Сузи долго поднималась по длинному пологому склону, затем акваплан на мгновение повисал на вершине движущегося водяного холма и наконец несся вниз, в распадок. И все начиналось сначала Джонни давно приспособился к этим подъемам и спускам, ритмично перемещая центр тяжести своего тела на акваплане. Делал он это бессознательно, как велосипедист на неровной местности.
Вдруг из-за туч вырвался полумесяц — луна была на ущербе. Впервые за все путешествие взгляд Джонни объял целые мили окружавшей его воды, мир огромных волн, медленно уходивших в ночь. В свете луны их гребни отливали серебром, и от этого провалы между ними казались совсем черными. Стремительные спуски акваплана в темные долины и медленные подъемы на пики движущихся гор напоминали чередование дня и ночи, ночи и дня.
Джонни посмотрел на часы, они плыли уже без малого четыре часа. Это означало, что они в лучшем случае прошли сорок миль и что уже близок рассвет. Расчеты помогли ему отогнать сон. До этого он дважды задремывал, падая с акваплана, и просыпался, барахтаясь в воде. А это не очень-то приятно — плавать в темноте и ждать, пока Сузи сделает разворот и подберет тебя.
Понемногу небо на востоке светлело. Джонни оглянулся — ему хотелось поймать первые лучи солнца — и вспомнил тот давний рассвет, который он видел с борта гибнущей «Санта-Анны». Каким беспомощным чувствовал он себя тогда и как нещадно жгло его потом солнце! Теперь он был спокоен и уверен в себе, хотя от того места, где он находился, до суши было пятьдесят миль в обе стороны. А солнце больше не могло повредить ему, оно уже давно сделало его кожу темной, смугло-золотистой.
Быстро наступивший рассвет прогнал ночь. Джонни почувствовал спиной тепло нового дня и нажал клавишу «стоп».
Пора было дать Сузи отдохнуть и позавтракать, пусть поохотится. Он соскользнул с акваплана, проплыл немного вперед, чтобы снять с нее упряжь, и Сузи, почувствовав себя свободной, радостно подпрыгнула в воздух и помчалась прочь. Спутника нигде не было видно, он, верно, где-то промышлял рыбу сам по себе. Но Джонни не сомневался — стоит его позвать, и он будет тут как тут.
Джонни сдвинул на лоб маску, в которой пробыл всю ночь, чтобы защитить глаза от брызг, и уселся на краю слегка покачивавшегося на волнах акваплана. Съев банан, два пирожка с мясом и глотнув апельсинового сока, он счел себя сытым. Остальная еда пригодитс попозже. Даже если все пойдет хорошо, путешествие продлится не меньше пяти-шести часов.
Он дал дельфинам еще пятнадцатиминутный отдых, да и сам в это врем спокойно лежал на мирно колыхавшемся акваплане. Потом он нажал клавиши вызова и стал ждать.
Минут через пять он слегка встревожился. За время остановки дельфины могли сделать мили три. Но не уплыли же они так далеко! И тут же он успокоился, потому что увидел знакомые очертания спинного плавника, который разрезал волны, приближаясь к нему.
Но уже через мгновение Джонни поспешно поднялся и сел. Очертани плавника недаром показались ему знакомыми, но это было совсем не то, чего он ждал, — плавник принадлежал косатке.
Считанные секунды, пока Джонни глядел в лицо своей внезапной смерти, несшейся к нему со скоростью тридцати узлов, показались ему вечностью. Тут ему пришла в голову мысль, несколько успокоившая его и позволившая забрезжить надежде. Косатка приплыла на его сигнал; неужели это…
Так оно и было. Когда огромная голова вынырнула метрах в пяти от него, Джонни увидел обтекаемую коробку контрольного устройства, все еще крепко державшуюся на массивном затылке.
— Здорово же ты меня напугала. Снежинка, — сказал он, переведя дух.
— Пожалуйста, не делай так больше.
Даже и сейчас он не был твердо уверен в безопасности. По последним сведениям, Снежинка по-прежнему соблюдала строго рыбную диету — никаких жалоб от дельфинов не поступало. Но ведь он-то не дельфин! И не Мик!
Акваплан сильно закачался, едва Снежинка потерлась об него, и Джонни чуть не полетел в воду. Но это было ласковое прикосновение, самое ласковое из всех, на какие была способна пятиметровая разбойница, и, когда она повернулась, чтобы повторить тот же маневр с другой стороны, Джонни почувствовал себя гораздо лучше. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что косатка настроена дружелюбно, и Джонни про себя горячо поблагодарил Мика.
Все еще немного встревоженный, он протянул руку и похлопал по спине Снежинку, которая тихо проплыла мимо, казалось, не делая никаких усилий. Кожа у нее была эластичная, словно резиновая, — такая же, как у дельфинов, что, разумеется, вполне естественно. Но разве поверишь, что эта гроза морей — тот же дельфин, только побольше!
Ей, видно, понравилось немножко нервное прикосновение руки Джонни, потому что она вернулась, чтобы он снова ее погладил.
— Верно, тебе скучно в одиночестве? — сочувственно сказал Джонни. И тут же застыл, охваченный ужасом.
Снежинка совсем не томилась одиночеством, ей не приходилось скучать. К ним, не торопясь, приближался ее приятель, метров этак десяти длиной.
Только самцу косатки и мог принадлежать этот огромный спинной плавник, высотой с рослого мужчину. Огромный черный треугольник, напоминавший парус, неторопливо двигался к акваплану, на котором сидел оцепеневший Джонни. Одна мысль мелькала в его голове: «Тебя-то не кондиционировали, ты не резвился в бассейне рядом с Миком!»
Самец был, несомненно, самым крупным из всех виденных Джонни косаток — чуть ли не с судно величиной! Снежинка рядом с ним казалась просто обыкновенным дельфином. Но хозяйкой положения была все же она. Пока ее огромный супруг медленно патрулировал вокруг акваплана, она кружила по внутренней орбите, все время держась между ним и Джонни.
Вот он остановился, выставил голову чуть ли не на два метра над водой и через спину Снежинки посмотрел прямо на Джонни. В этих глазах светились голод, ум и жестокость — так, по крайней мере, представилось взволнованному Джонни — и уж, во всяком случае, в них не было и намека на дружелюбие. Кроме того, самец неотвратимо приближался по пологой спирали к акваплану; через несколько минут он прижмет к нему Снежинку.
Однако Снежинка мало считалась с его замыслами. Когда он оказалс уже в трех метрах от Джонни, заслонив собой весь мир, она вдруг бросилась на него и резко толкнула в бок. Джонни хорошо расслышал звук, отдавшийся под водой. Таким ударом свободно можно проломить борт лодки!
Приятель Снежинки понял легкий намек и, к неописуемому облегчению Джонни, отплыл подальше. Метрах в пятнадцати от акваплана между этой парочкой снова возникли разногласия, в результате которых последовала новая затрещина. Тем дело и кончилось. Через несколько минут Снежинка и ее поклонник, держа курс прямо на север, исчезли из виду. Провожая их взглядом, Джонни подумал, что вот сейчас, на его глазах, свирепое чудовище стало покорным мужем, находящимся, как говорится, под башмаком у жены. Она попросту запретила ему закусить немножко между завтраком и обедом. «Закуска», о которой шла речь, почувствовала горячую благодарность к Снежинке.
Долго еще Джонни неподвижно сидел на акваплане, пытаясь унять нервный озноб. Он был испуган, как никогда в своей жизни. И даже не стыдился этого — было чего испугаться! Наконец, он перестал то и дело оглядываться через плечо, ожидая опасности сзади, он снова обрел способность здраво рассуждать. И первым вопросом было: «Где Сузи и Спутник?»
Не видать и следа. Впрочем, это не удивляло Джонни. Дельфины, без сомнения, обнаружили косаток и разумно держались в стороне. Даже если они доверяли Снежинке, у них хватило сообразительности не приближаться к ее другу.
Неужели страх заставил их совсем уплыть или — какая ужасная мысль!
— их проглотили косатки? Если они не вернутся, Джонни конец! Ведь до берега Австралии уж никак не меньше сорока миль.
Он боялся снова нажать клавишу вызова. Могли вернуться косатки, а Джонни ни за что не хотелось опять пережить все сначала, даже при условии счастливого конца. Оставалось сидеть и ждать, не покажется ли где вдали спинной плавник нормальных размеров — не больше тридцати сантиметров высотой.
Протекли еще пятнадцать бесконечных минут. И вот с юга показались Спутник и Сузи. Они, верно, пережидали, пока минет гроза. Встреча с дельфинами принесла Джонни больше радости, чем свидание с любым из людей. Соскользнув с упряжью в воду, он похлопывал их по спинам, осыпал всяческими ласками, которые они так любили, и без конца говорил с ними, как будто они могли его понять. Впрочем, дельфины и вправду понимали его. Хоть они знали всего несколько английских слов, зато прекрасно чувствовали интонации голоса Джонни. Они всегда различали, доволен он или рассержен, а сейчас, без сомнения, полностью разделяли с ним радость миновавшей угрозы.
Джонни застегнул пряжки на сбруе Спутника, проверил, свободны ли дыхало и плавники, потом взобрался на акваплан. Как только он поудобнее улегся на животе и установил равновесие. Спутник тронулся с места.
Но двинулся он не к западу — в сторону Австралии, а направился к югу.
— Эй! — воскликнул Джонни. — Ты куда?
И тут же, вспомнив о косатках, сообразил, что в конечном счете это неплохая идея. Он не станет мешать Спутнику делать по-своему. Посмотрим, что из этого выйдет.
Они неслись быстро, быстрее чем когда-нибудь доводилось Джонни на акваплане. Трудно, конечно, определить скорость, находясь так низко над водой, но Джонни не удивился бы, узнав, что они делают пятнадцать узлов. Спутник выдерживал такую скорость минут двадцать. Потом, как и предполагал Джонни, они повернули на запад, оправдав его надежды. Теперь не понадобится особого везения, чтобы беспрепятственно достигнуть Австралии.
Время от времени Джонни все же оглядывался, чтобы проверить, не преследуют ли их, но монотонной пустоты оставшегося за ними пространства ни разу не взбороздил высокий спинной плавник.
Только однажды в нескольких сотнях метров от них из воды вдруг выскочил большой скат — морской дьявол. Он повис на мгновение в воздухе, как гигантская летучая мышь, а потом плюхнулся обратно с таким шумом, что его, вероятно, можно было бы услышать за несколько миль. И во всю вторую половину пути это было единственное проявление жизни, которой был полон океан.
Ближе к полудню Спутник замедлил ход, но продолжал добросовестно тянуть акваплан. Джонни не хотел делать больше остановок, пока не покажется берег; тогда он снова запряжет Сузи — к этому времени она хорошо отдохнет. Если его расчеты верны, до берега Австралии остается не более десяти миль и он вот-вот покажется.
Джонни вспомнил, как впервые увидел Остров Дельфинов, тогда все было похоже на сегодняшний день и в то же время совсем не похоже. Остров напоминал маленькое облачко у горизонта, трепетавшее в мареве. Теперь Джонни приближался не к острову, а к обширному материку, береговая лини которого протянулась на тысячи километров. Даже самый плохой штурман едва ли миновал бы такую цель, а у Джонни их было два, и притом великолепных. Тревожиться нечего, но его начинало одолевать нетерпение.
Берег открылся перед ним, когда необычайно высокая волна приподняла акваплан. Акваплан на миг замер на гребне, и Джонни, невольно посмотрев вдаль, увидел белую линию, доходившую до самого горизонта.
У него захватило дыхание, кровь прилила к щекам. Всего час или два пути отделяют его от берега, где он найдет безопасность для себя и помощь для профессора. Его долгое путешествие по океану с дельфинами в упряжке подходило к концу.
Минут тридцать спустя большая волна дала ему возможность лучше разглядеть берег, лежавший впереди. И тут он понял, что море еще не кончило играть с ним; самое тяжелое испытание было впереди.
Вдруг из-за туч вырвался полумесяц — луна была на ущербе. Впервые за все путешествие взгляд Джонни объял целые мили окружавшей его воды, мир огромных волн, медленно уходивших в ночь. В свете луны их гребни отливали серебром, и от этого провалы между ними казались совсем черными. Стремительные спуски акваплана в темные долины и медленные подъемы на пики движущихся гор напоминали чередование дня и ночи, ночи и дня.
Джонни посмотрел на часы, они плыли уже без малого четыре часа. Это означало, что они в лучшем случае прошли сорок миль и что уже близок рассвет. Расчеты помогли ему отогнать сон. До этого он дважды задремывал, падая с акваплана, и просыпался, барахтаясь в воде. А это не очень-то приятно — плавать в темноте и ждать, пока Сузи сделает разворот и подберет тебя.
Понемногу небо на востоке светлело. Джонни оглянулся — ему хотелось поймать первые лучи солнца — и вспомнил тот давний рассвет, который он видел с борта гибнущей «Санта-Анны». Каким беспомощным чувствовал он себя тогда и как нещадно жгло его потом солнце! Теперь он был спокоен и уверен в себе, хотя от того места, где он находился, до суши было пятьдесят миль в обе стороны. А солнце больше не могло повредить ему, оно уже давно сделало его кожу темной, смугло-золотистой.
Быстро наступивший рассвет прогнал ночь. Джонни почувствовал спиной тепло нового дня и нажал клавишу «стоп».
Пора было дать Сузи отдохнуть и позавтракать, пусть поохотится. Он соскользнул с акваплана, проплыл немного вперед, чтобы снять с нее упряжь, и Сузи, почувствовав себя свободной, радостно подпрыгнула в воздух и помчалась прочь. Спутника нигде не было видно, он, верно, где-то промышлял рыбу сам по себе. Но Джонни не сомневался — стоит его позвать, и он будет тут как тут.
Джонни сдвинул на лоб маску, в которой пробыл всю ночь, чтобы защитить глаза от брызг, и уселся на краю слегка покачивавшегося на волнах акваплана. Съев банан, два пирожка с мясом и глотнув апельсинового сока, он счел себя сытым. Остальная еда пригодитс попозже. Даже если все пойдет хорошо, путешествие продлится не меньше пяти-шести часов.
Он дал дельфинам еще пятнадцатиминутный отдых, да и сам в это врем спокойно лежал на мирно колыхавшемся акваплане. Потом он нажал клавиши вызова и стал ждать.
Минут через пять он слегка встревожился. За время остановки дельфины могли сделать мили три. Но не уплыли же они так далеко! И тут же он успокоился, потому что увидел знакомые очертания спинного плавника, который разрезал волны, приближаясь к нему.
Но уже через мгновение Джонни поспешно поднялся и сел. Очертани плавника недаром показались ему знакомыми, но это было совсем не то, чего он ждал, — плавник принадлежал косатке.
Считанные секунды, пока Джонни глядел в лицо своей внезапной смерти, несшейся к нему со скоростью тридцати узлов, показались ему вечностью. Тут ему пришла в голову мысль, несколько успокоившая его и позволившая забрезжить надежде. Косатка приплыла на его сигнал; неужели это…
Так оно и было. Когда огромная голова вынырнула метрах в пяти от него, Джонни увидел обтекаемую коробку контрольного устройства, все еще крепко державшуюся на массивном затылке.
— Здорово же ты меня напугала. Снежинка, — сказал он, переведя дух.
— Пожалуйста, не делай так больше.
Даже и сейчас он не был твердо уверен в безопасности. По последним сведениям, Снежинка по-прежнему соблюдала строго рыбную диету — никаких жалоб от дельфинов не поступало. Но ведь он-то не дельфин! И не Мик!
Акваплан сильно закачался, едва Снежинка потерлась об него, и Джонни чуть не полетел в воду. Но это было ласковое прикосновение, самое ласковое из всех, на какие была способна пятиметровая разбойница, и, когда она повернулась, чтобы повторить тот же маневр с другой стороны, Джонни почувствовал себя гораздо лучше. Теперь уже не оставалось никаких сомнений, что косатка настроена дружелюбно, и Джонни про себя горячо поблагодарил Мика.
Все еще немного встревоженный, он протянул руку и похлопал по спине Снежинку, которая тихо проплыла мимо, казалось, не делая никаких усилий. Кожа у нее была эластичная, словно резиновая, — такая же, как у дельфинов, что, разумеется, вполне естественно. Но разве поверишь, что эта гроза морей — тот же дельфин, только побольше!
Ей, видно, понравилось немножко нервное прикосновение руки Джонни, потому что она вернулась, чтобы он снова ее погладил.
— Верно, тебе скучно в одиночестве? — сочувственно сказал Джонни. И тут же застыл, охваченный ужасом.
Снежинка совсем не томилась одиночеством, ей не приходилось скучать. К ним, не торопясь, приближался ее приятель, метров этак десяти длиной.
Только самцу косатки и мог принадлежать этот огромный спинной плавник, высотой с рослого мужчину. Огромный черный треугольник, напоминавший парус, неторопливо двигался к акваплану, на котором сидел оцепеневший Джонни. Одна мысль мелькала в его голове: «Тебя-то не кондиционировали, ты не резвился в бассейне рядом с Миком!»
Самец был, несомненно, самым крупным из всех виденных Джонни косаток — чуть ли не с судно величиной! Снежинка рядом с ним казалась просто обыкновенным дельфином. Но хозяйкой положения была все же она. Пока ее огромный супруг медленно патрулировал вокруг акваплана, она кружила по внутренней орбите, все время держась между ним и Джонни.
Вот он остановился, выставил голову чуть ли не на два метра над водой и через спину Снежинки посмотрел прямо на Джонни. В этих глазах светились голод, ум и жестокость — так, по крайней мере, представилось взволнованному Джонни — и уж, во всяком случае, в них не было и намека на дружелюбие. Кроме того, самец неотвратимо приближался по пологой спирали к акваплану; через несколько минут он прижмет к нему Снежинку.
Однако Снежинка мало считалась с его замыслами. Когда он оказалс уже в трех метрах от Джонни, заслонив собой весь мир, она вдруг бросилась на него и резко толкнула в бок. Джонни хорошо расслышал звук, отдавшийся под водой. Таким ударом свободно можно проломить борт лодки!
Приятель Снежинки понял легкий намек и, к неописуемому облегчению Джонни, отплыл подальше. Метрах в пятнадцати от акваплана между этой парочкой снова возникли разногласия, в результате которых последовала новая затрещина. Тем дело и кончилось. Через несколько минут Снежинка и ее поклонник, держа курс прямо на север, исчезли из виду. Провожая их взглядом, Джонни подумал, что вот сейчас, на его глазах, свирепое чудовище стало покорным мужем, находящимся, как говорится, под башмаком у жены. Она попросту запретила ему закусить немножко между завтраком и обедом. «Закуска», о которой шла речь, почувствовала горячую благодарность к Снежинке.
Долго еще Джонни неподвижно сидел на акваплане, пытаясь унять нервный озноб. Он был испуган, как никогда в своей жизни. И даже не стыдился этого — было чего испугаться! Наконец, он перестал то и дело оглядываться через плечо, ожидая опасности сзади, он снова обрел способность здраво рассуждать. И первым вопросом было: «Где Сузи и Спутник?»
Не видать и следа. Впрочем, это не удивляло Джонни. Дельфины, без сомнения, обнаружили косаток и разумно держались в стороне. Даже если они доверяли Снежинке, у них хватило сообразительности не приближаться к ее другу.
Неужели страх заставил их совсем уплыть или — какая ужасная мысль!
— их проглотили косатки? Если они не вернутся, Джонни конец! Ведь до берега Австралии уж никак не меньше сорока миль.
Он боялся снова нажать клавишу вызова. Могли вернуться косатки, а Джонни ни за что не хотелось опять пережить все сначала, даже при условии счастливого конца. Оставалось сидеть и ждать, не покажется ли где вдали спинной плавник нормальных размеров — не больше тридцати сантиметров высотой.
Протекли еще пятнадцать бесконечных минут. И вот с юга показались Спутник и Сузи. Они, верно, пережидали, пока минет гроза. Встреча с дельфинами принесла Джонни больше радости, чем свидание с любым из людей. Соскользнув с упряжью в воду, он похлопывал их по спинам, осыпал всяческими ласками, которые они так любили, и без конца говорил с ними, как будто они могли его понять. Впрочем, дельфины и вправду понимали его. Хоть они знали всего несколько английских слов, зато прекрасно чувствовали интонации голоса Джонни. Они всегда различали, доволен он или рассержен, а сейчас, без сомнения, полностью разделяли с ним радость миновавшей угрозы.
Джонни застегнул пряжки на сбруе Спутника, проверил, свободны ли дыхало и плавники, потом взобрался на акваплан. Как только он поудобнее улегся на животе и установил равновесие. Спутник тронулся с места.
Но двинулся он не к западу — в сторону Австралии, а направился к югу.
— Эй! — воскликнул Джонни. — Ты куда?
И тут же, вспомнив о косатках, сообразил, что в конечном счете это неплохая идея. Он не станет мешать Спутнику делать по-своему. Посмотрим, что из этого выйдет.
Они неслись быстро, быстрее чем когда-нибудь доводилось Джонни на акваплане. Трудно, конечно, определить скорость, находясь так низко над водой, но Джонни не удивился бы, узнав, что они делают пятнадцать узлов. Спутник выдерживал такую скорость минут двадцать. Потом, как и предполагал Джонни, они повернули на запад, оправдав его надежды. Теперь не понадобится особого везения, чтобы беспрепятственно достигнуть Австралии.
Время от времени Джонни все же оглядывался, чтобы проверить, не преследуют ли их, но монотонной пустоты оставшегося за ними пространства ни разу не взбороздил высокий спинной плавник.
Только однажды в нескольких сотнях метров от них из воды вдруг выскочил большой скат — морской дьявол. Он повис на мгновение в воздухе, как гигантская летучая мышь, а потом плюхнулся обратно с таким шумом, что его, вероятно, можно было бы услышать за несколько миль. И во всю вторую половину пути это было единственное проявление жизни, которой был полон океан.
Ближе к полудню Спутник замедлил ход, но продолжал добросовестно тянуть акваплан. Джонни не хотел делать больше остановок, пока не покажется берег; тогда он снова запряжет Сузи — к этому времени она хорошо отдохнет. Если его расчеты верны, до берега Австралии остается не более десяти миль и он вот-вот покажется.
Джонни вспомнил, как впервые увидел Остров Дельфинов, тогда все было похоже на сегодняшний день и в то же время совсем не похоже. Остров напоминал маленькое облачко у горизонта, трепетавшее в мареве. Теперь Джонни приближался не к острову, а к обширному материку, береговая лини которого протянулась на тысячи километров. Даже самый плохой штурман едва ли миновал бы такую цель, а у Джонни их было два, и притом великолепных. Тревожиться нечего, но его начинало одолевать нетерпение.
Берег открылся перед ним, когда необычайно высокая волна приподняла акваплан. Акваплан на миг замер на гребне, и Джонни, невольно посмотрев вдаль, увидел белую линию, доходившую до самого горизонта.
У него захватило дыхание, кровь прилила к щекам. Всего час или два пути отделяют его от берега, где он найдет безопасность для себя и помощь для профессора. Его долгое путешествие по океану с дельфинами в упряжке подходило к концу.
Минут тридцать спустя большая волна дала ему возможность лучше разглядеть берег, лежавший впереди. И тут он понял, что море еще не кончило играть с ним; самое тяжелое испытание было впереди.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ураган отбушевал два дня назад, но море все еще помнило его. По мере приближения к берегу Джонни стал различать отдельные деревья, дома и бледно-синие вершины холмов в глубине материка. Но он увидел также и огромные волны впереди. Не только увидел, а и услышал. Воздух был наполнен их громом; вдоль всего побережья, с севера на юг к суше неслись целые горы с белыми шапками пены. В трех сотнях метров от суши они ударялись о подводный уступ. Подобно человеку, который спотыкается и чуть не падает, они набирали скорость, опрокидывались на берег и, набежав на него, оставляли за собой клубящиеся облака пены. Джонни тщетно искал какой-нибудь проход в этих живых гремящих стенах воды. Но насколько он мог судить — привстав на акваплане, он охватывал взглядом несколько километров побережья, — полоса прибоя повсюду была одинаковой. Можно, конечно, попробовать поискать какую-нибудь защищенную бухту или речное устье, где высадиться будет безопаснее. Нет, лучше идти напролом да побыстрее, пока его не покинула решимость.
Джонни знал об одном виде спорта — катании на волнах, серфинге. Но никогда до сих пор он не пробовал этим заниматься. На Острове Дельфинов плоское коралловое плато близко подходило к берегу, там не было пологого дна, по которому разгоняются волны, набегая на берег. Там кататься было негде. Но Мик часто с энтузиазмом объяснял ему технику серфинга, или, как он говорил, «ловли волны». Как будто не такое уж это сложное дело. Нужно продержаться какое-то время в том месте, где волны начинают загибать гребни перед тем как рассыпаться, выбрать волну повыше и грести словно бешеному. А потом, несясь на гребне, надо только держаться за доску покрепче и молиться, чтоб тебя не сбросило. Остальное сделает волна.
Вроде бы совсем просто, но сумеет ли он? Джонни вспомнил глупую шутку: «Умеешь играть на скрипке? — Не знаю, никогда не пробовал». Здесь-то неудача может быть куда серьезнее, чем несколько фальшивых нот.
В полумиле от суши он подал Сузи сигнал остановиться и отстегнул ее упряжь. Затем с сожалением обрезал постромки, прикрепленные к акваплану; ни к чему им путаться вокруг, когда он станет штурмовать полосу прибоя. Упряжь стоила ему немалых трудов, и ужасно не хотелось ее выбрасывать. Но он помнил слова профессора Казана: «Оборудование всегда можно заменить». Упряжь таит опасность, и ею придется пожертвовать.
Оба дельфина продолжали плыть рядом, пока он двигался к берегу, подталкивая акваплан ногами в ластах, но теперь они уже не могли ему помочь. Джонни подумал, что даже эти замечательные пловцы едва ли уцелеют в кипящем водовороте, который ждал его впереди. Море часто выбрасывало дельфинов на такие вот берега, и он не хотел подвергать Сузи и Спутника опасности.
Участок, к которому он приближался, показался Джонни приемлемым дл высадки. Здесь буруны пенились почти параллельно берегу, не было и отраженных волн, вызывающих завихрения. К тому же на берегу маячили люди, следившие за полосой прибоя с верхушек невысоких песчаных дюн. Может, эти люди уже заметили его; в случае чего они помогут ему выбраться на берег.
Он поднялся и замахал руками, хотя на такой зыбкой опоре, как акваплан, это была делом нелегким. Да, они заметили! Маленькие фигурки вдруг пришли в движение, вытянули руки, указывая друг другу на него.
Но тут Джонни разглядел кое-что, не доставившее ему удовольствия. Там, на берегу, было по крайней мере дюжина досок для серфинга. Некоторые из них покоятся на автоприцепах, другие воткнуты в песок. Столько штук на суше и ни одной в море! Мик достаточно часто говорил ему, и Джонни это запомнил, что австралийцы — лучшие в мире пловцы, безразлично — с плавательными досками или без них. Вон они стоят и терпеливо ждут доброго часа, приготовив снаряжение. Но ближе не идут, понимают, что при таком волнении лучше не соваться. Подобное зрелище отнюдь не вдохновляло человека, собирающегося впервые преодолеть полосу прибоя.
Он медленно греб, все отчетливее слыша нарастающий рев впереди. До сих пор волны, обгонявшие его, чередовались равномерно, их верхушки были сглажены, но вот их гребни побелели. Всего лишь в сотне метров впереди водяные валы начинали загибаться и с громом обрушивались на берег. Но здесь, на ничейной земле, между бурунами и открытым морем, он находилс еще в безопасности. Где-то в двух или четырех метрах под ним волны, беспрепятственно прошедшие по океану тысячи миль, вдруг чувствовали, как их притягивает, тащит к себе суша. Еще несколько секунд они жили, а потом прощались с жизнью, с шумом разбиваясь о берег.
Некоторое время Джонни поднимался и опускался у внешнего края белой пенной полосы, пристально следя за волнами, запоминая места, где они начинали разбиваться, ощущая их мощь, но не поддаваясь ей. Раз или два он чуть не ринулся вперед, но инстинкт или осторожность удержали его. Он знал — глаза и уши прямо говорили ему об этом, — что рискнуть можно только один раз.
Люди на берегу тревожились все больше. Они махали ему руками, показывая на море. Куда это они его посылают? Обратно, в океан? Джонни нашел этот совет глупым. Но тут же сообразил, что они хотят помочь ему — предостерегают от волн, которые ловить не следует. А раз, когда он уже собрался грести, далекие наблюдатели призывно замахали, чтоб он шел вперед, но в последний миг мужество покинуло Джонни. Проследив, как упущенная им волна ровно накатила свою пену на берег, он понял, что нужно было следовать их совету. Они знатоки, прекрасно изучили свой берег. В следующий раз он поступит, как они велят.
Он направил акваплан точно на берег, а сам, оглядываясь через плечо, следил за бегущими волнами. Одна волна, едва поднявшись из моря, начала свертывать свой гребень, и белая пена закипела на нем.
Джонни бросил беглый взгляд на берег — танцующие фигурки отчаянно жестикулировали, приказывая грести вперед. Настал его час.
И он стал грести изо всех сил, думая лишь о том, как выжать из акваплана всю скорость, на какую тот способен. Но акваплан повиновалс неохотно, и Джонни казалось, что он едва ползет. Оглянуться Джонни не решался, но знал, что вздымающаяся волна нагоняет его, — слышал, как с каждой секундой нарастал, приближаясь, ее рев.
Наконец волна подхватила акваплан, и его отчаянные попытки грести оказались жалкими и совершенно ненужными. Он находился во власти неодолимой силы, такой мощной, что его ничтожные усилия не могли ни помочь, ни помешать ей. Оставалось только подчиниться этой силе.
Джонни охватило вдруг чувство удивительного покоя; акваплан сделался устойчивым, как будто катился по рельсам. И хотя это несомненно было иллюзией, ему даже показалось, что наступила тишина, а шум и грохот остались позади. Единственной реальностью, воспринимаемой им, была пена, шипевшая вокруг него, накрывавшая его с головой, слепившая ему глаза.
Джонни был как всадник, которого несет без седла и узды пойманный им конь, а грива хлещет ему в лицо, и он ничего не видит перед собой.
Акваплан оказался построенным на славу, а чувство равновесия у Джонни всегда было отличным, и он все время удерживался на гребне волны. Он инстинктивно отклонялся назад и вперед на какой-нибудь сантиметр, а то и меньше, регулируя центр тяжести и сохраняя вместе с аквапланом горизонтальное положение. Вскоре он снова начал видеть — пена покрывала его теперь только до пояса; голова и плечи освободились от свистящих летучих брызг, и лишь ветер дул ему в лицо.
Это было неудивительно, ведь он несся со скоростью не меньше тридцати-сорока миль в час. Даже Сузи или Спутник, даже сама Снежинка не могли бы развить такую скорость. Он балансировал на гребне волны столь огромной, что не поверил бы прежде, что такие бывают; когда он взглядывал вниз, в изножье волны, у него кружилась голова.
До берега оставалась какая-нибудь сотня метров, и волна начала переворачиваться, перед тем как разбиться вдребезги. Джонни знал, что это самый опасный момент. Если волна накроет его сейчас, она грохнет его о дно.
Он почувствовал, что акваплан под ним начинает качаться и зарываться носом. Сейчас он ринется вниз с этой головокружительной высоты, и с Джонни будет покончено. Волна, которую он оседлал, была более могучей и опасной, чем любое морское чудовище. Если не удастс замедлить бег акваплана, он слетит под обрыв водяной скалы, а нависающа толща волны будет расти и расти, пока наконец вся не обрушится на него.
Очень осторожно он переместил тяжесть своего тела назад. Нос акваплана медленно поднялся. Но Джонни не осмеливался отодвинуться еще дальше, он знал, что может соскользнуть с плеч этой волны и тогда следующая сотрет его в порошок. Ему нужно было поддерживать полное, хот и шаткое равновесие на самой вершине этой горы пены и ярости.
И вот гора под ним начала опускаться, и он опускался вместе с ней, по-прежнему балансируя на акваплане. Волна становилась более пологой, превратилась сначала в холм, а потом в холмик движущейся пены: противодействие берега лишило ее силы. Акваплан еще продолжал стремитьс вперед сквозь теперь уже бесцельное кипение.
Он летел к берегу, как стрела, увлекаемый силой собственной инерции. Внезапный толчок, медленное змеиное скольжение — и Джонни увидел перед собой уже не зыбкую воду, а неподвижный песок.
Сильные руки сейчас же подхватили его и поставили на ноги. Кругом раздавались голоса, но он все еще был оглушен ревом моря и улавливал только отдельные фразы: «Сумасшедший молодой дурак!», «Повезло, что жив остался!», «Это не из наших ребят!»
— Со мной все в порядке, — пробормотал Джонни.
Освободившись от поддерживавших его рук, он повернулся к морю, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь за чертой бурунов Спутника и Сузи. Но сейчас же забыл о них, потому что то, что он увидел, потрясло его.
Глядя на громады волн, которые, бурля и дымясь, неслись к нему, он осознал, через что прошел. Никто не мог бы пройти через такое дважды! Ему выпала большая удача. Он уцелел.
Нервы сдали. Ноги у Джонни подкосились, и он возблагодарил судьбу за то, что мог сесть и уцепиться двумя руками за твердую гостеприимную австралийскую землю.
Джонни знал об одном виде спорта — катании на волнах, серфинге. Но никогда до сих пор он не пробовал этим заниматься. На Острове Дельфинов плоское коралловое плато близко подходило к берегу, там не было пологого дна, по которому разгоняются волны, набегая на берег. Там кататься было негде. Но Мик часто с энтузиазмом объяснял ему технику серфинга, или, как он говорил, «ловли волны». Как будто не такое уж это сложное дело. Нужно продержаться какое-то время в том месте, где волны начинают загибать гребни перед тем как рассыпаться, выбрать волну повыше и грести словно бешеному. А потом, несясь на гребне, надо только держаться за доску покрепче и молиться, чтоб тебя не сбросило. Остальное сделает волна.
Вроде бы совсем просто, но сумеет ли он? Джонни вспомнил глупую шутку: «Умеешь играть на скрипке? — Не знаю, никогда не пробовал». Здесь-то неудача может быть куда серьезнее, чем несколько фальшивых нот.
В полумиле от суши он подал Сузи сигнал остановиться и отстегнул ее упряжь. Затем с сожалением обрезал постромки, прикрепленные к акваплану; ни к чему им путаться вокруг, когда он станет штурмовать полосу прибоя. Упряжь стоила ему немалых трудов, и ужасно не хотелось ее выбрасывать. Но он помнил слова профессора Казана: «Оборудование всегда можно заменить». Упряжь таит опасность, и ею придется пожертвовать.
Оба дельфина продолжали плыть рядом, пока он двигался к берегу, подталкивая акваплан ногами в ластах, но теперь они уже не могли ему помочь. Джонни подумал, что даже эти замечательные пловцы едва ли уцелеют в кипящем водовороте, который ждал его впереди. Море часто выбрасывало дельфинов на такие вот берега, и он не хотел подвергать Сузи и Спутника опасности.
Участок, к которому он приближался, показался Джонни приемлемым дл высадки. Здесь буруны пенились почти параллельно берегу, не было и отраженных волн, вызывающих завихрения. К тому же на берегу маячили люди, следившие за полосой прибоя с верхушек невысоких песчаных дюн. Может, эти люди уже заметили его; в случае чего они помогут ему выбраться на берег.
Он поднялся и замахал руками, хотя на такой зыбкой опоре, как акваплан, это была делом нелегким. Да, они заметили! Маленькие фигурки вдруг пришли в движение, вытянули руки, указывая друг другу на него.
Но тут Джонни разглядел кое-что, не доставившее ему удовольствия. Там, на берегу, было по крайней мере дюжина досок для серфинга. Некоторые из них покоятся на автоприцепах, другие воткнуты в песок. Столько штук на суше и ни одной в море! Мик достаточно часто говорил ему, и Джонни это запомнил, что австралийцы — лучшие в мире пловцы, безразлично — с плавательными досками или без них. Вон они стоят и терпеливо ждут доброго часа, приготовив снаряжение. Но ближе не идут, понимают, что при таком волнении лучше не соваться. Подобное зрелище отнюдь не вдохновляло человека, собирающегося впервые преодолеть полосу прибоя.
Он медленно греб, все отчетливее слыша нарастающий рев впереди. До сих пор волны, обгонявшие его, чередовались равномерно, их верхушки были сглажены, но вот их гребни побелели. Всего лишь в сотне метров впереди водяные валы начинали загибаться и с громом обрушивались на берег. Но здесь, на ничейной земле, между бурунами и открытым морем, он находилс еще в безопасности. Где-то в двух или четырех метрах под ним волны, беспрепятственно прошедшие по океану тысячи миль, вдруг чувствовали, как их притягивает, тащит к себе суша. Еще несколько секунд они жили, а потом прощались с жизнью, с шумом разбиваясь о берег.
Некоторое время Джонни поднимался и опускался у внешнего края белой пенной полосы, пристально следя за волнами, запоминая места, где они начинали разбиваться, ощущая их мощь, но не поддаваясь ей. Раз или два он чуть не ринулся вперед, но инстинкт или осторожность удержали его. Он знал — глаза и уши прямо говорили ему об этом, — что рискнуть можно только один раз.
Люди на берегу тревожились все больше. Они махали ему руками, показывая на море. Куда это они его посылают? Обратно, в океан? Джонни нашел этот совет глупым. Но тут же сообразил, что они хотят помочь ему — предостерегают от волн, которые ловить не следует. А раз, когда он уже собрался грести, далекие наблюдатели призывно замахали, чтоб он шел вперед, но в последний миг мужество покинуло Джонни. Проследив, как упущенная им волна ровно накатила свою пену на берег, он понял, что нужно было следовать их совету. Они знатоки, прекрасно изучили свой берег. В следующий раз он поступит, как они велят.
Он направил акваплан точно на берег, а сам, оглядываясь через плечо, следил за бегущими волнами. Одна волна, едва поднявшись из моря, начала свертывать свой гребень, и белая пена закипела на нем.
Джонни бросил беглый взгляд на берег — танцующие фигурки отчаянно жестикулировали, приказывая грести вперед. Настал его час.
И он стал грести изо всех сил, думая лишь о том, как выжать из акваплана всю скорость, на какую тот способен. Но акваплан повиновалс неохотно, и Джонни казалось, что он едва ползет. Оглянуться Джонни не решался, но знал, что вздымающаяся волна нагоняет его, — слышал, как с каждой секундой нарастал, приближаясь, ее рев.
Наконец волна подхватила акваплан, и его отчаянные попытки грести оказались жалкими и совершенно ненужными. Он находился во власти неодолимой силы, такой мощной, что его ничтожные усилия не могли ни помочь, ни помешать ей. Оставалось только подчиниться этой силе.
Джонни охватило вдруг чувство удивительного покоя; акваплан сделался устойчивым, как будто катился по рельсам. И хотя это несомненно было иллюзией, ему даже показалось, что наступила тишина, а шум и грохот остались позади. Единственной реальностью, воспринимаемой им, была пена, шипевшая вокруг него, накрывавшая его с головой, слепившая ему глаза.
Джонни был как всадник, которого несет без седла и узды пойманный им конь, а грива хлещет ему в лицо, и он ничего не видит перед собой.
Акваплан оказался построенным на славу, а чувство равновесия у Джонни всегда было отличным, и он все время удерживался на гребне волны. Он инстинктивно отклонялся назад и вперед на какой-нибудь сантиметр, а то и меньше, регулируя центр тяжести и сохраняя вместе с аквапланом горизонтальное положение. Вскоре он снова начал видеть — пена покрывала его теперь только до пояса; голова и плечи освободились от свистящих летучих брызг, и лишь ветер дул ему в лицо.
Это было неудивительно, ведь он несся со скоростью не меньше тридцати-сорока миль в час. Даже Сузи или Спутник, даже сама Снежинка не могли бы развить такую скорость. Он балансировал на гребне волны столь огромной, что не поверил бы прежде, что такие бывают; когда он взглядывал вниз, в изножье волны, у него кружилась голова.
До берега оставалась какая-нибудь сотня метров, и волна начала переворачиваться, перед тем как разбиться вдребезги. Джонни знал, что это самый опасный момент. Если волна накроет его сейчас, она грохнет его о дно.
Он почувствовал, что акваплан под ним начинает качаться и зарываться носом. Сейчас он ринется вниз с этой головокружительной высоты, и с Джонни будет покончено. Волна, которую он оседлал, была более могучей и опасной, чем любое морское чудовище. Если не удастс замедлить бег акваплана, он слетит под обрыв водяной скалы, а нависающа толща волны будет расти и расти, пока наконец вся не обрушится на него.
Очень осторожно он переместил тяжесть своего тела назад. Нос акваплана медленно поднялся. Но Джонни не осмеливался отодвинуться еще дальше, он знал, что может соскользнуть с плеч этой волны и тогда следующая сотрет его в порошок. Ему нужно было поддерживать полное, хот и шаткое равновесие на самой вершине этой горы пены и ярости.
И вот гора под ним начала опускаться, и он опускался вместе с ней, по-прежнему балансируя на акваплане. Волна становилась более пологой, превратилась сначала в холм, а потом в холмик движущейся пены: противодействие берега лишило ее силы. Акваплан еще продолжал стремитьс вперед сквозь теперь уже бесцельное кипение.
Он летел к берегу, как стрела, увлекаемый силой собственной инерции. Внезапный толчок, медленное змеиное скольжение — и Джонни увидел перед собой уже не зыбкую воду, а неподвижный песок.
Сильные руки сейчас же подхватили его и поставили на ноги. Кругом раздавались голоса, но он все еще был оглушен ревом моря и улавливал только отдельные фразы: «Сумасшедший молодой дурак!», «Повезло, что жив остался!», «Это не из наших ребят!»
— Со мной все в порядке, — пробормотал Джонни.
Освободившись от поддерживавших его рук, он повернулся к морю, чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь за чертой бурунов Спутника и Сузи. Но сейчас же забыл о них, потому что то, что он увидел, потрясло его.
Глядя на громады волн, которые, бурля и дымясь, неслись к нему, он осознал, через что прошел. Никто не мог бы пройти через такое дважды! Ему выпала большая удача. Он уцелел.
Нервы сдали. Ноги у Джонни подкосились, и он возблагодарил судьбу за то, что мог сесть и уцепиться двумя руками за твердую гостеприимную австралийскую землю.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Можете войти, — сказала сестра Тесси, — но помните, только на пять минут. Он еще не окреп и не успел отдохнуть от предыдущего посетителя.
Джонни знал все это. Два дня назад на остров высадилась миссис Казан. «Вроде отряда казаков», — сказал кто-то. И право, это было лишь небольшим преувеличением. Она предприняла энергичные попытки утащить профессора в Москву для лечения, и потребовались вся решимость Тесси и все коварство профессора, чтобы противостоять ей. Однако угроза поражения по-прежнему висела над ними. Одержать победу помог врач, ежедневно прилетавший с материка. Он строго-настрого запретил перевозить больного, по крайней мере еще неделю. Поэтому миссис Казан отбыла в Сидней. Ей хотелось поглядеть, что может предложить Австралия по части культуры, а теперь это было очень многое. Она уехала, обещав вернутьс ровно через неделю.
Джонни на цыпочках вошел в палату. Он с трудом разглядел профессора Казана, который лежал в постели, зарывшись в книги, и даже не заметил, что к нему пришли. Пожалуй, только через минуту профессор обратил внимание на посетителя. Он поспешно положил книгу, которую читал, и протянул ему руку.
— Я так рад видеть тебя, Джонни, спасибо за все. Ты сильно рисковал.
Джонни не отнекивался. Риск был куда большим, чем он предполагал, покидая Остров Дельфинов неделю тому назад. Если бы он знал, то, может быть… Но он это сделал, а все остальное не имело значения.
— Я рад, что поехал, — ответил он просто.
— И я тоже, — сказал профессор. — Сестра говорит, что вертолет Красного Креста чуть не опоздал.
Наступило долгое неловкое молчание. Затем профессор Казан снова заговорил, уже не так серьезно.
— Как тебе понравились квинслендцы?
— Чудесные люди! Они долго не хотели верить, что я приплыл с Острова Дельфинов.
— Меня это не удивляет, — сказал профессор, — Чем ты там занимался?
— Не помню уж, в скольких радио— и телепередачах мне пришлось выступать — все это мне порядком надоело. Самое лучшее было носиться по бурунам. Когда море успокоилось, они взяли меня с собой и обучили всем своим штукам. Теперь, — добавил он с гордостью, — я являюсь пожизненным почетным членом квинслендского клуба любителей серфинга.
— Прекрасно, — несколько рассеянно ответил профессор.
Джонни понял — он что-то задумал. Так оно и было.
— Вот что, Джонни, — сказал профессор, — все эти дни, пока я лежал здесь, у меня было достаточно времени на размышления. И я принял целый ряд решений.
Это звучало довольно зловеще, и Джонни с беспокойством подумал о том, что его ждет.
— В особенности, — продолжал профессор, — тревожит меня твое будущее. Тебе уже семнадцать, и пора посмотреть вперед.
— Вы же знаете, профессор, что я хочу жить здесь, — сказал, фазу расстроившись, Джонни. — Все мои друзья на острове.
— Знаю. Но остается нерешенной важная проблема — твое образование. ОСКАР может помочь тебе пройти лишь часть пути. Если хочешь приносить пользу, тебе придется избрать специальность и развивать все способности, которые тебе отпущены. Ты со мной не согласен?
— Должно быть, вы правы, — ответил Джонни без энтузиазма. «Куда это профессор гнет?» — подумал он.
— Я предлагаю, — сказал профессор, — чтобы со следующего семестра ты поступил в Квинслендский университет. Не расстраивайся, это же не другой конец света. Брисбен всего лишь в часе пути отсюда, и ты можешь прилетать каждую субботу. Нельзя же провести всю свою жизнь, занимаясь легководолазным спортом в окрестностях рифа!
Джонни подумал, что он не прочь жить именно так, но в глубине души понимал, что профессор прав.
— У тебя уже есть некоторые навыки и тяга к нашему делу. А это нам очень нужно, — сказал профессор Казан. — Но тебе все еще не хватает дисциплины и знаний — то и другое ты приобретешь в университете. Тогда ты сможешь по-настоящему помочь в осуществлении моих планов на будущее.
— Каких планов? — спросил Джонни, уже не так горестно, как только что.
— Да ведь ты знаешь о них. Все они сводятся к одному: сотрудничество людей и дельфинов к выгоде обеих сторон. За последние месяцы мы установили, что многое можем делать сообща, но это только самое начало. Рыболовство, добыча жемчуга, спасательные операции, патрулирование побережья, осмотр потерпевших крушение судов, водный спорт — о, есть сотни дел, в которых дельфины могут нам помочь! А существуют еще вещи куда более значительные…
Профессор Казан чуть не проговорился о космическом корабле, затонувшем в доисторические времена. Но удержался, они с Кейтом решили никому не говорить об этом, пока не получат более достоверных сведений. Это была козырная карта, и сыграть ею следовало только в подходящий момент. Когда он почувствует нехватку средств, он ознакомит Управление космических исследований с этим образцом дельфиньей мифологии и будет ждать притока долларов…
Голос Джонни вернул его к действительности.
— А что будет с косатками, профессор?
— Это проблема будущего. Так просто ответить на твой вопрос сейчас нельзя. Воспитание электричеством — только одно из орудий, к которым нам придется прибегнуть, когда мы разработаем наилучшую линию поведения по отношению к косаткам. Но мне кажется, что я уже знаю окончательное решение.
Он указал на низенький столик у противоположной стены палаты.
— Принеси этот глобус, Джонни.
Джонни принес большой земной глобус, и профессор стал вертеть его вокруг оси.
— Смотри сюда, — сказал он. Я подумываю о заповедниках: «Только дл дельфинов, косаткам вход воспрещен». Очевидно, начинать надо со Средиземного и Красного морей. Понадобится только стомильна перегородка, чтобы отделить эти моря от океанов и сделать безопасными для дельфинов.
— Перегородка? — недоверчиво спросил Джонни.
Профессор довольно усмехнулся. Несмотря на предупреждение сестры, он был способен проговорить несколько часов подряд.
— О, я имею в виду не проволочную сетку или какой-нибудь прочный барьер. Но когда мы достаточно изучим язык косаток, оркан, мы сможем использовать подводные звукоизлучатели. Пусть себе пасутся, не суясь куда не надо! Несколько излучателей в Гибралтарском проливе, несколько других в Аденском заливе — и в обоих морях дельфины будут жить припеваючи. А позднее нам, может быть, удастся отгородить Тихий океан от Атлантического, отдав один из них дельфинам, а другой косаткам. Видишь, от мыса Горн недалеко до Антарктики, управиться с Беринговым проливом легко. Трудно перегородить только пространство к югу от Австралии. Китобои давно уже о таком мечтают, и рано или поздно придется приступить к делу.
Профессор улыбнулся, заметив изумление на лице Джонни, и как бы вернулся на землю.
— Если тебе показалось, что половина моих идей безумна, ты не ошибся. Но неизвестно, какая половина, именно это и предстоит выяснить. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты шел в университет? Я действую столько же из собственных эгоистических соображений, сколько ради твоей пользы.
Джонни кивнул в ответ, но не успел ничего сказать, так как дверь открылась.
— Я предупреждала — пять минут, а вы разговариваете уже больше десяти, — заворчала сестра Тесси. — Уходи сейчас же. А вам я принесла молоко.
Профессор Казан произнес несколько слов по-русски; тон их не оставлял сомнений, что молоко ему явно не по вкусу.
И все же он начал его пить, а Джонни в глубокой задумчивости вышел из палаты.
Он спустился к берегу по узкой тропе, вившейся среди леса. Сваленные ветром деревья убрали, и ураган казался страшным сном, которого не было и не могло быть наяву.
Начался прилив, вода поднялась над рифом на шестьдесят-девяносто сантиметров. Дул легкий бриз и причудливо играл с поверхностью воды. Местами она оставалась неподвижной, маслянистой, спокойной, как зеркало. Местами ее испещряли миллиарды непрерывно менявших очертания маленьких трещин, блестевших и сверкавших как бриллианты под солнечными лучами.
В это утро риф был чарующе красивым и мирным, последний год он заменял Джонни весь свет. Но теперь юношу влек иной, широкий мир неоглядным горизонтом.
Предстоящие ему годы учения больше не казались тягостными. Его ждет нелегкий труд, но зато и много радости. Ему надо столько узнать о море.
И о морском народе, с которым он подружился.
Джонни знал все это. Два дня назад на остров высадилась миссис Казан. «Вроде отряда казаков», — сказал кто-то. И право, это было лишь небольшим преувеличением. Она предприняла энергичные попытки утащить профессора в Москву для лечения, и потребовались вся решимость Тесси и все коварство профессора, чтобы противостоять ей. Однако угроза поражения по-прежнему висела над ними. Одержать победу помог врач, ежедневно прилетавший с материка. Он строго-настрого запретил перевозить больного, по крайней мере еще неделю. Поэтому миссис Казан отбыла в Сидней. Ей хотелось поглядеть, что может предложить Австралия по части культуры, а теперь это было очень многое. Она уехала, обещав вернутьс ровно через неделю.
Джонни на цыпочках вошел в палату. Он с трудом разглядел профессора Казана, который лежал в постели, зарывшись в книги, и даже не заметил, что к нему пришли. Пожалуй, только через минуту профессор обратил внимание на посетителя. Он поспешно положил книгу, которую читал, и протянул ему руку.
— Я так рад видеть тебя, Джонни, спасибо за все. Ты сильно рисковал.
Джонни не отнекивался. Риск был куда большим, чем он предполагал, покидая Остров Дельфинов неделю тому назад. Если бы он знал, то, может быть… Но он это сделал, а все остальное не имело значения.
— Я рад, что поехал, — ответил он просто.
— И я тоже, — сказал профессор. — Сестра говорит, что вертолет Красного Креста чуть не опоздал.
Наступило долгое неловкое молчание. Затем профессор Казан снова заговорил, уже не так серьезно.
— Как тебе понравились квинслендцы?
— Чудесные люди! Они долго не хотели верить, что я приплыл с Острова Дельфинов.
— Меня это не удивляет, — сказал профессор, — Чем ты там занимался?
— Не помню уж, в скольких радио— и телепередачах мне пришлось выступать — все это мне порядком надоело. Самое лучшее было носиться по бурунам. Когда море успокоилось, они взяли меня с собой и обучили всем своим штукам. Теперь, — добавил он с гордостью, — я являюсь пожизненным почетным членом квинслендского клуба любителей серфинга.
— Прекрасно, — несколько рассеянно ответил профессор.
Джонни понял — он что-то задумал. Так оно и было.
— Вот что, Джонни, — сказал профессор, — все эти дни, пока я лежал здесь, у меня было достаточно времени на размышления. И я принял целый ряд решений.
Это звучало довольно зловеще, и Джонни с беспокойством подумал о том, что его ждет.
— В особенности, — продолжал профессор, — тревожит меня твое будущее. Тебе уже семнадцать, и пора посмотреть вперед.
— Вы же знаете, профессор, что я хочу жить здесь, — сказал, фазу расстроившись, Джонни. — Все мои друзья на острове.
— Знаю. Но остается нерешенной важная проблема — твое образование. ОСКАР может помочь тебе пройти лишь часть пути. Если хочешь приносить пользу, тебе придется избрать специальность и развивать все способности, которые тебе отпущены. Ты со мной не согласен?
— Должно быть, вы правы, — ответил Джонни без энтузиазма. «Куда это профессор гнет?» — подумал он.
— Я предлагаю, — сказал профессор, — чтобы со следующего семестра ты поступил в Квинслендский университет. Не расстраивайся, это же не другой конец света. Брисбен всего лишь в часе пути отсюда, и ты можешь прилетать каждую субботу. Нельзя же провести всю свою жизнь, занимаясь легководолазным спортом в окрестностях рифа!
Джонни подумал, что он не прочь жить именно так, но в глубине души понимал, что профессор прав.
— У тебя уже есть некоторые навыки и тяга к нашему делу. А это нам очень нужно, — сказал профессор Казан. — Но тебе все еще не хватает дисциплины и знаний — то и другое ты приобретешь в университете. Тогда ты сможешь по-настоящему помочь в осуществлении моих планов на будущее.
— Каких планов? — спросил Джонни, уже не так горестно, как только что.
— Да ведь ты знаешь о них. Все они сводятся к одному: сотрудничество людей и дельфинов к выгоде обеих сторон. За последние месяцы мы установили, что многое можем делать сообща, но это только самое начало. Рыболовство, добыча жемчуга, спасательные операции, патрулирование побережья, осмотр потерпевших крушение судов, водный спорт — о, есть сотни дел, в которых дельфины могут нам помочь! А существуют еще вещи куда более значительные…
Профессор Казан чуть не проговорился о космическом корабле, затонувшем в доисторические времена. Но удержался, они с Кейтом решили никому не говорить об этом, пока не получат более достоверных сведений. Это была козырная карта, и сыграть ею следовало только в подходящий момент. Когда он почувствует нехватку средств, он ознакомит Управление космических исследований с этим образцом дельфиньей мифологии и будет ждать притока долларов…
Голос Джонни вернул его к действительности.
— А что будет с косатками, профессор?
— Это проблема будущего. Так просто ответить на твой вопрос сейчас нельзя. Воспитание электричеством — только одно из орудий, к которым нам придется прибегнуть, когда мы разработаем наилучшую линию поведения по отношению к косаткам. Но мне кажется, что я уже знаю окончательное решение.
Он указал на низенький столик у противоположной стены палаты.
— Принеси этот глобус, Джонни.
Джонни принес большой земной глобус, и профессор стал вертеть его вокруг оси.
— Смотри сюда, — сказал он. Я подумываю о заповедниках: «Только дл дельфинов, косаткам вход воспрещен». Очевидно, начинать надо со Средиземного и Красного морей. Понадобится только стомильна перегородка, чтобы отделить эти моря от океанов и сделать безопасными для дельфинов.
— Перегородка? — недоверчиво спросил Джонни.
Профессор довольно усмехнулся. Несмотря на предупреждение сестры, он был способен проговорить несколько часов подряд.
— О, я имею в виду не проволочную сетку или какой-нибудь прочный барьер. Но когда мы достаточно изучим язык косаток, оркан, мы сможем использовать подводные звукоизлучатели. Пусть себе пасутся, не суясь куда не надо! Несколько излучателей в Гибралтарском проливе, несколько других в Аденском заливе — и в обоих морях дельфины будут жить припеваючи. А позднее нам, может быть, удастся отгородить Тихий океан от Атлантического, отдав один из них дельфинам, а другой косаткам. Видишь, от мыса Горн недалеко до Антарктики, управиться с Беринговым проливом легко. Трудно перегородить только пространство к югу от Австралии. Китобои давно уже о таком мечтают, и рано или поздно придется приступить к делу.
Профессор улыбнулся, заметив изумление на лице Джонни, и как бы вернулся на землю.
— Если тебе показалось, что половина моих идей безумна, ты не ошибся. Но неизвестно, какая половина, именно это и предстоит выяснить. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты шел в университет? Я действую столько же из собственных эгоистических соображений, сколько ради твоей пользы.
Джонни кивнул в ответ, но не успел ничего сказать, так как дверь открылась.
— Я предупреждала — пять минут, а вы разговариваете уже больше десяти, — заворчала сестра Тесси. — Уходи сейчас же. А вам я принесла молоко.
Профессор Казан произнес несколько слов по-русски; тон их не оставлял сомнений, что молоко ему явно не по вкусу.
И все же он начал его пить, а Джонни в глубокой задумчивости вышел из палаты.
Он спустился к берегу по узкой тропе, вившейся среди леса. Сваленные ветром деревья убрали, и ураган казался страшным сном, которого не было и не могло быть наяву.
Начался прилив, вода поднялась над рифом на шестьдесят-девяносто сантиметров. Дул легкий бриз и причудливо играл с поверхностью воды. Местами она оставалась неподвижной, маслянистой, спокойной, как зеркало. Местами ее испещряли миллиарды непрерывно менявших очертания маленьких трещин, блестевших и сверкавших как бриллианты под солнечными лучами.
В это утро риф был чарующе красивым и мирным, последний год он заменял Джонни весь свет. Но теперь юношу влек иной, широкий мир неоглядным горизонтом.
Предстоящие ему годы учения больше не казались тягостными. Его ждет нелегкий труд, но зато и много радости. Ему надо столько узнать о море.
И о морском народе, с которым он подружился.