Кларк Артур Чарльз. Двое в космосе

   – Чушь! – вскричал Грант. – Вы хитрите!
   Мак-Нил со вздохом опустил пузырек и твердо посмотрел на Гранта.
   – Не ВАМ обвинять меня в интриганстве. Итак, я повторяю мое прежнее предложение, чтобы мы решили, кому принять яд… только решать мы будем теперь вдвоем. И яд, – он снова приподнял пузырек, – будет настоящий. От этой штуки остается лишь отвратительный вкус во рту.
   У Гранта наконец мелькнула догадка.
   – Вы подменили яд?
   – Естественно. Вам, может быть, кажется, что вы хороший актер, Грант, но, по правде сказать, вас насквозь видно. Я понял, что вы что-то замышляете, пожалуй, раньше, чем вы сами отдали себе в этом отчет. За последние дни я обшарил весь корабль. Было даже забавно перебирать все способы, какими вы постараетесь от меня отделаться. Яд был настолько очевиден, что прежде всего я позаботился о нем. Но соль плохое дополнение к кофе.
   Он снова невесело усмехнулся.
   – Я рассчитал и более тонкие варианты. Я нашел уже пятнадцать абсолютно надежных способов убийства на космическом корабле. Но описывать их сейчас мне не хотелось бы.
   «Это просто чудеса!» – думал Грант. С ним обходились не как с преступником, а как со школьником, не выучившим урока.
   – И все-таки вы готовы начагь все сначала? – недоверчиво спросил он. – И в случае проигрыша даже сами принять яд?
   Мак-Нил долго молчал. Потом медленно начал снова:
   – Я вижу, вы все еще мне не верите. Но я постараюсь вам объяснить. В сущности, все очень просто. Я брал от жизни все, что мог, не слишком терзаясь угрызениями совести. Но все лучшее у меня уже позади, и я не так сильно цепляюсь за остатки, как вам, возможно, кажется. Однако кое-что, ПОКА я жив, мне совершенно необходимо. Вас это, может быть, удивит, но дело в том, Грант, что некоторые принципы у меня имеются. В частности, я… я всегда старался вести себя как цивилизованный человек. Не окажу, что это всегда мне удавалось. Но, сделав что-либо неподобающее, я старался загладить свою вину.
   Именно сейчас Грант начал его понимать. Только сейчас он почувствовал, как сильно заблуждался насчет Мак-Нила. Нет, заблуждался – не то слово. Во многом он был прав. Но он скользил взглядом по поверхности, не подозревая, какие под ней скрываются глубины.
   В первый и – учитывая обстоятельства – единственный раз ему стали ясны истинные мотивы поведения инженера. Мак-Нилу с его так часто раздражающей Гранта самоуверенностью, вероятнее всего, было наплевать на общественное мнение. Но ради той же самоуверенности ему необходимо было любой ценой сохранить собственное доброе мнение о себе. Иначе жизнь утратит для него всякий смысл, а на такую жизнь он ни за что не согласится.
   Инженер пристально наблюдал за Грантом и, наверно, почувствовал, что тот уже близок к истине, так как внезапно изменил тон, словно жалея об излишней откровенности:
   – Не думайте, что мне нравится проявлять донкихотское благородство. Подойдем к делу исключительно с позиций здравого смысла. Какое-то соглашение мы ведь вынуждены принять. Приходило вам в голову, что, если один из нас спасется, не заручившись соответствующими показаниями другого, оправдаться перед людьми ему будет нелегко?
   Это обстоятельство Грант в своей слепой ярости совершенно упустил из виду. Но он не верил, чтобы оно могло чересчур беспокоить Мак-Нила.
   – Да, – сказал он, – пожалуй, вы правы.
   Сейчас он чувствовал себя намного лучше. Ненависть испарилась, и на душе у него стало спокойнее. Даже то, что обстоятельства приняли совсем не тот поворот, какого он ждал, уже не слишком его тревожило.
   – Ладно, – сказал он равнодушно, – покончим с этим. Где-то здесь должна быть колода карт.
   – Я думаю, после жребия сделаем заявления для Венеры оба, – с какой-то особой настойчивостью возразил инженер. – Надо зафиксировать, что действуем мы по полному взаимному согласию – на случай, если потом придется отвечать на разные неловкие вопросы.
   Грант безразлично кивнул. Он был уже на все согласен. Он даже улыбнулся, когда десятью минутами позднее вытащил из колоды карту и положил ее картинкой кверху рядом с картой Мак-Нила.
 
   – И это вся история? – спросил первый помощник, соображая, через какое время прилично будет начать передачу.
   – Да, – ровным тоном сказал Мак-Нил, – это вся история.
   Помощник, кусая карандаш, подбирал формулировку для следующего вопроса.
   – И Грант как будто воспринял все совершенно спокойно?
   Капитан сделал свирепое лицо, а Мак-Нил холодно посмотрел на первого помощника, будто читая сквозь него крикливо-сенсационные газетные заголовки, и, встав, направился к иллюминатору.
   – Вы ведь слышали его заявление по радио? Разве оно было недостаточно спокойным?
   Помощник вздохнул. Плохо все же верилось, что в подобной ситуации двое людей бесстрастно вели себя. Помощнику рисовались ужасные драматические сцены: приступы безумия, даже попытки совершить убийство. А в рассказе Мак-Нила все выглядело так гладко!
   Инженер заговорил снова, точно обращаясь к себе самому:
   – Да, Грант очень хорошо держался… исключительно хорошо… Как жаль, что…
   Он умолк: казалось, он целиком ушел в созерцание вечно юной, чарующей, прекрасной планеты. Она была уже совсем близко, и с каждой секундой расстояние до этого белоснежного, закрывшего полнеба серпа сокращалось на километры. Там, внизу, были жизнь, и тепло, и цивилизация… и воздух.
   Будущее, с которым совсем недавно надо было, казалось, распроститься, снова открывалось впереди со всеми своими возможностями, со всеми чудесами. Но спиной Мак-Нил чувствовал взгляды своих спасителей – пристальные, испытующие… и укоризненные тоже.