Неожиданно Уиллис исчез, и вместо него на экране возник менее взволнованный образ – гора Зевс. На этот раз она была, однако, куда более активной, чем полагается хорошо воспитанной горе; доктор Крюгер был потрясен, увидев, насколько изменился ее вид с момента предыдущей передачи с Европы.
– Нормальная скорость, – поспешно скомандовал он. – Звук.
– … почти сто метров в сутки, и наклон увеличился на пятнадцать градусов. Тектонические возмущения достигли поразительных размеров – у подножия значительные потоки лавы. Рядом со мной доктор Ван-дер-Берг. Ван, каково твое мнение?
– Мой племянник выглядит очень хорошо – принимая во внимание, что ему пришлось пережить. Отличная родословная, конечно… – пробормотал себе под нос Пауль Крюгер.
– Судя по всему, кора не сумела оправиться от удара и теперь не выдерживает все возрастающих нагрузок. Гора Зевс медленно оседала с того момента, как мы обнаружили ее, но за последние несколько недель скорость оседания возросла в тысячи раз. Даже на глаз заметны ее подвижки.
– Сколько времени потребуется для того, чтобы гора исчезла совсем?
– Я как-то не верю в это…
Камера тут же показала другой вид горы, и голос, Виктора Уиллиса донесся из-за экрана:
– Это были слова доктора Ван-дер-Берга, произнесенные им два дня назад. А сейчас что ты думаешь, Ван?
– Гм – похоже, что я ошибся. Гора оседает с невероятной скоростью.
Просто глазам не верю – осталось всего с полкилометра! Боюсь делать какие-нибудь прогнозы…
– И совершенно правильно, Ван. Итак, это было всего лишь вчера. А сейчас мы включим пленку, заснятую с большой скоростью, которая демонстрируется обычным числом кадров в секунду. Она заканчивается моментом, когда рухнула наша камера…
Доктор Пауль Крюгер наклонился вперед, наблюдая за последним актом драмы, в которой он сыграл такую небольшую, но исключительно важную роль.
В сущности, необходимости в замедленной съемке не было; события развертывались перед его глазами со скоростью, почти в сто раз превышающей нормальную. Час сжимался в одну минуту – человеческая жизнь сокращалась до жизни бабочки.
Гора Зевс оседала у него на глазах.
Струи расплавленной серы с поразительной скоростью взлетали в небо вокруг всего основания горы, описывая параболы ярко-синего пламени. Зрелище напоминало картину – корабль тонет в штормовом море, окруженный огнями святого Эльма. Даже впечатляющие извержения вулканов на Ио не могли сравниться с этой поразительной картиной природной ярости.
– Самое крупное сокровище, найденное людьми за всю историю человечества, исчезает из глаз, – произнес Уиллис приглушенным голосом, полным благоговейного ужаса. – К сожалению, мы не можем показать вам последние мгновения. Скоро вы поймете почему. Действие замедлилось до нормальной скорости. Оставалось всего лишь несколько сот метров горы, и извержения у ее основания происходили теперь заметно медленнее.
Внезапно изображение на экране накренилось; стабилизаторы уровня камеры, до сих пор сопротивлявшиеся постоянным сотрясениям почвы, отступили, не выдержав неравной схватки. На мгновенье показалось, что гора вырастает из почвы – но это опрокинулся треножник, на котором была закреплена камера. Последняя сцена с Европы представляла крупный план пылающей волны расплавленной серы, готовой захлестнуть видио-камеру.
– Все исчезло! Пропало навсегда! – произнес Уиллис траурным голосом. – Богатства, в несчетное число раз превышающие все россыпи Голконды или Кимберли! Какая потеря! Какое жестокое разочарование!
– Боже, какой кретин! – воскликнул доктор Крюгер, брызгая слюной. – Неужели он не понимает…
Наступило время для еще одного письма в «Нейчур». И этот секрет окажется слишком большим, чтобы сохранить его в тайне.
– Нормальная скорость, – поспешно скомандовал он. – Звук.
– … почти сто метров в сутки, и наклон увеличился на пятнадцать градусов. Тектонические возмущения достигли поразительных размеров – у подножия значительные потоки лавы. Рядом со мной доктор Ван-дер-Берг. Ван, каково твое мнение?
– Мой племянник выглядит очень хорошо – принимая во внимание, что ему пришлось пережить. Отличная родословная, конечно… – пробормотал себе под нос Пауль Крюгер.
– Судя по всему, кора не сумела оправиться от удара и теперь не выдерживает все возрастающих нагрузок. Гора Зевс медленно оседала с того момента, как мы обнаружили ее, но за последние несколько недель скорость оседания возросла в тысячи раз. Даже на глаз заметны ее подвижки.
– Сколько времени потребуется для того, чтобы гора исчезла совсем?
– Я как-то не верю в это…
Камера тут же показала другой вид горы, и голос, Виктора Уиллиса донесся из-за экрана:
– Это были слова доктора Ван-дер-Берга, произнесенные им два дня назад. А сейчас что ты думаешь, Ван?
– Гм – похоже, что я ошибся. Гора оседает с невероятной скоростью.
Просто глазам не верю – осталось всего с полкилометра! Боюсь делать какие-нибудь прогнозы…
– И совершенно правильно, Ван. Итак, это было всего лишь вчера. А сейчас мы включим пленку, заснятую с большой скоростью, которая демонстрируется обычным числом кадров в секунду. Она заканчивается моментом, когда рухнула наша камера…
Доктор Пауль Крюгер наклонился вперед, наблюдая за последним актом драмы, в которой он сыграл такую небольшую, но исключительно важную роль.
В сущности, необходимости в замедленной съемке не было; события развертывались перед его глазами со скоростью, почти в сто раз превышающей нормальную. Час сжимался в одну минуту – человеческая жизнь сокращалась до жизни бабочки.
Гора Зевс оседала у него на глазах.
Струи расплавленной серы с поразительной скоростью взлетали в небо вокруг всего основания горы, описывая параболы ярко-синего пламени. Зрелище напоминало картину – корабль тонет в штормовом море, окруженный огнями святого Эльма. Даже впечатляющие извержения вулканов на Ио не могли сравниться с этой поразительной картиной природной ярости.
– Самое крупное сокровище, найденное людьми за всю историю человечества, исчезает из глаз, – произнес Уиллис приглушенным голосом, полным благоговейного ужаса. – К сожалению, мы не можем показать вам последние мгновения. Скоро вы поймете почему. Действие замедлилось до нормальной скорости. Оставалось всего лишь несколько сот метров горы, и извержения у ее основания происходили теперь заметно медленнее.
Внезапно изображение на экране накренилось; стабилизаторы уровня камеры, до сих пор сопротивлявшиеся постоянным сотрясениям почвы, отступили, не выдержав неравной схватки. На мгновенье показалось, что гора вырастает из почвы – но это опрокинулся треножник, на котором была закреплена камера. Последняя сцена с Европы представляла крупный план пылающей волны расплавленной серы, готовой захлестнуть видио-камеру.
– Все исчезло! Пропало навсегда! – произнес Уиллис траурным голосом. – Богатства, в несчетное число раз превышающие все россыпи Голконды или Кимберли! Какая потеря! Какое жестокое разочарование!
– Боже, какой кретин! – воскликнул доктор Крюгер, брызгая слюной. – Неужели он не понимает…
Наступило время для еще одного письма в «Нейчур». И этот секрет окажется слишком большим, чтобы сохранить его в тайне.
Глава 56
Теория пертурбаций
Редактору, банк данных журнала «.Нейчур» (всеобщий доступ)
От профессора Пауля Крюгера, Члена Королевского Общества, т. д.
ПРЕДМЕТ: ГОРА ЗЕВС И ЮПИТЕРИАНСКИЕ АЛМАЗЫ)
Как теперь широко известно, европеанская формация, известная как гора Зевс, первоначально была частью Юпитера. Предположение, что ядра газовых гигантов могут состоять из алмазов, впервые было высказано Марвином Россом (Национальная лаборатория Лоуренса Ливермора, Калифорнийский университет) в его классической статье «Ледяной слой Урана и Нептуна – алмазы в небе?» («Нейчур», т. 292, № 5822. стр. 435 – 436, 30 июля 1981 г.). Как ни странно, но Росс не включил Юпитер в свои расчеты.
Погружение горы Зевс внутрь коры Европы вызвало хор сожалений, причем смехотворных, – по причинам, указанным ниже. Не вдаваясь в подробности, которые будут изложены в моей последующей публикации, я оцениваю алмазное ядро Юпитера по крайней мере в 1028 г. Это в десять миллиардов раз больше, чем гора Зевс. Несмотря на то что значительная часть этого вещества была, несомненно, разрушена в момент детонации планеты и возникновения – судя по всему, искусственным образом – солнца Люцифер, предположение, что единственным осколком была гора Зевс, не выдерживает никакой критики. Хотя немалое количество вещества рухнуло обратно на Люцифер, значительная часть была выброшена на орбиту – и остается там до сего времени. На основе элементарной теории пертурбаций легко доказать, что эти осколки будут периодически возвращаться к точке своего возникновения. Разумеется, не представляется возможным давать точную оценку, но я полагаю, что алмазы массой по крайней мере в миллион раз больше горы Зевс находятся в космическом пространстве, обращаясь по орбитам вблизи Люцифера. Утеря одного незначительного осколка, расположенного к тому же в крайне неудобном и труднодоступном месте (на Европе), не имеет практически никакого значения. Я предлагаю создать в космосе и как можно быстрее – специальную сеть радиолокационных установок для определения координат небесных тел, состоящих из этого вещества.
Хотя исключительно тонкая алмазная пленка широко производится начиная еще с 1987 года, создавать алмазы в значительном количестве пока не удавалось. Возможность производства алмазов в объемах, измеряемых мегатоннами, могло бы полностью преобразить многие отрасли промышленности и создать совершенно новые. Особое внимание привлекает то обстоятельство, как указал на это Айзеке и другие авторы почти сто лет тому назад (см. «Сайэнс», т. 151, стр. 682 – 683, 1966 г.), что алмаз представляет собой единственный строительный материал, пригодный для осуществления проекта так называемых космических лифтов, которые делают возможной транспортировку от поверхности Земли до орбиты при ничтожных затратах. Алмазные горы, обращающиеся сейчас среди спутников Юпитера, могут открыть перед человечеством всю Солнечную систему. Насколько тривиальным по сравнению с этим представляется старинное применение углерода, кристаллизованного в кубической системе! Чтобы сделать изложение этой темы максимально полным, следует упомянуть еще одно местонахождение огромных масс алмазов – место, еще более недоступное, к сожалению, чем ядро гигантской планеты… Высказывалось предположение, что кора нейтронных звезд может состоять в основном из алмазов. Поскольку ближайшая нейтронная звезда расположена на расстоянии пятнадцати световых лет он нас и сила притяжения на ее поверхности превышает земную в семьдесят тысяч миллионов раз, трудно считать ее возможным источником получения этого материала.
Впрочем, кто мог предположить, что когда-либо нам удастся коснуться вещества, составлявшего ядро Юпитера?
От профессора Пауля Крюгера, Члена Королевского Общества, т. д.
ПРЕДМЕТ: ГОРА ЗЕВС И ЮПИТЕРИАНСКИЕ АЛМАЗЫ)
Как теперь широко известно, европеанская формация, известная как гора Зевс, первоначально была частью Юпитера. Предположение, что ядра газовых гигантов могут состоять из алмазов, впервые было высказано Марвином Россом (Национальная лаборатория Лоуренса Ливермора, Калифорнийский университет) в его классической статье «Ледяной слой Урана и Нептуна – алмазы в небе?» («Нейчур», т. 292, № 5822. стр. 435 – 436, 30 июля 1981 г.). Как ни странно, но Росс не включил Юпитер в свои расчеты.
Погружение горы Зевс внутрь коры Европы вызвало хор сожалений, причем смехотворных, – по причинам, указанным ниже. Не вдаваясь в подробности, которые будут изложены в моей последующей публикации, я оцениваю алмазное ядро Юпитера по крайней мере в 1028 г. Это в десять миллиардов раз больше, чем гора Зевс. Несмотря на то что значительная часть этого вещества была, несомненно, разрушена в момент детонации планеты и возникновения – судя по всему, искусственным образом – солнца Люцифер, предположение, что единственным осколком была гора Зевс, не выдерживает никакой критики. Хотя немалое количество вещества рухнуло обратно на Люцифер, значительная часть была выброшена на орбиту – и остается там до сего времени. На основе элементарной теории пертурбаций легко доказать, что эти осколки будут периодически возвращаться к точке своего возникновения. Разумеется, не представляется возможным давать точную оценку, но я полагаю, что алмазы массой по крайней мере в миллион раз больше горы Зевс находятся в космическом пространстве, обращаясь по орбитам вблизи Люцифера. Утеря одного незначительного осколка, расположенного к тому же в крайне неудобном и труднодоступном месте (на Европе), не имеет практически никакого значения. Я предлагаю создать в космосе и как можно быстрее – специальную сеть радиолокационных установок для определения координат небесных тел, состоящих из этого вещества.
Хотя исключительно тонкая алмазная пленка широко производится начиная еще с 1987 года, создавать алмазы в значительном количестве пока не удавалось. Возможность производства алмазов в объемах, измеряемых мегатоннами, могло бы полностью преобразить многие отрасли промышленности и создать совершенно новые. Особое внимание привлекает то обстоятельство, как указал на это Айзеке и другие авторы почти сто лет тому назад (см. «Сайэнс», т. 151, стр. 682 – 683, 1966 г.), что алмаз представляет собой единственный строительный материал, пригодный для осуществления проекта так называемых космических лифтов, которые делают возможной транспортировку от поверхности Земли до орбиты при ничтожных затратах. Алмазные горы, обращающиеся сейчас среди спутников Юпитера, могут открыть перед человечеством всю Солнечную систему. Насколько тривиальным по сравнению с этим представляется старинное применение углерода, кристаллизованного в кубической системе! Чтобы сделать изложение этой темы максимально полным, следует упомянуть еще одно местонахождение огромных масс алмазов – место, еще более недоступное, к сожалению, чем ядро гигантской планеты… Высказывалось предположение, что кора нейтронных звезд может состоять в основном из алмазов. Поскольку ближайшая нейтронная звезда расположена на расстоянии пятнадцати световых лет он нас и сила притяжения на ее поверхности превышает земную в семьдесят тысяч миллионов раз, трудно считать ее возможным источником получения этого материала.
Впрочем, кто мог предположить, что когда-либо нам удастся коснуться вещества, составлявшего ядро Юпитера?
Глава 57
Передышка на Ганимеде
– Бедные, невежественные колонисты! – причитал Михайлович. – Я в ужасе – на всем Ганимеде ни одного большого концертного зала! Я понимаю, конечно, что наперсток оптроники в моем синтезаторе способен воспроизвести любой музыкальный инструмент. Но «Стейнвэй» все-таки остается «Стейнвэем», равно как и «Страд» – «Страдом». Его жалобы, хотя и не слишком серьезные, уже пробудили некоторых представителей местной интеллигенции на ответные действия. Популярная местная программа «Утренний Ганимед» ответила на его причитания следующим ядовитым комментарием: «Оказав нам честь своим присутствием, наши знаменитые гости подняли – хотя и временно – культурный уровень обоих миров…»
Это высказывание было направлено в первую очередь против Уиллиса, Михайловича и М'Бала, которые несли свет просвещения невежественным туземцам с излишним рвением. Мэгги М стала причиной настоящего скандала, откровенно поведав о любовных связях Зевса-Юпитера с Ио, Европой, Ганимедом и Каллисто. Рассказ о том, как он явился в обличье белого быка к нимфе Европе, не понравился бы сам по себе, а повествование о попытках спасти Ио и Каллисто от справедливого гнева его супруги Геры, оказавшихся явно недостаточно решительными, лишь подлило масла в огонь. Но особенное неудовольствие местных жителей вызвало сообщение, что мифологический Ганимед оказался совсем другого пола. Нужно отдать им справедливость – намерения самозваных послов мировой культуры были достойны всяческой похвалы, хотя и не совсем бескорыстны. Узнав, что на Ганимеде им придется оставаться в течение нескольких месяцев, они тут же поняли, что угроза скуки нависнет над ними, лишь только исчезнет прелесть новизны. К тому же, гостям хотелось как можно лучше использовать свои таланты для благотворного воздействия на окружающих. Однако далеко не все хотели – или не имели время, – чтобы на них оказывали благотворное воздействие здесь, на технологически высокоразвитой границе Солнечной системы.
Эва Мерлин, наоборот, идеально освоилась с новой ситуацией и чувствовала себя как рыба в воде. Несмотря на ее земную славу, имя «Мерлин» мало что говорило большинству жителей Ганимеда. Это позволяло ей наслаждаться свободой и без конца бродить по коридорам и надувным куполам Центральной базы Ганимеда. Здесь ей не угрожала опасность, что люди будут глазеть на нее или обмениваться взволнованными комментариями за ее спиной. Правда, ее все-таки узнавали – но лишь как гостью с Земли. Гринберг, со свойственной ему деловитостью, легко вошел в деловые и технические круги спутника и уже был избран в состав нескольких советов и комиссий. Скоро он оказался настолько полезным и незаменимым, что его предупредили о сложностях, которые могут возникнуть, если он захочет покинуть Ганимед.
Хейвуд Флойд, наблюдая за деятельностью своих спутников, сочувственно улыбался, но оставался в стороне. Он думал лишь об одном – как восстановить добрые отношения с Крисом, в то же время его заботило и будущее своего внука. Теперь, когда «Юниверс» – в топливных баках которого оставалось менее ста тонн воды – благополучно опустился на поверхность Ганимеда, предстояло сделать многое. Благодарность, которую испытывали все, кто находился на борту «Гэлакси», к своим спасителям, помогла экипажам обоих кораблей слиться в единое целое; после тщательного осмотра и ремонта «Юниверса», а также его заправки они вернутся обратно на Землю вместе. Сообщение, что сэр Лоуренс уже строит планы создания нового, усовершенствованного «Гэлакси II», значительно улучшило моральный дух команды; правда, строительство корабля начнется лишь после того, как адвокаты сэра Лоуренса урегулируют расхождения со страховой компанией Ллойдза, все еще утверждающей, что ранее не существовавшее преступление – похищение космического корабля во время полета – не подпадает под действие страхового полиса. Что касается самого преступления, никто не был арестован или даже обвинен. Несомненно, оно тщательно планировалось в течение ряда лет какой-то хорошо организованной и не испытывающей недостатка в деньгах группой. Соединенные Штаты Южной Африки заявили во всеуслышание, что не имеют к преступлению никакого отношения, и потребовали официального расследования. Бурская лига также выразила свое негодование и обвинила в происшедшем Чаку.
Доктор Крюгер ничуть не удивился, обнаружив в получаемой им почте злобные, но анонимные письма, обвиняющие его в измене. Обычно они были написаны на африкаанс, но содержали едва заметные ошибки в грамматике или фразеологии, и ученый пришел к выводу, что эти письма составляют часть кампании дезинформации.
Поразмыслив, он переслал эти письма в АСТРОПОЛ – где они, по-видимому, уже имеются, подумал он, усмехнувшись. АСТРОПОЛ поблагодарил его, но – как и ожидал доктор Крюгер – воздержался от комментариев. Вторые помощники Флойд и Чанг, а также другие члены экипажа «Гэлакси» получили – по отдельности – приглашения отобедать в лучших ресторанах Ганимеда от двух таинственных незнакомцев, с которыми Флойд уже встречался перед вылетом. Когда осчастливленные приглашенные, отведав откровенно плохой пищи, сравнили затем свои записи, они пришли к выводу, что их вежливые собеседники пытались собрать информацию, обвиняющую Чаку в совершении преступления, но вряд ли преуспели в этом. Доктор Ван-дер-Берг, затеявший всю эту историю – оказавшуюся для него весьма успешной как в научном, так и в финансовом отношении, – не знал теперь, что делать с новыми открывшимися перед ним возможностями. Ряд известных университетов на Земле обратились к нему с очень интересными предложениями – но, по иронии судьбы, воспользоваться ими Ван-дер-Берг уже не мог. Он слишком долго жил на Ганимеде в условиях одной шестой земного притяжения, и его организм был уже не в состоянии перестроиться.
Правда, он мог жить на Луне или на борту «Пастера», как объяснил ему Хейвуд Флойд.
– Мы намерены создать там космический университет, – сказал он, – чтобы люди с других миров, не способные выдержать земную силу тяжести, могли вступать в контакт с землянами в реальном времени. У нас будут лекционные залы, аудитории, лаборатории – некоторые из них снабдим только компьютерами, но выглядеть они будут так, что никто не заметит разницу. Вдобавок, ты сможешь использовать свои сомнительные миллионы для видеозакупок на Земле.
К своему изумлению, Флойд не только вернул себе внука, но и приобрел племянника; в его представлении Ван-дер-Берг и Крис были связаны друг с другом уникальными обстоятельствами, которые совместно пережили. Это относилось прежде всего к появлению таинственного образа в том городке на Европе, под сенью нависшего Монолита. У Криса не было ни малейших сомнений.
– Я видел и слышал тебя с такой же четкостью, как сейчас, – говорил он деду. – Однако губы у тебя не двигались – и самое странное, что мне это не показалось необычным. Я счел это совершенно естественным. Ты выглядел немного печальным – нет, пожалуй, лучше сказать – грустным. Или смирившимся с происшедшим.
– Мы все время вспоминали о вашей встрече с Боуменом на «Дискавери», – добавил Ван-дер-Берг. – Перед посадкой на Европе я попытался связаться с ним по радио.
Такая попытка может показаться наивной, но другой просто не пришло в голову. Я был уверен, что он там – в той или иной форме.
– И вы так и не получили ответа?
Флойд заколебался. Воспоминание быстро тускнело, но внезапно он отчетливо вспомнил появление мини-монолита в своей каюте. Ничего тогда не произошло, и все-таки с того момента он был уверен, что Крис в безопасности и что он снова увидит его.
– Нет, – медленно произнес он. – Я так и не получил никакого ответа.
В конце концов, это вполне могло оказаться сном.
Это высказывание было направлено в первую очередь против Уиллиса, Михайловича и М'Бала, которые несли свет просвещения невежественным туземцам с излишним рвением. Мэгги М стала причиной настоящего скандала, откровенно поведав о любовных связях Зевса-Юпитера с Ио, Европой, Ганимедом и Каллисто. Рассказ о том, как он явился в обличье белого быка к нимфе Европе, не понравился бы сам по себе, а повествование о попытках спасти Ио и Каллисто от справедливого гнева его супруги Геры, оказавшихся явно недостаточно решительными, лишь подлило масла в огонь. Но особенное неудовольствие местных жителей вызвало сообщение, что мифологический Ганимед оказался совсем другого пола. Нужно отдать им справедливость – намерения самозваных послов мировой культуры были достойны всяческой похвалы, хотя и не совсем бескорыстны. Узнав, что на Ганимеде им придется оставаться в течение нескольких месяцев, они тут же поняли, что угроза скуки нависнет над ними, лишь только исчезнет прелесть новизны. К тому же, гостям хотелось как можно лучше использовать свои таланты для благотворного воздействия на окружающих. Однако далеко не все хотели – или не имели время, – чтобы на них оказывали благотворное воздействие здесь, на технологически высокоразвитой границе Солнечной системы.
Эва Мерлин, наоборот, идеально освоилась с новой ситуацией и чувствовала себя как рыба в воде. Несмотря на ее земную славу, имя «Мерлин» мало что говорило большинству жителей Ганимеда. Это позволяло ей наслаждаться свободой и без конца бродить по коридорам и надувным куполам Центральной базы Ганимеда. Здесь ей не угрожала опасность, что люди будут глазеть на нее или обмениваться взволнованными комментариями за ее спиной. Правда, ее все-таки узнавали – но лишь как гостью с Земли. Гринберг, со свойственной ему деловитостью, легко вошел в деловые и технические круги спутника и уже был избран в состав нескольких советов и комиссий. Скоро он оказался настолько полезным и незаменимым, что его предупредили о сложностях, которые могут возникнуть, если он захочет покинуть Ганимед.
Хейвуд Флойд, наблюдая за деятельностью своих спутников, сочувственно улыбался, но оставался в стороне. Он думал лишь об одном – как восстановить добрые отношения с Крисом, в то же время его заботило и будущее своего внука. Теперь, когда «Юниверс» – в топливных баках которого оставалось менее ста тонн воды – благополучно опустился на поверхность Ганимеда, предстояло сделать многое. Благодарность, которую испытывали все, кто находился на борту «Гэлакси», к своим спасителям, помогла экипажам обоих кораблей слиться в единое целое; после тщательного осмотра и ремонта «Юниверса», а также его заправки они вернутся обратно на Землю вместе. Сообщение, что сэр Лоуренс уже строит планы создания нового, усовершенствованного «Гэлакси II», значительно улучшило моральный дух команды; правда, строительство корабля начнется лишь после того, как адвокаты сэра Лоуренса урегулируют расхождения со страховой компанией Ллойдза, все еще утверждающей, что ранее не существовавшее преступление – похищение космического корабля во время полета – не подпадает под действие страхового полиса. Что касается самого преступления, никто не был арестован или даже обвинен. Несомненно, оно тщательно планировалось в течение ряда лет какой-то хорошо организованной и не испытывающей недостатка в деньгах группой. Соединенные Штаты Южной Африки заявили во всеуслышание, что не имеют к преступлению никакого отношения, и потребовали официального расследования. Бурская лига также выразила свое негодование и обвинила в происшедшем Чаку.
Доктор Крюгер ничуть не удивился, обнаружив в получаемой им почте злобные, но анонимные письма, обвиняющие его в измене. Обычно они были написаны на африкаанс, но содержали едва заметные ошибки в грамматике или фразеологии, и ученый пришел к выводу, что эти письма составляют часть кампании дезинформации.
Поразмыслив, он переслал эти письма в АСТРОПОЛ – где они, по-видимому, уже имеются, подумал он, усмехнувшись. АСТРОПОЛ поблагодарил его, но – как и ожидал доктор Крюгер – воздержался от комментариев. Вторые помощники Флойд и Чанг, а также другие члены экипажа «Гэлакси» получили – по отдельности – приглашения отобедать в лучших ресторанах Ганимеда от двух таинственных незнакомцев, с которыми Флойд уже встречался перед вылетом. Когда осчастливленные приглашенные, отведав откровенно плохой пищи, сравнили затем свои записи, они пришли к выводу, что их вежливые собеседники пытались собрать информацию, обвиняющую Чаку в совершении преступления, но вряд ли преуспели в этом. Доктор Ван-дер-Берг, затеявший всю эту историю – оказавшуюся для него весьма успешной как в научном, так и в финансовом отношении, – не знал теперь, что делать с новыми открывшимися перед ним возможностями. Ряд известных университетов на Земле обратились к нему с очень интересными предложениями – но, по иронии судьбы, воспользоваться ими Ван-дер-Берг уже не мог. Он слишком долго жил на Ганимеде в условиях одной шестой земного притяжения, и его организм был уже не в состоянии перестроиться.
Правда, он мог жить на Луне или на борту «Пастера», как объяснил ему Хейвуд Флойд.
– Мы намерены создать там космический университет, – сказал он, – чтобы люди с других миров, не способные выдержать земную силу тяжести, могли вступать в контакт с землянами в реальном времени. У нас будут лекционные залы, аудитории, лаборатории – некоторые из них снабдим только компьютерами, но выглядеть они будут так, что никто не заметит разницу. Вдобавок, ты сможешь использовать свои сомнительные миллионы для видеозакупок на Земле.
К своему изумлению, Флойд не только вернул себе внука, но и приобрел племянника; в его представлении Ван-дер-Берг и Крис были связаны друг с другом уникальными обстоятельствами, которые совместно пережили. Это относилось прежде всего к появлению таинственного образа в том городке на Европе, под сенью нависшего Монолита. У Криса не было ни малейших сомнений.
– Я видел и слышал тебя с такой же четкостью, как сейчас, – говорил он деду. – Однако губы у тебя не двигались – и самое странное, что мне это не показалось необычным. Я счел это совершенно естественным. Ты выглядел немного печальным – нет, пожалуй, лучше сказать – грустным. Или смирившимся с происшедшим.
– Мы все время вспоминали о вашей встрече с Боуменом на «Дискавери», – добавил Ван-дер-Берг. – Перед посадкой на Европе я попытался связаться с ним по радио.
Такая попытка может показаться наивной, но другой просто не пришло в голову. Я был уверен, что он там – в той или иной форме.
– И вы так и не получили ответа?
Флойд заколебался. Воспоминание быстро тускнело, но внезапно он отчетливо вспомнил появление мини-монолита в своей каюте. Ничего тогда не произошло, и все-таки с того момента он был уверен, что Крис в безопасности и что он снова увидит его.
– Нет, – медленно произнес он. – Я так и не получил никакого ответа.
В конце концов, это вполне могло оказаться сном.
ЧАСТЬ VIII
ЦАРСТВО СЕРЫ
Глава 58
Лед и пламя
До наступления эпохи исследования планет в конце XX века вряд ли нашлись бы ученые, считающие, что на мире, таком удаленном от Солнца, может существовать жизнь. И тем не менее на протяжении полумиллиарда лет в скрытых морях Европы кипела жизнь не менее разнообразная, чем в земных морях.
До вспышки Юпитера слой льда защищал эти океаны от космического вакуума. Почти всюду толщина льда измерялась километрами, но были места, где он трескался и расходился. И тогда здесь начиналась короткая схватка между двумя непримиримо враждебными стихиями, соприкосновение которых было невозможно на любом другом небесном теле Солнечной системы. Схватка между Морем и Открытым Космосом неизбежно заходила в тупик: вода, соприкоснувшись с холодной пустотой, начинала кипеть и замерзать, образуя ледяную броню.
Моря Европы давным-давно промерзли бы до самого дна, если бы не влияние Юпитера, расположенного поблизости. Его притяжение постоянно меняло форму ядра этого маленького мира; силы, вызывающие конвульсии Ио, действовали и здесь, хотя с гораздо меньшей свирепостью. Война между планетой и ее спутником, идущая с переменным успехом, пробуждала подводные толчки и обвалы, с необычайной скоростью проносящиеся по далекому дну.
Среди этих глубинных равнин были рассеяны бесчисленные оазисы, каждый из которых распространялся на несколько сот метров вокруг огромного количества трещин и разломов, через которые из недр спутника извергались минеральные рассолы. Осаждая содержащиеся в них химические вещества на перепутанной массе труб и кратеров, они создавали иногда естественные подобия разрушенных замков или кафедральных соборов, из которых выливалась черная кипящая жидкость, медленно пульсирующая, будто гонимая толчками какого-то могучего сердца. И подобно крови, эта жидкость несла с собой жизнь.
Ее тепло заставляло отступать смертельный холод, просачивающийся сверху, и образовывало теплые острова на морском дне. И что не менее важно, жидкость несла с собой из ядра Европы химические вещества, необходимые для жизни. Здесь, в среде, при любых других условиях совершенно враждебной жизни, было изобилие энергии и пищи. Подобные геотермические отдушины были открыты на дне земных океанов в то самое десятилетие, когда человечество впервые бросило взгляд на юпитерианские спутники.
Тропические зоны, расположенные рядом с трещинами, были населены мириадами тончайших паукообразных существ, являющихся аналогами растений, хотя почти все они способны были передвигаться. Между ними ползали причудливые слизняки и черви, иногда питающиеся «растениями», но главным образом извлекающие питательные вещества из окружающих вод, наполненных минералами. Подальше от источника тепла – подводного огня, согревающего всех окружающих существ, – располагались более выносливые, жизнестойкие организмы, походившие на крабов. Армии биологов могли потратить целую жизнь на изучение одного маленького оазиса. В отличие от земных морей палеозойской эры скрытый океан Европы не являлся устойчивой средой, поэтому эволюция протекала здесь быстро, создавая огромное разнообразие фантастических форм. И над всеми ими нависала угроза неминуемой смерти: рано или поздно источник жизни ослабевал и иссякал, по мере того как силы, питающие его, перемещались в другое место. Морские бездны были усеяны свидетельствами подобных трагедий – целые кладбища скелетов и останков, обросших минеральными осадками, показывали, где из книги жизни были вычеркнуты целые главы.
Там, на дне моря, лежали гигантские раковины, похожие на свитые в спирали трубы, которые превышали размерами человека, самые разнообразные моллюски – двустворчатые или даже трехстворчатые. А рядом виднелись спиральные отпечатки на камне, имевшие несколько метров в поперечнике, которые походили на прекрасные аммониты, так таинственно исчезнувшие из океанов Земли в конце мелового периода.
Во многих местах в бездне виднелись огни – реки расплавленной лавы текли вдоль морских долин на протяжении десятков километров. На такой глубине давление было настолько велико, что вода, соприкасаясь с раскаленной магмой, не превращалась в пар, и две жидкости сохраняли между собой неустойчивое перемирие.
Здесь, на другом мире и с другими актерами, повторялось нечто вроде истории Египта задолго до появления человека. Подобно тому как Нил нес жизнь узкой полоске прилегающей к нему пустыни, так и эти реки тепла оживляли морские бездны Европы. Вдоль их берегов, полос, редко превышающих километр в ширину, бесчисленные виды жизни возникали, развивались и умирали. Некоторые из них оставляли после себя памятники в виде камней, наваленных друг на друга, или причудливых узоров траншей, вырытых на морском дне.
На этих узких полосах изобилия, протянувшихся через пустыни бездны, развивались и гибли примитивные цивилизации и целые культуры. И окружающий их мир не имел об этих цивилизациях никакого представления, потому что оазисы тепла были отделены друг от друга, подобно самим планетам. Существа, греющиеся в тепле лавовых потоков и питающиеся веществами, которые вытекали из отверстий, ведущих в недра Европы, не могли пересечь враждебную пустыню, разделяющую их одинокие острова. Если бы среди них оказались историки и философы, каждая из этих культур была бы убеждена, что она единственная во вселенной. И каждая была обречена. Не только потому, что источники питающей их энергии возникали случайно и постоянно перемещались, но и потому, что приливные силы, дающие жизнь этим источникам, все время ослабевали. Даже если бы жителям Европы удалось достичь ступени подлинного разума, они погибли бы, когда их мир затих и покрылся непроницаемой коркой льда. Они оказались в ловушке между льдом и огнем – до того момента, пока в небе над ними не вспыхнул Люцифер и не освободил их вселенную. И на берегу только что возникшего континента появились прямоугольные очертания гигантского предмета, черного, как ночь.
До вспышки Юпитера слой льда защищал эти океаны от космического вакуума. Почти всюду толщина льда измерялась километрами, но были места, где он трескался и расходился. И тогда здесь начиналась короткая схватка между двумя непримиримо враждебными стихиями, соприкосновение которых было невозможно на любом другом небесном теле Солнечной системы. Схватка между Морем и Открытым Космосом неизбежно заходила в тупик: вода, соприкоснувшись с холодной пустотой, начинала кипеть и замерзать, образуя ледяную броню.
Моря Европы давным-давно промерзли бы до самого дна, если бы не влияние Юпитера, расположенного поблизости. Его притяжение постоянно меняло форму ядра этого маленького мира; силы, вызывающие конвульсии Ио, действовали и здесь, хотя с гораздо меньшей свирепостью. Война между планетой и ее спутником, идущая с переменным успехом, пробуждала подводные толчки и обвалы, с необычайной скоростью проносящиеся по далекому дну.
Среди этих глубинных равнин были рассеяны бесчисленные оазисы, каждый из которых распространялся на несколько сот метров вокруг огромного количества трещин и разломов, через которые из недр спутника извергались минеральные рассолы. Осаждая содержащиеся в них химические вещества на перепутанной массе труб и кратеров, они создавали иногда естественные подобия разрушенных замков или кафедральных соборов, из которых выливалась черная кипящая жидкость, медленно пульсирующая, будто гонимая толчками какого-то могучего сердца. И подобно крови, эта жидкость несла с собой жизнь.
Ее тепло заставляло отступать смертельный холод, просачивающийся сверху, и образовывало теплые острова на морском дне. И что не менее важно, жидкость несла с собой из ядра Европы химические вещества, необходимые для жизни. Здесь, в среде, при любых других условиях совершенно враждебной жизни, было изобилие энергии и пищи. Подобные геотермические отдушины были открыты на дне земных океанов в то самое десятилетие, когда человечество впервые бросило взгляд на юпитерианские спутники.
Тропические зоны, расположенные рядом с трещинами, были населены мириадами тончайших паукообразных существ, являющихся аналогами растений, хотя почти все они способны были передвигаться. Между ними ползали причудливые слизняки и черви, иногда питающиеся «растениями», но главным образом извлекающие питательные вещества из окружающих вод, наполненных минералами. Подальше от источника тепла – подводного огня, согревающего всех окружающих существ, – располагались более выносливые, жизнестойкие организмы, походившие на крабов. Армии биологов могли потратить целую жизнь на изучение одного маленького оазиса. В отличие от земных морей палеозойской эры скрытый океан Европы не являлся устойчивой средой, поэтому эволюция протекала здесь быстро, создавая огромное разнообразие фантастических форм. И над всеми ими нависала угроза неминуемой смерти: рано или поздно источник жизни ослабевал и иссякал, по мере того как силы, питающие его, перемещались в другое место. Морские бездны были усеяны свидетельствами подобных трагедий – целые кладбища скелетов и останков, обросших минеральными осадками, показывали, где из книги жизни были вычеркнуты целые главы.
Там, на дне моря, лежали гигантские раковины, похожие на свитые в спирали трубы, которые превышали размерами человека, самые разнообразные моллюски – двустворчатые или даже трехстворчатые. А рядом виднелись спиральные отпечатки на камне, имевшие несколько метров в поперечнике, которые походили на прекрасные аммониты, так таинственно исчезнувшие из океанов Земли в конце мелового периода.
Во многих местах в бездне виднелись огни – реки расплавленной лавы текли вдоль морских долин на протяжении десятков километров. На такой глубине давление было настолько велико, что вода, соприкасаясь с раскаленной магмой, не превращалась в пар, и две жидкости сохраняли между собой неустойчивое перемирие.
Здесь, на другом мире и с другими актерами, повторялось нечто вроде истории Египта задолго до появления человека. Подобно тому как Нил нес жизнь узкой полоске прилегающей к нему пустыни, так и эти реки тепла оживляли морские бездны Европы. Вдоль их берегов, полос, редко превышающих километр в ширину, бесчисленные виды жизни возникали, развивались и умирали. Некоторые из них оставляли после себя памятники в виде камней, наваленных друг на друга, или причудливых узоров траншей, вырытых на морском дне.
На этих узких полосах изобилия, протянувшихся через пустыни бездны, развивались и гибли примитивные цивилизации и целые культуры. И окружающий их мир не имел об этих цивилизациях никакого представления, потому что оазисы тепла были отделены друг от друга, подобно самим планетам. Существа, греющиеся в тепле лавовых потоков и питающиеся веществами, которые вытекали из отверстий, ведущих в недра Европы, не могли пересечь враждебную пустыню, разделяющую их одинокие острова. Если бы среди них оказались историки и философы, каждая из этих культур была бы убеждена, что она единственная во вселенной. И каждая была обречена. Не только потому, что источники питающей их энергии возникали случайно и постоянно перемещались, но и потому, что приливные силы, дающие жизнь этим источникам, все время ослабевали. Даже если бы жителям Европы удалось достичь ступени подлинного разума, они погибли бы, когда их мир затих и покрылся непроницаемой коркой льда. Они оказались в ловушке между льдом и огнем – до того момента, пока в небе над ними не вспыхнул Люцифер и не освободил их вселенную. И на берегу только что возникшего континента появились прямоугольные очертания гигантского предмета, черного, как ночь.
Глава 59
Троица
– Отлично сработано. Теперь у них не возникнет искушения вернуться обратно.
– Я узнаю все больше и больше; но мне все-таки грустно, что моя старая жизнь угасает.
– И это пройдет; я ведь тоже возвращался на Землю повидать тех, кого любил когда-то. Теперь я понял, что существуют вещи величественнее Любви.
– Какие же?
– Сострадание, например. Справедливость. Истина. И много других.
– С этим мне легко согласиться. Для представителя человеческого рода я очень стар. Страсти моей молодости давно угасли. Что теперь случится с… настоящим Хейвудом Флойдом?
– Вы оба в равной степени настоящие. Но он скоро умрет, так и не осознав, что обрел бессмертие.
– Это парадокс – но мне он понятен. Если это чувство сохранится, когда-нибудь, возможно, я буду благодарен. Кого мне нужно благодарить – тебя или Монолит? Тот Дэвид Боумен, которого я знал целую жизнь назад, не обладал такими возможностями.
– Да, не обладал; с тех пор многое изменилось. ЭАЛ и я многому научились.
– ЭАЛ? Он тоже здесь?
– Да, доктор Флойд. Не ожидал, что мы встретимся снова – особенно вот таким образом. Подражать вам – это было интересной проблемой.
– Подражать? Ах да, конечно. Зачем это понадобилось?
– После того как получили твою радиограмму, мы с ЭАЛом решили, что ты можешь помочь нам здесь.
– Помочь – вам?
– Да, хотя это и кажется тебе странным. У тебя много знаний и опыта, которых нам не хватает. Лучше всего назвать это мудростью.
– Спасибо. То, что я появился перед своим внуком, – это было мудрым поступком?
– Нет. Это вызвало массу хлопот. Но это был жест сострадания.
Необходимо взвешивать подобные поступки и сравнивать их друг с другом.
– Ты сказал, что вам нужна моя помощь. Зачем?
– Хотя мы и познали многое, есть вещи, ускользающие от нас. ЭАЛ составил схему внутренних систем Монолита, и мы в состоянии управлять теми, что попроще. Это инструмент, служащий многим целям. Судя по всему, его основная функция – быть катализатором разума.
– Да, я думал об этом. Но у нас нет доказательств. – Теперь, когда мы получили возможность проникать внутрь его памяти, они у нас есть. Четыре миллиона лет назад, в Африке, он дал толчок племени питекантропов, умиравших от голода, и это стало началом человеческого рода. И теперь он снова повторил этот эксперимент здесь – но за него пришлось заплатить колоссальную цену. Когда Юпитер был превращен в солнце, чтобы дать возможность этому миру реализовать свой потенциал, погибла другая биосфера. Я сейчас покажу ее тебе такой, какой сам увидел когда-то… Пролетая через ревущее сердце Великого Красного Пятна с разрывающимися вокруг молниями гроз, охвативших всю ширь континента, он понял, почему оно не утихает так много столетий, хотя и составлено из газов куда менее плотных, чем те, которые создают ураганы на Земле. Он погружался в более спокойные глубины, пронзительный визг водородного ветра стихал в его ушах, и облако восковых снежинок – некоторые уже образовали едва осязаемые горы углеводородной пены – опустилось сверху. Было уже достаточно тепло, чтобы вода могла существовать в жидком состоянии, но здесь не было океанов; газовая окружающая среда не могла поддерживать их.
Он спускался сквозь один слой облаков за другим и вошел, наконец, в область такой отчетливой видимости, что даже человеческий глаз различал территорию в тысячу километров. Это было всего лишь небольшое завихрение в огромной спирали Великого Красного Пятна; оно таило секрет, о существовании которого люди подозревали много лет, но чего никак не могли доказать.
– Я узнаю все больше и больше; но мне все-таки грустно, что моя старая жизнь угасает.
– И это пройдет; я ведь тоже возвращался на Землю повидать тех, кого любил когда-то. Теперь я понял, что существуют вещи величественнее Любви.
– Какие же?
– Сострадание, например. Справедливость. Истина. И много других.
– С этим мне легко согласиться. Для представителя человеческого рода я очень стар. Страсти моей молодости давно угасли. Что теперь случится с… настоящим Хейвудом Флойдом?
– Вы оба в равной степени настоящие. Но он скоро умрет, так и не осознав, что обрел бессмертие.
– Это парадокс – но мне он понятен. Если это чувство сохранится, когда-нибудь, возможно, я буду благодарен. Кого мне нужно благодарить – тебя или Монолит? Тот Дэвид Боумен, которого я знал целую жизнь назад, не обладал такими возможностями.
– Да, не обладал; с тех пор многое изменилось. ЭАЛ и я многому научились.
– ЭАЛ? Он тоже здесь?
– Да, доктор Флойд. Не ожидал, что мы встретимся снова – особенно вот таким образом. Подражать вам – это было интересной проблемой.
– Подражать? Ах да, конечно. Зачем это понадобилось?
– После того как получили твою радиограмму, мы с ЭАЛом решили, что ты можешь помочь нам здесь.
– Помочь – вам?
– Да, хотя это и кажется тебе странным. У тебя много знаний и опыта, которых нам не хватает. Лучше всего назвать это мудростью.
– Спасибо. То, что я появился перед своим внуком, – это было мудрым поступком?
– Нет. Это вызвало массу хлопот. Но это был жест сострадания.
Необходимо взвешивать подобные поступки и сравнивать их друг с другом.
– Ты сказал, что вам нужна моя помощь. Зачем?
– Хотя мы и познали многое, есть вещи, ускользающие от нас. ЭАЛ составил схему внутренних систем Монолита, и мы в состоянии управлять теми, что попроще. Это инструмент, служащий многим целям. Судя по всему, его основная функция – быть катализатором разума.
– Да, я думал об этом. Но у нас нет доказательств. – Теперь, когда мы получили возможность проникать внутрь его памяти, они у нас есть. Четыре миллиона лет назад, в Африке, он дал толчок племени питекантропов, умиравших от голода, и это стало началом человеческого рода. И теперь он снова повторил этот эксперимент здесь – но за него пришлось заплатить колоссальную цену. Когда Юпитер был превращен в солнце, чтобы дать возможность этому миру реализовать свой потенциал, погибла другая биосфера. Я сейчас покажу ее тебе такой, какой сам увидел когда-то… Пролетая через ревущее сердце Великого Красного Пятна с разрывающимися вокруг молниями гроз, охвативших всю ширь континента, он понял, почему оно не утихает так много столетий, хотя и составлено из газов куда менее плотных, чем те, которые создают ураганы на Земле. Он погружался в более спокойные глубины, пронзительный визг водородного ветра стихал в его ушах, и облако восковых снежинок – некоторые уже образовали едва осязаемые горы углеводородной пены – опустилось сверху. Было уже достаточно тепло, чтобы вода могла существовать в жидком состоянии, но здесь не было океанов; газовая окружающая среда не могла поддерживать их.
Он спускался сквозь один слой облаков за другим и вошел, наконец, в область такой отчетливой видимости, что даже человеческий глаз различал территорию в тысячу километров. Это было всего лишь небольшое завихрение в огромной спирали Великого Красного Пятна; оно таило секрет, о существовании которого люди подозревали много лет, но чего никак не могли доказать.