная высота, если для приземления нет ничего пружинистей этих голубых башмачков, – вспомнила, смирилась, скрестила руки. Ехала в каменном молчании, пока не увидела, куда мы направляемся. Тогда она схватилась-таки за хвост.
– Индейская стоянка! Ты беспокоишься, что на меня нехорошо повлияет белая дама с желейным танцем, а сам хочешь затащить меня на вонючую индейскую стоянку? Лучше ничего не придумал? Я эту конскую ручку начисто оторву, если повезешь меня к своим горластым дикарям.
– Луиза! – изумленно воскликнул Джордж. – Как это невежливо с твоей стороны…
Конь остановился как по команде, кося глазом. Луиза сидела с неприступным видом, одной рукой держа хвост, в другой – веер. Обмахивая лицо, она повернулась к Сандауну:
– Извините, мистер Джексон. Я не хотела сказать «дикарям». И «вонючим» и «горластым» – тоже. Но согласитесь, что для носа и ушей эти вигвамы – тяжелое испытание.
– Луи-и-за! – Джордж был скандализован. – Даме не пристало так себя вести. У нас двадцатый век.
Луиза заработала веером быстрее:
– А по мне, там пахнет как в восемнадцатом.
– Ты его еще застала? – поддел ее Джордж, двигая бровями вверх и вниз.
Луиза сидела разгневанная. И не смягчилась, даже когда в роли примирителя выступил Сандаун:
– Можно проехать по речной тропинке.
– Правильно, – сказал Джордж. – Она минует вигвамы.
– Знаю, я уже на ней бывала, если помнишь…
Они продолжали ее уламывать. В конце концов она подняла руки в знак капитуляции – отпустила хвост. Джордж провел мерина через ворота, а оттуда пошел напрямик, минуя вигвамы. Он насвистывал в такт шагам. Он заметно успокоился. Не мог же он оставить такой экзотический цветок без ухода.
Я тоже почувствовал облегчение. Кольцо вигвамов выглядело угрожающе, как наконечники стрел, нацеленные в небо. Вигвамов, конечно, было не так много, как теперь, но выглядели они разнообразнее. Всевозможных форм и размеров – некоторые еще крыты шкурами животных, некоторые шкуры еще воняют прогорклым жиром и обсижены мухами. Смешение племен и кланов не сумело договориться об одном центральном костре, поэтому воздух между жилищами был насыщен дымом сотен очагов в земле, где готовилась еда. В дымной мгле блуждали жены и девушки, туристы и дети, собаки и лошади. Мужчины сидели на корточках в любом пятачке тени, какую смогли найти, барабанили, пели и пили. Солнце палило.
Джордж завел мерина в дубовое мелколесье. Сандаун спешился и пошел за ним. Ветки цеплялись, но Луиза отказалась слезть со своего насеста. Я спрыгнул с коня и тоже пошел пешком. В голове гудело – и от дневной жары, и от ночной пьянки. Я сосредоточился на синей шерстяной спине Сандауна. Подложенные плечи казались сделанными из жести – так выношена была материя. Старомодный покрой воротника напомнил о костюме, в котором хоронили прадедушку Спейна.
Мы вышли на опушку и очутились на берегу Юматиллы. Река с небольшим водопадом стремительно бежала в узком русле. Под водопадом возилась и вопила куча голозадых индейских детей. Они играли во что-то вроде «царя горы». Горой был необычный камень посреди водопада. В отличие от остального гранитного порога он был глянцевым, янтарно-желтым и размером с быка. Вода тысячелетиями полировала его, но над вершиной, казалось, поработала человеческая рука, превратив ее в еще более гладкий маленький бассейн. Эта выемка величиной с седло была зеленой от тины и блестела от брызг.
– Этот большой камень смахивает на трон, – заметил я.
– Он и есть трон, – отозвался Джордж. – Трон Ко Шара, вытесан из обсидиана. Никто не знает, откуда он взялся.
– Желтый обсидиан, – со значением сказал Сандаун. – Он с Гласс-Бьют[24], к югу отсюда.
– Ладно, ладно. С Гласс-Бьют. Но никто не знает, как он сюда попал. Если ты еще не понял, Нашвилл, Сандаун держится мнения, что этот стул дает сидящему какую-то особую силу.
Из кучи вырвался один мальчишка, вскарабкался в быстром потоке и шлепнулся коричневым задом в зеленую ложбинку. Там, к моему изумлению, он принялся орать и лопотать как сумасшедший.
– Какую силу? – спросил я. – Способность галдеть?
– Понимать Языки, – сказал индеец.
– Ко-Шар – Дух Правды, – сказал Джордж.
– Текучей Правды, – поправил индеец.
– Индейцы верят, что ты можешь расслышать его в бормотании реки, если подольше послушать.
– Услышишь, как он говорит правду. – Сандаун сделался почти многословным, когда коснулись этой темы.
Джордж был словоохотлив, как всегда.
– Они утверждают, что если будешь там сидеть и бормотать вместе с рекой, то в конце концов тоже выскажешь правду – если сумеешь просидеть там и болтать достаточно долго. А это на троне Ко-Шара не так уж легко.
Я понял, что он имеет в виду. Лопотание и ор в скользком седле мешали парню удерживать равновесие. Он не мог усидеть под напором воды. С криком отчаяния он скатился в кучу мелюзги, бултыхавшейся внизу. Глядя на них, Луиза покачала головой.
– Хватит вам про этот дурацкий камень. Шутовской трон – вот про что вы говорите, и я лично от этого скучаю. Побожитесь мне оба, что в этом году валять дурака там будут другие несмышленыши. Теперь их очередь, вам не кажется?
Джордж захохотал. Сандаун молча смотрел на камень.
– Обещайте сию же секунду, оба! Поклянитесь, что оставите чертов камень в покое, или я на вас такую луизианскую напасть напущу, что вам все кишки сожжет, как красные муравьи.
Жестом, пригодным на все случаи жизни, оба подняли ладони. Луиза, кажется, была удовлетворена.
– Хорошо. Теперь, большие мальчики, отправляйтесь по своим делам. А я подожду здесь в теньке. Мне удобно на этой старой кляче. И место приятное – смотреть, как голые дети балуются в воде, а не старые уроды.
Джордж засмеялся и бросил поводья, чтобы мерин мог попастись на прибрежной траве. Луиза полулежала на крупе, покрытом одеялом, как дама на диване. Я отвязал свою скатанную постель, приторочил ее к седлу Сандауна, а Стоунуолла привязал к иве, чтобы он угостился диким шпинатом. Сандаун повел своего коня без спешки. Похоже было, шумный индейский лагерь привлекает его не больше, чем Луизу. На всем нашем долгом, медленном пути Джордж поддразнивал его этим, но индеец не сказал ни слова.
Семья жены Сандауна поставила вигвам на дальней стороне круга, у задней ограды. Вигвам, покрытый бизоньими шкурами, был расписан сценами боев и охоты, кое-где очень старыми, кое-где свежими, яркими. Сцены были все вперемешку. Древние фигурки-палочки стреляли из винтовок в синемундирных кавалеристов; свирепый воин держал в правой руке окровавленный томагавк, а в левой Библию; воины в набедренных повязках с заднего сиденья парового автомобиля метали стрелы в давно исчезнувшее стадо бизонов. Мое знакомство с вигвамной живописью прервал смех Джорджа.
– Чего ты ждешь, Заходящее Солнце, хи-хи-хи? Ты главный нынче на дворе твоем на птичьем. Входи, дай им на тебя полюбоваться.
– Мне надо заняться лошадью.
Сандаун отвязал свою постель от седла и положил возле откидной двери вигвама. Я бросил свою рядом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента